Dangen RPG Games Форум Север и Запад Рамотский форум Плато холодного ветра Венец Поэзии
Тэсса Найри Север и Запад После Пламени Новости Стихи Проза Юмор Публицистика Авторы Галерея
Портал ВЕНЕЦ   Добро пожаловать, Гость. Пожалуйста, выберите Вход или Регистрация

 
  ГлавнаяСправкаПоискВходРегистрация  
 
«Я назову ее – Гррваугррау…» (Прочитано 60383 раз)
Erelchor
Экс-Участник


«Я назову ее – Гррваугррау…»
01.05.2006 :: 15:06:45
 
Постарайся остаться в живых
(«Я назову ее – Гррваугррау…»)

Мама!.. Мамочка!!! Ну, где же ты, мама?.. Мне страшно!.. Мне холодно!.. Мне одиноко!.. Я голодная!.. Ну, мамочка!.. Куда же ты делась? Не бросай свою Гррваугррау… Я боюсь. Тут так пусто и страшно, так плохо пахнет. …Пожалей меня, мамочка!.. Вернись!.. Мама!.. Мама!.. Мама!.. Мама…

Ой, какой он страшный! Это кто? Мой Любимый Хозяин, да? Ой!.. И спросить-то некого. …Наверно, он. …Тогда почему же я его так боюсь? Это же Любимый Хозяин! Мой собственный Любимый Хозяин! Как можно бояться Любимого Хозяина?
Это мне, да?.. Ой, спасибо, Любимый Хозяин! Так кушать хочется…

Ой, это не я! Почему ты меня носом в лужу тыкаешь? Это же не я написала! Наверно, это какая-нибудь другая собачка!.. Ну, Любимый Хозяин! Почему ты такой сердитый?.. Ну не пугай ты меня, я ж еще маленькая. …Лучше давай поиграем, а? Или погладь меня! Или живот почеши!.. Не хочешь?.. А жаль…

Астра? Это что, я, что ли? Я же Гррваугррау?! Мне это имя дала мама, когда она еще  у меня была. Зачем мне новое имя? Не хочу. …Не пойду!.. Пусть к тебе Астра идет, упрямый Любимый Хозяин! А я – Гррваугррау!.. Ай! За что? Шлепать-то за что? Сам же меня переименовал, и еще шлепаешь!.. Эх!.. Нет справедливости на свете…
…А что? Астра – не такое и плохое имя, если подумать.… Это, смотря как его произносить! Если сказать – А-а-астра – тогда, конечно, и слушать противно.… А вот если сказать – Астр-р-р-а!? Красота!.. Хотя имя, данное мне мамой, нравилось мне больше… Мамочка! Я помню тебя, твой запах, вкус твоего молока.… Я скучаю.… Я очень люблю тебя, мамочка…

Эй, Любимый Хозяин! Побежали к свалке! Гляди, сколько там вкусного! Ну, побежали, а? Давай, я и тебе что-нибудь вкусненькое найду! Там много!.. Бежим, пока другие собаки не набежали!.. Ну, Любимый Хозяин!!! Погоди, куда же мы? Нам же не туда!.. Куда ты меня тащишь?..
Уволок.… Эх, глупый Любимый Хозяин! Какая там была свалка!..

Ур-р-ра! Любимый Хозяин пришел! Где же ты был целый день? Я скучала! Я кушать хочу! И воды ты мне утром забыл налить!.. Что? Какая ножка стола? Это не я!.. Ой!.. Больно же! За что, Любимый Хозяин? Я же не грызла ничего!.. Ой!.. Не надо, Любимый Хозяин!.. Ой!.. Больно. …Больно. …Больно-о-о…
Побил. За что, злой Любимый Хозяин? За ножку стола? Я же совсем немного и погрызла… Нельзя же так бить за ножку стола! Я же еще маленькая! Мама, когда еще у меня была, говорила, что маленьких обижать нельзя… Больно-то как!.. Ну зачем меня ему отдали?..
Что, опять? Ну не бей меня, пожалуйста, Любимый Хозяин! Знаешь, как больно?.. А что это у тебя мор… а, нет, у людей же не морды! У них лица! Что это у тебя лицо такое? У тебя болит что-нибудь?.. Это мне? Ой, спасибо, добрый Любимый Хозяин! Вкусно как! Дай-ка я руку тебе оближу!.. А еще одной конфетки у тебя нет, а?.. Есть?.. Спасибо, родной Любимый Хозяин!!!  

Здравствуй, ты кто? На собаку, вроде, похожа. Лапы, хвост… Только запах у тебя странный… А! Вспомнила! Ты кошка, да? Про тебя мама рассказывала. Давай познакомимся? Меня зовут Астрой… Ай! Больно же!.. Любимый Хозяин! Почему? Я же познакомиться хотела! А она сразу дерется. …Ненавижу кошек!

…Опять побил… На этот раз и вовсе ни за что. Ни грызла ничего, ни писала на ковер… Я не понимаю: вначале колотит так, что мне кажется, что убьет, потом приходит виноватый, гладит, за ушком чешет, вкусности всякие подсовывает… А мне кусок от боли в пасть не лезет… Клык выбил мне… Хорошо, что молоч-ный еще. Скоро новый клык вырастет. А то что же я за собака буду без нижнего правого клыка? Стыд и позор!   И все встречные собаки смеяться будут. Всем же будет ясно, что Любимый Хозяин меня бьет… За что он меня бьет?

Эй, Рыжий! Ты как на моего хозяина смотришь? Это мой Любимый Хозяин! И не чета твоему, седому и старому!.. Что?.. Ах ты стервец! Да я ж тебя, поганца!.. Эй, Любимый Хозяин! Куда же ты меня тащишь? Я сейчас этого недомерка…

Колбаска какая вкусная! Дай кусочек, а? Ну Любимый Хозяин! Ты же ее мне купил!.. У, жадный Любимый Хозяин! Ест один кусок за другим… А бедная маленькая собачка сидит голодная… Все. Последний кусок взял. …Эх,  пропала моя колбаса. …Что? Это мне?.. Спасибо, добрый Любимый Хозяин! Сейчас, я быстренько съем колбаску. А то еще передумаешь, да обратно заберешь. А потом лицо тебе оближу, хорошо?

Любимый Хозяин! Купи мне собачьих бисквитов, а? У меня сегодня день рождения! Шесть месяцев мне уже! Правда, я уже большая? И красивая, да? Причеши меня, пожалуйста, перед прогулкой! И пойдем к свалке, а? Я обещаю тебе, что ничего не буду там есть, но должна же я показаться в приличном обществе в свой день рождения! Лучшие собаки округи соберутся!.. Эй, а причесать-то! Я же просила!!! Какой ты забывчивый, Любимый Хозяин!.. А может быть, ты меня опять не понял?.. Эх, бедные люди! И лап-то у них всего две, и хвостов-то у них нет. И речь не понимают совсем. Мы вот их понимаем, а они нас – нет. И уроды какие!.. Нет, мой-то Любимый Хозяин очень красивый! Почти, как я…

Привет, Рыжий! Куда ты делся? Месяц видно не было! А-а-а! Хозяин болел? В больнице лежал? Бедненький.… А ты как? Кто ж тебя кормил? Внучка взяла? И как? Заботилась? Кормить не забывала? Слава богу! Я рада за тебя, Рыжий. Если что, не пропадешь. …Давай побегаем? Давай до тех кустов! А ну, кто быстрее?
…Ох, Рыжий! Смотри-ка! Знаешь, кто это?.. Ну и что, что ободранный и грязный? Это же Одноухий, самый сильный пес в квартале! И самый умный. Идем, я тебя ему представлю. …А то! Я уже месяц с ним знакома. Идем же, Рыжий! У меня мало времени: шкурой чую, скоро Любимый Хозяин меня домой потащит. …И не трясись так: он щенков не ест. Я то? Да что ты? Ничего подобного! Подошла и поздоровалась. …Нет, вру. А мама, когда еще у меня была, говорила, что врать нехорошо. Боялась, конечно. Ни за что бы не решилась я подойти, да он сам меня позвал. Смешно вспоминать: иду на негнущихся лапах, себя от страха не чую…

Любимый Хозяин, идем гулять! Ну идем, а то я опять на пол написаю! Устал? А мне что делать?.. Ну, пойдем, а? Ненадолго!.. Как это, пошла вон? Куда? Дверь открой, тогда пойду!.. Ну, глупый Любимый Хо-зяин! Гонит, а дверь не открывает!.. Все! Писаю на пол и – будь что будет…

Ну похвали меня, Любимый Хозяин! Иду чинно рядом с тобой, за кошками почти не кидаюсь, с земли ничего не подбираю! Совсем как взрослая собака! Похвали меня, погладь! Пусть Рыжий видит, что ты меня любишь не меньше, чем его Любимый Хозяин – его. Похвали меня, Любимый Хозяин: я веду себя совсем, как взрослая, а мне ведь только десять месяцев!.. Ох-хо-хо! Зачем он тогда меня гулять вывел, если даже не смотрит на меня? Обидно… Женщина я, в конце концов, или нет? Ну погляди на меня! У кого еще есть такая красивая собака, как я?.. Закуривает. …Сигареты его противные ему важнее, чем я!.. У, вредный Любимый Хозяин!.. Хотя… позакуривай-ка еще немного, пожалуйста! И не смотри на меня пока. …Какая котлета, а? Дурак какой-то выкинул! Что за народ люди! Ничего не понимают в еде! Ну кто выбрасывает котлеты, а? Их же съесть нужно!.. Все… Нет больше котлеты… И не было никогда. И я не причем! Чего смотришь на меня так подозрительно, Любимый Хозяин? Я ничего не сделала, стою, скучаю…

Любимый Хозяин! Открой дверь, пожалуйста! Не спится мне что-то… Ну открой, а? Я не помешаю тебе!.. Спи, Любимый Хозяин, спокойно! Но позволь мне лечь рядом с твоим… как это называется? коврик?.. нет… корв?.. кро?.. А! Кровать!.. Позволь мне лечь рядом с твоим кроватем? Я буду тебя охранять…
Ой! Открыл! Спасибо, понятливый Любимый Хозяин! Спи спокойно – я стерегу тебя… Ух! Хорошо-то как!.. Права была мама, когда еще была у меня: лучше всего спится, если Любимый Хозяин рядом…

Любимый Хозяин! Давай побежим до забора, а? Так весело с тобой бегать! Давай, а? Ну только один разик?.. Ой!.. А почему ты пахнешь страхом? Совсем немного, но пахнешь? Ты же у меня самый смелый! Ты же никогда ничего не боишься?.. Ты немного пахнешь страхом, и очень сильно – ненавистью, яростью, гневом… Ну что я такого сделала, а?.. А! Ты же не на меня смотришь! Значит, и виновата не я, да?.. А кто? Куда ты глядишь?..
Ой, рожи-то какие! Трое… И все с ножами!.. Уф, какая гадость… Любимый Хозяин! А у тебя нет ножа?.. Нет?.. Жаль… Молодец, догадливый Любимый Хозяин! Хорошую палку подобрал, крепкую! Такой получишь по ребрам – полдня ни охнуть, ни вздохнуть. …Уж я-то в палках смыслю…
Любимый Хозяин! Отцепи поводок!.. Ну же! Ты бы знал, как он мешает в драке!.. Гляди-ка! Отцепляет.  Молодец, Любимый Хозяин!..
Эй! Как это «пошла вон»?.. Куда это, а?.. Ты что, ненормальный Любимый Хозяин? В моем племени предателей не бывает!.. И палкой своей не замахивайся!!! Бей, если хочешь!!! Я все равно тебя не предам! Будем драться вместе!.. Их же всего трое!.. А, еще один подошел, тоже с ножом… Ничего, Любимый Хозяин! Всего двое на одного! Справимся!..
Погладил, за ушами почесал. А за что?..
Ох, чую – не выжить мне. Их четверо, а я еще не взрослая – мне всего одиннадцать месяцев… Жаль! Будь я постарше, троих бы завалила… Но уж одного-то я точно завалю. Вон того, с наглой рожей!
Эх, день-то какой! Как умирать не хочется!.. Бедный Любимый Хозяин! Как же ты будешь без меня? Кто от тебя будет отгонять кошек? Кто лицо оближет? И будешь ты один гулять по утрам и вечерам, как другие несчастные бессобачные люди!..
Нет, так нельзя! Нельзя раскисать перед боем! Так меня учила мама, когда еще у меня была. И Одноухий то же говорил…
Одноухий! Ободранный бездомный пес, опытнейший уличный боец, не знающий поражений в свои двенадцать лет! Ай, спасибо тебе, вожак! За мудрость твою, за терпение, которых ты не жалел для нас, молокососов… За уроки твои… Как сейчас, слышу я твой хриплый голос…

– Не вцепляйтесь в штаны – им не больно. Не вцепляйтесь в ноги: никто из вас не бульмастиф, не питбуль – кость челюстями не сломаете!..
– Запомните: человек – враг собаке! Даже если он тебя гладит и кормит! Но среди всех людей есть один-единственный, который тебе – не враг, которому можно верить, который не предаст и не выгонит тебя на улицу. И это – не всегда твой Хозяин. Найдите его, если сможете. Этот единственный из людей станет вам настоящим другом. …Вы понимаете разницу между понятиями «добрый и щедрый Хозяин» и «настоящий, надежный Друг»?
– Самое главное – не бойтесь. Стыдно бояться сильного: в худшем случае он убьет. Это лучше, чем скулить, поджав хвост. Трус не должен жить на свете, детишки!…Но не лезьте в драку, если это не обязательно! Забияка думает, что показывает всем свою смелость, а на самом деле лишь доказывает всем, что он дурак.
– В драке очень важно не обращать внимание на боль! Потом залижете раны, потом можно поскулить… Потом! После боя. В бою вы должны стать Смертью. Клыкастой когтистой Смертью, бессмертной и беспощадной. Только так можно победить.
– Помните! Нападая на человека, надо точно знать – что ты хочешь: напугать или убить? Если надо убить, то имейте в виду, молокососы: у человека есть всего три точки, в которые можно вцепиться. Это – глотка, загривок и промежность. Особенности техники следующие: в промежность вцепиться проще – не надо прыгать. Но если промахнешься – будет худо… чтобы вцепиться в глотку или в загривок, надо сна-чала сбить с ног. Проще всего – в прыжке, но вы, молокососы, не допрыгнете! Вам лучше подкатиться под ноги. Если человек падает лицом вниз – вцепляйтесь в загривок. Если – лицом вверх, то рвите глотку…
– Не забудьте: главное – вовремя отскочить! Не пытайтесь держать его до тех пор, пока он не из-дохнет. Порвали глотку – и ходу. Или сломали шею, порвали артерию – и ходу!.. Имейте в виду: люди редко ходят поодиночке. Стоит на одного из них напасть, как их сбегается целая свора…
– Помните: у них есть оружие… Это такая штука… Которая убивает издалека. Отличать ее лучше по запаху. Вон идет полицейский, видите? На поясе у него такая железная штуковина, видите? Это – пистолет! Сейчас по-одному каждый из вас пробежит мимо этого полицейского и быстро принюхается! Вы должны запомнить на всю жизнь, как пахнет оружие…


Спасибо за уроки твои, вожак! Ты будешь гордиться мной, узнав, как дралась твоя ученица Гррваугррау в первом своем бою!.. Эх! В последнем своем бою…
Нет, не раскисать! Перед боем нельзя! Мама, когда она еще у меня была, говорила, что великое счастье – умереть за Любимого Хозяина! В этом и есть смысл жизни собаки!
Прощай, друг Рыжий! Надеюсь, ты будешь скучать… Прощай, вожак! Удачи тебе в бою!.. Прощай, мамочка!.. И прости меня, родная: я так и не нашла тебя…
Они двинулись! И мой, с наглой рожей, впереди. Шаг… Второй… Третий…
Ну, все, Любимый Хозяин! Я начинаю. Прощай. Постарайся остаться в живых.

– Она выжила?
– Нет… Что вы хотите: восемь ножевых ран, две из которых – смертельные? Она сумела в считанные мгновения насмерть загрызть двоих бандитов и обезоружить третьего…
– А… ее хозяин?
– Врачам удалось его спасти. Два месяца он пролежал в больнице…
– А-а-а! Вот вы о ком? Я помню… Конечно, помню ту историю! Это же была сенсация! Все газеты, радио -  и телеканалы…
– Вот именно. Журналисты достали его!.. И поэтому его выводили через аварийный выход после выписки.
Там его ждал только один человек – комиссар полиции. В его руке была корзинка, а в ней на мягкой подушечке сладко спал маленький щенок…

– Ну, привет, Эд! Как ты?
– Уже лучше… комиссар. Ходить могу сам…
– Хорошо. Вот, возьми! Это тебе…
– … Спасибо. Маленькая какая ! Пушистая, беленькая… Рукавичка… Не рано ее от матери отняли?
– Рано!.. Ее мать погибла вчера во время полицейской операции. Парни гоняли наркоманов в районе старого парка… Ты должен помнить тот район.
– Да. Поганое место. Вечно там что-нибудь… То ограбление, то изнасилование, то перестрелка… дня не проходило без шума… Но ведь наркоманы вроде бы с пушками не ходят!
– Вроде бы… Все шло относительно нормально, пока один из этих не вытащил автомат. Если бы не Салли… Она приняла на себя очередь…
– Да… Дела…
– А как ты ее назовешь? Астрой, как и ту?
– Нет. Я слыхал, что с именем дается и судьба…  Я не хочу ей такой судьбы!
– Ее и не будет, Эд! Я совсем забыл! Держи! Это разрешение на ношение оружия! Твое разрешение!
– Хм! Трудно было выбить его для бывшего продажного полицейского, а?
– Перестань, Эд! Ты знаешь, что я никогда не верил тем обвинениям! Никто из парней не поверил. А доказать твою невиновность не смогли… Тогда не смогли… Но месяц назад отдел внутренних расследований арестовал Мэрфи. И он рассказал, как сварганил улики против тебя, как устранял свидетелей… Эд! Ты можешь вернуться в полицию… Ты же был лучшим из нас!
– Не сейчас, Мартин… Я хочу отдохнуть от больничной койки. И еще у меня ребенок, вон, заворочалась в корзинке… Может быть, потом…
– Может быть… Я подожду, Эд!.. Так как ты ее назовешь, а?
– Знаешь? Я, кажется, придумал ей имя. Длинное, странное… Но оно ей подойдет! Я назову ее –  Гррваугррау!


Мама!.. Мамочка!!! Ну, где же ты, мама?.. Мне страшно!.. Мне холодно!.. Мне одиноко!.. Я голодная!.. Ну, мамочка же!.. Куда же ты делась?.. Мама!..
Наверх
« Последняя редакция: 02.05.2006 :: 00:35:13 от Н/Д »  
 
IP записан
 
Майк Скотт
Местное божество
*****
Вне Форума


в оффлайне

Сообщений: 726
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #1 - 03.05.2006 :: 05:46:07
 
Сначала ужасно не нравилось - я было подумал, что это очередное сиропное "ах, милые животные у скотин-хозяев, сюси-пуси". Через время понял, что ошибся. Еще через время забыл и уже просто читал, как будто сам все это видел, и очень хотелось кого-нибудь загрызть, но сначала сбить с ног.

Огромное спасибо автору. И респект.
Наверх
 
 
IP записан
 
Rhsc
Местное божество
*****
Вне Форума


Крысоопасность!

Сообщений: 599
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #2 - 03.05.2006 :: 10:02:33
 
Не умею критиковать прозу, и писать ее не умею. Только читать. Поэтому мое мнение - только читательское, да еще и предвзятое.
Зверски понравилось!
Наверх
 

Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и в Р'Льехе.
WWW WWW  
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


"Маленькая рыжая собачка"
Ответ #3 - 03.05.2006 :: 16:50:09
 
Говорите,
Цитата:
"ах, милые животные у скотин-хозяев, сюси-пуси".

Ну, вот вам и такое...


Маленькая рыжая собачка

1.

Уф! Сыро. …Противно. …И холодно! Хорошо хозяину – он давно дрыхнет без задних лап. А мне нельзя – я дом и двор стерегу. Ночь – самое трудное время, потому, что все воры лезут по ночам. Знаете, почему? А люди в темноте ничего не видят. У них воруют, а они не видят. Может, вы хотите спросить: а как же воры находят в темноте то, что хотят украсть? Хороший вопрос. Может быть – наощупь, может – по запаху…
Да! Ночь – трудное время. А утром хозяин спать мне не даст. Он-то отоспится, выберется из дома и снова начнет меня шпынять… Должна я иногда спать, или нет?
Уф! Чем это пахнет, а?.. Кем это?.. А это кто? Какой большой пес! Серый. И хвост почему-то прямой. Только вот запах от пришельца какой-то неправильный.
– Эй!.. Скажи пожалуйста: это не тобой пахнет?
– Мной!
– А кто ты?..
– Как кто?.. Сама, что ли, не чуешь?
– Нет!.. Эй! Куда?.. А ну, стоять!.. Кто такой?
– Да волк я, дура рыжая!
Собачка обиделась:
– Сам дурак!!! Стой смирно, а не-то залаю! Хозяин мигом убьет!
– Что ж не лаешь?– усмехнулся волк.
– А зачем?.. – спокойно ответила собачка. – Если уйдешь по-хорошему – не залаю.
– Странная ты какая-то! Я ж волк! Враг твой исконный!
– Брось! Пусть инстинкт думает за тех, у кого мозгов нет! А у меня они есть. Пока ты не грабишь – ты мне не враг. …Чудно как-то! Я всегда думала, что вас всех давно извели начисто, а вот же – настоящий живой волк!
– Изводят! – сумрачно откликнулся волк. – Что ни ночь – птицы несут вести об очередных уничтоженных стаях. Скоро всех изведут.
– Да ты оптимист, как я погляжу!
– А ты не смейся, собака! Против автоматов и пулеметов не очень попрешь…
– Против чего?..
– Не слыхала? Ну, это примерно одно и тоже, только пулемет похуже будет. Ружье видела?
– А то!
– Автомат стреляет разом не одной пулей, а многими. Очередью полстаи положить можно…
– Жуть какая!
– Тебе-то что? Не в тебя же метят!
– Жалко же!
– Кого?
– Слушай ты! Ты меня не заводи! А то мне орать шепотом тяжело!!! Вас мне жалко! Щенков ваших жалко, понял?
– Ладно, не злись. …Э-хе-хе! Какой баран у тебя в хлеву стоит!..
– Что, за ним и шел?
– Угу!
– Не дам! И так хозяин свирепствует! Дня не проходит, чтобы сапогом в ребра не заехал, или палкой не побил. …Что, жрать охота?
– Охота.
– Все равно не дам. Не могу!
– Ладно. Пошел я. А то хозяин твой выйдет и без зова. Меня убьет, а тебя опять палкой поколотит.
– Заботливый какой, надо же! Куда ты?
– В другой двор. Где собака не такая умная!
– Не такая умная сразу залает! – усмехнулась собачка.
– Поглядим!.. – неопределенно ответил волк. – Будь здорова.
– Пока.

Красивый он какой! Аж дух захватывает! И что б ему не прийти неделей раньше, в новолуние, когда у меня еще течка была?.. Нет!.. Он на меня даже не взглянет… Ну почему я маленькая, а? Почему рыжая? Почему на цепи сижу-у-у-у?
…Ай! Больно же!
– Заткнись, тварь проклятая!
Хозяин! Кто ж еще? «Тварь проклятая»! Я его двор сторожу, и я еще и тварь проклятая? Ну!.. Пусть только волк снова придет! Ухом не двину! Пасть не открою! Морду от лап не подниму! Пусть режут твоего паршивого барана! Пусть всех режут!.. Эх! Цепь бы порвать!..

2.

Шум!.. Гам!.. Суматоха!.. Какой-то важный чин на охоту прикатил. Вся деревня забегала, ружья чистят, коней кормят, снегоходы из гаражей выводят! Хозяин даже меня с собой берет – все надеется приучить к охоте, недоумок!

Маленькая рыжая собачка была права: действительно, в деревню приехал сам господин сенатор, чтобы поохотиться. На следующее утро намечена большая облава, и почти все мужчины деревни  примут в ней участие в качестве загонщиков.

– Вы уверены, что стая выйдет на нас?
– Совершенно: загонщики отменно знают свое дело! Кроме того, больше бежать некуда… Будьте уверены, господин сенатор – вас стая никак не минует!
– Ну, надеюсь. …Виски хотите? Это отличный «скотч»!
– Благодарю вас!.. В самом деле, великолепный напиток!.. И все же! Господин сенатор! Я настаиваю, чтобы несколько стрелков неотлучно находились при вас!
– Зачем? Я отлично управлюсь сам! Поверьте, это не первая моя охота! Я из своего автомата положу всю стаю за считанные минуты!
– Тогда, может быть, лучше стрелять из  машины? Было бы куда безопаснее!
– Вы еще предложите мне вертолет!.. Нет! Я спортсмен, а не заготовитель шкур! Это будет схватка на равных: никаких бронежилетов, машин и прочего! Я – и они. Все!..
– Но господин сенатор! Позвольте вам заметить, что волки сейчас особенно опасны! Кроме того, вы не можете рисковать своей жизнью! До истечения ваших полномочий члена сената ваша жизнь принадлежит народу!
– …Хм. Неплохо сказано, совсем неплохо!.. Надо как-нибудь это… Хорошо. Я согласен. Пусть четверо местных охотников останутся при мне. Но предупредите их, чтобы не стреляли! Иначе они испортят мне охоту!
– Как прикажете, господин сенатор!

Интересно: все поуезжали! Грабь – не хочу. И собак своих позабирали. Все, что ли, на охоту?.. А мой хозяин меня взял в снегоход, сам сел за руль и погнал в другую сторону. Это еще зачем?

Хозяин маленькой собачки вместе с тремя охотниками состоял при сенаторе. Он с недовольством думал, что зря этот городской индюк не позволил соорудить вышку. Было бы намного безопаснее. А так придется торчать в чистом поле.
Маленькую собачку привязали к дереву.

Интересно: что они делают? Все с ружьями, только этот тип из города, которого все кличут сенатором, безоружен. Или нет? Что-то этот футляр ружейной смазкой пованивает.
Они на охоте? Если они в самом деле на охоте, то почему стоят? Дичь сама к охотнику не придет. …Тихо как! Лес словно вымер. К чему бы это?

Где-то вдали взорвалась тишина. Взорвалась ревом мощных динамиков, беспорядочной стрельбой в воздух и криками людей. Взлетели птицы над кронами, крича во всю мочь: «Тревога! Тревога! Враг в лесу! Враг! Смерть! Смерть!.. Спасайтесь все!»
Маленькая собачка  насторожилась, подняла уши, принюхалась.

Облава? Мерзость какая! С них станется. Носятся по лесу и стреляют во все, что движется. Откуда в них такая жестокость, а?..
И на кого они охотятся? Кого загонщики гонят сюда?.. Может, оленей? Хорошо бы! Они вкусные. Мяса мне, понятно, не перепадет, но на кости я могу рассчитывать.

– Господин сенатор, готовьтесь! Три минуты!
– Спасибо, я готов.

Что? Волки? Не может быть! Зачем они убивают волков? Их же не едят… Ой! Что это сенатор вытащил из футляра? Автомат? Или пулемет?.. Не важно! Надо предупредить…
Эй, вы! Волки! Назад! Засада! Засада! Автомат! Назад, стая!!! Вас же тут всех положат…
А, ч-ч-человек с дубиной! Ветер в мою сторону! Они меня не слышат… Что же делать?..
…И псы наши там с загонщиками! Идиоты! Неужели так трудно думать? Неужели только я умею? Кто вам сказал, что волки – наши враги? Люди? И вы все им верите? Ну да: это же волки нас на цепи держат! Это волки нас сапогами пинают и палками бьют! И это их волчата кидают в нас камнями ради развлечения! А в старости именно волки нас суют в мешок и топят в реке, чтобы не тратить на нас дорогую пулю!.. Эх, вы!

– Смотри, как разоряется! Эй, это твоя собака?
– Моя, господин сенатор!
– Маленькая, а злая! Чует извечного врага!.. Заставь ее замолчать, иначе она выдаст нас!
– Момент!.. Заткнись, проклятая тварь!!!

Ага! Опять ты меня не понял, хозяин? Думаешь, что я на волков лаяла? Ну-ну!.. Но ты прав, хозяин. И я заткнусь. Я лягу в сторонке и не издам ни единого  звука. Я тихонько буду грызть поводок. Неужели он крепче моих зубов?.. Ты не понял меня, хозяин!.. Ничего, я объясню, когда порву поводок. Так объясню, что ты поймешь.
Я клыками и зубами объясню тебе, проклятый хозяин!.. Больше я не буду сидеть на цепи. И ты никогда уже не пнешь меня сапогом в ребра. А твой сынок не кинет в меня камнем. Я свободна.
Только бы поводок перегрызть.  

– Смотрите, господин сенатор! Вот они!
– Вижу!.. Не стрелять, иначе испортите мне охоту!.. Я сам…
Сенатор поднял автомат и дал очередь. Пять волков ткнулись в снег, чтобы уже не встать. Сенатор удовлетворенно кивнул и снова выстрелил. Три волка остались на снегу. Тогда сенатор выпустил весь рожок поверх голов.
Стая залегла.

Неплохо придумано, человек! Теперь ты будешь неспешно отстреливать их, пока не подоспеют загонщики и вновь их не поднимут. Неплохо придумано! Но ты одного не учел: меня.
Эх, хозяин! Не судьба мне, видно, посчитаться с тобой! Жаль. Очень жаль. Но если я не остановлю этого с автоматом…

Маленькая рыжая собачка знала, что ей делать. Она почти перегрызла поводок и ждала. А сенатор, опустошив рожок автомата, быстро сменил его и встал, чтобы лучше видеть свои мишени. И вот тогда маленькая собачка, порвав ремень, кинулась ему в ноги. Потеряв равновесие, сенатор уронил оружие, нелепо взмахнул руками и упал.
И собачка, мигом вскочив и развернувшись, вцепилась в его горло.

Только бы они догадались! Только бы поняли! Не лежать! Вперед, пока я его держу!.. Все! Кажется, он подох!

– Ах ты тварь! – взревел хозяин, подобрал автомат и передернул затвор.
Тяжелый удар отбросил собачку в сторону, затем еще один, и еще… Раскаленные пули рвали ее рыжую шкуру… Пришла нестерпимая боль…

Бегите же! Бегите, пока он меняет рожок! Скорее, волки! Вы можете! Вы должны! Ради детей! Вперед! Лишь четыре человека отделяют вас от свободы. Вперед!

Ей казалось, что она кричит. Громко, на весь лес… Кровь, дымясь, растекалась по снегу. Собачка уже не чуяла боли…

Возьмите меня с собой! Пожалуйста! Я очень прошу вас! Я не могу больше сидеть на цепи… Возьмите меня, волки! Пусть я маленькая, пусть рыжая… Но я хочу с вами!..
Вот только отдохну немного, и побегу дальше. Совсем недолго. Я устала, я так устала!.. Я совсем немного посплю, ладно?.. А потом приду, хорошо?.. Только примите меня в стаю! Пожалуйста! Пожа…

Она уже не видела, как вожак, почти не замедляя хода, мгновенно убил ее хозяина. Она не видела, как передовые волки загрызли трех остальных людей.
Стая уходила по заснеженному полю, по руслу речки, скованной льдом, в дальний лес. За ними осталась разгромленная застава, трупы пятерых людей с разорванными глотками.
И тело расстрелянной в упор маленькой рыжей собачки.

3.

Только в самом сердце леса стая остановилась.
– Зачем она это сделала? – спросил кто-то.  
– Вернись, спроси ее! – огрызнулся другой.
– Она не ответит. Она мертва…
– Ничего! – возразила одна из волчиц. – В Краю счастливой охоты мы встретимся и спросим.
– Ты с ума сошла!– возмутился первый из говоривших. – Это же собака! Как она может найти путь в мир волчьего посмертия?
– Собака, которая вступила в бой с людьми на стороне волков – не собака! – зарычала волчица. – Она найдет путь! И, когда мы встретимся на охотничьей тропе, я буду горда своим знакомством с ней!
– Я даже имени ее не знаю! – печально сказал вожак. – Надо же? Я с ней говорил о пустяках когда-то, а имя спросить забыл… Как же нам теперь звать ее?
– Не кори себя, вожак! – ответила ему волчица. – Мы запомним ее и так. Расскажем детям. Они расскажут своим детям, а те – своим. И пока жив народ волков, будут рассказывать долгими зимними днями матери своим щенкам быль о собаке. О единственной на свете свободной собаке, которую не сломили рабство, побои и унижение. О маленькой рыжей собачке, спасшей волчью стаю от гибели.

Наверх
 
 
IP записан
 
Lemur
Смотритель
*****
Вне Форума


Я люблю этот Форум!

Сообщений: 97
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #4 - 03.05.2006 :: 17:26:35
 
Какие прекрасные рассказы. Ждем еще.
Нечего сказть, совсем нечего.
Наверх
 
 
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #5 - 03.05.2006 :: 18:06:17
 
Честь в моих зубах

«Чем больше я узнаю людей – тем больше люблю собак!»
Адмирал Вильгельм Канарис.


