Dangen RPG Games Форум Север и Запад Рамотский форум Плато холодного ветра Венец Поэзии
Тэсса Найри Север и Запад После Пламени Новости Стихи Проза Юмор Публицистика Авторы Галерея
Портал ВЕНЕЦ   Добро пожаловать, Гость. Пожалуйста, выберите Вход или Регистрация

 
  ГлавнаяСправкаПоискВходРегистрация  
 
«Я назову ее – Гррваугррау…» (Прочитано 60386 раз)
Erelchor
Экс-Участник


«Я назову ее – Гррваугррау…»
01.05.2006 :: 15:06:45
 
Постарайся остаться в живых
(«Я назову ее – Гррваугррау…»)

Мама!.. Мамочка!!! Ну, где же ты, мама?.. Мне страшно!.. Мне холодно!.. Мне одиноко!.. Я голодная!.. Ну, мамочка!.. Куда же ты делась? Не бросай свою Гррваугррау… Я боюсь. Тут так пусто и страшно, так плохо пахнет. …Пожалей меня, мамочка!.. Вернись!.. Мама!.. Мама!.. Мама!.. Мама…

Ой, какой он страшный! Это кто? Мой Любимый Хозяин, да? Ой!.. И спросить-то некого. …Наверно, он. …Тогда почему же я его так боюсь? Это же Любимый Хозяин! Мой собственный Любимый Хозяин! Как можно бояться Любимого Хозяина?
Это мне, да?.. Ой, спасибо, Любимый Хозяин! Так кушать хочется…

Ой, это не я! Почему ты меня носом в лужу тыкаешь? Это же не я написала! Наверно, это какая-нибудь другая собачка!.. Ну, Любимый Хозяин! Почему ты такой сердитый?.. Ну не пугай ты меня, я ж еще маленькая. …Лучше давай поиграем, а? Или погладь меня! Или живот почеши!.. Не хочешь?.. А жаль…

Астра? Это что, я, что ли? Я же Гррваугррау?! Мне это имя дала мама, когда она еще  у меня была. Зачем мне новое имя? Не хочу. …Не пойду!.. Пусть к тебе Астра идет, упрямый Любимый Хозяин! А я – Гррваугррау!.. Ай! За что? Шлепать-то за что? Сам же меня переименовал, и еще шлепаешь!.. Эх!.. Нет справедливости на свете…
…А что? Астра – не такое и плохое имя, если подумать.… Это, смотря как его произносить! Если сказать – А-а-астра – тогда, конечно, и слушать противно.… А вот если сказать – Астр-р-р-а!? Красота!.. Хотя имя, данное мне мамой, нравилось мне больше… Мамочка! Я помню тебя, твой запах, вкус твоего молока.… Я скучаю.… Я очень люблю тебя, мамочка…

Эй, Любимый Хозяин! Побежали к свалке! Гляди, сколько там вкусного! Ну, побежали, а? Давай, я и тебе что-нибудь вкусненькое найду! Там много!.. Бежим, пока другие собаки не набежали!.. Ну, Любимый Хозяин!!! Погоди, куда же мы? Нам же не туда!.. Куда ты меня тащишь?..
Уволок.… Эх, глупый Любимый Хозяин! Какая там была свалка!..

Ур-р-ра! Любимый Хозяин пришел! Где же ты был целый день? Я скучала! Я кушать хочу! И воды ты мне утром забыл налить!.. Что? Какая ножка стола? Это не я!.. Ой!.. Больно же! За что, Любимый Хозяин? Я же не грызла ничего!.. Ой!.. Не надо, Любимый Хозяин!.. Ой!.. Больно. …Больно. …Больно-о-о…
Побил. За что, злой Любимый Хозяин? За ножку стола? Я же совсем немного и погрызла… Нельзя же так бить за ножку стола! Я же еще маленькая! Мама, когда еще у меня была, говорила, что маленьких обижать нельзя… Больно-то как!.. Ну зачем меня ему отдали?..
Что, опять? Ну не бей меня, пожалуйста, Любимый Хозяин! Знаешь, как больно?.. А что это у тебя мор… а, нет, у людей же не морды! У них лица! Что это у тебя лицо такое? У тебя болит что-нибудь?.. Это мне? Ой, спасибо, добрый Любимый Хозяин! Вкусно как! Дай-ка я руку тебе оближу!.. А еще одной конфетки у тебя нет, а?.. Есть?.. Спасибо, родной Любимый Хозяин!!!  

Здравствуй, ты кто? На собаку, вроде, похожа. Лапы, хвост… Только запах у тебя странный… А! Вспомнила! Ты кошка, да? Про тебя мама рассказывала. Давай познакомимся? Меня зовут Астрой… Ай! Больно же!.. Любимый Хозяин! Почему? Я же познакомиться хотела! А она сразу дерется. …Ненавижу кошек!

…Опять побил… На этот раз и вовсе ни за что. Ни грызла ничего, ни писала на ковер… Я не понимаю: вначале колотит так, что мне кажется, что убьет, потом приходит виноватый, гладит, за ушком чешет, вкусности всякие подсовывает… А мне кусок от боли в пасть не лезет… Клык выбил мне… Хорошо, что молоч-ный еще. Скоро новый клык вырастет. А то что же я за собака буду без нижнего правого клыка? Стыд и позор!   И все встречные собаки смеяться будут. Всем же будет ясно, что Любимый Хозяин меня бьет… За что он меня бьет?

Эй, Рыжий! Ты как на моего хозяина смотришь? Это мой Любимый Хозяин! И не чета твоему, седому и старому!.. Что?.. Ах ты стервец! Да я ж тебя, поганца!.. Эй, Любимый Хозяин! Куда же ты меня тащишь? Я сейчас этого недомерка…

Колбаска какая вкусная! Дай кусочек, а? Ну Любимый Хозяин! Ты же ее мне купил!.. У, жадный Любимый Хозяин! Ест один кусок за другим… А бедная маленькая собачка сидит голодная… Все. Последний кусок взял. …Эх,  пропала моя колбаса. …Что? Это мне?.. Спасибо, добрый Любимый Хозяин! Сейчас, я быстренько съем колбаску. А то еще передумаешь, да обратно заберешь. А потом лицо тебе оближу, хорошо?

Любимый Хозяин! Купи мне собачьих бисквитов, а? У меня сегодня день рождения! Шесть месяцев мне уже! Правда, я уже большая? И красивая, да? Причеши меня, пожалуйста, перед прогулкой! И пойдем к свалке, а? Я обещаю тебе, что ничего не буду там есть, но должна же я показаться в приличном обществе в свой день рождения! Лучшие собаки округи соберутся!.. Эй, а причесать-то! Я же просила!!! Какой ты забывчивый, Любимый Хозяин!.. А может быть, ты меня опять не понял?.. Эх, бедные люди! И лап-то у них всего две, и хвостов-то у них нет. И речь не понимают совсем. Мы вот их понимаем, а они нас – нет. И уроды какие!.. Нет, мой-то Любимый Хозяин очень красивый! Почти, как я…

Привет, Рыжий! Куда ты делся? Месяц видно не было! А-а-а! Хозяин болел? В больнице лежал? Бедненький.… А ты как? Кто ж тебя кормил? Внучка взяла? И как? Заботилась? Кормить не забывала? Слава богу! Я рада за тебя, Рыжий. Если что, не пропадешь. …Давай побегаем? Давай до тех кустов! А ну, кто быстрее?
…Ох, Рыжий! Смотри-ка! Знаешь, кто это?.. Ну и что, что ободранный и грязный? Это же Одноухий, самый сильный пес в квартале! И самый умный. Идем, я тебя ему представлю. …А то! Я уже месяц с ним знакома. Идем же, Рыжий! У меня мало времени: шкурой чую, скоро Любимый Хозяин меня домой потащит. …И не трясись так: он щенков не ест. Я то? Да что ты? Ничего подобного! Подошла и поздоровалась. …Нет, вру. А мама, когда еще у меня была, говорила, что врать нехорошо. Боялась, конечно. Ни за что бы не решилась я подойти, да он сам меня позвал. Смешно вспоминать: иду на негнущихся лапах, себя от страха не чую…

Любимый Хозяин, идем гулять! Ну идем, а то я опять на пол написаю! Устал? А мне что делать?.. Ну, пойдем, а? Ненадолго!.. Как это, пошла вон? Куда? Дверь открой, тогда пойду!.. Ну, глупый Любимый Хо-зяин! Гонит, а дверь не открывает!.. Все! Писаю на пол и – будь что будет…

Ну похвали меня, Любимый Хозяин! Иду чинно рядом с тобой, за кошками почти не кидаюсь, с земли ничего не подбираю! Совсем как взрослая собака! Похвали меня, погладь! Пусть Рыжий видит, что ты меня любишь не меньше, чем его Любимый Хозяин – его. Похвали меня, Любимый Хозяин: я веду себя совсем, как взрослая, а мне ведь только десять месяцев!.. Ох-хо-хо! Зачем он тогда меня гулять вывел, если даже не смотрит на меня? Обидно… Женщина я, в конце концов, или нет? Ну погляди на меня! У кого еще есть такая красивая собака, как я?.. Закуривает. …Сигареты его противные ему важнее, чем я!.. У, вредный Любимый Хозяин!.. Хотя… позакуривай-ка еще немного, пожалуйста! И не смотри на меня пока. …Какая котлета, а? Дурак какой-то выкинул! Что за народ люди! Ничего не понимают в еде! Ну кто выбрасывает котлеты, а? Их же съесть нужно!.. Все… Нет больше котлеты… И не было никогда. И я не причем! Чего смотришь на меня так подозрительно, Любимый Хозяин? Я ничего не сделала, стою, скучаю…

Любимый Хозяин! Открой дверь, пожалуйста! Не спится мне что-то… Ну открой, а? Я не помешаю тебе!.. Спи, Любимый Хозяин, спокойно! Но позволь мне лечь рядом с твоим… как это называется? коврик?.. нет… корв?.. кро?.. А! Кровать!.. Позволь мне лечь рядом с твоим кроватем? Я буду тебя охранять…
Ой! Открыл! Спасибо, понятливый Любимый Хозяин! Спи спокойно – я стерегу тебя… Ух! Хорошо-то как!.. Права была мама, когда еще была у меня: лучше всего спится, если Любимый Хозяин рядом…

Любимый Хозяин! Давай побежим до забора, а? Так весело с тобой бегать! Давай, а? Ну только один разик?.. Ой!.. А почему ты пахнешь страхом? Совсем немного, но пахнешь? Ты же у меня самый смелый! Ты же никогда ничего не боишься?.. Ты немного пахнешь страхом, и очень сильно – ненавистью, яростью, гневом… Ну что я такого сделала, а?.. А! Ты же не на меня смотришь! Значит, и виновата не я, да?.. А кто? Куда ты глядишь?..
Ой, рожи-то какие! Трое… И все с ножами!.. Уф, какая гадость… Любимый Хозяин! А у тебя нет ножа?.. Нет?.. Жаль… Молодец, догадливый Любимый Хозяин! Хорошую палку подобрал, крепкую! Такой получишь по ребрам – полдня ни охнуть, ни вздохнуть. …Уж я-то в палках смыслю…
Любимый Хозяин! Отцепи поводок!.. Ну же! Ты бы знал, как он мешает в драке!.. Гляди-ка! Отцепляет.  Молодец, Любимый Хозяин!..
Эй! Как это «пошла вон»?.. Куда это, а?.. Ты что, ненормальный Любимый Хозяин? В моем племени предателей не бывает!.. И палкой своей не замахивайся!!! Бей, если хочешь!!! Я все равно тебя не предам! Будем драться вместе!.. Их же всего трое!.. А, еще один подошел, тоже с ножом… Ничего, Любимый Хозяин! Всего двое на одного! Справимся!..
Погладил, за ушами почесал. А за что?..
Ох, чую – не выжить мне. Их четверо, а я еще не взрослая – мне всего одиннадцать месяцев… Жаль! Будь я постарше, троих бы завалила… Но уж одного-то я точно завалю. Вон того, с наглой рожей!
Эх, день-то какой! Как умирать не хочется!.. Бедный Любимый Хозяин! Как же ты будешь без меня? Кто от тебя будет отгонять кошек? Кто лицо оближет? И будешь ты один гулять по утрам и вечерам, как другие несчастные бессобачные люди!..
Нет, так нельзя! Нельзя раскисать перед боем! Так меня учила мама, когда еще у меня была. И Одноухий то же говорил…
Одноухий! Ободранный бездомный пес, опытнейший уличный боец, не знающий поражений в свои двенадцать лет! Ай, спасибо тебе, вожак! За мудрость твою, за терпение, которых ты не жалел для нас, молокососов… За уроки твои… Как сейчас, слышу я твой хриплый голос…

– Не вцепляйтесь в штаны – им не больно. Не вцепляйтесь в ноги: никто из вас не бульмастиф, не питбуль – кость челюстями не сломаете!..
– Запомните: человек – враг собаке! Даже если он тебя гладит и кормит! Но среди всех людей есть один-единственный, который тебе – не враг, которому можно верить, который не предаст и не выгонит тебя на улицу. И это – не всегда твой Хозяин. Найдите его, если сможете. Этот единственный из людей станет вам настоящим другом. …Вы понимаете разницу между понятиями «добрый и щедрый Хозяин» и «настоящий, надежный Друг»?
– Самое главное – не бойтесь. Стыдно бояться сильного: в худшем случае он убьет. Это лучше, чем скулить, поджав хвост. Трус не должен жить на свете, детишки!…Но не лезьте в драку, если это не обязательно! Забияка думает, что показывает всем свою смелость, а на самом деле лишь доказывает всем, что он дурак.
– В драке очень важно не обращать внимание на боль! Потом залижете раны, потом можно поскулить… Потом! После боя. В бою вы должны стать Смертью. Клыкастой когтистой Смертью, бессмертной и беспощадной. Только так можно победить.
– Помните! Нападая на человека, надо точно знать – что ты хочешь: напугать или убить? Если надо убить, то имейте в виду, молокососы: у человека есть всего три точки, в которые можно вцепиться. Это – глотка, загривок и промежность. Особенности техники следующие: в промежность вцепиться проще – не надо прыгать. Но если промахнешься – будет худо… чтобы вцепиться в глотку или в загривок, надо сна-чала сбить с ног. Проще всего – в прыжке, но вы, молокососы, не допрыгнете! Вам лучше подкатиться под ноги. Если человек падает лицом вниз – вцепляйтесь в загривок. Если – лицом вверх, то рвите глотку…
– Не забудьте: главное – вовремя отскочить! Не пытайтесь держать его до тех пор, пока он не из-дохнет. Порвали глотку – и ходу. Или сломали шею, порвали артерию – и ходу!.. Имейте в виду: люди редко ходят поодиночке. Стоит на одного из них напасть, как их сбегается целая свора…
– Помните: у них есть оружие… Это такая штука… Которая убивает издалека. Отличать ее лучше по запаху. Вон идет полицейский, видите? На поясе у него такая железная штуковина, видите? Это – пистолет! Сейчас по-одному каждый из вас пробежит мимо этого полицейского и быстро принюхается! Вы должны запомнить на всю жизнь, как пахнет оружие…


Спасибо за уроки твои, вожак! Ты будешь гордиться мной, узнав, как дралась твоя ученица Гррваугррау в первом своем бою!.. Эх! В последнем своем бою…
Нет, не раскисать! Перед боем нельзя! Мама, когда она еще у меня была, говорила, что великое счастье – умереть за Любимого Хозяина! В этом и есть смысл жизни собаки!
Прощай, друг Рыжий! Надеюсь, ты будешь скучать… Прощай, вожак! Удачи тебе в бою!.. Прощай, мамочка!.. И прости меня, родная: я так и не нашла тебя…
Они двинулись! И мой, с наглой рожей, впереди. Шаг… Второй… Третий…
Ну, все, Любимый Хозяин! Я начинаю. Прощай. Постарайся остаться в живых.

– Она выжила?
– Нет… Что вы хотите: восемь ножевых ран, две из которых – смертельные? Она сумела в считанные мгновения насмерть загрызть двоих бандитов и обезоружить третьего…
– А… ее хозяин?
– Врачам удалось его спасти. Два месяца он пролежал в больнице…
– А-а-а! Вот вы о ком? Я помню… Конечно, помню ту историю! Это же была сенсация! Все газеты, радио -  и телеканалы…
– Вот именно. Журналисты достали его!.. И поэтому его выводили через аварийный выход после выписки.
Там его ждал только один человек – комиссар полиции. В его руке была корзинка, а в ней на мягкой подушечке сладко спал маленький щенок…

– Ну, привет, Эд! Как ты?
– Уже лучше… комиссар. Ходить могу сам…
– Хорошо. Вот, возьми! Это тебе…
– … Спасибо. Маленькая какая ! Пушистая, беленькая… Рукавичка… Не рано ее от матери отняли?
– Рано!.. Ее мать погибла вчера во время полицейской операции. Парни гоняли наркоманов в районе старого парка… Ты должен помнить тот район.
– Да. Поганое место. Вечно там что-нибудь… То ограбление, то изнасилование, то перестрелка… дня не проходило без шума… Но ведь наркоманы вроде бы с пушками не ходят!
– Вроде бы… Все шло относительно нормально, пока один из этих не вытащил автомат. Если бы не Салли… Она приняла на себя очередь…
– Да… Дела…
– А как ты ее назовешь? Астрой, как и ту?
– Нет. Я слыхал, что с именем дается и судьба…  Я не хочу ей такой судьбы!
– Ее и не будет, Эд! Я совсем забыл! Держи! Это разрешение на ношение оружия! Твое разрешение!
– Хм! Трудно было выбить его для бывшего продажного полицейского, а?
– Перестань, Эд! Ты знаешь, что я никогда не верил тем обвинениям! Никто из парней не поверил. А доказать твою невиновность не смогли… Тогда не смогли… Но месяц назад отдел внутренних расследований арестовал Мэрфи. И он рассказал, как сварганил улики против тебя, как устранял свидетелей… Эд! Ты можешь вернуться в полицию… Ты же был лучшим из нас!
– Не сейчас, Мартин… Я хочу отдохнуть от больничной койки. И еще у меня ребенок, вон, заворочалась в корзинке… Может быть, потом…
– Может быть… Я подожду, Эд!.. Так как ты ее назовешь, а?
– Знаешь? Я, кажется, придумал ей имя. Длинное, странное… Но оно ей подойдет! Я назову ее –  Гррваугррау!


Мама!.. Мамочка!!! Ну, где же ты, мама?.. Мне страшно!.. Мне холодно!.. Мне одиноко!.. Я голодная!.. Ну, мамочка же!.. Куда же ты делась?.. Мама!..
Наверх
« Последняя редакция: 02.05.2006 :: 00:35:13 от Н/Д »  
 
IP записан
 
Майк Скотт
Местное божество
*****
Вне Форума


в оффлайне

Сообщений: 726
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #1 - 03.05.2006 :: 05:46:07
 
Сначала ужасно не нравилось - я было подумал, что это очередное сиропное "ах, милые животные у скотин-хозяев, сюси-пуси". Через время понял, что ошибся. Еще через время забыл и уже просто читал, как будто сам все это видел, и очень хотелось кого-нибудь загрызть, но сначала сбить с ног.

Огромное спасибо автору. И респект.
Наверх
 
 
IP записан
 
Rhsc
Местное божество
*****
Вне Форума


Крысоопасность!

Сообщений: 599
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #2 - 03.05.2006 :: 10:02:33
 
Не умею критиковать прозу, и писать ее не умею. Только читать. Поэтому мое мнение - только читательское, да еще и предвзятое.
Зверски понравилось!
Наверх
 

Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и в Р'Льехе.
WWW WWW  
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


"Маленькая рыжая собачка"
Ответ #3 - 03.05.2006 :: 16:50:09
 
Говорите,
Цитата:
"ах, милые животные у скотин-хозяев, сюси-пуси".

Ну, вот вам и такое...


Маленькая рыжая собачка

1.

Уф! Сыро. …Противно. …И холодно! Хорошо хозяину – он давно дрыхнет без задних лап. А мне нельзя – я дом и двор стерегу. Ночь – самое трудное время, потому, что все воры лезут по ночам. Знаете, почему? А люди в темноте ничего не видят. У них воруют, а они не видят. Может, вы хотите спросить: а как же воры находят в темноте то, что хотят украсть? Хороший вопрос. Может быть – наощупь, может – по запаху…
Да! Ночь – трудное время. А утром хозяин спать мне не даст. Он-то отоспится, выберется из дома и снова начнет меня шпынять… Должна я иногда спать, или нет?
Уф! Чем это пахнет, а?.. Кем это?.. А это кто? Какой большой пес! Серый. И хвост почему-то прямой. Только вот запах от пришельца какой-то неправильный.
– Эй!.. Скажи пожалуйста: это не тобой пахнет?
– Мной!
– А кто ты?..
– Как кто?.. Сама, что ли, не чуешь?
– Нет!.. Эй! Куда?.. А ну, стоять!.. Кто такой?
– Да волк я, дура рыжая!
Собачка обиделась:
– Сам дурак!!! Стой смирно, а не-то залаю! Хозяин мигом убьет!
– Что ж не лаешь?– усмехнулся волк.
– А зачем?.. – спокойно ответила собачка. – Если уйдешь по-хорошему – не залаю.
– Странная ты какая-то! Я ж волк! Враг твой исконный!
– Брось! Пусть инстинкт думает за тех, у кого мозгов нет! А у меня они есть. Пока ты не грабишь – ты мне не враг. …Чудно как-то! Я всегда думала, что вас всех давно извели начисто, а вот же – настоящий живой волк!
– Изводят! – сумрачно откликнулся волк. – Что ни ночь – птицы несут вести об очередных уничтоженных стаях. Скоро всех изведут.
– Да ты оптимист, как я погляжу!
– А ты не смейся, собака! Против автоматов и пулеметов не очень попрешь…
– Против чего?..
– Не слыхала? Ну, это примерно одно и тоже, только пулемет похуже будет. Ружье видела?
– А то!
– Автомат стреляет разом не одной пулей, а многими. Очередью полстаи положить можно…
– Жуть какая!
– Тебе-то что? Не в тебя же метят!
– Жалко же!
– Кого?
– Слушай ты! Ты меня не заводи! А то мне орать шепотом тяжело!!! Вас мне жалко! Щенков ваших жалко, понял?
– Ладно, не злись. …Э-хе-хе! Какой баран у тебя в хлеву стоит!..
– Что, за ним и шел?
– Угу!
– Не дам! И так хозяин свирепствует! Дня не проходит, чтобы сапогом в ребра не заехал, или палкой не побил. …Что, жрать охота?
– Охота.
– Все равно не дам. Не могу!
– Ладно. Пошел я. А то хозяин твой выйдет и без зова. Меня убьет, а тебя опять палкой поколотит.
– Заботливый какой, надо же! Куда ты?
– В другой двор. Где собака не такая умная!
– Не такая умная сразу залает! – усмехнулась собачка.
– Поглядим!.. – неопределенно ответил волк. – Будь здорова.
– Пока.

Красивый он какой! Аж дух захватывает! И что б ему не прийти неделей раньше, в новолуние, когда у меня еще течка была?.. Нет!.. Он на меня даже не взглянет… Ну почему я маленькая, а? Почему рыжая? Почему на цепи сижу-у-у-у?
…Ай! Больно же!
– Заткнись, тварь проклятая!
Хозяин! Кто ж еще? «Тварь проклятая»! Я его двор сторожу, и я еще и тварь проклятая? Ну!.. Пусть только волк снова придет! Ухом не двину! Пасть не открою! Морду от лап не подниму! Пусть режут твоего паршивого барана! Пусть всех режут!.. Эх! Цепь бы порвать!..

2.

Шум!.. Гам!.. Суматоха!.. Какой-то важный чин на охоту прикатил. Вся деревня забегала, ружья чистят, коней кормят, снегоходы из гаражей выводят! Хозяин даже меня с собой берет – все надеется приучить к охоте, недоумок!

Маленькая рыжая собачка была права: действительно, в деревню приехал сам господин сенатор, чтобы поохотиться. На следующее утро намечена большая облава, и почти все мужчины деревни  примут в ней участие в качестве загонщиков.

– Вы уверены, что стая выйдет на нас?
– Совершенно: загонщики отменно знают свое дело! Кроме того, больше бежать некуда… Будьте уверены, господин сенатор – вас стая никак не минует!
– Ну, надеюсь. …Виски хотите? Это отличный «скотч»!
– Благодарю вас!.. В самом деле, великолепный напиток!.. И все же! Господин сенатор! Я настаиваю, чтобы несколько стрелков неотлучно находились при вас!
– Зачем? Я отлично управлюсь сам! Поверьте, это не первая моя охота! Я из своего автомата положу всю стаю за считанные минуты!
– Тогда, может быть, лучше стрелять из  машины? Было бы куда безопаснее!
– Вы еще предложите мне вертолет!.. Нет! Я спортсмен, а не заготовитель шкур! Это будет схватка на равных: никаких бронежилетов, машин и прочего! Я – и они. Все!..
– Но господин сенатор! Позвольте вам заметить, что волки сейчас особенно опасны! Кроме того, вы не можете рисковать своей жизнью! До истечения ваших полномочий члена сената ваша жизнь принадлежит народу!
– …Хм. Неплохо сказано, совсем неплохо!.. Надо как-нибудь это… Хорошо. Я согласен. Пусть четверо местных охотников останутся при мне. Но предупредите их, чтобы не стреляли! Иначе они испортят мне охоту!
– Как прикажете, господин сенатор!

Интересно: все поуезжали! Грабь – не хочу. И собак своих позабирали. Все, что ли, на охоту?.. А мой хозяин меня взял в снегоход, сам сел за руль и погнал в другую сторону. Это еще зачем?

Хозяин маленькой собачки вместе с тремя охотниками состоял при сенаторе. Он с недовольством думал, что зря этот городской индюк не позволил соорудить вышку. Было бы намного безопаснее. А так придется торчать в чистом поле.
Маленькую собачку привязали к дереву.

Интересно: что они делают? Все с ружьями, только этот тип из города, которого все кличут сенатором, безоружен. Или нет? Что-то этот футляр ружейной смазкой пованивает.
Они на охоте? Если они в самом деле на охоте, то почему стоят? Дичь сама к охотнику не придет. …Тихо как! Лес словно вымер. К чему бы это?

Где-то вдали взорвалась тишина. Взорвалась ревом мощных динамиков, беспорядочной стрельбой в воздух и криками людей. Взлетели птицы над кронами, крича во всю мочь: «Тревога! Тревога! Враг в лесу! Враг! Смерть! Смерть!.. Спасайтесь все!»
Маленькая собачка  насторожилась, подняла уши, принюхалась.

Облава? Мерзость какая! С них станется. Носятся по лесу и стреляют во все, что движется. Откуда в них такая жестокость, а?..
И на кого они охотятся? Кого загонщики гонят сюда?.. Может, оленей? Хорошо бы! Они вкусные. Мяса мне, понятно, не перепадет, но на кости я могу рассчитывать.

– Господин сенатор, готовьтесь! Три минуты!
– Спасибо, я готов.

Что? Волки? Не может быть! Зачем они убивают волков? Их же не едят… Ой! Что это сенатор вытащил из футляра? Автомат? Или пулемет?.. Не важно! Надо предупредить…
Эй, вы! Волки! Назад! Засада! Засада! Автомат! Назад, стая!!! Вас же тут всех положат…
А, ч-ч-человек с дубиной! Ветер в мою сторону! Они меня не слышат… Что же делать?..
…И псы наши там с загонщиками! Идиоты! Неужели так трудно думать? Неужели только я умею? Кто вам сказал, что волки – наши враги? Люди? И вы все им верите? Ну да: это же волки нас на цепи держат! Это волки нас сапогами пинают и палками бьют! И это их волчата кидают в нас камнями ради развлечения! А в старости именно волки нас суют в мешок и топят в реке, чтобы не тратить на нас дорогую пулю!.. Эх, вы!

– Смотри, как разоряется! Эй, это твоя собака?
– Моя, господин сенатор!
– Маленькая, а злая! Чует извечного врага!.. Заставь ее замолчать, иначе она выдаст нас!
– Момент!.. Заткнись, проклятая тварь!!!

Ага! Опять ты меня не понял, хозяин? Думаешь, что я на волков лаяла? Ну-ну!.. Но ты прав, хозяин. И я заткнусь. Я лягу в сторонке и не издам ни единого  звука. Я тихонько буду грызть поводок. Неужели он крепче моих зубов?.. Ты не понял меня, хозяин!.. Ничего, я объясню, когда порву поводок. Так объясню, что ты поймешь.
Я клыками и зубами объясню тебе, проклятый хозяин!.. Больше я не буду сидеть на цепи. И ты никогда уже не пнешь меня сапогом в ребра. А твой сынок не кинет в меня камнем. Я свободна.
Только бы поводок перегрызть.  

– Смотрите, господин сенатор! Вот они!
– Вижу!.. Не стрелять, иначе испортите мне охоту!.. Я сам…
Сенатор поднял автомат и дал очередь. Пять волков ткнулись в снег, чтобы уже не встать. Сенатор удовлетворенно кивнул и снова выстрелил. Три волка остались на снегу. Тогда сенатор выпустил весь рожок поверх голов.
Стая залегла.

Неплохо придумано, человек! Теперь ты будешь неспешно отстреливать их, пока не подоспеют загонщики и вновь их не поднимут. Неплохо придумано! Но ты одного не учел: меня.
Эх, хозяин! Не судьба мне, видно, посчитаться с тобой! Жаль. Очень жаль. Но если я не остановлю этого с автоматом…

Маленькая рыжая собачка знала, что ей делать. Она почти перегрызла поводок и ждала. А сенатор, опустошив рожок автомата, быстро сменил его и встал, чтобы лучше видеть свои мишени. И вот тогда маленькая собачка, порвав ремень, кинулась ему в ноги. Потеряв равновесие, сенатор уронил оружие, нелепо взмахнул руками и упал.
И собачка, мигом вскочив и развернувшись, вцепилась в его горло.

Только бы они догадались! Только бы поняли! Не лежать! Вперед, пока я его держу!.. Все! Кажется, он подох!

– Ах ты тварь! – взревел хозяин, подобрал автомат и передернул затвор.
Тяжелый удар отбросил собачку в сторону, затем еще один, и еще… Раскаленные пули рвали ее рыжую шкуру… Пришла нестерпимая боль…

Бегите же! Бегите, пока он меняет рожок! Скорее, волки! Вы можете! Вы должны! Ради детей! Вперед! Лишь четыре человека отделяют вас от свободы. Вперед!

Ей казалось, что она кричит. Громко, на весь лес… Кровь, дымясь, растекалась по снегу. Собачка уже не чуяла боли…

Возьмите меня с собой! Пожалуйста! Я очень прошу вас! Я не могу больше сидеть на цепи… Возьмите меня, волки! Пусть я маленькая, пусть рыжая… Но я хочу с вами!..
Вот только отдохну немного, и побегу дальше. Совсем недолго. Я устала, я так устала!.. Я совсем немного посплю, ладно?.. А потом приду, хорошо?.. Только примите меня в стаю! Пожалуйста! Пожа…

Она уже не видела, как вожак, почти не замедляя хода, мгновенно убил ее хозяина. Она не видела, как передовые волки загрызли трех остальных людей.
Стая уходила по заснеженному полю, по руслу речки, скованной льдом, в дальний лес. За ними осталась разгромленная застава, трупы пятерых людей с разорванными глотками.
И тело расстрелянной в упор маленькой рыжей собачки.

3.

Только в самом сердце леса стая остановилась.
– Зачем она это сделала? – спросил кто-то.  
– Вернись, спроси ее! – огрызнулся другой.
– Она не ответит. Она мертва…
– Ничего! – возразила одна из волчиц. – В Краю счастливой охоты мы встретимся и спросим.
– Ты с ума сошла!– возмутился первый из говоривших. – Это же собака! Как она может найти путь в мир волчьего посмертия?
– Собака, которая вступила в бой с людьми на стороне волков – не собака! – зарычала волчица. – Она найдет путь! И, когда мы встретимся на охотничьей тропе, я буду горда своим знакомством с ней!
– Я даже имени ее не знаю! – печально сказал вожак. – Надо же? Я с ней говорил о пустяках когда-то, а имя спросить забыл… Как же нам теперь звать ее?
– Не кори себя, вожак! – ответила ему волчица. – Мы запомним ее и так. Расскажем детям. Они расскажут своим детям, а те – своим. И пока жив народ волков, будут рассказывать долгими зимними днями матери своим щенкам быль о собаке. О единственной на свете свободной собаке, которую не сломили рабство, побои и унижение. О маленькой рыжей собачке, спасшей волчью стаю от гибели.

Наверх
 
 
IP записан
 
Lemur
Смотритель
*****
Вне Форума


Я люблю этот Форум!

Сообщений: 97
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #4 - 03.05.2006 :: 17:26:35
 
Какие прекрасные рассказы. Ждем еще.
Нечего сказть, совсем нечего.
Наверх
 
 
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #5 - 03.05.2006 :: 18:06:17
 
Честь в моих зубах

«Чем больше я узнаю людей – тем больше люблю собак!»
Адмирал Вильгельм Канарис.


