Erelchor
Экс-Участник
|
Честь в моих зубах
«Чем больше я узнаю людей – тем больше люблю собак!» Адмирал Вильгельм Канарис.
Было ли это? Будет ли? Не знаю. Те из читателей, кто фактическую сторону событий ценит больше их со-держания, могут дальше не читать! Нет у меня фактов. Я, в общем-то, даже названия страны и города не знаю. Меня могут спросить: «Что же ты, так тебя перетак!.. Какого черта?» Вы правы: я там не был. Но мне об этом поведал участник тех событий. К сожалению, его порой было очень нелегко понять. И он, разумеется, никогда не учился в школе, никаких историй и географий не учил! Но память у него хорошая. И врать он не обучен. Я ему верю. И потому я, переработав немного его рассказ, предлагаю его вам!
Если взгляды человека на то, что считать нормальным, естественным, логичным и правильным, расхо-дятся с мнением остального человечества, то человек этот, как правило, представляет особый интерес для полиции. Или для врачей-психиатров. Или и для тех и для других одновременно. И это, как правило, весьма разумно! Ведь расхождение со всем человечеством во взглядах в столь фундаментальных вопросах означа-ет, что человек сей как минимум не прав. И, скорее всего, он опасен. А вдруг он все-таки прав? Вдруг он получил редкую возможность взглянуть на мир свежим взглядом? Так не бывает, говорите?.. Да что вы? А если он вышел из тюрьмы, где просидел десять лет, разглядывая небо через решетку? Если он выписался из больницы, где провалялся два месяца между жизнью и смертью?.. А еще такое вполне возможно, если человек возвратился с войны.
1.
Итак, человек возвратился с войны. Нет, возвращался он недолго. Ему ведь не пришлось лететь на нее двенадцать часов самолетом, как в первый раз! На эту войну он ушел пешком, когда война подступила к его городу. Война! Человек криво усмехнулся. Ни один нормальный человек не назовет ее войной. Она не войдет в историю войн, хотя по числу жертв и превосходит многие и многие, о которых знает любой школьник. О ней забудут через неделю, хотя, не останови они врага у шоссе, мир бы ужаснулся последствиям. Пусть так! Он считает иначе. Он воевал и имеет возможность и право сравнивать. Он навсегда запом-нит бойцов своего Когтя, в котором один остался в живых. Он будет их вспоминать, как вспоминает ребят из своего взвода… И он с первого взгляда узнает тех, кто тоже считает иначе.
– Тетя! Вы не видели мою маму? – пропищал щенок. – Нет, малыш. Не видела… – ответила огромная мраморная догиня. – Она ушла вчера и до сих пор не вернулась… – Вчера?.. – озабоченно уточнила догиня. – Можно, я тебя понюхаю? – Можно…
Человек идет по пустому городу. Мало машин на улицах и почти нет прохожих, словно все разъехались в отпуска или в уик-энд на природу. Не слыхать музыки из окон музыкального училища, не носятся дети перед школьными корпусами… Тишина. Стоит у обочины полицейская машина. И человек подходит. – Привет, Кейт! Девушка подняла взгляд на него и приветливо улыбнулась. – Привет, Джефф! Как рука? – В гипсе! – усмехнулся человек, показывая ей гипс. – Болит? – Да ерунда! Ты-то как? Плечо как? – Оно левое, – слабо улыбается девушка. – Машину водить не мешает, а пистолет я правой рукой держу. И Микки поможет, если что… Пес, лежащий на сидении рядом с девушкой, услышал свое имя и сел. Поглядел на Джеффа, хвостом помахал. – Это твой новый напарник? – кивнул человек на пса. – А что? – с вызовом спросила она. И, вспомнив что-то, глухо закончила: – Собаки лучше людей, они, по крайней мере, не сбегут в случае чего. – Не огорчайся, Кейт, – мягко сказал человек. – Люди бывают разные! Хорошо, что ты успела раскусить его прежде, чем вышла за него замуж!.. – он вдруг усмехнулся: – Н-нда! «Все мужики – сволочи»? Тебе не рановато так думать, а? – Извини, Джефф, – смутилась девушка. – Я не имела в виду тебя. Просто у нас не хватает людей после… вчерашнего. – Я понимаю… – кивнул человек. – Только в мизантропию не впадай, пожалуйста! Ты для этого клы-ками не вышла и хвоста у тебя нет. Или есть? – Не-е-ет! – А давай, проверим? – Еще чего! – засмеялась, наконец, Кейт. – Вот и славно! Такой ты мне нравишься гораздо больше! – А раньше не нравилась? – возмутилась она. – Нравилась, конечно! – невозмутимо заявил человек. – Но сейчас – больше. – Ох, Джефф, смотри! Все жене расскажу! – Ты лучше погоди рассказывать, – посоветовал Джефф. – Лучше на видеокамеру сними и запись ей покажи. Она любит. – Что записывать-то? – подозрительно уточнила девушка. – Да как тебе сказать?.. – индифферентно откликнулся Джефф. Он очень старался каким-нибудь образом развеселить ее. Старался, понимая при этом, что все равно не сможет. Не только он – лучший в мире комик не сможет.
Помолчали. – Я вот думаю… – тихо заговорила девушка. – Почему я осталась в живых? Почему? Семнадцать человек, Джефф! Почему я? – Не кори себя, Кейт! Ты ни в чем не виновата. Ты храбро дралась и не твоя вина, что ты выжила: жизнь и смерть – в зубах творца! – Откуда ты знаешь? Ты следил за мной? – Нет, – покачал головой человек. – Просто собаки, – он погладил Микки, – не прощают предательства и трусости. Если бы ты была в чем-то виновата за вчерашний бой, Микки не сидел бы рядом с тобой. – Мне от этого не легче, – сухо всхлипнула девушка. – Всем не легче, Кейт! Держи себя в руках. – Постараюсь. …Э, Джефф, погоди-ка! – перебила сама себя девушка, видя, что ее собеседник собирается прощаться. – Есть дело!.. В городе сотни осиротевших щенков! Надо что-то делать, иначе они просто умрут!.. Поговори с женой, а? Она же в мэрии работает! – Поговорю. …Постой! А почему бы Фреду с мэром не поговорить? Было бы проще. – Они уже сегодня поговорили! – мрачно ответила девушка. – И? – И мэр сказал, что в городе может смениться начальник полиции. – Ну да! Еще чего? – зло заметил человек. – Скорее уж мэр в городе сменится!.. Понятно. Значит на мэра рассчитывать не приходится… Ладно. Я поговорю с Мирьям. А ты позвони в газету! Пусть напечатают что-нибудь подходящее! – Хорошая идея! – Ну, бывай!.. А, чуть не забыл: ты знаешь, что Свора приняла в городе волчат? – Волчат? – нахмурилась Кейт. – Черт возьми! Это же все меняет! Мы не можем заняться спасением щенков прежде, чем найдем и спрячем волчат… А сколько их? – Откуда я знаю? – И как еще Свора отнесется к моей идее перепрятать волчат? – Было бы неплохо со Сворой поговорить… – задумчиво протянул Джефф. – Было бы… Но с ними, – она почесала Микки за ухом, – очень трудно разговаривать… Ладно. Это я беру на себя. Дай мне неделю, хорошо? – Нет проблем! – Да, еще! Зайди вечером в полицейское управление! Фред подписи собирает. – Какие? – Да, тут появилась идея поставить памятник полицейским, погибшим вчера ночью, – вздохнула Кейт. – А Фред сказал, что прежде надо ставить памятник погибшим собакам! – Ну, правильно! Зайду. – У нас уже сто тридцать подписей! – Так много? – Люди приходят, подписывают… – Ладно. Ну, пошел я. – Пока, Джефф. Звони. Человек идет дальше.
– Тетя! Что с вами?.. Вам больно?.. – с сочувствием в голосе робко спросил щенок. – Как тебе сказать?.. Когда теряешь друзей – всегда больно… Помолчали… – А как вы думаете, когда вернется мама? – с надеждой пропищал щенок. – Она не вернется, малыш, – вздохнула догиня. – Она погибла. – А как же я?
