Этого не могло быть здесь.
Аманские Воплощенные так не строили. Во всяком случае, Мелькору ничего подобного не встречалось ни в Валмаре, ни в Альквалондэ.
Беседка на вершине скалы. Ажурный силуэт – и серебряные лучи, пронизывающие черное кружево.
И – мелодия. Дерзкая, стремительная, беспокойная.
Не валинорская.
Знак?
Но кто мог...
Мелькор проглотил комок в горле и принялся подниматься. Он лез вверх, как Воплощенный, боясь коснуться музыки этой скалы, хоть что-нибудь изменить в ней прежде, чем поймет, кто спел это чудо.
Но беседка оказалась делом рук Воплощенного. Мелькор вслушался, провел пальцами по резьбе, внимательно осмотрел строение.
И устало опустился на резную скамью, сцепив пальцы рук и склонив голову. Спиной к свету.
Ему надо было собраться с мыслями. Слишком острым оказалось разочарование. Напрасно он позволил себе поверить, что эта мелодия может быть знаком. Вестью от кого-нибудь из своих или от неведомого пока друга.
Безумием было бы подавать знак таким способом. Все равно, что вызов бросить хозяевам Амана. Несвоевременный, нелепый, губительный вызов.
И надеяться на такое – безумие ничуть не меньшее.

Музыка, окружавшая сейчас Мелькора,  казалась странно знакомой. Как будто он встречал прежде мастера, который создал беседку.
И не просто знакомой – близкой.
Безумная, звериная, нестерпимая тоска поднималась в душе, растревоженная этой мелодией, пусть смутно, но все же напоминающей голоса Эндорэ. Мелькор уже не мог ей противиться. Он смотрел на каменное кружево – и видел землю, отобранную у него, разоренную, заброшенную, но не забывшую прежнего хозяина, ждущую его.

Темный Вала закрыл глаза.
Трудно. Невыносимо трудно – выжидать, притворяться, вести тонкую игру, зная, что Эндорэ, особенно север, медленно разрушается, отрезанное от силы Восставшего. Приветливо улыбаться, непринужденно шутить – и каждую минуту помнить о соратниках. Они ведь ждут. И наверное, из последних сил пытаются хотя бы замедлить распад Музыки. А Мелькор ничем не может помочь им, потому что стоит ему сделать хоть один неверный шаг, вызвать малейшие подозрения, и плоды всех его - и их - усилий пойдут прахом. И тогда для него все будет кончено – во второй раз его из заточения не выпустят. А Эндорэ останется без хозяина. И те, кто предан Восставшему... нет, о них лучше не надо... не сейчас, и без того тошно.
«Не думать об этом. Нельзя. Только о деле. Только о том, как освободиться».
Тоска медленно утихла под напором непреклонной воли, пока не превратилась в глухую, давно уже привычную боль. Терпимую. Во всяком случае, не мешающую действовать.
Мелькор поднялся и несколько раз стиснул и разжал кулаки, окончательно восстанавливая самообладание,- и тут почувствовал чье-то присутствие.
Выражение лица его изменилось мгновенно – прежде, чем Темный Вала вполне осознал, что уже не один. Взгляд стал спокойным и доброжелательным, разгладилась гневная складка между бровями, а уголки губ приподнялись в приветливой улыбке.

Свет, сочившийся сквозь резные стены и крышу, дробился, мешая как следует разглядеть того, кто стоял в дверном проеме, но Мелькору не нужно было смотреть, чтобы узнать пришедшего.
Эту музыку Темный Вала уже слышал и не спутал бы ее ни с одной другой. Она не вступала в диссонанс с другими мелодиями Амана. Но и не смешивалась с ними, как не сливается масло с водой.
А еще – с ее появлением каменное кружево вокруг Мелькора зазвучало иначе. Словно только сейчас обрело завершенность.
На пороге стоял создатель беседки. Ученик Ауле. И единственный из валинорских эльфов, с которым Мелькору действительно хотелось поговорить.
- Спасибо тебе, мастер,- сказал Темный Вала вместо приветствия.
И благодарность его была искренней.

- За это творение,- Темный Вала обвел взглядом беседку.- За то, что воплотил мелодию, какую я не ожидал найти в Амане.

Мелькор едва не вздрогнул.
Эльфы в Амане или сторонились его, или были отстраненно учтивы. За исключением дерзкого Нолофинвэ. Майар в основном избегали Темного, а если и сталкивались с ним, то не слишком скрывали свою неприязнь. Лишь некоторые из Валар пытались вести себя с побежденным собратом как с равным. Слишком старательно пытались.
Мелькор чувствовал себя пленником. И если бы даже забыл об этом - всегда нашлось бы, кому напомнить.
Он недоверчиво вслушался в мелодию Феанора, но почтительность мастера не была притворной.
- Этот замысел...- Мелькор понимал, что у нолдо нет ни малейших причин откровенничать, но не спросить не мог.- Как он возник?

Мелькор невольно повернул голову, на этот раз не столько слушая, сколько разглядывая. И удивленно сдвинул брови.
- Я уже видел этот узор прежде. У одной вышивальщицы. Ты повторил его для нее?

- Не знаю,- пожал плечами Мелькор,- Я видел ее лишь однажды. В Эндорэ.

- Я встретил эту девушку неподалеку от Озера,- Темный Вала снова уселся на скамью.- Одну. У нее был необычный светильник. Голубой огонек, созданный ее мыслью. Ни у кого из Детей я больше не встречал такого странного дара.

"Ты знаешь ее,- подумал Темный Вала.- И не просто знаешь. Похоже, ты тоскуешь по ней. Жестоко тоскуешь".
Этот эльф ему отчего-то нравился - созвучие ли мелодий было тому причиной или благодарность Поющего мастеру. Нравился - и вызывал сочувствие. Пожалуй, впервые со времен заточения Воплощенный не был для Мелькора ни орудием, ни мелкой, но досадной помехой. Да и до Войны мало кому из Детей удавалось стать для Владыки Севера - личностью.
Темный Вала не стал больше ничего говорить - просто открыл Феанаро часть своих воспоминаний.

Вот тоненькая девушка склоняется над работой, и голубоватые блики от светильника играют на ее серебряных волосах. Вот она поднимает серьезные ярко-синие глаза. "Узор,- говорит она.- Я это называю словом "узор". Другие это называют вышивкой". Быстро мелькает игла в ловких пальцах, и ровно ложащиеся стежки постепенно складываются в рисунок - кажется, эта странная, прежде не виданная никем птица вот-вот взлетит. "У моей птицы есть то, чего нет у других,- говорит вышивальщица.- Я приношу свой узор туда, куда никто, кроме меня, узор не принесет".

Мелькор не стал показывать Феанаро ни свой спор с девушкой, ни ее испуг и бегство. Огорчать мастера он не хотел, да и самому не слишком приятно было вспоминать ту давнюю неудачу.

"Совсем не похож на брата",- подумал Мелькор.
- Кто она? - очень мягко спросил он эльфа.

"Королева нолдор",- подумал Мелькор.

- Почему же ты не поговоришь с ней? Быть может, она хочет примирения не меньше, чем ты. И ждет тебя.

- И Валар не помогли ей? - нотки презрения прозвучали в вопросе гораздо отчетливее, чем того желал Мелькор.
Эльфийки, конечно, очень хрупки. У орков смерть при родах всегда была редкостью, особенно в Удуне. Но одно дело - жизнь обычного Воплощенного и другое - одного из вожаков. Поющим ничего не стоило бы исцелить королеву нолдор. Если бы они хоть вполовину заботились о Детях так, как утверждают.