Письмо

Слова и буквы складываю в строки,
Рукой небрежной расчертив листок,
И чувств и мыслей бурные потоки
Текут, рисуя за витком виток.

Легко ложатся в белизну бумаги,
Как в мягкий снег, простые письмена,
Густые капли ярко-алой влаги
Остались от разлитого вина.

Куда пишу - боюсь, сама не знаю:
Там, где живешь, квартир и улиц нет.
Лишь аккуратно выведу по краю:
"Заката блики, Трефовый Валет".



                 *   *   *

Ах, романтика кочевая!
Жизнь привольную воспевая,
Ветром утренним умываясь,
Шли цыгане зарей на юг.

Вечной страстью душа ведома,
Сердце сладостно жжет истома.
Одиночество им не знакомо:
Каждый каждому - брат и друг.

Им бы только свет солнца в очи,
Поцелуй под покровом ночи -
И не надо богатых вотчин,
Ни к чему им крестьянский плуг.

Вы возьмите меня с собою!
Пусть я буду всегда чужою,
Может, жизни такой не стою,
Но не прячьте горячих рук!

Но ответили мне цыгане:
"Твой порыв и смешон, и странен,
Не понять нам твоих страданий:
Нам не ведом души недуг".

...Ах, романтика кочевая!
Жизнь безвольную проклиная,
Я все слушала, чуть живая,
Затихающий скрипки звук...



                 Сон

Мне снился сон.  
Я видела тебя.  
Ты улыбался  
с грустью, мне привычной.  
О вечном  
что-то говорил опять  
И, вероятно, прав был,  
как обычно.  
Но я не слушала  
мудрейших из речей,  
А все в тревожные глаза  
смотрела.  
Один  
из созданных когда-либо ключей -  
К твоей душе -  
Я так найти хотела.  



                 *   *   *

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Я ревную тебя к прошлому...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Надежда Буранова

Встретим вместе день сегодняшний?
Позабудем про вчера?
Сжечь в костре, поверь, несложно мне
Дней прошедших веера:

Твое имя в них не вписано
(Сплошь чужие имена),
Сколько слез на них нанизано...
Тлеть в огне тем временам!

Только знаю я, как памятны
Для тебя былые дни,
Только ты свои пергаменты -
Вопреки мне - сохрани.



                 *   *   *

Как странно жить и чувствовать "живу",
Как необыкновенно ощущенье!
Как не порвать границу-тетиву
Меж двух миров: сознаньем и забвеньем?

Как странно жить и чувствовать "дышу",
Как воздухом невинно упоенье!
Как не утратить сквозь душевный шум
Способность к столь простому наслажденью?

Как странно жить и чувствовать "люблю",
Как сердца непреложно повеленье!
Как уберечь животворящий ключ
От неизбежного когда-то иссушенья?

Как страшно жить, не чувствуя того,
Существовать как в чьем-то сновиденье,
Просить у неба только одного -
От пустоты в душе волшебного спасенья.



                 *   *   *

В твоих глазах - рассвета тишь и холод,
И ночь - в моих,
Но этот миг, степного ветра соло -  
Для нас двоих.

В твоих глазах - восходит Солнце рано,
В моих - Луна,
Но эта вечность, тьмы и света танец -
Теперь - для нас.



                 *   *   *

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Так начались для меня дни бесконечного . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . мрака и полного бессилия...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Роджер Желязны, "Девять принцев Амбера"

Темно и тихо - да уже не страшно,
Ведь все это привычно и неважно
Для узника высокой старой башни,
Лишенного окна в реальный мир.

Шагами мерю скользкий пол темницы,
Взор устремив в себя - пусты мои глазницы -
Ловлю воспоминаний вереницы,
Тку жизнь из них, как тонкий кашемир.

Впадаю в забытье и просыпаюсь снова,
Меняя яркость снов на вечный мрак, оковы,
Крысиный писк и хлеба вонь гнилого,
Мешаю слезы с кровью пополам.

А по ночам, что, впрочем, неизменны,
Мой крик, как вой взбесившейся сирены,
Скрежещет по цепям и крошит стены,
Разбившись, затихает по углам...

