"Гав!"

Если ты покажешь псу
Мясо или колбасу,
То собака, хвост задрав,
Непременно скажет: "Гав!"

Если ты пойдешь в леса
И возьмешь с собою пса,
То среди кустов и трав
Будет слышен звонкий "Гав!"

Если стук раздастся в дверь,
В тот же миг проснется зверь
И, у двери храбро встав,
Закричит пришельцу: "Гав!"

Если пес на стол залез
И твою котлету ест,
Ты, конечно, будешь прав,
Если скажешь: "Гав! Гав!! Гав!!!"

Я мифический зверь, я козёл отпущенья.
Я почти что Иисус: избегая отмщенья,
Вы, распутством нарушив заветы отцов,
На меня возложили всю тяжесть грехов.
И теперь виноватым иду меж людей:
«У кого есть грехи? Подходите скорей!»
Как покорный ишак, тяжкой ношей согнут:
Вы руками касались – а лучше бы кнут,
Что со свистом сдирал мою шкуру с костей.
Вот она какова, благодарность людей!
Я тащусь весь в цветах, но судьба моя зла.
Заболтался я что-то... простите козла.

   О счастье

В небе месяц. Ночь светла...
Ходит кот вокруг стола.
Верит кот, что счастье близко -
На столе лежит сосиска!

  Немного грамматики

Отдыхая от трудов и забот,
На диване тихо спит серый кот...

Но, лишь крылья распахнет темнота,
Открываются глаза у кота.

Только дверь приотворите коту -
Он тотчас же ускользнет в темноту,

И немедленно шального кота
Укрывает, как плащом, темнота.

Толко шорохи ночные потом
Вам расскажут, что творится котом!

У людей заботы, впрочем, не те -
Вряд ли вспомнят до утра о коте...

Только если посреди темноты
За окошком дико взвоют коты!

Дом

Здесь пристань веры и добра…
Плут-кот мурчит в пустой кровати,
Он ждет обчмока и объятий,
И сонно щурится на бра.

Здесь кормится с руки Пегас,
Когда снисходит до явленья,
И на кота, что занят пеньем,
Косит его лукавый глаз.

У каждой вещи здесь душа,
И ей своя присуща ценность.
Здесь тешат лень, приемлют бренность…
А кот мечтает о мышах.

Здесь дух – усталый пилигрим,
Здесь разум – способ развлеченья…
А черный кот все занят пеньем,
Он точно знает – он любим.

          БАЛЛАДА
     о белой крысе

Когда срывается бешеный норд
Собакою страшной с цепи,
В трюме слышно, как хлещет вода через борт
И как рангоут скрипит...

В такую минуту нужен друг,
Чтоб одолеть свой страх...
И трюмные крысы сходятся в круг
И слушают старый рассказ.

"Случаются редко такие дела, -
Начинает рассказчик седой, -
Но шкурка ее, поверьте, была
Белее пены морской!"

Хоть мать ее трюмной крысой была, -
Продолжит негромко другой -
Любила смотреть сквозь шпигат она,
Как чайки парят над волной.

И вот однажды, когда заря
Окрасила охрой борта, -
Она увидала, как, трубкой дымя,
На мостик взошел Капитан!

Любить способен и слон, и комар -
Всякое существо,
И сердце ее поразил удар -
Она полюбила Его!

Она ходила за ним по пятам,
Умильно морду задрав.
Ее шваброй пытался гонять Капитан...
- Он был, конечно, неправ.

Но вот как-то раз три дня подряд
Трепали корабль шторма,
И эту лоханку покинуть был рад
Любой, не сошедший с ума.

Уже гуляла в трюмах вода,
Корабль ложился на борт...
И ясно любому - пришла беда,
Ему не попасть уже в порт!

Когда уходит в пятки душа -
Не каждый на подвиг готов...
И шлюпки спускал экипаж, спеша,
И прыгали крысы с бортов.

Но, как велит морской устав,
Превозмогая страх,
До конца у штурвала стоял Капитан,
Сжимая трубку в зубах.

Была видна недалеко земля -
Спасение для пловца!
Но Она отказалась уйти с корабля,
Оставшись с Ним до конца...

...И утром чайки видели там,
Когда улеглась волна:
На маленьком плотике плыл Капитан -
А рядом сидела Она!

Я слушаю томно, в пол-уха,
Как бьется плененная муха,
В ужасном смятении духа,
В углу, где паук и разруха.
Нашла на старуху проруха,
Но крик - за пределами слуха,
А боль - за пределами боли...
Прибить ее тапочком, что ли?

Есть в белом свете вычурный зверек,
Он ходит в прериях, подальше от дорог.
Скрывается... Не вдруг его найдешь.
Не черепаха это и не еж,
Читаем Киплинга: "...всегда по четвергам".
Позор, позор и стыд его врагам!
Броня его крепка, душа чиста,
Лишь уши - ахиллесова пята.

Жил крокодил. Дремал, что было сил,
Слезу струил, когда пристойно было,
О чем скорбел? Об этом крокодила
Никто из граждан так и не спросил.