Сидит на скамейке девочка. Плачет. И сжимает что-то в руках. Человек подходит поближе, как раз достаточно, чтобы разглядеть в ее руках ошейник. – Собака? – участливо спрашивает он. Девочка поднимает лицо, глядит на незнакомца, кивает. – Грозный! Его убили! Собаку мою убили! Он был такой добрый, такой умный, такой… И девочка снова заплакала. Человек присаживается рядом с ней и осторожно спрашивает: – Ты была там? – Да! – сквозь слезы отвечает девочка. – Мы сегодня с папой… Но очень трудно плакать и при этом что-то рассказывать. Человек кладет руку ей на плечо и тихо говорит: – Хочешь совет? Возьми щенка. Он не заменит тебе Грозного, но поможет пережить горе. А ты поможешь щенку выжить. Девочка даже перестала плакать, повернулась к собеседнику и все еще дрожащим голосом возразила: – Мама не разрешит! Она сегодня сказала, что «так будет лучше. А то от собаки одна грязь в доме!» – А ты все же возьми щенка, – посоветовал человек. – Принеси его домой и скажи маме вот что: «У меня есть мама. А у него мамы нет!» – Она не послушает, – вздохнула девочка. – А это от тебя зависит. Смотря как ты скажешь. Несколько секунд смотрели они друг другу в глаза. И человек видел просыпающееся понимание в ее мокрых еще глазах. А потом, вдруг, с силой и затаенной яростью: – Да! И я буду его мамой! И никому не дам в обиду!.. Спасибо, дядя! Я побегу искать моего щенка, можно? Но бежать не пришлось – как раз в этот момент дорогу переходил буль-терьер, а перед ним ковыляли двое лохматых щенков неизвестной доселе породы. – Дядя! Это ее щенки? – с надеждой спросила девочка. – Нет, – улыбнулся человек. – Это не «она», это – «он»! И щенки – не его. Он их просто охраняет. – А он мне отдаст одного? – Попроси. – Как? – Подойди и попроси. – А поймет? – Поймет. Со скамейки человек следил, как девочка подошла к собакам, и буль-терьер – могучий и очень опасный пес – преградил ей путь к щенкам. Человек не слышал, что говорила девочка псу, о чем просила, показывая ошейник. Только подошел к ней буль-терьер, понюхал ошейник и заскулил вдруг, коротко и горестно. И отступил в сторону. Присела девочка, протянула к щенкам руки ладонями вперед. И один из них подполз, понюхал ее ладошку. И полез к ней на руки. Смотрит человек, встав со скамейки, как убегает домой десятилетняя мама в обнимку со своим хвостатым и лохматым сыном. И знает он, что ее властной матери впервые в жизни придется уступить своей дочери, которая, даже не успев вырасти, уже поняла – что такое материнский долг. Человек идет дальше.
– Почему ее убили? Она мне так нужна, я так скучаю… «В самом деле! Я вот жива…» – подумала догиня. Но щенок, почуяв ее отчаяние, взвизгнул: – Простите, тетя! Я не хотел… – Нет, малыш! Ты прав. – Не прав! – неожиданно твердо заявил щенок. – Мама вчера сказала: «Жизнь и смерть моя – в зубах Творца, но честь моя – в моих собственных зубах!» Ты пахнешь кровью, тетя. Своей и чужой кровью! И никто не смеет тебя обвинять! – Я знаю. Только вот я из всего нашего Когтя выжила одна. От Клыка остался едва ли Коготь… – Какой Коготь? – не понял щенок. – А! Ты этого еще не знаешь. Это – боевое построение Большой своры. Двадцать собак составляют Коготь. Пять Когтей – Лапа. Четыре Лапы – Клык. А Четыре Клыка – Челюсть. Пять Челюстей было у нас в первом бою… Теперь осталось не больше Клыка… … – Тетя, я кушать хочу! Догиня ласково поглядела на него и неуверенно предложила: – Хочешь, я тебе мышку поймаю? – Не-е-ет! Я молочка хочу-у-у! «А то я не вижу! – тоскливо подумала догиня. – Тебе бы еще сосать и сосать!.. Что же делать?.. Больше сотни их, таких, в городе! И на весь город всего десять щенных сук осталось! И одна кормящая волчица. Им не прокормить всех. …Если не случится чуда, он умрет… Как жаль. Как невыносимо жаль…» – Ну, давай, я тебя оближу? – предложила она, легла и принялась вылизывать рыжего беспородного щенка, как не раз вылизывала собственных детей…
– Ой, какая прелесть! Пойдешь ко мне, серенький?.. – слышит человек, проходя через парк, женский голос. И сразу же растерянное: – Ой! Он идет на голос и, свернув в аллею, видит: колли загораживает собой пушистого серого щенка, не позволяя красивой женщине в элегантном деловом костюме прикоснуться к нему. Женщина заметно растеряна и расстроена… Человек подходит к ней. – Извините за вмешательство! Вы хотели взять щенка? – Да. А она не дает, – пожаловалась ему женщина. – Но ведь он же – не ее щенок! Она колли, а он, наверное, из овчарок… Человек покачал головой. – Это прекрасно! – одобрил человек. – Только этого щенка, – подчеркнул он, – не берите. – Почему? Человек посмотрел ей в глаза и, поколебавшись немного, ответил: – Потому, что он – волчонок. Его нельзя брать в дом, ибо его дом – лес. Он – будущее волчьей стаи. – А что он делает в городе? – изумилась женщина, мгновенно поверив ему. – Наверное, городская свора приняла осиротевших волчат… – предположил он. – А она знает, что это волчонок? – кивнула женщина на колли. – Конечно! Волки и собаки по-разному пахнут. – И она охраняет врага? – Во вчерашнем бою с Дикими дрались и волки тоже… – объяснил человек. – А, кроме того, это – не враг. Он еще щенок. Ни одна сука не тронет чужого щенка, даже если это – щенок врага. – Надо же! – удивилась женщина, с уважением глядя на колли. – Не так уж мы и отличаемся! Все матери одинаковы. Все суки – женщины. И, улыбнувшись, погладила колли по спине и добавила ласково: – А все женщины – суки… Будь здорова, дорогая. Не трону я твоего волчонка. Щенка найду… И, кивнув человеку, повернулась, чтобы уходить. – Не рассказывайте никому о волчонке! – попросил он вслед. Женщина развернулась на каблуках и с возмущением спросила: – За кого вы меня принимаете? Разве я не знаю, что грозит волчонку в городе? – Извините! – развел руками человек. – Да ладно… – вдруг остыла женщина. – Все мы на нервах… Ушла. И колли увела своего подопечного в кусты, где, по-видимому, оборудовала ему лежку.
Звонит сотовый телефон в кармане. – Да! – Алло, Джефф! Это Кейт. Я, похоже, придумала, куда можно перевести волчат! – И куда? – На полигон! Помнишь армейский полигон? – Хм! Помню. …А что? Отличная идея! Он все равно не используется, но забор там высокий. И роща вполне приличная… Только с охраной надо договориться. – Фред договорится!.. Теперь надо только волчат разыскать. – Одного я уже нашел, Кейт. В парке! Его колли охраняет. – Спасибо, Джефф. Едем. – Не за что! Мы приняли волчат в городе, нам и обеспечивать их безопасность. – Кому это «нам»? – без улыбки в голосе уточнила девушка. – Нам – Своре! – отрезал человек.
Человек идет дальше, проходит парк, переходит улицу, через два квартала сворачивает на пустырь, за которым – его дом. И видит: огромная мраморная догиня вылизывает маленького рыжего щенка… Он идет прямо к ним.
– Вот оно, чудо! – выдохнула догиня. – Где? – встрепенулся щенок. – Вот, гляди! – мотнула она мордой на приближающегося человека. – Убежим? – предложил щенок. – Нет, малыш. Может быть, тебе повезет, и он возьмет тебя? – Зачем? – немного испугался щенок. – Как зачем? У тебя будет дом, еда и собственный друг! Это же счастье! – А он не будет меня обижать? – робко пискнул щенок. – Нет. Он – один из нас. И он чтит Закон. – Как может человек быть одним из нас? – изумился щенок. – Этот – может. Он могучий боец, верный друг. Он – пес, хоть и человек. – Не понимаю… – Я тоже, – призналась догиня. – Но это так. Может быть, он тебя возьмет? – И я не умру, да? – Да.