Было ли это? Будет ли? Не знаю. Те из читателей, кто фактическую сторону событий ценит больше их со-держания, могут дальше не читать! Нет у меня фактов. Я, в общем-то, даже названия страны и города не знаю. Меня могут спросить: «Что же ты, так тебя перетак!.. Какого черта?»
Вы правы: я там не был. Но мне об этом поведал участник тех событий. К сожалению, его порой было очень нелегко понять. И он, разумеется, никогда не учился в школе, никаких историй и географий не учил! Но память у него хорошая. И врать он не обучен. Я ему верю. И потому я, переработав немного его рассказ, предлагаю его вам! 

Если взгляды человека на то, что считать нормальным, естественным, логичным и правильным, расхо-дятся с мнением остального человечества, то человек этот, как правило, представляет особый интерес для полиции. Или для врачей-психиатров. Или и для тех и для других одновременно. И это, как правило, весьма разумно! Ведь расхождение со всем человечеством во взглядах в столь фундаментальных вопросах означа-ет, что человек сей как минимум не прав. И, скорее всего, он опасен.
А вдруг он все-таки прав? Вдруг он получил редкую возможность взглянуть на мир свежим взглядом? Так не бывает, говорите?.. Да что вы?
А если он вышел из тюрьмы, где просидел десять лет, разглядывая небо через решетку?
Если он выписался из больницы, где провалялся два месяца между жизнью и смертью?..
А еще такое вполне возможно, если человек возвратился с войны.

1.

Итак, человек возвратился с войны.
Нет, возвращался он недолго. Ему ведь не пришлось лететь на нее двенадцать часов самолетом, как в первый раз! На эту войну он ушел пешком, когда война подступила к его городу.
Война! Человек криво усмехнулся. Ни один нормальный человек не назовет ее войной. Она не войдет в историю войн, хотя по числу жертв и превосходит многие и многие, о которых знает любой школьник. О ней забудут через неделю, хотя, не останови они врага у шоссе, мир бы ужаснулся последствиям.
Пусть так! Он считает иначе. Он воевал и имеет возможность и право сравнивать. Он навсегда запом-нит бойцов своего Когтя, в котором один остался в живых. Он будет их вспоминать, как вспоминает ребят из своего взвода…
И он с первого взгляда узнает тех, кто тоже считает иначе.

– Тетя! Вы не видели мою маму? – пропищал щенок.
– Нет, малыш. Не видела… – ответила огромная мраморная догиня.
– Она ушла вчера и до сих пор не вернулась…
– Вчера?.. – озабоченно уточнила догиня. – Можно, я тебя понюхаю?
– Можно…

Человек идет по пустому городу. Мало машин на улицах и почти нет прохожих, словно все разъехались в отпуска или в уик-энд на природу. Не слыхать музыки из окон музыкального училища, не носятся дети перед школьными корпусами… Тишина.
Стоит у обочины полицейская машина. И человек подходит.
– Привет, Кейт!
Девушка подняла взгляд на него и приветливо улыбнулась.
– Привет, Джефф! Как рука?
– В гипсе! – усмехнулся человек, показывая ей гипс.
– Болит?
– Да ерунда! Ты-то как? Плечо как?
– Оно левое, – слабо улыбается девушка. – Машину водить не мешает, а пистолет я правой рукой держу. И Микки поможет, если что…
Пес, лежащий на сидении рядом с девушкой, услышал свое имя и сел. Поглядел на Джеффа, хвостом помахал.
– Это твой новый напарник? – кивнул человек на пса.
– А что? – с вызовом спросила она. И, вспомнив что-то, глухо закончила: – Собаки лучше людей, они, по крайней мере, не сбегут в случае чего.
– Не огорчайся, Кейт, – мягко сказал человек. – Люди бывают разные! Хорошо, что ты  успела раскусить его прежде, чем вышла за него замуж!.. – он вдруг усмехнулся: – Н-нда! «Все мужики – сволочи»? Тебе не рановато так думать, а?
– Извини, Джефф, – смутилась девушка. – Я не имела в виду тебя. Просто у нас не хватает людей после… вчерашнего.
– Я понимаю… – кивнул человек. – Только в мизантропию не впадай, пожалуйста! Ты для этого клы-ками не вышла и хвоста у тебя нет. Или есть?
– Не-е-ет!
– А давай, проверим?
– Еще чего! – засмеялась, наконец, Кейт.
– Вот и славно! Такой ты мне нравишься гораздо больше!
– А раньше не нравилась? – возмутилась она.
– Нравилась, конечно! – невозмутимо заявил человек. – Но сейчас – больше.
– Ох, Джефф, смотри! Все жене расскажу!
– Ты лучше погоди рассказывать, – посоветовал Джефф. – Лучше на видеокамеру сними и запись ей покажи. Она любит.
– Что записывать-то? – подозрительно уточнила девушка.
– Да как тебе сказать?.. – индифферентно откликнулся Джефф.
Он очень старался каким-нибудь образом развеселить ее. Старался, понимая при этом, что все равно не сможет.  Не только он – лучший в мире комик не сможет.

Помолчали.
– Я вот думаю… – тихо заговорила девушка. – Почему я осталась в живых? Почему? Семнадцать человек, Джефф! Почему я?
– Не кори себя, Кейт! Ты ни в чем не виновата. Ты храбро дралась и не твоя вина, что ты выжила: жизнь и смерть – в зубах творца!
– Откуда ты знаешь? Ты следил за мной?
– Нет, – покачал головой человек. – Просто собаки, – он погладил Микки, – не прощают предательства и трусости. Если бы ты была в чем-то виновата за вчерашний бой, Микки не сидел бы рядом с тобой.
– Мне от этого не легче, – сухо всхлипнула девушка.
– Всем не легче, Кейт! Держи себя в руках.
– Постараюсь. …Э, Джефф, погоди-ка! – перебила сама себя девушка,  видя, что ее собеседник собирается прощаться. – Есть дело!.. В городе сотни осиротевших щенков! Надо что-то делать, иначе они просто умрут!.. Поговори с женой, а? Она же в мэрии работает!
– Поговорю. …Постой! А почему бы Фреду с мэром не поговорить? Было бы проще.
– Они уже сегодня поговорили! – мрачно ответила девушка.
– И?
– И мэр сказал, что в городе может смениться начальник полиции.
– Ну да! Еще чего? – зло заметил человек. – Скорее уж мэр в городе сменится!.. Понятно. Значит на мэра рассчитывать не приходится… Ладно. Я поговорю с Мирьям. А ты позвони в газету! Пусть напечатают что-нибудь подходящее!
– Хорошая идея!
– Ну, бывай!.. А, чуть не забыл: ты знаешь, что Свора приняла в городе волчат?
– Волчат? – нахмурилась Кейт. – Черт возьми! Это же все меняет! Мы не можем заняться спасением щенков прежде, чем найдем и спрячем волчат… А сколько их?
– Откуда я знаю?
– И как еще Свора отнесется к моей идее перепрятать волчат?
– Было бы неплохо со Сворой поговорить… – задумчиво протянул Джефф.
– Было бы… Но с ними, – она почесала Микки за ухом, – очень трудно разговаривать… Ладно. Это я беру на себя. Дай мне неделю, хорошо?
– Нет проблем!
– Да, еще! Зайди вечером в полицейское управление! Фред подписи собирает.
– Какие?
– Да, тут появилась идея поставить памятник полицейским, погибшим вчера ночью, – вздохнула Кейт. –  А Фред сказал, что прежде надо ставить памятник погибшим собакам!
– Ну, правильно! Зайду.
– У нас уже сто тридцать подписей!
– Так много?
– Люди приходят, подписывают…
– Ладно. Ну, пошел я.
– Пока, Джефф. Звони.
Человек идет дальше.

– Тетя! Что с вами?.. Вам больно?.. – с сочувствием в голосе робко спросил щенок.
– Как тебе сказать?.. Когда теряешь друзей – всегда больно…
Помолчали…
– А как вы думаете, когда вернется мама? – с надеждой пропищал щенок.
– Она не вернется, малыш, – вздохнула догиня. – Она погибла.
– А как же я?

Сидит на скамейке девочка. Плачет. И сжимает что-то в руках.
Человек подходит поближе, как раз достаточно, чтобы разглядеть в ее руках ошейник.
– Собака? – участливо спрашивает он.
Девочка поднимает лицо, глядит на незнакомца, кивает.
– Грозный! Его убили! Собаку мою убили! Он был такой добрый, такой умный, такой…
И девочка снова заплакала.
Человек присаживается рядом с ней и осторожно спрашивает:
– Ты была там?
– Да! – сквозь слезы отвечает девочка. – Мы сегодня с папой…
Но очень трудно плакать и при этом что-то рассказывать.
Человек кладет руку ей на плечо и тихо говорит:
– Хочешь совет? Возьми щенка. Он не заменит тебе Грозного, но поможет пережить горе. А ты поможешь щенку выжить.
Девочка даже перестала плакать, повернулась к собеседнику и все еще дрожащим голосом возразила:
– Мама не разрешит! Она сегодня сказала, что «так будет лучше. А то от собаки одна грязь в доме!»
– А ты все же возьми щенка, – посоветовал человек. – Принеси его домой и скажи маме вот что: «У меня есть мама. А у него мамы нет!»
– Она не послушает, – вздохнула девочка.
– А это от тебя зависит. Смотря как ты скажешь.
Несколько секунд смотрели они друг другу в глаза. И человек видел просыпающееся понимание в ее мокрых еще глазах.
А потом, вдруг, с силой и затаенной яростью:
– Да! И я буду его мамой! И никому не дам в обиду!.. Спасибо, дядя! Я побегу искать моего щенка, можно?
Но бежать не пришлось – как раз в этот момент дорогу переходил буль-терьер, а перед ним ковыляли двое лохматых щенков неизвестной доселе породы.
– Дядя! Это ее щенки? – с надеждой спросила девочка.
– Нет, – улыбнулся человек. – Это не «она», это – «он»! И щенки – не его. Он их просто охраняет.
– А он мне отдаст одного?
– Попроси.
– Как?
– Подойди и попроси.
– А поймет?
– Поймет.
Со скамейки человек следил, как девочка подошла к собакам, и буль-терьер – могучий и очень опасный пес – преградил ей путь к щенкам. Человек не слышал, что говорила девочка псу, о чем просила, показывая ошейник. Только подошел к ней буль-терьер, понюхал ошейник и заскулил вдруг, коротко и горестно. И отступил в сторону. Присела девочка, протянула к щенкам руки ладонями вперед. И один из них подполз, понюхал ее ладошку. И полез к ней на руки.
Смотрит человек, встав со скамейки, как убегает домой десятилетняя мама в обнимку со своим хвостатым и лохматым сыном. И знает он, что ее властной матери впервые в жизни придется уступить своей дочери, которая, даже не успев вырасти, уже поняла – что такое материнский долг.
Человек идет дальше.

– Почему ее убили? Она мне так нужна, я так скучаю…
«В самом деле! Я вот жива…» – подумала догиня.
Но щенок, почуяв ее отчаяние, взвизгнул:
– Простите, тетя! Я не хотел…
– Нет, малыш! Ты прав.
– Не прав! – неожиданно твердо заявил щенок. – Мама вчера сказала: «Жизнь и смерть моя – в зубах Творца, но честь моя – в моих собственных зубах!» Ты пахнешь кровью, тетя. Своей и чужой кровью! И никто не смеет тебя обвинять!
– Я знаю. Только вот я из всего нашего Когтя выжила одна. От Клыка остался едва ли Коготь…
– Какой Коготь? – не понял щенок.
– А! Ты этого еще не знаешь. Это – боевое построение Большой своры. Двадцать собак составляют Коготь. Пять Когтей – Лапа. Четыре Лапы – Клык. А Четыре Клыка – Челюсть. Пять Челюстей было у нас в первом бою… Теперь осталось не больше  Клыка…

– Тетя, я кушать хочу!
Догиня ласково поглядела на него и неуверенно предложила:
– Хочешь, я тебе мышку поймаю?
– Не-е-ет! Я молочка хочу-у-у!
«А то я не вижу! – тоскливо подумала догиня. – Тебе бы еще сосать и сосать!.. Что же делать?.. Больше сотни их, таких, в городе! И на весь город всего десять щенных сук осталось! И одна кормящая волчица. Им не прокормить всех. …Если не случится чуда, он умрет… Как жаль. Как невыносимо жаль…»
– Ну, давай, я тебя оближу? – предложила она, легла и принялась вылизывать рыжего беспородного щенка, как не раз вылизывала собственных детей…


– Ой, какая прелесть! Пойдешь ко мне, серенький?.. – слышит человек, проходя через парк, женский голос. И сразу же растерянное: – Ой!
Он идет на голос и, свернув в аллею, видит: колли загораживает собой пушистого серого щенка, не позволяя красивой женщине в элегантном деловом костюме прикоснуться к нему. Женщина заметно растеряна и расстроена… Человек подходит к ней.
– Извините за вмешательство! Вы хотели взять щенка?
– Да. А она не дает, – пожаловалась ему женщина. – Но ведь он же – не ее щенок! Она колли, а он, наверное, из овчарок…
Человек покачал головой.
– Это прекрасно! – одобрил человек. – Только этого щенка, – подчеркнул он, – не берите.
– Почему?
Человек посмотрел ей в глаза и, поколебавшись немного, ответил:
– Потому, что он – волчонок. Его нельзя брать в дом, ибо его дом – лес. Он – будущее волчьей стаи.
– А что он делает в городе? – изумилась женщина, мгновенно поверив ему.
– Наверное, городская свора приняла осиротевших волчат… – предположил он.
– А она знает, что это волчонок? – кивнула женщина на колли.
– Конечно! Волки и собаки по-разному пахнут.
– И она охраняет врага?
– Во вчерашнем бою с Дикими дрались и волки тоже… – объяснил человек. – А, кроме того, это – не враг. Он еще щенок. Ни одна сука не тронет чужого щенка, даже если это – щенок врага.
– Надо же! – удивилась женщина, с уважением глядя на колли. – Не так уж мы и отличаемся! Все матери одинаковы. Все суки – женщины.
И, улыбнувшись, погладила колли по спине и добавила ласково:
– А все женщины – суки… Будь здорова, дорогая. Не трону я твоего волчонка. Щенка найду…
И, кивнув человеку, повернулась, чтобы уходить.
– Не рассказывайте никому о волчонке! – попросил он вслед.
Женщина развернулась на каблуках и с возмущением спросила:
– За кого вы меня принимаете? Разве я не знаю, что грозит волчонку в городе?
– Извините! – развел руками человек.
– Да ладно… – вдруг остыла женщина. – Все мы на нервах…
Ушла. И колли увела своего подопечного в кусты, где, по-видимому, оборудовала ему лежку.

Звонит сотовый телефон в кармане.
– Да!
– Алло, Джефф! Это Кейт. Я, похоже, придумала, куда можно перевести волчат!
– И куда?
– На полигон! Помнишь армейский полигон?
– Хм! Помню. …А что? Отличная идея! Он все равно не используется, но забор там высокий. И роща вполне приличная… Только с охраной надо договориться.
– Фред договорится!.. Теперь надо только волчат разыскать.
– Одного я уже нашел, Кейт. В парке! Его колли охраняет.
– Спасибо, Джефф. Едем.
– Не за что! Мы приняли волчат в городе, нам и обеспечивать их безопасность.
– Кому это «нам»? – без улыбки в голосе уточнила девушка.
– Нам – Своре! – отрезал человек.

Человек идет дальше, проходит парк, переходит улицу, через два квартала сворачивает на пустырь, за которым – его дом. И видит: огромная мраморная догиня вылизывает маленького рыжего щенка… Он идет прямо к ним.

– Вот оно, чудо! – выдохнула догиня.
– Где? – встрепенулся щенок.
– Вот, гляди! – мотнула она мордой на приближающегося человека.
– Убежим? – предложил щенок.
– Нет, малыш. Может быть, тебе повезет, и он возьмет тебя?
– Зачем? – немного испугался щенок.
– Как зачем? У тебя будет дом, еда и собственный друг! Это же счастье!
– А он не будет меня обижать? – робко пискнул щенок.
– Нет. Он – один из нас. И он чтит Закон.
– Как может человек быть одним из нас? – изумился щенок.
– Этот – может. Он могучий боец, верный друг. Он – пес, хоть и человек.
– Не понимаю…
– Я тоже, – призналась догиня. – Но это так. Может быть, он тебя возьмет?
– И я не умру, да?
– Да.

Человек смотрел на догиню, на ее лапу, перевязанную бинтом, на швы, наложенные врачом на ее бока и грудь, на разорванное ухо. А догиня смотрела на человека, на его руку, закованную в гипс. Она осторожно принюхивалась к запаху крови, сочащейся  из-под бинтов, скрытых под рубашкой.
Два бойца смотрели друг на друга.
Потом человек протянул ей руку ладонью вперед. Собака понюхала ладонь, помахала ему хвостом и отошла. Человек присел перед щенком, протянув ему руку.
–Ну что, малыш? Пойдем домой?

– Тетя! Мне идти с ним?
– Иди, малыш! Верь ему! Он не предаст.
– Ладно…
Щенок полез на ладонь человека. Он чуть напрягся, когда человек поднял его высоко над землей и посадил себе на плечо. Но там было удобно, и щенок успокоился. Только одно дело беспокоило его: очень важное, неотложное дело!
– Тетя! Мы еще встретимся?
– Конечно, малыш! Я живу недалеко, и я тебя найду.
– Спасибо, тетя. Можно, ты будешь моей мамой?
– Можно, малыш! – растроганно ответила догиня. – До свидания. Будь счастлив.

Человек идет дальше. Он подходит к дому…
Старушка из соседнего подъезда выводит на прогулку своих собак: роскошного аристократического пекинеса на изящном кожаном поводке и двух огромных беспородных псов, вчера еще бездомных. Псы бегают вокруг нее, весело скалят зубы и беззлобно переругиваются с пекинесом.
Картина эта может показаться нелепой, старушка – выжившей из ума… Только не Джеффу. Он не знаком со старушкой, хотя при встрече они всегда здороваются.
Старушка приветливо кивает ему, он ей улыбается в ответ. Старушка пристально глядит на щенка, си-дящего на его плече, на руку в гипсе.
Она все понимает…
                               Она многое помнит…
                                                                   Очень многое!

Что стоит сейчас перед ее глазами?
Может быть, это – фотография маленького мальчика в коротких штанишках, с сачком в руках?
Или другая фотография, где он, семнадцатилетний, в обнимку с двумя друзьями стоит перед зданием школы? Последний день в школе, и впереди – колледж, а дальше – целая жизнь…
Или еще одна фотография, на которой он в военной форме, смеющийся…
А, может быть, стоит перед ее глазами письмо на официальном бланке министерства обороны?

«Уважаемая госпожа Мак-Грегор! С глубоким прискорбием сообщаем Вам, что ваш сын – сержант Томас Мак-Грегор…»
И небольшой сверток с личными вещами. И свернутый национальный флаг. И три медали на подушечке…

Человек почтительно склоняет голову, а старушка снова кивает ему.
Человек и щенок идут домой.

2.

Четыре дня. Только четыре дня! Много это? Мало? Зависит от обстоятельств.
Как правило, четыре дня – совсем немного. Особенно, если это все, что осталось от отпуска…
Но если эти четыре дня бездонным провалом, рваной кровоточащей раной легли, разделяя мир и войну, жизнь и смерть, живых и мертвых, тогда это – много. Очень много! Вечность!!! Целых четыре дня…
Как давно это было!.. Как ласково светит солнце из прошлого!.. Каким мирным кажется оно – это прошлое!.. И все еще живы…

– Убирайся, пока цела! – рявкнул амстафф в зеленом ошейнике.
– Еще чего? – залаяла она в ответ. – Это моя добыча! Я ее первая нашла!
– Сейчас ты сама станешь моей добычей! – пообещал амстафф.
– Я тебя не боюсь! – зарычала она.
Чья-то тень заставила ее сделать шаг в сторону и чуть повернуть голову, чтобы видеть подошедшего. Это оказался ее знакомый мастифф с красивым серым пятном на груди, похожим на семилучевую звезду…
– Ну и правильно, сестренка! – забасил мастифф. – Чего его бояться?.. Только вот силы у вас неравные, а? Ты уж его мне уступи! Мне-то амстафф в самый раз будет, да и соскучился я по доброй драке!
– Я не боюсь! – упрямо заявила она.
– Нет конечно, сестренка! – добродушно откликнулся мастифф. – От страха обычно убегают, а не стоят до конца. Это он, похоже, боится. С тобой драться он не боялся, а вот с равным противником – боится.  – И, повернувшись к амстаффу, рявкнул: – Ну? Долго я буду ждать? Драться будем? Или отвалишь сразу?
– Ладно! – пробурчал неохотно амстафф. – Заболтался я с вами. Дела у меня еще…
И потрусил прочь.
– Иди-иди! Не опоздай! – проворчал вслед мастифф. И расплылся в улыбке, когда ему ласково облизали морду и шепнули:
– Спасибо!      
– Да не за что! – промямлил мастифф. – Пока, сестренка… До завтра!..

Все шло, как обычно… Разве что неясная тревога чуялась в  небе, но это нередко случается, не так ли? Будет вечер, и ночь, и рассвет, и ничего нового не случится…
Но именно этим вечером раскатился над городом вой-приказ  огромного ирландского волкодава Форгала – вожака всех псов города: «Свора! Слушай приказ вожака! Все, кто в силах драться – к деревянному столбу у грунтовки, что на въезде в лес! Дикая свора на подступах к городу. Все вы знаете – что это такое. Останутся только щенные суки, вскармливающие наше будущее, и декоративные собаки, бесполезные в бою! Всем остальным, имеющим когти и клыки: за наших щенков, за наших друзей (у кого они есть), за Город, где мы живем – в бой!»
И потянулись бродячие собаки к южной окраине города… И забеспокоились домашние собаки, и лаяли, стоя у дверей, пока недоумевающие хозяева не открывали им двери… И выскакивали, проломив окна, те из них, кто оставался в доме один… 
Ни одна газета, ни одна радиостанция, ни один телеканал не предупредили город о нависшей над ним смертельной угрозе! Но клыкастому народу не нужны предупреждения! Ветер доносит до них новости, мать-земля с ними говорит. И чутье вцепляется в разум и твердит: Смерть у города! И ярость туманит глаза, и из пасти помимо воли вырывается рычание…

– Энни! Ты что? Опять хочешь гулять?
Собака молча стояла у двери…
– Энни! Хочешь колбаски? Ну иди сюда, моя хорошая!
Собака не сдвинулась с места…
– Джефф, что это с ней, а? Может, заболела?
Джефф поглядел на собаку и покачал головой.
– Вряд ли! Открой ей дверь, пусть побегает. Так ведь уже было… Все будет в порядке…

«Все будет в порядке»?.. Эх, хозяин! Твоей бы пастью да колбасу есть… Ты даже не представляешь себе, какой это будет бой!.. Ну, спасибо, что выпустил. Я побежала…

Вернулась она утром.
– Нагулялась? – поинтересовался Джефф, дожевывая бутерброд. – Ну, еда в миске, вода в поилке… Отдыхай, красавица. А я пошел на работу…
– С ней-то ты попрощался! – хмуро заметила Мирьям. – Мне ревновать?
– Да что ты? – удивился Джефф, а себе под нос проворчал: – Всегда знал, что две суки в доме – это слишком много…
– Да что ты? – рассмеялась жена. – Вот рожу тебе дочку, и будет в доме три суки!
– Сбегу! – пообещал Джефф.
– Поймаем – хуже будет! – ласково посулила жена.
Они еще ни о чем не догадывались.

Не догадывался Джефф и весь тот день, до тех пор, как вернулся с работы и по лицу жены понял, что случилось что-то из ряда вон выходящее.
– Что? – спросил он.
Вместо ответа Мирьям молча включила видео.
«…что, несомненно, окажет заметное влияние на результаты осенних муниципальных выборов!.. А теперь – основная неполитическая новость дня! – телеведущий был невозмутим, как всегда. – Правительство вновь рассматривает план борьбы с одичавшими собаками, отвергнутый уже один раз три месяца назад. Этот план мы попросим прокомментировать госпожу Элизабет Нил – координатора Национальной Лиги защиты животных!»
На экране появилась красивая женщина лет сорока-сорока пяти. Она улыбнулась в телекамеру и уверенно заговорила. Чувствовалось по голосу и манере держаться, что она привыкла к подобным выступлениям.
– Готовится очередное массовое убийство! Я не боюсь этого слова, господа! Правительство собирается послать армейские вертолеты, чтобы уничтожить, как они выражаются, одичавших собак! Вы вдумайтесь, господа! Десятки тысяч несчастных собачек, уже один раз брошенных своими бессовестными хозяевами, будут убивать только за то, что они хотят есть! – защитница животных сделала паузу и продолжила: – Они говорят, что это – единственный способ решения проблем! Это – ложь! Мы давно предлагаем сбрасывать собакам еду с тех же вертолетов! Но правительство, по-видимому, выбрало более простой путь! Подумайте, уважаемые зрители! Подумайте – избиратели! Какие проблемы правительство таким же образом будет решать в будущем? Безработных? Больных? Бездомных? Или нелегальных эмигрантов? Подумайте, господа: а застрахованы ли вы, и ваши семьи от расстрела?.. Я не сгущаю краски, господа! В Германии нацизм тоже начинался с мирных демонстраций и мелкого хулиганства!
– Госпожа Нил! – вклинился ведущий, когда его собеседница замолкла, чтобы набрать воздух. – Что ваша Лига предпримет в случае, если этот проект все же будет представлен в парламенте?
Защитница животных удовлетворенно улыбнулась.
– Мы подадим в суд на правительство! Наши адвокаты подготовили все материалы! Мы подадим в суд также на каждого, кто сделает хоть один выстрел! И мы – не одни! Нас поддерживают профсоюзы и оппозиционные партии, на нашей стороне пресса! Мы победим!
– Благодарю вас, госпожа Нил!
Защитница животных исчезла с экрана. И ведущий продолжил:
– Мы выслушали точку зрения одной из сторон. Правительство пока никак не прокомментировало свои действия. Однако я считаю, что вы вправе знать подробности. И поэтому посмотрите интервью с начальни-ком отдела общественных связей центрального округа полиции!
…Хорошо знакомое всей стране здание федерального управления полиции. Слева автостоянка. Справа – проспект Независимости. У входа в здание стоит мужчина в отлично сшитом светлом костюме, в модном галстуке. Он чисто выбрит, прекрасно пострижен… Если бы не его осанка, выдающая его прошлое, явно не проведенное в тиши кабинета, если бы не его взгляд!
– Здравствуйте, уважаемые телезрители! Я благодарен пятому каналу за возможность выступить перед вами… Сейчас полиция не популярна. И тема, которую я хочу затронуть, еще менее популярна. …Итак! …Десять лет назад, если помните, в южных районах нашей страны произошло землетрясение силой двенадцать баллов. Разрушениям подверглись десятки деревень и три города, однако жертвы были невелики – сорок человек были легко ранены. Самым большим ущербом от землетрясения стало исчезновение с лица земли двух рек. И район Двуречья, когда-то славный своими урожаями зерна, превратился в пустыню. …Люди уехали. Район опустел. Правительство выделило деньги переселенцам на обустройство в центральных и восточных районах страны, транспорт для вывоза вещей… Люди забрали с собой самое ценное.
Полицейский еле заметно усмехнулся и продолжил:
– Самое ценное! Собак они, наверно, ценностью не сочли. …Прошли годы. Временами всплывал проект строительства канала, чтобы вернуть Двуречью воду, но… то денег не было, то время оказывалось неподходящим, то выборы мешали… Всегда находились более неотложные задачи, чем обводнение обезлюдевшего района! И только полгода назад, когда одичавшие собаки начали тревожить населенные районы, стало ясно, что время упущено. Тысячи собак вырезали скот на пастбищах, нападали на фермы. Потом они начали нападать на людей. Отдел специальных исследований федерального управления полиции подготовил тогда доклад. В нем предлагалось применить боевые вертолеты, чтобы уничтожить орду прямо в степи. …Я не оговорился – это орда численностью примерно пятьдесят тысяч диких собак, надвигающаяся на север, и сжирающая по пути все живое!.. Я передаю пятому каналу видеозапись одной фермы после нападения этой орды… И, если ее покажут, я прошу: уведите от экранов детей! И людям со слабым сердцем тоже не стоит смотреть…
Полицейский помолчал…
– Поймите: нам грозит страшная беда! Армия не обучена воевать с собаками! Если эта орда доберется до населенных районов…

Мирьям выключила видео.
– Дальше – запись фермы… – с трудом выговорила она. – Я не смогу увидеть это второй раз…
Джефф подошел к жене, обнял ее. И тихо спросил:
– Они уже здесь?
Мирьям напряглась и попыталась отстраниться, но Джефф ее удержал силой. И повторил вопрос:
– Они здесь?
– Почти… Прошедшей ночью их остановили в пригородном лесу…
– Кто? – резко бросил Джефф.
– Городские собаки…
– А почему новости…
Но Мирьям перебила:
– Я же в мэрии работаю – я знаю.
Оба посмотрели на Энни, лежавшую, как ни в чем не бывало, на своем коврике возле шкафа. Собака, почуяв взгляды, подняла голову.

Этим вечером вой Форгала вновь поднял город на дыбы! Многие тысячи собак потянулись к окраине, чтобы встретить врага у шоссе. Там, за шоссе, в полукилометре к югу, начинался лес, куда уже никому не было доступа со вчерашней ночи.
Там – Дикая Свора! Они жрут тела павших во вчерашнем бою… А за спиной городской своры – поле, за которым начинается город.
Начинается Город! Город, в котором живут не только люди и не столько люди, хоть они и полагают иначе! Город, в котором живут собаки – тысячи собак. Это – и их Город тоже, ибо они, в отличие от людей, вышли вчера в бой, чтобы его защитить. Они идут в бой сегодня и, если потребуется, уйдут завтра… Пока жив хоть один пес, хоть одна сука, пока держат лапы и целы клыки… Многие погибли вчера. Многие не доживут до сегодняшнего рассвета. Четыре Клыка легли вчера в Пригородном лесу! Но впервые Дикая Свора остановилась…
А люди ложатся спать. А люди смотрят телевизоры или сидят в ресторанах. А люди ничего не хотят знать… Люди! Всемогущие Люди – собачьи боги!.. Почему? Да потому, что для них место, где они живут – город. А для собак – Город!
И потому тянутся к окраинам дворняги и афганские борзые, грейхаунды и лабрадоры, неаполитанские мастиффы и их английские родичи, доберманы и ротвейлеры, колли и ризеншнауцеры, боксеры и амстаффы, стаффордширы и буль-терьеры… И потому городские коты и кошки впервые не выгибают спины, впервые желают им удачи…

В эту ночь Джефф уснуть не смог. Он честно попытался, потом вылез из кровати, оделся и вышел на кухню, перекурить. И совсем не удивился, когда бесшумно возникла в дверях Мирьям и, ни о чем не спрашивая, принялась варить кофе. Она ничего не сказала – женщины народа Уш-мин умеют молчать. Она ни о чем не спросила – женщины народа Уш-мин умеют все понимать без слов.
На рассвете Энни вернулась. Раненная.

Вечером голос ротвейлера Зигфрида, возглавившего свору после гибели Форгала, вновь призвал всех в бой: «Все, кого держат лапы, у кого целы клыки – к шоссе! Я зову щенных сук! Перенесите щенков поближе к людям, если у вас нет дома и друга. Если есть – доверьте детей друзьям. Я обращаюсь к комнатным собакам, шпицам, хинам и пекинесам: братья и сестры! Вы остаетесь дома. Вы бесполезны в бою, но вы, хоть малы и слабы – собаки! Вам – хранить Закон и воспитывать наших детей! Это – важно! В ваших зубах будущее городской своры…
Все остальные – в бой!»

Джефф не хотел отпускать ее. Но впервые в жизни его собака подняла на него голос и оглушительно залаяла. И он сдался. Открыв дверь, он сказал ей только:
– Будь осторожна, девочка…

На утро кто-то заскребся в дверь.
Распахнув дверь, Джефф увидел двух псов, сидевших перед дверью – беспородного бродячего и лабрадора… Оба были серьезно ранены.
А Энни не было.
Он закрыл глаза.
Потом с трудом открыл их, посмотрел на псов, на кровь, капающую на мраморные плиты пола… И хрипло сказал:
– Входите, ребята. Сейчас я вас перевяжу… Мирьям! Принеси, пожалуйста, аптечку и теплую воду!

3.

Потом он позвонил на работу.
– Алекс, ты не мог бы сегодня обойтись без меня?
– Не хотелось бы… А что случилось?
– Они… они убили мою собаку…
– Так!.. – после долгой паузы ответил Алекс, его начальник и, уже пять лет, друг. – Ясно!.. Ну что ж? Обойдусь, конечно. Жду тебя послезавтра… 
– Спасибо, Алекс!
– Да пошел ты!.. Удачи, Джефф.

Он шел по полю вчерашнего боя. Он видел тысячи мертвых тел и с первого взгляда отличал бойца городской своры от Диких. Бродили по полю люди, искали своих четвероногих любимцев…
Три к одному – всплыло в памяти соотношение потерь наступающей и обороняющейся сторон. Здесь это соотношение было совсем другим – пять или шесть к одному…
Он шел по полю боя, и подобно осенней желтой листве, падающей с берез, облетали с него годы, и менялись осанка и поступь… И он вновь становился сержантом парашютно-десантных войск.