Было ли это? Будет ли? Не знаю. Те из читателей, кто фактическую сторону событий ценит больше их со-держания, могут дальше не читать! Нет у меня фактов. Я, в общем-то, даже названия страны и города не знаю. Меня могут спросить: «Что же ты, так тебя перетак!.. Какого черта?»
Вы правы: я там не был. Но мне об этом поведал участник тех событий. К сожалению, его порой было очень нелегко понять. И он, разумеется, никогда не учился в школе, никаких историй и географий не учил! Но память у него хорошая. И врать он не обучен. Я ему верю. И потому я, переработав немного его рассказ, предлагаю его вам! 

Если взгляды человека на то, что считать нормальным, естественным, логичным и правильным, расхо-дятся с мнением остального человечества, то человек этот, как правило, представляет особый интерес для полиции. Или для врачей-психиатров. Или и для тех и для других одновременно. И это, как правило, весьма разумно! Ведь расхождение со всем человечеством во взглядах в столь фундаментальных вопросах означа-ет, что человек сей как минимум не прав. И, скорее всего, он опасен.
А вдруг он все-таки прав? Вдруг он получил редкую возможность взглянуть на мир свежим взглядом? Так не бывает, говорите?.. Да что вы?
А если он вышел из тюрьмы, где просидел десять лет, разглядывая небо через решетку?
Если он выписался из больницы, где провалялся два месяца между жизнью и смертью?..
А еще такое вполне возможно, если человек возвратился с войны.

1.

Итак, человек возвратился с войны.
Нет, возвращался он недолго. Ему ведь не пришлось лететь на нее двенадцать часов самолетом, как в первый раз! На эту войну он ушел пешком, когда война подступила к его городу.
Война! Человек криво усмехнулся. Ни один нормальный человек не назовет ее войной. Она не войдет в историю войн, хотя по числу жертв и превосходит многие и многие, о которых знает любой школьник. О ней забудут через неделю, хотя, не останови они врага у шоссе, мир бы ужаснулся последствиям.
Пусть так! Он считает иначе. Он воевал и имеет возможность и право сравнивать. Он навсегда запом-нит бойцов своего Когтя, в котором один остался в живых. Он будет их вспоминать, как вспоминает ребят из своего взвода…
И он с первого взгляда узнает тех, кто тоже считает иначе.

– Тетя! Вы не видели мою маму? – пропищал щенок.
– Нет, малыш. Не видела… – ответила огромная мраморная догиня.
– Она ушла вчера и до сих пор не вернулась…
– Вчера?.. – озабоченно уточнила догиня. – Можно, я тебя понюхаю?
– Можно…

Человек идет по пустому городу. Мало машин на улицах и почти нет прохожих, словно все разъехались в отпуска или в уик-энд на природу. Не слыхать музыки из окон музыкального училища, не носятся дети перед школьными корпусами… Тишина.
Стоит у обочины полицейская машина. И человек подходит.
– Привет, Кейт!
Девушка подняла взгляд на него и приветливо улыбнулась.
– Привет, Джефф! Как рука?
– В гипсе! – усмехнулся человек, показывая ей гипс.
– Болит?
– Да ерунда! Ты-то как? Плечо как?
– Оно левое, – слабо улыбается девушка. – Машину водить не мешает, а пистолет я правой рукой держу. И Микки поможет, если что…
Пес, лежащий на сидении рядом с девушкой, услышал свое имя и сел. Поглядел на Джеффа, хвостом помахал.
– Это твой новый напарник? – кивнул человек на пса.
– А что? – с вызовом спросила она. И, вспомнив что-то, глухо закончила: – Собаки лучше людей, они, по крайней мере, не сбегут в случае чего.
– Не огорчайся, Кейт, – мягко сказал человек. – Люди бывают разные! Хорошо, что ты  успела раскусить его прежде, чем вышла за него замуж!.. – он вдруг усмехнулся: – Н-нда! «Все мужики – сволочи»? Тебе не рановато так думать, а?
– Извини, Джефф, – смутилась девушка. – Я не имела в виду тебя. Просто у нас не хватает людей после… вчерашнего.
– Я понимаю… – кивнул человек. – Только в мизантропию не впадай, пожалуйста! Ты для этого клы-ками не вышла и хвоста у тебя нет. Или есть?
– Не-е-ет!
– А давай, проверим?
– Еще чего! – засмеялась, наконец, Кейт.
– Вот и славно! Такой ты мне нравишься гораздо больше!
– А раньше не нравилась? – возмутилась она.
– Нравилась, конечно! – невозмутимо заявил человек. – Но сейчас – больше.
– Ох, Джефф, смотри! Все жене расскажу!
– Ты лучше погоди рассказывать, – посоветовал Джефф. – Лучше на видеокамеру сними и запись ей покажи. Она любит.
– Что записывать-то? – подозрительно уточнила девушка.
– Да как тебе сказать?.. – индифферентно откликнулся Джефф.
Он очень старался каким-нибудь образом развеселить ее. Старался, понимая при этом, что все равно не сможет.  Не только он – лучший в мире комик не сможет.

Помолчали.
– Я вот думаю… – тихо заговорила девушка. – Почему я осталась в живых? Почему? Семнадцать человек, Джефф! Почему я?
– Не кори себя, Кейт! Ты ни в чем не виновата. Ты храбро дралась и не твоя вина, что ты выжила: жизнь и смерть – в зубах творца!
– Откуда ты знаешь? Ты следил за мной?
– Нет, – покачал головой человек. – Просто собаки, – он погладил Микки, – не прощают предательства и трусости. Если бы ты была в чем-то виновата за вчерашний бой, Микки не сидел бы рядом с тобой.
– Мне от этого не легче, – сухо всхлипнула девушка.
– Всем не легче, Кейт! Держи себя в руках.
– Постараюсь. …Э, Джефф, погоди-ка! – перебила сама себя девушка,  видя, что ее собеседник собирается прощаться. – Есть дело!.. В городе сотни осиротевших щенков! Надо что-то делать, иначе они просто умрут!.. Поговори с женой, а? Она же в мэрии работает!
– Поговорю. …Постой! А почему бы Фреду с мэром не поговорить? Было бы проще.
– Они уже сегодня поговорили! – мрачно ответила девушка.
– И?
– И мэр сказал, что в городе может смениться начальник полиции.
– Ну да! Еще чего? – зло заметил человек. – Скорее уж мэр в городе сменится!.. Понятно. Значит на мэра рассчитывать не приходится… Ладно. Я поговорю с Мирьям. А ты позвони в газету! Пусть напечатают что-нибудь подходящее!
– Хорошая идея!
– Ну, бывай!.. А, чуть не забыл: ты знаешь, что Свора приняла в городе волчат?
– Волчат? – нахмурилась Кейт. – Черт возьми! Это же все меняет! Мы не можем заняться спасением щенков прежде, чем найдем и спрячем волчат… А сколько их?
– Откуда я знаю?
– И как еще Свора отнесется к моей идее перепрятать волчат?
– Было бы неплохо со Сворой поговорить… – задумчиво протянул Джефф.
– Было бы… Но с ними, – она почесала Микки за ухом, – очень трудно разговаривать… Ладно. Это я беру на себя. Дай мне неделю, хорошо?
– Нет проблем!
– Да, еще! Зайди вечером в полицейское управление! Фред подписи собирает.
– Какие?
– Да, тут появилась идея поставить памятник полицейским, погибшим вчера ночью, – вздохнула Кейт. –  А Фред сказал, что прежде надо ставить памятник погибшим собакам!
– Ну, правильно! Зайду.
– У нас уже сто тридцать подписей!
– Так много?
– Люди приходят, подписывают…
– Ладно. Ну, пошел я.
– Пока, Джефф. Звони.
Человек идет дальше.

– Тетя! Что с вами?.. Вам больно?.. – с сочувствием в голосе робко спросил щенок.
– Как тебе сказать?.. Когда теряешь друзей – всегда больно…
Помолчали…
– А как вы думаете, когда вернется мама? – с надеждой пропищал щенок.
– Она не вернется, малыш, – вздохнула догиня. – Она погибла.
– А как же я?

Сидит на скамейке девочка. Плачет. И сжимает что-то в руках.
Человек подходит поближе, как раз достаточно, чтобы разглядеть в ее руках ошейник.
– Собака? – участливо спрашивает он.
Девочка поднимает лицо, глядит на незнакомца, кивает.
– Грозный! Его убили! Собаку мою убили! Он был такой добрый, такой умный, такой…
И девочка снова заплакала.
Человек присаживается рядом с ней и осторожно спрашивает:
– Ты была там?
– Да! – сквозь слезы отвечает девочка. – Мы сегодня с папой…
Но очень трудно плакать и при этом что-то рассказывать.
Человек кладет руку ей на плечо и тихо говорит:
– Хочешь совет? Возьми щенка. Он не заменит тебе Грозного, но поможет пережить горе. А ты поможешь щенку выжить.
Девочка даже перестала плакать, повернулась к собеседнику и все еще дрожащим голосом возразила:
– Мама не разрешит! Она сегодня сказала, что «так будет лучше. А то от собаки одна грязь в доме!»
– А ты все же возьми щенка, – посоветовал человек. – Принеси его домой и скажи маме вот что: «У меня есть мама. А у него мамы нет!»
– Она не послушает, – вздохнула девочка.
– А это от тебя зависит. Смотря как ты скажешь.
Несколько секунд смотрели они друг другу в глаза. И человек видел просыпающееся понимание в ее мокрых еще глазах.
А потом, вдруг, с силой и затаенной яростью:
– Да! И я буду его мамой! И никому не дам в обиду!.. Спасибо, дядя! Я побегу искать моего щенка, можно?
Но бежать не пришлось – как раз в этот момент дорогу переходил буль-терьер, а перед ним ковыляли двое лохматых щенков неизвестной доселе породы.
– Дядя! Это ее щенки? – с надеждой спросила девочка.
– Нет, – улыбнулся человек. – Это не «она», это – «он»! И щенки – не его. Он их просто охраняет.
– А он мне отдаст одного?
– Попроси.
– Как?
– Подойди и попроси.
– А поймет?
– Поймет.
Со скамейки человек следил, как девочка подошла к собакам, и буль-терьер – могучий и очень опасный пес – преградил ей путь к щенкам. Человек не слышал, что говорила девочка псу, о чем просила, показывая ошейник. Только подошел к ней буль-терьер, понюхал ошейник и заскулил вдруг, коротко и горестно. И отступил в сторону. Присела девочка, протянула к щенкам руки ладонями вперед. И один из них подполз, понюхал ее ладошку. И полез к ней на руки.
Смотрит человек, встав со скамейки, как убегает домой десятилетняя мама в обнимку со своим хвостатым и лохматым сыном. И знает он, что ее властной матери впервые в жизни придется уступить своей дочери, которая, даже не успев вырасти, уже поняла – что такое материнский долг.
Человек идет дальше.

– Почему ее убили? Она мне так нужна, я так скучаю…
«В самом деле! Я вот жива…» – подумала догиня.
Но щенок, почуяв ее отчаяние, взвизгнул:
– Простите, тетя! Я не хотел…
– Нет, малыш! Ты прав.
– Не прав! – неожиданно твердо заявил щенок. – Мама вчера сказала: «Жизнь и смерть моя – в зубах Творца, но честь моя – в моих собственных зубах!» Ты пахнешь кровью, тетя. Своей и чужой кровью! И никто не смеет тебя обвинять!
– Я знаю. Только вот я из всего нашего Когтя выжила одна. От Клыка остался едва ли Коготь…
– Какой Коготь? – не понял щенок.
– А! Ты этого еще не знаешь. Это – боевое построение Большой своры. Двадцать собак составляют Коготь. Пять Когтей – Лапа. Четыре Лапы – Клык. А Четыре Клыка – Челюсть. Пять Челюстей было у нас в первом бою… Теперь осталось не больше  Клыка…

– Тетя, я кушать хочу!
Догиня ласково поглядела на него и неуверенно предложила:
– Хочешь, я тебе мышку поймаю?
– Не-е-ет! Я молочка хочу-у-у!
«А то я не вижу! – тоскливо подумала догиня. – Тебе бы еще сосать и сосать!.. Что же делать?.. Больше сотни их, таких, в городе! И на весь город всего десять щенных сук осталось! И одна кормящая волчица. Им не прокормить всех. …Если не случится чуда, он умрет… Как жаль. Как невыносимо жаль…»
– Ну, давай, я тебя оближу? – предложила она, легла и принялась вылизывать рыжего беспородного щенка, как не раз вылизывала собственных детей…


– Ой, какая прелесть! Пойдешь ко мне, серенький?.. – слышит человек, проходя через парк, женский голос. И сразу же растерянное: – Ой!
Он идет на голос и, свернув в аллею, видит: колли загораживает собой пушистого серого щенка, не позволяя красивой женщине в элегантном деловом костюме прикоснуться к нему. Женщина заметно растеряна и расстроена… Человек подходит к ней.
– Извините за вмешательство! Вы хотели взять щенка?
– Да. А она не дает, – пожаловалась ему женщина. – Но ведь он же – не ее щенок! Она колли, а он, наверное, из овчарок…
Человек покачал головой.
– Это прекрасно! – одобрил человек. – Только этого щенка, – подчеркнул он, – не берите.
– Почему?
Человек посмотрел ей в глаза и, поколебавшись немного, ответил:
– Потому, что он – волчонок. Его нельзя брать в дом, ибо его дом – лес. Он – будущее волчьей стаи.
– А что он делает в городе? – изумилась женщина, мгновенно поверив ему.
– Наверное, городская свора приняла осиротевших волчат… – предположил он.
– А она знает, что это волчонок? – кивнула женщина на колли.
– Конечно! Волки и собаки по-разному пахнут.
– И она охраняет врага?
– Во вчерашнем бою с Дикими дрались и волки тоже… – объяснил человек. – А, кроме того, это – не враг. Он еще щенок. Ни одна сука не тронет чужого щенка, даже если это – щенок врага.
– Надо же! – удивилась женщина, с уважением глядя на колли. – Не так уж мы и отличаемся! Все матери одинаковы. Все суки – женщины.
И, улыбнувшись, погладила колли по спине и добавила ласково:
– А все женщины – суки… Будь здорова, дорогая. Не трону я твоего волчонка. Щенка найду…
И, кивнув человеку, повернулась, чтобы уходить.
– Не рассказывайте никому о волчонке! – попросил он вслед.
Женщина развернулась на каблуках и с возмущением спросила:
– За кого вы меня принимаете? Разве я не знаю, что грозит волчонку в городе?
– Извините! – развел руками человек.
– Да ладно… – вдруг остыла женщина. – Все мы на нервах…
Ушла. И колли увела своего подопечного в кусты, где, по-видимому, оборудовала ему лежку.

Звонит сотовый телефон в кармане.
– Да!
– Алло, Джефф! Это Кейт. Я, похоже, придумала, куда можно перевести волчат!
– И куда?
– На полигон! Помнишь армейский полигон?
– Хм! Помню. …А что? Отличная идея! Он все равно не используется, но забор там высокий. И роща вполне приличная… Только с охраной надо договориться.
– Фред договорится!.. Теперь надо только волчат разыскать.
– Одного я уже нашел, Кейт. В парке! Его колли охраняет.
– Спасибо, Джефф. Едем.
– Не за что! Мы приняли волчат в городе, нам и обеспечивать их безопасность.
– Кому это «нам»? – без улыбки в голосе уточнила девушка.
– Нам – Своре! – отрезал человек.

Человек идет дальше, проходит парк, переходит улицу, через два квартала сворачивает на пустырь, за которым – его дом. И видит: огромная мраморная догиня вылизывает маленького рыжего щенка… Он идет прямо к ним.

– Вот оно, чудо! – выдохнула догиня.
– Где? – встрепенулся щенок.
– Вот, гляди! – мотнула она мордой на приближающегося человека.
– Убежим? – предложил щенок.
– Нет, малыш. Может быть, тебе повезет, и он возьмет тебя?
– Зачем? – немного испугался щенок.
– Как зачем? У тебя будет дом, еда и собственный друг! Это же счастье!
– А он не будет меня обижать? – робко пискнул щенок.
– Нет. Он – один из нас. И он чтит Закон.
– Как может человек быть одним из нас? – изумился щенок.
– Этот – может. Он могучий боец, верный друг. Он – пес, хоть и человек.
– Не понимаю…
– Я тоже, – призналась догиня. – Но это так. Может быть, он тебя возьмет?
– И я не умру, да?
– Да.

Человек смотрел на догиню, на ее лапу, перевязанную бинтом, на швы, наложенные врачом на ее бока и грудь, на разорванное ухо. А догиня смотрела на человека, на его руку, закованную в гипс. Она осторожно принюхивалась к запаху крови, сочащейся  из-под бинтов, скрытых под рубашкой.
Два бойца смотрели друг на друга.
Потом человек протянул ей руку ладонью вперед. Собака понюхала ладонь, помахала ему хвостом и отошла. Человек присел перед щенком, протянув ему руку.
–Ну что, малыш? Пойдем домой?

– Тетя! Мне идти с ним?
– Иди, малыш! Верь ему! Он не предаст.
– Ладно…
Щенок полез на ладонь человека. Он чуть напрягся, когда человек поднял его высоко над землей и посадил себе на плечо. Но там было удобно, и щенок успокоился. Только одно дело беспокоило его: очень важное, неотложное дело!
– Тетя! Мы еще встретимся?
– Конечно, малыш! Я живу недалеко, и я тебя найду.
– Спасибо, тетя. Можно, ты будешь моей мамой?
– Можно, малыш! – растроганно ответила догиня. – До свидания. Будь счастлив.

Человек идет дальше. Он подходит к дому…
Старушка из соседнего подъезда выводит на прогулку своих собак: роскошного аристократического пекинеса на изящном кожаном поводке и двух огромных беспородных псов, вчера еще бездомных. Псы бегают вокруг нее, весело скалят зубы и беззлобно переругиваются с пекинесом.
Картина эта может показаться нелепой, старушка – выжившей из ума… Только не Джеффу. Он не знаком со старушкой, хотя при встрече они всегда здороваются.
Старушка приветливо кивает ему, он ей улыбается в ответ. Старушка пристально глядит на щенка, си-дящего на его плече, на руку в гипсе.
Она все понимает…
                               Она многое помнит…
                                                                   Очень многое!

Что стоит сейчас перед ее глазами?
Может быть, это – фотография маленького мальчика в коротких штанишках, с сачком в руках?
Или другая фотография, где он, семнадцатилетний, в обнимку с двумя друзьями стоит перед зданием школы? Последний день в школе, и впереди – колледж, а дальше – целая жизнь…
Или еще одна фотография, на которой он в военной форме, смеющийся…
А, может быть, стоит перед ее глазами письмо на официальном бланке министерства обороны?

«Уважаемая госпожа Мак-Грегор! С глубоким прискорбием сообщаем Вам, что ваш сын – сержант Томас Мак-Грегор…»
И небольшой сверток с личными вещами. И свернутый национальный флаг. И три медали на подушечке…

Человек почтительно склоняет голову, а старушка снова кивает ему.
Человек и щенок идут домой.

2.

Четыре дня. Только четыре дня! Много это? Мало? Зависит от обстоятельств.
Как правило, четыре дня – совсем немного. Особенно, если это все, что осталось от отпуска…
Но если эти четыре дня бездонным провалом, рваной кровоточащей раной легли, разделяя мир и войну, жизнь и смерть, живых и мертвых, тогда это – много. Очень много! Вечность!!! Целых четыре дня…
Как давно это было!.. Как ласково светит солнце из прошлого!.. Каким мирным кажется оно – это прошлое!.. И все еще живы…

– Убирайся, пока цела! – рявкнул амстафф в зеленом ошейнике.
– Еще чего? – залаяла она в ответ. – Это моя добыча! Я ее первая нашла!
– Сейчас ты сама станешь моей добычей! – пообещал амстафф.
– Я тебя не боюсь! – зарычала она.
Чья-то тень заставила ее сделать шаг в сторону и чуть повернуть голову, чтобы видеть подошедшего. Это оказался ее знакомый мастифф с красивым серым пятном на груди, похожим на семилучевую звезду…
– Ну и правильно, сестренка! – забасил мастифф. – Чего его бояться?.. Только вот силы у вас неравные, а? Ты уж его мне уступи! Мне-то амстафф в самый раз будет, да и соскучился я по доброй драке!
– Я не боюсь! – упрямо заявила она.
– Нет конечно, сестренка! – добродушно откликнулся мастифф. – От страха обычно убегают, а не стоят до конца. Это он, похоже, боится. С тобой драться он не боялся, а вот с равным противником – боится.  – И, повернувшись к амстаффу, рявкнул: – Ну? Долго я буду ждать? Драться будем? Или отвалишь сразу?
– Ладно! – пробурчал неохотно амстафф. – Заболтался я с вами. Дела у меня еще…
И потрусил прочь.
– Иди-иди! Не опоздай! – проворчал вслед мастифф. И расплылся в улыбке, когда ему ласково облизали морду и шепнули:
– Спасибо!      
– Да не за что! – промямлил мастифф. – Пока, сестренка… До завтра!..

Все шло, как обычно… Разве что неясная тревога чуялась в  небе, но это нередко случается, не так ли? Будет вечер, и ночь, и рассвет, и ничего нового не случится…
Но именно этим вечером раскатился над городом вой-приказ  огромного ирландского волкодава Форгала – вожака всех псов города: «Свора! Слушай приказ вожака! Все, кто в силах драться – к деревянному столбу у грунтовки, что на въезде в лес! Дикая свора на подступах к городу. Все вы знаете – что это такое. Останутся только щенные суки, вскармливающие наше будущее, и декоративные собаки, бесполезные в бою! Всем остальным, имеющим когти и клыки: за наших щенков, за наших друзей (у кого они есть), за Город, где мы живем – в бой!»
И потянулись бродячие собаки к южной окраине города… И забеспокоились домашние собаки, и лаяли, стоя у дверей, пока недоумевающие хозяева не открывали им двери… И выскакивали, проломив окна, те из них, кто оставался в доме один… 
Ни одна газета, ни одна радиостанция, ни один телеканал не предупредили город о нависшей над ним смертельной угрозе! Но клыкастому народу не нужны предупреждения! Ветер доносит до них новости, мать-земля с ними говорит. И чутье вцепляется в разум и твердит: Смерть у города! И ярость туманит глаза, и из пасти помимо воли вырывается рычание…

– Энни! Ты что? Опять хочешь гулять?
Собака молча стояла у двери…
– Энни! Хочешь колбаски? Ну иди сюда, моя хорошая!
Собака не сдвинулась с места…
– Джефф, что это с ней, а? Может, заболела?
Джефф поглядел на собаку и покачал головой.
– Вряд ли! Открой ей дверь, пусть побегает. Так ведь уже было… Все будет в порядке…

«Все будет в порядке»?.. Эх, хозяин! Твоей бы пастью да колбасу есть… Ты даже не представляешь себе, какой это будет бой!.. Ну, спасибо, что выпустил. Я побежала…

Вернулась она утром.
– Нагулялась? – поинтересовался Джефф, дожевывая бутерброд. – Ну, еда в миске, вода в поилке… Отдыхай, красавица. А я пошел на работу…
– С ней-то ты попрощался! – хмуро заметила Мирьям. – Мне ревновать?
– Да что ты? – удивился Джефф, а себе под нос проворчал: – Всегда знал, что две суки в доме – это слишком много…
– Да что ты? – рассмеялась жена. – Вот рожу тебе дочку, и будет в доме три суки!
– Сбегу! – пообещал Джефф.
– Поймаем – хуже будет! – ласково посулила жена.
Они еще ни о чем не догадывались.

Не догадывался Джефф и весь тот день, до тех пор, как вернулся с работы и по лицу жены понял, что случилось что-то из ряда вон выходящее.
– Что? – спросил он.
Вместо ответа Мирьям молча включила видео.
«…что, несомненно, окажет заметное влияние на результаты осенних муниципальных выборов!.. А теперь – основная неполитическая новость дня! – телеведущий был невозмутим, как всегда. – Правительство вновь рассматривает план борьбы с одичавшими собаками, отвергнутый уже один раз три месяца назад. Этот план мы попросим прокомментировать госпожу Элизабет Нил – координатора Национальной Лиги защиты животных!»
На экране появилась красивая женщина лет сорока-сорока пяти. Она улыбнулась в телекамеру и уверенно заговорила. Чувствовалось по голосу и манере держаться, что она привыкла к подобным выступлениям.
– Готовится очередное массовое убийство! Я не боюсь этого слова, господа! Правительство собирается послать армейские вертолеты, чтобы уничтожить, как они выражаются, одичавших собак! Вы вдумайтесь, господа! Десятки тысяч несчастных собачек, уже один раз брошенных своими бессовестными хозяевами, будут убивать только за то, что они хотят есть! – защитница животных сделала паузу и продолжила: – Они говорят, что это – единственный способ решения проблем! Это – ложь! Мы давно предлагаем сбрасывать собакам еду с тех же вертолетов! Но правительство, по-видимому, выбрало более простой путь! Подумайте, уважаемые зрители! Подумайте – избиратели! Какие проблемы правительство таким же образом будет решать в будущем? Безработных? Больных? Бездомных? Или нелегальных эмигрантов? Подумайте, господа: а застрахованы ли вы, и ваши семьи от расстрела?.. Я не сгущаю краски, господа! В Германии нацизм тоже начинался с мирных демонстраций и мелкого хулиганства!
– Госпожа Нил! – вклинился ведущий, когда его собеседница замолкла, чтобы набрать воздух. – Что ваша Лига предпримет в случае, если этот проект все же будет представлен в парламенте?
Защитница животных удовлетворенно улыбнулась.
– Мы подадим в суд на правительство! Наши адвокаты подготовили все материалы! Мы подадим в суд также на каждого, кто сделает хоть один выстрел! И мы – не одни! Нас поддерживают профсоюзы и оппозиционные партии, на нашей стороне пресса! Мы победим!
– Благодарю вас, госпожа Нил!
Защитница животных исчезла с экрана. И ведущий продолжил:
– Мы выслушали точку зрения одной из сторон. Правительство пока никак не прокомментировало свои действия. Однако я считаю, что вы вправе знать подробности. И поэтому посмотрите интервью с начальни-ком отдела общественных связей центрального округа полиции!
…Хорошо знакомое всей стране здание федерального управления полиции. Слева автостоянка. Справа – проспект Независимости. У входа в здание стоит мужчина в отлично сшитом светлом костюме, в модном галстуке. Он чисто выбрит, прекрасно пострижен… Если бы не его осанка, выдающая его прошлое, явно не проведенное в тиши кабинета, если бы не его взгляд!
– Здравствуйте, уважаемые телезрители! Я благодарен пятому каналу за возможность выступить перед вами… Сейчас полиция не популярна. И тема, которую я хочу затронуть, еще менее популярна. …Итак! …Десять лет назад, если помните, в южных районах нашей страны произошло землетрясение силой двенадцать баллов. Разрушениям подверглись десятки деревень и три города, однако жертвы были невелики – сорок человек были легко ранены. Самым большим ущербом от землетрясения стало исчезновение с лица земли двух рек. И район Двуречья, когда-то славный своими урожаями зерна, превратился в пустыню. …Люди уехали. Район опустел. Правительство выделило деньги переселенцам на обустройство в центральных и восточных районах страны, транспорт для вывоза вещей… Люди забрали с собой самое ценное.
Полицейский еле заметно усмехнулся и продолжил:
– Самое ценное! Собак они, наверно, ценностью не сочли. …Прошли годы. Временами всплывал проект строительства канала, чтобы вернуть Двуречью воду, но… то денег не было, то время оказывалось неподходящим, то выборы мешали… Всегда находились более неотложные задачи, чем обводнение обезлюдевшего района! И только полгода назад, когда одичавшие собаки начали тревожить населенные районы, стало ясно, что время упущено. Тысячи собак вырезали скот на пастбищах, нападали на фермы. Потом они начали нападать на людей. Отдел специальных исследований федерального управления полиции подготовил тогда доклад. В нем предлагалось применить боевые вертолеты, чтобы уничтожить орду прямо в степи. …Я не оговорился – это орда численностью примерно пятьдесят тысяч диких собак, надвигающаяся на север, и сжирающая по пути все живое!.. Я передаю пятому каналу видеозапись одной фермы после нападения этой орды… И, если ее покажут, я прошу: уведите от экранов детей! И людям со слабым сердцем тоже не стоит смотреть…
Полицейский помолчал…
– Поймите: нам грозит страшная беда! Армия не обучена воевать с собаками! Если эта орда доберется до населенных районов…

Мирьям выключила видео.
– Дальше – запись фермы… – с трудом выговорила она. – Я не смогу увидеть это второй раз…
Джефф подошел к жене, обнял ее. И тихо спросил:
– Они уже здесь?
Мирьям напряглась и попыталась отстраниться, но Джефф ее удержал силой. И повторил вопрос:
– Они здесь?
– Почти… Прошедшей ночью их остановили в пригородном лесу…
– Кто? – резко бросил Джефф.
– Городские собаки…
– А почему новости…
Но Мирьям перебила:
– Я же в мэрии работаю – я знаю.
Оба посмотрели на Энни, лежавшую, как ни в чем не бывало, на своем коврике возле шкафа. Собака, почуяв взгляды, подняла голову.

Этим вечером вой Форгала вновь поднял город на дыбы! Многие тысячи собак потянулись к окраине, чтобы встретить врага у шоссе. Там, за шоссе, в полукилометре к югу, начинался лес, куда уже никому не было доступа со вчерашней ночи.
Там – Дикая Свора! Они жрут тела павших во вчерашнем бою… А за спиной городской своры – поле, за которым начинается город.
Начинается Город! Город, в котором живут не только люди и не столько люди, хоть они и полагают иначе! Город, в котором живут собаки – тысячи собак. Это – и их Город тоже, ибо они, в отличие от людей, вышли вчера в бой, чтобы его защитить. Они идут в бой сегодня и, если потребуется, уйдут завтра… Пока жив хоть один пес, хоть одна сука, пока держат лапы и целы клыки… Многие погибли вчера. Многие не доживут до сегодняшнего рассвета. Четыре Клыка легли вчера в Пригородном лесу! Но впервые Дикая Свора остановилась…
А люди ложатся спать. А люди смотрят телевизоры или сидят в ресторанах. А люди ничего не хотят знать… Люди! Всемогущие Люди – собачьи боги!.. Почему? Да потому, что для них место, где они живут – город. А для собак – Город!
И потому тянутся к окраинам дворняги и афганские борзые, грейхаунды и лабрадоры, неаполитанские мастиффы и их английские родичи, доберманы и ротвейлеры, колли и ризеншнауцеры, боксеры и амстаффы, стаффордширы и буль-терьеры… И потому городские коты и кошки впервые не выгибают спины, впервые желают им удачи…

В эту ночь Джефф уснуть не смог. Он честно попытался, потом вылез из кровати, оделся и вышел на кухню, перекурить. И совсем не удивился, когда бесшумно возникла в дверях Мирьям и, ни о чем не спрашивая, принялась варить кофе. Она ничего не сказала – женщины народа Уш-мин умеют молчать. Она ни о чем не спросила – женщины народа Уш-мин умеют все понимать без слов.
На рассвете Энни вернулась. Раненная.

Вечером голос ротвейлера Зигфрида, возглавившего свору после гибели Форгала, вновь призвал всех в бой: «Все, кого держат лапы, у кого целы клыки – к шоссе! Я зову щенных сук! Перенесите щенков поближе к людям, если у вас нет дома и друга. Если есть – доверьте детей друзьям. Я обращаюсь к комнатным собакам, шпицам, хинам и пекинесам: братья и сестры! Вы остаетесь дома. Вы бесполезны в бою, но вы, хоть малы и слабы – собаки! Вам – хранить Закон и воспитывать наших детей! Это – важно! В ваших зубах будущее городской своры…
Все остальные – в бой!»

Джефф не хотел отпускать ее. Но впервые в жизни его собака подняла на него голос и оглушительно залаяла. И он сдался. Открыв дверь, он сказал ей только:
– Будь осторожна, девочка…

На утро кто-то заскребся в дверь.
Распахнув дверь, Джефф увидел двух псов, сидевших перед дверью – беспородного бродячего и лабрадора… Оба были серьезно ранены.
А Энни не было.
Он закрыл глаза.
Потом с трудом открыл их, посмотрел на псов, на кровь, капающую на мраморные плиты пола… И хрипло сказал:
– Входите, ребята. Сейчас я вас перевяжу… Мирьям! Принеси, пожалуйста, аптечку и теплую воду!

3.

Потом он позвонил на работу.
– Алекс, ты не мог бы сегодня обойтись без меня?
– Не хотелось бы… А что случилось?
– Они… они убили мою собаку…
– Так!.. – после долгой паузы ответил Алекс, его начальник и, уже пять лет, друг. – Ясно!.. Ну что ж? Обойдусь, конечно. Жду тебя послезавтра… 
– Спасибо, Алекс!
– Да пошел ты!.. Удачи, Джефф.

Он шел по полю вчерашнего боя. Он видел тысячи мертвых тел и с первого взгляда отличал бойца городской своры от Диких. Бродили по полю люди, искали своих четвероногих любимцев…
Три к одному – всплыло в памяти соотношение потерь наступающей и обороняющейся сторон. Здесь это соотношение было совсем другим – пять или шесть к одному…
Он шел по полю боя, и подобно осенней желтой листве, падающей с берез, облетали с него годы, и менялись осанка и поступь… И он вновь становился сержантом парашютно-десантных войск.