Человек смотрел на догиню, на ее лапу, перевязанную бинтом, на швы, наложенные врачом на ее бока и грудь, на разорванное ухо. А догиня смотрела на человека, на его руку, закованную в гипс. Она осторожно принюхивалась к запаху крови, сочащейся из-под бинтов, скрытых под рубашкой. Два бойца смотрели друг на друга. Потом человек протянул ей руку ладонью вперед. Собака понюхала ладонь, помахала ему хвостом и отошла. Человек присел перед щенком, протянув ему руку. –Ну что, малыш? Пойдем домой?
– Тетя! Мне идти с ним? – Иди, малыш! Верь ему! Он не предаст. – Ладно… Щенок полез на ладонь человека. Он чуть напрягся, когда человек поднял его высоко над землей и посадил себе на плечо. Но там было удобно, и щенок успокоился. Только одно дело беспокоило его: очень важное, неотложное дело! – Тетя! Мы еще встретимся? – Конечно, малыш! Я живу недалеко, и я тебя найду. – Спасибо, тетя. Можно, ты будешь моей мамой? – Можно, малыш! – растроганно ответила догиня. – До свидания. Будь счастлив.
Человек идет дальше. Он подходит к дому… Старушка из соседнего подъезда выводит на прогулку своих собак: роскошного аристократического пекинеса на изящном кожаном поводке и двух огромных беспородных псов, вчера еще бездомных. Псы бегают вокруг нее, весело скалят зубы и беззлобно переругиваются с пекинесом. Картина эта может показаться нелепой, старушка – выжившей из ума… Только не Джеффу. Он не знаком со старушкой, хотя при встрече они всегда здороваются. Старушка приветливо кивает ему, он ей улыбается в ответ. Старушка пристально глядит на щенка, си-дящего на его плече, на руку в гипсе. Она все понимает… Она многое помнит… Очень многое!
Что стоит сейчас перед ее глазами? Может быть, это – фотография маленького мальчика в коротких штанишках, с сачком в руках? Или другая фотография, где он, семнадцатилетний, в обнимку с двумя друзьями стоит перед зданием школы? Последний день в школе, и впереди – колледж, а дальше – целая жизнь… Или еще одна фотография, на которой он в военной форме, смеющийся… А, может быть, стоит перед ее глазами письмо на официальном бланке министерства обороны?
«Уважаемая госпожа Мак-Грегор! С глубоким прискорбием сообщаем Вам, что ваш сын – сержант Томас Мак-Грегор…» И небольшой сверток с личными вещами. И свернутый национальный флаг. И три медали на подушечке…
Человек почтительно склоняет голову, а старушка снова кивает ему. Человек и щенок идут домой.
2.
Четыре дня. Только четыре дня! Много это? Мало? Зависит от обстоятельств. Как правило, четыре дня – совсем немного. Особенно, если это все, что осталось от отпуска… Но если эти четыре дня бездонным провалом, рваной кровоточащей раной легли, разделяя мир и войну, жизнь и смерть, живых и мертвых, тогда это – много. Очень много! Вечность!!! Целых четыре дня… Как давно это было!.. Как ласково светит солнце из прошлого!.. Каким мирным кажется оно – это прошлое!.. И все еще живы…
– Убирайся, пока цела! – рявкнул амстафф в зеленом ошейнике. – Еще чего? – залаяла она в ответ. – Это моя добыча! Я ее первая нашла! – Сейчас ты сама станешь моей добычей! – пообещал амстафф. – Я тебя не боюсь! – зарычала она. Чья-то тень заставила ее сделать шаг в сторону и чуть повернуть голову, чтобы видеть подошедшего. Это оказался ее знакомый мастифф с красивым серым пятном на груди, похожим на семилучевую звезду… – Ну и правильно, сестренка! – забасил мастифф. – Чего его бояться?.. Только вот силы у вас неравные, а? Ты уж его мне уступи! Мне-то амстафф в самый раз будет, да и соскучился я по доброй драке! – Я не боюсь! – упрямо заявила она. – Нет конечно, сестренка! – добродушно откликнулся мастифф. – От страха обычно убегают, а не стоят до конца. Это он, похоже, боится. С тобой драться он не боялся, а вот с равным противником – боится. – И, повернувшись к амстаффу, рявкнул: – Ну? Долго я буду ждать? Драться будем? Или отвалишь сразу? – Ладно! – пробурчал неохотно амстафф. – Заболтался я с вами. Дела у меня еще… И потрусил прочь. – Иди-иди! Не опоздай! – проворчал вслед мастифф. И расплылся в улыбке, когда ему ласково облизали морду и шепнули: – Спасибо! – Да не за что! – промямлил мастифф. – Пока, сестренка… До завтра!..
Все шло, как обычно… Разве что неясная тревога чуялась в небе, но это нередко случается, не так ли? Будет вечер, и ночь, и рассвет, и ничего нового не случится… Но именно этим вечером раскатился над городом вой-приказ огромного ирландского волкодава Форгала – вожака всех псов города: «Свора! Слушай приказ вожака! Все, кто в силах драться – к деревянному столбу у грунтовки, что на въезде в лес! Дикая свора на подступах к городу. Все вы знаете – что это такое. Останутся только щенные суки, вскармливающие наше будущее, и декоративные собаки, бесполезные в бою! Всем остальным, имеющим когти и клыки: за наших щенков, за наших друзей (у кого они есть), за Город, где мы живем – в бой!» И потянулись бродячие собаки к южной окраине города… И забеспокоились домашние собаки, и лаяли, стоя у дверей, пока недоумевающие хозяева не открывали им двери… И выскакивали, проломив окна, те из них, кто оставался в доме один… Ни одна газета, ни одна радиостанция, ни один телеканал не предупредили город о нависшей над ним смертельной угрозе! Но клыкастому народу не нужны предупреждения! Ветер доносит до них новости, мать-земля с ними говорит. И чутье вцепляется в разум и твердит: Смерть у города! И ярость туманит глаза, и из пасти помимо воли вырывается рычание…
– Энни! Ты что? Опять хочешь гулять? Собака молча стояла у двери… – Энни! Хочешь колбаски? Ну иди сюда, моя хорошая! Собака не сдвинулась с места… – Джефф, что это с ней, а? Может, заболела? Джефф поглядел на собаку и покачал головой. – Вряд ли! Открой ей дверь, пусть побегает. Так ведь уже было… Все будет в порядке…
«Все будет в порядке»?.. Эх, хозяин! Твоей бы пастью да колбасу есть… Ты даже не представляешь себе, какой это будет бой!.. Ну, спасибо, что выпустил. Я побежала…
Вернулась она утром. – Нагулялась? – поинтересовался Джефф, дожевывая бутерброд. – Ну, еда в миске, вода в поилке… Отдыхай, красавица. А я пошел на работу… – С ней-то ты попрощался! – хмуро заметила Мирьям. – Мне ревновать? – Да что ты? – удивился Джефф, а себе под нос проворчал: – Всегда знал, что две суки в доме – это слишком много… – Да что ты? – рассмеялась жена. – Вот рожу тебе дочку, и будет в доме три суки! – Сбегу! – пообещал Джефф. – Поймаем – хуже будет! – ласково посулила жена. Они еще ни о чем не догадывались.