Но знаю, мой палач еще услышит
Тот голос, что тоской и болью вышит,
В глазах моих, которых больше нет,
Узрит свой приговор на сотни, сотни лет.



                 *   *   *

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Попутчику

Так что же, мой печальный визави,
Неужто не обмолвишься и словом?
Молчанье - золото? Да как ни назови -
Мне не нужней оно, чем исповедь святого.



                 *   *   *
(Ассоциация на стих Майка)

Будни московского дворика,
Скучный и пыльный пейзаж:
Тополь нервирует дворников,
Пух выпуская в тираж;

Сохнет белье на веревочках,
Чьи-то взлетают носки;
Морды усатые в форточках
Киснут с июньской тоски;

Бабушки - сплошь одуванчики -  
Третий полощут скелет;
Два кучерявеньких мальчика
Муркин рисуют портрет;

"Стульчики!", "палки!", "топорики!" -  
Режутся деды в лото...
В небе московского дворика
Солнечный светит желток.



                 *   *   *

Я глазами воспаленными,
Южным солнцем воспламененными,
Цветом зарева налитыми,
Как в предсмертный час - раскрытыми -

На - соленым блеском брезжущий,
Волны моря в брызги режущий -
Свет, безжалостно мучительный,
Жаром умопомрачительный

Все смотрю, а в сердце - холодность:
По сверканью снега - голодность.



                 *   *   *
(Ассоциация на стих Мариты "Сплин")

Треск поленьев, свет камина,  
Запах дерева и тмина.  
Сна и мыслей нет в помине,  
На столе - бумаги лист.  
 
За окошком - хлопья снега,  
У камина - жар и нега,  
Звук секундного побега:  
Время здесь - всегда солист.  
 
Догорел огонь в камине,  
Меркнут искры, уголь стынет.  
Сна и мыслей нет в помине,  
Лист все так же бел и чист.



                 Дорога

Прерывистая линия - в сплошную
Сливается под натиском колес.
Развилку за развилкою миную,
Куда меня сегодня черт занес?

Пусть желтые огни летят навстречу,
Размазавшись, стекают по стеклу.
А я все дальше по дороге - вечной -  
Качусь, чужой домашнему теплу.



                 Акмеистам

Музыканты словесной свирели,
Вольно-грозных мыслители дум,
Может быть, все еще в Коктебели
Кофе пьют и едят "каракум".

Может быть, все еще в Ленинграде,
В сигаретном нависшем дыму
О великих поэтов плеяде
Говорят в ожидании муз.

Может, в тюрьмы несут передачи
Тем, кто выбыл из жизни страны,
Стих о горечи в письмах горячих
Посылают в окопы войны.

Может быть, по этапу строем
Все еще - как тогда - идут.
Музыканты словесности - стоя -  
Умирают. Им - божий суд.



                 *   *   *

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Не сравнивай: живущий несравним...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Осип Мандельштам

Не сравнивай меня с собой, себя - с другим,
Ведь каждый из живущих - несравним.
Не сравнивай! Кого-то встретив раз,
Ты не найдешь в толпе таких же глаз.

Не сравнивай! Ведь ты неповторим,
Единственен. Похож - но несравним.
Храни себя таким, каков ты есть...
Ведь недостатков - и своих не счесть.



    Восемь

Я в понедельник тешусь шоколадом,
По вторникам люблю сухой кагор,
По средам чту покой и тени сада,
По четвергам хожу в сосновый бор.
Закатом в пятницу любуюсь до рассвета
Субботнего безоблачного дня,
А в воскресенье следую завету,
Стараясь слово божие понять...

Горчит кагор, а шоколад стал постен,
Повырывала буря сотни сосен,
В саду недавно поселилась осень...

...А дней в неделе оказалось восемь.



                 *   *   *

Я темный, мрачный человек под клетчатым зонтом,
Я вижу всякого насквозь, но не кричу о том:
Я не скажу Вам, что Ваш друг - завистник и злодей,
И не доверился б ему, не будь других людей.
Не сообщу, что Ваш сосед - хвастун и пустотреп,
Не стал бы слушать я его, будь он хоть трижды поп.
Я промолчу о том, что Вы - последний негодяй
И, несмотря на внешний шарм, ханжа и скупердяй.