– Простите, вы не видели здесь амстаффа?
Перед ним стояла пожилая женщина с фотографией в руке.
– Вот посмотрите! – протянула она Джеффу фотографию.
На снимке сидел амстафф в зеленом ошейнике, держал в зубах резиновую косточку…
– Нет, – развел руками Джефф.
– Извините… Если увидите, скажите мне! – попросила женщина и зачем-то добавила: – Его зовут – Феликс…
И пошла прочь.
Дальше, дальше, по полю боя. На каждом шагу – мертвые. И впервые в жизни Джефф думал о них не как о собаках – как о воинах, до конца выполнивших свой долг.
Вот лежит овчарка, рядом – колли и сенбернар… А далее…
Серое тело, прямой хвост… Волчица. Щенная волчица… Она умерла, все-таки успев дотянуться до глотки врага. Где-то ее ждут несколько сереньких пушистых волчат, ждут терпеливо и молча, потому что не смеют звать. …Ждут волчата свою маму, самую добрую, самую заботливую, самую ласковую. …И не знают, что она уже никогда не придет. …И не понимают, наверное, волчата, что жить им осталось совсем недолго, а выбор у них – лишь между Смертью и Смертью! Если их не сожрут Дикие, то волчата наверняка умрут от голода…
Джефф встал на колени над нею и погладил ее шерсть, как будто ей это было надо. И никак, конечно, не отреагировала волчица на ласку, хоть ее никогда никто не гладил. Разве что мама в детстве облизывала…
Дальше, дальше,  к шоссе. Вот там, за шоссе, он и нашел свою Энни.

Она лежала на куче трупов Диких. Рядом с ней лежал мастифф с серым пятнышком на груди, похожим на звезду. И неподалеку Джефф обнаружил амстаффа в зеленом ошейнике.
Джефф обернулся, поискал глазами хозяйку амстаффа и, найдя, помахал ей рукой.
Подошел немолодой мужчина, которого Джефф знал в лицо – хозяин мастиффа.
– Простите, у вас амстафф?
– Нет, – покачал головой Джефф. – У меня – она.
Рыжая шерсть слиплась и почернела от крови. И черными от крови были ее клыки.
Он почему-то вспомнил, как Энни любила обкусывать его пальцы, сжимая их так, чтобы ему не было больно. Он делал вид, что сердится, замахивался рукой… Энни издавала вопль ужаса и уносилась прочь, чтобы через минуту робко заглянуть в комнату из-за двери, поймать его улыбку и примчаться обратно, вновь ловить его пальцы…
– Что же я внуку скажу? – горестно спросил мужчина, гладя мастиффа.
– А сколько ему?
– Двенадцать лет. Он так любит Бэка…
– Тогда скажите ему правду! – предложила подошедшая хозяйка амстаффа. – Скажите ему, что Бэк погиб в бою, защищая город.
– Надо похоронить… – прошептал хозяин мастиффа.
– Надо, – отозвался Джефф. – У меня в багажнике лопата…
– Где? – спросил хозяин мастиффа.
– Давайте похороним их у речки, на холме. Там растет дуб… – предложила хозяйка амстаффа. И добавила грустно и торжественно: – Вместе дрались – вместе им и лежать…
– Давайте… – кивнул хозяин мастиффа.
– Я подгоню машину, – сказал Джефф.

Через час он входил в полицейское управление.
Солидное пятиэтажное здание было сегодня необычно пустым. Только неумолкающий звон десятков телефонов оживлял пустоту. На стоянке скучали три патрульные машины. В одной из них дремал ее хозяин…
– Привет, Коста! – поздоровался Джефф с дежурным.
Тот поднял на Джеффа покрасневшие от усталости глаза и слабо улыбнулся.
– А, это ты! Привет! Жаловаться пришел?
– Нет, просить о выделении круглосуточной охраны! – проворчал Джефф, оценив шутку. – Шеф у себя?
– Да! Только на радушный прием не рассчитывай – запарка у нас.
– Что? Народ валит из города? – посочувствовал Джефф.
– Ага! Пробки на всех выездах… Все патрульные в разгоне, даже оперативный состав привлекли… Все бегут…
– Не все… Ну, спасибо, Коста. Пойду, поговорю с Фредом.

– …Спихивай их на обочину, и дело с концом! – рычал начальник городской полиции в трубку.
Выслушав ответ, он набрал воздуха в легкие, и рявкнул:
– Стреляйте в воздух, черт побери!.. Нет, подкреплений нет… Нет подкреплений, говорю! И не будет!.. Все, до связи… – и положил трубку.
И телефон тут же зазвонил опять.
– Да!.. Если этот день – добрый, господин мэр… Нет!.. Да!.. Нет!.. Да, я приказал!.. Да, в чрезвычайных ситуациях я имею такое право!.. Нет, господин мэр – никаких исключений! В первую очередь пропускаем кареты скорой помощи и машины с детьми… Да хоть в ООН!.. Прошу простить – дела! – и бросил трубку.
Потом он нажал кнопку селектора и сказал ровно и вежливо:
– Софи! Не соединяй меня ни с кем. Отвечай, что я на срочном выезде и проси оставить сообщение.
– Будет сделано, шеф! – ответил селектор грудным женским голосом. – Вам кофе сварить?
– Свари, Софи. Спасибо… – и без перехода спросил у Джеффа: – Чего тебе?
– Разрешение на ношение оружия! – коротко ответил Джефф.
– Что, винтовку хочешь купить?
– Нет, Фред! Автомат.
Начальник сел в кресло.
– Что случилось, Джефф?
– Они… – с трудом выдавил Джефф, – убили мою собаку… Энни убили…
– Понятно… – вздохнул Фред. – Был там?
– Был…
– Я тоже… А знаешь? Я ведь не имею права выдать тебе разрешение на автомат. Есть определенная процедура, она требует времени…
– Дай разрешение, Фред! Иначе я достану автомат сам…
– Считай, что я не слышал этих слов! – сурово отрезал начальник полиции. – И прими дружеский совет, Джефф…
– Оставь. Они убили мою собаку. И я должен… Понимаешь?
– Понимаю… – ответил Фред после долгого молчания. – Ладно. Будь по-твоему. Пойдешь в оружейный магазин на площади маршала Леру, обратишься к хозяину. Я позвоню ему, предупрежу. На, держи разрешение. И… будь осторожен!

Их разговор прервал чей-то возмущенный крик.
– Вы не имеете права! Отпустите меня немедленно!
– Что там еще? – прошипел Фред, выскакивая в коридор. Джефф вышел за ними обнаружил следую-ую картину: представительный мужчина в дорогом костюме вырывался из рук девушки и здоровенного парня в полицейской форме.
– Это безобразие! Мою машину разбили! У меня важная встреча, которая срывается по вашей вине! Мой адвокат…
– Заткнись, гнида! Убью! – зарычала девушка, выхватывая из кобуры пистолет.
– Кейт, оружие на место! – вмешался начальник полиции. – Что произошло?
Перепуганный арестант мигом приободрился и напористо заговорил: – Меня незаконно арестовали и, как видите, угрожали оружием! Я требую…
– Помолчите! Я не у вас спрашиваю, – оборвал его Фред.
– Шеф! Этот… пытался без очереди выехать из города, – начала объяснять Кейт, – создал аварийную ситуацию на выезде на двенадцатое шоссе. И… он ударил женщину.
– Это правда? – тяжело глянул Фред на арестованного.
– Она разбила мою машину!
– Я спрашиваю вас: это правда? – отчеканил Фред.
– Да правда, шеф! – ответил напарник девушки.
– Понятно. В камеру его.
– Вы не имеете права! – завопил арестованный.
– Имею!
– Я буду жаловаться!
– У вас будет время! – отмахнулся Фред и приказал: – Дайте ему ручку и бумагу… И уберите его, наконец!

– Простите, шеф! – попросила девушка, когда арестованного увели.
– Да ладно! Все мы люди, у всех нервы… Э! Это же у тебя вторая смена подряд, а?
– Вторая, – кивнула девушка.
– И выспаться не удалось?
– Какой там сон? – удивилась она.
Фред немного поразмыслил и уверенно сказал:
– Так! Топай ко мне в кабинет, ложись на диван и спи. Много предложить не смогу, но часа полтора у тебя есть.
– Так ведь работа же… – попыталась спорить Кейт.
– Иди! – посоветовал ее напарник. – Полицейский, который валится с ног от усталости – плохой полицейский. И нервы у тебя на пределе. Иди – спи, иначе в самом деле пристрелишь кого-нибудь. Я справлюсь сам.
– И не спорь! – усмехнулся Фред, подталкивая ее в спину. – Кто тут начальник? Ты или я? Давай, время пошло…

Около полудня Джефф припарковал машину на площади маршала Леру.
– Вы Джефф? Здравствуйте. Фред звонил мне! – кивнул ему хозяин магазина – приветливый старичок в старинном берете. – Проходите сюда, пожалуйста.
Вслед за хозяином Джефф вошел в невысокую дверь в стене зала и оказался в большой комнате. Посреди комнаты стоял монументальный письменный стол с тремя креслами. Вдоль стен комнаты располагались стенды с автоматическим оружием – пистолеты, автоматические винтовки, автоматы и даже пулеметы всех существующих в мире фирм. Джефф с удивлением обнаружил там даже «Калашников» самой последней модели, русского производства, о разработке которого недавно писали газеты.
– Вот! – гордо сказал хозяин. – Прекрасный выбор, самые современные модели! Все пристреляны. Прошу вас!.. Вот, рекомендую! Отличный бой, совершенный дизайн, облегченная модель! И магазин на сорок пять патронов!..
– Нет, это мне не подходит, – покачал головой Джефф и медленно пошел вдоль стендов, внимательно разглядывая автоматы…
– Я беру этот! – указал он наконец на усовершенствованный автомат армейского образца.
– О! Я вижу – вы разбираетесь в оружии! – с уважением воскликнул хозяин. – Исключительно надежная модель!.. Я бы, между нами, выбрал для серьезного дела именно этот автомат!.. Он, правда, несколько легче армейской модификации и ствол подлиннее!.. Оружие с норовом, если вы понимаете!.. Возьмете патроны? Сколько?
– Двадцать магазинов, если можно…
Что-то мелькнуло в лице старика… Он наспех оформил документы и протянул их Джеффу, уложил автомат в футляр, в фирменную сумку уложил два десятка магазинов…
– Подождите, пожалуйста, Джефф! Я сейчас вернусь, – быстро проговорил он и исчез в подсобке. И действительно скоро вернулся с длинным кожаным чехлом.
– Вот! – предложил он, вынимая из чехла топор на длинной рукояти с петлей на конце. Это была лабрисса – двойная критская секира, только вместо кольца в навершии был длинный острый шип, позволявший использовать топор, как копье. Рукоять была утяжелена, придавая оружию отличный баланс. – Примите, Джефф, в подарок. Пригодится в бою. Умеете пользоваться?
– Умею. Я же десантник… Спасибо вам…
– Удачи тебе, парень! И победы!

Мирьям совершенно не удивилась, когда Джефф втащил свое снаряжение в квартиру. Она лишь равнодушно скользнула взглядом по тяжелой сумке, футляру с автоматом и лабриссе в чехле и сказала:
– Ты вовремя, дорогой. Через двадцать минут обед будет на столе.
Обед – это кстати. Не слишком рано и не слишком поздно: Джефф помнил, что перед самым боем есть нельзя. Он прошел в спальню, чтобы принять душ и переодеться. И, уже выйдя из душа, заметил на прикроватном столике жены маленький сверток, перевязанный белой лентой, и старинную масляную лампу, которой самое место – в музее или антикварном магазине. Или в руках замужней женщины народа Уш-мин.
После обеда он ушел в свой кабинет, сел в кресло… Он сидел, глядя в открытое окно, и вспоминал.

С Мирьям он познакомился в университете. Он учился на третьем курсе, она – на первом, однако она была еще девчонкой, а он – мужчиной, имевшим за спиной армейскую службу и войну.
Мирьям была самой красивой девушкой факультета, однако парня у нее не было. Порасспросив ребят с ее курса, он выяснил, что причиной ее непопулярности была она сама: ее считали слишком высокомерной и чрезмерно придирчивой! Она умела единственным взглядом отсеять любого, кто сдуру пытался ее закадрить. При всем при этом она отнюдь не строила из себя принцессу, хоть по слухам и принадлежала к какому-то горному клану Уш-мин, где была чуть ли не княжной! Мирьям носила джинсы и открытые блузки, в вырезы которых всем нестерпимо хотелось заглянуть, она бегала по вечерам на дискотеки и вполне могла надраться, как сапожник, в девичьей компании.
Ее отличие от остальных студенток, да и от всех девушек, с которыми к тому времени был знаком Джефф, состояло в том, что Мирьям, ничуть не исключая возможность интимных отношений до свадьбы, предполагала их только в контексте предстоящего замужества! Однако она отнюдь не ставила себе цель как можно скорее выйти замуж. Она подбирала кандидатов не спеша и критически, никогда не теряя головы, и потому предъявляла определенные требования к парням, желавшим за ней приударить. И ни один, видимо, не подошел! Какие у нее требования, Джефф не ведал и до сих пор, даже прожив с ней в браке четырнадцать лет.
Вначале Джефф считал, что причиной его успеха было то, что он избрал старинный, постепенный и неторопливый способ знакомства с девушкой. Позже он убедился, что ошибся. Его манеры и стремление ни в коем случае не форсировать события сыграли, конечно, свою роль, но дело было в том, что Мирьям выбирала очень тщательно. И с самого начала выбрала его.
Джефф помнил, как полгода спустя после их знакомства он предложил ей съездить к ее родителям и познакомиться. Она отказалась. Отказалась она и позже, еще через шесть месяцев. Джефф снова не понял и мысленно пожал плечами: с ней было очень непросто, но ему все-таки казалось, что игра стоит свеч.
Только на второй год она объявила, что на каникулах они едут в гости к ее родителям – знакомиться. «Ну что ж? – подумал Джефф. – Знакомиться так знакомиться!»

Как-то, годы спустя, он с юмором сказал жене, что понял, почему она так тянула с той поездкой: она просто хотела, чтобы Джефф потверже усвоил, что с ней не просто не соскучишься – с ней очень, неимоверно, грандиозно не соскучишься! Он-то наивно полагал, что едет на смотрины! А приехал он на свадьбу. Собственную! И там, наконец, до него дошло, что девушки Уш-мин настолько скрупулезно выбирают себе женихов, что их родители даже не вмешиваются в этот процесс! Будущий тесть принял его радушно и так, что Джеффу стало легко и уютно в замке. Он с удовольствием разглядывал Мирьям, которая очень непривычно смотрелась в длинной юбке и в широкой рубашке с длинными рукавами, фиксирующимися на запястьях массивными литыми бронзовыми браслетами. А золотые серьги с рубинами в ушах? А золотое же оплечье? А жемчужные нити, которыми были перевиты ее роскошные волосы?

Вот тогда, на свадьбе, теща подарила дочери небольшой пакет, перевязанный белой ленточкой, и древнюю масляную лампу. Джеффа удивило, что Мирьям не стала разглядывать подарки! Она торжественно поклонилась матери, приняла подарки и унесла к себе. Хотел, было, Джефф расспросить ее при случае, но вовремя понял – не ответит!

Среди сотен людей, находившихся в замке – гостей, слуг, родичей хозяина и хозяйки, Джефф оказался единственным, не принадлежавшим к Уш-мин. И его чуть-чуть удивляло то доверие, с которым его приняли. Он сидел и отвечал на многочисленные вопросы. Отвечал на языке Уш-мин, который на всякий случай принялся учить втайне от Мирьям сразу после того, как он положил на нее глаз. И за это время он выучил язык настолько, чтобы понимать – что ему говорят. И отвечать на вопросы.
Ему было легко. Легко, несмотря на то, что теща все это время его изучала так пристально, словно хотела взглядом наделать в нем дырок. Он решил, что не понравился ей… И опять ошибся.
Эту ошибку он понял только через четыре года, когда Мирьям получила телеграмму от отца с приказом немедленно приехать. Она тогда впервые со дня их знакомства заплакала, и Джефф догадался – что случилось. Он молча собрал чемоданы и заказал два билета на самолет, хотя на его приезде не настаивали ни тесть, ни сама Мирьям.

Когда они приехали, Иджар была еще жива. Оставив вещи на попечение слуг, они направились прямо в ее спальню.
Увидев их, умирающая выгнала вон из спальни всех, включая собственную дочь. А его попросила остаться.
– Ты хороший парень, хоть и не Уш-мин! – сказала она Джеффу, оставшись с ним наедине. – Я плохо знаю ваши обычаи, но, по-моему, даже у вас принято выполнять последнюю просьбу умирающего. Так?
– Так! – кивнул он одними глазами.
– Тогда обещай мне, Джеффри! Позаботься о моей дочери: не обрекай ее на позор!
Джефф настолько удивился и настолько не понял, что Иджар вздохнула и принялась объяснять.
Вот тогда он и узнал – что подарила Иджар своей дочери на свадьбу: вдовий черный платок! Когда мужчина Уш-мин гибнет – в бою с врагом или сраженный старостью и судьбой – его вдова одевает черный платок. Но если, не дай бог, мужчина погиб без чести, как трус или предатель, его вдове стыдно носить этот платок. И не носить его нельзя. И это самый большой позор, самое большое унижение для женщины Уш-мин.
Поклялся тогда Джефф. Поклялся от души – не по необходимости. И теперь он твердо намерен был клятву сдержать.

Далекий вой прервал воспоминания. Джефф встал и вышел в прихожую. Жена уже ждала его там.
Ему хотелось обнять и поцеловать ее. Он так бы и поступил, если бы… Если б она не была Уш-мин!
Джефф забросил за спину сумку с боеприпасами. И тогда Мирьям, по обычаю, протянула ему на вытянутых руках автомат.
Джефф с поклоном принял оружие, подхватил топор свободной рукой.
– Ну, я пошел… – неуверенно сказал он.
– Легкой дороги! Не опаздывай к завтраку, пожалуйста! Он, как всегда, в семь…

Выехав на улицу, он остановил машину и поглядел на свои окна.
Ни одно из них не светилось, только в кухонном окне подрагивал огонек. Неровный огонек старинной масляной лампы.
Дрожит, приплясывает огонек. Горит лампа в женской руке – будет гореть всю ночь. Чтобы, возвращаясь с победой, не сбился с пути в кромешном мраке усталый воин. Чтобы, если кровь заливает глаза, шел он на неровный огонек лампы. Чтобы и душа павшего все-таки нашла дорогу в родной дом.
Дрожит огонек, мечет тени на стены… Сидит у окна женщина, держит лампу. Катятся слезы по ее щекам… Завтра утром их не будет, но именно мастерски наложенный макияж выдаст Мирьям надежнее камер слежения…
Сыну их исполнилось уже двенадцать лет, и он гостил сейчас у деда в горах.
Джефф знал, что Мирьям хочет родить дочку. И Джефф знал, какой подарок приготовит Мирьям дочери сразу после ее рождения: черный вдовий платок и старинную масляную лампу.

4.

На окраине города он остановил машину и дальше пошел пешком.
Тропинка бежала полем на взгорок, далее начинался длинный спуск через все поле к шоссе. Джефф остановился на взгорке и поглядел на поле.
Тысячи собак бродили и лежали на поле. Заметна была некая организация: собаки группировались примерно двадцатками, между которыми сновали псы, по-видимому – командиры. Можно было предположить, что кроме взводов и рот существовали в собачьей армии соединения покрупнее – батальоны и полки. Совсем, как у людей.
Ну, что ж? Мешок с боеприпасами за спиной, автомат на шее, нож в ножнах, топор в левой руке… Джефф начал спускаться со взгорка. Сотни собак шли спереди и сзади, слева и справа. Шел неспешный разговор, в котором Джефф, естественно, не понимал ни слова!..

– Эй! Куда он идет?
– Туда же, куда и мы.
– Это зачем?
– Зачем? – рявкнула немолодая сука. – Да затем, что во вчерашнем бою убили его собаку.  Эррвроур ее звали, а он называл ее – Энни.
– Так он идет мстить?
– Олух! – зарычала сука. – Не мстить – занять ее место!.. Эх, каким бойцом она была! Помните? Во втором бою у Диких был вожак на севере – помесь ротвейлера с волком?.. Это она его завалила!
– Она? – недоверчиво спросил кто-то. – Так он же был вдвое больше!
– Ну и что? – ответили ему из темноты. – Сила решает не все…
– Во вчерашнем бою она командовала Когтем, – продолжила сука. – В  полночь Дикие отрезали за шоссе три Когтя, в том числе и ее Коготь. В одном из остальных двух Когтей командира уже не было, а во втором он вскоре погиб. И Эррвроур приняла командование над всеми тремя Когтями. Она выстроила своих кругом в три линии и запретила одиночные схватки, чтобы не терять бойцов.
– Зачем кругом-то?
– Чтобы те, кто уставал, могли отдохнуть немного в третьей линии.
– Здорово! Так можно долго продержаться!
– Мы и держались…Она собрала пятерку самых лучших бойцов и приказала делать вылазки. Два мастиффа, два волка и питбуль мгновенно вырывались из кольца, в считанные мгновения валили десяток Диких и возвращались обратно в строй. Это сбивало атаки Диких. Кроме того Пятеро охотились за вожаками… Мы держались. Эррвроур успевала всюду, она успевала блокировать прорывы круга, планировать вылазки Пятерых и драться в первой линии… Но на третьем часу погиб питбуль. Через полчаса – один из волков. И Эррвроур пришлось отказаться от вылазок…
Сука помолчала, заново переживая вчерашний бой.
– Только перед рассветом вожак Своры смог высвободить пять Лап, чтобы прорвать кольцо и вытащить нас… Жаль только, что пяти Лап оказалось недостаточно: мы навалили кучу трупов там, но их еще оставалось около тысячи… Эррвроур взяла остатки своего Когтя и повела их навстречу прорывающимся Лапам. Что ж? Два Когтя вышли из окружения. А она… Она осталась там… Эх, каким она была вожаком! Каким бойцом! И какой же боец ее друг, если так ее обучил! Два Когтя обязаны ей жизнью – четыре десятка душ… Волки выли в ее память сегодня утром…
– А волки-то тут причем? – не понял один из псов.
И сука тоскливо ответила:
– Да разве до тебя не дошло? Одним из окруженных Когтей была волчья стая! Несколько часов Эррв-роур была вожаком волчьей стаи! Несколько часов, стоивших многих лет…

Джефф недолго выбирал место – он остановился на небольшом возвышении, разложил перед собой запасные магазины для автомата, слева пристроил секиру и снова огляделся.
Отсюда было хорошо видно все поле. Неведомый ему вожак очень грамотно расставил бойцов! Впереди были собаки средних размеров – преимущественно охотничьи, такие, как эрдельтерьеры, спаниели, сеттеры. А также другие породы, не отличающиеся силой и мощными челюстями, как, например, колли. И средние беспородные собаки. Им предстояло принять на себя первый, самый страшный удар Дикой своры и почти всем лечь на этом поле.
За ними располагались овчарки, доберманы, ризеншнауцеры, сенбернары, ньюфаундленды и другие со-баки, отличающиеся хорошими боевыми качествами или большой силой. И еще во второй линии обороны Джефф разглядел волков… Если все пойдет так, как надо, то именно они остановят прорыв Дикой своры.
Позади всех оставалась гвардия: уцелевшие мастиффы, амстаффы и стаффордширские терьеры, буль-терьеры, питбули и ротвейлеры. Им всем предстояло вступить в бой в конце. Они окружали развалины какого-то кирпичного одноэтажного сооружения, на крыше которого сидел огромный ротвейлер.
Большая часть собак лежала, некоторые сидели. Лишь дозоры постоянно уходили вперед, к шоссе, сменяя друг друга.
На взгляд Джеффа собачья армия насчитывала не более четырех-пяти тысяч бойцов. А врагов больше. Намного больше. Во много раз! И этот бой станет последним – завтра драться будет уже некому.
Догорел закат. Взошла луна. В ее бледном свете было хорошо видно поле, дальнее шоссе и начинающийся за ним лес. И мир тонул в тишине, и уши глохли… Джефф лег в траву и стал глядеть на звезды…

Скорее почуяв, чем услышав шаги, Джефф обернулся.
– Привет, сержант! Никогда не мог подобраться к тебе незаметно! – улыбнулся ему Фред.
Он был в полицейской форме, только с автоматом.
– Привет! Решил стариной тряхнуть?
– А что? Со мной двадцать человек, все с автоматами, добровольцы. – И, обернувшись, негромко окликнул: – Сюда, ребята!
– Я не «ребята»! – пробурчал из темноты обиженный девичий голос. – Я – «девушки»!
Тут же появилась и хозяйка обиженного голоса.
– О! Кейт! – удивился Джефф. – Ты что тут делаешь, а?
– Да вот! Прогуляться решила перед сном! – жизнерадостно откликнулась девушка.
– С автоматом?
– А я всегда перед сном с автоматом гуляю!
Джефф хмыкнул и поинтересовался у начальника городской полиции:
– Эй, Фред! Ты зачем ее притащил?
– Я ее не тащил! – с чувством объяснил Фред. – Я ее отговорить не смог. Это – разница.
– Угу! – согласился Джефф. – Кейт! Война – не женское дело, а? И опасное! Можешь ведь не дожить до свадьбы…
– Не волнуйся, Джефф! – хмуро успокоила его девушка. – Отменяется моя свадьба.
– Что так?
– Не за кого мне замуж выходить!
– А этот, как его, Филипп?
– А у него машина уж очень быстрая! – с горечью ответила Кейт. И, помолчав секунду, прошептала: – Я не сошла с ума выходить замуж за труса…
Что-то в ее словах было… Что-то такое… особенное… знакомое…
– Кейт! – спросил тихо Джефф. – Ола варир тэ Уш-мин?
Метнула внимательный взгляд, кивнула.
– Йах! Орр ити Уш-мин. – И пояснила: – Наполовину. Мама была из клана Кру-хол… А ты неплохо говоришь! Мирьям научила?
– Отчасти… В основном я сам… Послушай, Кейт! Мы, скорее всего, не доживем до утра! Зачем тебе умирать? Даже традиции Уш-мин не допускают участие в бою женщин!
– Ну, – усмехнулась Кейт, – я здесь не единственная женщина!
И с этими словами она погладила проходившую мимо лабрадоршу. Та остановилась, поглядела на девушку снизу вверх, дружелюбно помахала роскошным пушистым хвостом. И пошла дальше.
– Сколько их ляжет здесь к утру, а?.. – тихо и с горечью спросила Кейт. – Я пришла сюда на три ночи позже, чем должна была. И не простила бы себе потом, если б осталась дома.
– Понимаю… Тогда послушай совета: когда Дикие прорвутся, держись поближе к Своре. А-то автомат  не поможет в ближнем бою.
– У нас дубинки! – возразила девушка.
– У дубинок нет пасти и клыков! – парировал Джефф. – А человеческая реакция очень уступает собачьей. Будь осторожна!
– Постараюсь…
Фред терпеливо дождался окончания разговора и спросил:
– Ну? Где нам встать?
– Ты меня спрашиваешь? – удивился Джефф. – Я вам – не начальник.
– Но ты – сержант, а я только рядовой… Ну же, Джефф!
Джефф огляделся.
– Ладно. Тогда так! Бери своих и займи вон тот холмик. Видишь?..
– Угу.
– Оттуда все поле, как на ладони. И шоссе тоже.
– А ты?
– А я останусь здесь. Встретим их перекрестным огнем…
– Ясно. Пошли, ребята.

Когда Фред со своими разместился на холмике, из третьей линии снялись со своих мест две двадцатки, («Два Когтя!» – почему-то подумалось Джеффу) и, повинуясь приказу вожака, расположились под холмиком. Стаффордширы, амстаффы, ротвейлеры и волкодавы этих двух Когтей залегли.
Они будут спокойно лежать под автоматным огнем, как и подобает самым грозным бойцам собачьего мира. Они будут терпеливо смотреть, как гибнет первая линия обороны в бою с тридцатикратно превосходящим врагом.
И, только когда Дикие прорвутся, когда Люди положат свои ужасные железки и вытащат дубинки, тогда Эскорт встанет. Два пса Эскорта – каждому из Людей. И никаких поединков! Только два шага позволено, только три удара сердца! Чтобы мигом загрызть оглушенного полицейской дубинкой врага и вернуться в строй. Они – Эскорт! Им – беречь Людей. А позади мертвой хваткой будут держать свою закипающую ярость их братья и сестры из третьей линии. Им выпало самое трудное – ждать.
Ждать, пока первая и вторая линии обороны – две Челюсти – перемалывают Дикую свору. Ждать и очень спокойно смотреть. …Чтобы в конце перебить всех оставшихся Диких. Всех! За Город! За Людей! За братьев и сестер, погибших в прошедших боях! За волчат, сожранных Дикими в лесу! Всех перебить, до последнего!!! Чтобы не осталось на свете ни единого пса, забывшего Закон!!!
Они будут спокойно ждать. Спокойно, потому, что знают, что Дикая свора все-таки прорвется! И тогда наступит час третьей линии!
Но до того Диким придется сначала одолеть Эскорт.

Джефф снова улегся на траву. Теперь он не разглядывал звезды. Он слушал. Закрыв глаза, слушал окружающий мир. Далекие птичьи голоса из леса, шорох ветра в траве, дыхание сотен собак, их ворчание, – все эти звуки сливались в музыку. Он слушал…
…До тех пор, пока не почуял тревогу. Вдруг смолкли птицы, замерли, насторожились окружающие его собаки… Джефф встал и пригляделся.
Там, на юге, за шоссе, от востока до запада, сколько хватало взгляда, загорались в лунном свете огоньки глаз! Десятки тысяч глаз. И темная стена Дикой своры выползала из леса. Вот уже передовые псы Диких форсировали шоссе! И залаяли дозоры Городской своры, предупреждая всех!
«Ну вот, Энни! – подумал Джефф. – Пришло время. Не я стою здесь – ты стоишь! Просто мой автомат заменяет твои клыки, девочка!.. Мирьям, родная моя! Не знаю – чем все кончится, но тебе не стыдно будет носить черный платок!»
И он поднял автомат.

Примечание.

Когда я писал этот рассказ, Кнессет начал обсуждение закона об опасных породах собак. Не знаю – чем это кончится, но мне почему-то кажется, что преступный закон будет принят! Что ж? Не впервой людям предавать тех, кто им верит. Это же куда проще, чем признать свою некомпетентность!
Я – человек – говорю сейчас от имени Своры. Но именно потому, что я – Человек, я имею право сказать вам: «Мы были вам верны и будем верны впредь. Мы просто не можем иначе. Вы – Люди – можете! Мы машем вам хвостами и заглядываем в ваши глаза, но не считайте нас малыми щенками: Мы знаем! И мы помним!
Мы знаем то, что вы – Люди – давно забыли.
         То, что мы всасываем с материнским молоком.
                   То, что нам – слепым еще щенкам – говорили наши мамы.
                             То, что и мы первым делом говорим нашим щенкам!
Мы помним то, что не мешает помнить и вам, всемогущие Люди: Предательство впрок не идет!»

Наверх
 
 
IP записан
 
Майк Скотт
Местное божество
*****
Вне Форума


в оффлайне

Сообщений: 726
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #6 - 03.05.2006 :: 20:41:42
 
Вторая вещь - это, по-моему, не "про животных". Это сразу про все - и про зверей, и про людей, и про жизнь. Ассоциативно сразу "Охота на волков" Высоцкого вспомнилась, она ИМХО тоже не "про животных".
Еще один респект автору, и еще одно спасибо.

Третью вещь пока не прочел (очень понемногу могу читать прозу с монитора, глазки слабые), но обязательно прочту.
Наверх
 
 
IP записан
 
Rhsc
Местное божество
*****
Вне Форума


Крысоопасность!

Сообщений: 599
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #7 - 03.05.2006 :: 23:05:29
 
Рассказ про маленькую рыжую собаку.
Очень хороший рассказ, мне понравился. Но по -моему, вот этот кусок " которую не сломили рабство, побои и унижение. О маленькой рыжей собачке, спасшей волчью стаю от гибели. " лишний. Мне кажется, что без него рассказ получается выразительнее.
Наверх
 

Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и в Р'Льехе.
WWW WWW  
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #8 - 03.05.2006 :: 23:28:50
 
Возможно. Но иначе я не могу... Рассказы надо чем-то заканчивать. Чем-то таким... Еще один рассказ повесить? Для сравнения?
Наверх
 
 
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #9 - 04.05.2006 :: 18:00:59
 
для тех, кто случайно знает иврит: не ищите никаких намеков в именах героев... Нет их там. Мы не спрашиваем у своих собак разрешения дать им имя

Легенда Стражи

Эта история началась в незапамятные времена – может, двадцать, может и тридцать лет назад. Наш Город был тогда очень опасным местом: Дикая Свора рыскала на подступах к Городу, а внутри хозяйничала людская Дикая Свора, именуемая теми из людей, кто не отверг свой Закон, бандитами. Грабежи и убийства были в те времена обычным делом, люди боялись вечерами выйти на улицу, и никто не мог быть уверен в своей безопасности.
Вот тогда-то и пришел в наш Город Человек, умевший говорить на собачьем языке. И встретились ему два пса, которых звали Клык и Серый.
«Что происходит?» – спросил их Человек.
«Война! И люди, верные своему Закону, проигрывают ее!» – ответил Ему Серый.
«Какое вам дело?» – спросил Человек.
«Это наше дело! – ответил Клык. – Если проиграют люди, плохо будет и собакам! Мы должны помочь людям!»
«Как?» – спросил Человек.
И так сказал Ему Серый: «У нас и у верных – один и тот же враг! Мы будем драться за людей с нашим общим врагом!»
Избрал тогда Человек Серого Капитаном, а Клыка – Мудрым.
И закипели тогда ожесточенные ночные бои на границах Города и в Городских кварталах. И гибли в них лучшие бойцы, а им на смену приходили другие. Вот в тех-то кровопролитных боях первых лет родилась и встала на лапы Стража городской своры.
Человек же, умевший разговаривать на собачьем языке, стал Мастером Стражи.
Никто из нас не ведает – кто он! Лишь Мудрые имеют счастье зреть Его воочию, слушать Его. Он посвящает Мудрых и назначает Капитанов, и всегда справедлив и верен Его выбор.