Не догадывался Джефф и весь тот день, до тех пор, как вернулся с работы и по лицу жены понял, что случилось что-то из ряда вон выходящее. – Что? – спросил он. Вместо ответа Мирьям молча включила видео. «…что, несомненно, окажет заметное влияние на результаты осенних муниципальных выборов!.. А теперь – основная неполитическая новость дня! – телеведущий был невозмутим, как всегда. – Правительство вновь рассматривает план борьбы с одичавшими собаками, отвергнутый уже один раз три месяца назад. Этот план мы попросим прокомментировать госпожу Элизабет Нил – координатора Национальной Лиги защиты животных!» На экране появилась красивая женщина лет сорока-сорока пяти. Она улыбнулась в телекамеру и уверенно заговорила. Чувствовалось по голосу и манере держаться, что она привыкла к подобным выступлениям. – Готовится очередное массовое убийство! Я не боюсь этого слова, господа! Правительство собирается послать армейские вертолеты, чтобы уничтожить, как они выражаются, одичавших собак! Вы вдумайтесь, господа! Десятки тысяч несчастных собачек, уже один раз брошенных своими бессовестными хозяевами, будут убивать только за то, что они хотят есть! – защитница животных сделала паузу и продолжила: – Они говорят, что это – единственный способ решения проблем! Это – ложь! Мы давно предлагаем сбрасывать собакам еду с тех же вертолетов! Но правительство, по-видимому, выбрало более простой путь! Подумайте, уважаемые зрители! Подумайте – избиратели! Какие проблемы правительство таким же образом будет решать в будущем? Безработных? Больных? Бездомных? Или нелегальных эмигрантов? Подумайте, господа: а застрахованы ли вы, и ваши семьи от расстрела?.. Я не сгущаю краски, господа! В Германии нацизм тоже начинался с мирных демонстраций и мелкого хулиганства! – Госпожа Нил! – вклинился ведущий, когда его собеседница замолкла, чтобы набрать воздух. – Что ваша Лига предпримет в случае, если этот проект все же будет представлен в парламенте? Защитница животных удовлетворенно улыбнулась. – Мы подадим в суд на правительство! Наши адвокаты подготовили все материалы! Мы подадим в суд также на каждого, кто сделает хоть один выстрел! И мы – не одни! Нас поддерживают профсоюзы и оппозиционные партии, на нашей стороне пресса! Мы победим! – Благодарю вас, госпожа Нил! Защитница животных исчезла с экрана. И ведущий продолжил: – Мы выслушали точку зрения одной из сторон. Правительство пока никак не прокомментировало свои действия. Однако я считаю, что вы вправе знать подробности. И поэтому посмотрите интервью с начальни-ком отдела общественных связей центрального округа полиции! …Хорошо знакомое всей стране здание федерального управления полиции. Слева автостоянка. Справа – проспект Независимости. У входа в здание стоит мужчина в отлично сшитом светлом костюме, в модном галстуке. Он чисто выбрит, прекрасно пострижен… Если бы не его осанка, выдающая его прошлое, явно не проведенное в тиши кабинета, если бы не его взгляд! – Здравствуйте, уважаемые телезрители! Я благодарен пятому каналу за возможность выступить перед вами… Сейчас полиция не популярна. И тема, которую я хочу затронуть, еще менее популярна. …Итак! …Десять лет назад, если помните, в южных районах нашей страны произошло землетрясение силой двенадцать баллов. Разрушениям подверглись десятки деревень и три города, однако жертвы были невелики – сорок человек были легко ранены. Самым большим ущербом от землетрясения стало исчезновение с лица земли двух рек. И район Двуречья, когда-то славный своими урожаями зерна, превратился в пустыню. …Люди уехали. Район опустел. Правительство выделило деньги переселенцам на обустройство в центральных и восточных районах страны, транспорт для вывоза вещей… Люди забрали с собой самое ценное. Полицейский еле заметно усмехнулся и продолжил: – Самое ценное! Собак они, наверно, ценностью не сочли. …Прошли годы. Временами всплывал проект строительства канала, чтобы вернуть Двуречью воду, но… то денег не было, то время оказывалось неподходящим, то выборы мешали… Всегда находились более неотложные задачи, чем обводнение обезлюдевшего района! И только полгода назад, когда одичавшие собаки начали тревожить населенные районы, стало ясно, что время упущено. Тысячи собак вырезали скот на пастбищах, нападали на фермы. Потом они начали нападать на людей. Отдел специальных исследований федерального управления полиции подготовил тогда доклад. В нем предлагалось применить боевые вертолеты, чтобы уничтожить орду прямо в степи. …Я не оговорился – это орда численностью примерно пятьдесят тысяч диких собак, надвигающаяся на север, и сжирающая по пути все живое!.. Я передаю пятому каналу видеозапись одной фермы после нападения этой орды… И, если ее покажут, я прошу: уведите от экранов детей! И людям со слабым сердцем тоже не стоит смотреть… Полицейский помолчал… – Поймите: нам грозит страшная беда! Армия не обучена воевать с собаками! Если эта орда доберется до населенных районов…
Мирьям выключила видео. – Дальше – запись фермы… – с трудом выговорила она. – Я не смогу увидеть это второй раз… Джефф подошел к жене, обнял ее. И тихо спросил: – Они уже здесь? Мирьям напряглась и попыталась отстраниться, но Джефф ее удержал силой. И повторил вопрос: – Они здесь? – Почти… Прошедшей ночью их остановили в пригородном лесу… – Кто? – резко бросил Джефф. – Городские собаки… – А почему новости… Но Мирьям перебила: – Я же в мэрии работаю – я знаю. Оба посмотрели на Энни, лежавшую, как ни в чем не бывало, на своем коврике возле шкафа. Собака, почуяв взгляды, подняла голову.
Этим вечером вой Форгала вновь поднял город на дыбы! Многие тысячи собак потянулись к окраине, чтобы встретить врага у шоссе. Там, за шоссе, в полукилометре к югу, начинался лес, куда уже никому не было доступа со вчерашней ночи. Там – Дикая Свора! Они жрут тела павших во вчерашнем бою… А за спиной городской своры – поле, за которым начинается город. Начинается Город! Город, в котором живут не только люди и не столько люди, хоть они и полагают иначе! Город, в котором живут собаки – тысячи собак. Это – и их Город тоже, ибо они, в отличие от людей, вышли вчера в бой, чтобы его защитить. Они идут в бой сегодня и, если потребуется, уйдут завтра… Пока жив хоть один пес, хоть одна сука, пока держат лапы и целы клыки… Многие погибли вчера. Многие не доживут до сегодняшнего рассвета. Четыре Клыка легли вчера в Пригородном лесу! Но впервые Дикая Свора остановилась… А люди ложатся спать. А люди смотрят телевизоры или сидят в ресторанах. А люди ничего не хотят знать… Люди! Всемогущие Люди – собачьи боги!.. Почему? Да потому, что для них место, где они живут – город. А для собак – Город! И потому тянутся к окраинам дворняги и афганские борзые, грейхаунды и лабрадоры, неаполитанские мастиффы и их английские родичи, доберманы и ротвейлеры, колли и ризеншнауцеры, боксеры и амстаффы, стаффордширы и буль-терьеры… И потому городские коты и кошки впервые не выгибают спины, впервые желают им удачи…
В эту ночь Джефф уснуть не смог. Он честно попытался, потом вылез из кровати, оделся и вышел на кухню, перекурить. И совсем не удивился, когда бесшумно возникла в дверях Мирьям и, ни о чем не спрашивая, принялась варить кофе. Она ничего не сказала – женщины народа Уш-мин умеют молчать. Она ни о чем не спросила – женщины народа Уш-мин умеют все понимать без слов. На рассвете Энни вернулась. Раненная.
Вечером голос ротвейлера Зигфрида, возглавившего свору после гибели Форгала, вновь призвал всех в бой: «Все, кого держат лапы, у кого целы клыки – к шоссе! Я зову щенных сук! Перенесите щенков поближе к людям, если у вас нет дома и друга. Если есть – доверьте детей друзьям. Я обращаюсь к комнатным собакам, шпицам, хинам и пекинесам: братья и сестры! Вы остаетесь дома. Вы бесполезны в бою, но вы, хоть малы и слабы – собаки! Вам – хранить Закон и воспитывать наших детей! Это – важно! В ваших зубах будущее городской своры… Все остальные – в бой!»
Джефф не хотел отпускать ее. Но впервые в жизни его собака подняла на него голос и оглушительно залаяла. И он сдался. Открыв дверь, он сказал ей только: – Будь осторожна, девочка…
На утро кто-то заскребся в дверь. Распахнув дверь, Джефф увидел двух псов, сидевших перед дверью – беспородного бродячего и лабрадора… Оба были серьезно ранены. А Энни не было. Он закрыл глаза. Потом с трудом открыл их, посмотрел на псов, на кровь, капающую на мраморные плиты пола… И хрипло сказал: – Входите, ребята. Сейчас я вас перевяжу… Мирьям! Принеси, пожалуйста, аптечку и теплую воду!
