Тьелли
Гость
|
Эхо – это то, чего часто не замечают. Кажется, оно здесь, и нет его. Было ли не было, сплетено неводом, выткано летом ли – стаявший снег… Дом эха там, где забвения нет… Не здесь. Не в Лориэне. Эхо – то, что придает законченность звуку, завершает, совершенствует одним-двумя незаметными прикосновениями. Последний мазок на картине, кто угадает, где он? Но все нарисованное ранее заиграет. Кто когда-нибудь видел эхо?
Тьелли запнулась в песне и ответила не сразу. В песне Эха было иное, непонятное, тревожное….Полузабытое иное, так как майэ умеют забывать – если хотят этого. Но свою мелодию не позабудешь… Зимнее сердца томленье, застывшее в углях костра…Угасающий звук…Звезды… Зима – синяя темнота и мириады пронзительных до боли танцующих пушистых звездочек, что так быстро умирают в ладонях, когда хочешь рассмотреть их внимательно. Зима – воды зеленые морские и реки бегущие скованы льдом, непреклонным, острым. И тишина там, далеко иная, то настороженная, то нетронутая, и – как вода, ставшая льдом – тишина там становится оружием, скалою, тучей на полнеба. Другие мелодии. В Амане не бывает такой зимы… …и бесконечность ожидающих дорог, которые надо пройти, увидеть, прикоснуться и вместе подрасти, узнать, связать нерасторжимыми узами травы и переменчивыми – дыхания. Там, где должно быть и создавать. Тьелли только однажды видела такую зиму и такое лето. И более туда не возвращалась. …Зима – жестокие ледяные твари и обрыв в пропасть. …даже эхо там бывает глухим, пронзительно-насмешливым.
…и все же, невзирая на затаившийся в памяти испуг, она очаровательна – белое безмолвие. Шелест танцующих шагов. Смертельная нежность инея.
Майэ, дрожа, прислонилась спиной к шершавой доброй иве. От воспоминаний ей стало холодно. Но это только подталкивало допеть, показать, подарить тому, другому, кусочек эха его песни и ее памяти, той, другой и непохожей тишины. Сколько бы это не потребовало сил. Если на что-то набросить тень, оно будет прежним, но будет казаться иным. Один-два штриха изменяют настроение картины. Фигурка тени как бы подтаяла, почти исчезла. По озеру разбежалась тень тончайшей пленкой и полускрыла его сияние. Стало оно синее, матовое, будто укрытое льдом. И теплые серебристо-голубые сумерки в таком сочетании смотрелись холодным, поздним вечером…смотрелись только. Озеро мое, волшебный друг, на минуту, на две допеваю я слово к песням твоего сердца, так прими его, посмотри – я обнимаю тебя сферой тишины, тиши дикой и грозной, беспокойного безмолвия, присутствия далекого – слушай, слушай, слушай… Только Озеро слишком большое. И для Тени, и для кольца тишины. Очень трудно удержать эту иллюзию, единственная реальность которой – тишина… Показалось зимнее озеро, почудилось, и растаяло в свете Древ неторопливо все ненастоящее, наносное… Снова замерла на водной глади фигурка, не скроешь Лореллин под тенью больше, чем на миг игры. Майэ опустилась на колени у корней, совершенно не замечая, что мокнет. Она впервые пела нечто столь огромное – одна. В Эндорэ это давалось легче – но и там она никогда не замахивалась на целое озеро. Да и зачем нужно целое озеро тишины? Слишком много – это одиночество… Истаивала зимняя сказка над озером. ..ты знаешь все – иль ничего не знаешь? ты отражаешь – я ли в отраженье лечу в святое небо без движенья невидимой звездой? Вне сожаленья мне в чутком эхе слышится укор, мне в дар не предназначенный… Ты слышишь? – уснули птицы; верно, ты оттуда, где обнимают землю облака, где свет, как гость, мелькает в предпаденье… как легко подкрасться к камню… Слышишь? Далеко стремятся мысли; от себя, однако ж не убежать. Огонь души не гаснет, Лишь ярче он, Когда в творении – боль Незримого полета над собой, И голоса не делятся на части. Встречаю эхо, но услышу голос. Сплетаю танец, А родится счастье…
…тень танцевала – неверными движениями на грани, словно вот-вот оступится и упадет.
|