По наводке из ЖЖ "Альтерристика"


Молодой питерский поэт Алексей Афонин на вручении премии "Дебют-2010" произнес эту, имхо, очень жизнерадостную, вдохновляющую речь.

__
http://silvertvar.livejournal.com/243339.html

«СКАЗАТЬ ЖИЗНИ "ДА!"»,
ИЛИ О ПРОБЛЕМЕ ВЫБОРА В СОВРЕМЕННОМ ИСКУССТВЕ

В последнее время достаточно часто приходится слышать об определённом «кризисе смыслов» в современном искусстве. Причём такие тенденции характерны не только для России – на Западе, насколько я знаю, можно наблюдать примерно такую же ситуацию, хотя в России, в силу определенных социально-исторических причин (называемых в просторечии «перестройкой») эти тенденции выражены более ярко. С одной стороны, тоска по ушедшему «Золотому веку» – явление совершенно нормальное для любого исторического момента: осознавать и принимать прошлое гораздо легче, чем меняющееся настоящее, поэтому возникает ощущение большей его ценности. Но некоторые тенденции современного искусства, на мой взгляд, действительно могут вызывать опасения.

В частности, я имею в виду тотальный пессимизм; чувство неверия и покинутости; размывание и профанацию ценностей, в том числе и «вечных». Лично меня, например, неоднократно уже удивляло практически полное отсутствие в современном поэтическом пространстве стихотворений о… счастье (исключения есть, но их очень мало, и практически все они относятся к предыдущим поколениям). Где то чувство упоённости жизнью, благодарности миру за собственное существование, жгучее переживание радости Бытия - подчас трагическое, подчас невыносимое, но, тем не менее, счастливое? Счастье Себя, помогающее справиться с отчаянием? Не только божественный восторг, но и – обязательно – умение и желание наслаждаться самыми простыми и человеческими мелочами: «Где слог найду, чтоб описать прогулку, / Шабли во льду, поджаренную булку / И спелых вишен сладостный агат?» – помните?.. Или – совсем уж неприлично-хрестоматийное: «Мороз и солнце, день чудесный!»…

Сейчас о таких моментах в «большой поэзии» как-то, в общем, не принято; а если и говорят о каких-то маленьких, ненароком ухваченных кусочках счастья – так шёпотом, вполголоса, иронично посмеиваясь над собой – да разве можно такое чувствовать всерьёз? Восторга стесняются, восторг маскируют. Зато вот о боли, о пустоте, об экзистенциальной травме, о несправедливости общей и частной, причём так, будто несправедливость эта является нормой и основным мировым законом – принято и одобряемо: это демонстрирует глубокое знание жизни…

Между тем эта тенденция очень опасна: ведь любое сказанное слово так или иначе меняет мир. Тут мне очень близки размышления поэта Андрея Таврова о большом влиянии истинного Слова на реальность. Однако я совсем не хотел бы акцентировать внимание на каких-либо религиозных или магических практиках (в конце концов, это личное дело каждого). Поскольку есть гораздо более простое объяснение и обоснование этого механизма. В практике нарративной психотерапии существует понятие «Ландшафт идентичности» – обозначающее всю совокупность смыслов, целей, представлений о себе etc, которая составляет личность (идентичность) того или иного индивида. Причём это пространство – и это самое важное! – он волен формировать и изменять по собственному желанию, он властен над ним в любых обстоятельствах. По сути дела, нарративная психотерапия помогает ответить на вопрос «Как не потерять себя?» – в любых условиях. Но ведь «Ландшафт идентичности» есть не только у каждого отдельного человека – он есть и у конкретного социума, и у всего человеческого сообщества. И всё то, что мы говорим и делаем, – все наши обозначаемые цели, намерения, представления о мире – активно участвует в формировании этого ландшафта: это простейший социальный процесс, понятный, я думаю, на бытовом уровне. (В качестве примера можно привести хотя бы влияние масс-медиа на сознание толпы.)

И тут мы вплотную подходим к ещё одному ключевому для меня понятию в творчестве: понятию ответственности за свои слова (и за все сформированные тобой смыслы – ведь речь может идти не только о литературе). В современном сознании всё ещё устойчиво держится модель некоей пессимистической безответственности, хорошо выражающаяся знаменитым горьким высказыванием У. Х. Одена: «Поэзия ничего не меняет!» ("Poetry makes nothing happen".). У Одена были причины, хотя бы психологические, говорить это накануне Второй Мировой; но каковы были бы итоги этой войны, если бы не – в числе прочего – поэзия (как выражение веры и намерения)? Если бы не «Василий Тёркин» и элюаровская «Liberte»? Но, кажется, всё это там и осталось; а на смену пламенным речам пришла отстранённая и холодная рефлексия по поводу пережитого (а иной после такого она быть и не может) – и в таком случае ключевой фигурой в поэзии второй половины XX века действительно можно назвать Пауля Целана – как наиболее точный «камертон эпохи». Пришедшие на смену контркультуры, сфокусированные на эскапистском движении в «Сторону От», а затем подвергший всё иронической деконструкции постмодернизм – довершили дело: люди наконец осознали, что в мире возможно всё – и поэтому ничего не имеет смысла.