Я лишь пройду на фут от Вас, укрывшись под зонтом:
Я темный, мрачный человек... и одинок притом.



                 *   *   *

Скачут капли по карнизам,
Пляшут тучи в небе сизом,
Гром катается по крыше -  
Летний дождик в город вышел.
Ветер - тоже на прогулку
И шныряет по проулкам,
Вертит зонтики прохожих,
То взметнет, то вдвое сложит.
Виснут молнии на стенах,
На заборах, на антеннах.
Расшалилось нынче лихо.
...У меня же в сердце - тихо...



                 *   *   *

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . "Обрывки и кусочки жизни..."

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Из маминых слов

Обрывки и кусочки,
Отрезки, лоскутки.
Из отправленья точки,
Сквозь жизни завитки.

Обрывки и кусочки,
Секунды и года,
Из памяти - по строчке -
Дома и города.

Мозаики и фрески
По памяти - в панно,
Из кадровой нарезки
Сложу про жизнь кино.



                 *   *   *

Должен выпасть к утру первый снег.
Я предчувствием будто пьяна,
В ожиданьи стою у окна.
Должен выпасть к утру первый снег.
Есть примета - светлеет Луна,
Не сомкнуть мне оснеженных век:
Должен выпасть к утру первый снег -  
Я предчувствием будто пьяна.



    Мой мир

Открой глаза. Ты видишь свет заснеженной Луны?
Едва заметный трепет звезд, сиянье белизны,
Полет совы полярной, взмах огромных белых крыл,
Густой заиндевевший лес, что на века застыл?

Прислушайся. Ты слышишь песнь потусторонних флейт?
Тяжелое дыханье гор - недвижных королей,
Звон снегопада, скрип тропы, седого волка вой
И шорох хвойной тишины над самой головой?

Мороза терпкого глоток испей - и позабудь,
Что видел, слышал и каков в страну мечтаний путь.
Тебе я показала то, что ты не мог понять,
Теперь покинь, оставь мой мир... и в нем оставь меня.



                 *   *   *

Сплетя из инея вуаль,
из снега - шаль,
Бреду одна в пустыне вьюг
искать Грааль.
Спалив предчувствия в кострах -  
в ладонях прах -
Предпочитаю пятый круг
трем сотням плах.

По перламутровому льду,
скользя, иду,
У тьмы по искорке тепло,
стыдясь, краду.
Но мне совсем не будет жаль
свою печаль,
Когда мой круг пронзит стрелой
la vue fatale.

_{__
Прим.авт.: la vue fatale - зд.: роковая, судьбоносная встреча взглядов}



    Прощальный сонет

Как дождь стихает в густоте тумана,  
И вместе с мартом тают снегири,  
Как опадает белый цвет с каштана,  
И на рассвете гаснут фонари,  
 
Как стягивает льдом ручей в овраге,  
И сыплется мозаика с церквей,  
Как бьется сердце на последнем шаге,  
И в полночь затихает соловей...  
 
Так ухожу, в ресницах спрятав грусть,  
Не жди меня - и, может быть, вернусь...  



                 *   *   *

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Лису Смирре,

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . поэту и другу

В комнате цвета бордо
Зеркало вылито льдом,
Бархатных снов гобелен
Меркнет под тяжестью стен.
Веет от стен бедой.

Рыжий потрепанный мех -
Вызов немой полутьме -
Твердая чья-то рука
Бросила в зеркало, как
В главную из помех.

Темно-бордовый шифон -
Сердцу уставшему в тон.
Кружится рыжая пыль...
Тает, мигая, фитиль...

В зеркале спит Persephone.



                 *   *   *

Манящие круженьем на край света
Артисты поднебесного балета
В хрустально-сказочных беретах из жоржета,

То на косые опускаясь крыши,
То по ступеням прыгая все выше,
Вдруг застревают в виражах трехстиший...

Под тихий скрип виниловой пластинки
Бесшумно исчезают по старинке
Лихие ласточки зимы - снежинки...



                 *   *   *

Наверное, я вовсе не поэт.
Настал конец рифмованной главы:
Моей несчастной музы нет в живых,
А вместе с ней меня, пожалуй, нет...