3.
Потом он позвонил на работу. – Алекс, ты не мог бы сегодня обойтись без меня? – Не хотелось бы… А что случилось? – Они… они убили мою собаку… – Так!.. – после долгой паузы ответил Алекс, его начальник и, уже пять лет, друг. – Ясно!.. Ну что ж? Обойдусь, конечно. Жду тебя послезавтра… – Спасибо, Алекс! – Да пошел ты!.. Удачи, Джефф.
Он шел по полю вчерашнего боя. Он видел тысячи мертвых тел и с первого взгляда отличал бойца городской своры от Диких. Бродили по полю люди, искали своих четвероногих любимцев… Три к одному – всплыло в памяти соотношение потерь наступающей и обороняющейся сторон. Здесь это соотношение было совсем другим – пять или шесть к одному… Он шел по полю боя, и подобно осенней желтой листве, падающей с берез, облетали с него годы, и менялись осанка и поступь… И он вновь становился сержантом парашютно-десантных войск.
– Простите, вы не видели здесь амстаффа? Перед ним стояла пожилая женщина с фотографией в руке. – Вот посмотрите! – протянула она Джеффу фотографию. На снимке сидел амстафф в зеленом ошейнике, держал в зубах резиновую косточку… – Нет, – развел руками Джефф. – Извините… Если увидите, скажите мне! – попросила женщина и зачем-то добавила: – Его зовут – Феликс… И пошла прочь. Дальше, дальше, по полю боя. На каждом шагу – мертвые. И впервые в жизни Джефф думал о них не как о собаках – как о воинах, до конца выполнивших свой долг. Вот лежит овчарка, рядом – колли и сенбернар… А далее… Серое тело, прямой хвост… Волчица. Щенная волчица… Она умерла, все-таки успев дотянуться до глотки врага. Где-то ее ждут несколько сереньких пушистых волчат, ждут терпеливо и молча, потому что не смеют звать. …Ждут волчата свою маму, самую добрую, самую заботливую, самую ласковую. …И не знают, что она уже никогда не придет. …И не понимают, наверное, волчата, что жить им осталось совсем недолго, а выбор у них – лишь между Смертью и Смертью! Если их не сожрут Дикие, то волчата наверняка умрут от голода… Джефф встал на колени над нею и погладил ее шерсть, как будто ей это было надо. И никак, конечно, не отреагировала волчица на ласку, хоть ее никогда никто не гладил. Разве что мама в детстве облизывала… Дальше, дальше, к шоссе. Вот там, за шоссе, он и нашел свою Энни.
Она лежала на куче трупов Диких. Рядом с ней лежал мастифф с серым пятнышком на груди, похожим на звезду. И неподалеку Джефф обнаружил амстаффа в зеленом ошейнике. Джефф обернулся, поискал глазами хозяйку амстаффа и, найдя, помахал ей рукой. Подошел немолодой мужчина, которого Джефф знал в лицо – хозяин мастиффа. – Простите, у вас амстафф? – Нет, – покачал головой Джефф. – У меня – она. Рыжая шерсть слиплась и почернела от крови. И черными от крови были ее клыки. Он почему-то вспомнил, как Энни любила обкусывать его пальцы, сжимая их так, чтобы ему не было больно. Он делал вид, что сердится, замахивался рукой… Энни издавала вопль ужаса и уносилась прочь, чтобы через минуту робко заглянуть в комнату из-за двери, поймать его улыбку и примчаться обратно, вновь ловить его пальцы… – Что же я внуку скажу? – горестно спросил мужчина, гладя мастиффа. – А сколько ему? – Двенадцать лет. Он так любит Бэка… – Тогда скажите ему правду! – предложила подошедшая хозяйка амстаффа. – Скажите ему, что Бэк погиб в бою, защищая город. – Надо похоронить… – прошептал хозяин мастиффа. – Надо, – отозвался Джефф. – У меня в багажнике лопата… – Где? – спросил хозяин мастиффа. – Давайте похороним их у речки, на холме. Там растет дуб… – предложила хозяйка амстаффа. И добавила грустно и торжественно: – Вместе дрались – вместе им и лежать… – Давайте… – кивнул хозяин мастиффа. – Я подгоню машину, – сказал Джефф.
Через час он входил в полицейское управление. Солидное пятиэтажное здание было сегодня необычно пустым. Только неумолкающий звон десятков телефонов оживлял пустоту. На стоянке скучали три патрульные машины. В одной из них дремал ее хозяин… – Привет, Коста! – поздоровался Джефф с дежурным. Тот поднял на Джеффа покрасневшие от усталости глаза и слабо улыбнулся. – А, это ты! Привет! Жаловаться пришел? – Нет, просить о выделении круглосуточной охраны! – проворчал Джефф, оценив шутку. – Шеф у себя? – Да! Только на радушный прием не рассчитывай – запарка у нас. – Что? Народ валит из города? – посочувствовал Джефф. – Ага! Пробки на всех выездах… Все патрульные в разгоне, даже оперативный состав привлекли… Все бегут… – Не все… Ну, спасибо, Коста. Пойду, поговорю с Фредом.
– …Спихивай их на обочину, и дело с концом! – рычал начальник городской полиции в трубку. Выслушав ответ, он набрал воздуха в легкие, и рявкнул: – Стреляйте в воздух, черт побери!.. Нет, подкреплений нет… Нет подкреплений, говорю! И не будет!.. Все, до связи… – и положил трубку. И телефон тут же зазвонил опять. – Да!.. Если этот день – добрый, господин мэр… Нет!.. Да!.. Нет!.. Да, я приказал!.. Да, в чрезвычайных ситуациях я имею такое право!.. Нет, господин мэр – никаких исключений! В первую очередь пропускаем кареты скорой помощи и машины с детьми… Да хоть в ООН!.. Прошу простить – дела! – и бросил трубку. Потом он нажал кнопку селектора и сказал ровно и вежливо: – Софи! Не соединяй меня ни с кем. Отвечай, что я на срочном выезде и проси оставить сообщение. – Будет сделано, шеф! – ответил селектор грудным женским голосом. – Вам кофе сварить? – Свари, Софи. Спасибо… – и без перехода спросил у Джеффа: – Чего тебе? – Разрешение на ношение оружия! – коротко ответил Джефф. – Что, винтовку хочешь купить? – Нет, Фред! Автомат. Начальник сел в кресло. – Что случилось, Джефф? – Они… – с трудом выдавил Джефф, – убили мою собаку… Энни убили… – Понятно… – вздохнул Фред. – Был там? – Был… – Я тоже… А знаешь? Я ведь не имею права выдать тебе разрешение на автомат. Есть определенная процедура, она требует времени… – Дай разрешение, Фред! Иначе я достану автомат сам… – Считай, что я не слышал этих слов! – сурово отрезал начальник полиции. – И прими дружеский совет, Джефф… – Оставь. Они убили мою собаку. И я должен… Понимаешь? – Понимаю… – ответил Фред после долгого молчания. – Ладно. Будь по-твоему. Пойдешь в оружейный магазин на площади маршала Леру, обратишься к хозяину. Я позвоню ему, предупрежу. На, держи разрешение. И… будь осторожен!
Их разговор прервал чей-то возмущенный крик. – Вы не имеете права! Отпустите меня немедленно! – Что там еще? – прошипел Фред, выскакивая в коридор. Джефф вышел за ними обнаружил следую-ую картину: представительный мужчина в дорогом костюме вырывался из рук девушки и здоровенного парня в полицейской форме. – Это безобразие! Мою машину разбили! У меня важная встреча, которая срывается по вашей вине! Мой адвокат… – Заткнись, гнида! Убью! – зарычала девушка, выхватывая из кобуры пистолет. – Кейт, оружие на место! – вмешался начальник полиции. – Что произошло? Перепуганный арестант мигом приободрился и напористо заговорил: – Меня незаконно арестовали и, как видите, угрожали оружием! Я требую… – Помолчите! Я не у вас спрашиваю, – оборвал его Фред. – Шеф! Этот… пытался без очереди выехать из города, – начала объяснять Кейт, – создал аварийную ситуацию на выезде на двенадцатое шоссе. И… он ударил женщину. – Это правда? – тяжело глянул Фред на арестованного. – Она разбила мою машину! – Я спрашиваю вас: это правда? – отчеканил Фред. – Да правда, шеф! – ответил напарник девушки. – Понятно. В камеру его. – Вы не имеете права! – завопил арестованный. – Имею! – Я буду жаловаться! – У вас будет время! – отмахнулся Фред и приказал: – Дайте ему ручку и бумагу… И уберите его, наконец!