– Простите, вы не видели здесь амстаффа?
Перед ним стояла пожилая женщина с фотографией в руке.
– Вот посмотрите! – протянула она Джеффу фотографию.
На снимке сидел амстафф в зеленом ошейнике, держал в зубах резиновую косточку…
– Нет, – развел руками Джефф.
– Извините… Если увидите, скажите мне! – попросила женщина и зачем-то добавила: – Его зовут – Феликс…
И пошла прочь.
Дальше, дальше, по полю боя. На каждом шагу – мертвые. И впервые в жизни Джефф думал о них не как о собаках – как о воинах, до конца выполнивших свой долг.
Вот лежит овчарка, рядом – колли и сенбернар… А далее…
Серое тело, прямой хвост… Волчица. Щенная волчица… Она умерла, все-таки успев дотянуться до глотки врага. Где-то ее ждут несколько сереньких пушистых волчат, ждут терпеливо и молча, потому что не смеют звать. …Ждут волчата свою маму, самую добрую, самую заботливую, самую ласковую. …И не знают, что она уже никогда не придет. …И не понимают, наверное, волчата, что жить им осталось совсем недолго, а выбор у них – лишь между Смертью и Смертью! Если их не сожрут Дикие, то волчата наверняка умрут от голода…
Джефф встал на колени над нею и погладил ее шерсть, как будто ей это было надо. И никак, конечно, не отреагировала волчица на ласку, хоть ее никогда никто не гладил. Разве что мама в детстве облизывала…
Дальше, дальше,  к шоссе. Вот там, за шоссе, он и нашел свою Энни.

Она лежала на куче трупов Диких. Рядом с ней лежал мастифф с серым пятнышком на груди, похожим на звезду. И неподалеку Джефф обнаружил амстаффа в зеленом ошейнике.
Джефф обернулся, поискал глазами хозяйку амстаффа и, найдя, помахал ей рукой.
Подошел немолодой мужчина, которого Джефф знал в лицо – хозяин мастиффа.
– Простите, у вас амстафф?
– Нет, – покачал головой Джефф. – У меня – она.
Рыжая шерсть слиплась и почернела от крови. И черными от крови были ее клыки.
Он почему-то вспомнил, как Энни любила обкусывать его пальцы, сжимая их так, чтобы ему не было больно. Он делал вид, что сердится, замахивался рукой… Энни издавала вопль ужаса и уносилась прочь, чтобы через минуту робко заглянуть в комнату из-за двери, поймать его улыбку и примчаться обратно, вновь ловить его пальцы…
– Что же я внуку скажу? – горестно спросил мужчина, гладя мастиффа.
– А сколько ему?
– Двенадцать лет. Он так любит Бэка…
– Тогда скажите ему правду! – предложила подошедшая хозяйка амстаффа. – Скажите ему, что Бэк погиб в бою, защищая город.
– Надо похоронить… – прошептал хозяин мастиффа.
– Надо, – отозвался Джефф. – У меня в багажнике лопата…
– Где? – спросил хозяин мастиффа.
– Давайте похороним их у речки, на холме. Там растет дуб… – предложила хозяйка амстаффа. И добавила грустно и торжественно: – Вместе дрались – вместе им и лежать…
– Давайте… – кивнул хозяин мастиффа.
– Я подгоню машину, – сказал Джефф.

Через час он входил в полицейское управление.
Солидное пятиэтажное здание было сегодня необычно пустым. Только неумолкающий звон десятков телефонов оживлял пустоту. На стоянке скучали три патрульные машины. В одной из них дремал ее хозяин…
– Привет, Коста! – поздоровался Джефф с дежурным.
Тот поднял на Джеффа покрасневшие от усталости глаза и слабо улыбнулся.
– А, это ты! Привет! Жаловаться пришел?
– Нет, просить о выделении круглосуточной охраны! – проворчал Джефф, оценив шутку. – Шеф у себя?
– Да! Только на радушный прием не рассчитывай – запарка у нас.
– Что? Народ валит из города? – посочувствовал Джефф.
– Ага! Пробки на всех выездах… Все патрульные в разгоне, даже оперативный состав привлекли… Все бегут…
– Не все… Ну, спасибо, Коста. Пойду, поговорю с Фредом.

– …Спихивай их на обочину, и дело с концом! – рычал начальник городской полиции в трубку.
Выслушав ответ, он набрал воздуха в легкие, и рявкнул:
– Стреляйте в воздух, черт побери!.. Нет, подкреплений нет… Нет подкреплений, говорю! И не будет!.. Все, до связи… – и положил трубку.
И телефон тут же зазвонил опять.
– Да!.. Если этот день – добрый, господин мэр… Нет!.. Да!.. Нет!.. Да, я приказал!.. Да, в чрезвычайных ситуациях я имею такое право!.. Нет, господин мэр – никаких исключений! В первую очередь пропускаем кареты скорой помощи и машины с детьми… Да хоть в ООН!.. Прошу простить – дела! – и бросил трубку.
Потом он нажал кнопку селектора и сказал ровно и вежливо:
– Софи! Не соединяй меня ни с кем. Отвечай, что я на срочном выезде и проси оставить сообщение.
– Будет сделано, шеф! – ответил селектор грудным женским голосом. – Вам кофе сварить?
– Свари, Софи. Спасибо… – и без перехода спросил у Джеффа: – Чего тебе?
– Разрешение на ношение оружия! – коротко ответил Джефф.
– Что, винтовку хочешь купить?
– Нет, Фред! Автомат.
Начальник сел в кресло.
– Что случилось, Джефф?
– Они… – с трудом выдавил Джефф, – убили мою собаку… Энни убили…
– Понятно… – вздохнул Фред. – Был там?
– Был…
– Я тоже… А знаешь? Я ведь не имею права выдать тебе разрешение на автомат. Есть определенная процедура, она требует времени…
– Дай разрешение, Фред! Иначе я достану автомат сам…
– Считай, что я не слышал этих слов! – сурово отрезал начальник полиции. – И прими дружеский совет, Джефф…
– Оставь. Они убили мою собаку. И я должен… Понимаешь?
– Понимаю… – ответил Фред после долгого молчания. – Ладно. Будь по-твоему. Пойдешь в оружейный магазин на площади маршала Леру, обратишься к хозяину. Я позвоню ему, предупрежу. На, держи разрешение. И… будь осторожен!

Их разговор прервал чей-то возмущенный крик.
– Вы не имеете права! Отпустите меня немедленно!
– Что там еще? – прошипел Фред, выскакивая в коридор. Джефф вышел за ними обнаружил следую-ую картину: представительный мужчина в дорогом костюме вырывался из рук девушки и здоровенного парня в полицейской форме.
– Это безобразие! Мою машину разбили! У меня важная встреча, которая срывается по вашей вине! Мой адвокат…
– Заткнись, гнида! Убью! – зарычала девушка, выхватывая из кобуры пистолет.
– Кейт, оружие на место! – вмешался начальник полиции. – Что произошло?
Перепуганный арестант мигом приободрился и напористо заговорил: – Меня незаконно арестовали и, как видите, угрожали оружием! Я требую…
– Помолчите! Я не у вас спрашиваю, – оборвал его Фред.
– Шеф! Этот… пытался без очереди выехать из города, – начала объяснять Кейт, – создал аварийную ситуацию на выезде на двенадцатое шоссе. И… он ударил женщину.
– Это правда? – тяжело глянул Фред на арестованного.
– Она разбила мою машину!
– Я спрашиваю вас: это правда? – отчеканил Фред.
– Да правда, шеф! – ответил напарник девушки.
– Понятно. В камеру его.
– Вы не имеете права! – завопил арестованный.
– Имею!
– Я буду жаловаться!
– У вас будет время! – отмахнулся Фред и приказал: – Дайте ему ручку и бумагу… И уберите его, наконец!

– Простите, шеф! – попросила девушка, когда арестованного увели.
– Да ладно! Все мы люди, у всех нервы… Э! Это же у тебя вторая смена подряд, а?
– Вторая, – кивнула девушка.
– И выспаться не удалось?
– Какой там сон? – удивилась она.
Фред немного поразмыслил и уверенно сказал:
– Так! Топай ко мне в кабинет, ложись на диван и спи. Много предложить не смогу, но часа полтора у тебя есть.
– Так ведь работа же… – попыталась спорить Кейт.
– Иди! – посоветовал ее напарник. – Полицейский, который валится с ног от усталости – плохой полицейский. И нервы у тебя на пределе. Иди – спи, иначе в самом деле пристрелишь кого-нибудь. Я справлюсь сам.
– И не спорь! – усмехнулся Фред, подталкивая ее в спину. – Кто тут начальник? Ты или я? Давай, время пошло…

Около полудня Джефф припарковал машину на площади маршала Леру.
– Вы Джефф? Здравствуйте. Фред звонил мне! – кивнул ему хозяин магазина – приветливый старичок в старинном берете. – Проходите сюда, пожалуйста.
Вслед за хозяином Джефф вошел в невысокую дверь в стене зала и оказался в большой комнате. Посреди комнаты стоял монументальный письменный стол с тремя креслами. Вдоль стен комнаты располагались стенды с автоматическим оружием – пистолеты, автоматические винтовки, автоматы и даже пулеметы всех существующих в мире фирм. Джефф с удивлением обнаружил там даже «Калашников» самой последней модели, русского производства, о разработке которого недавно писали газеты.
– Вот! – гордо сказал хозяин. – Прекрасный выбор, самые современные модели! Все пристреляны. Прошу вас!.. Вот, рекомендую! Отличный бой, совершенный дизайн, облегченная модель! И магазин на сорок пять патронов!..
– Нет, это мне не подходит, – покачал головой Джефф и медленно пошел вдоль стендов, внимательно разглядывая автоматы…
– Я беру этот! – указал он наконец на усовершенствованный автомат армейского образца.
– О! Я вижу – вы разбираетесь в оружии! – с уважением воскликнул хозяин. – Исключительно надежная модель!.. Я бы, между нами, выбрал для серьезного дела именно этот автомат!.. Он, правда, несколько легче армейской модификации и ствол подлиннее!.. Оружие с норовом, если вы понимаете!.. Возьмете патроны? Сколько?
– Двадцать магазинов, если можно…
Что-то мелькнуло в лице старика… Он наспех оформил документы и протянул их Джеффу, уложил автомат в футляр, в фирменную сумку уложил два десятка магазинов…
– Подождите, пожалуйста, Джефф! Я сейчас вернусь, – быстро проговорил он и исчез в подсобке. И действительно скоро вернулся с длинным кожаным чехлом.
– Вот! – предложил он, вынимая из чехла топор на длинной рукояти с петлей на конце. Это была лабрисса – двойная критская секира, только вместо кольца в навершии был длинный острый шип, позволявший использовать топор, как копье. Рукоять была утяжелена, придавая оружию отличный баланс. – Примите, Джефф, в подарок. Пригодится в бою. Умеете пользоваться?
– Умею. Я же десантник… Спасибо вам…
– Удачи тебе, парень! И победы!

Мирьям совершенно не удивилась, когда Джефф втащил свое снаряжение в квартиру. Она лишь равнодушно скользнула взглядом по тяжелой сумке, футляру с автоматом и лабриссе в чехле и сказала:
– Ты вовремя, дорогой. Через двадцать минут обед будет на столе.
Обед – это кстати. Не слишком рано и не слишком поздно: Джефф помнил, что перед самым боем есть нельзя. Он прошел в спальню, чтобы принять душ и переодеться. И, уже выйдя из душа, заметил на прикроватном столике жены маленький сверток, перевязанный белой лентой, и старинную масляную лампу, которой самое место – в музее или антикварном магазине. Или в руках замужней женщины народа Уш-мин.
После обеда он ушел в свой кабинет, сел в кресло… Он сидел, глядя в открытое окно, и вспоминал.

С Мирьям он познакомился в университете. Он учился на третьем курсе, она – на первом, однако она была еще девчонкой, а он – мужчиной, имевшим за спиной армейскую службу и войну.
Мирьям была самой красивой девушкой факультета, однако парня у нее не было. Порасспросив ребят с ее курса, он выяснил, что причиной ее непопулярности была она сама: ее считали слишком высокомерной и чрезмерно придирчивой! Она умела единственным взглядом отсеять любого, кто сдуру пытался ее закадрить. При всем при этом она отнюдь не строила из себя принцессу, хоть по слухам и принадлежала к какому-то горному клану Уш-мин, где была чуть ли не княжной! Мирьям носила джинсы и открытые блузки, в вырезы которых всем нестерпимо хотелось заглянуть, она бегала по вечерам на дискотеки и вполне могла надраться, как сапожник, в девичьей компании.
Ее отличие от остальных студенток, да и от всех девушек, с которыми к тому времени был знаком Джефф, состояло в том, что Мирьям, ничуть не исключая возможность интимных отношений до свадьбы, предполагала их только в контексте предстоящего замужества! Однако она отнюдь не ставила себе цель как можно скорее выйти замуж. Она подбирала кандидатов не спеша и критически, никогда не теряя головы, и потому предъявляла определенные требования к парням, желавшим за ней приударить. И ни один, видимо, не подошел! Какие у нее требования, Джефф не ведал и до сих пор, даже прожив с ней в браке четырнадцать лет.
Вначале Джефф считал, что причиной его успеха было то, что он избрал старинный, постепенный и неторопливый способ знакомства с девушкой. Позже он убедился, что ошибся. Его манеры и стремление ни в коем случае не форсировать события сыграли, конечно, свою роль, но дело было в том, что Мирьям выбирала очень тщательно. И с самого начала выбрала его.
Джефф помнил, как полгода спустя после их знакомства он предложил ей съездить к ее родителям и познакомиться. Она отказалась. Отказалась она и позже, еще через шесть месяцев. Джефф снова не понял и мысленно пожал плечами: с ней было очень непросто, но ему все-таки казалось, что игра стоит свеч.
Только на второй год она объявила, что на каникулах они едут в гости к ее родителям – знакомиться. «Ну что ж? – подумал Джефф. – Знакомиться так знакомиться!»

Как-то, годы спустя, он с юмором сказал жене, что понял, почему она так тянула с той поездкой: она просто хотела, чтобы Джефф потверже усвоил, что с ней не просто не соскучишься – с ней очень, неимоверно, грандиозно не соскучишься! Он-то наивно полагал, что едет на смотрины! А приехал он на свадьбу. Собственную! И там, наконец, до него дошло, что девушки Уш-мин настолько скрупулезно выбирают себе женихов, что их родители даже не вмешиваются в этот процесс! Будущий тесть принял его радушно и так, что Джеффу стало легко и уютно в замке. Он с удовольствием разглядывал Мирьям, которая очень непривычно смотрелась в длинной юбке и в широкой рубашке с длинными рукавами, фиксирующимися на запястьях массивными литыми бронзовыми браслетами. А золотые серьги с рубинами в ушах? А золотое же оплечье? А жемчужные нити, которыми были перевиты ее роскошные волосы?

Вот тогда, на свадьбе, теща подарила дочери небольшой пакет, перевязанный белой ленточкой, и древнюю масляную лампу. Джеффа удивило, что Мирьям не стала разглядывать подарки! Она торжественно поклонилась матери, приняла подарки и унесла к себе. Хотел, было, Джефф расспросить ее при случае, но вовремя понял – не ответит!

Среди сотен людей, находившихся в замке – гостей, слуг, родичей хозяина и хозяйки, Джефф оказался единственным, не принадлежавшим к Уш-мин. И его чуть-чуть удивляло то доверие, с которым его приняли. Он сидел и отвечал на многочисленные вопросы. Отвечал на языке Уш-мин, который на всякий случай принялся учить втайне от Мирьям сразу после того, как он положил на нее глаз. И за это время он выучил язык настолько, чтобы понимать – что ему говорят. И отвечать на вопросы.
Ему было легко. Легко, несмотря на то, что теща все это время его изучала так пристально, словно хотела взглядом наделать в нем дырок. Он решил, что не понравился ей… И опять ошибся.
Эту ошибку он понял только через четыре года, когда Мирьям получила телеграмму от отца с приказом немедленно приехать. Она тогда впервые со дня их знакомства заплакала, и Джефф догадался – что случилось. Он молча собрал чемоданы и заказал два билета на самолет, хотя на его приезде не настаивали ни тесть, ни сама Мирьям.

Когда они приехали, Иджар была еще жива. Оставив вещи на попечение слуг, они направились прямо в ее спальню.
Увидев их, умирающая выгнала вон из спальни всех, включая собственную дочь. А его попросила остаться.
– Ты хороший парень, хоть и не Уш-мин! – сказала она Джеффу, оставшись с ним наедине. – Я плохо знаю ваши обычаи, но, по-моему, даже у вас принято выполнять последнюю просьбу умирающего. Так?
– Так! – кивнул он одними глазами.
– Тогда обещай мне, Джеффри! Позаботься о моей дочери: не обрекай ее на позор!
Джефф настолько удивился и настолько не понял, что Иджар вздохнула и принялась объяснять.
Вот тогда он и узнал – что подарила Иджар своей дочери на свадьбу: вдовий черный платок! Когда мужчина Уш-мин гибнет – в бою с врагом или сраженный старостью и судьбой – его вдова одевает черный платок. Но если, не дай бог, мужчина погиб без чести, как трус или предатель, его вдове стыдно носить этот платок. И не носить его нельзя. И это самый большой позор, самое большое унижение для женщины Уш-мин.
Поклялся тогда Джефф. Поклялся от души – не по необходимости. И теперь он твердо намерен был клятву сдержать.

Далекий вой прервал воспоминания. Джефф встал и вышел в прихожую. Жена уже ждала его там.
Ему хотелось обнять и поцеловать ее. Он так бы и поступил, если бы… Если б она не была Уш-мин!
Джефф забросил за спину сумку с боеприпасами. И тогда Мирьям, по обычаю, протянула ему на вытянутых руках автомат.
Джефф с поклоном принял оружие, подхватил топор свободной рукой.
– Ну, я пошел… – неуверенно сказал он.
– Легкой дороги! Не опаздывай к завтраку, пожалуйста! Он, как всегда, в семь…

Выехав на улицу, он остановил машину и поглядел на свои окна.
Ни одно из них не светилось, только в кухонном окне подрагивал огонек. Неровный огонек старинной масляной лампы.
Дрожит, приплясывает огонек. Горит лампа в женской руке – будет гореть всю ночь. Чтобы, возвращаясь с победой, не сбился с пути в кромешном мраке усталый воин. Чтобы, если кровь заливает глаза, шел он на неровный огонек лампы. Чтобы и душа павшего все-таки нашла дорогу в родной дом.
Дрожит огонек, мечет тени на стены… Сидит у окна женщина, держит лампу. Катятся слезы по ее щекам… Завтра утром их не будет, но именно мастерски наложенный макияж выдаст Мирьям надежнее камер слежения…
Сыну их исполнилось уже двенадцать лет, и он гостил сейчас у деда в горах.
Джефф знал, что Мирьям хочет родить дочку. И Джефф знал, какой подарок приготовит Мирьям дочери сразу после ее рождения: черный вдовий платок и старинную масляную лампу.

4.

На окраине города он остановил машину и дальше пошел пешком.
Тропинка бежала полем на взгорок, далее начинался длинный спуск через все поле к шоссе. Джефф остановился на взгорке и поглядел на поле.
Тысячи собак бродили и лежали на поле. Заметна была некая организация: собаки группировались примерно двадцатками, между которыми сновали псы, по-видимому – командиры. Можно было предположить, что кроме взводов и рот существовали в собачьей армии соединения покрупнее – батальоны и полки. Совсем, как у людей.
Ну, что ж? Мешок с боеприпасами за спиной, автомат на шее, нож в ножнах, топор в левой руке… Джефф начал спускаться со взгорка. Сотни собак шли спереди и сзади, слева и справа. Шел неспешный разговор, в котором Джефф, естественно, не понимал ни слова!..

– Эй! Куда он идет?
– Туда же, куда и мы.
– Это зачем?
– Зачем? – рявкнула немолодая сука. – Да затем, что во вчерашнем бою убили его собаку.  Эррвроур ее звали, а он называл ее – Энни.
– Так он идет мстить?
– Олух! – зарычала сука. – Не мстить – занять ее место!.. Эх, каким бойцом она была! Помните? Во втором бою у Диких был вожак на севере – помесь ротвейлера с волком?.. Это она его завалила!
– Она? – недоверчиво спросил кто-то. – Так он же был вдвое больше!
– Ну и что? – ответили ему из темноты. – Сила решает не все…
– Во вчерашнем бою она командовала Когтем, – продолжила сука. – В  полночь Дикие отрезали за шоссе три Когтя, в том числе и ее Коготь. В одном из остальных двух Когтей командира уже не было, а во втором он вскоре погиб. И Эррвроур приняла командование над всеми тремя Когтями. Она выстроила своих кругом в три линии и запретила одиночные схватки, чтобы не терять бойцов.
– Зачем кругом-то?
– Чтобы те, кто уставал, могли отдохнуть немного в третьей линии.
– Здорово! Так можно долго продержаться!
– Мы и держались…Она собрала пятерку самых лучших бойцов и приказала делать вылазки. Два мастиффа, два волка и питбуль мгновенно вырывались из кольца, в считанные мгновения валили десяток Диких и возвращались обратно в строй. Это сбивало атаки Диких. Кроме того Пятеро охотились за вожаками… Мы держались. Эррвроур успевала всюду, она успевала блокировать прорывы круга, планировать вылазки Пятерых и драться в первой линии… Но на третьем часу погиб питбуль. Через полчаса – один из волков. И Эррвроур пришлось отказаться от вылазок…
Сука помолчала, заново переживая вчерашний бой.
– Только перед рассветом вожак Своры смог высвободить пять Лап, чтобы прорвать кольцо и вытащить нас… Жаль только, что пяти Лап оказалось недостаточно: мы навалили кучу трупов там, но их еще оставалось около тысячи… Эррвроур взяла остатки своего Когтя и повела их навстречу прорывающимся Лапам. Что ж? Два Когтя вышли из окружения. А она… Она осталась там… Эх, каким она была вожаком! Каким бойцом! И какой же боец ее друг, если так ее обучил! Два Когтя обязаны ей жизнью – четыре десятка душ… Волки выли в ее память сегодня утром…
– А волки-то тут причем? – не понял один из псов.
И сука тоскливо ответила:
– Да разве до тебя не дошло? Одним из окруженных Когтей была волчья стая! Несколько часов Эррв-роур была вожаком волчьей стаи! Несколько часов, стоивших многих лет…

Джефф недолго выбирал место – он остановился на небольшом возвышении, разложил перед собой запасные магазины для автомата, слева пристроил секиру и снова огляделся.
Отсюда было хорошо видно все поле. Неведомый ему вожак очень грамотно расставил бойцов! Впереди были собаки средних размеров – преимущественно охотничьи, такие, как эрдельтерьеры, спаниели, сеттеры. А также другие породы, не отличающиеся силой и мощными челюстями, как, например, колли. И средние беспородные собаки. Им предстояло принять на себя первый, самый страшный удар Дикой своры и почти всем лечь на этом поле.
За ними располагались овчарки, доберманы, ризеншнауцеры, сенбернары, ньюфаундленды и другие со-баки, отличающиеся хорошими боевыми качествами или большой силой. И еще во второй линии обороны Джефф разглядел волков… Если все пойдет так, как надо, то именно они остановят прорыв Дикой своры.
Позади всех оставалась гвардия: уцелевшие мастиффы, амстаффы и стаффордширские терьеры, буль-терьеры, питбули и ротвейлеры. Им всем предстояло вступить в бой в конце. Они окружали развалины какого-то кирпичного одноэтажного сооружения, на крыше которого сидел огромный ротвейлер.
Большая часть собак лежала, некоторые сидели. Лишь дозоры постоянно уходили вперед, к шоссе, сменяя друг друга.
На взгляд Джеффа собачья армия насчитывала не более четырех-пяти тысяч бойцов. А врагов больше. Намного больше. Во много раз! И этот бой станет последним – завтра драться будет уже некому.
Догорел закат. Взошла луна. В ее бледном свете было хорошо видно поле, дальнее шоссе и начинающийся за ним лес. И мир тонул в тишине, и уши глохли… Джефф лег в траву и стал глядеть на звезды…

Скорее почуяв, чем услышав шаги, Джефф обернулся.
– Привет, сержант! Никогда не мог подобраться к тебе незаметно! – улыбнулся ему Фред.
Он был в полицейской форме, только с автоматом.
– Привет! Решил стариной тряхнуть?
– А что? Со мной двадцать человек, все с автоматами, добровольцы. – И, обернувшись, негромко окликнул: – Сюда, ребята!
– Я не «ребята»! – пробурчал из темноты обиженный девичий голос. – Я – «девушки»!
Тут же появилась и хозяйка обиженного голоса.
– О! Кейт! – удивился Джефф. – Ты что тут делаешь, а?
– Да вот! Прогуляться решила перед сном! – жизнерадостно откликнулась девушка.
– С автоматом?
– А я всегда перед сном с автоматом гуляю!
Джефф хмыкнул и поинтересовался у начальника городской полиции:
– Эй, Фред! Ты зачем ее притащил?
– Я ее не тащил! – с чувством объяснил Фред. – Я ее отговорить не смог. Это – разница.
– Угу! – согласился Джефф. – Кейт! Война – не женское дело, а? И опасное! Можешь ведь не дожить до свадьбы…
– Не волнуйся, Джефф! – хмуро успокоила его девушка. – Отменяется моя свадьба.
– Что так?
– Не за кого мне замуж выходить!
– А этот, как его, Филипп?
– А у него машина уж очень быстрая! – с горечью ответила Кейт. И, помолчав секунду, прошептала: – Я не сошла с ума выходить замуж за труса…
Что-то в ее словах было… Что-то такое… особенное… знакомое…
– Кейт! – спросил тихо Джефф. – Ола варир тэ Уш-мин?
Метнула внимательный взгляд, кивнула.
– Йах! Орр ити Уш-мин. – И пояснила: – Наполовину. Мама была из клана Кру-хол… А ты неплохо говоришь! Мирьям научила?
– Отчасти… В основном я сам… Послушай, Кейт! Мы, скорее всего, не доживем до утра! Зачем тебе умирать? Даже традиции Уш-мин не допускают участие в бою женщин!
– Ну, – усмехнулась Кейт, – я здесь не единственная женщина!
И с этими словами она погладила проходившую мимо лабрадоршу. Та остановилась, поглядела на девушку снизу вверх, дружелюбно помахала роскошным пушистым хвостом. И пошла дальше.
– Сколько их ляжет здесь к утру, а?.. – тихо и с горечью спросила Кейт. – Я пришла сюда на три ночи позже, чем должна была. И не простила бы себе потом, если б осталась дома.
– Понимаю… Тогда послушай совета: когда Дикие прорвутся, держись поближе к Своре. А-то автомат  не поможет в ближнем бою.
– У нас дубинки! – возразила девушка.
– У дубинок нет пасти и клыков! – парировал Джефф. – А человеческая реакция очень уступает собачьей. Будь осторожна!
– Постараюсь…
Фред терпеливо дождался окончания разговора и спросил:
– Ну? Где нам встать?
– Ты меня спрашиваешь? – удивился Джефф. – Я вам – не начальник.
– Но ты – сержант, а я только рядовой… Ну же, Джефф!
Джефф огляделся.
– Ладно. Тогда так! Бери своих и займи вон тот холмик. Видишь?..
– Угу.
– Оттуда все поле, как на ладони. И шоссе тоже.
– А ты?
– А я останусь здесь. Встретим их перекрестным огнем…
– Ясно. Пошли, ребята.

Когда Фред со своими разместился на холмике, из третьей линии снялись со своих мест две двадцатки, («Два Когтя!» – почему-то подумалось Джеффу) и, повинуясь приказу вожака, расположились под холмиком. Стаффордширы, амстаффы, ротвейлеры и волкодавы этих двух Когтей залегли.
Они будут спокойно лежать под автоматным огнем, как и подобает самым грозным бойцам собачьего мира. Они будут терпеливо смотреть, как гибнет первая линия обороны в бою с тридцатикратно превосходящим врагом.
И, только когда Дикие прорвутся, когда Люди положат свои ужасные железки и вытащат дубинки, тогда Эскорт встанет. Два пса Эскорта – каждому из Людей. И никаких поединков! Только два шага позволено, только три удара сердца! Чтобы мигом загрызть оглушенного полицейской дубинкой врага и вернуться в строй. Они – Эскорт! Им – беречь Людей. А позади мертвой хваткой будут держать свою закипающую ярость их братья и сестры из третьей линии. Им выпало самое трудное – ждать.
Ждать, пока первая и вторая линии обороны – две Челюсти – перемалывают Дикую свору. Ждать и очень спокойно смотреть. …Чтобы в конце перебить всех оставшихся Диких. Всех! За Город! За Людей! За братьев и сестер, погибших в прошедших боях! За волчат, сожранных Дикими в лесу! Всех перебить, до последнего!!! Чтобы не осталось на свете ни единого пса, забывшего Закон!!!
Они будут спокойно ждать. Спокойно, потому, что знают, что Дикая свора все-таки прорвется! И тогда наступит час третьей линии!
Но до того Диким придется сначала одолеть Эскорт.

Джефф снова улегся на траву. Теперь он не разглядывал звезды. Он слушал. Закрыв глаза, слушал окружающий мир. Далекие птичьи голоса из леса, шорох ветра в траве, дыхание сотен собак, их ворчание, – все эти звуки сливались в музыку. Он слушал…
…До тех пор, пока не почуял тревогу. Вдруг смолкли птицы, замерли, насторожились окружающие его собаки… Джефф встал и пригляделся.
Там, на юге, за шоссе, от востока до запада, сколько хватало взгляда, загорались в лунном свете огоньки глаз! Десятки тысяч глаз. И темная стена Дикой своры выползала из леса. Вот уже передовые псы Диких форсировали шоссе! И залаяли дозоры Городской своры, предупреждая всех!
«Ну вот, Энни! – подумал Джефф. – Пришло время. Не я стою здесь – ты стоишь! Просто мой автомат заменяет твои клыки, девочка!.. Мирьям, родная моя! Не знаю – чем все кончится, но тебе не стыдно будет носить черный платок!»
И он поднял автомат.

Примечание.

Когда я писал этот рассказ, Кнессет начал обсуждение закона об опасных породах собак. Не знаю – чем это кончится, но мне почему-то кажется, что преступный закон будет принят! Что ж? Не впервой людям предавать тех, кто им верит. Это же куда проще, чем признать свою некомпетентность!
Я – человек – говорю сейчас от имени Своры. Но именно потому, что я – Человек, я имею право сказать вам: «Мы были вам верны и будем верны впредь. Мы просто не можем иначе. Вы – Люди – можете! Мы машем вам хвостами и заглядываем в ваши глаза, но не считайте нас малыми щенками: Мы знаем! И мы помним!
Мы знаем то, что вы – Люди – давно забыли.
         То, что мы всасываем с материнским молоком.
                   То, что нам – слепым еще щенкам – говорили наши мамы.
                             То, что и мы первым делом говорим нашим щенкам!
Мы помним то, что не мешает помнить и вам, всемогущие Люди: Предательство впрок не идет!»

Наверх
 
 
IP записан
 
Майк Скотт
Местное божество
*****
Вне Форума


в оффлайне

Сообщений: 726
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #6 - 03.05.2006 :: 20:41:42
 
Вторая вещь - это, по-моему, не "про животных". Это сразу про все - и про зверей, и про людей, и про жизнь. Ассоциативно сразу "Охота на волков" Высоцкого вспомнилась, она ИМХО тоже не "про животных".
Еще один респект автору, и еще одно спасибо.

Третью вещь пока не прочел (очень понемногу могу читать прозу с монитора, глазки слабые), но обязательно прочту.
Наверх
 
 
IP записан
 
Rhsc
Местное божество
*****
Вне Форума


Крысоопасность!

Сообщений: 599
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #7 - 03.05.2006 :: 23:05:29
 
Рассказ про маленькую рыжую собаку.
Очень хороший рассказ, мне понравился. Но по -моему, вот этот кусок " которую не сломили рабство, побои и унижение. О маленькой рыжей собачке, спасшей волчью стаю от гибели. " лишний. Мне кажется, что без него рассказ получается выразительнее.
Наверх
 

Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и в Р'Льехе.
WWW WWW  
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #8 - 03.05.2006 :: 23:28:50
 
Возможно. Но иначе я не могу... Рассказы надо чем-то заканчивать. Чем-то таким... Еще один рассказ повесить? Для сравнения?
Наверх
 
 
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #9 - 04.05.2006 :: 18:00:59
 
для тех, кто случайно знает иврит: не ищите никаких намеков в именах героев... Нет их там. Мы не спрашиваем у своих собак разрешения дать им имя

Легенда Стражи

Эта история началась в незапамятные времена – может, двадцать, может и тридцать лет назад. Наш Город был тогда очень опасным местом: Дикая Свора рыскала на подступах к Городу, а внутри хозяйничала людская Дикая Свора, именуемая теми из людей, кто не отверг свой Закон, бандитами. Грабежи и убийства были в те времена обычным делом, люди боялись вечерами выйти на улицу, и никто не мог быть уверен в своей безопасности.
Вот тогда-то и пришел в наш Город Человек, умевший говорить на собачьем языке. И встретились ему два пса, которых звали Клык и Серый.
«Что происходит?» – спросил их Человек.
«Война! И люди, верные своему Закону, проигрывают ее!» – ответил Ему Серый.
«Какое вам дело?» – спросил Человек.
«Это наше дело! – ответил Клык. – Если проиграют люди, плохо будет и собакам! Мы должны помочь людям!»
«Как?» – спросил Человек.
И так сказал Ему Серый: «У нас и у верных – один и тот же враг! Мы будем драться за людей с нашим общим врагом!»
Избрал тогда Человек Серого Капитаном, а Клыка – Мудрым.
И закипели тогда ожесточенные ночные бои на границах Города и в Городских кварталах. И гибли в них лучшие бойцы, а им на смену приходили другие. Вот в тех-то кровопролитных боях первых лет родилась и встала на лапы Стража городской своры.
Человек же, умевший разговаривать на собачьем языке, стал Мастером Стражи.
Никто из нас не ведает – кто он! Лишь Мудрые имеют счастье зреть Его воочию, слушать Его. Он посвящает Мудрых и назначает Капитанов, и всегда справедлив и верен Его выбор.


