Макалаурэ стоял перед зеркалом. Это был металлический диск, отполированный до блеска и окруженный широкой рамой из чернёного серебра с орнаментом в виде переплетающихся ветвей и листьев Тельпериона. Бабочка влетела в окно и сейчас сидела на раме, яркое пятно среди приглушенных, сдержанных красок его спальни, живая красота на мертвом, хоть и совершенном, узоре.
Только что принцу принесли новую одежду взамен той, которую он испачкал и изорвал в горах. Он вспоминал взгляд матери, в котором не было даже гнева – только недоумение.
Чтобы скрыть неловкость, он держался надменно. Наверное, от этого его вид становился еще смешнее… Но об этом лучше не вспоминать.
Он оправил на себе новую тунику темно-синего любимого цвета (тоже предмет удивления для мамы, не понимающей, почему вдруг сыну захотелось одеться в траурные цвета), пригладил волосы и надел венец. И улыбнулся своему отражению снисходительной улыбкой.
Он вполне пришел в себя после всех волнений сегодняшнего дня и предвкушал спокойный вечер в кругу семьи. Он сыграет для мамы…
Вдруг что-то перебило неторопливое течение его мыслей. Он почувствовал смутную тревогу. Зеркало отразило посуровевшее лицо и темный, слепой взгляд, обращенный в себя.

«Отец?» – подумал юный принц. – «Или мне показалось?» Он снова видел себя, массивную раму с толстыми переплетенными ветвями, серебряный лист, на котором сидела бабочка. Он протянул к ней руку, и она перелетела к нему на палец. Макалаурэ подошел к окну и сел на подоконник, продолжая держать бабочку на пальце. Она не улетала. То складывая крылышки, то медленно раскрывая их, она, казалось, приглашала на себя полюбоваться.
Прислонившись к проему окна, Макалаурэ задумался. Образ отца не исчезал. И не проходила тревога. Нет, он не боялся отца. Но, приходя, Феанаро всегда приносил с собой что-то, ломающее обычное течение жизни. Сегодня, посмотрев на Белегаэр, он сравнил бы отца с бурным морем: темным, бездонным, красивым и страшным в своей силе и абсолютно непредсказуемым. «Интересно, он сам себя знает? Знает, что он сделает в следующий миг?»

«Хм, о чем это ты, маленький нолдо? – прервал сам себя Макалаурэ. – Чего это не знает твой отец? Самого себя? Какая ерунда! Да он знает и себя, и других, и тебя, между прочим. Любимый ученик Махтана, последователь Румила… Да, Атаринья очень умный. Так много, как он, не знает никто. И все-таки… Он не такой, как Махтан. Он может… может отбросить все, что знает, забыть все, что знает, забыть всех, кого знает…»
Макалаурэ нахмурился. Ему не нравились собственные мысли.

Образ отца стал отчетливее. Суровое и волевое лицо кузнеца и камнереза, оно само было как будто вырезано из камня или выковано из металла. Феанаро смотрел ему в глаза непреклонным, жестким взглядом, который ждал и требовал… чего?.. «Чего ты хочешь от нас всех, отец?»

Макалаурэ вздрогнул. Бабочка слетела с его руки и исчезла. Принц медленно повернулся лицом к двери. Он уже знал, кто пришел к нему. Он встал, открыл дверь и с поклоном приветствовал отца.

Принц тихо прикрыл дверь и остался стоять возле нее. Ему казалось, что высокая фигура Феанаро заполнила собой все пространство его спальни. Макалаурэ должен был ждать, когда отец заговорит первым. И он ждал, опустив голову и пытаясь собраться с мыслями.

____________________
ОСС Какие у нас в Амане правила гостеприимства? В Удуне гостю предлагают кресло у камина и вино, но сейчас это явно не прокатит…

«Странно, - подумал юный нолдо, - что это со мной было? Откуда этот страх?» В его собственной комнате перед ним сидел его отец, в обычной домашней одежде, с немного усталым лицом, и благодушно приглашал его подойти ближе… Принц сделал несколько шагов навстречу, он не решался заговорить первым, но внимательно смотрел на неожиданного гостя, пытаясь понять, с чем тот пожаловал к нему.

----------------------------
Это мы с Эленлиндо беседовали. И он мне, как менестрель менестрелю, на ушко сказал

Макалаурэ почувствовал, что его лицо заливает краска стыда. Отец слышал его мысли! И… смеётся над ним.
- Я не знаю. – Принц поднял голову и прямо посмотрел в глаза Феанаро. Ему казалось, что он выглядит смелым и гордым, но на самом деле вид у него был весьма несчастный. – Не знаю.

- Я не собирался лгать тебе, отец. Я не боюсь тебя, я тебя люблю. Но сейчас я видел… Я думал о тебе, и увидел, что ко мне приближается кто-то страшный, он поднимается из темноты, его нельзя выразить словами и в нем заключается всё. Прости, я, наверное, говорю непонятно. Прости меня, Атаринья. Это была просто фантазия.

Молчание затягивалось.
Оба, и отец и сын, избегали встречаться друг с другом взглядом.
Феанаро решительно одернул себя: "Я шел сюда добиться от мальчика откровенности! Добился. Так почему же я молчу?! Услышал больше, чем ожидал?!"
- Ты видишь больше, - сказал он со вздохом, - чем вижу я сам...

"В Амане всем хорошо!". Феанаро закусил губу, скрывая усмешку. Горькую усмешку.
"Хотя... что я злюсь? Мальчик сейчас повторяет то, что он выучил. Но чувствует, что это не так. СМерть Мириэли - конечно, она для него нечто из прошлого, вроде гибели Альмарена - давняя беда, о которой знают, но которая не тревожит сердце. Она не свербит его душу, как свербит мою... да и не должна.
Или нет. Свербит. Но именно душу, не разум. Мальчик понимает - и в Благом Краю есть смерть. Хоть он о смерти и не помнит..."

_____________________
ООС. Могу продолжить, но ЕСЛИ хочешь - встревай. Папа сидит с задумчиво-мрачным видом.

- Не готов понять что? Атаринья, я прошу тебя… Ты говоришь загадками… Что я должен осознать?