В России, в силу определённого культурного отставания, заданного идеологической программой СССР, некие «тенденции убеждённости» искусственно поддерживались ещё какое-то время – но как результат мы получили аллергию на любую убеждённость вообще, тем более сильную, чем больше приходится сталкиваться с её проявлениями. В литературе это наиболее сильно отразилось в творчестве писателей 90-х (Пелевина не упоминал уже только ленивый). А конкретно в поэзии – в творчестве т.н. «Поколения Вавилона», подвергшего критической переоценке – подчас весьма жёсткой – все ценности предыдущих поколений, не только литературные, но и жизненные (хотя, разумеется, общая тенденция начала проявляться ещё раньше – в поэзии Бродского и многих других представителей официально не принятого Советским Союзом искусства).

Безусловно, все эти тенденции были исторически обусловлены и, более того, жизненно важны: жить в «прежнем мире» уже не представлялось возможным, поэтому критическая деконструкция действительности стала той необходимой «мёртвой водой», позволившей хотя бы как-то начать разбираться в том, что же, собственно, с этой действительностью произошло. Но, как мне кажется, сейчас искусство «производства смыслов» (назовем так элитарную культуру, формирующую как векторы развития социума, так и модели для последующего их использования культурой массовой) переживает определённую стагнацию. Модернистская и постмодернистская парадигмы приучили нас думать, что художник не властен над реальностью и может быть лишь бесстрастным наблюдателем, фиксирующим новую информацию: информацию о движениях собственного подсознания – в модернизме, о движениях смыслов в подсознании масс – в постмодерне. Но ведь никакое производство невозможно без осознанного «Зачем?». Поэтому сейчас мы нередко можем наблюдать некую модель «перпетуум мобиле»: художник, пессимистически рефлексирующий по поводу социальных процессов, запущенных – не в последнюю очередь! – его формирующей реальность пессимистической рефлексией по поводу предыдущих социальных процессов… и так без конца. Конечно, начав искать корень и причину, мы найдём их в травматическом опыте XX в. И, безусловно, рефлексия как проработка травмы очень важна – без неё невозможно осознание и принятие пережитого опыта. Но при любой проработке нужно не забывать смотреть вперёд – чтобы понять, что ты будешь делать после того, как исцелишься; ради чего ты, собственно, это делаешь: иначе этот процесс будет вечным и бессмысленным.

Я не зря вынес в заглавие фразу «Сказать жизни "Да!"». Как вы, наверное, знаете, так называется книга Виктора Франкла, знаменитого австрийского психиатра и психотерапевта, бывшего во время войны узником Освенцима, основателя направления «логотерапии» - экзистенциальной психотерапии, ставящей своей целью «нахождение смысла». Эта книга имеет ещё подзаголовок – «Психолог в концлагере»: Франкл имел страшную возможность убедиться в истинности своих идей на собственном опыте – и он выжил, выжил осознанно, обретя при этом понимание того, что «Человек – это существо, которое всегда решает, кто он».

Человек – это тот, кто сам решает, жить ему или нет – и как именно жить. И у каждого из нас есть возможность этого выбора, определяющего наше сознание. Поскольку «сказать жизни Да» - это, естественно, не только выжить за колючей проволокой или совершить какой-то неимоверный подвиг (и никто не вправе требовать этого подвига – ведь речь идёт именно о свободном выборе); всё начинается с гораздо более малых вещей. Просто выбирать жизнь – в мелочах, уметь наслаждаться ею и хотеть этого (и к этому стремиться – реализуя принцип «ненасилия» в ненасилии в первую очередь над самим собой). Уметь видеть всю красоту бытия, которую предлагает нам мир – видеть её, несмотря на весь трагизм, с ней соседствующий, и принимать их вместе, не закрывая глаз на что-то одно из них. И, осознавая этот трагизм, всё равно не только верить в лучшее, но и осознанно и целенаправленно к нему стремиться, сознавая свою возможность что-либо изменить.

Так и в искусстве: художник способен осознанно делать выбор, о каком мире он будет говорить – о мире «Да» или о мире «Нет». И, хотя я, конечно, осознаю, что только плюрализм точек зрения даёт нам то пространство, в котором развитие искусства вообще возможно, лично мне всё-таки безусловно более симпатичны произведения, помогающие сделать выбор в пользу жизни.

Поэтому свою собственную задачу в литературе на данный момент я вижу в том, чтобы в меру своих сил и умений создавать что-либо, проникнутое чувством восхищения миром и благодарности ему, т.е. – ощущением жизни вообще; что-то, содержащее в себе ту красоту, которая, возможно, может напомнить, из-за чего – и ради чего – в этом мире всё-таки стоит жить. Также я очень хотел бы возвратить в искусство культуру проживания эмоций (того самого знаменитого «чёрного дуэнде», о котором писал Федерико Гарсиа Лорка), которой лично мне в современном мире очень не хватает; культуру любования и восторга – и я очень надеюсь, что буду не одинок в этих исканиях.

Ведь сейчас мы живем в удивительном мире, который воистину достоин любви и восхищения: это мир, надломленный и потрясённый двумя Мировыми войнами и многими революциями; мир, взвихрившийся в круговерти громадных научных, художественных и социальных открытий; мир, переплавивший в кипящем котле глобализации тысячи культур, традиций, обычаев, миллионы человеческих судеб; мир, отразивший все эти потрясения в лукавом магическом зеркале Постмодерна… И это - мир, выживший, несмотря ни на что.

Но то, как он будет жить завтра – и будет ли вообще – зависит только от нас: от всех вместе и от каждого по отдельности, как бы банально это не звучало.

Поэтому я от всей души надеюсь, что с каждым днём и в искусстве, и в жизни людей, сказавших жизни «Да!» - и сделавших это осознанно и с радостью, - будет становиться всё больше.