    Разговор с собой

Не мечтай ни о чем - забудь,
Как бы ни был заманчив путь,
Как бы ни был обманчив взгляд.
Кто купился - давно распят.

Не мечтай ни о чем - не верь,
Не восполнит ничто потерь,
Не искупит ничто обид.
Кто повелся - давно убит.

Не мечтай ни о чем - играй:
Лишь актер получает пай,
Лишь за фальшь позовут на бис.

...А не можешь - так застрелись.



                 *   *   *

Зачем Вы эту игру  
Затеяли? Я беру  
Тайм-аут. Да нет - реванш!  
Предложите мне карт-бланш?  
 
Зачем Вам мои глаза  
Горящие? Лишь азарт?  
Но здесь не уместен блеф,  
Мы с Вами - не пара треф.  

К чему нам грим, декорации,  
Костюмы? Пойми: овации  
Достались кому-то третьему,  
Так просто позволим петь ему?  

Спектакль провален, освистан,  
Сценарий небрежно пролистан
Несчастным слепым режиссером,
И брошен в корзину с сором.

Мы заигрались, наверно, вошли в раж.  
Приз за лучшую роль - ни мой, ни Ваш.  
Раскроем же карты, быть может, уже пора?  
Вы так и не поняли: мною - нельзя играть.



                 *   *   *

Намеки на тебя искала в звездах,  
Бросала карты, проливала чай,  
Гадала по заснеженным бороздам,  
По высоте полета птичьих стай.  
 
Ловила звуки музыки из окон,  
Несмелые постукиванья в дверь,  
Прислушивалась к песням водостока,  
Из двух мелодий выбирала - две.  
 
А в сумерках свои кромсала перья,  
Срывала, переламывала, жгла  
... И в форточку к попутчице-метели
Летела белая пушистая зола.



    Очередь

За билетами в театр -
В два с пролетом этажа -
Люди стройным дружным рядом,
Дуя в ус, галдя, жужжа,
Продвигаются неспешно
С телефоном, книжкой, псом,
Чешут нос рукой потешно,
Хлеб глотают с колбасой.
Кто вздыхает, кто скучает,
Крутит кто кулек брошюр,
Кто по лестнице сбегает,
Я ж про это стих пишу.



                 *   *   *

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Я думал, ты относишься к этому легче...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . В.Х.

Я стала - вновь - свободной, непокорной,  
Отпущенной пружиной, вскрытым током,  
Последним сорванным с макушки белым клоком,  
Непредсказуемой, совсем немного - вздорной.  
 
Легко люблю, легко перерубаю  
Сплеча, наискось, не жалея щепок.  
И не ищу беспомощно зацепок,  
Скользя по самому обманчивому краю.



                 *   *   *

Я заглянула
В глубины октябрьских луж
Под полуночным небом
И - словно на бис -  
Под меланхоличные танцы
Эгоцентрических, фосфорических
Геометрических фигур  
Падаю,
Падаю вниз,
Чтоб сквозь прозрачные веки
Смотреть черно-белые сны
На дне октябрьских луж
Под полуночным небом. 



                 *   *   *

С усмешкой смуглого и прямоносого киприота
Как следствием безжалостной и ядовитой остроты,
Застывшей на губах с облупившейся позолотой
От частых поцелуев, с упрямством на подбородке,
Античный идол - пародия смертного на Эрота -
Открыл мне зеленых когда-то глаз зияющие пустоты:
               "Хочешь, люби меня, глупая. Я не против".
 


                 *   *   *

Со всеми я и, кажется, ни с кем.
Для многого и, вроде, низачем.
Нигде, повсюду, в то же время - здесь.
Хватило б крохи мира, нужен - весь.



  После тебя

Алым на стенах -
Живопись мрачная,
Ниткой на венах -
Смерть неудачная.

Рвать беспощадно
Тьму паутинную,
Дико, надсадно
Выть по-звериному,

Рушить, крушить
Без оглядки и жалости
Выпотрошить
Всю боль, что осталась мне
                                 после тебя.



    Я буду ревновать…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . В.А.Х.

