Горькая настойка Красться. Ночь твою красть.
Холодом меж лопаток течь.
Поздно. Легла твоя масть.
Душу - в небо, как камень с плеч.
Драться. Себя раздать.
Пламенем увести во тьму.
В себе - меня распознать
несложно. Не спрашивай, почему.
Полночь. Глаза протри.
Опомнись - продан твой срок.
Болен. Мир изнутри
в этот миг разрывает висок.
Весенний рассвет Сквозь прорехи пыльного неба
нам отсыпали мерку солнца.
Пью ее, вопреки запретам,
полной пригоршней из колодца.
Нас оплакали боги снегом,
да забыли выставить водки...
Я вчера увидела стерха,
но запомнила - только когти...
* * * Не жалуюсь. Я, в принципе, привык
к тому, как невнимателен и черств
весь мир. Как равнодушен к идеалам.
А отражение – в упор глядит устало.
Сказать бы, мол, уже во многом мертв,
но что-то стиль становится безлик.
Задумался. О жизни. Вот вопрос…
Смиришься. Пусть непросто поначалу.
Сомнения улягутся в душе,
ах да, навоевались мы уже,
чтоб пить вино полуночной печали
и горькую настойку тайных слез.
На воду можно разменять беду,
а свечи все – под шкаф, в железный ящик,
во тьме смотать, как пряжу, лунный свет;
и мир, освобожденный от примет
столь восхитительный, проснется настоящим
и пустит корни в хмель и череду.
В кофейной чашке – ароматный яд,
а может только от простуды зелье, -
нет разницы. Лишь залпом выпить то,
что ныне – не способен дать никто.
По каплям розданы. На скоростном пределе
мы круг прошли по восемь раз подряд.
Наваждение (Taer) В плаще из осеннего ветра,
С котомкой из летней суши
Мечта постучится в двери,
Чтоб увести твою душу.
Она подойдет чуть слышно
По лунной дорожке печали…
Пара слов – ты уже не дышишь,
Ты не хочешь, чтоб вас – узнали.
Устремишься навстречу Тени,
До конца не сумев поверить,
Что сплетается голос Неба
В колыбельную песню смерти…
Мозаика 1
В этом мире от века не было стен,
в этом месте от века не знали дорог.
Приходи, ты услышишь, как плачет день,
у него на коленях умер мой Бог.
2
Не помню запахов, цветов добра и зла,
лишь вздох. Рука замерзла над страницей.
Я попрошу у неба два крыла.
Мне нужен час. Чтоб обернуться птицей.
3
До рождения нового солнца
одурманен росой медвяной,
разговором стальных колокольцев,
грустью повестей Сарояна.
Образ В цвет
окружающему
пространству
строки -
закатом
на серебре.
...опиши меня.
Одной единственной мыслью
спой,
пока стоишь у операционного стола
жизни -
стой.
Небо уже истекло кармином.
Нет.
Не веришь?
Все звездные карты сгорели давно
в камине
здесь...
...в ту вечность,
пока
я распадаюсь
тенями
пламенного клинка,
оставаясь
инеем
на стекле,
напиши меня...
Тяжким
движением вина
в хрустале...
Имя ...там
где,
ты помнишь,
ивовой ветвью, рыбкой листа
в воде -
полночь...
Стынет
солнечный блик - следами,
фразами,
корнями стен,
имя...
скатится за воротник -
слезами.
Стразами.
звездная тень...
скользнет,
не воротится;
взгляни
за околицей
у земли,
дорога твоя свернулась
пестрой
змеей
в пыли...
Прозрение нетвердой походкой
по снегу
по следу
по слезам
и серой кирпичной кладке
босиком
по свету
он
обжигающе-ледяной
нет, теплый
и отчего-то
гладкий
спотыкаясь
падая
пугаясь осени
и шагов
собственных
стука
успеть
увернуться
а в спину бросили
«Чертова кукла!»
Сумасшествие Моя лестница
остатки
зубов сплюнула.
Надменная,
нищая,
слегка безумная.
А за спиной
тени
бродят,
одиноких
смущая
топотом.
Разговоры
со мной
водят
стекл
янисто-
острым
шепотом.
Гадание Что богу - пусть будет богово.
Звериное - зверю в логово.
Птичье - пернатым на плечи.
Что до меня - так еще не вечер.
Пряжа - спицам, гребень - волосам,
Что мне сгодится, то возьму сам.
Ярмарка ..невозможно близко,
почти и низко -
флейта, барабаны,
собрались рано,
вокруг, незримы
отстукивают ритмы
по костям, ребрам,
по радостям добрым.
Чуть дальше – дольше,
где людей больше,
песнопения, хорал,
ангел ног не замарал.
Ходит тихо в вышине,
плачет.
Видно, не по мне.
Совсем вдали –
череп в пыли
белеет, нем -
одинок совсем.
...прислушайся, враже,
стоишь на страже,
в темной глуши
расслышать спеши:
на городской площади,
вслед зимней стуже, -
кого-то режут,
кого-то душат.
* * * Нас учили верить в Добро:
Мы писали по черному алым;
Чтоб, как воздух, пить серебро,
Пламя знаменем нашим стало.
Нас учили славить добро.