Мальчик не понимал, зачем пекинес потащил его сюда, к складам. Можно было пойти в парк или к городскому стадиону, можно было погулять по набережной! Но пекинес почему-то захотел сюда.
Район складов представлял собой несколько десятков огромных ангаров, построенных рядами по восемь. Он примыкал к пивному заводу с одной стороны, к высоченным корпусам компьютерной корпорации «Bankers», с другой. За складами проходила трасса хайвэя. …Здесь было жарко, пыльно. И пусто. Ни одной машины, ни одного человека. И не удивительно: в выходной день склады не работают.
Пекинес потащил мальчика вглубь района складов. Мальчик не спорил – ему было все равно, где выгуливать собаку. Пекинес методично заглядывал в каждый ряд и бежал дальше.
Первый ряд. Второй. Третий. И в четвертом они обнаружили людей. Большой фургон стоял у дверей одного из складов. Несколько рабочих ремонтировали электропроводку, остальные трое чинили дверь.
Пекинес потянул хозяина прочь, но мальчику стало интересно. Он всегда любил смотреть, как работают взрослые. Пекинес отчаянно тянул его, мальчик в ответ укорачивал поводок и, наконец, недовольно спросил: «Чего ты, Джеки?»
Рабочие услышали. Один из них прервал работу и направился к мальчику. И тогда пекинес отчаянно залаял:
– Эй! Все, кто меня слышит! Передайте Страже слово Мудрого! Ограбление в районе Складов! Большая банда! Скорее!
И откуда-то издалека донесся ответный лай:
– Я бегу!.. Я передам!.. Держись…
Мальчик все еще ничего не понимал. «Рабочий» приближался. Пекинес умолк и тихо рычал. Потом раздался негромкий хлопок, и замок склада развалился. Вот тогда до мальчика дошло, что происходит. Он думал, что надо бежать, но было поздно: грабитель был в двух шагах.
И тогда пекинес в отчаянном прыжке вцепился в руку грабителя. Тот вскрикнул и затряс рукой, пытаясь сбросить собаку. Пекинес мотался из стороны в сторону и думал: «Сейчас он вспомнит про вторую свою руку и сбросит меня. …Держаться!.. Хоть пару минут!.. Держаться!..»

Рыжий бежал, словно летел, не чуя под лапами земли. Он не смотрел под лапы, он мотал головой по сторонам и ожесточенно думал: «Да где же этот проклятый патруль? Когда не надо, они тут как тут, и приходится срочно уносить лапы, бросив добычу! Зато сейчас их нет!.. Ну не орать же во всю мочь?» Он орал, пока не осип, потом смолк. Рыжий бежал. Один раз ему показалось, что его услышали: еле знакомая лабрадорша подняла морду и сорвалась с места, едва услышав его крик. Но этого мало. Очень мало. А времени нет! Уходят драгоценные мгновения, а там один единственный пекинес с глупым и маленьким своим хозяином и очень много врагов! Так много, что с ними даже Айриш вольфхаунд  может не управиться, не то, что декоративная собачка!.. Ну, куда сейчас? Направо?.. Налево?.. А! Вон, кажется, кто-то из Стражи!
Рыжий мало кого из Стражи знал, но тот, кого он увидел, был ротвейлером, а все взрослые ротвейлеры Города, все двадцать пять псов и сук этой породы, были стражами. И Рыжий помчался к нему.

Ахмад был доволен. Хозяин очень своевременно вывел его гулять! И, быстро управившись со своими делами, Ахмад наслаждался жизнью. Все было в порядке, встречные собаки вежливо здоровались с ним, прогуливались люди со своими детьми, светило солнце, дул приятный ветерок… Ох ты! Какая девушка, а? Шотландская овчарка!.. Вау, какая у нее шерсть!.. А фигура!..
«Эй, хозяин! Пошли к ней, а? Ну посмотри сам, какая она красивая! И в самой поре, отсюда запах чую!.. И тоже хочет, видишь?.. Ну куда же мы?.. Эх! И ее тащат прочь… Ну и что, что породы разные? Чепуха это все, вами же, люди, и придуманная!.. Ну, ничего! Может быть, завтра ей удастся сбежать от своей хозяйки, я удеру от моего, и уж тогда точно на ней женюсь. Не горюй, рыженькая!.. Все наладится!»
Ротвейлер вздохнул, последний раз поглядел назад, вслед колли, и пошел дальше. Еще несколько минут, и хозяин повернет домой. А пока… Что!? Это еще что такое?
Навстречу ему мчался рыжий бродячий пес.

– Мудрый принял бой! – выдохнул Рыжий, притормозив.
– Спятил? Он же не умеет! – рявкнул Ахмад.
– Он защищает хозяина.
– Где?
– В районе складов, четвертый ряд, пятый в ряду. Там около десятка бандитов.
– Кто еще знает? – мгновенно спросил Ахмад.
– Кажется, Шелег. – Неуверенно ответил Рыжий. – По-моему, она меня слышала. И все.
– Так! Беги туда, – Ахмад указал на пятый квартал. – Там патруль у супермаркета. Передай им. Торопись… Постой! Помоги оторваться!
– Понял! – ответил Рыжий и яростно залаял.
Ротвейлер до предела натянул поводок и тоже залаял. Несколько мгновений два пса отчаянно лаяли друг на друга, потом Рыжий начал обходить ротвейлера справа, тот переместился ему навстречу, обойдя хозяина сзади, и преградил противнику путь. Тогда Рыжий как-то неловко сунулся вперед, подставив ротвейлеру плечо, куда Ахмад и вцепился. Взвизгнув от боли, рыжий бродяга бросился бежать. Ахмад трижды рявкнул ему вслед. И услыхал ответный крик издали:
– Удачи, Капитан! Я приведу помощь!
Ротвейлер расслабился. Расслабился и его хозяин, немолодой уже человек. И по привычке начал хозяин менять руку, в которой держал поводок. Он снял с запястья петлю и…
…И этого мгновения ждал Ахмад. Он вырвал поводок и помчался к складам.  

«Двое! – думал ротвейлер по пути. – Всего двое. Патруль не успеет, точно не успеет. Ах, Мудрый! Ну зачем? Зачем ты пошел сам? Приказать не мог? Вся Стража к твоим услугам! Мог ведь послать патруль… Как же так, Мудрый?.. Как же мы без тебя, без твоих советов, без взгляда твоего?.. Двое! А там не меньше десятка бандитов. Хотя Шелег – это неплохо. …Шелег! Молодая и нахальная девка, но умелый и сильный боец. Она наотрез отказывается признавать, что в собачьем языке есть такие понятия, как «сбежать», «отступить» и «проиграть»! С ней, может, и выстоим…»

Шелег успела первой. И с первого взгляда поняла, что опоздала: Мудрый лежал у стены и не шевелился. Один грабитель баюкал покалеченную руку, другой собирался схватить мальчишку, белого от ужаса.
«Рука! – мысленно оскалилась Шелег. – Это славно!» Она помчалась прямо к мальчишке, расчетливо прыгнула, вцепилась в запястье бандита и пролетела мимо. Услышала за спиной хруст, дикий вопль и грохот упавшего тела. Подавила желание вернуться и добить и атаковала следующего. Того, с покалеченной рукой. Клыками по горлу! Увернуться от льющейся крови и дальше. Следующий!
Острая боль в ребрах! Разворот. И коричневое тело ротвейлера на спине бандита. Хруст ломающихся позвонков.
– По сторонам глядеть не забывай, девчонка! – рявкнул Ахмад и, перекатившись через спину, ушел от удара монтировкой.
– Спасибо! – крикнула Шелег, приканчивая жлоба с монтировкой.
Выстрел. Пуля взбила фонтанчик пыли. Шелег развернулась к стрелявшему. «Далеко! Десять шагов! Не успеть!»  Бандит целился в мальчишку – единственного свидетеля. И Шелег не могла ему помешать.
Зато смог Ахмад. Он рявкнул, привлекая внимание, и помчался на стрелявшего. «Не успеет!» – мелькнуло в голове Шелег и она рванулась туда же, к бандиту.
Выстрел. И еще один. Ахмад ткнулся в пыль и замер. И бандит повернул пистолет на Шелег. Выстрел. Острая боль разорвала внутренности. Но она была в двух шагах и сумела прыгнуть. Выстрел. Новая боль. И глотка врага. Вопль. Поток крови. Бандит уронил пистолет и повалился на землю. И следом упала Шелег. «Шестеро. Их еще шестеро!»
– Беги, мальчик. Да беги же!
Он не понял. Он был в шоке от ужаса. Он остался стоять, прижавшись к стене.
Шелег попыталась встать, но не смогла. Все?.. Похоже… Но краем глаза она увидела мчавшихся навстречу знакомого рыжего бродягу и бойцов патруля из пятого квартала.
– Держись, сестренка! – крикнул Рыжий, очень ловко сбивая с ног одного из бандитов.
– Эй! Ты же не страж… – прохрипела Шелег.
– Фигня! – отмахнулся Рыжий. – Есть когти, клыки и враг. Что еще надо для хорошей драки? Лежи спокойно…
Ситуация резко изменилась: пяти оставшимся бандитам противостояли теперь четверо классных бойцов – трое патрульных и бродяга, имеющий колоссальный опыт беспощадных и жестоких уличных драк.

Рев моторов. Огни на крышах полицейских машин. Резкий запах оружейной смазки. Властные голоса. Бой кончился. Рыжий подошел к ней.
– Как ты? – ткнулся он носом ей в щеку.
– Жива… – с трудом выдавила Шелег.
– Держись, сестренка, – печально сказал Рыжий и лизнул ее в нос. – Мне пора. Тут полиция, а с ней мне встречаться нет охоты. Держись…

– Как в былые времена… – пробурчал немолодой сержант и,  повернувшись к одному из полицейских, спросил: – Ну? Всех упаковали?
– Да, сэр!
– Тогда отправляйте их, Фред. Трупы тоже отошлите. …Эх, как в старые времена… Жаль хороших собак. Дорогая цена: семь бандитов за три собачьих жизни… Займитесь ими, Фред! Надо найти хозяев… Сообщить…
– Да, сэр!
Все закончилось. Арестованных и трупы увезли. Эксперты работали внутри взломанного склада. А полицейские изображали оцепление, совершенно не нужное здесь, где никаких прохожих не было в помине.
– А что было в старые времена? – поинтересовался один из молодых полицейских.
– Ты что, отчетов не читал? – удивился сержант.
– Читал. Только отчеты – всего-навсего бумажки. Вы помните те времена. Расскажите?
– Ну, что ж?.. Паршивые были времена. Полтора десятка банд контролировали весь город. Грабежи, убийства, изнасилования… И раскрываемость – девять процентов.
– Сколько?.. – изумился кто-то. – Всего девять?
– Целых девять! – криво усмехнулся сержант. – Свидетелей никогда не находилось. Жить-то всем хотелось, а у свидетелей семья, дети… Кому ж умирать хочется?.. Даже если до суда доходило, адвокаты всегда отмазывали. Мол, честнейшие граждане вышли пройтись перед сном, а полиция ни за что арестовала… И судьи отпускали…
– Почему?
– По кочану! – отрезал сержант. – Деньги любят все. Даже судьи… Попробуй устоять, если на одной чаше весов пятьдесят тысяч баксов, а на другой – взрывчатка в твоей машине?.. И вдруг началось что-то странное! Мы начали находить трупы бандитов с разорванными глотками и сломанными шеями. И всюду вокруг были следы собачьих лап. Каждое утро мы находили такие трупы! И порой – убитых собак. Около сотни полегло их в те, первые три года… Подпевалы мафии из муниципалитета давили изо всех сил, требуя переловить «бродячих собак, терроризирующих мирных граждан». Наш капитан всегда с энтузиазмом соглашался. Жаль только, – усмехнулся сержант, – что никак нам не попадались собаки. Верите ли, парни? Объезжаешь, бывало, участок, смотришь по сторонам и в упор не видишь ни одной собаки!.. Капитан сказал среди своих однажды, что если от суда эту сволочь адвокаты отмазывают, то пусть попробуют отмазать их от клыков и когтей!.. А потом он раздобыл десятка полтора незарегистрированных пистолетов, раздал надежным парням… И тогда мы стали списывать трупы на криминальные разборки…
– Это же незаконно! – удивленно возразил кто-то из полицейских.
– Да какой в те годы был закон? – зло ответил сержант. – Берешь с поличным грабителя, а суд его выпускает! И в следующий раз ты уже не оформляешь его, а вышибаешь мозги! А что было делать? И так собаки дрались за нас!.. За нас, понимаете? Черт побери, вместо нас!

Вначале Фред направился к пекинесу. Его юного хозяина развлекал врач, ожидая приезда родителей.
Маленькая пушистая собачка лежала у стены, ее пасть была оскалена, на клыках запеклась кровь. «Эх, приятель! – подумал почему-то Фред. – Жил ты, как декоративная собачка, а погиб, как пес. В бою… Жаль. Очень жаль!»
Затем он подошел к остальным двум и наклонился над телом ротвейлера, чтобы посмотреть номер собаки. «Так! Номер 74531А. Ясно. Сейчас пробьем адрес и имя хозяина. И номер лабрадора, то есть, лабрадорши, конечно… 91027U. Сейчас…» И вдруг понял, что лабрадорша жива…

Пожилой человек с ощущаемой до сих пор военной выправкой, чуть не плача, забрал тело ротвейлера. На предложение Фреда помочь отнести тело в машину старик твердо ответил:
– Не надо. Носил я его маленьким щенком. Донесу и сейчас – в последний раз.
Старик положил тело Ахмада на переднее сидение машины и выпрямился, бросая взгляд на место последнего боя своего пса. Потом отвернулся, обошел машину и открыл дверь.
– Подождите! – окликнул его Фред.
Старик обернулся и удивленно взглянул на полицейского.
– Не знаю, поможет это вам или нет, – негромко и медленно заговорил Фред, – но ваш пес погиб в бою. Он спас маленького мальчика. Был бы он солдатом – получил бы медаль. …Собакам не вручают медали, их не хоронят на военном кладбище и не звучит на их похоронах салют. Но если бы вы смогли подарить сержанту фотографию Ахмада!.. У него есть альбом, который сержант заполняет уже три десятка лет. В нем сотни дат, сотни имен и десятки фотографий. Триста восемнадцать собак погибли в городе за тридцать лет при подобных обстоятельствах. Триста восемнадцать собак!.. Сегодня он добавит в альбом еще два имени…

Вот с хозяином лабрадорши, которую звали Шелег, все вышло иначе.
Молодой парень выскочил из нового «Порше», подбежал к своей, забинтованной от головы до хвоста собаке, и даже взвыл от досады.
– Ах ты, зараза! Ну что с ней теперь делать? Я ж тысячу баксов за нее отдал!
– А что? – не понял его Фред. – Собака жива, если хотите, я дам вам адрес отличного ветеринара, который точно ее вылечит…
– Да какое там? – растроенно возразил парень. – Это лечение влетит мне в такие деньги, что дешевле ее усыпить и нового щенка купить. …Ах ты тварь, а!
Фред мысленно сосчитал до десяти и почти спокойно предложил:
– Зачем усыпить? Ты лучше ее продай. Мне продай? Сколько ты заплатил? Тысячу? Чек возьмешь?..
Шелег потрясенно смотрела, как уезжал ее хозяин. Самый лучший, самый любимый из людей уезжал, обменяв ее на какую-то бумажку.
– Лежи, девочка! – ласково сказал ей Фред, проследив ее взгляд. – Забудь о нем: предатели друзьями не бывают.
– Эй, Фред! – окликнул его один из экспертов. – Купил? Ну и правильно. Только ее бы срочно к врачу надо! Глянь сам: вот сюда вошла первая пуля. А сюда вторая…
– Мать твою!.. – ругнулся Фред и нашел взглядом сержанта: – Сэр, вы позволите…
– Давай, – кивнул сержант, не дослушав.

Шелег лежала на переднем сидении рядом с человеком, который ее купил. Этот человек ей нравился. Исходило от него что-то такое… Что-то, начисто смывшее боль от предательства хозяина… Он мог бы стать истинным ее хозяином! Таким, о котором мечтает любой щенок – настоящим другом… И хотя она совсем не понимала его, она верила, что со временем будет знать его достаточно, чтобы угадывать его мысли и желания настолько, что он будет уверен, что она понимает каждое его слово. …Если выживет, разумеется.
Машина мягко ее покачивала и ей было уже совсем не больно…

– Алло, Луи?
– Добрый вечер, Фред.
– Добрый… Луи, я к вам с просьбой: я собаку завел. Не могли бы вы ее посмотреть?
– Сейчас?.. А до завтра не подождет? Все-таки выходной день, а?
– Не подождет, доктор. У нее сквозное ранение в левое легкое и пуля в кишечнике.
Несколько секунд молчания. И собеседник полицейского заговорил совсем иным, быстрым и властным голосом:
– Везите ее в клинику. Я через десять минут буду.

Она скорее почуяла, чем увидела тревожный взгляд человека. Машина заметно прибавила скорость. Где-то снаружи  угадывались отблески мигалок на крыше, доносился сквозь шум в ушах вой сирены… Мысли разбегались, ныряли в глухой мрак, подступающий, как Дикая свора… Шелег мучительно заставляла разум слушаться, собирала мысли в кучу и думала: «Эх, какой ужасный день! Какие потери! Капитан погиб и Мудрый тоже…» Она с раскаянием вспоминала все случаи, когда огрызалась, слыша его упреки… «А Рыжий-то молодец! Неплохо дрался. Совсем без техники, зато упорно и отчаянно. Надо бы дать ему рекомендацию в Стражу, да только не успею, похоже. Может патрульные догадаются?.. Черт! Как не хочется умирать! Я же ни разу еще не рожала… Ну что мне стоило уступить тогда, три месяца назад, Бенни? Очень приличный сенбернар, вежливый и воспитанный!.. Чего я испугалась?.. Были бы у меня сейчас дети, здоровенные, могучие и пятнистые, как отец, умные и красивые, как я…»
Темнело. Она не могла разобрать – в глазах ли ее темнеет или действительно наступил вечер?.. Ей стало холодно… Как-то незаметно умерли все звуки и наступила тишина… И в этой вязкой и слепящей глаза тишине все сильнее, все быстрее таял окружающий мир.

Очнувшись, она обнаружила себя в большой белой комнате, пахнувшей больницей. Глаза от непривычки слепил электрический свет. И неясным шумом звучали откуда-то слова, постепенно превращаясь в людской разговор… По-прежнему не понимала она ни единого слова. Одним из говоривших был новый ее хозяин. Его собеседницу Шелег не знала.

– Да, разумеется. Да не волнуйтесь вы так! Конечно, операция не рядовая! Но Луи – отличный хирург, можете мне поверить. Будет жить ваша красавица. …Знаете что, Фред? Вы идите. Нечего вам тут ждать столько времени. Вы ведь еще не закончили работу?
– Нет, конечно. Но…
– Никаких «но»! Все будет в порядке, я вам обещаю. Идите и спокойно работайте! Когда операция закончится, я вам позвоню…
Фред склонился над Шелег и шепнул ей: «Все будет хорошо, девочка! Я вернусь!»

И опять она не поняла ни единого слова. Она видела, как ее снова бросают, второй уже раз за день. Бросает человек, которому она так поверила!.. Она следила за ним до двери, до последнего надеясь, что он вернется.
Он не вернулся. Тихо затворилась дверь. …Шелег  не хотелось жить.

– Он вернется, – прозвучал над ней голос, и тут же она увидела склонившееся к ней лицо. Лицо очень немолодой женщины. – Он вернется! – повторила женщина. – Он ведь тоже страж – страж людей!..
Ошеломленно слушала Шелег негромкое рычание Мастера Стражи:
– У нас мало времени, Шелег! Сейчас приедет Луи, чтобы тебя лечить… Слушай внимательно: Именем и Волей Творца, осеняющего Мир своим хвостом, я избираю тебя Мудрой. Неси Закон Своре и Страже!.. Второе: передай мое слово Коналу – отныне ему быть Капитаном!.. Передай Совету мою просьбу: пусть найдут возможность заглянуть ко мне до полнолуния, ибо пришла пора мне поговорить с каждым из вас… И последнее: сообщи Совету, что я поддерживаю твою рекомендацию Рыжему в Стражу. Обучи его, девочка!..
– Умираю… – прохрипела Шелег. Она хотела сказать, что опрометчиво давать поручение той, кто тремя лапами из четырех уже в могиле…
– Ты не умрешь! – зарычала женщина. – И запомни раз и навсегда: я никогда не поступаю опрометчиво! Ясно?..
Шелег ничего не успела ответить: раздались быстрые шаги в коридоре, распахнулась дверь и в комнату вошел человек.

– О! Больная рычит? – Весело удивился Луи. – Это славно. Если у нас есть силы ругаться…
Он не договорил. Быстро подойдя к столу, он бросил внимательный взгляд на собаку, погладил ее по голове, почесал за ушами и сказал, взглянув в упор на собеседницу:
– Здравствуйте, Айрин. Я не думаю, что сейчас подходящий момент, однако надеюсь, что после операции вы не откажетесь ответить мне на несколько вопросов?..
– Не откажусь, – улыбнулась женщина.

Рыжий погиб три года спустя. Он был одним из лучших офицеров Стражи.
О последнем бое Шелег и Фреда знает в Городе любой щенок.
Мастер до сих пор жива.
Что? Почему таилась она от нас? Хм!.. Да потому, что она – человек!.. И поэтому она считает, что мы – Стража – не должны ждать, разинув пасть, ее приказов!.. Поймите, молодые стражи: в крови, в душе, в сердце любой собаки заложено чувство, что собаки – слуги людей! Но мы – Стража! Мы не служим людям! Мы – их союзники!.. Мы действуем независимо от них. Мастер не командует Стражей, для этого она назначает Капитана и вручает ему власть. Мастер не учит нас Закону, для этого она посвящает Мудрого. Мастер не власть и не Закон, она представляет Волю Творца, осеняющего Мир своим хвостом. И она нам, конечно, не хозяйка. Мы отказались от службы людям, избрав собственный путь. Этот путь труден, ибо очень близко пролегает от волчьего пути. Этот путь опасен, ибо очень близко пролегает от пути  Дикой Своры, считающей людей своими врагами. И только слово Мудрого помогает нам не свернуть со своего  пути. Вот потому лишь с Мудрым говорит Мастер! Вот потому только Мудрый ее и знал до недавних лет!
Но «времена меняются. Мирные дни не вечны. Ведь Зло уничтожить нельзя, можно только драться с ним и выстоять!» Таково было последнее пророчество Шелег, а они всегда сбывались. Пройдут немногие годы, и кончится мир, и подступит к Городу наш исконный, изначальный Враг. И выйдет Мастер к столбу Совета и зарычит Слово Вожака и соберет городскую свору и поведет ее в бой.
Неисчислима Дикая Свора, которую люди называют Легионами Хаоса! Десять на одного! Таким будет соотношение сил. И все-таки мы выстоим.
Но только два израненных пса вернутся с залитого кровью поля. И встретит их у столба Совета маленький мальчик и зарычит по-собачьи и Именем и Волей Творца, осеняющего Мир своим хвостом, посвятит одного из них Мудрым, а другого – Капитаном. И Стража родится снова.
Мы будем его беречь. Мы будем его защищать. Куда бы ни пошел маленький Мастер – в парк или в школу, на стадион или в поход с друзьями, в колледж или на студенческую вечеринку – всюду его будет сопровождать наш эскорт.
В память о первом, погибшем Мастере. И еще потому, что «мирные дни не вечны». Придет время, и снова вздрогнет земля под лапами Легионов Хаоса. И выйдет молодой Мастер к столбу Совета и зарычит Слово Вожака и соберет городскую Свору и поведет ее в бой. И будут рядом с ним его братья и сестры из могучей Стражи людей. И мы примем бой на поле смерти, навеки пропитанном кровью. И Врага встретят наши когти и клыки, и автоматы в верных и умелых руках. И Враг снова будет повержен.
Так будет, ибо так предсказала Шелег: седьмая Мудрая, девятый Капитан…  моя мама.


Наверх
« Последняя редакция: 05.05.2006 :: 01:48:19 от Н/Д »  
 
IP записан
 
Lemur
Смотритель
*****
Вне Форума


Я люблю этот Форум!

Сообщений: 97
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #10 - 26.05.2006 :: 11:12:40
 
А если Эрельхору сходить вот по этой ссылочке и связаться с господами из журнала "Друг"? Просто что выйдет из этого? Ведь Сетон-Томпсон он какой-то получается. Чтоб что-то и не продать?
ttp://soyuzpisateley.ru/partner.shtml
Наверх
 
 
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #11 - 26.05.2006 :: 16:38:22
 
Он останется!

События, как всем известно, бывают желательными и нежелательными. И если с первыми все ясно, то вторые надо еще оценить! Какие из них, к примеру, можно назвать катастрофой, а какие – неприятностями? Или заурядным житейским делом? От чего это зависит? От масштабов? Да бросьте! Скажите честно, что страшнее лично для вас: землетрясение в каком-нибудь Мозамбике, унесшее тысячу жизней, или потеря бумажника? Особенно, если вы знать не знаете – что такое Мозамбик, и где его искать на карте – в Азии или Австралии, а бумажник, между прочим, ваш собственный? Но даже если с вами не случилось ничего неже-лательного, можете ли вы считать катастрофой события, которые вы даже не заметили?
Скулят четверо щенков, которых бросила их мама. Самая лучшая, самая ласковая в мире мама… Всегда была рядом и вдруг, три дня назад повернулась и убежала!.. Но кому дело до каких-то щенков?
Плачет маленький мальчик, которого укусил любимый пудель. Мальчик так его любил, так заботился о нем! Ну почему он укусил, почему рычит?.. Но кому дело до горя маленького мальчика?
Короче говоря, было ли это катастрофой или неприятностью, в масштабах всего мира или в одной об-ласти, но случилось так, что все собаки в единый миг забыли Закон Псов!
И никто из людей ничего на первых порах не заметил. Только закоренелые собачники обратили внима-ние на странное поведение своих собак, но и им понадобилось бы некоторое время, чтобы все понять. Но, к счастью, нашелся пес, не давший им этого времени. Он, единственный, сумел сохранить Закон в своей ду-ше, поскольку бывают такие воспоминания, которые можно вытравить только вместе с самой жизнью!

Звали его – Берк.
Когда-то у него был дом и Хозяин, умный и справедливый, красивая и добрая жена Хозяина и малень-кая и вредная дочка Хозяина. Берк был в те годы молод и счастлив, ибо было у него все, о чем только может мечтать собака.
И все кончилось в тот миг, когда путь им с Хозяином преградили враги. Их было много – больше, чем было у Берка лап, больше, чем когтей. Намного больше. Хозяин тогда снял поводок и забросил его подаль-ше, подобрал с земли палку. Погладил Берка по спине. И Берк понял, что предстоит бой насмерть.
Он дрался. Он впервые в жизни убивал. Он защищал спину Хозяина. Потом врагам удалось их раста-щить. Берк дрался в окружении и ему нечасто удавалось бросить взгляд на Хозяина. Тот еще держался.
Берк убивал.
Потом – рев моторов, огоньки на крышах машин, резкий запах оружия и повелительные голоса. Бой кончился. Берк, с трудом оторвавшись от очередного врага, побрел туда, где в последний раз видел Хозяина. Идти было почему-то очень трудно, лапы слушались плохо, глаза заливала кровь… Он шел, почти не видя…
И, дойдя, понял, что случилась беда.
И потом – новая машина, с другими огоньками на крыше, и люди в белом, забравшие Хозяина и Берка, и вой сирены, и машина, мчавшаяся по городу…
Целую неделю Берк сидел у двери приемного покоя больницы, куда увезли Хозяина. Порой оттуда вы-ходили люди, выносили ему миску с едой. Он ел, скрепя сердце. Берк знал, что не должен брать еду у чу-жих, но есть хотелось, а уйти на поиски еды он не мог. Он ждал, когда выйдет Хозяин. Тогда Берк подойдет к нему, помашет хвостом и как всегда заглянет в глаза!..
Хозяин не выходил. Зато каждый день выходил человек в белом, разводил руками и говорил что-то утешающее. И опять исчезал за синей дверью больницы.
На восьмой день он вышел, поглядел на Берка… И по его глазам Берк понял – Хозяина больше нет.
Что было потом? Потом он бежал за черной машиной от больницы до кладбища, и сидел в сторонке, пережидая, пока все уйдут, и выл на могиле… И вернулся домой. Каким же было его потрясение, когда он услышал от жены Хозяина холодное: «Пошел вон!»
Берк не поверил. Он попытался проскользнуть мимо нее в квартиру, где все пахло Хозяином и им – Берком. И еле увернулся от пинка. Дверь захлопнулась. Берк позвал раз, и еще раз. И услышал из-за двери отчаянный крик дочери Хозяина: «Ну мама! Пусти его! Он же папин!!!» Берк посидел, подождал. Дверь не открылась.
Берк ушел. Он стал жить на улице рядом с домом. Он встречал жену Хозяина, кидался к ней и… наты-кался на холодно-ненавидящий взгляд. И снова уходил. Порою он видел дочь Хозяина. Она обнимала его за шею, гладила его и плакала… Берк все это не любил, но терпел. Особенно тогда, при редких и коротких встречах с нею. Тогда ему тоже хотелось заплакать.
Потом Берк смотрел, как выносят из дома и грузят в машину знакомые с детства вещи, как почти что силой заталкивает дочь в такси жена Хозяина. Берк мчался за уезжавшим такси. Мчался так, как никогда в жизни, так, что сердце выскакивало из груди и рвалось наружу через открытую пасть!.. Берк мчался, пока вдруг не погас окружающий мир и не наступила темнота…
Дальше он ничего не помнил… Только отчаянный взгляд девятилетней девочки в стекле машины…
Когда Берк очнулся, он решил, что найдет Ее. Обязательно найдет и будет служить Ей так, как никогда не служил своему хозяину ни один пес. Он будет Ее защищать, он будет за Нее драться и никому не даст Ее в обиду! И даже не оттого, что Она так похожа на его Хозяина. Просто потому, что Она, как и Ее отец, не умеет предавать.

Шли годы. Он искал. Он обшаривал город за городом, деревню за деревней. Он бродил по лесным тро-пам, встречался с волками, говорил с ними, порою дрался. Он заслужил настороженное уважение Стаи и твердую репутацию опасного и могучего бойца, с которым без причины лучше не связываться.
Берк неделями жил в лесу, но вновь звала его дорога и вновь он уходил в города. Шли годы. Берк искал.
Однажды он выводил из окружения совсем молодую щенную волчицу с восемью волчатами. Отовсюду раздавался грохот охотничьих трещоток, лай собак. Волчата жались к матери, а в ее глазах стыло отчаянье. И тогда перед ними появился Берк.
– Идем! – выдохнул он.
– Куда? – огрызнулась волчица.
– Отсюда! – веско ответил Берк.
Позже они оба так и не поняли, с чего бы она поверила псу? От безвыходности?
Они вынесли первую пару детей из кольца, спрятали и вернулись за следующей парой.
Когда все закончилось, и измученные дети уснули, волчица спросила его:
– Почему ты нас спас?
– Как почему? – удивился Берк. – У тебя дети! Вас нельзя трогать и необходимо спасать! Тебя защища-ет Закон.
– Волчий! – напомнила волчица. – Ты же не волк!
– Не только волчий. Закон псов тоже.
– Да? Интересно…
Теперь, когда опасность миновала, Берк смог ее рассмотреть толком.
Она оказалась совсем еще девочкой, не более полутора лет отроду, серой, с белым пятнышком на лбу, за что Берк и назвал ее Белолобой. Волчица не возражала.
– Бежим?
– Куда? – не понял Берк.
– Куда-нибудь, – беззаботно ответила волчица и помчалась, не разбирая дороги.
Берк удивился и побежал следом.
Прекрасная получилась ночь. Волчица носилась вокруг Берка, прыгала, как щенок, толкалась и визжала от восторга. Она так переволновалась сегодня днем, что сейчас, когда все закончилось, сама походила на щенка от счастья.
Берк прожил с ней около полугода, обыскивая между делом окрестные деревни. Потом его снова потя-нуло в путь и он скрепя сердце попрощался с волчицей. Он ее любил. Он пообещал помнить ее, но не забыл бы и без обещаний – от нее он услышал знаменитый Волчий Закон.
И начинался он – этот древнейший Закон, дарованный в изначальные времена Первопредку, общему для псов и волков, самим Творцом, Осеняющим Мир Своим Хвостом, – точно так же, как и Закон Псов: «Честь дороже жизни. Долг  дороже чести!»

Шли годы. Берк начал забывать, как выглядит, как пахнет его маленькая Хозяйка. Он искал. Он верил, что при встрече обязательно Ее узнает, а Она узнает Берка. Она не может его не узнать…
А пока надо было жить.

