Надо сказать, что очень условно в мастерской Махтана можно было насчитать следующие помещения. Сначала светлая, большая комната, вопреки расхожим представлениям, удобно обставленная для посетителей. Там стояли большие столы, приспособленные для рассматривания эскизов, чертежей и набросков, и вообще - для всего крупного и массивного; было и несколько небольших столиков для изучения мелкой работы - например, ювелирных мелочей,  по преимуществу поделок Нэрданель; стулья и лавки располагались так, что можно было и посовещаться с широким кругом единомышленников, и неспешно обговорить сокровенное наедине с Мастером. Если приглядеться попристальнее, то в правой стене виднелась совсем небольшая дверь, незаметная с первого взгляда. Она вела в ювелирную мастерскую. Обстановку её составляли несколько столов с маленькими весами-разновесами, тисочками, паяльниками, разнообразными приспособлениями для чеканки, небольшими станочками для создания скани, зерни и эмалей, измерительными приборчиками, приспособленными для малых ювелирных изделий, а также станки со шлифовальными камнями, чем-то отдаленно напоминающими гончарный круг. По стенам тянулись разнообразные сплошные стеллажи с образами пород и таинственно, хоть и немного пыльно посверкивающими камнями и кристаллами  разной степени обработки. В отличие от кузни, где огонь пылал неугасимо – во всяком случае, не было замечено, чтобы он когда-нибудь там не горел – огонь в миниатюрном тигле загорался, в общем-то, по необходимости. Готовые изделия хранились в особом шкафу, под замком.
Второе и третье внутренние помещения, располагавшиеся прямо за приемной, были, с одной стороны смежными, но в то же время каждое из них располагало отдельным выходом во внутренний двор - чтобы при условиях хорошей погоды, соответствующего настроения и трудовой надобности, мастера и подмастерья могли работать и на улице.
В кузне было страшно и интересно. Кисловатый, немного тревожный и плотных запах металла - чем-то сродни запаху совсем свежего хлеба ( а может, то было и не сродство хлебу, а сродство Преображающему Пламени?). Рокотало и пело трескучую песню само Пламя - то обжигающе-белое, то равнодушно- желтое, то холодного алого цвета. По стенам висел непонятный инструментарий неясного назначения; около наковальни в строгом порядке лежали кузнечные молоты, какие-то длинноты самых залихватских очертаний, в углах лежали дубленые гармоники мехов в деревянных рамках.
Мастерская каменотесов была одновременно и похожа и непохожа на кузню. Отличала ее, по всей видимости, атмосфера - сухой прах песчаника, невесомая гранитная взвесь, блестящая, холодная пыль мрамора точно витала в самом его воздухе. Сходство было в обилии инструмента, не менее непонятного для посетителя, чем загадочные орудия кузнецов: зубила, киянки, напильники, молоты. Вдоль стен тянулись полки с готовыми изделиями мелкого калибра; творения, не столь мелкие и сопоставимые с размерами с ростом творца, стояли под ними также по периметру залы; мощные, величественные формы могли сонно протянуться и через мастерскую, и даже частично обнаружиться на свежем воздухе: все зависело от размера произведения.
С утра Мастер по заведенному порядку начинал с посещения своей "приемной": беседовал с заказчиками и обсуждал планы на самое ближайшее будущее; потом разбирал принесенное для мастеров и рассматривал недавно выполненные работы учеников. Днем он показывал наиболее сложные приемы ювелирного и кузнечного дела и особые умения в мастерстве каменотеса; вечер был отведен для обращения к пройденному, вопросов и ответов учеников и исправлению, насколько это было возможно, допущенных ошибок.
Иногда - поздними вечерами - случалось, что друга посещал Финве.