Мальчик не понимал, зачем пекинес потащил его сюда, к складам. Можно было пойти в парк или к городскому стадиону, можно было погулять по набережной! Но пекинес почему-то захотел сюда.
Район складов представлял собой несколько десятков огромных ангаров, построенных рядами по восемь. Он примыкал к пивному заводу с одной стороны, к высоченным корпусам компьютерной корпорации «Bankers», с другой. За складами проходила трасса хайвэя. …Здесь было жарко, пыльно. И пусто. Ни одной машины, ни одного человека. И не удивительно: в выходной день склады не работают.
Пекинес потащил мальчика вглубь района складов. Мальчик не спорил – ему было все равно, где выгуливать собаку. Пекинес методично заглядывал в каждый ряд и бежал дальше.
Первый ряд. Второй. Третий. И в четвертом они обнаружили людей. Большой фургон стоял у дверей одного из складов. Несколько рабочих ремонтировали электропроводку, остальные трое чинили дверь.
Пекинес потянул хозяина прочь, но мальчику стало интересно. Он всегда любил смотреть, как работают взрослые. Пекинес отчаянно тянул его, мальчик в ответ укорачивал поводок и, наконец, недовольно спросил: «Чего ты, Джеки?»
Рабочие услышали. Один из них прервал работу и направился к мальчику. И тогда пекинес отчаянно залаял:
– Эй! Все, кто меня слышит! Передайте Страже слово Мудрого! Ограбление в районе Складов! Большая банда! Скорее!
И откуда-то издалека донесся ответный лай:
– Я бегу!.. Я передам!.. Держись…
Мальчик все еще ничего не понимал. «Рабочий» приближался. Пекинес умолк и тихо рычал. Потом раздался негромкий хлопок, и замок склада развалился. Вот тогда до мальчика дошло, что происходит. Он думал, что надо бежать, но было поздно: грабитель был в двух шагах.
И тогда пекинес в отчаянном прыжке вцепился в руку грабителя. Тот вскрикнул и затряс рукой, пытаясь сбросить собаку. Пекинес мотался из стороны в сторону и думал: «Сейчас он вспомнит про вторую свою руку и сбросит меня. …Держаться!.. Хоть пару минут!.. Держаться!..»

Рыжий бежал, словно летел, не чуя под лапами земли. Он не смотрел под лапы, он мотал головой по сторонам и ожесточенно думал: «Да где же этот проклятый патруль? Когда не надо, они тут как тут, и приходится срочно уносить лапы, бросив добычу! Зато сейчас их нет!.. Ну не орать же во всю мочь?» Он орал, пока не осип, потом смолк. Рыжий бежал. Один раз ему показалось, что его услышали: еле знакомая лабрадорша подняла морду и сорвалась с места, едва услышав его крик. Но этого мало. Очень мало. А времени нет! Уходят драгоценные мгновения, а там один единственный пекинес с глупым и маленьким своим хозяином и очень много врагов! Так много, что с ними даже Айриш вольфхаунд  может не управиться, не то, что декоративная собачка!.. Ну, куда сейчас? Направо?.. Налево?.. А! Вон, кажется, кто-то из Стражи!
Рыжий мало кого из Стражи знал, но тот, кого он увидел, был ротвейлером, а все взрослые ротвейлеры Города, все двадцать пять псов и сук этой породы, были стражами. И Рыжий помчался к нему.

Ахмад был доволен. Хозяин очень своевременно вывел его гулять! И, быстро управившись со своими делами, Ахмад наслаждался жизнью. Все было в порядке, встречные собаки вежливо здоровались с ним, прогуливались люди со своими детьми, светило солнце, дул приятный ветерок… Ох ты! Какая девушка, а? Шотландская овчарка!.. Вау, какая у нее шерсть!.. А фигура!..
«Эй, хозяин! Пошли к ней, а? Ну посмотри сам, какая она красивая! И в самой поре, отсюда запах чую!.. И тоже хочет, видишь?.. Ну куда же мы?.. Эх! И ее тащат прочь… Ну и что, что породы разные? Чепуха это все, вами же, люди, и придуманная!.. Ну, ничего! Может быть, завтра ей удастся сбежать от своей хозяйки, я удеру от моего, и уж тогда точно на ней женюсь. Не горюй, рыженькая!.. Все наладится!»
Ротвейлер вздохнул, последний раз поглядел назад, вслед колли, и пошел дальше. Еще несколько минут, и хозяин повернет домой. А пока… Что!? Это еще что такое?
Навстречу ему мчался рыжий бродячий пес.

– Мудрый принял бой! – выдохнул Рыжий, притормозив.
– Спятил? Он же не умеет! – рявкнул Ахмад.
– Он защищает хозяина.
– Где?
– В районе складов, четвертый ряд, пятый в ряду. Там около десятка бандитов.
– Кто еще знает? – мгновенно спросил Ахмад.
– Кажется, Шелег. – Неуверенно ответил Рыжий. – По-моему, она меня слышала. И все.
– Так! Беги туда, – Ахмад указал на пятый квартал. – Там патруль у супермаркета. Передай им. Торопись… Постой! Помоги оторваться!
– Понял! – ответил Рыжий и яростно залаял.
Ротвейлер до предела натянул поводок и тоже залаял. Несколько мгновений два пса отчаянно лаяли друг на друга, потом Рыжий начал обходить ротвейлера справа, тот переместился ему навстречу, обойдя хозяина сзади, и преградил противнику путь. Тогда Рыжий как-то неловко сунулся вперед, подставив ротвейлеру плечо, куда Ахмад и вцепился. Взвизгнув от боли, рыжий бродяга бросился бежать. Ахмад трижды рявкнул ему вслед. И услыхал ответный крик издали:
– Удачи, Капитан! Я приведу помощь!
Ротвейлер расслабился. Расслабился и его хозяин, немолодой уже человек. И по привычке начал хозяин менять руку, в которой держал поводок. Он снял с запястья петлю и…
…И этого мгновения ждал Ахмад. Он вырвал поводок и помчался к складам.  

«Двое! – думал ротвейлер по пути. – Всего двое. Патруль не успеет, точно не успеет. Ах, Мудрый! Ну зачем? Зачем ты пошел сам? Приказать не мог? Вся Стража к твоим услугам! Мог ведь послать патруль… Как же так, Мудрый?.. Как же мы без тебя, без твоих советов, без взгляда твоего?.. Двое! А там не меньше десятка бандитов. Хотя Шелег – это неплохо. …Шелег! Молодая и нахальная девка, но умелый и сильный боец. Она наотрез отказывается признавать, что в собачьем языке есть такие понятия, как «сбежать», «отступить» и «проиграть»! С ней, может, и выстоим…»

Шелег успела первой. И с первого взгляда поняла, что опоздала: Мудрый лежал у стены и не шевелился. Один грабитель баюкал покалеченную руку, другой собирался схватить мальчишку, белого от ужаса.
«Рука! – мысленно оскалилась Шелег. – Это славно!» Она помчалась прямо к мальчишке, расчетливо прыгнула, вцепилась в запястье бандита и пролетела мимо. Услышала за спиной хруст, дикий вопль и грохот упавшего тела. Подавила желание вернуться и добить и атаковала следующего. Того, с покалеченной рукой. Клыками по горлу! Увернуться от льющейся крови и дальше. Следующий!
Острая боль в ребрах! Разворот. И коричневое тело ротвейлера на спине бандита. Хруст ломающихся позвонков.
– По сторонам глядеть не забывай, девчонка! – рявкнул Ахмад и, перекатившись через спину, ушел от удара монтировкой.
– Спасибо! – крикнула Шелег, приканчивая жлоба с монтировкой.
Выстрел. Пуля взбила фонтанчик пыли. Шелег развернулась к стрелявшему. «Далеко! Десять шагов! Не успеть!»  Бандит целился в мальчишку – единственного свидетеля. И Шелег не могла ему помешать.
Зато смог Ахмад. Он рявкнул, привлекая внимание, и помчался на стрелявшего. «Не успеет!» – мелькнуло в голове Шелег и она рванулась туда же, к бандиту.
Выстрел. И еще один. Ахмад ткнулся в пыль и замер. И бандит повернул пистолет на Шелег. Выстрел. Острая боль разорвала внутренности. Но она была в двух шагах и сумела прыгнуть. Выстрел. Новая боль. И глотка врага. Вопль. Поток крови. Бандит уронил пистолет и повалился на землю. И следом упала Шелег. «Шестеро. Их еще шестеро!»
– Беги, мальчик. Да беги же!
Он не понял. Он был в шоке от ужаса. Он остался стоять, прижавшись к стене.
Шелег попыталась встать, но не смогла. Все?.. Похоже… Но краем глаза она увидела мчавшихся навстречу знакомого рыжего бродягу и бойцов патруля из пятого квартала.
– Держись, сестренка! – крикнул Рыжий, очень ловко сбивая с ног одного из бандитов.
– Эй! Ты же не страж… – прохрипела Шелег.
– Фигня! – отмахнулся Рыжий. – Есть когти, клыки и враг. Что еще надо для хорошей драки? Лежи спокойно…
Ситуация резко изменилась: пяти оставшимся бандитам противостояли теперь четверо классных бойцов – трое патрульных и бродяга, имеющий колоссальный опыт беспощадных и жестоких уличных драк.

Рев моторов. Огни на крышах полицейских машин. Резкий запах оружейной смазки. Властные голоса. Бой кончился. Рыжий подошел к ней.
– Как ты? – ткнулся он носом ей в щеку.
– Жива… – с трудом выдавила Шелег.
– Держись, сестренка, – печально сказал Рыжий и лизнул ее в нос. – Мне пора. Тут полиция, а с ней мне встречаться нет охоты. Держись…

– Как в былые времена… – пробурчал немолодой сержант и,  повернувшись к одному из полицейских, спросил: – Ну? Всех упаковали?
– Да, сэр!
– Тогда отправляйте их, Фред. Трупы тоже отошлите. …Эх, как в старые времена… Жаль хороших собак. Дорогая цена: семь бандитов за три собачьих жизни… Займитесь ими, Фред! Надо найти хозяев… Сообщить…
– Да, сэр!
Все закончилось. Арестованных и трупы увезли. Эксперты работали внутри взломанного склада. А полицейские изображали оцепление, совершенно не нужное здесь, где никаких прохожих не было в помине.
– А что было в старые времена? – поинтересовался один из молодых полицейских.
– Ты что, отчетов не читал? – удивился сержант.
– Читал. Только отчеты – всего-навсего бумажки. Вы помните те времена. Расскажите?
– Ну, что ж?.. Паршивые были времена. Полтора десятка банд контролировали весь город. Грабежи, убийства, изнасилования… И раскрываемость – девять процентов.
– Сколько?.. – изумился кто-то. – Всего девять?
– Целых девять! – криво усмехнулся сержант. – Свидетелей никогда не находилось. Жить-то всем хотелось, а у свидетелей семья, дети… Кому ж умирать хочется?.. Даже если до суда доходило, адвокаты всегда отмазывали. Мол, честнейшие граждане вышли пройтись перед сном, а полиция ни за что арестовала… И судьи отпускали…
– Почему?
– По кочану! – отрезал сержант. – Деньги любят все. Даже судьи… Попробуй устоять, если на одной чаше весов пятьдесят тысяч баксов, а на другой – взрывчатка в твоей машине?.. И вдруг началось что-то странное! Мы начали находить трупы бандитов с разорванными глотками и сломанными шеями. И всюду вокруг были следы собачьих лап. Каждое утро мы находили такие трупы! И порой – убитых собак. Около сотни полегло их в те, первые три года… Подпевалы мафии из муниципалитета давили изо всех сил, требуя переловить «бродячих собак, терроризирующих мирных граждан». Наш капитан всегда с энтузиазмом соглашался. Жаль только, – усмехнулся сержант, – что никак нам не попадались собаки. Верите ли, парни? Объезжаешь, бывало, участок, смотришь по сторонам и в упор не видишь ни одной собаки!.. Капитан сказал среди своих однажды, что если от суда эту сволочь адвокаты отмазывают, то пусть попробуют отмазать их от клыков и когтей!.. А потом он раздобыл десятка полтора незарегистрированных пистолетов, раздал надежным парням… И тогда мы стали списывать трупы на криминальные разборки…
– Это же незаконно! – удивленно возразил кто-то из полицейских.
– Да какой в те годы был закон? – зло ответил сержант. – Берешь с поличным грабителя, а суд его выпускает! И в следующий раз ты уже не оформляешь его, а вышибаешь мозги! А что было делать? И так собаки дрались за нас!.. За нас, понимаете? Черт побери, вместо нас!

Вначале Фред направился к пекинесу. Его юного хозяина развлекал врач, ожидая приезда родителей.
Маленькая пушистая собачка лежала у стены, ее пасть была оскалена, на клыках запеклась кровь. «Эх, приятель! – подумал почему-то Фред. – Жил ты, как декоративная собачка, а погиб, как пес. В бою… Жаль. Очень жаль!»
Затем он подошел к остальным двум и наклонился над телом ротвейлера, чтобы посмотреть номер собаки. «Так! Номер 74531А. Ясно. Сейчас пробьем адрес и имя хозяина. И номер лабрадора, то есть, лабрадорши, конечно… 91027U. Сейчас…» И вдруг понял, что лабрадорша жива…

Пожилой человек с ощущаемой до сих пор военной выправкой, чуть не плача, забрал тело ротвейлера. На предложение Фреда помочь отнести тело в машину старик твердо ответил:
– Не надо. Носил я его маленьким щенком. Донесу и сейчас – в последний раз.
Старик положил тело Ахмада на переднее сидение машины и выпрямился, бросая взгляд на место последнего боя своего пса. Потом отвернулся, обошел машину и открыл дверь.
– Подождите! – окликнул его Фред.
Старик обернулся и удивленно взглянул на полицейского.
– Не знаю, поможет это вам или нет, – негромко и медленно заговорил Фред, – но ваш пес погиб в бою. Он спас маленького мальчика. Был бы он солдатом – получил бы медаль. …Собакам не вручают медали, их не хоронят на военном кладбище и не звучит на их похоронах салют. Но если бы вы смогли подарить сержанту фотографию Ахмада!.. У него есть альбом, который сержант заполняет уже три десятка лет. В нем сотни дат, сотни имен и десятки фотографий. Триста восемнадцать собак погибли в городе за тридцать лет при подобных обстоятельствах. Триста восемнадцать собак!.. Сегодня он добавит в альбом еще два имени…

Вот с хозяином лабрадорши, которую звали Шелег, все вышло иначе.
Молодой парень выскочил из нового «Порше», подбежал к своей, забинтованной от головы до хвоста собаке, и даже взвыл от досады.
– Ах ты, зараза! Ну что с ней теперь делать? Я ж тысячу баксов за нее отдал!
– А что? – не понял его Фред. – Собака жива, если хотите, я дам вам адрес отличного ветеринара, который точно ее вылечит…
– Да какое там? – растроенно возразил парень. – Это лечение влетит мне в такие деньги, что дешевле ее усыпить и нового щенка купить. …Ах ты тварь, а!
Фред мысленно сосчитал до десяти и почти спокойно предложил:
– Зачем усыпить? Ты лучше ее продай. Мне продай? Сколько ты заплатил? Тысячу? Чек возьмешь?..
Шелег потрясенно смотрела, как уезжал ее хозяин. Самый лучший, самый любимый из людей уезжал, обменяв ее на какую-то бумажку.
– Лежи, девочка! – ласково сказал ей Фред, проследив ее взгляд. – Забудь о нем: предатели друзьями не бывают.
– Эй, Фред! – окликнул его один из экспертов. – Купил? Ну и правильно. Только ее бы срочно к врачу надо! Глянь сам: вот сюда вошла первая пуля. А сюда вторая…
– Мать твою!.. – ругнулся Фред и нашел взглядом сержанта: – Сэр, вы позволите…
– Давай, – кивнул сержант, не дослушав.

Шелег лежала на переднем сидении рядом с человеком, который ее купил. Этот человек ей нравился. Исходило от него что-то такое… Что-то, начисто смывшее боль от предательства хозяина… Он мог бы стать истинным ее хозяином! Таким, о котором мечтает любой щенок – настоящим другом… И хотя она совсем не понимала его, она верила, что со временем будет знать его достаточно, чтобы угадывать его мысли и желания настолько, что он будет уверен, что она понимает каждое его слово. …Если выживет, разумеется.
Машина мягко ее покачивала и ей было уже совсем не больно…

– Алло, Луи?
– Добрый вечер, Фред.
– Добрый… Луи, я к вам с просьбой: я собаку завел. Не могли бы вы ее посмотреть?
– Сейчас?.. А до завтра не подождет? Все-таки выходной день, а?
– Не подождет, доктор. У нее сквозное ранение в левое легкое и пуля в кишечнике.
Несколько секунд молчания. И собеседник полицейского заговорил совсем иным, быстрым и властным голосом:
– Везите ее в клинику. Я через десять минут буду.

Она скорее почуяла, чем увидела тревожный взгляд человека. Машина заметно прибавила скорость. Где-то снаружи  угадывались отблески мигалок на крыше, доносился сквозь шум в ушах вой сирены… Мысли разбегались, ныряли в глухой мрак, подступающий, как Дикая свора… Шелег мучительно заставляла разум слушаться, собирала мысли в кучу и думала: «Эх, какой ужасный день! Какие потери! Капитан погиб и Мудрый тоже…» Она с раскаянием вспоминала все случаи, когда огрызалась, слыша его упреки… «А Рыжий-то молодец! Неплохо дрался. Совсем без техники, зато упорно и отчаянно. Надо бы дать ему рекомендацию в Стражу, да только не успею, похоже. Может патрульные догадаются?.. Черт! Как не хочется умирать! Я же ни разу еще не рожала… Ну что мне стоило уступить тогда, три месяца назад, Бенни? Очень приличный сенбернар, вежливый и воспитанный!.. Чего я испугалась?.. Были бы у меня сейчас дети, здоровенные, могучие и пятнистые, как отец, умные и красивые, как я…»
Темнело. Она не могла разобрать – в глазах ли ее темнеет или действительно наступил вечер?.. Ей стало холодно… Как-то незаметно умерли все звуки и наступила тишина… И в этой вязкой и слепящей глаза тишине все сильнее, все быстрее таял окружающий мир.

Очнувшись, она обнаружила себя в большой белой комнате, пахнувшей больницей. Глаза от непривычки слепил электрический свет. И неясным шумом звучали откуда-то слова, постепенно превращаясь в людской разговор… По-прежнему не понимала она ни единого слова. Одним из говоривших был новый ее хозяин. Его собеседницу Шелег не знала.

– Да, разумеется. Да не волнуйтесь вы так! Конечно, операция не рядовая! Но Луи – отличный хирург, можете мне поверить. Будет жить ваша красавица. …Знаете что, Фред? Вы идите. Нечего вам тут ждать столько времени. Вы ведь еще не закончили работу?
– Нет, конечно. Но…
– Никаких «но»! Все будет в порядке, я вам обещаю. Идите и спокойно работайте! Когда операция закончится, я вам позвоню…
Фред склонился над Шелег и шепнул ей: «Все будет хорошо, девочка! Я вернусь!»

И опять она не поняла ни единого слова. Она видела, как ее снова бросают, второй уже раз за день. Бросает человек, которому она так поверила!.. Она следила за ним до двери, до последнего надеясь, что он вернется.
Он не вернулся. Тихо затворилась дверь. …Шелег  не хотелось жить.

– Он вернется, – прозвучал над ней голос, и тут же она увидела склонившееся к ней лицо. Лицо очень немолодой женщины. – Он вернется! – повторила женщина. – Он ведь тоже страж – страж людей!..
Ошеломленно слушала Шелег негромкое рычание Мастера Стражи:
– У нас мало времени, Шелег! Сейчас приедет Луи, чтобы тебя лечить… Слушай внимательно: Именем и Волей Творца, осеняющего Мир своим хвостом, я избираю тебя Мудрой. Неси Закон Своре и Страже!.. Второе: передай мое слово Коналу – отныне ему быть Капитаном!.. Передай Совету мою просьбу: пусть найдут возможность заглянуть ко мне до полнолуния, ибо пришла пора мне поговорить с каждым из вас… И последнее: сообщи Совету, что я поддерживаю твою рекомендацию Рыжему в Стражу. Обучи его, девочка!..
– Умираю… – прохрипела Шелег. Она хотела сказать, что опрометчиво давать поручение той, кто тремя лапами из четырех уже в могиле…
– Ты не умрешь! – зарычала женщина. – И запомни раз и навсегда: я никогда не поступаю опрометчиво! Ясно?..
Шелег ничего не успела ответить: раздались быстрые шаги в коридоре, распахнулась дверь и в комнату вошел человек.

– О! Больная рычит? – Весело удивился Луи. – Это славно. Если у нас есть силы ругаться…
Он не договорил. Быстро подойдя к столу, он бросил внимательный взгляд на собаку, погладил ее по голове, почесал за ушами и сказал, взглянув в упор на собеседницу:
– Здравствуйте, Айрин. Я не думаю, что сейчас подходящий момент, однако надеюсь, что после операции вы не откажетесь ответить мне на несколько вопросов?..
– Не откажусь, – улыбнулась женщина.

Рыжий погиб три года спустя. Он был одним из лучших офицеров Стражи.
О последнем бое Шелег и Фреда знает в Городе любой щенок.
Мастер до сих пор жива.
Что? Почему таилась она от нас? Хм!.. Да потому, что она – человек!.. И поэтому она считает, что мы – Стража – не должны ждать, разинув пасть, ее приказов!.. Поймите, молодые стражи: в крови, в душе, в сердце любой собаки заложено чувство, что собаки – слуги людей! Но мы – Стража! Мы не служим людям! Мы – их союзники!.. Мы действуем независимо от них. Мастер не командует Стражей, для этого она назначает Капитана и вручает ему власть. Мастер не учит нас Закону, для этого она посвящает Мудрого. Мастер не власть и не Закон, она представляет Волю Творца, осеняющего Мир своим хвостом. И она нам, конечно, не хозяйка. Мы отказались от службы людям, избрав собственный путь. Этот путь труден, ибо очень близко пролегает от волчьего пути. Этот путь опасен, ибо очень близко пролегает от пути  Дикой Своры, считающей людей своими врагами. И только слово Мудрого помогает нам не свернуть со своего  пути. Вот потому лишь с Мудрым говорит Мастер! Вот потому только Мудрый ее и знал до недавних лет!
Но «времена меняются. Мирные дни не вечны. Ведь Зло уничтожить нельзя, можно только драться с ним и выстоять!» Таково было последнее пророчество Шелег, а они всегда сбывались. Пройдут немногие годы, и кончится мир, и подступит к Городу наш исконный, изначальный Враг. И выйдет Мастер к столбу Совета и зарычит Слово Вожака и соберет городскую свору и поведет ее в бой.
Неисчислима Дикая Свора, которую люди называют Легионами Хаоса! Десять на одного! Таким будет соотношение сил. И все-таки мы выстоим.
Но только два израненных пса вернутся с залитого кровью поля. И встретит их у столба Совета маленький мальчик и зарычит по-собачьи и Именем и Волей Творца, осеняющего Мир своим хвостом, посвятит одного из них Мудрым, а другого – Капитаном. И Стража родится снова.
Мы будем его беречь. Мы будем его защищать. Куда бы ни пошел маленький Мастер – в парк или в школу, на стадион или в поход с друзьями, в колледж или на студенческую вечеринку – всюду его будет сопровождать наш эскорт.
В память о первом, погибшем Мастере. И еще потому, что «мирные дни не вечны». Придет время, и снова вздрогнет земля под лапами Легионов Хаоса. И выйдет молодой Мастер к столбу Совета и зарычит Слово Вожака и соберет городскую Свору и поведет ее в бой. И будут рядом с ним его братья и сестры из могучей Стражи людей. И мы примем бой на поле смерти, навеки пропитанном кровью. И Врага встретят наши когти и клыки, и автоматы в верных и умелых руках. И Враг снова будет повержен.
Так будет, ибо так предсказала Шелег: седьмая Мудрая, девятый Капитан…  моя мама.


Наверх
« Последняя редакция: 05.05.2006 :: 01:48:19 от Н/Д »  
 
IP записан
 
Lemur
Смотритель
*****
Вне Форума


Я люблю этот Форум!

Сообщений: 97
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #10 - 26.05.2006 :: 11:12:40
 
А если Эрельхору сходить вот по этой ссылочке и связаться с господами из журнала "Друг"? Просто что выйдет из этого? Ведь Сетон-Томпсон он какой-то получается. Чтоб что-то и не продать?
ttp://soyuzpisateley.ru/partner.shtml
Наверх
 
 
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #11 - 26.05.2006 :: 16:38:22
 
Он останется!

События, как всем известно, бывают желательными и нежелательными. И если с первыми все ясно, то вторые надо еще оценить! Какие из них, к примеру, можно назвать катастрофой, а какие – неприятностями? Или заурядным житейским делом? От чего это зависит? От масштабов? Да бросьте! Скажите честно, что страшнее лично для вас: землетрясение в каком-нибудь Мозамбике, унесшее тысячу жизней, или потеря бумажника? Особенно, если вы знать не знаете – что такое Мозамбик, и где его искать на карте – в Азии или Австралии, а бумажник, между прочим, ваш собственный? Но даже если с вами не случилось ничего неже-лательного, можете ли вы считать катастрофой события, которые вы даже не заметили?
Скулят четверо щенков, которых бросила их мама. Самая лучшая, самая ласковая в мире мама… Всегда была рядом и вдруг, три дня назад повернулась и убежала!.. Но кому дело до каких-то щенков?
Плачет маленький мальчик, которого укусил любимый пудель. Мальчик так его любил, так заботился о нем! Ну почему он укусил, почему рычит?.. Но кому дело до горя маленького мальчика?
Короче говоря, было ли это катастрофой или неприятностью, в масштабах всего мира или в одной об-ласти, но случилось так, что все собаки в единый миг забыли Закон Псов!
И никто из людей ничего на первых порах не заметил. Только закоренелые собачники обратили внима-ние на странное поведение своих собак, но и им понадобилось бы некоторое время, чтобы все понять. Но, к счастью, нашелся пес, не давший им этого времени. Он, единственный, сумел сохранить Закон в своей ду-ше, поскольку бывают такие воспоминания, которые можно вытравить только вместе с самой жизнью!

Звали его – Берк.
Когда-то у него был дом и Хозяин, умный и справедливый, красивая и добрая жена Хозяина и малень-кая и вредная дочка Хозяина. Берк был в те годы молод и счастлив, ибо было у него все, о чем только может мечтать собака.
И все кончилось в тот миг, когда путь им с Хозяином преградили враги. Их было много – больше, чем было у Берка лап, больше, чем когтей. Намного больше. Хозяин тогда снял поводок и забросил его подаль-ше, подобрал с земли палку. Погладил Берка по спине. И Берк понял, что предстоит бой насмерть.
Он дрался. Он впервые в жизни убивал. Он защищал спину Хозяина. Потом врагам удалось их раста-щить. Берк дрался в окружении и ему нечасто удавалось бросить взгляд на Хозяина. Тот еще держался.
Берк убивал.
Потом – рев моторов, огоньки на крышах машин, резкий запах оружия и повелительные голоса. Бой кончился. Берк, с трудом оторвавшись от очередного врага, побрел туда, где в последний раз видел Хозяина. Идти было почему-то очень трудно, лапы слушались плохо, глаза заливала кровь… Он шел, почти не видя…
И, дойдя, понял, что случилась беда.
И потом – новая машина, с другими огоньками на крыше, и люди в белом, забравшие Хозяина и Берка, и вой сирены, и машина, мчавшаяся по городу…
Целую неделю Берк сидел у двери приемного покоя больницы, куда увезли Хозяина. Порой оттуда вы-ходили люди, выносили ему миску с едой. Он ел, скрепя сердце. Берк знал, что не должен брать еду у чу-жих, но есть хотелось, а уйти на поиски еды он не мог. Он ждал, когда выйдет Хозяин. Тогда Берк подойдет к нему, помашет хвостом и как всегда заглянет в глаза!..
Хозяин не выходил. Зато каждый день выходил человек в белом, разводил руками и говорил что-то утешающее. И опять исчезал за синей дверью больницы.
На восьмой день он вышел, поглядел на Берка… И по его глазам Берк понял – Хозяина больше нет.
Что было потом? Потом он бежал за черной машиной от больницы до кладбища, и сидел в сторонке, пережидая, пока все уйдут, и выл на могиле… И вернулся домой. Каким же было его потрясение, когда он услышал от жены Хозяина холодное: «Пошел вон!»
Берк не поверил. Он попытался проскользнуть мимо нее в квартиру, где все пахло Хозяином и им – Берком. И еле увернулся от пинка. Дверь захлопнулась. Берк позвал раз, и еще раз. И услышал из-за двери отчаянный крик дочери Хозяина: «Ну мама! Пусти его! Он же папин!!!» Берк посидел, подождал. Дверь не открылась.
Берк ушел. Он стал жить на улице рядом с домом. Он встречал жену Хозяина, кидался к ней и… наты-кался на холодно-ненавидящий взгляд. И снова уходил. Порою он видел дочь Хозяина. Она обнимала его за шею, гладила его и плакала… Берк все это не любил, но терпел. Особенно тогда, при редких и коротких встречах с нею. Тогда ему тоже хотелось заплакать.
Потом Берк смотрел, как выносят из дома и грузят в машину знакомые с детства вещи, как почти что силой заталкивает дочь в такси жена Хозяина. Берк мчался за уезжавшим такси. Мчался так, как никогда в жизни, так, что сердце выскакивало из груди и рвалось наружу через открытую пасть!.. Берк мчался, пока вдруг не погас окружающий мир и не наступила темнота…
Дальше он ничего не помнил… Только отчаянный взгляд девятилетней девочки в стекле машины…
Когда Берк очнулся, он решил, что найдет Ее. Обязательно найдет и будет служить Ей так, как никогда не служил своему хозяину ни один пес. Он будет Ее защищать, он будет за Нее драться и никому не даст Ее в обиду! И даже не оттого, что Она так похожа на его Хозяина. Просто потому, что Она, как и Ее отец, не умеет предавать.

Шли годы. Он искал. Он обшаривал город за городом, деревню за деревней. Он бродил по лесным тро-пам, встречался с волками, говорил с ними, порою дрался. Он заслужил настороженное уважение Стаи и твердую репутацию опасного и могучего бойца, с которым без причины лучше не связываться.
Берк неделями жил в лесу, но вновь звала его дорога и вновь он уходил в города. Шли годы. Берк искал.
Однажды он выводил из окружения совсем молодую щенную волчицу с восемью волчатами. Отовсюду раздавался грохот охотничьих трещоток, лай собак. Волчата жались к матери, а в ее глазах стыло отчаянье. И тогда перед ними появился Берк.
– Идем! – выдохнул он.
– Куда? – огрызнулась волчица.
– Отсюда! – веско ответил Берк.
Позже они оба так и не поняли, с чего бы она поверила псу? От безвыходности?
Они вынесли первую пару детей из кольца, спрятали и вернулись за следующей парой.
Когда все закончилось, и измученные дети уснули, волчица спросила его:
– Почему ты нас спас?
– Как почему? – удивился Берк. – У тебя дети! Вас нельзя трогать и необходимо спасать! Тебя защища-ет Закон.
– Волчий! – напомнила волчица. – Ты же не волк!
– Не только волчий. Закон псов тоже.
– Да? Интересно…
Теперь, когда опасность миновала, Берк смог ее рассмотреть толком.
Она оказалась совсем еще девочкой, не более полутора лет отроду, серой, с белым пятнышком на лбу, за что Берк и назвал ее Белолобой. Волчица не возражала.
– Бежим?
– Куда? – не понял Берк.
– Куда-нибудь, – беззаботно ответила волчица и помчалась, не разбирая дороги.
Берк удивился и побежал следом.
Прекрасная получилась ночь. Волчица носилась вокруг Берка, прыгала, как щенок, толкалась и визжала от восторга. Она так переволновалась сегодня днем, что сейчас, когда все закончилось, сама походила на щенка от счастья.
Берк прожил с ней около полугода, обыскивая между делом окрестные деревни. Потом его снова потя-нуло в путь и он скрепя сердце попрощался с волчицей. Он ее любил. Он пообещал помнить ее, но не забыл бы и без обещаний – от нее он услышал знаменитый Волчий Закон.
И начинался он – этот древнейший Закон, дарованный в изначальные времена Первопредку, общему для псов и волков, самим Творцом, Осеняющим Мир Своим Хвостом, – точно так же, как и Закон Псов: «Честь дороже жизни. Долг  дороже чести!»