Однажды из мясного магазина вынесли на свалку два огромных короба костей. На умопомрачительный запах мяса сбежались все окрестные собаки и началась грандиозная драка, в которой, разумеется, принял активнейшее участие и Берк. Выбравшись из свалки с разорванным ухом и большой, с немалыми остатками мяса, сахарной костью в зубах, он поспешил убраться в сторонку, чтобы поесть.
Вот тогда он, оглядевшись в последний раз перед едой, и увидел голодный взгляд щенной суки, из-за спины которой выглядывали пятеро двухнедельных щенков. Сука не сводила глаз с кости, но даже не попы-талась напасть, понимая призрачность своих шансов.
Берк поглядел на кость. Есть хотелось. Перевел взгляд на суку и ее детей. Снова поглядел на кость. Вздохнул. Взял кость, положил ее перед сукой и отошел в сторону.

– Почему? – спросила его сука, доев.
– У тебя дети, – хмуро буркнул Берк.
– Ну и что? – не поняла его сука.
– Как что? – в свою очередь не понял Берк. – Закон же!..
– Какой еще Закон?
– Закон Псов, разумеется.
– Закон Псов? – переспросила сука. – Никогда не слышала. А ты, случаем, не врешь?
– Нет.
– И что говорит этот твой Закон?
– Это не мой, это наш Закон.
– Да ладно тебе! Не придирайся к словам. Так что он говорит?
– Да он много чего говорит… Вот скажи мне… Э! Как тебя звать-то?
– Адель.
– Красивое имя, – улыбнулся Берк. – А меня зовут – Берк. Ну скажи мне, Адель: что ты станешь делать, если кто-нибудь будет угрожать твоим детям?
– Это смотря кто! – не задумываясь, ответила сука. – Если он сильнее – убегу. Если слабее – задам трепку, чтоб не лез. – И, увидев что-то в глазах Берка, с тревогой спросила: – А что? Не так?
– Нет. Не так.
– А как?
– Подумай!
– Да не знаю я! – взорвалась Адель, и ее дети испуганно попятились от матери. – Не помню. …Слушай, как странно! – перебила она себя. – Такое чувство, словно я в самом деле забыла… Пустота какая-то… Так что? Расскажешь?
– Да это надолго… – попытался уклониться Берк.
– А я не спешу…
Берк вздохнул и начал рассказывать.

Умолк он, когда стемнело. Вокруг него сидели добрых два десятка собак и внимательно его слушали.
– Расскажи еще! – попросили его сразу несколько голосов из темноты.
– Не, ребята. Я жрать хочу.
– А завтра придешь? – с надеждой спросил его немолодой ризеншнауцер.
– Приду, – пообещал Берк.
Когда на следующий день Берк бежал к свалке, он был уверен, что никто не придет. Он бежал только потому, что пообещал, и для него явилось сюрпризом, что все вчерашние его слушатели пришли. И Берк заговорил снова.
Дни шли за днями. На свалку приходили все новые собаки, чтобы послушать про Закон, никому не из-вестный, но очень интересный и почему-то кажущийся важным. Все они звали Берка Учителем, а он с неко-торым удивлением понял, что считает их своими учениками. Берк рассказывал про Закон, обогащая его по-ложениями Волчьего Закона, услышанного некогда от Белолобой, а также своим собственным опытом.

Однажды случилось Берку говорить с псом из Дикой Своры. Он всегда ненавидел Диких, отвергших Закон добровольно, но сейчас, когда Закон пропал, Берк решил, что теперь все собаки оказались в одном положении, и если возможно возродить Закон в душах его учеников, то стоит постараться сделать это и для Дикой Своры, чтобы навсегда положить конец кровопролитным боям городских свор с Дикими.
Разговор начался вполне миролюбиво, однако закончился он дракой после того, как Дикий оскорбил память Хозяина Берка. Берк победил, и Дикий сбежал, пообещав еще вернуться. И вернулся через два дня с парой приятелей. Берк снова победил. Тогда ученики его, узнав обо всем, предложили ему охрану. Берк от-казался.
Четырежды еще Дикие преграждали ему путь. С каждым разом их было все больше. В первый раз Берк отбился сам, еще два раза успевали ученики. На четвертый раз они совсем чуть-чуть не успели.
«Учитель в беде! Учитель в беде!» – разнесся над городом тревожный лай. И срывались с места собаки, даже те, кто ни разу не слушал речей Берка, и мчались к северной окраине, к развалинам старой водокачки. Со всех сторон спешила свора к развалинам, где сейчас насмерть дрался с пятью десятками Диких Учитель. Один.
Никто из Диких не ушел! Тридцать девять их было разорвано в клочья, но для Учителя оказалось позд-но. Он лежал на куче трупов и с трудом заставил себя встать, почуяв приближающихся учеников.
– Как ты, Учитель? – робко спросил его первый из учеников – ротвейлер Арго.
– Жив… – прохрипел Берк. – Я пойду… вон в тот лес… Там травки… Надо лечиться…
– Мы с тобой! – вскочили все…
– Нет! – твердо ответил Берк. – Я должен идти один. …Вы поймете… потом…
Он очень надеялся, что они поймут когда-нибудь. Он не мог, не имел права умереть на их глазах, ибо тогда Закон, с таким трудом возрожденный в их душах, умрет снова…
«Только бы не упасть… Только бы не упасть…» – билась в голове мысль. Он шел, не разбирая дороги, ничего не чуя, ничего не видя перед собой. Глаза заливала кровь. «Дойти!.. Дойти!..» Он шел.
Он шел. Спотыкаясь, падая, поднимаясь снова. Шел. Темнело. Стало холодно и очень тихо. И лютая боль, терзавшая его, прошла. Он шел в кромешном, непроглядном мраке, не чуя под лапами опоры…
Свора не посмела ослушаться. Они стояли и глядели, как, шатаясь и спотыкаясь на каждом шагу, ухо-дит в свой последний путь их Учитель, как исчезает он в пригородном лесу…

– Он так и не сказал, что надо делать, если угрожают детям… – вспомнил почему-то старик-ризеншнауцер.
– Ничего, – задумчиво отозвалась Адель. – Кажется, я знаю ответ.
– И что? – заинтересовались несколько сук.
Адель жестко оскалилась и ответила:
– Я убью любого, кто посмеет плохо посмотреть на моих детей! Мне чихать, силен мой враг или нет, один он или их много! Я буду драться насмерть со всеми. И никто… Слышите? Никто не тронет моих детей, пока я жива. Я – мать!.. И потому я буду защищать любых детей, своих или чужих, наших или волчьих! Лю-бых! Потому, что я так хочу! И потому, что так гласит Закон!
– Так гласит Закон! – отозвалась свора.

А для Берка неожиданно взошла луна, такая круглая, светлая, яркая, какая бывает только в детстве. И под его лапы легла лунная дорожка. И Берк пошел по этой мягкой и ровной дорожке прямо к луне… И лас-ковый ветер ворошил его шерсть, трепал уши… «Здравствуй, Берк, Возродивший Закон! – шептал ветер. – Добро пожаловать в стаю Творца, Осеняющего Мир Своим Хвостом! Братья и сестры ждут тебя…»

Берк нисколько не удивился, увидев впереди чей-то силуэт, неподвижно сидевший на дороге. Его встречают, понял он. Он не мог, никак не мог разглядеть деталей. И все-таки ему показалось… Нет, просто показалось!.. Белое пятнышко на лбу…
– Здравствуй!.. – прошептала Белолобая.
У Берка перехватило дыхание.
– Я просила Творца позволить мне встретить тебя, – продолжила волчица, – и Он разрешил…
Берк, наклонив голову набок, внимательно поглядел на нее, в ее глаза. Он помнил ее, помнил каждый волосок ее шерсти, помнил ее запах…
Только вот теперь она пахла как-то иначе…
– Когда? – хрипло спросил Берк.
– Прошлым летом, – поняла его Белолобая. – Была облава, и они окружили весь лес. Мы почти прорва-лись, но гончие взяли след… А у нас тридцать шесть щенков в зубах… И ради детей мы не могли, не имели права принять бой. – Волчица помолчала. Берк ждал продолжения, догадываясь уже обо всем. – И тогда во-жак взял шестерых бойцов, чтобы задержать врага, и приказал остальным уходить. …Мы завалили девятна-дцать гончих, сами все легли, но стая ушла. И дети все выжили, – с ноткой гордости в голосе сказала Бело-лобая и, сделав паузу, очень тихо добавила: – В том бою погибли два твоих сына. Наших с тобой сына…
– У нас были дети?
– Да. Семеро. Пять мальчиков, две девочки… Ты не знал?.. Я послала весть с волчьим эхом, – с каждым ее словом голос ее слабел и все сильнее в нем звучала растерянность и невыносимое чувство вины. – Навер-ное, ты не слышал… – почти беззвучно закончила она, сжавшись, опустив голову и снизу вверх глядя на Берка.
– Не кори себя, родная, – мягко сказал Берк. – ты ни в чем не виновата…
– Виновата! – с неожиданной силой ответила волчица. – Ты не узнал о своих детях, не учил их! А я ви-дела гибель моих сыновей и не смогла их спасти!.. Я виновата… Может, по вашему закону и не так, но по нашему…
– Тоже не так, – улыбнувшись, оборвал ее Берк. – Они были взрослыми волками, верно?.. И сильными, опытными бойцами, иначе вожак их не выбрал бы!.. Они не нуждались в твоей защите, родная. Пойми: плох волк, прячущийся всю жизнь за материнским хвостом… Плох и не достоин быть волком…
– Они тоже говорят, что я не виновата, – призналась Белолобая. – Да я все это и сама знаю… Но сердце не хочет слушать…
Берк замер.
– Они здесь? – медленно спросил он.
– Да, в стае Творца. Двое. Остальные еще живы… Пойдем, Берк. Стая ждет. Дети ждут. И Творец хочет тебя обнюхать… А знаешь? Они очень похожи на тебя, особенно девочки. А у мальчишек совершенно твои голоса!.. Я порой даже путала… Сердце из груди выскакивало… Думала, что ты…
Волчица умолкла. Берк подошел к ней, понюхал, снова удивился новому ее запаху и лизнул в морду.
– Прости. Я был должен…
– Я знаю, любимый, – прервала его волчица, слабо улыбнувшись. – Тебя звал долг, а он дороже жизни и у нас, и у вас. А у тебя – тем более! За то и любила тебя всегда. Пойдем… Познакомишься с мальчиками… Кстати, совсем забыла сказать: твои дети хранят в душе оба Закона вместе – и Волчий, и Закон Псов!

Он так и не нашел свою маленькую хозяйку. Просто не успел.
Но может быть, милостью Творца, Осеняющего Мир Своим Хвостом, узнал он, что именно в этот день она вернулась с прогулки с лохматым, большелапым щенком под курткой. Щенок притих, положив голову на ее плечо, ему было хорошо, тепло и уютно, как когда-то давно, под боком у мамы, когда она еще была жива… Он почти не помнил тех дней в раннем детстве…
Мама лежит на земле и вокруг нее растекается что-то красное, резко пахнущее… «Беги, сынок! Брось меня и беги! Я приказываю тебе! Я умоляю, беги!»
Сейчас щенку было хорошо. Ему было тепло и у него была своя собственная Хозяйка, большая, сильная и заботливая! Щенок изо всех сил гнал от себя мысль, что счастье никогда не бывает долгим, что скоро оно проходит… Так говорил щенку опыт.
Из кухни выглянула мама и, увидев дочь, нахмурилась.
– Опять какую-то живность приволокла! Чтобы грязь разводить и мебель портить? – недовольно и громко заговорила она.
Щенок сжался. Эта, вторая, была больше, старше и сильнее его Хозяйки. Хозяйка ничего, ничего, ниче-го не сможет сделать…
Вот и закончилось короткое его счастье! Сейчас он снова окажется на улице, где так сыро, холодно и страшно… Щенок изо всех сил прижался к теплому плечу, стараясь получше запомнить это ощущение… Чтобы потом вспоминать… Ах, если бы он был большим, взрослым и сильным! Он бы стоял сейчас перед своей Хозяйкой, расставив передние лапы в боевой стойке и оскалив пасть. Он бы показал этой, – Второй, врагу, – все свои клыки!.. Он бы защитил и себя, и свою Хозяйку…
– А ну, неси эту тварь откуда взяла. Чтоб духу…– продолжила мама и осеклась, напоровшись на хо-лодный, желтый, волчий взгляд дочери.
И отдаленным собачьим рычанием раскатились по квартире слова шестнадцатилетней девушки: «Это – мой друг. Он останется!»
Наверх
« Последняя редакция: 09.06.2006 :: 22:35:43 от Н/Д »  
 
IP записан
 
Тэсса Найри
Админ
*****
Вне Форума



Сообщений: 1293
Пол: female
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #12 - 08.06.2006 :: 16:14:43
 
Потрясающие рассказы. Спасибо.
Наверх
 

"Ешь мясо! Или живность зря сгубили?"(с) Ольга Арефьева
WWW WWW  
IP записан
 
Рина
Админ
*****
Вне Форума



Сообщений: 137
Пол: female
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #13 - 08.06.2006 :: 18:54:11
 
Эрелхор, спасибо. Рассказы великолепны.
Наверх
 
 
IP записан
 
Майк Скотт
Местное божество
*****
Вне Форума


в оффлайне

Сообщений: 726
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #14 - 08.06.2006 :: 19:17:46
 
"Он останется" - замечательно. Спасибо. Очень... совершенно да.

Корректурные мелкости позволю себе без спроса кинуть в приват, уж больно неконцептуальные оне. За исключением одной: переносы, забывшие свое место в тексте, читать таки мешают Улыбка
Наверх
 
 
IP записан
 
Тэсса Найри
Админ
*****
Вне Форума



Сообщений: 1293
Пол: female
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #15 - 08.06.2006 :: 19:50:16
 
Эрелхор, если Вы согласитесь, я была бы рада опубликовать эти рассказы в Библиотеке "Венца".
Наверх
 

"Ешь мясо! Или живность зря сгубили?"(с) Ольга Арефьева
WWW WWW  
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #16 - 10.06.2006 :: 03:22:45
 
Захвалили... Мания величия у меня уже есть, а слов пока нет.  Улыбка
Буду рад видеть свои рассказы в библиотеке "Венца". Рад, что они понравились.
Наверх
 
 
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


"Ведьма"
Ответ #17 - 10.06.2006 :: 19:57:25
 
Ведьма


1.


– Мне пора…
– Я знаю…
– Послушай! Мне действительно пора! Через полтора часа зайдет солнце, а нам еще до намеченного поля добираться…
– Иди… Да я же не спорю, мой король! Я понимаю тебя: не можешь же ты остаться дома, когда твоя армия будет сражаться с врагом!.. Я буду ждать тебя… А хочешь, я зажгу свечу, чтобы тебе не было так темно ночной порою?
– Хочу…
Не в первый раз Рагнар – король Скарвегена – уходил в поход. Не в первый раз провожала его королева Викки. Но в первый раз после рождения маленького сына! И Викки волновалась.
Это ее волнение нагоняло на Рагнара ужас, и он, никогда не боявшийся вступать в бой с многократно превосходящим противником и всегда побеждавший, не стеснялся признаться себе в своем страхе – если уж Викки волнуется, значит что-то очень худо…
У маленькой королевы была скверная репутация. Слишком многие считали ее ведьмой, слишком многие обвиняли ее в убийстве прежней невесты Рагнара, а также в том, что она неведомым черным чародейством околдовала молодого короля. Слишком многие во все это верили.
Слишком многие, но не все! Остальные очень любили Викки, и отказывались даже внимать сплетням.
Не верил и Рагнар. Он слишком хорошо знал, что не было у несчастной Тейны более близкой подруги, чем Викки. С детства защищала Тейна маленькую свою подружку от вредных мальчишек и кусачих собак…

Рагнар знал обеих лет с семи. Им было только по четыре года, но это не мешало. Родители не очень тщательно следили за воспитанием принца, никогда не запрещая ему играть с городскими детьми. Отец считал, что будущий король должен хорошо знать жизнь своего народа. И, что важнее, иметь в будущем нескольких абсолютно верных людей, которых знаешь сызмальства. И Рагнар носился по улицам с приятелями, мало чем отличаясь от них поведением и одеждой, крал вместе со всеми яблоки, купался в речке, что текла близ городской стены… Они играли, и не важно было тогда – наследник ли ты престола, дочь ли сапожника…
Все переменилось через несколько лет…
Тейна вдруг начала краснеть, как маков цвет, встречая Рагнара. А Рагнар стал изобретать причины заглянуть в дом сапожника Сверре, хотя еще недавно забегал туда чуть ли не по пять раз в день… Кончалось детство. Начиналась юность…
Через год Рагнар набрался храбрости и сделал Тейне предложение.
Неизвестно, кто был более счастлив – Тейна или Викки. Они начали секретничать, сочиняя платье для невесты, подолгу уединялись в бане, откуда Тейна выходила куда красивее, чем входила за два часа до того. Викки изобретала для подруги чудодейственные притирания, мази и прочие средства, вызывавшие лютую зависть чуть ли не всех девушек столицы. А сама Викки стала вызывать столь же лютую ненависть ровесниц, поскольку наотрез отказалась поделиться не только секретами, но и самими средствами… Тогда-то впервые кто-то и назвал ее ведьмой.
Впрочем, Викки не обиделась. Она только посмеялась, нагнав этим страху на всех присутствующих. Ибо действительно была ведьмой.

Съезжались гости на свадебный пир. Сбивались с ног слуги, стараясь придать дворцу и столице приличествующий им блеск. Спешили послы соседних государств с богатыми дарами наследнику Скарвегенского престола и новобрачной. Королева Ивена, мама Рагнара, подарила Тейне фамильное жемчужное ожерелье, украшавшее десять поколений Скарвегенских королев.
Рагнара по обычаю услали за две недели до свадьбы в поездку по стране, чтобы он показался своим будущим подданным, и, кроме того, как следует быть соскучился по невесте.
Мог ли тогда Рагнар представить, чем закончится эта поездка?

Вернувшись, принц направился не домой и даже не к Сверре, а прямо к Викки, рассудив, что Тейна не захочет перед свадьбой расстаться с лучшей своей подругой и советчицей!
Услышав стук копыт, Викки выскочила из дома, как собака, которую  целый день держали взаперти.
На девушке не было лица.
– Не входи, Рагнар – болеет она!
– Как? Чем? – изумился принц.
– А я почем знаю? – устало выдохнула Викки. – Четвертый день уже болеет.
– А целители что говорят?
– Какие там целители? – озлилась неожиданно Викки. – Один твердит о горячих ваннах, да кровь пустить… Другой советует ванны холодные, а кровь не пускать ни за что!.. Третий травы целебные советует, в которых сам – ни уха ни рыла!.. Выгнала я их всех, Рагнар. Сама лечу…
– И как?.. – с тревогой поинтересовался он.
– Хреново… – призналась Викки.
– Почему? – машинально спросил Рагнар, но девушка, поняв видимо, что не ждет принц ответа, отвечать и не стала, а вместо того предложила:
– Знаешь что? Войди к ней. Только вот платком рот и нос замотай. Да не трогай там ничего. И ее не трогай…
И протянула ему платок.
С недоумением поглядел Рагнар на платок, но спорить не стал – не до того было.

Тейна его не узнала. Она бредила, пыталась сбросить одеяло и встать, однако Викки уложила ее вновь, сунула под нос курильницу с каким-то дымом, и больная мигом утихла, а вскоре и уснула.
С болью глядел Рагнар на свою любимую, с трудом узнавая ее. Тейна похудела, на ее лице цвел нездоровый румянец, воспаленные запавшие глаза шарили по горнице, ничего не видя.
Сильно пахло травами, в том числе и ядовитыми, но даже травяные ароматы перебивал сильный запах плесени. В печке стоял котел, в который Викки порой кидала горсточки каких-то порошков, пучки трав, тщательно помешивала это дурно пахнущее варево.
– Поглядел? – хмуро бросила она Рагнару. – Тогда ступай. Нельзя тебе тут… Опасно!
– А тебе?
– Мне-то можно! – зло хмыкнула девушка. – Мне все можно: ведьма я!

Не то, чтобы Рагнар не поверил Викки, но с целителем дворцовым все же переговорил.
В тот же день целитель направился к Викки – навестить больную. О чем они там говорили, да и говорили ли – неведомо. Только вышел целитель из дома задумчивым, а вернувшись во дворец, так ответил Рагнару:
– Верь ей, Рагнар. Знает она – что делает. И все делает правильно.
– А не повредят девочке ее снадобья? – озабоченно спросила королева.
– Нет! – покачал головой целитель. – Мерзкие ее снадобья, зато полезные! И плесень эта тоже. Не ведаю уж, зачем плесень ей понадобилась, но чую – надо…
– Да ведьма же она! – встрял Сверре, бывший тогда во дворце.
– Ну и что? – сорвался вдруг целитель. – Пусть и ведьма! Но если она не спасет твою дочь – никто ее не спасет. Не лечится эта хворь… У Викки талант! Сильный талант! Если сможет она что-то сделать, то пусть ее боги благословят! У меня и у нее сейчас один враг!
– Какой? – не понял Сверре.
– Смерть! – отрезал целитель.

Через три дня Викки с помощью Рагнара перенесла подругу в баню и заперлась там, приказав носить дрова и воду постоянно.
Неделю топилась баня. Неделю горел разноцветный огонь внутри, мелькали какие-то тени, доносился сорванный голос Викки, что-то певшей, кричавшей…
Потом вышла она, черная вся от горя и усталости, обвела всех воспаленным взглядом… И понял Рагнар, что не будет свадьбы. Не будет… Будут похороны…
Викки подошла к принцу, заглянула в глаза и прошептала:
– Прости…
Притянул ее к себе Рагнар, обнял, почувствовал, как напряглось тело ее, потом обмякло… Гладил принц ее волосы, не находя слов… А, может, и не нужны были слова.
Только потом отстранилась Викки, метнула взгляд куда-то в небо, прошептала тихо и яростно:
– Запомню! Не прощу!

Похоронив невесту, Рагнар с головой ушел в государственные дела. Он вникал в налоговую систему и в потребности армии, в судебные тяжбы, в расходы на писцов, школы, лечебницы, которые за три года до того повелел построить в каждом городе Скарвегена государь Торир – отец Рагнара.
Рагнар спешил, словно прямо завтра ему предстояло взойти на трон предков. Как знал…
Осенью следующего года погиб в бою с кочевниками Эргэн-орды Торир.

Все это время Викки старалась не попадаться Рагнару на глаза. Принц, то и дело, порывался к ней зайти, но так и не набрался духа: слишком больно было ему вспоминать… Слишком больно. А ей, как предполагал Рагнар, было бы еще больнее… Тогда, после похорон, донесли ему, что Викки заперлась в бане и не пускает никого, не ест, не пьет уже пять дней! Хотел, было, Рагнар пойти к ней, но целитель отговорил.
– Оставь ты ее, парень! Дай ей в себя прийти…
– Да я ж помочь хочу! Разве не ведомо тебе, что ее во всем винят? Потому, поди, и заперлась…
– Не потому! – угрюмо отрезал целитель.
И, помешкав немного, объяснил:
– Когда умирает больной, а ты не смог его спасти – жить не хочется. И сидишь тогда один, чтоб не видеть никого, – пьешь горькую. И назавтра в себя приходишь. Так всегда было, так будет, ибо тяжек груз вины за несбереженную жизнь. А если ты не чувствуешь вины – не целитель ты, и нельзя тебе более лечить!.. А эта девочка… Она же не просто человека не сумела спасти – лучшую свою подругу! Представляешь себе, как тяжек груз вины на ее душе? Ну что ты ей скажешь, Рагнар?.. Какие слова найдешь?.. Поверь мне – нет таких слов.

Говорят, что время лечит! Убедился еще раз тогда Рагнар, что дураки такое говорят. Или счастливцы, которым лечить покамест нечего. Не лечит ничего время, ни за год, ни за два. Просто свыкаешься с болью и порой даже удается тебе ее не замечать…
Немногое запомнил Рагнар из тех дней, что прошли после гибели отца. Только нескончаемый поток людей, соболезнования… Ему жали руку и что-то говорили, а он думал только об одном: когда же это кончится?.. Только черное от горя лицо мамы, взявшей тогда в свои руки управление страной… Ивена спокойно и уверенно разбирала тяжбы и решала хозяйственные дела, снимала и назначала чиновников, готовила коронацию сына, рассылала отряды на границы страны, дабы не поселились в головах соседних правителей безрассудные мысли о слабости Скарвегена. Лишь Рагнар видел, чего стоило маме это спокойствие… Она умерла через полгода… От тоски.
Немногое запомнил Рагнар из тех дней. Только зеркала, завешенные черной тканью… Черные флаги на шпилях башен… Только Викки!..
Она пришла на третий день. Всю прошедшую ночь шел снег, вычищая осеннюю грязь, превращая окружающий мир в волшебную сказку. Девушка куталась в шерстяную шаль.
– Мне жаль, Рагнар! – тихо сказала она и повернулась, чтобы уйти.
– Погоди! – окликнул ее Рагнар.
Девушка остановилась.
Не раз и не два прежде представлял себе Рагнар эту встречу, пытался придумать слова… Не выходило. А теперь он заговорил, не думая:
– Ты можешь прятаться от меня, Викки. Я могу прятаться от тебя. Но как спрятаться от памяти своей?.. Ничего же не прошло, да?
Викки, не оборачиваясь, кивнула.
– Когда умерла Тейна, с нею ушла половина моей души. И половина твоей… Знаешь? Нельзя жить с половиной души. Мы можем помочь друг другу: дай мне оставшуюся половину, я подарю тебе свою!
Повернулась резко, потрясенно спросила:
– Ты хочешь жениться на ведьме?
Ответил без улыбки:
– Хочу. Если ведьма согласна.
– А как же?..
Викки осеклась, однако Рагнар понял. И очень тихо ответил:
– Это не будет предательством. Мы оба ее знаем: она была бы рада… И мы будем ее помнить…
Вот так Викки Стейндоттир стала королевой Скарвегена.
Скарвеген буквально обмер. Как? Молодой король? На ведьме? А мы? Что же нам-то делать? Она же… Рагнар заперся во дворце, чтобы не слышать разговоры. Но отголоски все равно доходили и во дворец. Похоже было, что весь Скарвеген – города, деревни, горные хутора – все только и говорят на тему ведьм. Рагнар только удивлялся: он отказывался верить, что Викки – ведьма. Он слишком хорошо ее знал. Слишком открытой и прямой она была, слишком острой на язык. И, замечая нередко за ней многое такое, что не под силу или не по духу остальным людям, Рагнар все же наотрез отказывался признать жену ведьмой. Не бывает таких ведьм! Хоть все сказки переслушай, а не бывает! Вот в лесу, в темной и страшной хижине, вросшей в землю,  где грязь и паутина! И сама – старая, страшная, горбатая, в лохмотьях, нос крючком. Так что врет все молва.

Брак их удался. Трудно сказать, были ли они счастливы, но зато они обрели покой и надежную опору друг в друге. Улыбаться Викки так и не научилась, и Рагнар часто с грустью вспоминал, как она когда-то умела смеяться.
Впрочем, ей чаще всего было совсем не до смеха: крепли слухи, один нелепее другого. Ее обвиняли во всем плохом, что случалось в Скарвегене. Вдовствующая государыня умерла? Так это Викки ее уморила, как и Тейну. И к гибели Торира она, поди, руку приложила… Пожар? Так это Викки постаралась. Падеж скота в трех деревнях? Ну, ясно – ведьмы завсегда скотину морят! Викки о слухах знала, но сносила их терпеливо, никогда не выходя из себя. Она надеялась только, что с рождением ребенка слухи утихнут.
Ребенок родился мертвым.
Потом был выкидыш. И еще один… А потом два года она не могла зачать. Викки совсем, было, отчаялась, но неожиданно ей вновь улыбнулось счастье!
Выяснив, что она снова в тягости, Викки развила кипучую деятельность. Она запретила целителю и мужу распространяться про Рагнаров подарочек, который еще ждать десять лун. Она потребовала незамедлительно построить ей избу у самых городских ворот, что и было сделано буквально за неделю.
Избу эту она благоустраивала по своему, достаточно своеобразному вкусу: вбила в дверные и оконные рамы десяток заговоренных гвоздей, развесила по углам пучки сушеных трав, наполнивших горницу пряным ароматом, вкопала по углам вокруг дома что-то непонятное, завернутое в мешковину, повесила на стены несколько диковинных амулетов, прямо напротив двери поставила огромное зеркало из дворца, казавшееся в простой избе чужеродным предметом. Потом она обошла избу и участок, что-то бормоча себе под нос… И сразу же переселилась в новое жилище.
Скарвеген снова обмер. А Рагнар еще подбавил потрясения, переселившись туда вскорости и сам. Робкие попытки жены протестовать он пресек простым соображением:
– Не хочешь же ты, чтобы весь народ всерьез поверил, что ты меня околдовала?.. Тем более, что это правда…
– Как правда? – возмутилась Викки.
– Так! – спокойно подтвердил Рагнар.
– Ах так? – рассердилась королева. – Хочешь, расколдую?
– Я тебе расколдую! – пригрозил Рагнар, притягивая жену к себе.

2.


И теперь он уходит в бой. Снова, как и шесть лет назад, напала Эргэн-орда, которой предводительствовал грозный Крог, объединивший под своей властью почти всю степь. Как давно Рагнар мечтал отомстить за отца! И вот теперь Крог-кочевник предоставил ему такую возможность. Через шесть лет после гибели отца. Через пять недель после рождения сына. Уходит войско на юг, сумрак клубится в низинах, дорогу прячет, шутки шутит с глазами… Садится солнце на закате… То и дело оборачивается Рагнар назад, туда, в даль, где во тьме осталась столица… Видится ему в кромешной мгле огонек свечи. Дрожит огонек, гнется от сквозняка. Но не гаснет – берегут его две узкие ладони, от ветра защищают, сгинуть не дают. Берегут... Огонек ли?

– Что происходит? Почему они держатся, а? Внушите Крогу, что позор его ждет великий, ежели он со стотысячной своей конницей не одолеет десяток тысяч пеших ратников!
– Внушили, Великий! В ярости Крог, да только ведаешь сам, Великий, что без толку кладет он сотню за сотней. Стоит центральный полк Скарвегена, подобно скале.
– Выяснить причину!


– Государь! Центр может не устоять. Командир просит подкрепление.
– Откуда? М-м-м!.. Ладно! Что-нибудь придумаю… Фарне! Беги на левый фланг, передай мой приказ Хокону: ударить конницей во фланг противнику, смешать строй. И отступить немедля под защиту копий пехоты! В бой не ввязываться!
– Государь! Командир правого полка докладывает: в холмах прячется до десяти тысяч ордынских конников.
– Знаю… Вот что! Пошли сотню своих всадников, пусть постреляют в них горящими стрелами. Примета это плохая для степняков. Глядишь – сбегут.
Опять и опять оглядывался Рагнар назад. Мигал огонек во мраке. Дрожал, но не гас…

– Великий! Пока жив полководец Скарвегена, Крогу не победить!
– Вижу… С чего? Простой смертный, а… Пошли против него крылатых! Уничтожить любой ценой!!! И прикройте щитом войско Крога! Мы не можем позволить себе таких потерь! Пока еще их бабы нарожают новых…

– Великий! Стрелы Скарвегенских лучников пробивают щит!
– То-есть как? Магический щит, поставленный адептом Черной иерархии, пробивают стрелы? Каким образом?
– Легко!..
– Ладно. Сейчас сам поставлю… Что у крылатых?
– Нет более крылатых…
– Что? Ты хочешь сказать, что какой-то смертный уничтожил двенадцать крылатых гигантов, побеждавших целые армии?..


– Государь, взгляни!
– Правый фланг! Ах, чтоб их… Фарне! Передай приказ Лукку…
– Лукк погиб, государь.
– …Жаль. Кто принял командование?
– Сотник Кивель.
– Хорошо. Он справится. Передай ему приказ держаться любой ценой. Я – на правый фланг!

– Проклятие! Действительно… Да что… Ох-х-х!
– Что с вами, Великий?
– Щит… Они проломили щит… Ох, как больно…
– Вам? Больно?
– Да… Кто проломил? Опять этот Рагнар?
– Он, проклятый!
– Каким образом? Из-за простого смертного рушится план, готовившийся три тысячелетия! Еще немного, и орда Крога разбежится!
– Э-э-э, Великий! Рагнар закрыт. И, более того, практически неуязвимы его люди, стоящие рядом с ним! Ваши аколиты не в силах найти узловую точку заклинания, чтобы снять с него защиту!
– Что? Защита? Кто посмел? Найти предателя немедленно, и живым ко мне!!! Я его сам развоплощу!!!
– Это не предатель, Великий. Защиту ставила его жена. И поддерживает ее в настоящее время.
– Смертная? Простая ведьма, ну пусть даже волшебница, в силах сопротивляться всей Черной иерархии?.. Уничтожить ее! Найдите слабую точку в ее защите и уничтожьте ее.
– Может быть, лучше вы сами, Великий?

– Уничтожить ее, если не хотите повторить участь этого аколита! Все силы – туда!

