- Ты не веришь в отца?
- Карнистр, послушай…
Взгляд в упор, такой, что под ним, казалось, мог начать плавиться камень.
- Ты не веришь в отца?
- Брат, всё не так однозначно, как ты хочешь…
- Ты не веришь в отца? - это прозвучало уже почти как утверждение, и в глубине глаз промелькнули нехорошие искры, словно Темный необычайно пристально всматривался в пылающий горн.
Майтимо сжал губы. Потом ответил спокойно:
- Брат, ты задаешь вопрос так, что можно ответить только «да, я верю в него». Да, брат. Я верю в отца. Но и мудрейшие в порыве могут иногда оказываться за границами разумного.
- Это слова. Ты или веришь в то, что сердце и разум ведут атаринья так, как должно, или нет. Третьего быть не может. Как можешь ты судить о том, что верно, а что нет, что ему надлежит делать, а что не стоит? Это дело отца, кого называть или не называть другом. Почему ты думаешь, что в праве судить о том, что говорит и делает отец?
- Почему? Потому что я боюсь за него. Потому что эльда не может быть другом Вале!
Глаза Карантира и без того смотревшие недобро вспыхнули.
-Кто это сказал и определил предел такой дружбе? Уж не ты ли?
Майтимо заговорил примирительно:
- Пойми, брат, наш отец и так стремится подняться надо всеми. Он, пятый по рождению среди эльдар Амана, словно границей отделяет себя ото всех! Есть все эльдар – и есть он. Но это же… опасно, неужели ты не видишь? Эльда не может встать наравных с Валар!
- А ты считаешь, что отец ставит себя наравне с Валар? То, что он отделяет себя от других эльфов, еще ничего не значит – у отца есть для этого основания.
- Если он способен называть одного из Валар своим другом, то – да, это так.
- То есть ты полагаешь, что такая дружба – зло для отца, и ты видишь опасность, которую не видят другие?
- Да, - решительно ответил Высокий, - я полагаю именно так. И если понадобится, я скажу это ему в лицо.
- Тогда пойди и скажи ему это, - неожиданно спокойно произнес Карнистир, откидываясь на высокую спинку скамьи.
Высокий долго молчал. Потом ответил тихо:
- Я должен убедиться своими глазами. И если я увижу, что отец до такой степени отделяет себя ото всех эльдар, я скажу ему это.
- Во-первых, я тоже отделяю себя от других, - твердо, но негромко, скорее себе чем брату проговорил Морифинвэ…
- Да, - перебил Майтимо, - ты отделяешь. Но иначе, чем это делает отец.
- А во-вторых, - не обратив внимания на реплику брата закончил Темный, - кто сказал, что мы говорим о равенстве. Майтимо, ты исходишь из двух положений. Первое: отец считает Мелькора другом. Второе: для дружбы необходимо равенство. Но кто тебе сказал, что эти положения верны?
- Представь себе, - Высокий сощурил глаза, - я предпочитаю судить не потому, кто и что мне сказал, а по своим глазам. Дружба без равенства невозможна.
- Всегда кто-то сильнее, а кто-то слабее, кто-то выше, а кто-то ниже, но дружба от этого не становится невозможной.
- Да, всегда. Но, брат, есть горы – высокие или низкие, и все они – горы.
- Ну и что? – тон Карнистира балансировал на грани насмешливого.
-Так и трава может быть высокой или низкой, но она остается травой.
- Ну и что? – теперь казалось, что Карнистиру почти все равно.
- И, согласись, ты никогда не станешь сравнивать самую высокую травинку и самую низкую гору.
- Не стану. Но трава может расти на склоне горы, и не перестает от этого быть травой.
- Именно. Ты прав. Ты сам всё сказал. Трава не может стать горой. Трава, возомнившая себя горой, не может жить. Она мертва.
- Почему ты думаешь, что отец будет думать именно так, как решил ты? Ты можешь читать в его сердце или в сердце Мелькора? Ты знаешь мысли отца, или, может, ты знаешь мысли Валы?
Майтимо присел на краешек другой скамьи и ответил глухо:
- Я знаю отца так, как может знать его нелюбимый сын. Я слишком далеко – мне видно со стороны.
Карантир приподнял бровь и сощурился.
- И что же такое ты видишь, чего не видим мы все?
- Я… я не могу найти слов, чтобы объяснить это. Но я вижу…
- Что? Майтимо, или объясни что видишь – объясни как угодно, или не говори об этом.
- Отец постоянно утверждает себя – и в своих творениях, и теперь вот этой дружбой… Он делает всё, чтобы стать выше всех.
Карантир с трудом удержался от того, чтобы не разозлиться. «Глупец. Какой глупец», - он даже отвел взгляд, на миг, чтобы старший брат не прочел эту мысль в его глазах. И заговорил он на этот раз медленно. Как говорил давным-давно с совсем крошечными близнецами, пытаясь что-то им втолковать.
- Майтимо, почему ты думаешь, что твои ощущения верны? Я спросил, «что» ты видишь, но это было неверно. Правильнее было спросить, почему ты делаешь вполне определенные выводы из увиденного? И столь однозначные выводы.