Шли годы. Берк начал забывать, как выглядит, как пахнет его маленькая Хозяйка. Он искал. Он верил, что при встрече обязательно Ее узнает, а Она узнает Берка. Она не может его не узнать…
А пока надо было жить.

Однажды из мясного магазина вынесли на свалку два огромных короба костей. На умопомрачительный запах мяса сбежались все окрестные собаки и началась грандиозная драка, в которой, разумеется, принял активнейшее участие и Берк. Выбравшись из свалки с разорванным ухом и большой, с немалыми остатками мяса, сахарной костью в зубах, он поспешил убраться в сторонку, чтобы поесть.
Вот тогда он, оглядевшись в последний раз перед едой, и увидел голодный взгляд щенной суки, из-за спины которой выглядывали пятеро двухнедельных щенков. Сука не сводила глаз с кости, но даже не попы-талась напасть, понимая призрачность своих шансов.
Берк поглядел на кость. Есть хотелось. Перевел взгляд на суку и ее детей. Снова поглядел на кость. Вздохнул. Взял кость, положил ее перед сукой и отошел в сторону.

– Почему? – спросила его сука, доев.
– У тебя дети, – хмуро буркнул Берк.
– Ну и что? – не поняла его сука.
– Как что? – в свою очередь не понял Берк. – Закон же!..
– Какой еще Закон?
– Закон Псов, разумеется.
– Закон Псов? – переспросила сука. – Никогда не слышала. А ты, случаем, не врешь?
– Нет.
– И что говорит этот твой Закон?
– Это не мой, это наш Закон.
– Да ладно тебе! Не придирайся к словам. Так что он говорит?
– Да он много чего говорит… Вот скажи мне… Э! Как тебя звать-то?
– Адель.
– Красивое имя, – улыбнулся Берк. – А меня зовут – Берк. Ну скажи мне, Адель: что ты станешь делать, если кто-нибудь будет угрожать твоим детям?
– Это смотря кто! – не задумываясь, ответила сука. – Если он сильнее – убегу. Если слабее – задам трепку, чтоб не лез. – И, увидев что-то в глазах Берка, с тревогой спросила: – А что? Не так?
– Нет. Не так.
– А как?
– Подумай!
– Да не знаю я! – взорвалась Адель, и ее дети испуганно попятились от матери. – Не помню. …Слушай, как странно! – перебила она себя. – Такое чувство, словно я в самом деле забыла… Пустота какая-то… Так что? Расскажешь?
– Да это надолго… – попытался уклониться Берк.
– А я не спешу…
Берк вздохнул и начал рассказывать.

Умолк он, когда стемнело. Вокруг него сидели добрых два десятка собак и внимательно его слушали.
– Расскажи еще! – попросили его сразу несколько голосов из темноты.
– Не, ребята. Я жрать хочу.
– А завтра придешь? – с надеждой спросил его немолодой ризеншнауцер.
– Приду, – пообещал Берк.
Когда на следующий день Берк бежал к свалке, он был уверен, что никто не придет. Он бежал только потому, что пообещал, и для него явилось сюрпризом, что все вчерашние его слушатели пришли. И Берк заговорил снова.
Дни шли за днями. На свалку приходили все новые собаки, чтобы послушать про Закон, никому не из-вестный, но очень интересный и почему-то кажущийся важным. Все они звали Берка Учителем, а он с неко-торым удивлением понял, что считает их своими учениками. Берк рассказывал про Закон, обогащая его по-ложениями Волчьего Закона, услышанного некогда от Белолобой, а также своим собственным опытом.

Однажды случилось Берку говорить с псом из Дикой Своры. Он всегда ненавидел Диких, отвергших Закон добровольно, но сейчас, когда Закон пропал, Берк решил, что теперь все собаки оказались в одном положении, и если возможно возродить Закон в душах его учеников, то стоит постараться сделать это и для Дикой Своры, чтобы навсегда положить конец кровопролитным боям городских свор с Дикими.
Разговор начался вполне миролюбиво, однако закончился он дракой после того, как Дикий оскорбил память Хозяина Берка. Берк победил, и Дикий сбежал, пообещав еще вернуться. И вернулся через два дня с парой приятелей. Берк снова победил. Тогда ученики его, узнав обо всем, предложили ему охрану. Берк от-казался.
Четырежды еще Дикие преграждали ему путь. С каждым разом их было все больше. В первый раз Берк отбился сам, еще два раза успевали ученики. На четвертый раз они совсем чуть-чуть не успели.
«Учитель в беде! Учитель в беде!» – разнесся над городом тревожный лай. И срывались с места собаки, даже те, кто ни разу не слушал речей Берка, и мчались к северной окраине, к развалинам старой водокачки. Со всех сторон спешила свора к развалинам, где сейчас насмерть дрался с пятью десятками Диких Учитель. Один.
Никто из Диких не ушел! Тридцать девять их было разорвано в клочья, но для Учителя оказалось позд-но. Он лежал на куче трупов и с трудом заставил себя встать, почуяв приближающихся учеников.
– Как ты, Учитель? – робко спросил его первый из учеников – ротвейлер Арго.
– Жив… – прохрипел Берк. – Я пойду… вон в тот лес… Там травки… Надо лечиться…
– Мы с тобой! – вскочили все…
– Нет! – твердо ответил Берк. – Я должен идти один. …Вы поймете… потом…
Он очень надеялся, что они поймут когда-нибудь. Он не мог, не имел права умереть на их глазах, ибо тогда Закон, с таким трудом возрожденный в их душах, умрет снова…
«Только бы не упасть… Только бы не упасть…» – билась в голове мысль. Он шел, не разбирая дороги, ничего не чуя, ничего не видя перед собой. Глаза заливала кровь. «Дойти!.. Дойти!..» Он шел.
Он шел. Спотыкаясь, падая, поднимаясь снова. Шел. Темнело. Стало холодно и очень тихо. И лютая боль, терзавшая его, прошла. Он шел в кромешном, непроглядном мраке, не чуя под лапами опоры…
Свора не посмела ослушаться. Они стояли и глядели, как, шатаясь и спотыкаясь на каждом шагу, ухо-дит в свой последний путь их Учитель, как исчезает он в пригородном лесу…

– Он так и не сказал, что надо делать, если угрожают детям… – вспомнил почему-то старик-ризеншнауцер.
– Ничего, – задумчиво отозвалась Адель. – Кажется, я знаю ответ.
– И что? – заинтересовались несколько сук.
Адель жестко оскалилась и ответила:
– Я убью любого, кто посмеет плохо посмотреть на моих детей! Мне чихать, силен мой враг или нет, один он или их много! Я буду драться насмерть со всеми. И никто… Слышите? Никто не тронет моих детей, пока я жива. Я – мать!.. И потому я буду защищать любых детей, своих или чужих, наших или волчьих! Лю-бых! Потому, что я так хочу! И потому, что так гласит Закон!
– Так гласит Закон! – отозвалась свора.

А для Берка неожиданно взошла луна, такая круглая, светлая, яркая, какая бывает только в детстве. И под его лапы легла лунная дорожка. И Берк пошел по этой мягкой и ровной дорожке прямо к луне… И лас-ковый ветер ворошил его шерсть, трепал уши… «Здравствуй, Берк, Возродивший Закон! – шептал ветер. – Добро пожаловать в стаю Творца, Осеняющего Мир Своим Хвостом! Братья и сестры ждут тебя…»

Берк нисколько не удивился, увидев впереди чей-то силуэт, неподвижно сидевший на дороге. Его встречают, понял он. Он не мог, никак не мог разглядеть деталей. И все-таки ему показалось… Нет, просто показалось!.. Белое пятнышко на лбу…
– Здравствуй!.. – прошептала Белолобая.
У Берка перехватило дыхание.
– Я просила Творца позволить мне встретить тебя, – продолжила волчица, – и Он разрешил…
Берк, наклонив голову набок, внимательно поглядел на нее, в ее глаза. Он помнил ее, помнил каждый волосок ее шерсти, помнил ее запах…
Только вот теперь она пахла как-то иначе…
– Когда? – хрипло спросил Берк.
– Прошлым летом, – поняла его Белолобая. – Была облава, и они окружили весь лес. Мы почти прорва-лись, но гончие взяли след… А у нас тридцать шесть щенков в зубах… И ради детей мы не могли, не имели права принять бой. – Волчица помолчала. Берк ждал продолжения, догадываясь уже обо всем. – И тогда во-жак взял шестерых бойцов, чтобы задержать врага, и приказал остальным уходить. …Мы завалили девятна-дцать гончих, сами все легли, но стая ушла. И дети все выжили, – с ноткой гордости в голосе сказала Бело-лобая и, сделав паузу, очень тихо добавила: – В том бою погибли два твоих сына. Наших с тобой сына…
– У нас были дети?
– Да. Семеро. Пять мальчиков, две девочки… Ты не знал?.. Я послала весть с волчьим эхом, – с каждым ее словом голос ее слабел и все сильнее в нем звучала растерянность и невыносимое чувство вины. – Навер-ное, ты не слышал… – почти беззвучно закончила она, сжавшись, опустив голову и снизу вверх глядя на Берка.
– Не кори себя, родная, – мягко сказал Берк. – ты ни в чем не виновата…
– Виновата! – с неожиданной силой ответила волчица. – Ты не узнал о своих детях, не учил их! А я ви-дела гибель моих сыновей и не смогла их спасти!.. Я виновата… Может, по вашему закону и не так, но по нашему…
– Тоже не так, – улыбнувшись, оборвал ее Берк. – Они были взрослыми волками, верно?.. И сильными, опытными бойцами, иначе вожак их не выбрал бы!.. Они не нуждались в твоей защите, родная. Пойми: плох волк, прячущийся всю жизнь за материнским хвостом… Плох и не достоин быть волком…
– Они тоже говорят, что я не виновата, – призналась Белолобая. – Да я все это и сама знаю… Но сердце не хочет слушать…
Берк замер.
– Они здесь? – медленно спросил он.
– Да, в стае Творца. Двое. Остальные еще живы… Пойдем, Берк. Стая ждет. Дети ждут. И Творец хочет тебя обнюхать… А знаешь? Они очень похожи на тебя, особенно девочки. А у мальчишек совершенно твои голоса!.. Я порой даже путала… Сердце из груди выскакивало… Думала, что ты…
Волчица умолкла. Берк подошел к ней, понюхал, снова удивился новому ее запаху и лизнул в морду.
– Прости. Я был должен…
– Я знаю, любимый, – прервала его волчица, слабо улыбнувшись. – Тебя звал долг, а он дороже жизни и у нас, и у вас. А у тебя – тем более! За то и любила тебя всегда. Пойдем… Познакомишься с мальчиками… Кстати, совсем забыла сказать: твои дети хранят в душе оба Закона вместе – и Волчий, и Закон Псов!

Он так и не нашел свою маленькую хозяйку. Просто не успел.
Но может быть, милостью Творца, Осеняющего Мир Своим Хвостом, узнал он, что именно в этот день она вернулась с прогулки с лохматым, большелапым щенком под курткой. Щенок притих, положив голову на ее плечо, ему было хорошо, тепло и уютно, как когда-то давно, под боком у мамы, когда она еще была жива… Он почти не помнил тех дней в раннем детстве…
Мама лежит на земле и вокруг нее растекается что-то красное, резко пахнущее… «Беги, сынок! Брось меня и беги! Я приказываю тебе! Я умоляю, беги!»
Сейчас щенку было хорошо. Ему было тепло и у него была своя собственная Хозяйка, большая, сильная и заботливая! Щенок изо всех сил гнал от себя мысль, что счастье никогда не бывает долгим, что скоро оно проходит… Так говорил щенку опыт.
Из кухни выглянула мама и, увидев дочь, нахмурилась.
– Опять какую-то живность приволокла! Чтобы грязь разводить и мебель портить? – недовольно и громко заговорила она.
Щенок сжался. Эта, вторая, была больше, старше и сильнее его Хозяйки. Хозяйка ничего, ничего, ниче-го не сможет сделать…
Вот и закончилось короткое его счастье! Сейчас он снова окажется на улице, где так сыро, холодно и страшно… Щенок изо всех сил прижался к теплому плечу, стараясь получше запомнить это ощущение… Чтобы потом вспоминать… Ах, если бы он был большим, взрослым и сильным! Он бы стоял сейчас перед своей Хозяйкой, расставив передние лапы в боевой стойке и оскалив пасть. Он бы показал этой, – Второй, врагу, – все свои клыки!.. Он бы защитил и себя, и свою Хозяйку…
– А ну, неси эту тварь откуда взяла. Чтоб духу…– продолжила мама и осеклась, напоровшись на хо-лодный, желтый, волчий взгляд дочери.
И отдаленным собачьим рычанием раскатились по квартире слова шестнадцатилетней девушки: «Это – мой друг. Он останется!»
Наверх
« Последняя редакция: 09.06.2006 :: 22:35:43 от Н/Д »  
 
IP записан
 
Тэсса Найри
Админ
*****
Вне Форума



Сообщений: 1293
Пол: female
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #12 - 08.06.2006 :: 16:14:43
 
Потрясающие рассказы. Спасибо.
Наверх
 

"Ешь мясо! Или живность зря сгубили?"(с) Ольга Арефьева
WWW WWW  
IP записан
 
Рина
Админ
*****
Вне Форума



Сообщений: 137
Пол: female
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #13 - 08.06.2006 :: 18:54:11
 
Эрелхор, спасибо. Рассказы великолепны.
Наверх
 
 
IP записан
 
Майк Скотт
Местное божество
*****
Вне Форума


в оффлайне

Сообщений: 726
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #14 - 08.06.2006 :: 19:17:46
 
"Он останется" - замечательно. Спасибо. Очень... совершенно да.

Корректурные мелкости позволю себе без спроса кинуть в приват, уж больно неконцептуальные оне. За исключением одной: переносы, забывшие свое место в тексте, читать таки мешают Улыбка
Наверх
 
 
IP записан
 
Тэсса Найри
Админ
*****
Вне Форума



Сообщений: 1293
Пол: female
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #15 - 08.06.2006 :: 19:50:16
 
Эрелхор, если Вы согласитесь, я была бы рада опубликовать эти рассказы в Библиотеке "Венца".
Наверх
 

"Ешь мясо! Или живность зря сгубили?"(с) Ольга Арефьева
WWW WWW  
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #16 - 10.06.2006 :: 03:22:45
 
Захвалили... Мания величия у меня уже есть, а слов пока нет.  Улыбка
Буду рад видеть свои рассказы в библиотеке "Венца". Рад, что они понравились.
Наверх
 
 
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


"Ведьма"
Ответ #17 - 10.06.2006 :: 19:57:25
 
Ведьма


1.


– Мне пора…
– Я знаю…
– Послушай! Мне действительно пора! Через полтора часа зайдет солнце, а нам еще до намеченного поля добираться…
– Иди… Да я же не спорю, мой король! Я понимаю тебя: не можешь же ты остаться дома, когда твоя армия будет сражаться с врагом!.. Я буду ждать тебя… А хочешь, я зажгу свечу, чтобы тебе не было так темно ночной порою?
– Хочу…
Не в первый раз Рагнар – король Скарвегена – уходил в поход. Не в первый раз провожала его королева Викки. Но в первый раз после рождения маленького сына! И Викки волновалась.
Это ее волнение нагоняло на Рагнара ужас, и он, никогда не боявшийся вступать в бой с многократно превосходящим противником и всегда побеждавший, не стеснялся признаться себе в своем страхе – если уж Викки волнуется, значит что-то очень худо…
У маленькой королевы была скверная репутация. Слишком многие считали ее ведьмой, слишком многие обвиняли ее в убийстве прежней невесты Рагнара, а также в том, что она неведомым черным чародейством околдовала молодого короля. Слишком многие во все это верили.
Слишком многие, но не все! Остальные очень любили Викки, и отказывались даже внимать сплетням.
Не верил и Рагнар. Он слишком хорошо знал, что не было у несчастной Тейны более близкой подруги, чем Викки. С детства защищала Тейна маленькую свою подружку от вредных мальчишек и кусачих собак…

Рагнар знал обеих лет с семи. Им было только по четыре года, но это не мешало. Родители не очень тщательно следили за воспитанием принца, никогда не запрещая ему играть с городскими детьми. Отец считал, что будущий король должен хорошо знать жизнь своего народа. И, что важнее, иметь в будущем нескольких абсолютно верных людей, которых знаешь сызмальства. И Рагнар носился по улицам с приятелями, мало чем отличаясь от них поведением и одеждой, крал вместе со всеми яблоки, купался в речке, что текла близ городской стены… Они играли, и не важно было тогда – наследник ли ты престола, дочь ли сапожника…
Все переменилось через несколько лет…
Тейна вдруг начала краснеть, как маков цвет, встречая Рагнара. А Рагнар стал изобретать причины заглянуть в дом сапожника Сверре, хотя еще недавно забегал туда чуть ли не по пять раз в день… Кончалось детство. Начиналась юность…
Через год Рагнар набрался храбрости и сделал Тейне предложение.
Неизвестно, кто был более счастлив – Тейна или Викки. Они начали секретничать, сочиняя платье для невесты, подолгу уединялись в бане, откуда Тейна выходила куда красивее, чем входила за два часа до того. Викки изобретала для подруги чудодейственные притирания, мази и прочие средства, вызывавшие лютую зависть чуть ли не всех девушек столицы. А сама Викки стала вызывать столь же лютую ненависть ровесниц, поскольку наотрез отказалась поделиться не только секретами, но и самими средствами… Тогда-то впервые кто-то и назвал ее ведьмой.
Впрочем, Викки не обиделась. Она только посмеялась, нагнав этим страху на всех присутствующих. Ибо действительно была ведьмой.

Съезжались гости на свадебный пир. Сбивались с ног слуги, стараясь придать дворцу и столице приличествующий им блеск. Спешили послы соседних государств с богатыми дарами наследнику Скарвегенского престола и новобрачной. Королева Ивена, мама Рагнара, подарила Тейне фамильное жемчужное ожерелье, украшавшее десять поколений Скарвегенских королев.
Рагнара по обычаю услали за две недели до свадьбы в поездку по стране, чтобы он показался своим будущим подданным, и, кроме того, как следует быть соскучился по невесте.
Мог ли тогда Рагнар представить, чем закончится эта поездка?

Вернувшись, принц направился не домой и даже не к Сверре, а прямо к Викки, рассудив, что Тейна не захочет перед свадьбой расстаться с лучшей своей подругой и советчицей!
Услышав стук копыт, Викки выскочила из дома, как собака, которую  целый день держали взаперти.
На девушке не было лица.
– Не входи, Рагнар – болеет она!
– Как? Чем? – изумился принц.
– А я почем знаю? – устало выдохнула Викки. – Четвертый день уже болеет.
– А целители что говорят?
– Какие там целители? – озлилась неожиданно Викки. – Один твердит о горячих ваннах, да кровь пустить… Другой советует ванны холодные, а кровь не пускать ни за что!.. Третий травы целебные советует, в которых сам – ни уха ни рыла!.. Выгнала я их всех, Рагнар. Сама лечу…
– И как?.. – с тревогой поинтересовался он.
– Хреново… – призналась Викки.
– Почему? – машинально спросил Рагнар, но девушка, поняв видимо, что не ждет принц ответа, отвечать и не стала, а вместо того предложила:
– Знаешь что? Войди к ней. Только вот платком рот и нос замотай. Да не трогай там ничего. И ее не трогай…
И протянула ему платок.
С недоумением поглядел Рагнар на платок, но спорить не стал – не до того было.

Тейна его не узнала. Она бредила, пыталась сбросить одеяло и встать, однако Викки уложила ее вновь, сунула под нос курильницу с каким-то дымом, и больная мигом утихла, а вскоре и уснула.
С болью глядел Рагнар на свою любимую, с трудом узнавая ее. Тейна похудела, на ее лице цвел нездоровый румянец, воспаленные запавшие глаза шарили по горнице, ничего не видя.
Сильно пахло травами, в том числе и ядовитыми, но даже травяные ароматы перебивал сильный запах плесени. В печке стоял котел, в который Викки порой кидала горсточки каких-то порошков, пучки трав, тщательно помешивала это дурно пахнущее варево.
– Поглядел? – хмуро бросила она Рагнару. – Тогда ступай. Нельзя тебе тут… Опасно!
– А тебе?
– Мне-то можно! – зло хмыкнула девушка. – Мне все можно: ведьма я!

Не то, чтобы Рагнар не поверил Викки, но с целителем дворцовым все же переговорил.
В тот же день целитель направился к Викки – навестить больную. О чем они там говорили, да и говорили ли – неведомо. Только вышел целитель из дома задумчивым, а вернувшись во дворец, так ответил Рагнару:
– Верь ей, Рагнар. Знает она – что делает. И все делает правильно.
– А не повредят девочке ее снадобья? – озабоченно спросила королева.
– Нет! – покачал головой целитель. – Мерзкие ее снадобья, зато полезные! И плесень эта тоже. Не ведаю уж, зачем плесень ей понадобилась, но чую – надо…
– Да ведьма же она! – встрял Сверре, бывший тогда во дворце.
– Ну и что? – сорвался вдруг целитель. – Пусть и ведьма! Но если она не спасет твою дочь – никто ее не спасет. Не лечится эта хворь… У Викки талант! Сильный талант! Если сможет она что-то сделать, то пусть ее боги благословят! У меня и у нее сейчас один враг!
– Какой? – не понял Сверре.
– Смерть! – отрезал целитель.

Через три дня Викки с помощью Рагнара перенесла подругу в баню и заперлась там, приказав носить дрова и воду постоянно.
Неделю топилась баня. Неделю горел разноцветный огонь внутри, мелькали какие-то тени, доносился сорванный голос Викки, что-то певшей, кричавшей…
Потом вышла она, черная вся от горя и усталости, обвела всех воспаленным взглядом… И понял Рагнар, что не будет свадьбы. Не будет… Будут похороны…
Викки подошла к принцу, заглянула в глаза и прошептала:
– Прости…
Притянул ее к себе Рагнар, обнял, почувствовал, как напряглось тело ее, потом обмякло… Гладил принц ее волосы, не находя слов… А, может, и не нужны были слова.
Только потом отстранилась Викки, метнула взгляд куда-то в небо, прошептала тихо и яростно:
– Запомню! Не прощу!

Похоронив невесту, Рагнар с головой ушел в государственные дела. Он вникал в налоговую систему и в потребности армии, в судебные тяжбы, в расходы на писцов, школы, лечебницы, которые за три года до того повелел построить в каждом городе Скарвегена государь Торир – отец Рагнара.
Рагнар спешил, словно прямо завтра ему предстояло взойти на трон предков. Как знал…
Осенью следующего года погиб в бою с кочевниками Эргэн-орды Торир.

Все это время Викки старалась не попадаться Рагнару на глаза. Принц, то и дело, порывался к ней зайти, но так и не набрался духа: слишком больно было ему вспоминать… Слишком больно. А ей, как предполагал Рагнар, было бы еще больнее… Тогда, после похорон, донесли ему, что Викки заперлась в бане и не пускает никого, не ест, не пьет уже пять дней! Хотел, было, Рагнар пойти к ней, но целитель отговорил.
– Оставь ты ее, парень! Дай ей в себя прийти…
– Да я ж помочь хочу! Разве не ведомо тебе, что ее во всем винят? Потому, поди, и заперлась…
– Не потому! – угрюмо отрезал целитель.
И, помешкав немного, объяснил:
– Когда умирает больной, а ты не смог его спасти – жить не хочется. И сидишь тогда один, чтоб не видеть никого, – пьешь горькую. И назавтра в себя приходишь. Так всегда было, так будет, ибо тяжек груз вины за несбереженную жизнь. А если ты не чувствуешь вины – не целитель ты, и нельзя тебе более лечить!.. А эта девочка… Она же не просто человека не сумела спасти – лучшую свою подругу! Представляешь себе, как тяжек груз вины на ее душе? Ну что ты ей скажешь, Рагнар?.. Какие слова найдешь?.. Поверь мне – нет таких слов.

Говорят, что время лечит! Убедился еще раз тогда Рагнар, что дураки такое говорят. Или счастливцы, которым лечить покамест нечего. Не лечит ничего время, ни за год, ни за два. Просто свыкаешься с болью и порой даже удается тебе ее не замечать…
Немногое запомнил Рагнар из тех дней, что прошли после гибели отца. Только нескончаемый поток людей, соболезнования… Ему жали руку и что-то говорили, а он думал только об одном: когда же это кончится?.. Только черное от горя лицо мамы, взявшей тогда в свои руки управление страной… Ивена спокойно и уверенно разбирала тяжбы и решала хозяйственные дела, снимала и назначала чиновников, готовила коронацию сына, рассылала отряды на границы страны, дабы не поселились в головах соседних правителей безрассудные мысли о слабости Скарвегена. Лишь Рагнар видел, чего стоило маме это спокойствие… Она умерла через полгода… От тоски.
Немногое запомнил Рагнар из тех дней. Только зеркала, завешенные черной тканью… Черные флаги на шпилях башен… Только Викки!..
Она пришла на третий день. Всю прошедшую ночь шел снег, вычищая осеннюю грязь, превращая окружающий мир в волшебную сказку. Девушка куталась в шерстяную шаль.
– Мне жаль, Рагнар! – тихо сказала она и повернулась, чтобы уйти.
– Погоди! – окликнул ее Рагнар.
Девушка остановилась.
Не раз и не два прежде представлял себе Рагнар эту встречу, пытался придумать слова… Не выходило. А теперь он заговорил, не думая:
– Ты можешь прятаться от меня, Викки. Я могу прятаться от тебя. Но как спрятаться от памяти своей?.. Ничего же не прошло, да?
Викки, не оборачиваясь, кивнула.
– Когда умерла Тейна, с нею ушла половина моей души. И половина твоей… Знаешь? Нельзя жить с половиной души. Мы можем помочь друг другу: дай мне оставшуюся половину, я подарю тебе свою!
Повернулась резко, потрясенно спросила:
– Ты хочешь жениться на ведьме?
Ответил без улыбки:
– Хочу. Если ведьма согласна.
– А как же?..
Викки осеклась, однако Рагнар понял. И очень тихо ответил:
– Это не будет предательством. Мы оба ее знаем: она была бы рада… И мы будем ее помнить…
Вот так Викки Стейндоттир стала королевой Скарвегена.
Скарвеген буквально обмер. Как? Молодой король? На ведьме? А мы? Что же нам-то делать? Она же… Рагнар заперся во дворце, чтобы не слышать разговоры. Но отголоски все равно доходили и во дворец. Похоже было, что весь Скарвеген – города, деревни, горные хутора – все только и говорят на тему ведьм. Рагнар только удивлялся: он отказывался верить, что Викки – ведьма. Он слишком хорошо ее знал. Слишком открытой и прямой она была, слишком острой на язык. И, замечая нередко за ней многое такое, что не под силу или не по духу остальным людям, Рагнар все же наотрез отказывался признать жену ведьмой. Не бывает таких ведьм! Хоть все сказки переслушай, а не бывает! Вот в лесу, в темной и страшной хижине, вросшей в землю,  где грязь и паутина! И сама – старая, страшная, горбатая, в лохмотьях, нос крючком. Так что врет все молва.

Брак их удался. Трудно сказать, были ли они счастливы, но зато они обрели покой и надежную опору друг в друге. Улыбаться Викки так и не научилась, и Рагнар часто с грустью вспоминал, как она когда-то умела смеяться.
Впрочем, ей чаще всего было совсем не до смеха: крепли слухи, один нелепее другого. Ее обвиняли во всем плохом, что случалось в Скарвегене. Вдовствующая государыня умерла? Так это Викки ее уморила, как и Тейну. И к гибели Торира она, поди, руку приложила… Пожар? Так это Викки постаралась. Падеж скота в трех деревнях? Ну, ясно – ведьмы завсегда скотину морят! Викки о слухах знала, но сносила их терпеливо, никогда не выходя из себя. Она надеялась только, что с рождением ребенка слухи утихнут.
Ребенок родился мертвым.
Потом был выкидыш. И еще один… А потом два года она не могла зачать. Викки совсем, было, отчаялась, но неожиданно ей вновь улыбнулось счастье!
Выяснив, что она снова в тягости, Викки развила кипучую деятельность. Она запретила целителю и мужу распространяться про Рагнаров подарочек, который еще ждать десять лун. Она потребовала незамедлительно построить ей избу у самых городских ворот, что и было сделано буквально за неделю.
Избу эту она благоустраивала по своему, достаточно своеобразному вкусу: вбила в дверные и оконные рамы десяток заговоренных гвоздей, развесила по углам пучки сушеных трав, наполнивших горницу пряным ароматом, вкопала по углам вокруг дома что-то непонятное, завернутое в мешковину, повесила на стены несколько диковинных амулетов, прямо напротив двери поставила огромное зеркало из дворца, казавшееся в простой избе чужеродным предметом. Потом она обошла избу и участок, что-то бормоча себе под нос… И сразу же переселилась в новое жилище.
Скарвеген снова обмер. А Рагнар еще подбавил потрясения, переселившись туда вскорости и сам. Робкие попытки жены протестовать он пресек простым соображением:
– Не хочешь же ты, чтобы весь народ всерьез поверил, что ты меня околдовала?.. Тем более, что это правда…
– Как правда? – возмутилась Викки.
– Так! – спокойно подтвердил Рагнар.
– Ах так? – рассердилась королева. – Хочешь, расколдую?
– Я тебе расколдую! – пригрозил Рагнар, притягивая жену к себе.

2.


И теперь он уходит в бой. Снова, как и шесть лет назад, напала Эргэн-орда, которой предводительствовал грозный Крог, объединивший под своей властью почти всю степь. Как давно Рагнар мечтал отомстить за отца! И вот теперь Крог-кочевник предоставил ему такую возможность. Через шесть лет после гибели отца. Через пять недель после рождения сына. Уходит войско на юг, сумрак клубится в низинах, дорогу прячет, шутки шутит с глазами… Садится солнце на закате… То и дело оборачивается Рагнар назад, туда, в даль, где во тьме осталась столица… Видится ему в кромешной мгле огонек свечи. Дрожит огонек, гнется от сквозняка. Но не гаснет – берегут его две узкие ладони, от ветра защищают, сгинуть не дают. Берегут... Огонек ли?

– Что происходит? Почему они держатся, а? Внушите Крогу, что позор его ждет великий, ежели он со стотысячной своей конницей не одолеет десяток тысяч пеших ратников!
– Внушили, Великий! В ярости Крог, да только ведаешь сам, Великий, что без толку кладет он сотню за сотней. Стоит центральный полк Скарвегена, подобно скале.
– Выяснить причину!


– Государь! Центр может не устоять. Командир просит подкрепление.
– Откуда? М-м-м!.. Ладно! Что-нибудь придумаю… Фарне! Беги на левый фланг, передай мой приказ Хокону: ударить конницей во фланг противнику, смешать строй. И отступить немедля под защиту копий пехоты! В бой не ввязываться!
– Государь! Командир правого полка докладывает: в холмах прячется до десяти тысяч ордынских конников.
– Знаю… Вот что! Пошли сотню своих всадников, пусть постреляют в них горящими стрелами. Примета это плохая для степняков. Глядишь – сбегут.
Опять и опять оглядывался Рагнар назад. Мигал огонек во мраке. Дрожал, но не гас…

– Великий! Пока жив полководец Скарвегена, Крогу не победить!
– Вижу… С чего? Простой смертный, а… Пошли против него крылатых! Уничтожить любой ценой!!! И прикройте щитом войско Крога! Мы не можем позволить себе таких потерь! Пока еще их бабы нарожают новых…

– Великий! Стрелы Скарвегенских лучников пробивают щит!
– То-есть как? Магический щит, поставленный адептом Черной иерархии, пробивают стрелы? Каким образом?
– Легко!..
– Ладно. Сейчас сам поставлю… Что у крылатых?
– Нет более крылатых…
– Что? Ты хочешь сказать, что какой-то смертный уничтожил двенадцать крылатых гигантов, побеждавших целые армии?..


– Государь, взгляни!
– Правый фланг! Ах, чтоб их… Фарне! Передай приказ Лукку…
– Лукк погиб, государь.
– …Жаль. Кто принял командование?
– Сотник Кивель.
– Хорошо. Он справится. Передай ему приказ держаться любой ценой. Я – на правый фланг!

– Проклятие! Действительно… Да что… Ох-х-х!
– Что с вами, Великий?
– Щит… Они проломили щит… Ох, как больно…
– Вам? Больно?
– Да… Кто проломил? Опять этот Рагнар?
– Он, проклятый!
– Каким образом? Из-за простого смертного рушится план, готовившийся три тысячелетия! Еще немного, и орда Крога разбежится!
– Э-э-э, Великий! Рагнар закрыт. И, более того, практически неуязвимы его люди, стоящие рядом с ним! Ваши аколиты не в силах найти узловую точку заклинания, чтобы снять с него защиту!
– Что? Защита? Кто посмел? Найти предателя немедленно, и живым ко мне!!! Я его сам развоплощу!!!
– Это не предатель, Великий. Защиту ставила его жена. И поддерживает ее в настоящее время.
– Смертная? Простая ведьма, ну пусть даже волшебница, в силах сопротивляться всей Черной иерархии?.. Уничтожить ее! Найдите слабую точку в ее защите и уничтожьте ее.
– Может быть, лучше вы сами, Великий?