– Смотрите, государь! Всадники Крога отступают!
– Вижу!
– Победа?
– Нет, парень – ловушка. Заманивают… Их все еще впятеро против нашего.
– Что же делать?
– Что?.. Эх, кабы северный ветер был…

– Государь, чудо! Ветер меняется! Видишь – он дует с севера! Приказывай!
– Поджечь траву! Пустить пал по следу Кроговых конников. …Все! Конец им! Никто не уйдет! И правильно: чтоб неповадно было ловушки устраивать. …Ловушки-то разные бывают!!!
Светало. Бледнели и гасли звезды. Мигал, но не гас далекий огонек свечи…

– Великий! Мы…
– Вижу! Хорошая работа, однако ты истратил слишком много времени и сил…
– Простите, Великий!
– Ладно… Даже мастера иногда ошибаются, а ты только адепт… Жаль. Трудов трехтысячелетних жаль …
– Но, может еще не поздно?
– Поздно. Эргэн-орды больше нет, Крог бежал и будет убит через шестнадцать дней… Уходим!.. Надо все начинать сначала.

Победа. Не первая уже победа за шесть лет его правления. Рагнар направлялся домой в приподнятом настроении. Тяжелейший ночной бой закончен, степняки повернули вспять и понесли такие потери, что еще долгие годы не посмеют сунуться в Скарвеген. Наверняка эта победа произведет впечатление на соседей и поубавит им амбиций!.. Потери? Что ж? Жаль людей. У него нет лишних воинов. И подданных лишних нет. Теперь придется подумать о помощи семьям, оставшимся без кормильцев, о новом наборе в армию… Когда-то он после первой победы не смог обрадоваться, потрясенный потерями. Восемьсот воинов легли тогда на Теркской равнине… Позже он научился считаться с неизбежностью потерь.
Рагнар улыбался.

Городские ворота были открыты. Стражники выстроились двумя рядами вдоль дороги, встречая победоносное войско. Сверкали шлемы в лучах солнца, блестели наконечники копий… Не сразу Рагнар заметил, что люди отводят от него взгляды. И ощущение непоправимой беды сжало сердце.
Соскочив с коня, он побежал домой.

Две минуты. Всего две минуты от городских ворот до дома. Вполне достаточно, чтобы все понять.
Грудами щепок валялся забор… Там, где еще вчера была конура, лежал их пес Бер. Мертвый. Неизвестная сила переломала ему все кости. Кто же это, справившийся с огромным волкодавом, в одиночку вышедшим однажды на медведя и победившим?.. Нестерпимо воняло мертвечиной, под окнами валялись четыре трупа. Старых, полуразложившихся… Еще несколько скелетов догорали справа от крыльца. Видно было, что по двору вволю погулял огонь – от травы, кустов, стола и скамеек остался только пепел. Слева от крыльца громоздилась огромная туша неведомого зверя, раз в пять поболее самого здоровенного медведя… Валялась выбитая дверь с глубокими следами когтей,  этим зверем, по-видимому, и оставленными…
Все! Теперь можно не спешить. Он опять опоздал.

Рагнар присел возле тела пса.
– Берушка! – ласково окликнул он. – Спасибо тебе! Ты был верным другом…

Осколки зеркала лежали на полу до самой двери, как дорожка. Ни одного амулета не осталось на стенах. Колыбель почернела от крови…
Она сидела на скамейке, навалившись телом на стол, словно спала. Узкие ладони по-прежнему защищали от сквозняка огарочек свечи.
И сидел рядом с ней старик с длинной седой бородой, одетый в черное. Посох его стоял в углу.
– Вот и ты, Рагнар! – заметил старик, словно ждал его. – Садись к столу. Посидим, помолчим, помянем…
Без слов сел Рагнар, перевел взгляд на жену, снова поглядел на огонек, да так и остался сидеть, завороженно смотреть на подрагивающее пламя… Старик тоже молчал.

Когда огонек погас, гость негромко заговорил:
– Она была очень сильной ведьмой. …Она держалась, сколько могла. Когда зомби штурмовали крыльцо… Когда … м-м-м… эта тварь рвалась в дом… Когда умер ваш сын… Она не могла оторвать рук от свечи, Рагнар! Она сожгла всю себя, но не позволила погаснуть тебе…
Рагнар поднял взгляд и в упор спросил гостя:
– Почему ей не помогли?
Вздохнул старик.
– Не успел я. Слишком далеко было идти, слишком тяжек путь… Не успел…
Смотрел король Скарвегена в глаза собеседнику, видел в них боль и глубоко затаенный гнев. И волю железную…
– Кто ты? – спросил он.
– Ведьмач! – уронил старик.
– Только? Ходишь, значит, по городам и весям, за … хм… народом ночным приглядываешь? И все?
– Мало!? – прищурился старик.
– Мало! Силу я в тебе вижу, ведьмач. Такую силу, что сама по себе – власть. Такую силу, что не нуждается в титулах и коронах… Так кто же ты?
– Ведьмач! – повторил старик. И с нажимом добавил: – И все!
Помолчали… Не о чем было говорить.

Ведьмач встал из-за стола, обвел тяжелым взглядом горницу, брови сдвинул.
– Пойду я, Рагнар. Должок надо стребовать кое с кого. Очень надо. За жизни твоих воинов, за Крога и его всадников, за жену твою, за сына… Прощай!
– Постой! – вскочил Рагнар. – Я с тобой!

3.


Стражники без удивления провожали взглядами Рагнара. Он, грешным делом, опасался расспросов, но никто ничего ему не сказал. Лишь начальник привратной стражи чему-то кивнул одними глазами.
За воротами ведьмача ждал могучий серый конь.
– Я преемника не назначил! – вспомнил внезапно король.
– Не потребуется! – проворчал ведьмач. – Ты вернешься.
– Оттуда? – мотнул недоверчиво головой куда-то вверх Рагнар.
– Да! – твердо сказал ведьмач. – Оттуда. У тебя впереди жизнь. Долгая. Счастливая.
– Нет! – покачал головой Рагнар. – Убили мое счастье, старик! Первый раз – шесть лет назад. Второй – сегодня. Больше – не будет…
– Будет! – резко возразил ведьмач. Потом как-то враз успокоился и предложил:
– Хочешь взглянуть на будущую свою жену?
– А ты и женить меня успел, – едко спросил Рагнар, – меня не спрашивая?
– Нет, – усмехнулся ведьмач. – Я ничего не решал. Вам – решать. …Так хочешь посмотреть?
– Хочу.

Они вернулись в город. По Привратной улице, потом – по Копейной. Далее – по улице Резчиков… Никто из прохожих не обращал на них никакого внимания.
– Я им всем глаза отвел! Нечего им смотреть на тебя сейчас. Вот вернешься – тогда наглядятся! – ответил ведьмач, отвечая на непроизнесенный вопрос. – Вот, Рагнар. Смотри. Вон она!

Рыжеволосая конопатая девчонка лет девяти сидела на крылечке, сноровисто вырезала ножом узор на деревянной рукояти зеркальца.
– Ты что? Она же ребенок совсем! – возмутился король.
– Так ты и не завтра на ней женишься, Рагнар. Восемь лет пробегут, пока боль твоя утихнет, пока ты опять радоваться научишься. И не по моей – по своей воле ты женишься на ней. И счастлив будешь. Родятся у вас дети: мальчик и две девочки. Догадываешься, как она дочек назовет?..
Тем временем девчонка подняла глаза, огляделась…
– Оп-па! Еще одна ведьма! – с удивлением прервал себя ведьмач.
– Почему ведьма? – не понял Рагнар.
– Потому, что видит нас…
Девочка шла к ним.
– Здравствуй, дядя король! – приветливо поздоровалась она. – Опять уходишь?
– Ухожу, – признал Рагнар.
– Победы тебе, государь! Возвращайся поскорей! – попросила, как взрослая. – Тебя все будут ждать.
– И ты?
– И я!
Такой светлой была улыбка некрасивой конопатой девчонки, что король помимо воли улыбнулся в ответ. И, пошарив в седельной сумке, достал горсть конфет, запас которых всегда хранил для коня.
– На! – протянул он конфеты девчонке.
– Ой, спасибо! – обрадовалась девчонка, но есть их не стала.
– Я потом, когда вернешься… – объяснила она, пряча подарок в кармашек фартука.
– Ох, гляди! – притворно нахмурился Рагнар. – Вернусь – проверю. А пока прощай. Пора нам.
– До свидания!

Давно пропали за углом два всадника. Девочка стояла у плетня, опустив руки. Потом вдруг кинулась бежать к воротам, встала на дороге, протянула руки вперед, уронила снова… Огляделась, быстро завязала узелок на пояске, зажала в кулачке…

Стоит на дороге рыжая конопатая девчонка, глядит в даль, словно может видеть следы копыт в дорожной пыли, на еловых лапах, в сини небесной, в облаках…
Из кустов глядят на нее внимательные гномьи глаза. Стискивает мускулистая рука рукоять топора.
Расти спокойно, маленькая госпожа! Топоры гномов берегут твое детство. Будь счастлива.
Парит в небе орел, зорко следит за небом, землю не забывает.
Без опаски ходи по земле, маленькая госпожа! Ничто не укроется от орлиного взора. Расти в радости и будь счастлива.
Скользит в густой траве змея, землю слушает.
Будь с-с-спокойна, маленькая гос-с-спожа! Я с-с-слышу даже топот муравья по земле! Ес-с-сли не заметят опас-с-снос-с-сть подгорный брат и крылатый брат, я ус-с-лышу! Ничто не опередит бросок змеи! И никакая магия не с-с-спас-с-сет от моего яда! Будь с-с-счас-с-с-стлива.
Стоит на дороге некрасивая девчонка, будущая могущественная королева-ведьма Скарвегена, и не догадывается о высокой своей судьбе: о славных трудах своих на благо леса и города, ночного народа и людей, и о свершениях своих великих, и о мести своей беспощадной, лютой за мужа и сына, и о гибели своей в неравном бою с вернувшейся Черной иерархией. Ничего этого не знает она.
Стоит на дороге конопатая девчонка, стискивая в кулачке узелок-судьбу, глядит в даль. Не замечает текущих по щекам слез.
Наверх
 
 
IP записан
 
Тэсса Найри
Админ
*****
Вне Форума



Сообщений: 1293
Пол: female
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #18 - 11.06.2006 :: 23:11:10
 
Спасибо, Эрелхор. Улыбка А вот здесь - обновленная Библиотека:
http://venec.com/library_prose.htm
Наверх
 

"Ешь мясо! Или живность зря сгубили?"(с) Ольга Арефьева
WWW WWW  
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Спи, малыш
Ответ #19 - 12.06.2006 :: 16:20:51
 
Спи, малыш


Она сильно похудела и ослабела. Знаешь?  Все произошло как-то внезапно, прямо на глазах… Она уже не бегает! Она с трудом спускается по лестнице во двор… Когда-то она меня защищала – теперь мой черед! Ее не трогают во дворе, поскольку точно знают: я выдеру глаза и порву морду любой суке, посмевшей гавкнуть на мою мать!..
Да, родная! Я считаю ее мамой. Она заботилась обо мне, когда я был маленьким. Благодаря ей я не чувствовал себя одиноким. Ты-то хорошо знаешь это чувство, не правда ли?.. Она меня защищала и лечила. Она однажды спасла мне жизнь. Тогда я был маленьким тщедушным мальчишкой, а она – сильной и красивой женщиной… Теперь я сильнее ее. …Как жаль!..
Мне больно на нее смотреть… Я таскаю ей целебные травки. Она ест, но без толку. …Да, я это уже слышал: нет травок, исцеляющих рак.
Я не верю! Я их ищу и я их найду! Я обязательно их найду, клянусь жизнью, которой я обязан ей!
Мой черед спасти ей жизнь. И я этот черед никому не отдам!

Котенка принесли ближе к вечеру. Его вытащили из корзинки и опустили на ковер. Котенок сжался в беленький пушистый комочек с рыжими полосками на спинке, втянул голову и замер. Так он просидел бы долго, однако подозрительный и опасный запах бил в ноздри. Этот запах был повсюду, он окружал котенка и внушал страх.
Котенок осторожно поднял голову, огляделся и обмер: прямо перед ним стояла собака. Собака! Огромная и ужасная собака!!! Опрометью кинулся он бежать, забрался под диван, забился там в самый дальний уголок, куда почти не проникал свет, и затих. Перед его взором все еще стоял жуткий собачий образ: коричневая короткая шерсть, белая грудь и белые же подушечки лап, коротко обрезанный хвост, могучие мышцы, перекатывающиеся при малейшем ее движении, огромные белые клыки…
Никогда в короткой его жизни не снились котенку кошмары. Теперь он угодил в самый жуткий, самый непоправимый кошмар наяву. В последний в жизни кошмар…
Котенок заплакал.
Дыхание его перехватило от ужаса, когда в просвете между полом и днищем дивана вдруг появилась оскаленная собачья пасть.
– Заткнись, поганец! – рявкнула собачья пасть. – Я тебя не трону. Ясно?
– Нет… – выдавил котенок.
– Что тебе не ясно, остолоп? – зарычала собачья пасть.
– Я котенок. Ты – собака…
– И что? – недовольно спросила собачья пасть.
– И ты меня убьешь… – обреченно ответил котенок.
Собака вздохнула и набралась терпения.
– Послушай! – как можно спокойнее принялась объяснять она. – Я – собака. Мой долг – беречь хозяйское имущество. Это тебе ясно?
– Ясно…
– Ты – тоже хозяйское имущество. Поэтому я тебя тоже обязана беречь. И поэтому я тебя не трону. Если, – уточнила она на всякий случай, – ты будешь хорошо себя вести и не будешь меня злить. Ты понял?
Котенок подумал и нерешительно пропищал:
– Кажется, понял, тетя Собака.
Собачья пасть исчезла, и котенок перевел дух.
Собака вернулась на свой коврик, улеглась и усмехнулась про себя: «Тетя Собака! Надо же? Так меня еще никто не называл».

Время шло. Поначалу котенка кормили из бутылочки, потом в кухне появилась мисочка, куда ему клали по утрам и вечерам еду. Прятаться он постепенно перестал, но старался держаться подальше от своей страшной соседки.
Собака его не трогала, а он очень старался хорошо себя вести, хотя искренне не понимал, почему ему нельзя таскать с журнального столика газеты и пульт телевизора, почему нельзя залезать на стол и есть из хозяйской тарелки, пока они этого не видят. Котенок многих запретов не понимал, зато точно знал, что если он их будет соблюдать, то на него не зарычат. Этот status quo  устраивал их обоих. Так бы все и осталось, если б не случилось котенку заболеть.

Однажды утром он встал, поплелся в кухню, понюхал еду, но есть не стал. Он вернулся на свое место, лег снова и пролежал полдня. Хозяева на его состояние не обратили никакого внимания. И впервые в жизни собака с раздражением подумала о хозяевах!
«Надо же быть такими бесчувственными! Их имущество болеет, а они и ухом не ведут. А если он помрет?…Невелика, конечно, потеря: котом больше, котом меньше. Но имущество же пропадет!.. А самое странное, что и к собственному сыну хозяева не более внимательны! Помнится, в прошлом году он заболел, так два дня ходил больной, пока мамаша заметила! И сам он ничего не заметил. Непонятно, а?..» – так думала собака, поглядывая в сторону котенка.
Время шло, хозяева ничего не замечали и собака обеспокоилась всерьез.
«Э, нет! Не может он ждать два дня. Не протянет он столько. Отсюда чую, что дело плохо… Надо что-то делать! Иначе что обо мне подумают? У хороших собак охраняемое имущество не дохнет!»
Собака осторожно подошла к котенку и мягко спросила:
– Слушай! Ты целебные травки знаешь?
– Нет, – прошептал котенок.
– Хм!.. А если тебя на луг вытащить, найти сможешь?
– Не знаю…
– Не знаешь… – вздохнула собака. – Но попробовать стоит.
Она направилась к входной двери и выдала полный набор приемов, изобретенных ею для того, чтобы показать своим непонятливым хозяевам, что она хочет гулять. Она скреблась в дверь, скулила и даже пару раз рявкнула. И дверь открыли.
Тогда она метнулась обратно в комнату, схватила котенка и опрометью помчалась вниз по лестнице. Ей что-то кричали вслед – она не слушала. И единственная мысль стучала в висках: «Не сжать челюсти!.. Он еще не враг!.. Он ребенок!.. Ребенок!.. Ребенок!..»
«Ф-ф-ух! Вот и луг!»
Она опустила котенка в траву и приказала:
– Ищи.
Котенок поплелся по траве и начал принюхиваться. Собака ждала.
– Вот! – Нерешительно пискнул котенок, наконец.
Она подошла и посмотрела.
– А! Все верно. Этой травкой мы тоже лечимся. Смотри-ка! Не так и сильно мы отличаемся, если нам полезны одни и те же травки. Ну, ешь.
Котенок отщипнул и принялся есть.
– Горько! – пожаловался он.
– Ну, понятное дело – не колбаса! – согласилась собака. И наставительно добавила: – Лекарства вкусными не бывают. Ешь, давай. …Поел? Ищи дальше!
Довольно быстро он отыскал следующую травку. Ее собака не знала.
– Погоди! – озабоченно сказала она. – Дай-ка я попробую.
«М!.. Кх!.. Уф-ф-ф!.. Тьфу!.. Гадость-то какая!»
– Гадость-то какая! – повторила она вслух. – Но не ядовита, это точно. Ешь, хуже не будет.

Потом он нашел еще пять травок, две из которых собака не знала.
– Все, – неуверенно сказал котенок и собака понесла его домой. Там она опустила его на порог, рявкнула у двери, чтобы открыли, и строго сказала:
– Сейчас попей воды и иди, ложись. Понял? Только попей обязательно.
И, когда дверь открыли, снова помчалась вниз.

Во дворе она поймала первую попавшуюся кошку и заставила пойти ее на луг, посмотреть травки, найденные котенком. По пути кошка дважды пыталась сбежать, но собака была настороже.
Зато все ее старания окупились, когда кошка всецело одобрила все семь травок и даже посоветовала еще две, которые котенку надлежало съесть завтра.
– Если, конечно, выживет до завтра! – с сомнением сказала кошка. – Судя по его выбору дело его плохо… Ну, время покажет.

– Где ты шлялась? – нервно спросила ее хозяйка, когда она вернулась. – Нам уходить пора, а тебя нет! Сидела бы под дверью весь вечер!..
– Что ты с ней разговариваешь, как с человеком? – изумился хозяин. – Она же все равно не понимает! 
– Да пошли вы!!! – не сдержавшись, рявкнула она и, обойдя хозяина, словно стул, направилась в комнату. Сзади хлопнула дверь. Дважды повернулся ключ.
– Как ты? – спросила она.
– Жив, – прошептал он.
Собака легла на свое место и снова с раздражением подумала о хозяевах: «Ну зачем таких маленьких забирать от матери? Не выкормила толком, не научила ничему!..»
Она вспомнила, как забирали ее первых детей. Девятеро их было: пять мальчиков и четыре девочки. 
Она даже не заметила, как пропали трое, а потом еще двое. Но когда пришли забирать остальных, она была настороже. Она рычала, она рвалась с поводка, чтобы убить пришельцев и вернуть своих детей. Хозяин тогда ухватил ее за ошейник и вывернул его так, что ей стало трудно дышать.
А потом побил.
Она пролежала пластом три дня. Хозяева гладили ее и совали что-то вкусное. Она ела, чтобы не обижать их, хотя кусок в глотку не лез. В ее ушах звучали голоса ее детей, вся квартира была пропитана их запахами а перед глазами стояли они все: пять мальчиков, четыре девочки…
Тосковала она долго. Потом смирилась. И уже не так остро переживала пропажу следующих детей. Но сейчас она вдруг подумала: как же было плохо им всем без нее! И первым ее детям, и всем остальным! Как же им было страшно и пусто без нее! Как они тосковали! Наверное так же, как этот – будущий кот, будущий враг. Пока что – одинокий и растерянный больной ребенок.
Она встала, осторожно подошла к нему, легла и принялась его облизывать.

Когда через три часа вернулись хозяева, они обнаружили удивительную картину: котенок спал, прижавшись к теплому собачьему боку.
Она не спала. Она дремала чутко и внимательно, порой поднимая уши и прислушиваясь, порой принюхиваясь. Иногда прорывалось глухое рычание и тогда она поднимала голову, бросала нервный взгляд на котенка и снова задремывала.

Ей снился сон.
К ее сыну приближается огромный и мерзкий серый кот. Она лежит, закрыв глаза. Если она откроет правый, увидит кота. Если откроет левый – увидит сына, сидящего на пригорке. Но ей не надо. Она его чует, она его чувствует. Он, коричневый, с белой грудью, как у нее, с белыми подушечками лап, как у нее. Сидит, сжимает мертвой хваткой страх, как и подобает наследнику славного рода Боксеров. А ведь такой маленький, такой слабенький после болезни… Как он там?
Она, не выдержав, открыла левый глаз…
…И обмерла от ужаса.
«Да это же… это котенок! Белый, с рыжими полосками на спине!.. Как же это?.. А где же?..»
Но серый приближался и его наглая морда не предвещала ничего хорошего. Она зажмурилась и, чуть погодя, осторожно снова открыла левый глаз.
«Ф-ф-ух! Какие только ужасы не примерещатся от волнения! Конечно, это мой ребенок! Беленький, с очаровательными рыжими полосочками на спинке!.. Стоит в боевой стойке, клыки скалит!.. А ведь я его этому еще и не учила… Молодец!.. А серый все идет… Что ж ты, серый? Меня не видишь? Или думаешь, что я сплю?.. Ну-ну! Ты даже не успеешь понять, что ошибся. Сдохнешь раньше, чем испугаешься! Иди-иди! Семь шагов тебе до смерти осталось!.. Я же тебя в клочья разорву, кости по углам двора закопаю!.. Чтобы все знали: никто не может угрожать моим детям и остаться в живых!!!
Все спокойно, сынок. Мама с тобой… Я только отлучусь на минуточку, хорошо?.. Я быстро, ты даже шейку почесать не успеешь, как я вернусь. Я только загрызу вон того врага и вернусь.
Спи, малыш!» 

Наверх
 
 
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #20 - 14.06.2006 :: 22:47:31
 
То, что я хочу предложить - главы книги, которую я, похоже, никогда не закончу...  Печаль

Глава 1. Мир: 200 лет от Начала.
     
Снова сквозняк. Как ни затыкай-заклеивай окна, сколь плотно ни закрывай дверь – все равно в доме гуляет ветер…
Да и то сказать: поди, заткни и заклей окно трехметровой высоты! Хорошо, что Марко вызвался помочь… Славный он все же парень, только наивно полагает, что самый хитрый. Сказал, что хочет заработать, поэтому и пришел. А взял всего семь золотых! Можно подумать, что он не знает, сколько за такую работу берут, да еще зимою! Тут уж не семь монет, а все тридцать отдашь, и не золотом, а  чистейшим серебром!.. Сколько их еще осталось, помнящих добро? На днях мясоторговец заглянул, наплел какую-то ахинею про давний обет, данный им богам в  благодарность за исцеление супруги. И оставил на леднике  килограмм двадцать телятины. А Эрк с Голубиной улицы постоянно завозит хворост, да чурбаки березовые для камина. Говорит, что грех – продать всю партию дочиста. Надо, дескать,  что-нибудь и даром отдать! Вот и отдает. И даже сына своего посылает – камин протапливать.… Да! Есть еще люди.… Приходят ночной порою, тайком.… Что за времена такие, что добро тайно надо делать?.. Э-хе-хе!.. Спина разболелась некстати.  И артрит проклятый жить не дает.… Жить.… Сколько жить-то осталось? Восьмой десяток пошел…
Опять фейерверк. Весь город празднует коронацию молодого короля, всем весело… Может и мне следует, хоть немного? Все-таки прежний король, да будет благословенна его память, помер! А как грозился пережить и плюнуть на могилу? Не вышло… Его сынок плюнет.


Старый дом был очень похож на свою хозяйку. А, может быть, это она была похожа на свой дом. Наверно, так и должно быть? Сорок лет уже она живет в старом доме – достаточный срок, чтобы сродниться с ним.
Дом был стар. Куда старше, разумеется, чем его хозяйка, но не ветх. Он, помнящий свою хозяйку девочкой, мог бы простоять еще долгие столетия.… Да! Дом помнил свою хозяйку девочкой, как помнил и ее маму, и бабушку, как помнил все восемь поколений Сестер, как помнил их всех, чьи клинки сейчас висят на правой стене от входа…
Дом помнил... Дом скучал, и порою печально скрипел ночами. Когда-то и он был молод, даже раствор еще не досох.… В нем звучали девичьи голоса, смех, песни, музыка, звон стали.… Дом помнил счастливые времена, когда на втором, жилом его этаже, не было пустых комнат, когда в зале на первом этаже играла музыка, танцевали люди, маленькие девочки, которых еще не пускали на балы, тайком пробирались на галерею первого этажа, и, затаив дыхание, смотрели.… Дом помнил, как на них сердились за это старшие Сестры – воины и мастера, старательно пряча улыбки: они ведь тоже когда-то были маленькими, их тоже не пускали на балы, они тоже плакали в подушки, вздыхали, мечтая поскорей вырасти. И тоже прокрадывались на галерею, чтобы подсмотреть. И их тоже ругали за это их наставницы….
Дом помнил, как пришла беда сорок лет назад, и он начал пустеть. Тогда дом впервые ощутил себя старым…
Но, сложенный когда-то из надежных гранитных блоков, дом упорно не желает становиться старой развалиной! Пока в нем живут Сестры (хотя бы одна!), он не уступит Времени ни единой песчинки!

Если войти в дверь, увидишь в противоположной стене зала камин. Там жарко горит огонь, сверкает начищенная бронза решетки, лежит рядом стопка березовых поленьев. И стоит кресло боком к огню. Наверное, лучше было бы поставить его иначе, однако человеку, сидящему в нем важнее видеть дверь, чем согреть ноги…
Сидящей…
Хозяйку дома тоже никто бы не назвал старухой. Скорее уж – старой женщиной.
Одета она была в длинное черное платье с боковыми разрезами почти до бедер и в синие брюки, плотно облегающие бедра, и чуть расширяющиеся книзу... Обута она была в валенки.
Совсем бы обыкновенная старая женщина! Вот и клюка подвешена к подлокотнику кресла.… Только вот талию ее перетягивал потертый ремень, на котором висели не менее потертые ножны с мечом!
Старая женщина порою привычно пробегает глазами по залу, который кажется куда уже и длиннее, чем на самом деле, из-за двух рядов колонн черного мрамора. Справа от входа начинается широкая лестница, ведущая наверх – на галерею первого этажа и далее – на второй этаж. Левая стена, за колоннадой, от пола до потолка занята книжными полками. Десятки тысяч книг.… Как давно ничьи руки не касались старинных кожаных обложек! Некому касаться… Старая женщина привычно думает, что после ее смерти книги свалят в кучу перед домом и сожгут. И ее глаза при этой мысли молодеют от ненависти.
А на правой стене висят мечи…

Мечи. Старая женщина помнит каждый из них. Она помнит их хозяек, почти всех. Ведь почти всех она знала лично. Многие гибли на ее глазах в бессчетных боях на стенах города, когда враги вновь и вновь пытались взять его штурмом. Многие умерли здесь от ран, от отчаяния, от горя, просто от старости…
И многие погибли в этом зале сорок лет назад, когда «неизвестные разбойники» пытались захватить дом. Четыре раза за одну неделю! Тех из нападавших, кто выжил, понятное дело, не нашли. А вот убитых вменили в вину Сестрам! Всего через день после четвертого штурма оказалось, что это они ни с того ни с сего напали на мирных граждан, убили многих…

Вот висит меч королевы Дэки третьей, рядом с клинком Вары, первой моей  наставницы, и маминым клинком! Этот меч, выкованный самим Мастером двести лет назад для Дэки первой, переходил в королевском роду от матери к дочери, от свекрови к невестке. Переходил до тех пор, пока король Герод, да будет благословенна его память… Да будет проклята его память, да не найдет покоя его душа там, за гранью, и души его потомков!!! Он, четырежды подряд проиграв бой здесь, на закрытом турнире, счел унизительным поражение от женщин. И, не имея возможности распустить орден открыто, издал свой проклятый указ о запрете Сестрам иметь семью. И это стало началом конца.
Потом несколько ловко запущенных слухов, несколько провокаций, ложь и клевета королевских прихвостней привели к тому, что всеобщая любовь сменилась столь же всеобщей ненавистью и презрением. Как давно к нам не приходили ученицы! Их можно понять: нелегко переступить порог обители Сестер, зная, что всю жизнь будешь потом слышать оскорбления от людей…
Издав указ, Герод потребовал от жены покинуть орден и отказаться от меча! Он сказал, что удел женщины – прялка, а не меч. Королева отказалась.
И тогда король объявил о разводе и ссылке Дэки.
Королева покинула дворец с этим самым мечом в руке. Никто не посмел преградить ей путь! Ха-ха! Кто из королевских гвардейцев способен хоть несколько секунд устоять против мастера?.. Этим мечом Дэки и закололась здесь же, три дня спустя, чтобы не допустить штурма: Герод стянул тогда к дому войска, чтобы силой отправить бывшую королеву в ссылку…  

Распахнулась дверь. Старая женщина, не поднимая головы, метнула косой взгляд на вошедших. Ими оказался пристав королевского суда в сопровождении дюжины стражников.
Не утруждая себя приветствием, пристав развернул свиток, встал в позу и принялся читать.

Королевский суд своим решением  от … числа … месяца … года постановил!
Особа, именуемая Ближней Сестрой, обязана в недельный срок продать принадлежащее ей строение господину Ферому, купцу первой гильдии, за цену, не превышающую рыночной стоимости сего строения, но не меньшей трех четвертей рыночной стоимости.


Пристав не сразу обратил внимание на то, что старая женщина совсем его не слушает. Тогда он повысил голос.

Королевский суд предоставляет особе, именуемой Ближней Сестрой, эксперта по ценам, услуги которого оплатит она из средств, полученных ею от продажи дома.
Также особа, именуемая Ближней Сестрой, обязуется оплатить судебные издержки…
Ей предоставляется недельный срок после подписания договора о продаже дома для поиска нового жилья…


Старая женщина подняла голову и бросила приставу: «Убирайтесь вон!»
Пристав оглянулся на стражников. Их мечи придали ему уверенности, и он продолжил чтение.

В случае неисполнения особой, именуемой Ближней Сестрой, сего решения, суд удовлетворит просьбу господина Ферома о насильственном освобождении здания и передаче его в собственность господина Ферома.
Кроме того, неисполнение решения суда любой из сторон будет рассматриваться, как неуважение к суду и непочтение к священной особе государя, властью своей гарантирующего деятельность суда, со всеми последствиями для виновного, вплоть до ареста и заключения под стражу!

     
Старая женщина выбралась из кресла и, стуча клюкой, направилась к приставу.
«Проняло!» – с удовлетворением понял пристав. Теперь надо было старуху дожать!
И он опустил свиток, и, сбавив тон, мягко заговорил:
–Госпожа напрасно не прислушивается к добрым советам! Господин Фером – не враг вам! Он предлагает вам четыре тысячи монет серебром за этот старый дом! Вы подумайте! Четыре тысячи! Больше вам не даст никто! Это огромные деньги, госпожа! Вы сможете на них купить удобный особняк, нанять слуг и жить в роскоши до конца дней, сколько бы вам не оставили боги! А господин Фером поможет вам подыскать подходящее жилье, перевезти вещи! Он даже согласен дать вам срок больший, чем указано в решении суда, по случаю коронации! Кроме того…

Что-то мелькнуло перед глазами пристава, и он осекся на полуслове, обнаружив у самого своего носа острие клинка.
–Что? Ты глухой? – проскрипела старуха. – Тогда уши тебе не нужны. Я могу избавить тебя от них! Что еще тебе не нужно? Язык? Чтоб не молол лишнего? Или нос? Чтоб ты не совал его, куда не надо?.. А, может быть, все это снять тебе вместе с головой? Ты все равно не пользуешься ею должным образом.
Пристава поразило то, что острие меча не дрожало: старуха твердо и уверенно держала в руке клинок. Он опять обернулся к стражникам. Но никто из них даже не попытался потянуться к оружию.
–Не надейся, пристав! – издевательски усмехнулась старуха. – Они тебе не помогут. Они хорошо знают, чем кончится для них этот бой. А жить-то хочется! Или нет?.. Последний раз говорю: убирайтесь вон!
Стражники попятились, один за другим исчезая за дверью. Последним удалился пристав, плотно закрыв дверь. С минуту постояв, старая женщина швырнула меч в ножны и, стуча клюкой, поплелась обратно к камину.
Села, закрыла глаза. Задумалась, все дальше соскальзывая в прошлое.… Задремала… Ей снилось…

Синее, как в детстве, небо. Яркое солнце. И она, юная, красивая, счастливая, идет по улице, встречая улыбки и восхищенные взгляды людей. И улыбается в ответ.
И плевать, что раненная рука висит на черном платке, и пальцы не шевелятся, и вообще не ясно – сможет она когда-нибудь пользоваться правой рукой? Главное, что они снова победили, и триста трупов оставил враг под стенами столицы, и государь, тоже разбив врага на востоке, возвращается! И у Сестер лишь десять раненных. И она уже не ученица – она воин! На ее груди висит новый медальон – с мечом, а не с пером. А старый она припрятала для будущей дочери. Ведь будет же у нее семья, дети. И дочери тоже!.. И в орденском доме вечером будет бал, и Марика пригласит своего мужа-короля, и, может быть, Венте все же догадается пригласить ее на танец?.. И все будет замечательно.


