Автор - Лемур, по идее, не робкого десятка. выложить сие уговорила Хугларо.  Авантюра в чистейшем виде. Нормально отношусь к критике, если форум компрометирует, сниму по первому требованию.

*  *  *
В зное, в липком полубюрократическом бреду, в состязании конторских самолюбий, в служебной комнате, где среди широколиственных полузасохших растений горой пальмой раскинулась китайская роза, как ее называют сотрудники, наткнуться глазами на объявление о конкурсе на тему о родстве душ. Подтянуть неверными пальцами воротник кофты к горлу.
Невольно становится холоднее.
Хотя последние дни на работе топили как в сердце  раскаленного ада, и батареям еще суждено прорваться в мороз, так что наутро пришедшие на работу застанут остатки деятельности слесарей и МЧСников. Помещение будет вовсю благоухать уже остывшей баней и все сотрудники, переговариваясь, неспешно похрустят свежим снегом домой, как были,  при папках и сумках.
Уже по дороге домой в автобусе размышления вокруг этой истории станут почти осязаемы; как странно щуриться на белую дорогу, на машины, пассажиров твоего автобуса, наряженных в оттенки маренго, и душой находиться в совсем другом месте.
Дома ты не знаешь, как именно писать рассказ. Итак, вариант первый.
Пистолет в ящике стола? Он вытаскивает его, когда нет никого рядом. Смотрит на тяжелую сталь и думает, а что, если как много-много лет назад, попытаться узнать хоть что-то о том, когда небытие еще не наступило, а бытие поспешно сворачивает свои картины? В это время – гроза. Ветер распахивает окно, стол пушится от дождевых струй. Герой щурится и тайком вспоминает, когда последний раз видел парня, похожего на своего друга. Убить себя как отмотать пленку назад, когда были рядом и были почти счастливы.  
А иначе ведь придется его убивать мне. На бульваре, на переезде, когда он жадно высчитывает, чтобы успеть вот под тот грузовик и  чтобы все выглядело как происшествие по его и только по его вине.
Это почти полная правда и почти полная ложь, ага; все было проще и страшнее.
Вариант второй. Застывшая фигура около окна, он упорно смотрит неизвестно на что, упрямо нахмурившись и скрестя руки на груди. В окне– здание полуживого НИИ и однотипные дома, чем-то похожие на мебель в ИКЕЕ, одним словом, смотреть не на что.
Разве что на маленькую фигурку, настойчиво пробивающую себе путь. Они больше не увидят друг друга.
Так решил уходящий.  
Все усугубляет зима; голо, черно, ободрано и неуютно. Потом – тягостные разговоры вечером; синий сумеречный надрыв, чьи-то распущенные черные кудри, вкрадчивая рука скользит по гитарным струнам и вослед герою уже потом недоуменный взгляд, когда те же лукавые руки машинально собирают в пучок волосы на затылке. Он чувствует себя неприятно обязанным, срывается дома, потому что  не может не злить этот уют, ему он невыносим и общее дело кончается тем, что он сидит на лавочке с пивом, при звездном небе, притопывая от мороза, и совсем не думает возвращаться домой, так что конец повествования остается открытым.
Это все мои фантазии, было все значительно проще. Для простоты назовем их Первый и Второй. Мы с ним были коллегами; контора наша занималась по мелочи сайтами, а оба героя…назовем их программистами.
Хотя круг их служебных этим и не ограничивался. Уже прошло довольно много времени после гибели Первого, а об этой истории известно так много и знают так мало, что теряешься, не зная о чем рассказать. Куда как спасительно утонуть в пустяках, ведь и не произошло ничего, только было трагическое, нелепое совпадение и Первый улыбался бы сейчас глазами так, как умел делать только он один. Не вспоминать, как сидела в приемном покое Боткинской наша секретарша, единственная, кто видел, как он вылетел  на красный навстречу грузовику, всегда такой осторожный. Как ее трясло в приемном покое, как она роняла мобильный и разбила его,  и как рыдала в трубку какого-то доброхота. И  как не поняла сначала ее слов жена  погибшего. Ведь много чего говорили.
Они были неприметны. Оба. Среднестатистическая, добротная внешность. Без особых примет, что называется. Разве что Первый был несколько повыше, потише и застенчиво улыбчив, если что-то могло его рассмешить и порадовать. Второй был покрепче, в нем чувствовался спортсмен; помнится,  в буфете он как-то кратко сказал что-то про свою легкоатлетическую юность; и впрямь реакция у него была кошачья, что проверялось неоднократно,  да хотя  бы и на тестировке проекта. При всем при этом несколько склонен к полноте: широкие плечи, ноги   скорее крепкие, чем длинные, короткие пальцы поразительно ловких рук.
