Работа была завершена. Множество дней тяжелого, одуряющего труда. Обожженные не единожды до волдырей руки и опаленные брови. Раскаленный текущий металл.
Работа завершена.
Карантир стоял посреди мастерской, касаясь рукой формы. Теперь ее надо было разбить, освобождая скрытую там статую.
Карантир стоял, закрыв глаза, вспоминая как впервые обратил внимание на бросовый металл - никто из известных ему мастеров не пытался работать с черным, тяжелым, нековким материалом. Некоторые умельцы выплавляли из него железо, но сам металл никому интересен не был. Из него нельзя было изготовит украшения или посуду, ничего, что могло понадобиться.
Когда на пол упали последние осколки формы, Карнистир отступил на шаг - и даже прикрыл на мгновение глаза от нахлынувшего ощущения счастья.
Металл не подвел.
Она стояля перед ним - гибкая и стремительная, и казалось, что грудь ее мерно вздымается, словно девушка только что неслась в стремительном танце или, едва касаясь ногами земли, летела по кромке моря. У ее босых ног угадывались волны, а буйные тяжелые пряди, струящиеся по спине и плечам точно шевелил ветер. Хлолдный ветер с Севера - представить ее такую в умиротворенном Альквалонде было невозможно. Ее тело казалось расслабленным и одновременно напряженным. Одну руку она запустила в волосы, другая, казалось, летела, завершая движение. А лицо... Лицо дышало силой - и красотой. Грозной буйной красотой северного шторма, острых скал, свинцового грозового неба. У эльфийских дев не бывало таких лиц. Они не смотрели - так. Их глаза, случалось, обжигали - эти жгли, проникая в такую глубину, заглядывать в которую казалось почти запретным - и сладким. Она была опасна. Опасна, как гибкая злая молния. Как ревущее грозное пламя. Как острые скалы, разрывающие своими вершинами облака.