Проснулась старая женщина от тревожного чувства, что она – не одна. Подняв взгляд на дверь, она увидела трех девочек, стоящих у порога. Старшей было лет двенадцать,  остальным – по восемь-девять.
–Здравствуйте… – робко начала старшая девочка. Она явно не знала, как обращаться к хозяйке. Назвать ее бабушкой? Так не похожа была старая женщина на добрую бабушку! Назвать Ближней Сестрой? Так это уже сорок лет не титул, а грязное ругательство! Так и не придумав, девочка повторила:
–Здравствуйте…
–Ну, здравствуйте, девочки! – как можно более ласково ответила старая женщина. – Проходите же, не стойте в дверях. И дверь плотнее закройте – нечего холод напускать!
Девочки послушно вошли.
Старая женщина выжидающе посмотрела на их предводительницу. Та помялась и начала:
–А можно посмотреть? Мы недолго…
–Что посмотреть? – не поняла старая женщина.
И все трое выдохнули разом:
–Мечи!
Надо удивиться, или как? Сколько лет уже.… А, ладно! Лучше не вспоминать.
–Ну, смотрите, – пожала плечами старая женщина. – Только осторожно: они острые!

Девочки пошли вдоль стены, разглядывая старинные клинки. Старая женщина сначала следила за ними и даже рассказывала кое-что о мече, который в тот момент рассматривали посетительницы. Потом она снова начала задремывать, соскальзывая в прошлое, в такое светлое, счастливое прошлое…

Прошлое.… Еще живы муж и дочь.… И этот дом еще полон.… И еще славят люди орден Сестер Эльханы.… И не зря: не раз и не два случалось, что враг отступал без боя от стен столицы и других городов Северного Края, не обнаружив на стенах воинов. Ведь это означало, что город защищает самый страшный, самый непобедимый противник – Сестры! Сама Мудрая еще двести лет назад сказала как-то, что «нет и не может быть более грозного врага, чем мать, защищающая свой дом и своих детей! Если, конечно, она как следует  обучена владеть оружием!»
Их учили. Как следует. И нередко испытанные королевские гвардейцы терпели поражения в учебных  поединках с Сестрами!.. Тогда никто не обижался. Венте, например, показывая ей какой-нибудь хитрый приемчик, всегда подшучивал над ней и над собой тоже: «Вот дурень, а? Обучаю жену на свою голову. Не доведи Ладо теперь с ней  поругаться – убьет же моим собственным приемом!»
Их учили. Старая женщина помнит, как когда-то она, семилетней девочкой, ложась спать в обнимку с любимой куклой, обещала ей, что завтра обязательно с ней поиграет.… А назавтра – опять кроссы, физподготовка, тренировки, плавание, езда верхом.…И опять не оставалось времени.… Как просила маленькая Тийна тетю Вару, мамину сестру, воспитывавшую ее после гибели мамы,  позволить ей погулять, поиграть с подружками! И каждый раз Вара спокойно отвечала: «Почему нет? Сдай меч и медальон, и иди!» О! Как ненавидела тогда Тийна тетку! И как Вара плакала от счастья, когда ее племянница впервые победила ее в тренировочном бою. Ученица – мастера!
Только в пятнадцать лет Тийна оценила плоды своих страданий! Какое же это было блаженство – чувствовать, что своим телом, каждым мускулом владеешь, как клинком! И не уставать никогда! Как здорово, когда после тяжелого трудового дня хочется танцевать, а не лечь и уснуть! И есть все самое вкусное, сладкое и жирное, на зависть всех женщин, понимая, что завтрашняя тренировка спалит лишний вес!
Да… Прошлое.
Тогда еще воины Северного Края не ходили в завоевательные походы. Войска едва хватало, чтобы отражать бесчисленные нападения с юга и севера, востока и запада. Тогда еще не стояли гарнизоны в городах, и в случае необходимости орден вставал на защиту мирных  людей.
Потом королевство окрепло. Папаша Герода разместил в столице гарнизон, а его проклятый отпрыск и вообще напал на восточных  соседей. И потребовал от ордена помощи. Но сказала ему Ближняя Сестра так: «Никогда Сестра Эльханы не переступит границ своей страны с оружием в руках! Так завещали нам Трое!»
Этого Герод ордену не простил.


Старая женщина вспоминала...

…тот день, когда в каждом городе, в каждом селе страны читали  указ короля. Тот самый день.
Дом полон встревоженных Сестер. Тийна сидит, опустив голову, не решается глядеть в глаза подругам – тяжело… Дочка спит, положив голову ей на колени. Счастливая! Она может спать…
В тот день в дом начали приходить те, кто отказался подчиниться указу короля. Их возглавил старый Герм. Вышла к ним Ближняя Сестра, встала перед Гермом молча. И сказал ей Герм:
–Когда приходится делать выбор между верностью стране и верностью королю, пусть выбор делает совесть. Она – высшая власть, превыше королевской!
Тем более убедительны были его слова, что никогда его покойная супруга не была Сестрой. Он никак не пострадал от указа короля. Пострадала лишь его совесть – высшая власть Герма.
Улыбнулась Ближняя Сестра, ответила:
–В это горестное время я радуюсь тому, что в нашей стране так много настоящих мужчин!

Среди них был и Венте. В ту ночь они зачали Ренна, их сына.
А через два дня король стянул к дому Сестер войска, чтобы подавить «мятеж»… И Герм запретил Ближней Сестре вмешиваться, чтобы не дать королю повода распустить орден.
Скрипя зубами, следила Тийна за безнадежным боем сотни со многими тысячами. Белая, как полотно, стояла рядом с ней ее дочь – ученица ордена. И до боли  стискивала рукоять меча…
Позже этот бой стал еще одним поводом для обвинений.

Следующие годы стали одним единым кошмаром: Герод переоценил собственную военную мощь, и опять, что ни год, границы Северного Края  переходили чужие войска, опять не хватало сил для отпора, как и прежде, Сестры выходили на стены городов, чтобы отразить штурм. Как и прежде, гибли. Но заменить их было уже некому…
Дочь погибла четверть века назад… Сын – через три года после своей сестры… Тийна осталась одна. Она искала смерти в бою, но боги зачем-то хранили ее. В тридцать пять лет она стала мастером, в возрасте сорока семи лет ее избрали Ближней Сестрой.
Она старалась меньше думать, она с головой уходила в заботы. Кроме обычных обязанностей главы ордена, Тийна занялась медициной, отчаянно боролась она за жизнь каждой из раненных Сестер. Они умирали на ее глазах.… Десять лет назад она осталась одна.

Прошлое! Счастливое беззаботное прошлое! Было ли ты? Или ты просто  приснилось мне, чтобы хоть ненадолго рассеять вечный кошмар? Сплю ли я сейчас? А может быть?.. Сейчас я проснусь, Венте мне улыбнется, солнечный зайчик на миг ослепит… Я встану, чтобы разбудить дочку. Иначе эта копуша опять опоздает в школу.… А нам с ней еще надо пробежать километра три до завтрака…


Старая женщина пропустила момент, когда девочки, переглянувшись, протянули руки и сняли со стены по мечу.
Одна из младших девочек чуть не уронила меч, и ее вскрик разбудил хозяйку.

С первого взгляда поняла Ближняя Сестра, что произошло. Но не радость – отчаяние заполнило ее.
–Зачем, девочки? Зачем? Ведь ордена все равно нет! Зачем калечить себе жизнь? Вы даже не представляете, что вам теперь придется слышать! Какие гадости вам будут говорить в спину! От вас отвернутся родители и подруги! И вы никогда не сможете выйти замуж!
Старая женщина почти кричала эти горькие слова. Побелев, как полотно, стояли у стены три девочки, сжимая в руках мечи. И старая женщина поняла, что не переубедит их. Как и ее когда-то никто бы  не смог переубедить, даже если б захотел…
–Не надо, девочки! – попросила она, шагнув к ним. – Не надо…
–Надо! – раздался молодой голос от дверей. И старая женщина резко повернулась к вошедшим.
На пороге стоял рослый парень, обнимая за плечи худенькую русоволосую девушку.
Ее старая женщина не знала, а вот молодого короля она узнала сразу.

–Надо! – повторил король. – Они сделали свой выбор, выбор, требующий мужества и сильного характера. И сделали они его не сгоряча.… Простите меня, Ближняя Сестра, я не вмешиваюсь в ваши прерогати-вы. Я пришел по делу…
–Я слушаю, – сухо отозвалась старая женщина.
Наверное, ее тон должен был рассердить или, по крайней мере, огорошить молодого короля. Тийна отстраненно подумала, что этот юноша не заслужил такого обращения. Он ей понравился: высокий, крепкий, с прямым и честным взглядом, с улыбкой, таящейся в глубине его прищуренных серых глаз.… Ах, если бы он не был королем! Если бы он не был потомком Герода!..
Но король не обиделся. Он даже улыбнулся, как-то очень светло и почтительно. И заговорил, вопреки содержанию речи, не как владыка с главой ордена Сестер. Как молодой человек – со старшей по возрасту и равной по положению!
–Госпожа моя! Я хотел бы попросить твоего позволения приходить в этот дом и читать книги! Я слыхал, что в вашей библиотеке хранятся уникальные издания, которых больше нигде нет! В частности, меня интересует «Легированная сталь» Мастера и «Заметки о стратегии и тактике» Воина!
Старая женщина на мгновение поджала губы в раздумии.
–Почему нет? – ответила она, наконец. – Книги написаны, чтобы их читали.… Это все… государь?
Король еле заметно усмехнулся, заметив усилие, с которым Ближняя Сестра выговорила его титул.
–Нет, госпожа моя! Я хочу представить тебе мою невесту! По правде сказать, это у нее к тебе дело, и оно важнее моего. Она хотела прийти одна, но я настоял на том, чтобы ее сопровождать.
С этими словами молодой человек снял руку с плеча девушки. Они на мгновение встретились взглядами. Кивнули друг другу.
И девушка направилась к правой стене. По пути она тепло улыбнулась трем девочкам, по-прежнему прижимавшим к груди тяжелые мечи, поманила пальцем.… Подошла к стене, обвела ее взглядом и сняла клинок Дэки!
Старая женщина чуть слышно ахнула.
Девочки встали рядом с невестой короля и потащили ножны с клинков. «Осторожнее!» – шепнула девушка, обнажая меч, и вскидывая его в салюте.
Ближняя Сестра прищурилась, постояла в недолгом молчании, потом мгновенно вскинула свой клинок и тут же убрала его в ножны. Порывшись в тумбочке, стоявшей рядом с камином, она достала четыре золотых медальона учениц. Первых учениц за тридцать шесть лет! Первых, осмелившихся пожелать носить на груди знак отверженной – медальон с пером.
–Уверены? – спокойно и властно спросила она.
–Да! – выдохнули все четверо.
И Ближняя Сестра, подойдя к ним, надела по очереди каждой на шею медальон. И, вопреки старинному ритуалу, обняла и поцеловала каждую.

–Она все еще твоя невеста? – с расстановкой справилась старая женщина у короля чуть позже.
–Пока да! – суховато отозвался тот. – Но я полагаю, что теперь, – он сделал ударение на слове «теперь», – это ненадолго. Мне бы не хотелось ждать! Я надеюсь вскоре объявить о своей свадьбе… Конечно, следовало бы жениться до коронации, чтобы объединить церемонии, но…
–А как же указ короля Герода? – медленно спросила старая женщина.
Король молча подошел к ней, встав рядом со своей невестой.
–Я отменяю этот указ. Я его уже отменил. Завтра мой указ объявят по всей стране. Вернее, – он глянул в окно, – уже сегодня. А сейчас я прошу вас, Ближняя Сестра, принять мое приглашение! Я приглашаю вас во дворец. С этого дня Ближняя Сестра входит в Совет короны с правом голоса. С этого дня орден находится под защитой и покровительством короля Северного Края и каждое оскорбление, нанесенное ордену, станет личным оскорблением королю.
С тревогой поглядела старая женщина на короля.
–Государь! Ты понимаешь, что сеешь бурю? Ты сеешь бурю, способную покачнуть твой трон! Зачем ты пытаешься спасти орден? Его уже не спасти… Нас всего пятеро, и я могу не успеть подготовить учениц… Мне ведь пошел восьмой десяток!..
–Мы устоим, госпожа! И нас – не пятеро. Нас – шестеро. Мы устоим. Друзья помогут. У Сестер Эльха-ны не так уж мало друзей!..
–Скажи, государь! Зачем это тебе? Пройдет каких-нибудь полвека, и твой потомок вновь проиграет бой Сестре! И вновь обидится…
–Едва ли! Не стыдно мужчине проиграть бой с женщиной, лучше него владеющей мечом! И ущерба для его чести в этом нет. А вот устраивать истерики по этому поводу – стыдно. И недостойно мужчины и короля. Этот трагический период станет уроком для будущих поколений. И никогда не повторится!  
Старая женщина кивнула.

За окном светало. Город, утомленный празднеством, затихал. И даже ветер стих. Медленно кружились снежинки за окном, небо розовело.… Какой прекрасный будет день! Ясный, солнечный!
Старая женщина подумала, что было бы неплохо взять учениц и погулять с ними. Может быть, выбраться в лес, покататься на лыжах.… Как-нибудь отметить этот день в их памяти.
–А ты ведь так и не представил мне свою невесту, государь! – с легким упреком напомнила Тийна. – Смогу я первой в стране узнать имя моей будущей королевы?
Девушка застенчиво улыбнулась, а король серьезно кивнул.
–Да, разумеется, госпожа моя! Ее зовут – Дашка!
Наверх
 
 
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #21 - 14.06.2006 :: 23:17:16
 
Глава 2. Мир: 190, 186 годы от Начала.

–Представляете! Вчера недосолила суп, так свекровь учинила такой крик, будто застала меня лежащей под любовником!.. Ну надо же, а? Из-за супа!!! В тарелке ей посолить тяжело…
–Вот гадина, а!.. Достается тебе…
–Да всем достается! Моя вот тоже считает, что я плохо влияю на ее распрекрасного сына! Как же, такой хороший мальчик, и женился на такой корове, сучке, шлюхе, дуре и стерве – на мне, в общем!.. А то, что ее чаду уже под тридцать? И он ни одного решения принять не умеет? Вот я ему, к примеру, говорю: «Дорогой! Давай поросенка купим? Будет окорок к зиме!» А он мне: «Ну-у-у, не знаю!.. Я у мамы спрошу…»  
–Да все они…
–Эй, бабы! Скажите-ка! Из кого, по-вашему, свекрови получаются?
–Как из кого?
–Так!… Не поняли?.. Да из нас и получаются с годами. Ты, вот, Кира, будешь в точности такой же свекровью, как и твоя, через пяток лет. А Литна и вообще будет и тещей, и свекровью разом!
–Это ты к чему?
–К тому, бабоньки, что от нас же и зависит – какими мы тещами и свекрухами будем. …Моя свекровь была… Она любила меня, как родную дочь, была мне, как мать…
–Ну, загибаешь, подружка! Такого не бывает!
–Бывает. И я считаю ее мамой!
–Почему? Не Цинна ж тебя рожала!
–Зато она мне спасла жизнь. И дочке моей…
Женщина, сказавшая последнюю фразу, умолкла на мгновение и с болью продолжила:
–Жаль, что не успела я сказать ей, как я люблю ее, как благодарна ей за все… И как я перед ней виновата…
–Ты? Да брось! В чем это?
–Было в чем…

–Эй, вставай, корова ленивая! Сколько можно дрыхнуть? Солнце давно взошло, а она еще спит! Давай – давай, поднимайся! Нечего давить кровать, она и без этого не улетит!
«С добрым утром, Анита! Как спалось?..»  Ха! Дождешься от нее, как же…Сейчас, матушка! Уже иду!
Утро, как всегда, началось с ругани свекрови.
И чего ей подниматься «ни свет ни заря»? Ложится позже всех в деревне, встает прежде всех петухов… Как только не устает?.. Невольно сама поверишь, что она – ведьма. …И то! Кем еще может быть бывшая Сестра, а? Когда великий Герод, да будет благословенна его память, издал указ,  она сложила меч и оставила орден, чтобы сохранить семью. Но горбатого, говорят, могила выпрямит! Ведьма она, и все тут! Пока Марко жив был, не так она шпыняла. …А после… Эх, жить не хочется! Утопилась бы, да дочке – только десять лет…
–Сколько воды льешь, дура косорукая! Не поспеет свариться картошка – выкипит все! Ну надо же! Нашел мой Марко себе жену – ни рожи ни кожи, в хозяйстве коту хвоста не завяжет, только дрыхнуть до полудня горазда, да ногами на танцах дрыгать!
Ну, прямо! До полудня! Ври больше! И на свою рожу глянь, прежде чем мою хаять!!! Сыну твоему моя рожа очень даже нравилась. И все мое прочее тоже… И почему я молчу? Ответить бы!.. Связываться неохота… А вот интересно: почему она на Джену – дочку мою – так не вызверяется, а? И дела у них какие-то тайные есть… Слава великому Ладо – хоть против меня дочку не накручивает.
–Шевелись, идиотка!
Да, утро началось, как обычно.
Только в полдень пронзительно зазвонил колокол на площади. И у каждого жителя деревни екнуло сердце в предчувствии беды: колокол этот звонил лишь три раза за последние десять лет.
В первый раз известил он о вторжении Верранга. Королевское войско поспело тогда вовремя  и перехватило панцирную конницу врага у бродов через Рыжицу…
Во второй раз он сообщил о пожаре, что уничтожил половину деревни семь лет назад.
Третий раз… погребальным его звоном ознаменовала свой приход эпидемия чумы четыре года назад.  Черный дым окутал тогда деревню – жгли дома умерших.
Что теперь? Анита опрометью кинулась к двери.

Встревоженные и перепуганные люди стекались на площадь. Под колоколом стоял незнакомый воин. Не стражник, которых в деревне стояло целых семь – воин в кольчуге до колен и в камуфляжном плаще стража границы. Он был немолод. Шрам через все лицо придавал ему особенно внушительный вид.
–Беда, люди! Вторгся Верранг! Наши на границе задержали их лишь на час. …Проклятие! Западной стражи границы больше нет. Мой напарник поскакал в столицу, а я извещаю деревни… Вот мы с ним только и остались в живых.
–Что делать-то? – спросил воина дед Калте. – Бежать? Или войско королевское поспеет?
–Не поспеет!.. – с досадой бросил страж границы. – Только бежать поздно: через полчаса веррангцы будут здесь. Прячьтесь, люди. Прячьте детишек, женщин. А мужчины, кто в силах натянуть лук, кто помнит, что он мужчина, чье сердце бьется за родину – на стену!
–Удержите? – с надеждой прозвучали сразу несколько голосов.
–Вряд ли. Их там – полтысячи будет…
Началась паника. Анита тоже кинулась, было, домой, но чья-то рука больно стиснула ей правое предплечье. Повернув голову, она обнаружила свекровь.
–Стой здесь! – приказала свекровь и полезла на стену.
«Стену! Бревенчатый забор – вот и вся стена. Чего старуха туда поперлась?.. Старуха… Не такая она и старуха – шестидесяти еще нет. А выглядит на все семьдесят. Так ей – суке – и надо. Скорей бы померла, что ли!.. Нет. Она и меня переживет. В гроб вгонит и дальше заживет. …Стоит, глядит на запад, в сторону веррангской границы. Не иначе, ждет. Если, к примеру, веррангцы меня снасилят да убьют, она только рада будет!»
–Идут! – негромко сообщил страж границы неизвестно кому – площадь была пуста. Только посередь площади стояла Анита, ожидая невесть чего.
Свекровь слезла со стены и быстрым шагом направилась домой, бросив через плечо невестке:
–Пошли. Да поживее, корова безрогая!
Навстречу им уже шли хмурые и мрачные мужики с охотничьими луками и колчанами. По одному, по двое…

Несчастная Джена, оставшаяся в доме, вся извелась. Завидев бабушку и маму, она стрелой вылетела из дома и спросила с надеждой:
–Ну, что?
Бабушка лишь рукой махнула с досады.
–В укрытие! Да поживее! Не удержат они стену – у нас восемь солдат да полсотни мужиков с луками против трех с лишком сотен веррангских всадников. …Да и то… Какие, на хрен, это солдаты? Стражники, что с трудом вспоминают – с какого конца за меч браться…
Анита кинулась к люку в полу, ведущему в подпол, спустилась вниз и начала сноровисто разбирать бревенчатую стену. За ней открылось убежище. Такие убежища есть в каждом доме Северного Края. И если не знать – где, нипочем не различишь – где сплошная стена, а где потайной лаз.
Все! Можно прятаться. Заложим бревна изнутри и все.
–Джена, доча! Прячься скорее! – позвала Анита.
–Погоди, внучка – рано прятаться! – оборвала ее свекровь, обводя тем временем взглядом горницу и на миг остановив глаз на небольшом отверстии в стене над дверью. – Сбегай в мамину спальню, принеси ее золотые украшения. Серебро не бери – веррангцы его не ценят. И свои побрякушки тоже неси… – И задумчиво добавила: – Может, найдут золото и уйдут?.. И больше шарить не станут?..
Пока девочка бегала наверх, свекровь неподвижно стояла у окна. Анита нервно переводила взгляд от окна к лестнице наверх, вслушиваясь в звуки, доносившиеся с улицы.
«Чего она копается там? Сколько надо времени, чтобы выгрести из коробки все эти цепочки, браслеты да кулоны?.. А тихо-то как! Только и нагоняет же страху эта злая тишина!»
Дружный рев трех сотен глоток убил тишину.

–Все. Полезайте вниз. Я за вами закрою.
–А вы? – осмелилась спросить Анита, втягивая голову в плечи в ожидании ругани.
–А я останусь здесь, – спокойно ответила свекровь и неожиданно мягко пояснила: – Ты пойми, глупая! Если они никого не отыщут в обжитом доме, то обшарят его от крыши до подпола. И тайник найдут. …Иди, доченька. Живи. За Марко – сына моего… За Лиру и Мику – дочерей моих… За меня живи, девочка…
В первый раз свекровь ласково заговорила с Анитой. Не в последний ли раз?
–А, может, не найдут? – неуверенно предположила Анита. – Вы-то как же?..
–Да прячься же ты, идиотка проклятая!!! – взорвалась свекровь, сталкивая Аниту вниз.
Анита свалилась, как мешок. И упала на мешок с мукой, почему и не раскроила себе голову.
–Давай-давай! – прикрикнула свекровь, по-молодому спрыгивая вниз и затолкнув ее в тайник, где уже сидела перепуганная Джена. Прошептала: «Прощай, родная. Внучку мою береги!»
И начала закладывать стену обратно.

Мать и дочь сидели на полу тайника в обнимку. Обе боялись. Сверху, сквозь двойной слой бревен не доносилось ни одного звука. Что там твориться? Как там? И не давал покоя Аните вопрос: зачем? Зачем свекровь осталась там? Не нашли бы веррангцы тайника, нипочем не нашли бы! А скоро королевское войско поспеет, разобьют татей  наголову, как бьют уже вторую сотню лет!
–Мама! А где бабушка? Почему она осталась?
–Ох, не спрашивай, Дженушка.
–А кто такие Лира и Мика?
Это Анита знала. Марко рассказал когда-то в тщетной надежде, что та история поможет его молодой жене понять его маму. И, может быть, помирить…
Когда король Герод Славный, да будет благословенна его память, издал указ о запрете Сестрам нечестивого ордена Сестер Эльханы иметь семью и рожать детей, «дабы уберечь молодое поколение от растлевающего влияния ведьм, поклоняющихся тьме», оставила Цинна орден, чтобы сохранить семью и вскормить самой новорожденного Марко. А вот дочери ее – двенадцатилетняя Лира и девятилетняя Мика – остались ученицами ордена. Никогда больше Цинна не видела своих дочек. Лира погибла в бою с кочевниками у стен столицы три года спустя. А Мика… она осмелилась нарушить указ. Она родила двух дочерей, и за это ее сожгли на костре на главной площади столицы. В свои семнадцать лет она уже носила медальон с крылатым мечом – знак мастера. И дорого бы королевским гвардейцам обошлась попытка схватить ее, но в их руках уже были Микины дети. Мика сдалась в обмен на обещание сохранить жизнь детям.
Плыл по площади запах жареного мяса, горели волосы на голове… Мика была еще жива, когда в ее костер швырнули ее девочек…
«Как такое расскажешь? Вспоминать и то жутко…» Я обязательно расскажу тебе, доченька. Когда подрастешь. Сейчас рано…
Тихо как… Может, удержали стену?.. Нет, глупости! Как семь стражников, да один настоящий воин стену от трехсот веррангцев отстоят? Ну, может, мужиков наших с полста пришло? Все одно мало. И лучники у Верранга не хуже наших будут… Ох, беда…
–Мамочка! Рог! Слышишь?
Анита прислушалась. Действительно, дочь не ошиблась: даже сквозь слой земли и двойную бревенчатую кладку донесся в тайник голос рога. Не зря Джену ушастой кличут – все слышит.
–Мама! Пойдем, да? – предложила дочка. – Наши же пришли!
–Нет, – покачала головой ее мама. – Второго рога будем ждать.
–Ма! Мне дышать трудно! – пожаловалась Джена.
–А ты болтай поменее, не трать воздух-то зря! – посоветовала Анита, с удивлением заметив в своем голосе свекровины интонации.
Погасла свечка. Они сидели в полной темноте, прижавшись друг к дружке. Часы ли прошли? Минуты ли?
Как только в тишину тайника снова донесся звук рога, Анита встала.
–Сиди тут, Джена. Я пойду и гляну. Если все ладно, позову.
Когда сверху послышался не то вскрик, не то сдавленный стон матери, девочка не утерпела, и полезла наверх по лестнице.

Картина, представшая перед Дженой, была столь ужасной, что девочка на какое-то мгновение потеряла сознание. Впрочем, очнулась она довольно быстро. Нестерпимо болел затылок, которым она ударилась об косяк двери. Девочка огляделась. Прежде ей казалось, что она понимает выражение «все в крови». Теперь Джена уразумела, что это не так.
В крови было все в горнице: пол, стены, мебель и потолок. И знакомый с рождения дом был чужим и незнакомым, красным. Зрелище, которое не в силах вынести детский разум, вызвало потрясение, выключившее чувства. Девочка пошла по горнице, перешагивая через трупы и стараясь обходить лужи крови. Трупов было много – более двух десятков. Вот обезглавленный труп. Вот еще один, у перевернутого стола. А под лестницей – третий. А этот разрублен наискось, от плеча до бедра, вместе с кольчугой. Девочка отстраненно обратила внимание на срезы, оставленные мечом. Ровные, тонкие, аккуратные! Каким же быстрым, точным и сильным должен быть удар! Какой верной – рука! И меч в этой руке должен был быть не из рядовых!
Мама стояла на коленях над телом, в котором лишь по одежде Джена узнала бабушку. Мертвая рука сжимала рукоять меча, крестовину которого украшал знак оружейника – черная волчья голова. Таких клинков осталось совсем немного. И стоили они безумных денег. Ведь волчьей головой метил свои клинки великий Лхорэнно – Мастер.
Наверно, надо было закричать? Заплакать? Испугаться? Девочка не смогла. Она просто подошла к матери и положила руку ей на плечо.
–Вот и ты… – безучастно сказала мама, не поднимая головы. В руке она держала золотой медальон с изображенным на нем крылатым клинком.
–Это – бабушкин! – тихо прошептала Джена.
–Я знаю, доченька.
Анита медленно набросила веревочку с медальоном себе на шею, завязала сзади.
–Я не имею права… Но медальон не должен пропасть. Ты понимаешь меня, дочка?
–Понимаю, мама.
–Не говори никому про него. И про меч тоже. Обещаешь?
–Да.
–Хорошо. Мы спрячем его… – Анита обвела горницу взглядом, остановилась на миг на дырке над дверью, и закончила: – вон в той дырке, что над дверью… Там он, наверно, и был…
–Наверно… – эхом отозвалась Джена.

–Эй, парни! Проверьте этот дом? Может, хоть там… – донеслось с улицы. Быстрые шаги на крыльце… В горницу почти вбежал рослый ратник с обнаженным клинком в руке.
–Слава Ладо! Хоть здесь кто-то живой!.. – с чувством выдохнул ратник. – Как вы…
И осекся, вдруг все увидев и поняв.
–Сестра? – прошептал он растерянно. Оглянулся, метнув взгляд на улицу, и, не обнаружив там никого, подошел  ближе, постоял в молчании над мертвой. Потом быстро поднял меч к лицу в древнем салюте воинов, убрал его в ножны, поклонился погибшей…
–Как звали-то ее? – спросил ратник.
–Цинна дар Илвир – мастер ордена Сестер Эльханы! – тихо отозвалась Джена.
–Я запомню. И вы… О них надо помнить! Вечно, пока Мир стоит, пока трава растет, помнить. Как еще выразить павшим любовь и уважение?.. Помните ее…
И вышел.

Анита осторожно освободила рукоять меча, взяла его, протерла передником…
–Что мне с ним делать? – задумчиво спросила она. – Я же не умею с ним обращаться.
–Ничего, мама! Я научу.
Долгим взглядом посмотрела Анита на дочь, слабо, уголками губ, улыбнулась и сказала:
–Знаешь, что? Поднимись на чердак, посиди там. Пожалуйста. Мне надо побыть с Цинной. Иди, солнышко. Я позову.
Джена кивнула, быстро обняла мать и пошла к лестнице, обходя лужи крови и переступая через трупы. Она поднялась на чердак и уселась в углу, обхватив колени руками.
И даже не вздрогнув, будто этого ждала, услышала снизу дикий, звериный мамин крик:
–Цинна!!!
Наверх
 
 
IP записан
 
Тэсса Найри
Админ
*****
Вне Форума



Сообщений: 1293
Пол: female
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #22 - 16.06.2006 :: 12:56:41
 
Очень сильно.
Эрелхор, а продолжение книги у Вас есть?
Наверх
 

"Ешь мясо! Или живность зря сгубили?"(с) Ольга Арефьева
WWW WWW  
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #23 - 16.06.2006 :: 13:15:06
 
Глава 3. Мир: 79 год от Начала.

Волк крался в тени заборов, прятался в кустах, пережидая редких в этот час прохожих. У него сильно болела голова. От напряжения – в этой людской деревне оказалось слишком много собак, и каждой пришлось внушать, что его нет. Воу-у-у, как тяжело… Лучше было бы, конечно, поспешить и проникнуть в деревню еще затемно, но все одно пришлось бы ждать утра: люди почему-то предпочитают спать с заката и до рассвета. А еще волк слыхал, хоть и отказывался в это верить, что в городах люди и вообще могут спать с заката и до полудня!
Воу-у-у, где же она? Среди такого количества запахов, преимущественно резких и неприятных, бьющих в нос, нелегко удержать такой легкий, естественный и, чего греха таить, приятный запах той, которая ему так нужна!
А! Вот ее дом. И повсюду ее запах: на калитке, на дорожке, в сарае, на крыльце, искусно украшенном резьбой по дереву. Знатный мастер, видать, трудился.
Волк начал размышлять, как бы вызвать ту, к которой он шел, не поднимая паники, как дверь дома распахнулась, и на крыльцо вышла девочка лет двенадцати – тринадцати, с длинными светлыми волосами, перехваченными на затылке в хвостик золотой заколкой, в сером платье до пят, в фартуке, когда-то белом, а ныне мало выделяющемся на серой ткани платья.
Девочка потянулась, вкусно, во весь рот, зевнула, улыбнулась утру, небу, солнцу, своим мыслям. Огля-делась. И увидела волка.
Волк не опасался, что девочка завопит от страха или убежит, но на всякий случай напрягся в ожидании ее реакции. Девочка изумленно воззрилась на серого гостя, сложила руки на животе, но мигом передумала и убрала их за спину.
–Волк? – спросила она. – Что ты тут делаешь, а?
–Не надо! – вдруг, словно в сказках, промолвил волк человечьим голосом. – Надо поговор-р-рить!
Нет, молвил он не человечьим, а вполне нормальным волчьим голосом, но зато на вполне понятном человеческом языке.
Девочка стерла с лица улыбку и удивление, ощутимо повзрослев в единый миг, вернула стилет в ножны, прячущиеся под рукавом серого платья и спросила:
–Что случилось?
–Вр-р-раги с север-р-ра! Высадились вчер-р-ра затемно в Р-р-раста-фьор-р-рде.
–Много их? – заметно помрачнев, быстро задала она следующий вопрос.
–Тр-р-ри кор-р-рабля!
–Ладьи или когги?
–Др-р-раккар-ры!
Девочка окончательно помрачнела: если ладья несет два десятка воинов, когг – сотню, то драккар вмещает двести вооруженных людей. Очень неплохо вооруженных и прилично обученных людей. А драккаров – целых три! Это значит всего – шестьсот нордлингов.
–Шестьсот нордлингов! – повторила она. – Королю дали знать?
Волк кивнул.
–Дружина успеет?
–Нет! Кор-р-роль забр-р-рал всех на восток!
–Твою направо! – выругалась девочка себе под нос и снова спросила: – Зачем?
–Ир-р-ршайна!
–Прорыв?
–Про-р-рыв.
–Как сговорились…
–Они и сговор-р-рились!
–Откуда знаешь?
–Бр-р-ратство знает!
–Ясно. …Плохо дело… Их шесть сотен, а нас – всего четырнадцать. Да из них пятеро – ученицы, со мной считая… Плохо.
–Бр-р-ратство поможет! Отец Бр-р-ратства пр-р-риказал выступать всем, кто успеет к ср-р-року! Не подскажешь, где встр-р-реча?
–Откуда я знаю? Я же только ученица… Да, кстати! А почему ты ко мне пришел?
–А мы др-р-ругих в окр-р-руге не знаем.
–Да? Тогда слушай! Беги в Коровичи! Знаешь, где это? Третья деревня вниз по реке! Там войдешь в нее со стороны леса, а не реки. Второй дом справа по тропинке. Там обратишься к хозяйке. Зовут ее – Мина дар Олмир. Запомнил?
Волк кивнул.
–Хорошо. Расскажешь ей все! У нее медальон, как у меня, только не с пером, а с крылатым мечом. У Мины самый высокий ранг в округе – мастер. Только она свой медальон тоже прячет…
–Я почую… Пр-р-рощай, юная Сестр-р-ра. Пор-р-а мне.
–Прощай, спасибо за помощь… Стой!
Волк, уже повернувшийся, чтобы уходить, остановился.
–Есть хочешь?.. Ладно, не отвечай – знаю, что хочешь. Стой здесь, я сейчас.
И действительно, исчезнув в доме, девочка тут же вынесла миску с супом, в котором плавал большой кусок мяса.
–Ешь! Тебе еще бежать полдня…
Волк просить себя не заставил.
Пока он ел, девочка прикидывала – успеют ли они перехватить нордлингов на берегу, или нет.
–Успеем! – пообещал волк, прочитав ее мысли. – У нор-р-длингов штор-р-мом повр-р-реждены два др-раккар-р-ра! Пока они не починят их – не выйдут. Благодар-р-рю за еду, Сестра. Пр-р-рощай. Удачи в бою.
–Тебе тоже…

Надо было собираться! Во-первых, в любой момент мог прийти сигнал сбора – в Ордене вести разносятся быстро, и реакция, если надо, ждать не заставляет. А во-вторых, лучше всего уйти раньше, чем проснется мама…
Девочка поднялась наверх, в свою комнату и начала переодеваться.
Сняла передник, бросила в корзину с грязной одеждой, подготовленной для стирки. Сняла платье, по-ложила на кровать. Глянула на себя в зеркало. Поморщилась. Повернулась боком, снова посмотрела. Тяжело вздохнула. И, показав своему отражению язык, начала одеваться.
Свободная рубашка. Стальные наручи на запястья. Синие брюки. Сапоги. Длинная юбка с почти такими же длинными разрезами по бокам. Необычная и, чего греха таить, неприличная юбка! Кабы не брюки под низом, ни за что бы ее не одела! Зато в бою такая юбка удобна. Двойная кожаная куртка с вшитыми внутрь металлическими пластинами, легкими и удивительно прочными, откованными по рецепту Мастера, подаренному им когда-то самой Дэки! Этот рецепт Сестры берегут, и никому не открывают тайны. И не из жадности, а по приказу самого Мастера.
Засапожный нож. Ремень на талию. Затянуть туго, но чтоб дышать не мешал. Не для красоты он, для дела! Кинжал. И меч. Все?
Все! Медальон с пером на шею. Пора.