Они почти не разговаривали в комнате, да и работы у нас хватает, времени на болтовню почти не остается. Только нельзя было не заметить, как вспыхивали ясные глаза Первого, когда утром его друг, припаздывающий всегда хотя бы и на минуту, стремительно  входил в комнату, ветром пролетая на свое рабочее место. Но курить ходили вместе; по отдельным репликам я поняла, что с семьей Первого они ездили в деревню, где тому достался старый дом в наследство  от родителей. Что Второй со своей девушкой гуляет с детьми друга по какому-то затейливому развлекательному плану, им самим составленному.
Я и не предполагала, что это все так закончится.
Вспоминаются отдельные сцены, которым не было придано значения  и которые, тем не менее, устойчиво сохранились  в памяти.
Почему? Зачем? Кому это может помочь?  
Однажды мой сотовый разрядился; пришлось идти звонить к автомату в  курилке. В этот час там было пусто и тихо; хотя дымовая завеса вполне висела себе дурманным облаком. В углу стояла наша пара; на тот момент они были знакомы сравнительно недавно, и я слышу как Второй тихо, но как-то жадно рассказывает. Собеседник полностью в его власти; сигарета жжет ему пальцы, он, чертыхнувшись со смехом, легко бросает ее в урну. До меня долетает, что Второй разведен уже два раза, он не может без каких-то тягостных ссор и трудных  объяснений, хотя он и  любил покинувших его и, когда он не смог дальше продолжать такую жизнь, ему врач посоветовал дайвинг, почему-то именно это экстремальное ныряние, представляешь себе? И он сейчас счастлив и почти спокоен, потому что его теперешняя девушка даже не знает, что это такое, а ему так хорошо, что он даже опасается за себя, понимаешь? Увидев меня, Второй опасливо потушил сигарету и они оба торопливо удалились, как это бывает, когда из обморока откровенности тебя возвращают совсем чужие люди.
Помню, как мы со Вторым пришли на работу ранним весенним утром. Когда вернулась с водой для цветов, я увидала, как Второй полусидит-полулежит на подоконнике, боком к раскрытому окну, на высоте третьего этажа, опустив руку вниз, прямо в весеннее цветение одуряюще пахнущего рослого кустарника. Вид у него немного сонный и кажется, что он не вполне сознает, где он находится и что происходит.
Он улыбается и говорит мне:
–      Вот бы вниз, а? И что вот эта минута, когда ты уже шагнул, но еще не падаешь и не расшибаешься вдребезги? Что тогда чувствуют люди? Я бы…
Тут он умолк и еще немного погладил  рукой цветы. Вдруг испуганно встряхнулся. Легко вскочил на ноги и закрыл окно. Оно сложилось как бабочка, бесшумно и легко, точно и не было громогласной старой рамы.
Так он поразил меня во второй раз.
Он был странным человеком, этот Второй. Его интуиции можно было позавидовать. Он ладил почти с любой техникой и она покорялась ему так легко, точно ее нарочно подкатывали под его крепкую, короткопалую руку. Она охотно раскрывала секреты своих поломок, словно жалуясь ему на наше неумелое обращение. Второй легко предсказывал погоду; во время насморочных эпидемий он, похоже, был единственным, кто хоть на день не покидал своего рабочего места.  
         На шашлыки мы поехали в какие-то летние праздники. Есть тут у нас водохранилище с полудиким пляжем, зарослями кустарников и отличным, запущенным полупарком-полулесом. Наш шеф места знал и мы смогли неплохо пристроиться: в нашем распоряжении имелись и песчаный пляж,   и лежбище в тени деревьев, и мангал в полутени, словом, все тридцать три удовольствия.
(Почему все эти потаенные разговоры слышу именно я? Это даже начинает раздражать. Но отменить это невозможно, как невозможно отменить меня с моими очками, сутулостью и  склонностью прятаться ото всех и вся.. Но что интересно,привсем при этом я исповедник для любителей изливать душу. Во время таких жертвоприношений я конфузливо молчу, мекаю,  бекаю и заливаюсь гипертоническим румянцем.)
По своему обыкновению  паслась я на безлюдье; очень уважаю  наших сотрудников за то, что они ценят меня такой, какая есть и не втягивают меня  в коллективные игрища; оба наших героя  вкушали блаженство при полном параде и шашлыках. Тоже на отшибе. Сравнительном.
Впрочем, благополучие их было вполне показным. Было заметно, как нервничал Первый. Ерошил рукой волосы, кривил губы, затем размял и отбросил далеко  так и незакуренную  сигарету.
Он так больше не может, ему трудно и тяжело. Он не понимает, что это с ним. Только рядом со Вторым ему  хорошо, он чувствует себя легко и свободно, как в детстве на больших каникулах; ни семья, ни жена, ни дом, ни друзья, ни компания, ни лихие подруги не могут дать ему этого покоя.