Я буду ревновать тебя к твоим новым женщинам,  
К их дешевым нарядам и бусам, на них навешанным,  
Губам, и – конечно – разделяющим ноги трещинам,  
 
К их взглядам в твою сторону, лишенным моей нежности,  
Рукам, холодным и грубым в своей поспешности,  
Красоте, обреченной, как и моя, на убийство вечностью,  
 
К друзьям, с которыми ты разделишь несчастья и горести,  
Ведь хочу владеть твоей печалью безраздельно и полностью,  
Как своей потонувшей в глазах двадцатилетней молодостью,  
 
К холостяцкой квартире и полупустой в ней комнате,  
Которая запахом моих духов никогда уже не наполнится,  
И засыпая в которой, обо мне вряд ли вспомнишь ты.  
 
Не буду ревновать тебя, пожалуй, только к той одной,  
Которая станет тебе новой (надеюсь, последней) женой,  
 
Подарит чудесных похожих на отца детей –  
Сколько ты хочешь? Троих? Четверых? Смелей!  
 
С точки зрения бесконечности ты совсем еще молод,  
Ведь тридцать три – даже не причина, а скорее повод,  
 
Чтобы преуспеть на этом достойном поприще.  
(Рада, что осуществишь это без моей помощи).



                 *   *   *

Усевшись на сколотый край потоптанной временем, но упорствующей пластинки,
Под тоскливые взвывы не чьи-нибудь, а самого Шаляпина,
Смотрю, как мелькают фрагменты хроники и красочные картинки
Событий из множества жизней, которые я прошляпила.



                 *   *   *

Солнце под тяжестью неба растаяло
И растеклось по верхам облаков.
Сердце под тяжестью взгляда расплавилось
И разлилось наводненьем стихов.



    Пространство

Не прикасайся к телу, не приближайся вовсе,
Резких движений не делай, не демонстрируй ловкость.

Не говори о высшем: ты ни пророк, ни философ, -
Не спрашивай лишнего, не задавай никаких вопросов.

Тяжело не вздыхай, не нарушай молчания,
Не занимайся себялюбием или самокопанием.

Не заставляй смеяться, не упрекай в лености,
Не смотри на меня со страстью, не смотри с ненавистью.

Не заглядывай в скважину, не переступай порога,
Не приводи ни бражников, ни своего бога.

Не открывай запыленные окна, не стучи в закрытые двери,
Мое присутствие с этом доме не пытайся на слух измерить.

Приветствую! 
Стихотворение очень нравится.

Амберский - это который про королевство Амбер. Восемь романов (пять про Корвина, три про Мерлина). Ссылкой сейчас поделюсь в здешний приват, а сами книги _всяко_ рекомендую, они безусловно стоят прочтения :)

Ах, романтика кочевая!
Жизнь привольную воспевая,
Ветром утренним умываясь,
Шли цыгане зарей на юг.

Вечной страстью душа ведома,
Сердце сладостно жжет истома.
Одиночество им не знакомо:
Каждый каждому - брат и друг.

Им бы только свет солнца в очи,
Поцелуй под покровом ночи -
И не надо богатых вотчин,
Ни к чему им крестьянский плуг.

Вы возьмите меня с собою!
Пусть я буду всегда чужою,
Может, жизни такой не стою,
Но не прячьте горячих рук!

Но ответили мне цыгане:
"Твой порыв и смешон, и странен,
Не понять нам твоих страданий:
Нам не ведом души недуг".

...Ах, романтика кочевая!
Жизнь безвольную проклиная,
Я все слушала, чуть живая,
Затихающий скрипки звук...

Майк, и еще раз спасибо на добром слове!
Я, может, вскоре еще чего-нить выложу.

Ах, романтика... Замечательный стих.

У меня стих навеялся в ответ. В моем треде.

В твоем стихе мне очень близко содержание. А вот форму оценить у меня не получилось, это субъективно. Я плохо понимаю глагольные ассонансы (смотрела-хотела), это тоже субъективно.