– Простите, шеф! – попросила девушка, когда арестованного увели. – Да ладно! Все мы люди, у всех нервы… Э! Это же у тебя вторая смена подряд, а? – Вторая, – кивнула девушка. – И выспаться не удалось? – Какой там сон? – удивилась она. Фред немного поразмыслил и уверенно сказал: – Так! Топай ко мне в кабинет, ложись на диван и спи. Много предложить не смогу, но часа полтора у тебя есть. – Так ведь работа же… – попыталась спорить Кейт. – Иди! – посоветовал ее напарник. – Полицейский, который валится с ног от усталости – плохой полицейский. И нервы у тебя на пределе. Иди – спи, иначе в самом деле пристрелишь кого-нибудь. Я справлюсь сам. – И не спорь! – усмехнулся Фред, подталкивая ее в спину. – Кто тут начальник? Ты или я? Давай, время пошло…
Около полудня Джефф припарковал машину на площади маршала Леру. – Вы Джефф? Здравствуйте. Фред звонил мне! – кивнул ему хозяин магазина – приветливый старичок в старинном берете. – Проходите сюда, пожалуйста. Вслед за хозяином Джефф вошел в невысокую дверь в стене зала и оказался в большой комнате. Посреди комнаты стоял монументальный письменный стол с тремя креслами. Вдоль стен комнаты располагались стенды с автоматическим оружием – пистолеты, автоматические винтовки, автоматы и даже пулеметы всех существующих в мире фирм. Джефф с удивлением обнаружил там даже «Калашников» самой последней модели, русского производства, о разработке которого недавно писали газеты. – Вот! – гордо сказал хозяин. – Прекрасный выбор, самые современные модели! Все пристреляны. Прошу вас!.. Вот, рекомендую! Отличный бой, совершенный дизайн, облегченная модель! И магазин на сорок пять патронов!.. – Нет, это мне не подходит, – покачал головой Джефф и медленно пошел вдоль стендов, внимательно разглядывая автоматы… – Я беру этот! – указал он наконец на усовершенствованный автомат армейского образца. – О! Я вижу – вы разбираетесь в оружии! – с уважением воскликнул хозяин. – Исключительно надежная модель!.. Я бы, между нами, выбрал для серьезного дела именно этот автомат!.. Он, правда, несколько легче армейской модификации и ствол подлиннее!.. Оружие с норовом, если вы понимаете!.. Возьмете патроны? Сколько? – Двадцать магазинов, если можно… Что-то мелькнуло в лице старика… Он наспех оформил документы и протянул их Джеффу, уложил автомат в футляр, в фирменную сумку уложил два десятка магазинов… – Подождите, пожалуйста, Джефф! Я сейчас вернусь, – быстро проговорил он и исчез в подсобке. И действительно скоро вернулся с длинным кожаным чехлом. – Вот! – предложил он, вынимая из чехла топор на длинной рукояти с петлей на конце. Это была лабрисса – двойная критская секира, только вместо кольца в навершии был длинный острый шип, позволявший использовать топор, как копье. Рукоять была утяжелена, придавая оружию отличный баланс. – Примите, Джефф, в подарок. Пригодится в бою. Умеете пользоваться? – Умею. Я же десантник… Спасибо вам… – Удачи тебе, парень! И победы!
Мирьям совершенно не удивилась, когда Джефф втащил свое снаряжение в квартиру. Она лишь равнодушно скользнула взглядом по тяжелой сумке, футляру с автоматом и лабриссе в чехле и сказала: – Ты вовремя, дорогой. Через двадцать минут обед будет на столе. Обед – это кстати. Не слишком рано и не слишком поздно: Джефф помнил, что перед самым боем есть нельзя. Он прошел в спальню, чтобы принять душ и переодеться. И, уже выйдя из душа, заметил на прикроватном столике жены маленький сверток, перевязанный белой лентой, и старинную масляную лампу, которой самое место – в музее или антикварном магазине. Или в руках замужней женщины народа Уш-мин. После обеда он ушел в свой кабинет, сел в кресло… Он сидел, глядя в открытое окно, и вспоминал.
С Мирьям он познакомился в университете. Он учился на третьем курсе, она – на первом, однако она была еще девчонкой, а он – мужчиной, имевшим за спиной армейскую службу и войну. Мирьям была самой красивой девушкой факультета, однако парня у нее не было. Порасспросив ребят с ее курса, он выяснил, что причиной ее непопулярности была она сама: ее считали слишком высокомерной и чрезмерно придирчивой! Она умела единственным взглядом отсеять любого, кто сдуру пытался ее закадрить. При всем при этом она отнюдь не строила из себя принцессу, хоть по слухам и принадлежала к какому-то горному клану Уш-мин, где была чуть ли не княжной! Мирьям носила джинсы и открытые блузки, в вырезы которых всем нестерпимо хотелось заглянуть, она бегала по вечерам на дискотеки и вполне могла надраться, как сапожник, в девичьей компании. Ее отличие от остальных студенток, да и от всех девушек, с которыми к тому времени был знаком Джефф, состояло в том, что Мирьям, ничуть не исключая возможность интимных отношений до свадьбы, предполагала их только в контексте предстоящего замужества! Однако она отнюдь не ставила себе цель как можно скорее выйти замуж. Она подбирала кандидатов не спеша и критически, никогда не теряя головы, и потому предъявляла определенные требования к парням, желавшим за ней приударить. И ни один, видимо, не подошел! Какие у нее требования, Джефф не ведал и до сих пор, даже прожив с ней в браке четырнадцать лет. Вначале Джефф считал, что причиной его успеха было то, что он избрал старинный, постепенный и неторопливый способ знакомства с девушкой. Позже он убедился, что ошибся. Его манеры и стремление ни в коем случае не форсировать события сыграли, конечно, свою роль, но дело было в том, что Мирьям выбирала очень тщательно. И с самого начала выбрала его. Джефф помнил, как полгода спустя после их знакомства он предложил ей съездить к ее родителям и познакомиться. Она отказалась. Отказалась она и позже, еще через шесть месяцев. Джефф снова не понял и мысленно пожал плечами: с ней было очень непросто, но ему все-таки казалось, что игра стоит свеч. Только на второй год она объявила, что на каникулах они едут в гости к ее родителям – знакомиться. «Ну что ж? – подумал Джефф. – Знакомиться так знакомиться!»
Как-то, годы спустя, он с юмором сказал жене, что понял, почему она так тянула с той поездкой: она просто хотела, чтобы Джефф потверже усвоил, что с ней не просто не соскучишься – с ней очень, неимоверно, грандиозно не соскучишься! Он-то наивно полагал, что едет на смотрины! А приехал он на свадьбу. Собственную! И там, наконец, до него дошло, что девушки Уш-мин настолько скрупулезно выбирают себе женихов, что их родители даже не вмешиваются в этот процесс! Будущий тесть принял его радушно и так, что Джеффу стало легко и уютно в замке. Он с удовольствием разглядывал Мирьям, которая очень непривычно смотрелась в длинной юбке и в широкой рубашке с длинными рукавами, фиксирующимися на запястьях массивными литыми бронзовыми браслетами. А золотые серьги с рубинами в ушах? А золотое же оплечье? А жемчужные нити, которыми были перевиты ее роскошные волосы?
Вот тогда, на свадьбе, теща подарила дочери небольшой пакет, перевязанный белой ленточкой, и древнюю масляную лампу. Джеффа удивило, что Мирьям не стала разглядывать подарки! Она торжественно поклонилась матери, приняла подарки и унесла к себе. Хотел, было, Джефф расспросить ее при случае, но вовремя понял – не ответит!
