Новэ Кирдан_old
|
Это можно ругать, критиковать, кусать и т.д. Можно и просто прочитать - как именно рассказец. Но... Посмотрите, логично? дыр нет? понятно, что к чему??? Заранее за все благодарен Фред-Маэдрос (и прочие)
(Белое пламя)
...Так я умер. Растратив силы, изойдя криком, окончательно и бесповоротно я, Нельяфинве Майтимо умер там, на той скале, в первый день солнца. Умер, когда понял - они уходят. Белизна, лазурь и золото, сияние мечей и копий, гром барабанов и трубы герольдов - все величие, вся слава и доблесть обреченных. Мы обрекли их на страшный поход, на такие испытания, по сравнению с которыми то, что досталось мне, выглядит едва ли не ничтожным... Мы - предали. Мы все - и я со всеми. Тогда, правда, я ничего не знал о Хелкараксэ, о жутком этом Ледовом Походе, даже предположить не мог. Кажется, подумал о милости Валар... Смешно: мы слышали приговор Намо, мы знали, что оставлены - но мы не понимали этого! Вернее - еще не понимали. Понимание настигало нас поодиночке, словно охотник, словно палач... Тем, кто остался на том берегу, в одном повезло: понимание пришло к ним ко всем одновременно - вместе с заревом.
У меня было время подумать - о, вот уж времени у меня было предостаточно! - и все равно, я так и не сумел представить: как оно было? как виделось пламя - с той стороны? Было ли оно так уж похоже на небо над моей тюрьмой? Я не знаю, а спросить - не смею... Как и не смею назвать детей Нолофинве и Арфина своими родичами. О, мы всё сделали для того, чтобы навсегда потерять это святое право! В Альквалондэ мы - все мы! - были убийцами, в Лосгаре мы - только мы - стали предателями. Этому своему поступку я никогда не найду оправданий - у меня нет права и на это. Только у меня? - да, только у меня. От предательства нельзя откупиться.
Когда же взошло солнце...
Восход Луны я позорно пропустил: от холода и разреженного воздуха я часто впадал в какое-то оцепенение, немного сродни сну, а больше - обмороку. А для них - там, на льду! - Луна просияла надеждой... надеждой дойти - и только. Впрочем, не мне судить - меня там не было, я был - здесь, в этом самом “здесь”, куда они так отчаянно стремились. Знали ли они?... Какая разница. Уверен, многие из тех, кто шел по льду, согласились бы со мной: я - заслужил.
Я не обвиняю братьев в своей участи! Их право и их правда: они младшие, за меня, старшего, они отвечать не должны. Я не обвиняю их - отец, сжигая корабли, показал, что такое - предать!... А, проклятье! Почему меня так легко сносит на это воспоминание?! Память порой - собеседник похуже Моринготто, ей нельзя сказать: “что за ерунда!”, с ней нельзя только молчать или смеяться... Получается, что память сильнее могущественнейшего из Валар? Получается, что так...
Тот разговор был не первым и не последним, но самым страшным. Без-надежным - именно тогда у Майтимо была отнята амдир, “надежда на что-то”. Смешно: до тех пор, пока ее не отняли, я и не подозревал, что надеюсь! И стыдно: я-старший, оказывается, надеялся, что младшие меня выручат... Но долго стыдиться мне не дали.
- Так вот, повторяю: твои братья мои условия отвергли. По тебе, кажется, уже и тризну справили - это что, такая братская любовь? - Кроме откровенной насмешки в холодном голосе прозвучал еще и интерес - исследовательский, что ли? Я мог бы ответить но... К тому моменту любой разговор забирал неоправданно много сил, так что я промолчал.
- Опять играешь в немого? - осведомился Моргот. - Знаешь, а ведь твои братья правы: я все равно не отпустил бы тебя - ты такой хороший собеседник! - Его лица я не видел, свет Камней был слишком ярок, и лицо Моргота казалось смутным пятном с черными провалами глаз. Он, похоже, ждал ответа, но сказать мне было решительно нечего. Не дождавшись, Моргот продолжил: - Однако согласись, Князь: твои братья - достойные ученики великого Феанаро!
Я молчал - на сей раз просто не понимая, к чему он клонит. “Игра в немого” явно затягивалась. Моргот лениво прокомментировал:
- Ну, до чего же ты глуп! Феанаро сжег корабли, и предал младших братьев, а его послушные детки учли этот урок - и предали старшего, теперь понятно?
Меня держали, так что я постарался не дернуться, хоть слова Врага и ударили по мне. За выражение лица я мог не беспокоиться: то, во что после недель плена это лицо превратилось, богатой мимикой не отличалось. Я ответил по возможности небрежно:
- И все - по твоей милости, Моринготто!
- О, да, моя милость велика. Вот, теперь и ты попал под ее сень. Знаешь, Князь, я решил, что если ты и сейчас не заговоришь, я прикажу отрезать тебе язык - все равно от него никакой пользы! - и отослать его твоим братьям в подарок... ну, и на память об их преданном Короле. Но ты успел - и можешь наслаждаться моей милостью!
Моргот говорил так легко, уверенно и спокойно, что меня бросило в дрожь - он действительно собирался это сделать! Я уже чувствовал зазубренное лезвие у корня языка, чувствовал, как кровь течет мне в горло... Но, к счастью, не смог представить, а как, собственно, мой язык изо рта - вытянут? Орки? лапами? какими-нибудь щипцами?... Страх отошел на полшага, и между ним и мной как раз поместился смех. Мне даже удалось выговорить:
- Ты только не забудь написать на этом своем “подарке”, мол, язык Майтимо, отрезан собственноручно! Да, и подпишись! Неужели ты думаешь, что мой язык - такой уж особенный, чтобы сразу его признать?!
- Действительно, особенный, - проговорил Моргот. - Он всегда шевелится на редкость невпопад. - И махнул оркам: - Уведите!
... В камере я плакал. Я был готов лишиться языка, а заодно рук, ног и самой своей жизни - лишь бы крови моей хватило на то, чтобы не дать загореться кораблям в Лосгаре! Чтобы вымыть безумие из глаз отца, из его сердца... чтобы спасти Финдекано и всех тех, кто остался с ним... Но кровь осталась во мне - вместе с памятью, виной, потерей и медленным ядом чужих слов и моих собственных мыслей: “Предатель”.
|