Видя, как нахмурился и невольно отодвинулся его собеседник, он торопливо продолжил. Ему ничего особенного не надо, ничего лишнего, странного или необычного; когда необходимо, реакции привычны и ожидаемы, и сам организм реагирует правильно и безупречно, будь проклята эта безупречность. И никаких таких…мыслей у него не бывает. Он сам не знает, что с ним.
– Поверь мне, я глубоко несчастен. Точно зовут меня во сне, зовут и машут руками давно ушедшие, родные и просто знакомые и те, кого никогда не знал, но я точно знаю, что был бы счастлив с ними. И наше счастье здесь только тень того, что ждет впереди за последним пределом.
Второй был печален и внимателен. Он механически мял какую-то случившуюся травинку, долго молчал, вдыхая влажный  воздух.
Нет, так нельзя. Потому, что это неправильно. Неправильны эти сны. Неправильны эти чувства. И мысли эти не те, которые следует воплощать. И все это означает одно: им следует расстаться. Причем уйти должен он, Второй. Ведь до его появления первый жил обычно и все это так не волновало его. И это означает, что Второй не исцелился еще до конца. Он приносит горе и боль, так? Сам он знает, что ни в чем не виноват, как не виноват больной заразной болезнью. Вот и теперь. Он думал..он думал, что он теперь свободен и здоров, а оказывается, все это совсем не так.
–      Мэри Поппинс летала с попутным ветром, помнишь ли ты? Когда ветер переменится и меня не будет больше с вами. Ты будешь видеть черные, а потом черно-белые сны, в которых нет ни крошечки правды, а потом все пройдет и осень укроет тебя желтизной листьев. Ты наконец-то будешь счастлив: та самая покой и воля, и это, именно это, а не призрачное обещание призрачного и есть настоящее счастье.
Он действительно оказался пророком.
Уволился почти сразу же после пикника, как-то нечаянно и вдруг, даже не простившись и не оставив никаких координат обратной связи.
Был человек – и нет человека.
Первый худел, бледнел, иногда как-то вяло задумывался и отвечал на вопросы невпопад. Пикник был в начале лета, а уже в начале осени шеф вызвал его к себе. Возвращаясь от начальства, он приостановился около моего стола и пролепетал что-то относительно недели отпуска.
–      Я думаю, что это мне поможет. Я думаю, что не может не помочь. Я на таблетках. Уже давно.
Но, что странно, в этот день он совсем не торопился уходить с работы.
А о том, что случилось вечером, мы узнали от секретарши. В тот день она почему-то тоже не торопилась с уходом; случайно выглянув в окно, она увидала, как Первый рванулся на светофоре на красный; вялый и заторможенный, Первый двинулся так энергично, что намерения его не оставили сомнений ни у кого; шофер не успел затормозить. Секретаршу хватило, чтобы лязгнуть замком, бросить на вахте ключи и вылететь к нему; впрочем, медики уже суетились и дородный, краснолицый сержант кропал протокол. Кровь попала ей на юбку, пока она держала капельницу в машине «скорой»; она машинально размазывала ее, закрываясь бордовой сумкой; в приемном покое Боткинской она вопила, рыдала и икала в телефон какого-то человека, ошеломленного её истерикой .
Потом были похороны. Я не могла и представить, что провожать Первого придет столько народу. Цветы, отпевание, банкет в его любимом кафе.
Домой я возвращалась одна и на душе отчего-то было тяжко, хотя я не была так уж и близко знакома с Первым.
Девушку Второго я встретила случайно несколько позже; в свое время мы были представлены друг другу и успели переброситься парой слов. Она выглядела побледневшей и подурневшей; но мне она почти равнодушно сказала, что Второй встретил свою участь почти сразу после свадьбы – неудачно ремонтировал проводку. Я спросила ее о дате, просто так, из любопытства; оказалось, что это случилось через месяц после смерти Первого.
Да, все верно, но ничего особенного, честное слово.
…Годовщина смерти Первого, как мы поняли по поведению его близких, отмечалась в узком семейном кругу.
Но мы почему-то совсем не рвемся предаться воспоминаниям.

Поток сознания немного другое. Это когда ассоциации, даже мельчайшие, вызывают  друг друга, образуя такую неразрывную цепочку.
Бред, но довольно такой выразительный. Ну вот у Фолкнера о слабоумном Бенджи и его сестре это выразительно, хорошо характеризует и городок в котором все и происходит, и Бенджи, и сестру и ход повествования.
Гора и пальма остались. Уничтожим. А можно и вовсе без китайской розы. Она незначима.
Да,наверное, осторожный,лучше в середние.
Герой не очень может злить уют.Наверное.Но у меня уют бесит героя.
Спасибо за отзыв.