– Уничтожить ее, если не хотите повторить участь этого аколита! Все силы – туда!

– Смотрите, государь! Всадники Крога отступают!
– Вижу!
– Победа?
– Нет, парень – ловушка. Заманивают… Их все еще впятеро против нашего.
– Что же делать?
– Что?.. Эх, кабы северный ветер был…

– Государь, чудо! Ветер меняется! Видишь – он дует с севера! Приказывай!
– Поджечь траву! Пустить пал по следу Кроговых конников. …Все! Конец им! Никто не уйдет! И правильно: чтоб неповадно было ловушки устраивать. …Ловушки-то разные бывают!!!
Светало. Бледнели и гасли звезды. Мигал, но не гас далекий огонек свечи…

– Великий! Мы…
– Вижу! Хорошая работа, однако ты истратил слишком много времени и сил…
– Простите, Великий!
– Ладно… Даже мастера иногда ошибаются, а ты только адепт… Жаль. Трудов трехтысячелетних жаль …
– Но, может еще не поздно?
– Поздно. Эргэн-орды больше нет, Крог бежал и будет убит через шестнадцать дней… Уходим!.. Надо все начинать сначала.

Победа. Не первая уже победа за шесть лет его правления. Рагнар направлялся домой в приподнятом настроении. Тяжелейший ночной бой закончен, степняки повернули вспять и понесли такие потери, что еще долгие годы не посмеют сунуться в Скарвеген. Наверняка эта победа произведет впечатление на соседей и поубавит им амбиций!.. Потери? Что ж? Жаль людей. У него нет лишних воинов. И подданных лишних нет. Теперь придется подумать о помощи семьям, оставшимся без кормильцев, о новом наборе в армию… Когда-то он после первой победы не смог обрадоваться, потрясенный потерями. Восемьсот воинов легли тогда на Теркской равнине… Позже он научился считаться с неизбежностью потерь.
Рагнар улыбался.

Городские ворота были открыты. Стражники выстроились двумя рядами вдоль дороги, встречая победоносное войско. Сверкали шлемы в лучах солнца, блестели наконечники копий… Не сразу Рагнар заметил, что люди отводят от него взгляды. И ощущение непоправимой беды сжало сердце.
Соскочив с коня, он побежал домой.

Две минуты. Всего две минуты от городских ворот до дома. Вполне достаточно, чтобы все понять.
Грудами щепок валялся забор… Там, где еще вчера была конура, лежал их пес Бер. Мертвый. Неизвестная сила переломала ему все кости. Кто же это, справившийся с огромным волкодавом, в одиночку вышедшим однажды на медведя и победившим?.. Нестерпимо воняло мертвечиной, под окнами валялись четыре трупа. Старых, полуразложившихся… Еще несколько скелетов догорали справа от крыльца. Видно было, что по двору вволю погулял огонь – от травы, кустов, стола и скамеек остался только пепел. Слева от крыльца громоздилась огромная туша неведомого зверя, раз в пять поболее самого здоровенного медведя… Валялась выбитая дверь с глубокими следами когтей,  этим зверем, по-видимому, и оставленными…
Все! Теперь можно не спешить. Он опять опоздал.

Рагнар присел возле тела пса.
– Берушка! – ласково окликнул он. – Спасибо тебе! Ты был верным другом…

Осколки зеркала лежали на полу до самой двери, как дорожка. Ни одного амулета не осталось на стенах. Колыбель почернела от крови…
Она сидела на скамейке, навалившись телом на стол, словно спала. Узкие ладони по-прежнему защищали от сквозняка огарочек свечи.
И сидел рядом с ней старик с длинной седой бородой, одетый в черное. Посох его стоял в углу.
– Вот и ты, Рагнар! – заметил старик, словно ждал его. – Садись к столу. Посидим, помолчим, помянем…
Без слов сел Рагнар, перевел взгляд на жену, снова поглядел на огонек, да так и остался сидеть, завороженно смотреть на подрагивающее пламя… Старик тоже молчал.

Когда огонек погас, гость негромко заговорил:
– Она была очень сильной ведьмой. …Она держалась, сколько могла. Когда зомби штурмовали крыльцо… Когда … м-м-м… эта тварь рвалась в дом… Когда умер ваш сын… Она не могла оторвать рук от свечи, Рагнар! Она сожгла всю себя, но не позволила погаснуть тебе…
Рагнар поднял взгляд и в упор спросил гостя:
– Почему ей не помогли?
Вздохнул старик.
– Не успел я. Слишком далеко было идти, слишком тяжек путь… Не успел…
Смотрел король Скарвегена в глаза собеседнику, видел в них боль и глубоко затаенный гнев. И волю железную…
– Кто ты? – спросил он.
– Ведьмач! – уронил старик.
– Только? Ходишь, значит, по городам и весям, за … хм… народом ночным приглядываешь? И все?
– Мало!? – прищурился старик.
– Мало! Силу я в тебе вижу, ведьмач. Такую силу, что сама по себе – власть. Такую силу, что не нуждается в титулах и коронах… Так кто же ты?
– Ведьмач! – повторил старик. И с нажимом добавил: – И все!
Помолчали… Не о чем было говорить.

Ведьмач встал из-за стола, обвел тяжелым взглядом горницу, брови сдвинул.
– Пойду я, Рагнар. Должок надо стребовать кое с кого. Очень надо. За жизни твоих воинов, за Крога и его всадников, за жену твою, за сына… Прощай!
– Постой! – вскочил Рагнар. – Я с тобой!

3.


Стражники без удивления провожали взглядами Рагнара. Он, грешным делом, опасался расспросов, но никто ничего ему не сказал. Лишь начальник привратной стражи чему-то кивнул одними глазами.
За воротами ведьмача ждал могучий серый конь.
– Я преемника не назначил! – вспомнил внезапно король.
– Не потребуется! – проворчал ведьмач. – Ты вернешься.
– Оттуда? – мотнул недоверчиво головой куда-то вверх Рагнар.
– Да! – твердо сказал ведьмач. – Оттуда. У тебя впереди жизнь. Долгая. Счастливая.
– Нет! – покачал головой Рагнар. – Убили мое счастье, старик! Первый раз – шесть лет назад. Второй – сегодня. Больше – не будет…
– Будет! – резко возразил ведьмач. Потом как-то враз успокоился и предложил:
– Хочешь взглянуть на будущую свою жену?
– А ты и женить меня успел, – едко спросил Рагнар, – меня не спрашивая?
– Нет, – усмехнулся ведьмач. – Я ничего не решал. Вам – решать. …Так хочешь посмотреть?
– Хочу.

Они вернулись в город. По Привратной улице, потом – по Копейной. Далее – по улице Резчиков… Никто из прохожих не обращал на них никакого внимания.
– Я им всем глаза отвел! Нечего им смотреть на тебя сейчас. Вот вернешься – тогда наглядятся! – ответил ведьмач, отвечая на непроизнесенный вопрос. – Вот, Рагнар. Смотри. Вон она!

Рыжеволосая конопатая девчонка лет девяти сидела на крылечке, сноровисто вырезала ножом узор на деревянной рукояти зеркальца.
– Ты что? Она же ребенок совсем! – возмутился король.
– Так ты и не завтра на ней женишься, Рагнар. Восемь лет пробегут, пока боль твоя утихнет, пока ты опять радоваться научишься. И не по моей – по своей воле ты женишься на ней. И счастлив будешь. Родятся у вас дети: мальчик и две девочки. Догадываешься, как она дочек назовет?..
Тем временем девчонка подняла глаза, огляделась…
– Оп-па! Еще одна ведьма! – с удивлением прервал себя ведьмач.
– Почему ведьма? – не понял Рагнар.
– Потому, что видит нас…
Девочка шла к ним.
– Здравствуй, дядя король! – приветливо поздоровалась она. – Опять уходишь?
– Ухожу, – признал Рагнар.
– Победы тебе, государь! Возвращайся поскорей! – попросила, как взрослая. – Тебя все будут ждать.
– И ты?
– И я!
Такой светлой была улыбка некрасивой конопатой девчонки, что король помимо воли улыбнулся в ответ. И, пошарив в седельной сумке, достал горсть конфет, запас которых всегда хранил для коня.
– На! – протянул он конфеты девчонке.
– Ой, спасибо! – обрадовалась девчонка, но есть их не стала.
– Я потом, когда вернешься… – объяснила она, пряча подарок в кармашек фартука.
– Ох, гляди! – притворно нахмурился Рагнар. – Вернусь – проверю. А пока прощай. Пора нам.
– До свидания!

Давно пропали за углом два всадника. Девочка стояла у плетня, опустив руки. Потом вдруг кинулась бежать к воротам, встала на дороге, протянула руки вперед, уронила снова… Огляделась, быстро завязала узелок на пояске, зажала в кулачке…

Стоит на дороге рыжая конопатая девчонка, глядит в даль, словно может видеть следы копыт в дорожной пыли, на еловых лапах, в сини небесной, в облаках…
Из кустов глядят на нее внимательные гномьи глаза. Стискивает мускулистая рука рукоять топора.
Расти спокойно, маленькая госпожа! Топоры гномов берегут твое детство. Будь счастлива.
Парит в небе орел, зорко следит за небом, землю не забывает.
Без опаски ходи по земле, маленькая госпожа! Ничто не укроется от орлиного взора. Расти в радости и будь счастлива.
Скользит в густой траве змея, землю слушает.
Будь с-с-спокойна, маленькая гос-с-спожа! Я с-с-слышу даже топот муравья по земле! Ес-с-сли не заметят опас-с-снос-с-сть подгорный брат и крылатый брат, я ус-с-лышу! Ничто не опередит бросок змеи! И никакая магия не с-с-спас-с-сет от моего яда! Будь с-с-счас-с-с-стлива.
Стоит на дороге некрасивая девчонка, будущая могущественная королева-ведьма Скарвегена, и не догадывается о высокой своей судьбе: о славных трудах своих на благо леса и города, ночного народа и людей, и о свершениях своих великих, и о мести своей беспощадной, лютой за мужа и сына, и о гибели своей в неравном бою с вернувшейся Черной иерархией. Ничего этого не знает она.
Стоит на дороге конопатая девчонка, стискивая в кулачке узелок-судьбу, глядит в даль. Не замечает текущих по щекам слез.
Наверх
 
 
IP записан
 
Тэсса Найри
Админ
*****
Вне Форума



Сообщений: 1293
Пол: female
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #18 - 11.06.2006 :: 23:11:10
 
Спасибо, Эрелхор. Улыбка А вот здесь - обновленная Библиотека:
http://venec.com/library_prose.htm
Наверх
 

"Ешь мясо! Или живность зря сгубили?"(с) Ольга Арефьева
WWW WWW  
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Спи, малыш
Ответ #19 - 12.06.2006 :: 16:20:51
 
Спи, малыш


Она сильно похудела и ослабела. Знаешь?  Все произошло как-то внезапно, прямо на глазах… Она уже не бегает! Она с трудом спускается по лестнице во двор… Когда-то она меня защищала – теперь мой черед! Ее не трогают во дворе, поскольку точно знают: я выдеру глаза и порву морду любой суке, посмевшей гавкнуть на мою мать!..
Да, родная! Я считаю ее мамой. Она заботилась обо мне, когда я был маленьким. Благодаря ей я не чувствовал себя одиноким. Ты-то хорошо знаешь это чувство, не правда ли?.. Она меня защищала и лечила. Она однажды спасла мне жизнь. Тогда я был маленьким тщедушным мальчишкой, а она – сильной и красивой женщиной… Теперь я сильнее ее. …Как жаль!..
Мне больно на нее смотреть… Я таскаю ей целебные травки. Она ест, но без толку. …Да, я это уже слышал: нет травок, исцеляющих рак.
Я не верю! Я их ищу и я их найду! Я обязательно их найду, клянусь жизнью, которой я обязан ей!
Мой черед спасти ей жизнь. И я этот черед никому не отдам!

Котенка принесли ближе к вечеру. Его вытащили из корзинки и опустили на ковер. Котенок сжался в беленький пушистый комочек с рыжими полосками на спинке, втянул голову и замер. Так он просидел бы долго, однако подозрительный и опасный запах бил в ноздри. Этот запах был повсюду, он окружал котенка и внушал страх.
Котенок осторожно поднял голову, огляделся и обмер: прямо перед ним стояла собака. Собака! Огромная и ужасная собака!!! Опрометью кинулся он бежать, забрался под диван, забился там в самый дальний уголок, куда почти не проникал свет, и затих. Перед его взором все еще стоял жуткий собачий образ: коричневая короткая шерсть, белая грудь и белые же подушечки лап, коротко обрезанный хвост, могучие мышцы, перекатывающиеся при малейшем ее движении, огромные белые клыки…
Никогда в короткой его жизни не снились котенку кошмары. Теперь он угодил в самый жуткий, самый непоправимый кошмар наяву. В последний в жизни кошмар…
Котенок заплакал.
Дыхание его перехватило от ужаса, когда в просвете между полом и днищем дивана вдруг появилась оскаленная собачья пасть.
– Заткнись, поганец! – рявкнула собачья пасть. – Я тебя не трону. Ясно?
– Нет… – выдавил котенок.
– Что тебе не ясно, остолоп? – зарычала собачья пасть.
– Я котенок. Ты – собака…
– И что? – недовольно спросила собачья пасть.
– И ты меня убьешь… – обреченно ответил котенок.
Собака вздохнула и набралась терпения.
– Послушай! – как можно спокойнее принялась объяснять она. – Я – собака. Мой долг – беречь хозяйское имущество. Это тебе ясно?
– Ясно…
– Ты – тоже хозяйское имущество. Поэтому я тебя тоже обязана беречь. И поэтому я тебя не трону. Если, – уточнила она на всякий случай, – ты будешь хорошо себя вести и не будешь меня злить. Ты понял?
Котенок подумал и нерешительно пропищал:
– Кажется, понял, тетя Собака.
Собачья пасть исчезла, и котенок перевел дух.
Собака вернулась на свой коврик, улеглась и усмехнулась про себя: «Тетя Собака! Надо же? Так меня еще никто не называл».

Время шло. Поначалу котенка кормили из бутылочки, потом в кухне появилась мисочка, куда ему клали по утрам и вечерам еду. Прятаться он постепенно перестал, но старался держаться подальше от своей страшной соседки.
Собака его не трогала, а он очень старался хорошо себя вести, хотя искренне не понимал, почему ему нельзя таскать с журнального столика газеты и пульт телевизора, почему нельзя залезать на стол и есть из хозяйской тарелки, пока они этого не видят. Котенок многих запретов не понимал, зато точно знал, что если он их будет соблюдать, то на него не зарычат. Этот status quo  устраивал их обоих. Так бы все и осталось, если б не случилось котенку заболеть.

Однажды утром он встал, поплелся в кухню, понюхал еду, но есть не стал. Он вернулся на свое место, лег снова и пролежал полдня. Хозяева на его состояние не обратили никакого внимания. И впервые в жизни собака с раздражением подумала о хозяевах!
«Надо же быть такими бесчувственными! Их имущество болеет, а они и ухом не ведут. А если он помрет?…Невелика, конечно, потеря: котом больше, котом меньше. Но имущество же пропадет!.. А самое странное, что и к собственному сыну хозяева не более внимательны! Помнится, в прошлом году он заболел, так два дня ходил больной, пока мамаша заметила! И сам он ничего не заметил. Непонятно, а?..» – так думала собака, поглядывая в сторону котенка.
Время шло, хозяева ничего не замечали и собака обеспокоилась всерьез.
«Э, нет! Не может он ждать два дня. Не протянет он столько. Отсюда чую, что дело плохо… Надо что-то делать! Иначе что обо мне подумают? У хороших собак охраняемое имущество не дохнет!»
Собака осторожно подошла к котенку и мягко спросила:
– Слушай! Ты целебные травки знаешь?
– Нет, – прошептал котенок.
– Хм!.. А если тебя на луг вытащить, найти сможешь?
– Не знаю…
– Не знаешь… – вздохнула собака. – Но попробовать стоит.
Она направилась к входной двери и выдала полный набор приемов, изобретенных ею для того, чтобы показать своим непонятливым хозяевам, что она хочет гулять. Она скреблась в дверь, скулила и даже пару раз рявкнула. И дверь открыли.
Тогда она метнулась обратно в комнату, схватила котенка и опрометью помчалась вниз по лестнице. Ей что-то кричали вслед – она не слушала. И единственная мысль стучала в висках: «Не сжать челюсти!.. Он еще не враг!.. Он ребенок!.. Ребенок!.. Ребенок!..»
«Ф-ф-ух! Вот и луг!»
Она опустила котенка в траву и приказала:
– Ищи.
Котенок поплелся по траве и начал принюхиваться. Собака ждала.
– Вот! – Нерешительно пискнул котенок, наконец.
Она подошла и посмотрела.
– А! Все верно. Этой травкой мы тоже лечимся. Смотри-ка! Не так и сильно мы отличаемся, если нам полезны одни и те же травки. Ну, ешь.
Котенок отщипнул и принялся есть.
– Горько! – пожаловался он.
– Ну, понятное дело – не колбаса! – согласилась собака. И наставительно добавила: – Лекарства вкусными не бывают. Ешь, давай. …Поел? Ищи дальше!
Довольно быстро он отыскал следующую травку. Ее собака не знала.
– Погоди! – озабоченно сказала она. – Дай-ка я попробую.
«М!.. Кх!.. Уф-ф-ф!.. Тьфу!.. Гадость-то какая!»
– Гадость-то какая! – повторила она вслух. – Но не ядовита, это точно. Ешь, хуже не будет.

Потом он нашел еще пять травок, две из которых собака не знала.
– Все, – неуверенно сказал котенок и собака понесла его домой. Там она опустила его на порог, рявкнула у двери, чтобы открыли, и строго сказала:
– Сейчас попей воды и иди, ложись. Понял? Только попей обязательно.
И, когда дверь открыли, снова помчалась вниз.

Во дворе она поймала первую попавшуюся кошку и заставила пойти ее на луг, посмотреть травки, найденные котенком. По пути кошка дважды пыталась сбежать, но собака была настороже.
Зато все ее старания окупились, когда кошка всецело одобрила все семь травок и даже посоветовала еще две, которые котенку надлежало съесть завтра.
– Если, конечно, выживет до завтра! – с сомнением сказала кошка. – Судя по его выбору дело его плохо… Ну, время покажет.

– Где ты шлялась? – нервно спросила ее хозяйка, когда она вернулась. – Нам уходить пора, а тебя нет! Сидела бы под дверью весь вечер!..
– Что ты с ней разговариваешь, как с человеком? – изумился хозяин. – Она же все равно не понимает! 
– Да пошли вы!!! – не сдержавшись, рявкнула она и, обойдя хозяина, словно стул, направилась в комнату. Сзади хлопнула дверь. Дважды повернулся ключ.
– Как ты? – спросила она.
– Жив, – прошептал он.
Собака легла на свое место и снова с раздражением подумала о хозяевах: «Ну зачем таких маленьких забирать от матери? Не выкормила толком, не научила ничему!..»
Она вспомнила, как забирали ее первых детей. Девятеро их было: пять мальчиков и четыре девочки. 
Она даже не заметила, как пропали трое, а потом еще двое. Но когда пришли забирать остальных, она была настороже. Она рычала, она рвалась с поводка, чтобы убить пришельцев и вернуть своих детей. Хозяин тогда ухватил ее за ошейник и вывернул его так, что ей стало трудно дышать.
А потом побил.
Она пролежала пластом три дня. Хозяева гладили ее и совали что-то вкусное. Она ела, чтобы не обижать их, хотя кусок в глотку не лез. В ее ушах звучали голоса ее детей, вся квартира была пропитана их запахами а перед глазами стояли они все: пять мальчиков, четыре девочки…
Тосковала она долго. Потом смирилась. И уже не так остро переживала пропажу следующих детей. Но сейчас она вдруг подумала: как же было плохо им всем без нее! И первым ее детям, и всем остальным! Как же им было страшно и пусто без нее! Как они тосковали! Наверное так же, как этот – будущий кот, будущий враг. Пока что – одинокий и растерянный больной ребенок.
Она встала, осторожно подошла к нему, легла и принялась его облизывать.

Когда через три часа вернулись хозяева, они обнаружили удивительную картину: котенок спал, прижавшись к теплому собачьему боку.
Она не спала. Она дремала чутко и внимательно, порой поднимая уши и прислушиваясь, порой принюхиваясь. Иногда прорывалось глухое рычание и тогда она поднимала голову, бросала нервный взгляд на котенка и снова задремывала.

Ей снился сон.
К ее сыну приближается огромный и мерзкий серый кот. Она лежит, закрыв глаза. Если она откроет правый, увидит кота. Если откроет левый – увидит сына, сидящего на пригорке. Но ей не надо. Она его чует, она его чувствует. Он, коричневый, с белой грудью, как у нее, с белыми подушечками лап, как у нее. Сидит, сжимает мертвой хваткой страх, как и подобает наследнику славного рода Боксеров. А ведь такой маленький, такой слабенький после болезни… Как он там?
Она, не выдержав, открыла левый глаз…
…И обмерла от ужаса.
«Да это же… это котенок! Белый, с рыжими полосками на спине!.. Как же это?.. А где же?..»
Но серый приближался и его наглая морда не предвещала ничего хорошего. Она зажмурилась и, чуть погодя, осторожно снова открыла левый глаз.
«Ф-ф-ух! Какие только ужасы не примерещатся от волнения! Конечно, это мой ребенок! Беленький, с очаровательными рыжими полосочками на спинке!.. Стоит в боевой стойке, клыки скалит!.. А ведь я его этому еще и не учила… Молодец!.. А серый все идет… Что ж ты, серый? Меня не видишь? Или думаешь, что я сплю?.. Ну-ну! Ты даже не успеешь понять, что ошибся. Сдохнешь раньше, чем испугаешься! Иди-иди! Семь шагов тебе до смерти осталось!.. Я же тебя в клочья разорву, кости по углам двора закопаю!.. Чтобы все знали: никто не может угрожать моим детям и остаться в живых!!!
Все спокойно, сынок. Мама с тобой… Я только отлучусь на минуточку, хорошо?.. Я быстро, ты даже шейку почесать не успеешь, как я вернусь. Я только загрызу вон того врага и вернусь.
Спи, малыш!» 

Наверх
 
 
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #20 - 14.06.2006 :: 22:47:31
 
То, что я хочу предложить - главы книги, которую я, похоже, никогда не закончу...  Печаль

Глава 1. Мир: 200 лет от Начала.
     
Снова сквозняк. Как ни затыкай-заклеивай окна, сколь плотно ни закрывай дверь – все равно в доме гуляет ветер…
Да и то сказать: поди, заткни и заклей окно трехметровой высоты! Хорошо, что Марко вызвался помочь… Славный он все же парень, только наивно полагает, что самый хитрый. Сказал, что хочет заработать, поэтому и пришел. А взял всего семь золотых! Можно подумать, что он не знает, сколько за такую работу берут, да еще зимою! Тут уж не семь монет, а все тридцать отдашь, и не золотом, а  чистейшим серебром!.. Сколько их еще осталось, помнящих добро? На днях мясоторговец заглянул, наплел какую-то ахинею про давний обет, данный им богам в  благодарность за исцеление супруги. И оставил на леднике  килограмм двадцать телятины. А Эрк с Голубиной улицы постоянно завозит хворост, да чурбаки березовые для камина. Говорит, что грех – продать всю партию дочиста. Надо, дескать,  что-нибудь и даром отдать! Вот и отдает. И даже сына своего посылает – камин протапливать.… Да! Есть еще люди.… Приходят ночной порою, тайком.… Что за времена такие, что добро тайно надо делать?.. Э-хе-хе!.. Спина разболелась некстати.  И артрит проклятый жить не дает.… Жить.… Сколько жить-то осталось? Восьмой десяток пошел…
Опять фейерверк. Весь город празднует коронацию молодого короля, всем весело… Может и мне следует, хоть немного? Все-таки прежний король, да будет благословенна его память, помер! А как грозился пережить и плюнуть на могилу? Не вышло… Его сынок плюнет.


Старый дом был очень похож на свою хозяйку. А, может быть, это она была похожа на свой дом. Наверно, так и должно быть? Сорок лет уже она живет в старом доме – достаточный срок, чтобы сродниться с ним.
Дом был стар. Куда старше, разумеется, чем его хозяйка, но не ветх. Он, помнящий свою хозяйку девочкой, мог бы простоять еще долгие столетия.… Да! Дом помнил свою хозяйку девочкой, как помнил и ее маму, и бабушку, как помнил все восемь поколений Сестер, как помнил их всех, чьи клинки сейчас висят на правой стене от входа…
Дом помнил... Дом скучал, и порою печально скрипел ночами. Когда-то и он был молод, даже раствор еще не досох.… В нем звучали девичьи голоса, смех, песни, музыка, звон стали.… Дом помнил счастливые времена, когда на втором, жилом его этаже, не было пустых комнат, когда в зале на первом этаже играла музыка, танцевали люди, маленькие девочки, которых еще не пускали на балы, тайком пробирались на галерею первого этажа, и, затаив дыхание, смотрели.… Дом помнил, как на них сердились за это старшие Сестры – воины и мастера, старательно пряча улыбки: они ведь тоже когда-то были маленькими, их тоже не пускали на балы, они тоже плакали в подушки, вздыхали, мечтая поскорей вырасти. И тоже прокрадывались на галерею, чтобы подсмотреть. И их тоже ругали за это их наставницы….
Дом помнил, как пришла беда сорок лет назад, и он начал пустеть. Тогда дом впервые ощутил себя старым…
Но, сложенный когда-то из надежных гранитных блоков, дом упорно не желает становиться старой развалиной! Пока в нем живут Сестры (хотя бы одна!), он не уступит Времени ни единой песчинки!

Если войти в дверь, увидишь в противоположной стене зала камин. Там жарко горит огонь, сверкает начищенная бронза решетки, лежит рядом стопка березовых поленьев. И стоит кресло боком к огню. Наверное, лучше было бы поставить его иначе, однако человеку, сидящему в нем важнее видеть дверь, чем согреть ноги…
Сидящей…
Хозяйку дома тоже никто бы не назвал старухой. Скорее уж – старой женщиной.
Одета она была в длинное черное платье с боковыми разрезами почти до бедер и в синие брюки, плотно облегающие бедра, и чуть расширяющиеся книзу... Обута она была в валенки.
Совсем бы обыкновенная старая женщина! Вот и клюка подвешена к подлокотнику кресла.… Только вот талию ее перетягивал потертый ремень, на котором висели не менее потертые ножны с мечом!
Старая женщина порою привычно пробегает глазами по залу, который кажется куда уже и длиннее, чем на самом деле, из-за двух рядов колонн черного мрамора. Справа от входа начинается широкая лестница, ведущая наверх – на галерею первого этажа и далее – на второй этаж. Левая стена, за колоннадой, от пола до потолка занята книжными полками. Десятки тысяч книг.… Как давно ничьи руки не касались старинных кожаных обложек! Некому касаться… Старая женщина привычно думает, что после ее смерти книги свалят в кучу перед домом и сожгут. И ее глаза при этой мысли молодеют от ненависти.
А на правой стене висят мечи…

Мечи. Старая женщина помнит каждый из них. Она помнит их хозяек, почти всех. Ведь почти всех она знала лично. Многие гибли на ее глазах в бессчетных боях на стенах города, когда враги вновь и вновь пытались взять его штурмом. Многие умерли здесь от ран, от отчаяния, от горя, просто от старости…
И многие погибли в этом зале сорок лет назад, когда «неизвестные разбойники» пытались захватить дом. Четыре раза за одну неделю! Тех из нападавших, кто выжил, понятное дело, не нашли. А вот убитых вменили в вину Сестрам! Всего через день после четвертого штурма оказалось, что это они ни с того ни с сего напали на мирных граждан, убили многих…

Вот висит меч королевы Дэки третьей, рядом с клинком Вары, первой моей  наставницы, и маминым клинком! Этот меч, выкованный самим Мастером двести лет назад для Дэки первой, переходил в королевском роду от матери к дочери, от свекрови к невестке. Переходил до тех пор, пока король Герод, да будет благословенна его память… Да будет проклята его память, да не найдет покоя его душа там, за гранью, и души его потомков!!! Он, четырежды подряд проиграв бой здесь, на закрытом турнире, счел унизительным поражение от женщин. И, не имея возможности распустить орден открыто, издал свой проклятый указ о запрете Сестрам иметь семью. И это стало началом конца.
Потом несколько ловко запущенных слухов, несколько провокаций, ложь и клевета королевских прихвостней привели к тому, что всеобщая любовь сменилась столь же всеобщей ненавистью и презрением. Как давно к нам не приходили ученицы! Их можно понять: нелегко переступить порог обители Сестер, зная, что всю жизнь будешь потом слышать оскорбления от людей…
Издав указ, Герод потребовал от жены покинуть орден и отказаться от меча! Он сказал, что удел женщины – прялка, а не меч. Королева отказалась.
И тогда король объявил о разводе и ссылке Дэки.
Королева покинула дворец с этим самым мечом в руке. Никто не посмел преградить ей путь! Ха-ха! Кто из королевских гвардейцев способен хоть несколько секунд устоять против мастера?.. Этим мечом Дэки и закололась здесь же, три дня спустя, чтобы не допустить штурма: Герод стянул тогда к дому войска, чтобы силой отправить бывшую королеву в ссылку…  

Распахнулась дверь. Старая женщина, не поднимая головы, метнула косой взгляд на вошедших. Ими оказался пристав королевского суда в сопровождении дюжины стражников.
Не утруждая себя приветствием, пристав развернул свиток, встал в позу и принялся читать.

Королевский суд своим решением  от … числа … месяца … года постановил!
Особа, именуемая Ближней Сестрой, обязана в недельный срок продать принадлежащее ей строение господину Ферому, купцу первой гильдии, за цену, не превышающую рыночной стоимости сего строения, но не меньшей трех четвертей рыночной стоимости.


Пристав не сразу обратил внимание на то, что старая женщина совсем его не слушает. Тогда он повысил голос.

Королевский суд предоставляет особе, именуемой Ближней Сестрой, эксперта по ценам, услуги которого оплатит она из средств, полученных ею от продажи дома.
Также особа, именуемая Ближней Сестрой, обязуется оплатить судебные издержки…
Ей предоставляется недельный срок после подписания договора о продаже дома для поиска нового жилья…


Старая женщина подняла голову и бросила приставу: «Убирайтесь вон!»
Пристав оглянулся на стражников. Их мечи придали ему уверенности, и он продолжил чтение.

В случае неисполнения особой, именуемой Ближней Сестрой, сего решения, суд удовлетворит просьбу господина Ферома о насильственном освобождении здания и передаче его в собственность господина Ферома.
Кроме того, неисполнение решения суда любой из сторон будет рассматриваться, как неуважение к суду и непочтение к священной особе государя, властью своей гарантирующего деятельность суда, со всеми последствиями для виновного, вплоть до ареста и заключения под стражу!

     
Старая женщина выбралась из кресла и, стуча клюкой, направилась к приставу.
«Проняло!» – с удовлетворением понял пристав. Теперь надо было старуху дожать!
И он опустил свиток, и, сбавив тон, мягко заговорил:
–Госпожа напрасно не прислушивается к добрым советам! Господин Фером – не враг вам! Он предлагает вам четыре тысячи монет серебром за этот старый дом! Вы подумайте! Четыре тысячи! Больше вам не даст никто! Это огромные деньги, госпожа! Вы сможете на них купить удобный особняк, нанять слуг и жить в роскоши до конца дней, сколько бы вам не оставили боги! А господин Фером поможет вам подыскать подходящее жилье, перевезти вещи! Он даже согласен дать вам срок больший, чем указано в решении суда, по случаю коронации! Кроме того…

Что-то мелькнуло перед глазами пристава, и он осекся на полуслове, обнаружив у самого своего носа острие клинка.
–Что? Ты глухой? – проскрипела старуха. – Тогда уши тебе не нужны. Я могу избавить тебя от них! Что еще тебе не нужно? Язык? Чтоб не молол лишнего? Или нос? Чтоб ты не совал его, куда не надо?.. А, может быть, все это снять тебе вместе с головой? Ты все равно не пользуешься ею должным образом.
Пристава поразило то, что острие меча не дрожало: старуха твердо и уверенно держала в руке клинок. Он опять обернулся к стражникам. Но никто из них даже не попытался потянуться к оружию.
–Не надейся, пристав! – издевательски усмехнулась старуха. – Они тебе не помогут. Они хорошо знают, чем кончится для них этот бой. А жить-то хочется! Или нет?.. Последний раз говорю: убирайтесь вон!
Стражники попятились, один за другим исчезая за дверью. Последним удалился пристав, плотно закрыв дверь. С минуту постояв, старая женщина швырнула меч в ножны и, стуча клюкой, поплелась обратно к камину.
Села, закрыла глаза. Задумалась, все дальше соскальзывая в прошлое.… Задремала… Ей снилось…

Синее, как в детстве, небо. Яркое солнце. И она, юная, красивая, счастливая, идет по улице, встречая улыбки и восхищенные взгляды людей. И улыбается в ответ.
И плевать, что раненная рука висит на черном платке, и пальцы не шевелятся, и вообще не ясно – сможет она когда-нибудь пользоваться правой рукой? Главное, что они снова победили, и триста трупов оставил враг под стенами столицы, и государь, тоже разбив врага на востоке, возвращается! И у Сестер лишь десять раненных. И она уже не ученица – она воин! На ее груди висит новый медальон – с мечом, а не с пером. А старый она припрятала для будущей дочери. Ведь будет же у нее семья, дети. И дочери тоже!.. И в орденском доме вечером будет бал, и Марика пригласит своего мужа-короля, и, может быть, Венте все же догадается пригласить ее на танец?.. И все будет замечательно.