Высокий опустил голову:
- Брат, ты так сильно презираешь меня за то, что я не смог стать мастером?
На несколько мгновений повисла тишина. Карантир почувствовал… удивление. И жалость. И что-то еще – он не смог сразу понять, что.
«Свет предвечный! Бедняжка! «Бездарный сын великого отца»! Да любой из нас может сказать о себе то же самое. И что это меняет – или творишь, потому, что иначе не можешь, или… или не можешь творить. В принципе не можешь. При чем здесь гордыня, мой бедный брат?!»
- Майтимо, мы говорим не об этом, а об отце и Мелькоре. Давай не будем уводить разговор от темы.
- Я задал тебе вопрос, - неожиданно твердо сказал старший.
- Но мы говорим не об этом. Давай завершим один разговор, и я дам тебе любые объяснения, - Карантир смотрел на удивление спокойно.
- Я. Задал. Тебе. Вопрос.
«Даже так?… Ну что же, я хотел дать тебе ответ. И объяснения. Ты хочешь ответ – и ты его получишь, но без объяснений».
Карантир посмотрел Высокому прямо в глаза:
- Я тебя не презираю.
Предельно спокойно.
Тишина.
- Я ответил на твой вопрос, Майтимо. Ответь и ты на мой. Почему ты думаешь, что из увиденного ты сделал правильный вывод. Об отце и о Восставшем?
- Об Оправданном, - поправил старший.
- Он не оправдан, он помилован.
- Хорошо, пусть так. Я уже сказал: я сейчас не считаю свои выводы окончательными. Я буду смотреть и слушать. Пока я вижу лишь вероятную опасность. Если увижу реальную – можешь быть уверен, я не останусь молча стоять.
- И ты, конечно, знаешь, как отличить реальную опасность, лучше всех, - Карантир уже не скрываясь возвел глаза к небу.
- Скажи, брат, - Майтимо сощурил глаза, - а если отец станет делать очевидно, объективно плохое, где двух мнений быть не может…
- Он останется моим отцом.
- То есть, что бы он ни совершал, он всегда будет прав в твоих глазах?!
- Майтимо… - Карантир прикрыл глаза, собираясь с мыслями. Помолчал немного и заговорил, сперва медленно, потом все больше распаляясь. – Майтимо, сила отца намного превосходит силу любого эльфа. Абсолютно любого. Только естественно, что он отделяет себя от других, и чувствует себя не таким, как все остальные. Только естественно, что он более доверяется своей силе, своей интуиции, если хочешь, чем любой из эльфов. Он не просто считает себя не таким, как все – он и есть не такой. И если он решит, что должно поступить так, а не иначе, назвать кого-то другом, или объявить врагом, то ни ты, такой предусмотрительный, ни я, ни Валар – ничто его не остановит и не заставит сойти с того пути, на который он встал. Он – это он, и другим он не будет.
«И не надо, - мысленно завершил Карантир. – Любой другой – это будет уже не он».
- Любой, совершенно любой поступок он может совершить – и будет, по-твоему, прав?!
- Он в любом случае будет иметь ПРАВО на этот поступок. Как любой другой будет иметь право пытаться его остановить.
«Если сможет», - это не было произнесено вслух, но повисло в воздухе.
- И я попытаюсь его остановить в таком случае, будь уверен. Даже заранее зная, что обречен на неудачу.
- Пытайся, - Карантир пожал плечами, - но смотри не ошибись. Ты так убежден в своей правоте, что не допускаешь даже мысли о том, что все, что ты надумал, может оказаться рябью на воде.
- Ну да. Вы четверо, прославленные мастера, сыновья, достойные великого отца, а я… пятое колесо колесницы. Где уж мне быть правому? – в голосе Майтимо была горькая ирония.
- Майтимо… - Карнистир тяжело вздохнул. – Боюсь, что я тебе скажу сейчас жестокую вещь...
- Что мои усилия будут тщетны? Что мне не удержать отца?
- Если ты считаешь, что так нужно, то пытаться – твое право. Как мое право – пытаться разубедить тебя… Нет, брат, все гораздо проще… Нельо, ты так страдаешь от мысли о том, что не стал мастером, что… что ищешь ошибки и просчеты других там, где их нет. Там где они только могут быть, но могут и не появиться. Быть может… Я не знаю. Мастерство не только в камне или металле, не только в самоцветах. Пойди к Ирмо, к Эсте, к Оромэ. Не обязательно следовать отцу во всем.
«Он смеется или действительно думает, что я не ходил к ним?» Вслух Майтимо сказал другое:
- Ты щедр на советы. И ты прав: мастерство не только в металле и в камне. Оно и в том, чтобы суметь сказать отцу «нет», когда другие будут говорить «да».
Карантир поднялся. Сказано было уже все. Или на данный момент – все. И все же, уже кланяясь на прощание старшему брату, он не сдержался, чтобы не уронить:
- Знаешь… Сомневаюсь, что в нашем пресветлом Амане будет так уж много желающих сказать Да». Ты не останешься в меньшинстве.