ой...я не хотел... Просто почти у каждого критика есть "любимая мозоль", у меня это - глагольные рифмы.
Но здесь речь несколько о другом. Практически во всем стише точные рифмы(речей-ключей и т.д.), за исключением "тебя-опять". При стандартном разбиении на две строфы ассонансная рифма царапала бы при прочтении, а в такой форме впечатление сглаживается.

Мне очень нравится "Сон", и субъективно мой слух не царапает здесь ни один ассонанс. Упорно и принципиально никогда не считаю авторское "так пришло" оправданием небрежностей в стихе, но в данном случае, по-моему, все "пришло" правильно: четкие рифмы испортили бы все ощущение неуловимости, зыбкости сна. Мне кажется, тут действительно нужны именно ассонансы. И очень, имхо, правильное ощущение "недосказанности" в конце, потому что сны кончаются неожиданно.

Ну почему же сразу "не буду"? Нормальная авторская позиция, защищать свое. С моей _кадаврячьей_ точки зрения, важно, что именно пытаются так защитить: нечто индивидуальное - скажем, нестандартный или не понятный (критику) образ или "палка-селедку". Первое действительно может быть сугубо индивидуальным и "так прийти", а вот со вторым уже гораздо, гораздо сложнее :)
Так что я вовсе не ЦУ давал (упаси Ежик!!!), а разъяснял собственную кадаврскую позицию, которая ни одного автора ни к чему не обязывает, даже меня самого :)
Другое дело, что есть... прямо-таки волшебная когорта авторов, которые сначала пишут что-нибудь в духе "карова упадла в пруд рано по утру", а потом считают, что стоит им сказать заклинание "это мое поэтическое видение" - и вся критика тут же смущенно уползет. Но это совсем другая песня, и что-то я ни разу за тобой такой склонности не замечал. Зато усматриваю печальную закономерность: начинающий автор от такой позиции иногда все же отказывается, а вот если взрослый, давно пишущий человек - то как правило нет, и все эти давно пишущие люди так и остаются дилетантами. Жутковатая отмазочка, в этом смысле.
Прошу прощения за полуоффтоп, но очень не хотелось быть неправильно понятым из-за того, что в прошлый раз сэкономил букафки и ляпнул непонятное.

(мрачно) леди Виахильд, кадавр на Ваших стихах скоро с голоду помрет...

Одна придирка все же есть - "вопреки мне сохрани". То ли оно субъективное, то ли здесь немного слишком сильно ударение падает на "ки", а "мне" совсем проваливается, и из-за этого как-то тянет сразу перечитать строку, потому что кажется, что смысл неверно понят.
С другой стороны, вполне цветаевская такая интонация, но если специфика именно в интонации, то может быть, "вопреки мне" лучше снабдить тире с двух сторон, чтобы после "мне" была четкая пауза?
Вот, выродил хоть один погрыз...



Upd.: еще раз вслух прочитал, и все-таки скажу вслух, что меня смущает последняя строфа. Смущает тем, что у ней первая половина как бы ярче, насыщеннее оригинальным смыслом, чем вторая. Поэтому последние две строки как-то... деловито смотрятся, информационно. Посоветовать, что с этим поделать, не берусь, да и вообще это может быть сугубо индивидуальный такой глюк восприятия.

Цитата:

Ой. Нинада! Если голодная смерть замаячит на горизонте, всегда можно пойти "стихи.ру" почитать :)))

Цитата:

Аццки приятно пригодиться. Оченно рад.

Цитата:

Надо еще мнений подождать. Во-первых, меня может субъективно глючить. Во-вторых, смысл-то там понятен, но (осторожно, имха!) в тексте именно стиха оно, на мой взгляд, отразилось... немного слишком прозаически. Вот не будь это самые последние строки - другое дело, а именно в последних мне не удалось найти ни одного образа. Пока не удалось, во всяком случае, и это при условии, что я его не прозевал просто.
Будь это мой собственный стих, я бы наверное попробовал поменять половины строфы местами с минимальной коррекцией теперешних "первых двух" строк. Но это из разряда "если б оно было мое" и по сути тоже имха.

Цитата:


Прошу прощения за длинный модерский оффтопик! :)

Хм. А мне все равно кажется, что эта строфа, даже в новом варианте, не последняя. Там какая-то незавершенность.