Среди сотен людей, находившихся в замке – гостей, слуг, родичей хозяина и хозяйки, Джефф оказался единственным, не принадлежавшим к Уш-мин. И его чуть-чуть удивляло то доверие, с которым его приняли. Он сидел и отвечал на многочисленные вопросы. Отвечал на языке Уш-мин, который на всякий случай принялся учить втайне от Мирьям сразу после того, как он положил на нее глаз. И за это время он выучил язык настолько, чтобы понимать – что ему говорят. И отвечать на вопросы. Ему было легко. Легко, несмотря на то, что теща все это время его изучала так пристально, словно хотела взглядом наделать в нем дырок. Он решил, что не понравился ей… И опять ошибся. Эту ошибку он понял только через четыре года, когда Мирьям получила телеграмму от отца с приказом немедленно приехать. Она тогда впервые со дня их знакомства заплакала, и Джефф догадался – что случилось. Он молча собрал чемоданы и заказал два билета на самолет, хотя на его приезде не настаивали ни тесть, ни сама Мирьям.
Когда они приехали, Иджар была еще жива. Оставив вещи на попечение слуг, они направились прямо в ее спальню. Увидев их, умирающая выгнала вон из спальни всех, включая собственную дочь. А его попросила остаться. – Ты хороший парень, хоть и не Уш-мин! – сказала она Джеффу, оставшись с ним наедине. – Я плохо знаю ваши обычаи, но, по-моему, даже у вас принято выполнять последнюю просьбу умирающего. Так? – Так! – кивнул он одними глазами. – Тогда обещай мне, Джеффри! Позаботься о моей дочери: не обрекай ее на позор! Джефф настолько удивился и настолько не понял, что Иджар вздохнула и принялась объяснять. Вот тогда он и узнал – что подарила Иджар своей дочери на свадьбу: вдовий черный платок! Когда мужчина Уш-мин гибнет – в бою с врагом или сраженный старостью и судьбой – его вдова одевает черный платок. Но если, не дай бог, мужчина погиб без чести, как трус или предатель, его вдове стыдно носить этот платок. И не носить его нельзя. И это самый большой позор, самое большое унижение для женщины Уш-мин. Поклялся тогда Джефф. Поклялся от души – не по необходимости. И теперь он твердо намерен был клятву сдержать.
Далекий вой прервал воспоминания. Джефф встал и вышел в прихожую. Жена уже ждала его там. Ему хотелось обнять и поцеловать ее. Он так бы и поступил, если бы… Если б она не была Уш-мин! Джефф забросил за спину сумку с боеприпасами. И тогда Мирьям, по обычаю, протянула ему на вытянутых руках автомат. Джефф с поклоном принял оружие, подхватил топор свободной рукой. – Ну, я пошел… – неуверенно сказал он. – Легкой дороги! Не опаздывай к завтраку, пожалуйста! Он, как всегда, в семь…
Выехав на улицу, он остановил машину и поглядел на свои окна. Ни одно из них не светилось, только в кухонном окне подрагивал огонек. Неровный огонек старинной масляной лампы. Дрожит, приплясывает огонек. Горит лампа в женской руке – будет гореть всю ночь. Чтобы, возвращаясь с победой, не сбился с пути в кромешном мраке усталый воин. Чтобы, если кровь заливает глаза, шел он на неровный огонек лампы. Чтобы и душа павшего все-таки нашла дорогу в родной дом. Дрожит огонек, мечет тени на стены… Сидит у окна женщина, держит лампу. Катятся слезы по ее щекам… Завтра утром их не будет, но именно мастерски наложенный макияж выдаст Мирьям надежнее камер слежения… Сыну их исполнилось уже двенадцать лет, и он гостил сейчас у деда в горах. Джефф знал, что Мирьям хочет родить дочку. И Джефф знал, какой подарок приготовит Мирьям дочери сразу после ее рождения: черный вдовий платок и старинную масляную лампу.
4.
На окраине города он остановил машину и дальше пошел пешком. Тропинка бежала полем на взгорок, далее начинался длинный спуск через все поле к шоссе. Джефф остановился на взгорке и поглядел на поле. Тысячи собак бродили и лежали на поле. Заметна была некая организация: собаки группировались примерно двадцатками, между которыми сновали псы, по-видимому – командиры. Можно было предположить, что кроме взводов и рот существовали в собачьей армии соединения покрупнее – батальоны и полки. Совсем, как у людей. Ну, что ж? Мешок с боеприпасами за спиной, автомат на шее, нож в ножнах, топор в левой руке… Джефф начал спускаться со взгорка. Сотни собак шли спереди и сзади, слева и справа. Шел неспешный разговор, в котором Джефф, естественно, не понимал ни слова!..
– Эй! Куда он идет? – Туда же, куда и мы. – Это зачем? – Зачем? – рявкнула немолодая сука. – Да затем, что во вчерашнем бою убили его собаку. Эррвроур ее звали, а он называл ее – Энни. – Так он идет мстить? – Олух! – зарычала сука. – Не мстить – занять ее место!.. Эх, каким бойцом она была! Помните? Во втором бою у Диких был вожак на севере – помесь ротвейлера с волком?.. Это она его завалила! – Она? – недоверчиво спросил кто-то. – Так он же был вдвое больше! – Ну и что? – ответили ему из темноты. – Сила решает не все… – Во вчерашнем бою она командовала Когтем, – продолжила сука. – В полночь Дикие отрезали за шоссе три Когтя, в том числе и ее Коготь. В одном из остальных двух Когтей командира уже не было, а во втором он вскоре погиб. И Эррвроур приняла командование над всеми тремя Когтями. Она выстроила своих кругом в три линии и запретила одиночные схватки, чтобы не терять бойцов. – Зачем кругом-то? – Чтобы те, кто уставал, могли отдохнуть немного в третьей линии. – Здорово! Так можно долго продержаться! – Мы и держались…Она собрала пятерку самых лучших бойцов и приказала делать вылазки. Два мастиффа, два волка и питбуль мгновенно вырывались из кольца, в считанные мгновения валили десяток Диких и возвращались обратно в строй. Это сбивало атаки Диких. Кроме того Пятеро охотились за вожаками… Мы держались. Эррвроур успевала всюду, она успевала блокировать прорывы круга, планировать вылазки Пятерых и драться в первой линии… Но на третьем часу погиб питбуль. Через полчаса – один из волков. И Эррвроур пришлось отказаться от вылазок… Сука помолчала, заново переживая вчерашний бой. – Только перед рассветом вожак Своры смог высвободить пять Лап, чтобы прорвать кольцо и вытащить нас… Жаль только, что пяти Лап оказалось недостаточно: мы навалили кучу трупов там, но их еще оставалось около тысячи… Эррвроур взяла остатки своего Когтя и повела их навстречу прорывающимся Лапам. Что ж? Два Когтя вышли из окружения. А она… Она осталась там… Эх, каким она была вожаком! Каким бойцом! И какой же боец ее друг, если так ее обучил! Два Когтя обязаны ей жизнью – четыре десятка душ… Волки выли в ее память сегодня утром… – А волки-то тут причем? – не понял один из псов. И сука тоскливо ответила: – Да разве до тебя не дошло? Одним из окруженных Когтей была волчья стая! Несколько часов Эррв-роур была вожаком волчьей стаи! Несколько часов, стоивших многих лет…