Проснулась старая женщина от тревожного чувства, что она – не одна. Подняв взгляд на дверь, она увидела трех девочек, стоящих у порога. Старшей было лет двенадцать,  остальным – по восемь-девять.
–Здравствуйте… – робко начала старшая девочка. Она явно не знала, как обращаться к хозяйке. Назвать ее бабушкой? Так не похожа была старая женщина на добрую бабушку! Назвать Ближней Сестрой? Так это уже сорок лет не титул, а грязное ругательство! Так и не придумав, девочка повторила:
–Здравствуйте…
–Ну, здравствуйте, девочки! – как можно более ласково ответила старая женщина. – Проходите же, не стойте в дверях. И дверь плотнее закройте – нечего холод напускать!
Девочки послушно вошли.
Старая женщина выжидающе посмотрела на их предводительницу. Та помялась и начала:
–А можно посмотреть? Мы недолго…
–Что посмотреть? – не поняла старая женщина.
И все трое выдохнули разом:
–Мечи!
Надо удивиться, или как? Сколько лет уже.… А, ладно! Лучше не вспоминать.
–Ну, смотрите, – пожала плечами старая женщина. – Только осторожно: они острые!

Девочки пошли вдоль стены, разглядывая старинные клинки. Старая женщина сначала следила за ними и даже рассказывала кое-что о мече, который в тот момент рассматривали посетительницы. Потом она снова начала задремывать, соскальзывая в прошлое, в такое светлое, счастливое прошлое…

Прошлое.… Еще живы муж и дочь.… И этот дом еще полон.… И еще славят люди орден Сестер Эльханы.… И не зря: не раз и не два случалось, что враг отступал без боя от стен столицы и других городов Северного Края, не обнаружив на стенах воинов. Ведь это означало, что город защищает самый страшный, самый непобедимый противник – Сестры! Сама Мудрая еще двести лет назад сказала как-то, что «нет и не может быть более грозного врага, чем мать, защищающая свой дом и своих детей! Если, конечно, она как следует  обучена владеть оружием!»
Их учили. Как следует. И нередко испытанные королевские гвардейцы терпели поражения в учебных  поединках с Сестрами!.. Тогда никто не обижался. Венте, например, показывая ей какой-нибудь хитрый приемчик, всегда подшучивал над ней и над собой тоже: «Вот дурень, а? Обучаю жену на свою голову. Не доведи Ладо теперь с ней  поругаться – убьет же моим собственным приемом!»
Их учили. Старая женщина помнит, как когда-то она, семилетней девочкой, ложась спать в обнимку с любимой куклой, обещала ей, что завтра обязательно с ней поиграет.… А назавтра – опять кроссы, физподготовка, тренировки, плавание, езда верхом.…И опять не оставалось времени.… Как просила маленькая Тийна тетю Вару, мамину сестру, воспитывавшую ее после гибели мамы,  позволить ей погулять, поиграть с подружками! И каждый раз Вара спокойно отвечала: «Почему нет? Сдай меч и медальон, и иди!» О! Как ненавидела тогда Тийна тетку! И как Вара плакала от счастья, когда ее племянница впервые победила ее в тренировочном бою. Ученица – мастера!
Только в пятнадцать лет Тийна оценила плоды своих страданий! Какое же это было блаженство – чувствовать, что своим телом, каждым мускулом владеешь, как клинком! И не уставать никогда! Как здорово, когда после тяжелого трудового дня хочется танцевать, а не лечь и уснуть! И есть все самое вкусное, сладкое и жирное, на зависть всех женщин, понимая, что завтрашняя тренировка спалит лишний вес!
Да… Прошлое.
Тогда еще воины Северного Края не ходили в завоевательные походы. Войска едва хватало, чтобы отражать бесчисленные нападения с юга и севера, востока и запада. Тогда еще не стояли гарнизоны в городах, и в случае необходимости орден вставал на защиту мирных  людей.
Потом королевство окрепло. Папаша Герода разместил в столице гарнизон, а его проклятый отпрыск и вообще напал на восточных  соседей. И потребовал от ордена помощи. Но сказала ему Ближняя Сестра так: «Никогда Сестра Эльханы не переступит границ своей страны с оружием в руках! Так завещали нам Трое!»
Этого Герод ордену не простил.


Старая женщина вспоминала...

…тот день, когда в каждом городе, в каждом селе страны читали  указ короля. Тот самый день.
Дом полон встревоженных Сестер. Тийна сидит, опустив голову, не решается глядеть в глаза подругам – тяжело… Дочка спит, положив голову ей на колени. Счастливая! Она может спать…
В тот день в дом начали приходить те, кто отказался подчиниться указу короля. Их возглавил старый Герм. Вышла к ним Ближняя Сестра, встала перед Гермом молча. И сказал ей Герм:
–Когда приходится делать выбор между верностью стране и верностью королю, пусть выбор делает совесть. Она – высшая власть, превыше королевской!
Тем более убедительны были его слова, что никогда его покойная супруга не была Сестрой. Он никак не пострадал от указа короля. Пострадала лишь его совесть – высшая власть Герма.
Улыбнулась Ближняя Сестра, ответила:
–В это горестное время я радуюсь тому, что в нашей стране так много настоящих мужчин!

Среди них был и Венте. В ту ночь они зачали Ренна, их сына.
А через два дня король стянул к дому Сестер войска, чтобы подавить «мятеж»… И Герм запретил Ближней Сестре вмешиваться, чтобы не дать королю повода распустить орден.
Скрипя зубами, следила Тийна за безнадежным боем сотни со многими тысячами. Белая, как полотно, стояла рядом с ней ее дочь – ученица ордена. И до боли  стискивала рукоять меча…
Позже этот бой стал еще одним поводом для обвинений.

Следующие годы стали одним единым кошмаром: Герод переоценил собственную военную мощь, и опять, что ни год, границы Северного Края  переходили чужие войска, опять не хватало сил для отпора, как и прежде, Сестры выходили на стены городов, чтобы отразить штурм. Как и прежде, гибли. Но заменить их было уже некому…
Дочь погибла четверть века назад… Сын – через три года после своей сестры… Тийна осталась одна. Она искала смерти в бою, но боги зачем-то хранили ее. В тридцать пять лет она стала мастером, в возрасте сорока семи лет ее избрали Ближней Сестрой.
Она старалась меньше думать, она с головой уходила в заботы. Кроме обычных обязанностей главы ордена, Тийна занялась медициной, отчаянно боролась она за жизнь каждой из раненных Сестер. Они умирали на ее глазах.… Десять лет назад она осталась одна.

Прошлое! Счастливое беззаботное прошлое! Было ли ты? Или ты просто  приснилось мне, чтобы хоть ненадолго рассеять вечный кошмар? Сплю ли я сейчас? А может быть?.. Сейчас я проснусь, Венте мне улыбнется, солнечный зайчик на миг ослепит… Я встану, чтобы разбудить дочку. Иначе эта копуша опять опоздает в школу.… А нам с ней еще надо пробежать километра три до завтрака…


Старая женщина пропустила момент, когда девочки, переглянувшись, протянули руки и сняли со стены по мечу.
Одна из младших девочек чуть не уронила меч, и ее вскрик разбудил хозяйку.

С первого взгляда поняла Ближняя Сестра, что произошло. Но не радость – отчаяние заполнило ее.
–Зачем, девочки? Зачем? Ведь ордена все равно нет! Зачем калечить себе жизнь? Вы даже не представляете, что вам теперь придется слышать! Какие гадости вам будут говорить в спину! От вас отвернутся родители и подруги! И вы никогда не сможете выйти замуж!
Старая женщина почти кричала эти горькие слова. Побелев, как полотно, стояли у стены три девочки, сжимая в руках мечи. И старая женщина поняла, что не переубедит их. Как и ее когда-то никто бы  не смог переубедить, даже если б захотел…
–Не надо, девочки! – попросила она, шагнув к ним. – Не надо…
–Надо! – раздался молодой голос от дверей. И старая женщина резко повернулась к вошедшим.
На пороге стоял рослый парень, обнимая за плечи худенькую русоволосую девушку.
Ее старая женщина не знала, а вот молодого короля она узнала сразу.

–Надо! – повторил король. – Они сделали свой выбор, выбор, требующий мужества и сильного характера. И сделали они его не сгоряча.… Простите меня, Ближняя Сестра, я не вмешиваюсь в ваши прерогати-вы. Я пришел по делу…
–Я слушаю, – сухо отозвалась старая женщина.
Наверное, ее тон должен был рассердить или, по крайней мере, огорошить молодого короля. Тийна отстраненно подумала, что этот юноша не заслужил такого обращения. Он ей понравился: высокий, крепкий, с прямым и честным взглядом, с улыбкой, таящейся в глубине его прищуренных серых глаз.… Ах, если бы он не был королем! Если бы он не был потомком Герода!..
Но король не обиделся. Он даже улыбнулся, как-то очень светло и почтительно. И заговорил, вопреки содержанию речи, не как владыка с главой ордена Сестер. Как молодой человек – со старшей по возрасту и равной по положению!
–Госпожа моя! Я хотел бы попросить твоего позволения приходить в этот дом и читать книги! Я слыхал, что в вашей библиотеке хранятся уникальные издания, которых больше нигде нет! В частности, меня интересует «Легированная сталь» Мастера и «Заметки о стратегии и тактике» Воина!
Старая женщина на мгновение поджала губы в раздумии.
–Почему нет? – ответила она, наконец. – Книги написаны, чтобы их читали.… Это все… государь?
Король еле заметно усмехнулся, заметив усилие, с которым Ближняя Сестра выговорила его титул.
–Нет, госпожа моя! Я хочу представить тебе мою невесту! По правде сказать, это у нее к тебе дело, и оно важнее моего. Она хотела прийти одна, но я настоял на том, чтобы ее сопровождать.
С этими словами молодой человек снял руку с плеча девушки. Они на мгновение встретились взглядами. Кивнули друг другу.
И девушка направилась к правой стене. По пути она тепло улыбнулась трем девочкам, по-прежнему прижимавшим к груди тяжелые мечи, поманила пальцем.… Подошла к стене, обвела ее взглядом и сняла клинок Дэки!
Старая женщина чуть слышно ахнула.
Девочки встали рядом с невестой короля и потащили ножны с клинков. «Осторожнее!» – шепнула девушка, обнажая меч, и вскидывая его в салюте.
Ближняя Сестра прищурилась, постояла в недолгом молчании, потом мгновенно вскинула свой клинок и тут же убрала его в ножны. Порывшись в тумбочке, стоявшей рядом с камином, она достала четыре золотых медальона учениц. Первых учениц за тридцать шесть лет! Первых, осмелившихся пожелать носить на груди знак отверженной – медальон с пером.
–Уверены? – спокойно и властно спросила она.
–Да! – выдохнули все четверо.
И Ближняя Сестра, подойдя к ним, надела по очереди каждой на шею медальон. И, вопреки старинному ритуалу, обняла и поцеловала каждую.

–Она все еще твоя невеста? – с расстановкой справилась старая женщина у короля чуть позже.
–Пока да! – суховато отозвался тот. – Но я полагаю, что теперь, – он сделал ударение на слове «теперь», – это ненадолго. Мне бы не хотелось ждать! Я надеюсь вскоре объявить о своей свадьбе… Конечно, следовало бы жениться до коронации, чтобы объединить церемонии, но…
–А как же указ короля Герода? – медленно спросила старая женщина.
Король молча подошел к ней, встав рядом со своей невестой.
–Я отменяю этот указ. Я его уже отменил. Завтра мой указ объявят по всей стране. Вернее, – он глянул в окно, – уже сегодня. А сейчас я прошу вас, Ближняя Сестра, принять мое приглашение! Я приглашаю вас во дворец. С этого дня Ближняя Сестра входит в Совет короны с правом голоса. С этого дня орден находится под защитой и покровительством короля Северного Края и каждое оскорбление, нанесенное ордену, станет личным оскорблением королю.
С тревогой поглядела старая женщина на короля.
–Государь! Ты понимаешь, что сеешь бурю? Ты сеешь бурю, способную покачнуть твой трон! Зачем ты пытаешься спасти орден? Его уже не спасти… Нас всего пятеро, и я могу не успеть подготовить учениц… Мне ведь пошел восьмой десяток!..
–Мы устоим, госпожа! И нас – не пятеро. Нас – шестеро. Мы устоим. Друзья помогут. У Сестер Эльха-ны не так уж мало друзей!..
–Скажи, государь! Зачем это тебе? Пройдет каких-нибудь полвека, и твой потомок вновь проиграет бой Сестре! И вновь обидится…
–Едва ли! Не стыдно мужчине проиграть бой с женщиной, лучше него владеющей мечом! И ущерба для его чести в этом нет. А вот устраивать истерики по этому поводу – стыдно. И недостойно мужчины и короля. Этот трагический период станет уроком для будущих поколений. И никогда не повторится!  
Старая женщина кивнула.

За окном светало. Город, утомленный празднеством, затихал. И даже ветер стих. Медленно кружились снежинки за окном, небо розовело.… Какой прекрасный будет день! Ясный, солнечный!
Старая женщина подумала, что было бы неплохо взять учениц и погулять с ними. Может быть, выбраться в лес, покататься на лыжах.… Как-нибудь отметить этот день в их памяти.
–А ты ведь так и не представил мне свою невесту, государь! – с легким упреком напомнила Тийна. – Смогу я первой в стране узнать имя моей будущей королевы?
Девушка застенчиво улыбнулась, а король серьезно кивнул.
–Да, разумеется, госпожа моя! Ее зовут – Дашка!
Наверх
 
 
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #21 - 14.06.2006 :: 23:17:16
 
Глава 2. Мир: 190, 186 годы от Начала.

–Представляете! Вчера недосолила суп, так свекровь учинила такой крик, будто застала меня лежащей под любовником!.. Ну надо же, а? Из-за супа!!! В тарелке ей посолить тяжело…
–Вот гадина, а!.. Достается тебе…
–Да всем достается! Моя вот тоже считает, что я плохо влияю на ее распрекрасного сына! Как же, такой хороший мальчик, и женился на такой корове, сучке, шлюхе, дуре и стерве – на мне, в общем!.. А то, что ее чаду уже под тридцать? И он ни одного решения принять не умеет? Вот я ему, к примеру, говорю: «Дорогой! Давай поросенка купим? Будет окорок к зиме!» А он мне: «Ну-у-у, не знаю!.. Я у мамы спрошу…»  
–Да все они…
–Эй, бабы! Скажите-ка! Из кого, по-вашему, свекрови получаются?
–Как из кого?
–Так!… Не поняли?.. Да из нас и получаются с годами. Ты, вот, Кира, будешь в точности такой же свекровью, как и твоя, через пяток лет. А Литна и вообще будет и тещей, и свекровью разом!
–Это ты к чему?
–К тому, бабоньки, что от нас же и зависит – какими мы тещами и свекрухами будем. …Моя свекровь была… Она любила меня, как родную дочь, была мне, как мать…
–Ну, загибаешь, подружка! Такого не бывает!
–Бывает. И я считаю ее мамой!
–Почему? Не Цинна ж тебя рожала!
–Зато она мне спасла жизнь. И дочке моей…
Женщина, сказавшая последнюю фразу, умолкла на мгновение и с болью продолжила:
–Жаль, что не успела я сказать ей, как я люблю ее, как благодарна ей за все… И как я перед ней виновата…
–Ты? Да брось! В чем это?
–Было в чем…

–Эй, вставай, корова ленивая! Сколько можно дрыхнуть? Солнце давно взошло, а она еще спит! Давай – давай, поднимайся! Нечего давить кровать, она и без этого не улетит!
«С добрым утром, Анита! Как спалось?..»  Ха! Дождешься от нее, как же…Сейчас, матушка! Уже иду!
Утро, как всегда, началось с ругани свекрови.
И чего ей подниматься «ни свет ни заря»? Ложится позже всех в деревне, встает прежде всех петухов… Как только не устает?.. Невольно сама поверишь, что она – ведьма. …И то! Кем еще может быть бывшая Сестра, а? Когда великий Герод, да будет благословенна его память, издал указ,  она сложила меч и оставила орден, чтобы сохранить семью. Но горбатого, говорят, могила выпрямит! Ведьма она, и все тут! Пока Марко жив был, не так она шпыняла. …А после… Эх, жить не хочется! Утопилась бы, да дочке – только десять лет…
–Сколько воды льешь, дура косорукая! Не поспеет свариться картошка – выкипит все! Ну надо же! Нашел мой Марко себе жену – ни рожи ни кожи, в хозяйстве коту хвоста не завяжет, только дрыхнуть до полудня горазда, да ногами на танцах дрыгать!
Ну, прямо! До полудня! Ври больше! И на свою рожу глянь, прежде чем мою хаять!!! Сыну твоему моя рожа очень даже нравилась. И все мое прочее тоже… И почему я молчу? Ответить бы!.. Связываться неохота… А вот интересно: почему она на Джену – дочку мою – так не вызверяется, а? И дела у них какие-то тайные есть… Слава великому Ладо – хоть против меня дочку не накручивает.
–Шевелись, идиотка!
Да, утро началось, как обычно.
Только в полдень пронзительно зазвонил колокол на площади. И у каждого жителя деревни екнуло сердце в предчувствии беды: колокол этот звонил лишь три раза за последние десять лет.
В первый раз известил он о вторжении Верранга. Королевское войско поспело тогда вовремя  и перехватило панцирную конницу врага у бродов через Рыжицу…
Во второй раз он сообщил о пожаре, что уничтожил половину деревни семь лет назад.
Третий раз… погребальным его звоном ознаменовала свой приход эпидемия чумы четыре года назад.  Черный дым окутал тогда деревню – жгли дома умерших.
Что теперь? Анита опрометью кинулась к двери.

Встревоженные и перепуганные люди стекались на площадь. Под колоколом стоял незнакомый воин. Не стражник, которых в деревне стояло целых семь – воин в кольчуге до колен и в камуфляжном плаще стража границы. Он был немолод. Шрам через все лицо придавал ему особенно внушительный вид.
–Беда, люди! Вторгся Верранг! Наши на границе задержали их лишь на час. …Проклятие! Западной стражи границы больше нет. Мой напарник поскакал в столицу, а я извещаю деревни… Вот мы с ним только и остались в живых.
–Что делать-то? – спросил воина дед Калте. – Бежать? Или войско королевское поспеет?
–Не поспеет!.. – с досадой бросил страж границы. – Только бежать поздно: через полчаса веррангцы будут здесь. Прячьтесь, люди. Прячьте детишек, женщин. А мужчины, кто в силах натянуть лук, кто помнит, что он мужчина, чье сердце бьется за родину – на стену!
–Удержите? – с надеждой прозвучали сразу несколько голосов.
–Вряд ли. Их там – полтысячи будет…
Началась паника. Анита тоже кинулась, было, домой, но чья-то рука больно стиснула ей правое предплечье. Повернув голову, она обнаружила свекровь.
–Стой здесь! – приказала свекровь и полезла на стену.
«Стену! Бревенчатый забор – вот и вся стена. Чего старуха туда поперлась?.. Старуха… Не такая она и старуха – шестидесяти еще нет. А выглядит на все семьдесят. Так ей – суке – и надо. Скорей бы померла, что ли!.. Нет. Она и меня переживет. В гроб вгонит и дальше заживет. …Стоит, глядит на запад, в сторону веррангской границы. Не иначе, ждет. Если, к примеру, веррангцы меня снасилят да убьют, она только рада будет!»
–Идут! – негромко сообщил страж границы неизвестно кому – площадь была пуста. Только посередь площади стояла Анита, ожидая невесть чего.
Свекровь слезла со стены и быстрым шагом направилась домой, бросив через плечо невестке:
–Пошли. Да поживее, корова безрогая!
Навстречу им уже шли хмурые и мрачные мужики с охотничьими луками и колчанами. По одному, по двое…

Несчастная Джена, оставшаяся в доме, вся извелась. Завидев бабушку и маму, она стрелой вылетела из дома и спросила с надеждой:
–Ну, что?
Бабушка лишь рукой махнула с досады.
–В укрытие! Да поживее! Не удержат они стену – у нас восемь солдат да полсотни мужиков с луками против трех с лишком сотен веррангских всадников. …Да и то… Какие, на хрен, это солдаты? Стражники, что с трудом вспоминают – с какого конца за меч браться…
Анита кинулась к люку в полу, ведущему в подпол, спустилась вниз и начала сноровисто разбирать бревенчатую стену. За ней открылось убежище. Такие убежища есть в каждом доме Северного Края. И если не знать – где, нипочем не различишь – где сплошная стена, а где потайной лаз.
Все! Можно прятаться. Заложим бревна изнутри и все.
–Джена, доча! Прячься скорее! – позвала Анита.
–Погоди, внучка – рано прятаться! – оборвала ее свекровь, обводя тем временем взглядом горницу и на миг остановив глаз на небольшом отверстии в стене над дверью. – Сбегай в мамину спальню, принеси ее золотые украшения. Серебро не бери – веррангцы его не ценят. И свои побрякушки тоже неси… – И задумчиво добавила: – Может, найдут золото и уйдут?.. И больше шарить не станут?..
Пока девочка бегала наверх, свекровь неподвижно стояла у окна. Анита нервно переводила взгляд от окна к лестнице наверх, вслушиваясь в звуки, доносившиеся с улицы.
«Чего она копается там? Сколько надо времени, чтобы выгрести из коробки все эти цепочки, браслеты да кулоны?.. А тихо-то как! Только и нагоняет же страху эта злая тишина!»
Дружный рев трех сотен глоток убил тишину.

–Все. Полезайте вниз. Я за вами закрою.
–А вы? – осмелилась спросить Анита, втягивая голову в плечи в ожидании ругани.
–А я останусь здесь, – спокойно ответила свекровь и неожиданно мягко пояснила: – Ты пойми, глупая! Если они никого не отыщут в обжитом доме, то обшарят его от крыши до подпола. И тайник найдут. …Иди, доченька. Живи. За Марко – сына моего… За Лиру и Мику – дочерей моих… За меня живи, девочка…
В первый раз свекровь ласково заговорила с Анитой. Не в последний ли раз?
–А, может, не найдут? – неуверенно предположила Анита. – Вы-то как же?..
–Да прячься же ты, идиотка проклятая!!! – взорвалась свекровь, сталкивая Аниту вниз.
Анита свалилась, как мешок. И упала на мешок с мукой, почему и не раскроила себе голову.
–Давай-давай! – прикрикнула свекровь, по-молодому спрыгивая вниз и затолкнув ее в тайник, где уже сидела перепуганная Джена. Прошептала: «Прощай, родная. Внучку мою береги!»
И начала закладывать стену обратно.

Мать и дочь сидели на полу тайника в обнимку. Обе боялись. Сверху, сквозь двойной слой бревен не доносилось ни одного звука. Что там твориться? Как там? И не давал покоя Аните вопрос: зачем? Зачем свекровь осталась там? Не нашли бы веррангцы тайника, нипочем не нашли бы! А скоро королевское войско поспеет, разобьют татей  наголову, как бьют уже вторую сотню лет!
–Мама! А где бабушка? Почему она осталась?
–Ох, не спрашивай, Дженушка.
–А кто такие Лира и Мика?
Это Анита знала. Марко рассказал когда-то в тщетной надежде, что та история поможет его молодой жене понять его маму. И, может быть, помирить…
Когда король Герод Славный, да будет благословенна его память, издал указ о запрете Сестрам нечестивого ордена Сестер Эльханы иметь семью и рожать детей, «дабы уберечь молодое поколение от растлевающего влияния ведьм, поклоняющихся тьме», оставила Цинна орден, чтобы сохранить семью и вскормить самой новорожденного Марко. А вот дочери ее – двенадцатилетняя Лира и девятилетняя Мика – остались ученицами ордена. Никогда больше Цинна не видела своих дочек. Лира погибла в бою с кочевниками у стен столицы три года спустя. А Мика… она осмелилась нарушить указ. Она родила двух дочерей, и за это ее сожгли на костре на главной площади столицы. В свои семнадцать лет она уже носила медальон с крылатым мечом – знак мастера. И дорого бы королевским гвардейцам обошлась попытка схватить ее, но в их руках уже были Микины дети. Мика сдалась в обмен на обещание сохранить жизнь детям.
Плыл по площади запах жареного мяса, горели волосы на голове… Мика была еще жива, когда в ее костер швырнули ее девочек…
«Как такое расскажешь? Вспоминать и то жутко…» Я обязательно расскажу тебе, доченька. Когда подрастешь. Сейчас рано…
Тихо как… Может, удержали стену?.. Нет, глупости! Как семь стражников, да один настоящий воин стену от трехсот веррангцев отстоят? Ну, может, мужиков наших с полста пришло? Все одно мало. И лучники у Верранга не хуже наших будут… Ох, беда…
–Мамочка! Рог! Слышишь?
Анита прислушалась. Действительно, дочь не ошиблась: даже сквозь слой земли и двойную бревенчатую кладку донесся в тайник голос рога. Не зря Джену ушастой кличут – все слышит.
–Мама! Пойдем, да? – предложила дочка. – Наши же пришли!
–Нет, – покачала головой ее мама. – Второго рога будем ждать.
–Ма! Мне дышать трудно! – пожаловалась Джена.
–А ты болтай поменее, не трать воздух-то зря! – посоветовала Анита, с удивлением заметив в своем голосе свекровины интонации.
Погасла свечка. Они сидели в полной темноте, прижавшись друг к дружке. Часы ли прошли? Минуты ли?
Как только в тишину тайника снова донесся звук рога, Анита встала.
–Сиди тут, Джена. Я пойду и гляну. Если все ладно, позову.
Когда сверху послышался не то вскрик, не то сдавленный стон матери, девочка не утерпела, и полезла наверх по лестнице.

Картина, представшая перед Дженой, была столь ужасной, что девочка на какое-то мгновение потеряла сознание. Впрочем, очнулась она довольно быстро. Нестерпимо болел затылок, которым она ударилась об косяк двери. Девочка огляделась. Прежде ей казалось, что она понимает выражение «все в крови». Теперь Джена уразумела, что это не так.
В крови было все в горнице: пол, стены, мебель и потолок. И знакомый с рождения дом был чужим и незнакомым, красным. Зрелище, которое не в силах вынести детский разум, вызвало потрясение, выключившее чувства. Девочка пошла по горнице, перешагивая через трупы и стараясь обходить лужи крови. Трупов было много – более двух десятков. Вот обезглавленный труп. Вот еще один, у перевернутого стола. А под лестницей – третий. А этот разрублен наискось, от плеча до бедра, вместе с кольчугой. Девочка отстраненно обратила внимание на срезы, оставленные мечом. Ровные, тонкие, аккуратные! Каким же быстрым, точным и сильным должен быть удар! Какой верной – рука! И меч в этой руке должен был быть не из рядовых!
Мама стояла на коленях над телом, в котором лишь по одежде Джена узнала бабушку. Мертвая рука сжимала рукоять меча, крестовину которого украшал знак оружейника – черная волчья голова. Таких клинков осталось совсем немного. И стоили они безумных денег. Ведь волчьей головой метил свои клинки великий Лхорэнно – Мастер.
Наверно, надо было закричать? Заплакать? Испугаться? Девочка не смогла. Она просто подошла к матери и положила руку ей на плечо.
–Вот и ты… – безучастно сказала мама, не поднимая головы. В руке она держала золотой медальон с изображенным на нем крылатым клинком.
–Это – бабушкин! – тихо прошептала Джена.
–Я знаю, доченька.
Анита медленно набросила веревочку с медальоном себе на шею, завязала сзади.
–Я не имею права… Но медальон не должен пропасть. Ты понимаешь меня, дочка?
–Понимаю, мама.
–Не говори никому про него. И про меч тоже. Обещаешь?
–Да.
–Хорошо. Мы спрячем его… – Анита обвела горницу взглядом, остановилась на миг на дырке над дверью, и закончила: – вон в той дырке, что над дверью… Там он, наверно, и был…
–Наверно… – эхом отозвалась Джена.

–Эй, парни! Проверьте этот дом? Может, хоть там… – донеслось с улицы. Быстрые шаги на крыльце… В горницу почти вбежал рослый ратник с обнаженным клинком в руке.
–Слава Ладо! Хоть здесь кто-то живой!.. – с чувством выдохнул ратник. – Как вы…
И осекся, вдруг все увидев и поняв.
–Сестра? – прошептал он растерянно. Оглянулся, метнув взгляд на улицу, и, не обнаружив там никого, подошел  ближе, постоял в молчании над мертвой. Потом быстро поднял меч к лицу в древнем салюте воинов, убрал его в ножны, поклонился погибшей…
–Как звали-то ее? – спросил ратник.
–Цинна дар Илвир – мастер ордена Сестер Эльханы! – тихо отозвалась Джена.
–Я запомню. И вы… О них надо помнить! Вечно, пока Мир стоит, пока трава растет, помнить. Как еще выразить павшим любовь и уважение?.. Помните ее…
И вышел.

Анита осторожно освободила рукоять меча, взяла его, протерла передником…
–Что мне с ним делать? – задумчиво спросила она. – Я же не умею с ним обращаться.
–Ничего, мама! Я научу.
Долгим взглядом посмотрела Анита на дочь, слабо, уголками губ, улыбнулась и сказала:
–Знаешь, что? Поднимись на чердак, посиди там. Пожалуйста. Мне надо побыть с Цинной. Иди, солнышко. Я позову.
Джена кивнула, быстро обняла мать и пошла к лестнице, обходя лужи крови и переступая через трупы. Она поднялась на чердак и уселась в углу, обхватив колени руками.
И даже не вздрогнув, будто этого ждала, услышала снизу дикий, звериный мамин крик:
–Цинна!!!
Наверх
 
 
IP записан
 
Тэсса Найри
Админ
*****
Вне Форума



Сообщений: 1293
Пол: female
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #22 - 16.06.2006 :: 12:56:41
 
Очень сильно.
Эрелхор, а продолжение книги у Вас есть?
Наверх
 

"Ешь мясо! Или живность зря сгубили?"(с) Ольга Арефьева
WWW WWW  
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #23 - 16.06.2006 :: 13:15:06
 
Глава 3. Мир: 79 год от Начала.