Джефф недолго выбирал место – он остановился на небольшом возвышении, разложил перед собой запасные магазины для автомата, слева пристроил секиру и снова огляделся. Отсюда было хорошо видно все поле. Неведомый ему вожак очень грамотно расставил бойцов! Впереди были собаки средних размеров – преимущественно охотничьи, такие, как эрдельтерьеры, спаниели, сеттеры. А также другие породы, не отличающиеся силой и мощными челюстями, как, например, колли. И средние беспородные собаки. Им предстояло принять на себя первый, самый страшный удар Дикой своры и почти всем лечь на этом поле. За ними располагались овчарки, доберманы, ризеншнауцеры, сенбернары, ньюфаундленды и другие со-баки, отличающиеся хорошими боевыми качествами или большой силой. И еще во второй линии обороны Джефф разглядел волков… Если все пойдет так, как надо, то именно они остановят прорыв Дикой своры. Позади всех оставалась гвардия: уцелевшие мастиффы, амстаффы и стаффордширские терьеры, буль-терьеры, питбули и ротвейлеры. Им всем предстояло вступить в бой в конце. Они окружали развалины какого-то кирпичного одноэтажного сооружения, на крыше которого сидел огромный ротвейлер. Большая часть собак лежала, некоторые сидели. Лишь дозоры постоянно уходили вперед, к шоссе, сменяя друг друга. На взгляд Джеффа собачья армия насчитывала не более четырех-пяти тысяч бойцов. А врагов больше. Намного больше. Во много раз! И этот бой станет последним – завтра драться будет уже некому. Догорел закат. Взошла луна. В ее бледном свете было хорошо видно поле, дальнее шоссе и начинающийся за ним лес. И мир тонул в тишине, и уши глохли… Джефф лег в траву и стал глядеть на звезды…
Скорее почуяв, чем услышав шаги, Джефф обернулся. – Привет, сержант! Никогда не мог подобраться к тебе незаметно! – улыбнулся ему Фред. Он был в полицейской форме, только с автоматом. – Привет! Решил стариной тряхнуть? – А что? Со мной двадцать человек, все с автоматами, добровольцы. – И, обернувшись, негромко окликнул: – Сюда, ребята! – Я не «ребята»! – пробурчал из темноты обиженный девичий голос. – Я – «девушки»! Тут же появилась и хозяйка обиженного голоса. – О! Кейт! – удивился Джефф. – Ты что тут делаешь, а? – Да вот! Прогуляться решила перед сном! – жизнерадостно откликнулась девушка. – С автоматом? – А я всегда перед сном с автоматом гуляю! Джефф хмыкнул и поинтересовался у начальника городской полиции: – Эй, Фред! Ты зачем ее притащил? – Я ее не тащил! – с чувством объяснил Фред. – Я ее отговорить не смог. Это – разница. – Угу! – согласился Джефф. – Кейт! Война – не женское дело, а? И опасное! Можешь ведь не дожить до свадьбы… – Не волнуйся, Джефф! – хмуро успокоила его девушка. – Отменяется моя свадьба. – Что так? – Не за кого мне замуж выходить! – А этот, как его, Филипп? – А у него машина уж очень быстрая! – с горечью ответила Кейт. И, помолчав секунду, прошептала: – Я не сошла с ума выходить замуж за труса… Что-то в ее словах было… Что-то такое… особенное… знакомое… – Кейт! – спросил тихо Джефф. – Ола варир тэ Уш-мин? Метнула внимательный взгляд, кивнула. – Йах! Орр ити Уш-мин. – И пояснила: – Наполовину. Мама была из клана Кру-хол… А ты неплохо говоришь! Мирьям научила? – Отчасти… В основном я сам… Послушай, Кейт! Мы, скорее всего, не доживем до утра! Зачем тебе умирать? Даже традиции Уш-мин не допускают участие в бою женщин! – Ну, – усмехнулась Кейт, – я здесь не единственная женщина! И с этими словами она погладила проходившую мимо лабрадоршу. Та остановилась, поглядела на девушку снизу вверх, дружелюбно помахала роскошным пушистым хвостом. И пошла дальше. – Сколько их ляжет здесь к утру, а?.. – тихо и с горечью спросила Кейт. – Я пришла сюда на три ночи позже, чем должна была. И не простила бы себе потом, если б осталась дома. – Понимаю… Тогда послушай совета: когда Дикие прорвутся, держись поближе к Своре. А-то автомат не поможет в ближнем бою. – У нас дубинки! – возразила девушка. – У дубинок нет пасти и клыков! – парировал Джефф. – А человеческая реакция очень уступает собачьей. Будь осторожна! – Постараюсь… Фред терпеливо дождался окончания разговора и спросил: – Ну? Где нам встать? – Ты меня спрашиваешь? – удивился Джефф. – Я вам – не начальник. – Но ты – сержант, а я только рядовой… Ну же, Джефф! Джефф огляделся. – Ладно. Тогда так! Бери своих и займи вон тот холмик. Видишь?.. – Угу. – Оттуда все поле, как на ладони. И шоссе тоже. – А ты? – А я останусь здесь. Встретим их перекрестным огнем… – Ясно. Пошли, ребята.
Когда Фред со своими разместился на холмике, из третьей линии снялись со своих мест две двадцатки, («Два Когтя!» – почему-то подумалось Джеффу) и, повинуясь приказу вожака, расположились под холмиком. Стаффордширы, амстаффы, ротвейлеры и волкодавы этих двух Когтей залегли. Они будут спокойно лежать под автоматным огнем, как и подобает самым грозным бойцам собачьего мира. Они будут терпеливо смотреть, как гибнет первая линия обороны в бою с тридцатикратно превосходящим врагом. И, только когда Дикие прорвутся, когда Люди положат свои ужасные железки и вытащат дубинки, тогда Эскорт встанет. Два пса Эскорта – каждому из Людей. И никаких поединков! Только два шага позволено, только три удара сердца! Чтобы мигом загрызть оглушенного полицейской дубинкой врага и вернуться в строй. Они – Эскорт! Им – беречь Людей. А позади мертвой хваткой будут держать свою закипающую ярость их братья и сестры из третьей линии. Им выпало самое трудное – ждать. Ждать, пока первая и вторая линии обороны – две Челюсти – перемалывают Дикую свору. Ждать и очень спокойно смотреть. …Чтобы в конце перебить всех оставшихся Диких. Всех! За Город! За Людей! За братьев и сестер, погибших в прошедших боях! За волчат, сожранных Дикими в лесу! Всех перебить, до последнего!!! Чтобы не осталось на свете ни единого пса, забывшего Закон!!! Они будут спокойно ждать. Спокойно, потому, что знают, что Дикая свора все-таки прорвется! И тогда наступит час третьей линии! Но до того Диким придется сначала одолеть Эскорт.
Джефф снова улегся на траву. Теперь он не разглядывал звезды. Он слушал. Закрыв глаза, слушал окружающий мир. Далекие птичьи голоса из леса, шорох ветра в траве, дыхание сотен собак, их ворчание, – все эти звуки сливались в музыку. Он слушал… …До тех пор, пока не почуял тревогу. Вдруг смолкли птицы, замерли, насторожились окружающие его собаки… Джефф встал и пригляделся. Там, на юге, за шоссе, от востока до запада, сколько хватало взгляда, загорались в лунном свете огоньки глаз! Десятки тысяч глаз. И темная стена Дикой своры выползала из леса. Вот уже передовые псы Диких форсировали шоссе! И залаяли дозоры Городской своры, предупреждая всех! «Ну вот, Энни! – подумал Джефф. – Пришло время. Не я стою здесь – ты стоишь! Просто мой автомат заменяет твои клыки, девочка!.. Мирьям, родная моя! Не знаю – чем все кончится, но тебе не стыдно будет носить черный платок!» И он поднял автомат.
Примечание.
Когда я писал этот рассказ, Кнессет начал обсуждение закона об опасных породах собак. Не знаю – чем это кончится, но мне почему-то кажется, что преступный закон будет принят! Что ж? Не впервой людям предавать тех, кто им верит. Это же куда проще, чем признать свою некомпетентность! Я – человек – говорю сейчас от имени Своры. Но именно потому, что я – Человек, я имею право сказать вам: «Мы были вам верны и будем верны впредь. Мы просто не можем иначе. Вы – Люди – можете! Мы машем вам хвостами и заглядываем в ваши глаза, но не считайте нас малыми щенками: Мы знаем! И мы помним! Мы знаем то, что вы – Люди – давно забыли. То, что мы всасываем с материнским молоком. То, что нам – слепым еще щенкам – говорили наши мамы. То, что и мы первым делом говорим нашим щенкам! Мы помним то, что не мешает помнить и вам, всемогущие Люди: Предательство впрок не идет!»
|