Волк крался в тени заборов, прятался в кустах, пережидая редких в этот час прохожих. У него сильно болела голова. От напряжения – в этой людской деревне оказалось слишком много собак, и каждой пришлось внушать, что его нет. Воу-у-у, как тяжело… Лучше было бы, конечно, поспешить и проникнуть в деревню еще затемно, но все одно пришлось бы ждать утра: люди почему-то предпочитают спать с заката и до рассвета. А еще волк слыхал, хоть и отказывался в это верить, что в городах люди и вообще могут спать с заката и до полудня!
Воу-у-у, где же она? Среди такого количества запахов, преимущественно резких и неприятных, бьющих в нос, нелегко удержать такой легкий, естественный и, чего греха таить, приятный запах той, которая ему так нужна!
А! Вот ее дом. И повсюду ее запах: на калитке, на дорожке, в сарае, на крыльце, искусно украшенном резьбой по дереву. Знатный мастер, видать, трудился.
Волк начал размышлять, как бы вызвать ту, к которой он шел, не поднимая паники, как дверь дома распахнулась, и на крыльцо вышла девочка лет двенадцати – тринадцати, с длинными светлыми волосами, перехваченными на затылке в хвостик золотой заколкой, в сером платье до пят, в фартуке, когда-то белом, а ныне мало выделяющемся на серой ткани платья.
Девочка потянулась, вкусно, во весь рот, зевнула, улыбнулась утру, небу, солнцу, своим мыслям. Огля-делась. И увидела волка.
Волк не опасался, что девочка завопит от страха или убежит, но на всякий случай напрягся в ожидании ее реакции. Девочка изумленно воззрилась на серого гостя, сложила руки на животе, но мигом передумала и убрала их за спину.
–Волк? – спросила она. – Что ты тут делаешь, а?
–Не надо! – вдруг, словно в сказках, промолвил волк человечьим голосом. – Надо поговор-р-рить!
Нет, молвил он не человечьим, а вполне нормальным волчьим голосом, но зато на вполне понятном человеческом языке.
Девочка стерла с лица улыбку и удивление, ощутимо повзрослев в единый миг, вернула стилет в ножны, прячущиеся под рукавом серого платья и спросила:
–Что случилось?
–Вр-р-раги с север-р-ра! Высадились вчер-р-ра затемно в Р-р-раста-фьор-р-рде.
–Много их? – заметно помрачнев, быстро задала она следующий вопрос.
–Тр-р-ри кор-р-рабля!
–Ладьи или когги?
–Др-р-раккар-ры!
Девочка окончательно помрачнела: если ладья несет два десятка воинов, когг – сотню, то драккар вмещает двести вооруженных людей. Очень неплохо вооруженных и прилично обученных людей. А драккаров – целых три! Это значит всего – шестьсот нордлингов.
–Шестьсот нордлингов! – повторила она. – Королю дали знать?
Волк кивнул.
–Дружина успеет?
–Нет! Кор-р-роль забр-р-рал всех на восток!
–Твою направо! – выругалась девочка себе под нос и снова спросила: – Зачем?
–Ир-р-ршайна!
–Прорыв?
–Про-р-рыв.
–Как сговорились…
–Они и сговор-р-рились!
–Откуда знаешь?
–Бр-р-ратство знает!
–Ясно. …Плохо дело… Их шесть сотен, а нас – всего четырнадцать. Да из них пятеро – ученицы, со мной считая… Плохо.
–Бр-р-ратство поможет! Отец Бр-р-ратства пр-р-риказал выступать всем, кто успеет к ср-р-року! Не подскажешь, где встр-р-реча?
–Откуда я знаю? Я же только ученица… Да, кстати! А почему ты ко мне пришел?
–А мы др-р-ругих в окр-р-руге не знаем.
–Да? Тогда слушай! Беги в Коровичи! Знаешь, где это? Третья деревня вниз по реке! Там войдешь в нее со стороны леса, а не реки. Второй дом справа по тропинке. Там обратишься к хозяйке. Зовут ее – Мина дар Олмир. Запомнил?
Волк кивнул.
–Хорошо. Расскажешь ей все! У нее медальон, как у меня, только не с пером, а с крылатым мечом. У Мины самый высокий ранг в округе – мастер. Только она свой медальон тоже прячет…
–Я почую… Пр-р-рощай, юная Сестр-р-ра. Пор-р-а мне.
–Прощай, спасибо за помощь… Стой!
Волк, уже повернувшийся, чтобы уходить, остановился.
–Есть хочешь?.. Ладно, не отвечай – знаю, что хочешь. Стой здесь, я сейчас.
И действительно, исчезнув в доме, девочка тут же вынесла миску с супом, в котором плавал большой кусок мяса.
–Ешь! Тебе еще бежать полдня…
Волк просить себя не заставил.
Пока он ел, девочка прикидывала – успеют ли они перехватить нордлингов на берегу, или нет.
–Успеем! – пообещал волк, прочитав ее мысли. – У нор-р-длингов штор-р-мом повр-р-реждены два др-раккар-р-ра! Пока они не починят их – не выйдут. Благодар-р-рю за еду, Сестра. Пр-р-рощай. Удачи в бою.
–Тебе тоже…

Надо было собираться! Во-первых, в любой момент мог прийти сигнал сбора – в Ордене вести разносятся быстро, и реакция, если надо, ждать не заставляет. А во-вторых, лучше всего уйти раньше, чем проснется мама…
Девочка поднялась наверх, в свою комнату и начала переодеваться.
Сняла передник, бросила в корзину с грязной одеждой, подготовленной для стирки. Сняла платье, по-ложила на кровать. Глянула на себя в зеркало. Поморщилась. Повернулась боком, снова посмотрела. Тяжело вздохнула. И, показав своему отражению язык, начала одеваться.
Свободная рубашка. Стальные наручи на запястья. Синие брюки. Сапоги. Длинная юбка с почти такими же длинными разрезами по бокам. Необычная и, чего греха таить, неприличная юбка! Кабы не брюки под низом, ни за что бы ее не одела! Зато в бою такая юбка удобна. Двойная кожаная куртка с вшитыми внутрь металлическими пластинами, легкими и удивительно прочными, откованными по рецепту Мастера, подаренному им когда-то самой Дэки! Этот рецепт Сестры берегут, и никому не открывают тайны. И не из жадности, а по приказу самого Мастера.
Засапожный нож. Ремень на талию. Затянуть туго, но чтоб дышать не мешал. Не для красоты он, для дела! Кинжал. И меч. Все?
Все! Медальон с пером на шею. Пора.

Внизу ее ждала мама. Увидев дочь в боевом снаряжении, она побелела, как полотно.
–Куда это ты собралась?
–Нордлинги в Раста-фьорде вчера высадились!
–А тебе зачем туда?
–Там каждый меч на счету будет.
–Королевская дружина справится.
–Не будет дружины. Увел ее Венко на восток, с Иршайной драться.
–Как ты о государе говоришь, соплячка! Как смеешь его по имени…
–Прекрати, мама! – устало оборвала ее девочка. – Не поможет – я все равно уйду.
–Да? Меня уже не спрашиваешь? А если я не пущу, что делать станешь?
И продолжила, все более закипая:
–В меня ткнешь своими железками, да? Чего уж там, тыкай! Все равно я для тебя никто! Орден для тебя теперь мать. Все они, ведьмы проклятые, воду мутят, дочерей уводят…
–Прекрати! – крикнула девочка, и мама действительно замолчала, нарвавшись на бешеный взгляд дочери. – Не наши мечи хранят покой Северного Края? Не Сестры? Всегда ли дружина королевская поспевает, а? Может быть, зря Венко к Ближней Сестре на «вы» обращается, как и отец его обращался, как и сын его будет? Может быть, зря голос Ближней Сестры в королевском совете звучит громче других? Что плохого сделал тебе Орден? За что ты нас так? Я не почитала тебя? Я хоть раз была непослушна или ленива? И что плохого в том, что я взяла меч? Ты, мама, не запамятовала, ненароком, чей это меч?
Мать опешила. Но быстро взяла себя в руки и встала в дверях.
–Не пущу! Ни за что! Хочешь – убивай! Сейчас я и посмотрю, как ты меня чтишь да слушаешься! Не пущу!
Девочка прищурилась и как-то нехорошо усмехнулась. И очень холодно, как чужому человеку, принялась объяснять:
–Что ты, мама? Не собираюсь я тебя ни убивать, ни пугать мечом! Не пустишь? Я остаюсь. Видишь – я послушная дочь. Но там шесть сотен нордлингов, а встретят их тринадцать Сестер, из которых четверо – ученицы. Такие же девчонки, как и я! У каждой, между прочим, есть мама! А отца у каждой нет! Представляешь, какое совпадение?.. А у остальных – дети дома остаются. У некоторых по двое, у Мины даже четверо. Старшему мальчику восемь лет, младшую еще от груди не отучили… Тринадцать Сестер против шестисот северян. Братство Волка обещало помощь, и обязательно поможет, но они тоже не всемогущи. И мало их в наших местах… Не пустишь, значит?.. Отлично. Я останусь дома. Но когда придет весть о гибели в этом бою хоть одной из Сестер… – И девочка с расстановкой повторила: – Хоть одной из моих сестер, то я повешусь в сарае на стрехе! Ты меня знаешь, мама: я так и сделаю! Решай сейчас, как мне предпочтительнее умирать: в бою, или в петле? Только в бою можно выжить, а вот веревка шансов не оставляет!
Мать молча отошла от двери, ни на мгновение не отводя взгляда от дочери.
–Как ты разговариваешь с матерью? Был бы жив отец, он бы прибил тебя за такие слова, да за такой тон!.. Знаешь, доченька? Он бы очень гордился тобой! Выросла ты у меня… А я… Будь по-твоему: иди с благословением моим. Береги себя там. Помни – я тебя жду. …Да иди же скорей!
Последние слова она почти кричала. И девочка вдруг испугалась матери, словно не говорила только что очень жестокие слова, не понимая, как больно слышать их матери от своего ребенка!
Робко кивнула. Шагнула к двери. Отворила ее. Переступила порог. Обернулась.
–Прощай, мама. Не волнуйся – я вернусь. Все будет хорошо. Прости меня…
Неслышно притворила дверь. И нет ее.
Только стук каблучков на крыльце. Только скрип калитки…

Женщина привычно оглядела дом. Постирать надо. И половики пора выбить! И вообще… Она начала, было, скатывать половик, чтобы вынести его во двор, когда поняла, что непрерывно шепчет, не замечая этого: «За что?» Шепчет, не понимая уже, к чему этот вопрос… Бросив половик, женщина встала и направилась к двери.
Она стояла у забора, глядя на улицу, как стояла тысячи раз до этого, как стоят деревенские жители, когда им нечего делать… Только она знала, что делает. Она ждала дочь. Ждала, понимая, что раньше заката та никак не вернется! Бой-то начнется не ранее полудня, да пока закончится, да пока обратно дойдет!..
Прошел мимо Вили – кузнец, кивнул приветливо. «Хороший человек! – машинально подумала она. – Мастер хороший и берет недорого!»
Снова потянулись минуты. Солнце начало припекать, ветер стих… «Славный будет день!..» – снова подумала она.
Вили прошел обратно. «Куда это он?» – лениво удивилась женщина. И догадалась, когда спустя десять минут кузнец прошел мимо ее дома в третий раз, одетый по-дорожному, и с резным посохом на плече. Посох ей сказал обо всем: если уж посох на плече несут, то и сработан он явно не для ходьбы!
–Доброе утро, хозяйка! – остановился Вили. Любой прохожий решил бы, что Вили надумал поболтать с соседкой. Эка невидаль! Но женщина видела, что давит на него какая-то мысль…
–Что, ушла уже? – спросил, наконец, он.
–Да, – выдавила женщина через силу.
–Жаль. Вместе бы пошли… – вздохнул кузнец.
–Да она недавно… Догонишь еще! – предложила женщина, подумав при этом, что хоть ее дочь и Сестра, но с таким сильным спутником, как Вили, все-таки надежнее. И ей спокойнее.
–Послушай, Линдис! – спросил нерешительно Вили. – Окажи мне услугу, а?
–Какую?
–Пригляди за двумя волчатами до вечера, а? Они маленькие, смирные, вреда не причинят. А вечером я заберу…
–За волчатами? – изумилась женщина. – Откуда у тебя волчата?
–Не у меня, – объяснил Вили и чему-то улыбнулся. – Их мать уходит в бой, а детей оставить не с кем. Будь она обычной волчицей – оставила бы в логове. Детей хранил бы закон.
–Какой закон? – не поняла Линдис.
–Волчий! Дети неприкосновенны! За убитого волчонка мстит вся стая!.. Если бы Рикка была обычной волчицей!.. Но она – из Братства Волка! И у нее, и у ее детей есть враги, для которых волчий закон – пустой звук. И стая им не страшна. Но если за волчатами присматривает человек – дело другое… Ты пойми, Линдис! Я бы не просил, кабы не нужда: все Братство округи уходит в бой. Все десять человек и двадцать пять волков! Не с кем Рикке оставить детей…
Вили просительно посмотрел на Линдис.
–А где они? – с сомнением спросила Линдис.
–Да тут, сразу за околицей! – засуетился Вили. – Пойдем, поглядишь сама!
–Ну, пойдем, что ли?

За околицей они остановились, и кузнец тихо зарычал по-волчьи. Из кустов появилась волчица, совсем молодая, серая, с черной мордой и с белым пятнышком на лбу. Осторожно она подошла поближе, обнюхала Линдис. И впервые в жизни женщина подумала о волчице, как о человеке, о том, что в этот миг волчица мучительно пытается понять – можно ли оставить своих детей этой чужой, совсем чужой, даже не волчице. Человеку.
–Можно, я ей кое-что скажу? Она поймет? Или ты переведи… – повернулась Линдис к кузнецу.
–Она поймет. Говори. Только медленно… И слова произноси отчетливо…
Линдис снова посмотрела на волчицу. Выдержала ответный взгляд немигающих желтых глаз. Две матери глядели друг на друга.
И тогда женщина заговорила.
–Ты мне не веришь. Знаешь? Я не обижаюсь. Я все понимаю. Ты же мать. Я сама бы никому не доверила своего ребенка. Ни соседке, ни подруге. Никому. Но Вили сказал, что у тебя нет выхода. Поверь мне, Рикка! Поверь, хотя слова – пустой звук. Поверь! Я сберегу твоих детей… Потому, что я сама – мать. И моя девочка будет сражаться там же, где и вы с Вили… Поверь мне, Рикка! Я за них кому угодно глаза выцарапаю, глотку порву!.. Вили говорил про какого-то вашего врага… Если этот враг придет, они будут за моей спиной. Пока я жива, они будут за моей спиной!
Чуть слышно дрогнул мир. Ведь Линдис, не ведая того, произнесла часть волчьей формулы усыновления, приняв на себя тем самым обязанности матери этих волчат. Что-то изменилось во взгляде желтых глаз. Волчица обернулась, коротко проворчала. И из кустов выбежали два маленьких, пушистых волчонка – брат и сестра.
–Бер-р-ри их! И бер-р-реги. Я пр-р-риду. Спасибо тебе, сестр-р-ра. И… я пр-р-рисмотр-р-рю за твоей дочер-р-рью.
Линдис присела и протянула руки к волчатам. Те несмело подошли, понюхали ее руки. Оглянулись на мать. И дружно полезли на ладони Линдис. Женщина посадила их себе на сгибы рук, словно обычных детей, встала, церемонно поклонилась кузнецу и волчице.
–Удачи в бою! Победы! Возвращайтесь живыми!

Как ни в чем не бывало, прошла женщина по деревне с волчатами на руках через расстрел десятков изумленных глаз. Внесла их в дом и положила в объемистую корзину, в которую предварительно сунула старую подушку. Волчата немедленно завозились там, и женщина с легкой улыбкой подумала: «Порвут!» Порвали. Брат подрался с сестрой, та победила и с торжеством высунула из корзины нос с прилипшим к нему белым перышком. Женщина убрала подушку, положила взамен старую овчину.  
Около полудня волчата проснулись и вылезли из корзины. Дружно кинулись к двери, потом к окну. И, наконец, сели перед женщиной, опустили головы.
–Началось! – прошептал по-человечески брат.
До вечера у женщины все валилось из рук. Она машинально что-то делала, потом переделывала… Поймав себя на том, что в пятый раз стирает одно полотенце, она бросила его в таз, взяла волчат и вышла на крыльцо.
–Будем ждать! – сказала она волчатам.

Они ждали. Ждали, не замечая, что не думают друг о друге, как о волках и людях.
Потому, что горе уравнивает всех. Потому, что горе матери, похоронившей дочь прежде, чем сожгла по обычаю детские ее платья в знак того, что девочка стала девушкой, не отличается от горя волчат, потерявших мать в том возрасте, когда ничто в мире не нужно им так, как мама!
Нет, они не останутся одни!
Орден Сестер Эльханы помнит о семьях Сестер, погибших в бою. Будут к женщине приходить незнакомые девочки, так похожие на ее дочь. Они будут здороваться с ней так, как и ее дочь когда-то, и помогать ей по хозяйству. С годами они подрастут, станут девушками, потом выйдут замуж. И все равно будут навещать ее, привозя своих детей. Она поднимет волчат на лапы, и передаст их Братству. Волчата будут называть ее мамой, приводить к ней потом своих волчат… Она не сможет отличать одного волчонка от другого и на всякий случай, и по велению души, будет всех считать своими детьми. И по всем лесам Северного Края разнесется весть о Матери Стаи, живущей в одной приморской деревне. О доме, в котором любой волк найдет приют, защиту и кусок мяса.
Люди будут считать ее чокнутой, но не осмелятся говорить такие слова громко и при посторонних, опасаясь увидеть оскаленную волчью пасть, или ярость в глазах незнакомой девочки, девушки, женщины, и тонкие пальцы, стискивающие рукоять меча!
Люди будут завидовать ей, чей дом упорно будут обходить стороной беды: болезни, засухи, пожары… Женщина будет отвечать на лживые восторги односельчан жестокой и страшной усмешкой: «Не доведи Ладо вам такого счастья, люди!»
Все это будет, но не может ведать этого женщина, а юные маги Братства, жмущиеся сейчас к ней на крыльце ее дома, боятся заглянуть в будущее.
Они молчат. Да и о чем говорить?
Они думают. Думают об одном: горе объединяет. И горе порой помогает понять чужое горе! Но скажи, великий Ладо! Почему объединяет только горе? Почему лишь горе делает нас несколько мудрее? Почему так часто приходится пройти через такую беду, после которой жить не хочется, чтобы научиться любить?
Молчишь? Ответь!
Светлыми именами Мудрой, отдавшей свою любовь Миру и наделившей его душой, и Мастера, ненавидевшего одну лишь Войну, и весь свой великий талант, и совершенное искусство вложившего в эту ненависть, и Воина, что подарил Миру могучую, истинную магию сердца и души, требуют у тебя, великий Ладо, – творец Мира и всемогущий бог – ответа мать и двое детей!
Наверх
 
 
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #24 - 16.06.2006 :: 13:41:16
 
Глава 4. Мир: 20 лет от Начала.


«Интересно, что скажет мама? Или, по своему обыкновению, она ничего не скажет? И молча уйдет к себе?.. Почему она так?.. Лучше бы кричала и ругалась», – в который раз за последние шесть дней Лива задумывалась об этом. Она прекрасно сознавала, что мама ни за что не одобрит то, что задумала дочь. Не любит мама оружие! Даже меч дедушки, которого Лива не помнила, мама не позволяла трогать и пальцем! И сама в руки не брала! Как маленькая Лива просила маму показать ей меч! Бесполезно…
Но впервые в жизни девочка не боялась маминого несогласия. Потому, что впервые в жизни понимала, что права. Абсолютно права!    
Наверное, Лива просто повзрослела за эти ужасные шесть дней. За бесконечные шесть дней, прошедших с известия о гибели отца в бою с северными разбойниками. Еще неделю назад ей даже в голову не пришло бы задуматься – а права ли она? Тогда она еще была ребенком. Сейчас – уже нет. Ибо она идет сейчас совершать первый в жизни взрослый поступок.
И Лива знала, что она скажет маме.
Что право мстить за близких – высшее право человека! Так сказал Воин, и так оно и есть. …Что она не окажется единственной женщиной в королевской дружине!.. Что она уже не ребенок, ей исполнилось двенадцать лет!.. Что…
Ну, в общем – много чего…
Девочке было жаль. …Они с мамой всегда понимали друг друга. Она до сего дня доверяла маме самые заветные свои секреты, делилась самым.…Самым. Папа только посмеивался, когда Лива забиралась к маме в кровать, чтобы посекретничать. Папа с мамой переглядывались, у мамы в глазах появлялись веселые искорки, а папа покорно уходил выкурить трубочку на сон грядущий. И секретничать мама с дочкой могли подолгу.  Мама никогда не отмахивалась, никогда не смеялась. И ни разу не предала ее. Мама и сама говаривала дочке многое такое, что (Лива это хорошо понимала) не принято говорить детям, тем более – своим собственным детям. Как-то Лива подслушала, как мама возразила на подобный упрек тети Райры, лучшей своей подруги, так: «ребенком она будет недолгие годы. А женщиной – всю оставшуюся жизнь. Рано?.. Да, дорогая! Рано! Но я не могу позволить себе ждать…»
Теперь папы нет. А Лива идет на площадь, чтобы снять с Древа памяти его меч.
Эх! Вот если б она мальчишкой была, то папин меч по обычаю вручили бы ей. Ежу ясно, что мама бы отобрала его и повесила на стенку под дедушкиным мечом, но это же не главное!..
Какая несправедливость! Если у погибшего нет сыновей, то его меч вешают на Древо памяти, чтобы любой мог снять его, принимая выбор и судьбу…
Ну почему? Почему считается, что война – не женское дело? Только потому, что Мудрая когда-то сказала, что женщины не должны быть воинами? Но даже Мудрая была лишь человеком и могла ошибаться!.. И, кроме того! Чем, интересно, Сестры от воинов отличаются?  
Девочка ожесточенно думала о несправедливости мира, чтобы подавить переполох в собственной душе: ей казалось, что каждый встречный глядит на ее черный платок, она кожей лица чувствовала сочувствующие взгляды, от которых горели уши и щеки. …Она молила богов, чтобы не встретить никого знакомого, не слушать бесполезных и мучительных утешений, не выдавливать ответных слов благодарности…
За эти проклятые шесть дней она наслушалась всего этого на годы вперед.

Город жил обычной своей жизнью. Недавняя недолгая осада северян, закончившаяся неудачным штурмом, недавний бой в устье реки Паковы никак не отразились на нем. …И то сказать: только четырнадцать погибших дружинников, да еще сорок два раненных. И у Сестер – восемь погибших и тридцать девять раненных. Это слишком немного на десятитысячный город, чтобы заметить постороннему глазу.
Но достаточно много для Ливы.
Она шла по улицам, где знала каждый камень, мимо знакомых домов. …И невольно заглядывала через невысокие заборчики во дворы.

Пожилая женщина чем-то гремит в сарае, выходит на минутку, чтобы отнести в дом корзину с чем-то тяжелым. Снова исчезает в сарае. …А из окна глядят на Ливу, не замечая ее, два трехлетних мальчика. Совершенно одинаковых мальчика. И Лива останавливается.
Близнецов могла различить лишь их мама. Только она никогда их не путала, всегда отвешивая шлепок именно тому своему сыну, который и провинился. А вот целовала обоих, «чтобы не ошибиться». …Впрочем, она редко наказывала сыновей – рука не поднималась: всего полтора года назад погиб в бою их отец.
А теперь у близнецов нет и мамы тоже. Тетя Лара, воин ордена Сестер, погибла неделю назад на Западной башне.
Их бабушка будет очень стараться. Она будет любить внуков за троих, она сделает все, чтобы дожить до их совершеннолетия, но не сможет заменить им отца и мать. Будут терпеливо висеть на стене клинки их родителей, дожидаясь часа, когда руки повзрослевших сыновей снимут их со стены. И покажется тогда юношам, что рукояти еще теплые…
Девочка шла дальше.

Сидит на крылечке старый Герн, попыхивает трубочкой…
И Лива опять останавливается. Никогда она не видела ни у кого такого мертвого взгляда.
Старейший в армии воин, последний ученик Воина, он вернулся в пустой дом.
Когда враги вышибли городские ворота, их встретил один человек. Но какой это был человек! Герда, Ближняя Сестра! Жена Герна. Десять минут она держала привратную башню одна против сотни северян. Только, выбив врагов из Западной башни, Сестры смогли перебросить подкрепление к воротам. Они не пустили врага в город, но для Герды было поздно…
Девочка понимала, впервые в жизни понимала, что чувствовал Герн.
Ему не хотелось жить, он чувствовал себя трусом, хотя никому, никому не пришло бы в голову обвинить его – прославленного воина, о котором сложены песни…
Ливе захотелось что-нибудь ему сказать, как-то утешить…
Она даже сделала шаг к калитке. И остановилась. Ну что она может сказать? Как можно его утешить, а? Ему же будет только больнее…
Герн поднял глаза и… слабо улыбнулся Ливе.
Девочка шла дальше.

Молодая женщина выводит мужа-инвалида подышать свежим воздухом на крыльцо. Еще неделю назад он был здоров, полон сил…
Теперь он бредет, опираясь на плечо жены. Культя правой руки перевязана бинтом, щиколотка левой ноги в шине…
Женщина с трудом усаживает его в кресло, наливает из кувшина пиво в деревянную кружку, протягивает мужу. Тот неловко берет ее левой рукой, вымученно улыбается жене…
–Тебе не холодно, милый? Может, укрою тебя пледом, а?
–Не стоит, родная. Все в порядке. Посидишь со мной рядом?
Женщина критически оглядывает крыльцо, затем кресло…
–Как думаешь, мне принести еще одно кресло, или мы уместимся в этом?
На мрачном лице ее мужа появляется (не впервые ли за неделю?) улыбка:
–Может, и уместимся... – пожимает он плечами. – Если ты очень постараешься.
–Уж я постараюсь, милый. Не сомневайся.
И женщина усаживается к мужу на колени.
–Не больно?
–Что ты? В самый раз!..
Она привычно убирает под платок выбившийся из-под него золотистый локон. Платок сдвигается, …открывая окровавленный бинт. Лива ее знает. Это Миро – мастер ордена Сестер. Серьезно ранена. Ее муж даже не подозревает, насколько серьезно: они ведь наверняка не спали вместе с того самого дня, как были ранены…
В этой печальной картине нет ничего веселого, но Лива улыбается, потому, что жизнь продолжается, несмотря ни на что…
Девочка идет дальше.

Тетя Райра. Тоже сидит на крыльце. Трубкой дымит.
Лива вспомнила, как соседки бросали на Райру косые взгляды, как шушукались о том, что не след бабе дымить, как печная труба, не след ей ходить в штанах, как мужику. И трахаться с кем попало тоже не след.
Райра об этих разговорах знает, но даже ухом не ведет. И мама тоже ухом не ведет, только смеется. Никто не может понять, что общего у мамы с Райрой? Но нет у мамы подруги ближе, чем Райра. Это Лива знает точно.
Всегда Лива завидовала Райре. А та, приходя к ним в дом, вздыхала порою. И всегда приносила ей какой-нибудь подарок. И обнимала. А потом резко отстранялась и мрачнела на глазах.
Как-то Лива попробовала расспросить маму о причинах столь странного поведения тети Райры. И мама нехотя ответила:
–Это она от зависти…
От зависти? Чему может завидовать знаменитая Райра – опытнейший воин, которую очень ценит король? Одна из немногих на всю армию женщин? Одна из лучших мечников страны?
–К кому? – снова спросила девочка.
–Ко мне. И к тебе, – буркнула мама и замолчала, всем своим видом показывая бесполезность дальнейших расспросов.
Только сейчас Лива поняла. Только сейчас.
Никогда в доме Райры не зазвучат детские голоса. Никогда и никого не назовет она мужем, хоть и красива до сих пор. Слишком дорого заплатила Райра за право мстить. Всем заплатила: жизнью, счастьем, любовью, будущим… Она хотела быть воином и стала им. Но почти перестала быть женщиной…
Увидев девочку, Райра улыбнулась ей, кивнула приветливо. Лива помахала ей рукой…
И пошла дальше.

Дальше, дальше. …По знакомым улицам родного города. Девочка шла на площадь, не замечая, что взрослеет. Она думала, что уже не хочет, совсем не хочет быть воином.
Но отцовский меч она возьмет. Обязательно возьмет, ибо будет Сестрой. Ибо она теперь понимала разницу между воинами и Сестрами: воины сражаются с врагом, а Сестры – просто за жизнь! И Мудрая была права, говоря, что женщины не должны быть воинами. Ведь нельзя давать жизнь и отнимать ее у других! А Лива хочет давать жизнь! Пройдут годы, и она вырастет, и встретит Его, Единственного! И будут у них дети. И меч ее отца будет висеть на стене в ожидании дела. Она будет учиться! Учиться всей женской науке, а потом, рано утром и поздно вечером, – всей воинской. Чтобы жить! Чтобы жили дети, ее или чужие – не важно. Потому, что дети не могут быть чужими! Потому, что до последнего своего дня запомнит Лива взрослые глаза двух трехлетних мальчиков! Потому, что всегда будет стоять перед ней потухший взгляд старого Герна, сражавшегося двадцать лет в полусотне битв, и не сумевшего сберечь жену. И только ради того, чтобы больше никто в Северном Крае не видел такого, Лива сегодня возьмет клинок отца! И, если придется, будет сражаться на стенах города. И будет убивать! Чтобы любые враги запомнили, кто такие – Сестры! Чтобы поворачивали восвояси, не разглядев на стенах наших городов воинов, чтобы понимали они, что ждет их самый страшный, самый непобедимый, самый несгибаемый противник – матери Северного Края. Сестры Эльханы.

Вот и площадь.
Когда-то Лива обожала сюда ходить с мамой и папой, особенно летом, вечерами. Еще светило солнце, а на просторной круглой площади, вымощенной черным мрамором, собирались горожане, целыми семьями или большими компаниями. Бродили влюбленные парочки, прячась в аллее, разделявшей площадь пополам. Из павильона, выстроенного три года назад возле кафе господина Розда, слышалась музыка. И папа вел их с мамой в лавку торговца сладостями и покупал что-нибудь вкусненькое, до чего они с мамой были большие охотницы.
Теперь площадь необычно пуста. Вон павильон. Вот и лавочка сладостей, в которой скучает хозяин – приветливый такой старичок, всегда совавший Ливе горсть орешков в меду, или пряник, или булочку с изюмом…
Вот яблоневая аллея. А вот и Древо памяти, растущее посреди аллеи.
Древо было обнесено невысокой оградкой. Символической оградкой, которую даже Лива могла перешагнуть. Но вход в эту оградку стерег воин в сверкающей кольчуге и с мечом.

Теперь надо войти и снять отцовский меч.
«Только б его никто не забрал! – с беспокойством подумала Лива. – И только б его удержать, не дать коснуться земли! Он же, наверно, тяжелый!»
Шаг!.. Второй!.. Третий!.. Какими неподъемными внезапно стали ее башмаки!.. Четвертый!.. Кажется, что все люди уставились на нее!.. «Сейчас этот воин меня не пустит! Скажет – пошла вон, соплячка! Подрасти сперва!..» – с отчаянием думала девочка. Пятый!.. Шестой!.. «Может, вернуться? Завтра прийти?.. Или маму уговорить, и прийти с ней? Ей-то уж точно отдадут!» Седьмой!.. Восьмой!.. Оградка!!!
–Чего тебе? – неприветливо спросил воин.
–Дай пройти! – твердо потребовала девочка.
–Зачем? – так же жестко спросил воин.
–За мечом!
–Уверена?
–Да!
–Не пожалеешь потом?
–Нет!!!
–Входи, – мирно согласился воин, делая шаг в сторону.

Девочка вошла.
–Удачи! – шепнул ей вслед воин.

Четырнадцать мечей висит на ветках дерева. В четырнадцати домах надолго поселилось горе. Четырнадцать вдов навсегда оделись в черное. И тринадцать девочек, как и она, год будут носить на головах черные платки.
Все эти шесть дней Лива не плакала. Они с мамой ожесточенно занимались хозяйством, чтобы не думать: вымыли и натерли до блеска полы, перестирали все, что было возможно, вплоть до половиков. Лива самолично трижды перемыла всю посуду в доме так, что даже мама вчера ахнула! Когда же дела кончались, они сидели рядышком на лавке, прижавшись друг к дружке, как промокшие и замерзшие воробьи по осени, и молчали.
А вот теперь Лива с трудом проглотила навернувшиеся слезы. Четырнадцать человек! Четырнадцать мужей, отцов, сыновей… Четырнадцать единственных, любимых…
Ладно. Вот он – меч отца.

Девочка взялась одной рукой за рукоять, другой – за ножны и потянула меч к себе.
Меч соскользнул с ветки и потянул руки к земле.
«Не-е-ет!» – взорвалось в ее голове. И, почти разрывая мышцы, она с трудом удержала клинок у самой земли.

Крепко прижимая меч к груди обеими руками, она двинулась к выходу из ограды.
Воин отсалютовал ей мечом, ловко убрал его обратно в ножны, улыбнулся  и … погладил ее по голове.

Девочка шла домой.
Снова – по знакомым улицам, мимо знакомых домов, магазинов, парков. Теперь она не заглядывала во дворы.
Она снова думала, что же скажет она маме. Мама не одобрит. Но Лива была уверена, что права. Теперь – права. Пусть могучий Ладо не доведет пустить ей клинок в ход! Пусть вечно будет мир! Пусть тот бой, в котором погиб отец, останется последним! Но она будет учиться владеть клинком, отрывая часы у сна и отдыха, лишая себя развлечений. Она будет учиться, чтобы, если придется, защитить родной город, его людей от врага. Мама должна понять: не воинская слава манит ее дочь, не почести. Просто ее дочь выросла и поняла, что мир и свободу надо защищать. И, если надо, с оружием в руках. И даже умереть – не очень дорогая цена свободы и мира. Этому учили Трое! И они были правы, смертью своей доказав свою правоту.

Подходя к родному дому, Лива заметила в окне мамино лицо, ногой распахнула калитку, взбежала на крыльцо, боком толкнула дверь. Вошла.
Из кухни вышла мама, вытирая руки об передник. Сурово глянула на дочь. Лива ответила таким же взглядом.
Минуту мать и дочь молча глядели друг на друга. Затем мама повернулась и, по-прежнему не говоря ни слова, исчезла в своей комнате.
«Ну вот! Так я и предполагала, – вздохнула про себя девочка. – Теперь вечером будем отношения выяс-нять!»
Но вскоре мама вернулась, что-то сжимая в кулаке, и направилась к стене.
И, выхватив клинок из висящих на стене ножен так, что ножны даже не шелохнулись, вскинула его к потолку плавно и легко, одним движением, свидетельствующим о долгих, очень долгих, многолетних тренировках. И обернулась к дочери.
Когда мама повернулась, Лива с трудом сдержала возглас удивления: на груди мамы висел золотой медальон Сестры. И не воина. Мастера! На нем был изображен Крылатый меч.
Убрав не глядя меч в так и не дрогнувшие ножны, мама тем временем протянула дочери левую руку ладонью вверх. На ладони лежал золотой медальон с изображенным на нем пером – знак ученицы.
Лива бережно опустила клинок на стол, с поклоном приняла медальон и повесила его на шею.
Две Сестры пожали друг другу руки.
Наверх
 
 
IP записан