Внизу ее ждала мама. Увидев дочь в боевом снаряжении, она побелела, как полотно.
–Куда это ты собралась?
–Нордлинги в Раста-фьорде вчера высадились!
–А тебе зачем туда?
–Там каждый меч на счету будет.
–Королевская дружина справится.
–Не будет дружины. Увел ее Венко на восток, с Иршайной драться.
–Как ты о государе говоришь, соплячка! Как смеешь его по имени…
–Прекрати, мама! – устало оборвала ее девочка. – Не поможет – я все равно уйду.
–Да? Меня уже не спрашиваешь? А если я не пущу, что делать станешь?
И продолжила, все более закипая:
–В меня ткнешь своими железками, да? Чего уж там, тыкай! Все равно я для тебя никто! Орден для тебя теперь мать. Все они, ведьмы проклятые, воду мутят, дочерей уводят…
–Прекрати! – крикнула девочка, и мама действительно замолчала, нарвавшись на бешеный взгляд дочери. – Не наши мечи хранят покой Северного Края? Не Сестры? Всегда ли дружина королевская поспевает, а? Может быть, зря Венко к Ближней Сестре на «вы» обращается, как и отец его обращался, как и сын его будет? Может быть, зря голос Ближней Сестры в королевском совете звучит громче других? Что плохого сделал тебе Орден? За что ты нас так? Я не почитала тебя? Я хоть раз была непослушна или ленива? И что плохого в том, что я взяла меч? Ты, мама, не запамятовала, ненароком, чей это меч?
Мать опешила. Но быстро взяла себя в руки и встала в дверях.
–Не пущу! Ни за что! Хочешь – убивай! Сейчас я и посмотрю, как ты меня чтишь да слушаешься! Не пущу!
Девочка прищурилась и как-то нехорошо усмехнулась. И очень холодно, как чужому человеку, принялась объяснять:
–Что ты, мама? Не собираюсь я тебя ни убивать, ни пугать мечом! Не пустишь? Я остаюсь. Видишь – я послушная дочь. Но там шесть сотен нордлингов, а встретят их тринадцать Сестер, из которых четверо – ученицы. Такие же девчонки, как и я! У каждой, между прочим, есть мама! А отца у каждой нет! Представляешь, какое совпадение?.. А у остальных – дети дома остаются. У некоторых по двое, у Мины даже четверо. Старшему мальчику восемь лет, младшую еще от груди не отучили… Тринадцать Сестер против шестисот северян. Братство Волка обещало помощь, и обязательно поможет, но они тоже не всемогущи. И мало их в наших местах… Не пустишь, значит?.. Отлично. Я останусь дома. Но когда придет весть о гибели в этом бою хоть одной из Сестер… – И девочка с расстановкой повторила: – Хоть одной из моих сестер, то я повешусь в сарае на стрехе! Ты меня знаешь, мама: я так и сделаю! Решай сейчас, как мне предпочтительнее умирать: в бою, или в петле? Только в бою можно выжить, а вот веревка шансов не оставляет!
Мать молча отошла от двери, ни на мгновение не отводя взгляда от дочери.
–Как ты разговариваешь с матерью? Был бы жив отец, он бы прибил тебя за такие слова, да за такой тон!.. Знаешь, доченька? Он бы очень гордился тобой! Выросла ты у меня… А я… Будь по-твоему: иди с благословением моим. Береги себя там. Помни – я тебя жду. …Да иди же скорей!
Последние слова она почти кричала. И девочка вдруг испугалась матери, словно не говорила только что очень жестокие слова, не понимая, как больно слышать их матери от своего ребенка!
Робко кивнула. Шагнула к двери. Отворила ее. Переступила порог. Обернулась.
–Прощай, мама. Не волнуйся – я вернусь. Все будет хорошо. Прости меня…
Неслышно притворила дверь. И нет ее.
Только стук каблучков на крыльце. Только скрип калитки…

Женщина привычно оглядела дом. Постирать надо. И половики пора выбить! И вообще… Она начала, было, скатывать половик, чтобы вынести его во двор, когда поняла, что непрерывно шепчет, не замечая этого: «За что?» Шепчет, не понимая уже, к чему этот вопрос… Бросив половик, женщина встала и направилась к двери.
Она стояла у забора, глядя на улицу, как стояла тысячи раз до этого, как стоят деревенские жители, когда им нечего делать… Только она знала, что делает. Она ждала дочь. Ждала, понимая, что раньше заката та никак не вернется! Бой-то начнется не ранее полудня, да пока закончится, да пока обратно дойдет!..
Прошел мимо Вили – кузнец, кивнул приветливо. «Хороший человек! – машинально подумала она. – Мастер хороший и берет недорого!»
Снова потянулись минуты. Солнце начало припекать, ветер стих… «Славный будет день!..» – снова подумала она.
Вили прошел обратно. «Куда это он?» – лениво удивилась женщина. И догадалась, когда спустя десять минут кузнец прошел мимо ее дома в третий раз, одетый по-дорожному, и с резным посохом на плече. Посох ей сказал обо всем: если уж посох на плече несут, то и сработан он явно не для ходьбы!
–Доброе утро, хозяйка! – остановился Вили. Любой прохожий решил бы, что Вили надумал поболтать с соседкой. Эка невидаль! Но женщина видела, что давит на него какая-то мысль…
–Что, ушла уже? – спросил, наконец, он.
–Да, – выдавила женщина через силу.
–Жаль. Вместе бы пошли… – вздохнул кузнец.
–Да она недавно… Догонишь еще! – предложила женщина, подумав при этом, что хоть ее дочь и Сестра, но с таким сильным спутником, как Вили, все-таки надежнее. И ей спокойнее.
–Послушай, Линдис! – спросил нерешительно Вили. – Окажи мне услугу, а?
–Какую?
–Пригляди за двумя волчатами до вечера, а? Они маленькие, смирные, вреда не причинят. А вечером я заберу…
–За волчатами? – изумилась женщина. – Откуда у тебя волчата?
–Не у меня, – объяснил Вили и чему-то улыбнулся. – Их мать уходит в бой, а детей оставить не с кем. Будь она обычной волчицей – оставила бы в логове. Детей хранил бы закон.
–Какой закон? – не поняла Линдис.
–Волчий! Дети неприкосновенны! За убитого волчонка мстит вся стая!.. Если бы Рикка была обычной волчицей!.. Но она – из Братства Волка! И у нее, и у ее детей есть враги, для которых волчий закон – пустой звук. И стая им не страшна. Но если за волчатами присматривает человек – дело другое… Ты пойми, Линдис! Я бы не просил, кабы не нужда: все Братство округи уходит в бой. Все десять человек и двадцать пять волков! Не с кем Рикке оставить детей…
Вили просительно посмотрел на Линдис.
–А где они? – с сомнением спросила Линдис.
–Да тут, сразу за околицей! – засуетился Вили. – Пойдем, поглядишь сама!
–Ну, пойдем, что ли?

За околицей они остановились, и кузнец тихо зарычал по-волчьи. Из кустов появилась волчица, совсем молодая, серая, с черной мордой и с белым пятнышком на лбу. Осторожно она подошла поближе, обнюхала Линдис. И впервые в жизни женщина подумала о волчице, как о человеке, о том, что в этот миг волчица мучительно пытается понять – можно ли оставить своих детей этой чужой, совсем чужой, даже не волчице. Человеку.
–Можно, я ей кое-что скажу? Она поймет? Или ты переведи… – повернулась Линдис к кузнецу.
–Она поймет. Говори. Только медленно… И слова произноси отчетливо…
Линдис снова посмотрела на волчицу. Выдержала ответный взгляд немигающих желтых глаз. Две матери глядели друг на друга.
И тогда женщина заговорила.
–Ты мне не веришь. Знаешь? Я не обижаюсь. Я все понимаю. Ты же мать. Я сама бы никому не доверила своего ребенка. Ни соседке, ни подруге. Никому. Но Вили сказал, что у тебя нет выхода. Поверь мне, Рикка! Поверь, хотя слова – пустой звук. Поверь! Я сберегу твоих детей… Потому, что я сама – мать. И моя девочка будет сражаться там же, где и вы с Вили… Поверь мне, Рикка! Я за них кому угодно глаза выцарапаю, глотку порву!.. Вили говорил про какого-то вашего врага… Если этот враг придет, они будут за моей спиной. Пока я жива, они будут за моей спиной!
Чуть слышно дрогнул мир. Ведь Линдис, не ведая того, произнесла часть волчьей формулы усыновления, приняв на себя тем самым обязанности матери этих волчат. Что-то изменилось во взгляде желтых глаз. Волчица обернулась, коротко проворчала. И из кустов выбежали два маленьких, пушистых волчонка – брат и сестра.
–Бер-р-ри их! И бер-р-реги. Я пр-р-риду. Спасибо тебе, сестр-р-ра. И… я пр-р-рисмотр-р-рю за твоей дочер-р-рью.
Линдис присела и протянула руки к волчатам. Те несмело подошли, понюхали ее руки. Оглянулись на мать. И дружно полезли на ладони Линдис. Женщина посадила их себе на сгибы рук, словно обычных детей, встала, церемонно поклонилась кузнецу и волчице.
–Удачи в бою! Победы! Возвращайтесь живыми!

Как ни в чем не бывало, прошла женщина по деревне с волчатами на руках через расстрел десятков изумленных глаз. Внесла их в дом и положила в объемистую корзину, в которую предварительно сунула старую подушку. Волчата немедленно завозились там, и женщина с легкой улыбкой подумала: «Порвут!» Порвали. Брат подрался с сестрой, та победила и с торжеством высунула из корзины нос с прилипшим к нему белым перышком. Женщина убрала подушку, положила взамен старую овчину.  
Около полудня волчата проснулись и вылезли из корзины. Дружно кинулись к двери, потом к окну. И, наконец, сели перед женщиной, опустили головы.
–Началось! – прошептал по-человечески брат.
До вечера у женщины все валилось из рук. Она машинально что-то делала, потом переделывала… Поймав себя на том, что в пятый раз стирает одно полотенце, она бросила его в таз, взяла волчат и вышла на крыльцо.
–Будем ждать! – сказала она волчатам.

Они ждали. Ждали, не замечая, что не думают друг о друге, как о волках и людях.
Потому, что горе уравнивает всех. Потому, что горе матери, похоронившей дочь прежде, чем сожгла по обычаю детские ее платья в знак того, что девочка стала девушкой, не отличается от горя волчат, потерявших мать в том возрасте, когда ничто в мире не нужно им так, как мама!
Нет, они не останутся одни!
Орден Сестер Эльханы помнит о семьях Сестер, погибших в бою. Будут к женщине приходить незнакомые девочки, так похожие на ее дочь. Они будут здороваться с ней так, как и ее дочь когда-то, и помогать ей по хозяйству. С годами они подрастут, станут девушками, потом выйдут замуж. И все равно будут навещать ее, привозя своих детей. Она поднимет волчат на лапы, и передаст их Братству. Волчата будут называть ее мамой, приводить к ней потом своих волчат… Она не сможет отличать одного волчонка от другого и на всякий случай, и по велению души, будет всех считать своими детьми. И по всем лесам Северного Края разнесется весть о Матери Стаи, живущей в одной приморской деревне. О доме, в котором любой волк найдет приют, защиту и кусок мяса.
Люди будут считать ее чокнутой, но не осмелятся говорить такие слова громко и при посторонних, опасаясь увидеть оскаленную волчью пасть, или ярость в глазах незнакомой девочки, девушки, женщины, и тонкие пальцы, стискивающие рукоять меча!
Люди будут завидовать ей, чей дом упорно будут обходить стороной беды: болезни, засухи, пожары… Женщина будет отвечать на лживые восторги односельчан жестокой и страшной усмешкой: «Не доведи Ладо вам такого счастья, люди!»
Все это будет, но не может ведать этого женщина, а юные маги Братства, жмущиеся сейчас к ней на крыльце ее дома, боятся заглянуть в будущее.
Они молчат. Да и о чем говорить?
Они думают. Думают об одном: горе объединяет. И горе порой помогает понять чужое горе! Но скажи, великий Ладо! Почему объединяет только горе? Почему лишь горе делает нас несколько мудрее? Почему так часто приходится пройти через такую беду, после которой жить не хочется, чтобы научиться любить?
Молчишь? Ответь!
Светлыми именами Мудрой, отдавшей свою любовь Миру и наделившей его душой, и Мастера, ненавидевшего одну лишь Войну, и весь свой великий талант, и совершенное искусство вложившего в эту ненависть, и Воина, что подарил Миру могучую, истинную магию сердца и души, требуют у тебя, великий Ладо, – творец Мира и всемогущий бог – ответа мать и двое детей!
Наверх
 
 
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #24 - 16.06.2006 :: 13:41:16
 
Глава 4. Мир: 20 лет от Начала.


«Интересно, что скажет мама? Или, по своему обыкновению, она ничего не скажет? И молча уйдет к себе?.. Почему она так?.. Лучше бы кричала и ругалась», – в который раз за последние шесть дней Лива задумывалась об этом. Она прекрасно сознавала, что мама ни за что не одобрит то, что задумала дочь. Не любит мама оружие! Даже меч дедушки, которого Лива не помнила, мама не позволяла трогать и пальцем! И сама в руки не брала! Как маленькая Лива просила маму показать ей меч! Бесполезно…
Но впервые в жизни девочка не боялась маминого несогласия. Потому, что впервые в жизни понимала, что права. Абсолютно права!    
Наверное, Лива просто повзрослела за эти ужасные шесть дней. За бесконечные шесть дней, прошедших с известия о гибели отца в бою с северными разбойниками. Еще неделю назад ей даже в голову не пришло бы задуматься – а права ли она? Тогда она еще была ребенком. Сейчас – уже нет. Ибо она идет сейчас совершать первый в жизни взрослый поступок.
И Лива знала, что она скажет маме.
Что право мстить за близких – высшее право человека! Так сказал Воин, и так оно и есть. …Что она не окажется единственной женщиной в королевской дружине!.. Что она уже не ребенок, ей исполнилось двенадцать лет!.. Что…
Ну, в общем – много чего…
Девочке было жаль. …Они с мамой всегда понимали друг друга. Она до сего дня доверяла маме самые заветные свои секреты, делилась самым.…Самым. Папа только посмеивался, когда Лива забиралась к маме в кровать, чтобы посекретничать. Папа с мамой переглядывались, у мамы в глазах появлялись веселые искорки, а папа покорно уходил выкурить трубочку на сон грядущий. И секретничать мама с дочкой могли подолгу.  Мама никогда не отмахивалась, никогда не смеялась. И ни разу не предала ее. Мама и сама говаривала дочке многое такое, что (Лива это хорошо понимала) не принято говорить детям, тем более – своим собственным детям. Как-то Лива подслушала, как мама возразила на подобный упрек тети Райры, лучшей своей подруги, так: «ребенком она будет недолгие годы. А женщиной – всю оставшуюся жизнь. Рано?.. Да, дорогая! Рано! Но я не могу позволить себе ждать…»
Теперь папы нет. А Лива идет на площадь, чтобы снять с Древа памяти его меч.
Эх! Вот если б она мальчишкой была, то папин меч по обычаю вручили бы ей. Ежу ясно, что мама бы отобрала его и повесила на стенку под дедушкиным мечом, но это же не главное!..
Какая несправедливость! Если у погибшего нет сыновей, то его меч вешают на Древо памяти, чтобы любой мог снять его, принимая выбор и судьбу…
Ну почему? Почему считается, что война – не женское дело? Только потому, что Мудрая когда-то сказала, что женщины не должны быть воинами? Но даже Мудрая была лишь человеком и могла ошибаться!.. И, кроме того! Чем, интересно, Сестры от воинов отличаются?  
Девочка ожесточенно думала о несправедливости мира, чтобы подавить переполох в собственной душе: ей казалось, что каждый встречный глядит на ее черный платок, она кожей лица чувствовала сочувствующие взгляды, от которых горели уши и щеки. …Она молила богов, чтобы не встретить никого знакомого, не слушать бесполезных и мучительных утешений, не выдавливать ответных слов благодарности…
За эти проклятые шесть дней она наслушалась всего этого на годы вперед.

Город жил обычной своей жизнью. Недавняя недолгая осада северян, закончившаяся неудачным штурмом, недавний бой в устье реки Паковы никак не отразились на нем. …И то сказать: только четырнадцать погибших дружинников, да еще сорок два раненных. И у Сестер – восемь погибших и тридцать девять раненных. Это слишком немного на десятитысячный город, чтобы заметить постороннему глазу.
Но достаточно много для Ливы.
Она шла по улицам, где знала каждый камень, мимо знакомых домов. …И невольно заглядывала через невысокие заборчики во дворы.

Пожилая женщина чем-то гремит в сарае, выходит на минутку, чтобы отнести в дом корзину с чем-то тяжелым. Снова исчезает в сарае. …А из окна глядят на Ливу, не замечая ее, два трехлетних мальчика. Совершенно одинаковых мальчика. И Лива останавливается.
Близнецов могла различить лишь их мама. Только она никогда их не путала, всегда отвешивая шлепок именно тому своему сыну, который и провинился. А вот целовала обоих, «чтобы не ошибиться». …Впрочем, она редко наказывала сыновей – рука не поднималась: всего полтора года назад погиб в бою их отец.
А теперь у близнецов нет и мамы тоже. Тетя Лара, воин ордена Сестер, погибла неделю назад на Западной башне.
Их бабушка будет очень стараться. Она будет любить внуков за троих, она сделает все, чтобы дожить до их совершеннолетия, но не сможет заменить им отца и мать. Будут терпеливо висеть на стене клинки их родителей, дожидаясь часа, когда руки повзрослевших сыновей снимут их со стены. И покажется тогда юношам, что рукояти еще теплые…
Девочка шла дальше.

Сидит на крылечке старый Герн, попыхивает трубочкой…
И Лива опять останавливается. Никогда она не видела ни у кого такого мертвого взгляда.
Старейший в армии воин, последний ученик Воина, он вернулся в пустой дом.
Когда враги вышибли городские ворота, их встретил один человек. Но какой это был человек! Герда, Ближняя Сестра! Жена Герна. Десять минут она держала привратную башню одна против сотни северян. Только, выбив врагов из Западной башни, Сестры смогли перебросить подкрепление к воротам. Они не пустили врага в город, но для Герды было поздно…
Девочка понимала, впервые в жизни понимала, что чувствовал Герн.
Ему не хотелось жить, он чувствовал себя трусом, хотя никому, никому не пришло бы в голову обвинить его – прославленного воина, о котором сложены песни…
Ливе захотелось что-нибудь ему сказать, как-то утешить…
Она даже сделала шаг к калитке. И остановилась. Ну что она может сказать? Как можно его утешить, а? Ему же будет только больнее…
Герн поднял глаза и… слабо улыбнулся Ливе.
Девочка шла дальше.

Молодая женщина выводит мужа-инвалида подышать свежим воздухом на крыльцо. Еще неделю назад он был здоров, полон сил…
Теперь он бредет, опираясь на плечо жены. Культя правой руки перевязана бинтом, щиколотка левой ноги в шине…
Женщина с трудом усаживает его в кресло, наливает из кувшина пиво в деревянную кружку, протягивает мужу. Тот неловко берет ее левой рукой, вымученно улыбается жене…
–Тебе не холодно, милый? Может, укрою тебя пледом, а?
–Не стоит, родная. Все в порядке. Посидишь со мной рядом?
Женщина критически оглядывает крыльцо, затем кресло…
–Как думаешь, мне принести еще одно кресло, или мы уместимся в этом?
На мрачном лице ее мужа появляется (не впервые ли за неделю?) улыбка:
–Может, и уместимся... – пожимает он плечами. – Если ты очень постараешься.
–Уж я постараюсь, милый. Не сомневайся.
И женщина усаживается к мужу на колени.
–Не больно?
–Что ты? В самый раз!..
Она привычно убирает под платок выбившийся из-под него золотистый локон. Платок сдвигается, …открывая окровавленный бинт. Лива ее знает. Это Миро – мастер ордена Сестер. Серьезно ранена. Ее муж даже не подозревает, насколько серьезно: они ведь наверняка не спали вместе с того самого дня, как были ранены…
В этой печальной картине нет ничего веселого, но Лива улыбается, потому, что жизнь продолжается, несмотря ни на что…
Девочка идет дальше.

Тетя Райра. Тоже сидит на крыльце. Трубкой дымит.
Лива вспомнила, как соседки бросали на Райру косые взгляды, как шушукались о том, что не след бабе дымить, как печная труба, не след ей ходить в штанах, как мужику. И трахаться с кем попало тоже не след.
Райра об этих разговорах знает, но даже ухом не ведет. И мама тоже ухом не ведет, только смеется. Никто не может понять, что общего у мамы с Райрой? Но нет у мамы подруги ближе, чем Райра. Это Лива знает точно.
Всегда Лива завидовала Райре. А та, приходя к ним в дом, вздыхала порою. И всегда приносила ей какой-нибудь подарок. И обнимала. А потом резко отстранялась и мрачнела на глазах.
Как-то Лива попробовала расспросить маму о причинах столь странного поведения тети Райры. И мама нехотя ответила:
–Это она от зависти…
От зависти? Чему может завидовать знаменитая Райра – опытнейший воин, которую очень ценит король? Одна из немногих на всю армию женщин? Одна из лучших мечников страны?
–К кому? – снова спросила девочка.
–Ко мне. И к тебе, – буркнула мама и замолчала, всем своим видом показывая бесполезность дальнейших расспросов.
Только сейчас Лива поняла. Только сейчас.
Никогда в доме Райры не зазвучат детские голоса. Никогда и никого не назовет она мужем, хоть и красива до сих пор. Слишком дорого заплатила Райра за право мстить. Всем заплатила: жизнью, счастьем, любовью, будущим… Она хотела быть воином и стала им. Но почти перестала быть женщиной…
Увидев девочку, Райра улыбнулась ей, кивнула приветливо. Лива помахала ей рукой…
И пошла дальше.

Дальше, дальше. …По знакомым улицам родного города. Девочка шла на площадь, не замечая, что взрослеет. Она думала, что уже не хочет, совсем не хочет быть воином.
Но отцовский меч она возьмет. Обязательно возьмет, ибо будет Сестрой. Ибо она теперь понимала разницу между воинами и Сестрами: воины сражаются с врагом, а Сестры – просто за жизнь! И Мудрая была права, говоря, что женщины не должны быть воинами. Ведь нельзя давать жизнь и отнимать ее у других! А Лива хочет давать жизнь! Пройдут годы, и она вырастет, и встретит Его, Единственного! И будут у них дети. И меч ее отца будет висеть на стене в ожидании дела. Она будет учиться! Учиться всей женской науке, а потом, рано утром и поздно вечером, – всей воинской. Чтобы жить! Чтобы жили дети, ее или чужие – не важно. Потому, что дети не могут быть чужими! Потому, что до последнего своего дня запомнит Лива взрослые глаза двух трехлетних мальчиков! Потому, что всегда будет стоять перед ней потухший взгляд старого Герна, сражавшегося двадцать лет в полусотне битв, и не сумевшего сберечь жену. И только ради того, чтобы больше никто в Северном Крае не видел такого, Лива сегодня возьмет клинок отца! И, если придется, будет сражаться на стенах города. И будет убивать! Чтобы любые враги запомнили, кто такие – Сестры! Чтобы поворачивали восвояси, не разглядев на стенах наших городов воинов, чтобы понимали они, что ждет их самый страшный, самый непобедимый, самый несгибаемый противник – матери Северного Края. Сестры Эльханы.

Вот и площадь.
Когда-то Лива обожала сюда ходить с мамой и папой, особенно летом, вечерами. Еще светило солнце, а на просторной круглой площади, вымощенной черным мрамором, собирались горожане, целыми семьями или большими компаниями. Бродили влюбленные парочки, прячась в аллее, разделявшей площадь пополам. Из павильона, выстроенного три года назад возле кафе господина Розда, слышалась музыка. И папа вел их с мамой в лавку торговца сладостями и покупал что-нибудь вкусненькое, до чего они с мамой были большие охотницы.
Теперь площадь необычно пуста. Вон павильон. Вот и лавочка сладостей, в которой скучает хозяин – приветливый такой старичок, всегда совавший Ливе горсть орешков в меду, или пряник, или булочку с изюмом…
Вот яблоневая аллея. А вот и Древо памяти, растущее посреди аллеи.
Древо было обнесено невысокой оградкой. Символической оградкой, которую даже Лива могла перешагнуть. Но вход в эту оградку стерег воин в сверкающей кольчуге и с мечом.

Теперь надо войти и снять отцовский меч.
«Только б его никто не забрал! – с беспокойством подумала Лива. – И только б его удержать, не дать коснуться земли! Он же, наверно, тяжелый!»
Шаг!.. Второй!.. Третий!.. Какими неподъемными внезапно стали ее башмаки!.. Четвертый!.. Кажется, что все люди уставились на нее!.. «Сейчас этот воин меня не пустит! Скажет – пошла вон, соплячка! Подрасти сперва!..» – с отчаянием думала девочка. Пятый!.. Шестой!.. «Может, вернуться? Завтра прийти?.. Или маму уговорить, и прийти с ней? Ей-то уж точно отдадут!» Седьмой!.. Восьмой!.. Оградка!!!
–Чего тебе? – неприветливо спросил воин.
–Дай пройти! – твердо потребовала девочка.
–Зачем? – так же жестко спросил воин.
–За мечом!
–Уверена?
–Да!
–Не пожалеешь потом?
–Нет!!!
–Входи, – мирно согласился воин, делая шаг в сторону.

Девочка вошла.
–Удачи! – шепнул ей вслед воин.

Четырнадцать мечей висит на ветках дерева. В четырнадцати домах надолго поселилось горе. Четырнадцать вдов навсегда оделись в черное. И тринадцать девочек, как и она, год будут носить на головах черные платки.
Все эти шесть дней Лива не плакала. Они с мамой ожесточенно занимались хозяйством, чтобы не думать: вымыли и натерли до блеска полы, перестирали все, что было возможно, вплоть до половиков. Лива самолично трижды перемыла всю посуду в доме так, что даже мама вчера ахнула! Когда же дела кончались, они сидели рядышком на лавке, прижавшись друг к дружке, как промокшие и замерзшие воробьи по осени, и молчали.
А вот теперь Лива с трудом проглотила навернувшиеся слезы. Четырнадцать человек! Четырнадцать мужей, отцов, сыновей… Четырнадцать единственных, любимых…
Ладно. Вот он – меч отца.

Девочка взялась одной рукой за рукоять, другой – за ножны и потянула меч к себе.
Меч соскользнул с ветки и потянул руки к земле.
«Не-е-ет!» – взорвалось в ее голове. И, почти разрывая мышцы, она с трудом удержала клинок у самой земли.

Крепко прижимая меч к груди обеими руками, она двинулась к выходу из ограды.
Воин отсалютовал ей мечом, ловко убрал его обратно в ножны, улыбнулся  и … погладил ее по голове.

Девочка шла домой.
Снова – по знакомым улицам, мимо знакомых домов, магазинов, парков. Теперь она не заглядывала во дворы.
Она снова думала, что же скажет она маме. Мама не одобрит. Но Лива была уверена, что права. Теперь – права. Пусть могучий Ладо не доведет пустить ей клинок в ход! Пусть вечно будет мир! Пусть тот бой, в котором погиб отец, останется последним! Но она будет учиться владеть клинком, отрывая часы у сна и отдыха, лишая себя развлечений. Она будет учиться, чтобы, если придется, защитить родной город, его людей от врага. Мама должна понять: не воинская слава манит ее дочь, не почести. Просто ее дочь выросла и поняла, что мир и свободу надо защищать. И, если надо, с оружием в руках. И даже умереть – не очень дорогая цена свободы и мира. Этому учили Трое! И они были правы, смертью своей доказав свою правоту.

Подходя к родному дому, Лива заметила в окне мамино лицо, ногой распахнула калитку, взбежала на крыльцо, боком толкнула дверь. Вошла.
Из кухни вышла мама, вытирая руки об передник. Сурово глянула на дочь. Лива ответила таким же взглядом.
Минуту мать и дочь молча глядели друг на друга. Затем мама повернулась и, по-прежнему не говоря ни слова, исчезла в своей комнате.
«Ну вот! Так я и предполагала, – вздохнула про себя девочка. – Теперь вечером будем отношения выяс-нять!»
Но вскоре мама вернулась, что-то сжимая в кулаке, и направилась к стене.
И, выхватив клинок из висящих на стене ножен так, что ножны даже не шелохнулись, вскинула его к потолку плавно и легко, одним движением, свидетельствующим о долгих, очень долгих, многолетних тренировках. И обернулась к дочери.
Когда мама повернулась, Лива с трудом сдержала возглас удивления: на груди мамы висел золотой медальон Сестры. И не воина. Мастера! На нем был изображен Крылатый меч.
Убрав не глядя меч в так и не дрогнувшие ножны, мама тем временем протянула дочери левую руку ладонью вверх. На ладони лежал золотой медальон с изображенным на нем пером – знак ученицы.
Лива бережно опустила клинок на стол, с поклоном приняла медальон и повесила его на шею.
Две Сестры пожали друг другу руки.
Наверх
 
 
IP записан
 
Тэсса Найри
Админ
*****
Вне Форума



Сообщений: 1293
Пол: female
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #25 - 16.06.2006 :: 13:55:42
 
А дальше?
Наверх
 

"Ешь мясо! Или живность зря сгубили?"(с) Ольга Арефьева
WWW WWW  
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #26 - 16.06.2006 :: 14:21:08
 
Глава 5. Мир: 2 год от Начала (год Потери).


Небольшой храм тонул во мраке. Лишь луна освещала вход, рисуя на полу проекцию дверного проема, заглядывала в окна. Несколько свечей заливали неровным дрожащим светом алтарь, перед которым стоял человек.
Непроглядная осенняя ночь надежно таила его фигуру, кутая, словно в черный плащ. И только луна – извечный символ надежды – освещала его лицо.
Человек был молод, лет тридцати с небольшим, невысок и худощав. Его лицо казалось узким благодаря аккуратно подстриженной бородке. Длинные светлые волосы придерживал узкий серебряный обруч.
Ночной посетитель храма даже сейчас, в одиночестве, показался бы самым заурядным человеком, если бы не его глаза: по ним легко читалась привычка приказывать. Видно, однако, было и то, что владелец этих глаз не честолюбив, и его беспокоят лишь многие заботы, щедро даруемые высоким положением и властью человеку достойному. Власть ведь очень щедра: она дает своим избранникам все желаемое. Но и цену требует немалую…
Посетитель, по-видимому, уже давно стоял здесь, перед алтарем, в молчании рассматривая предметы, лежащие на нем.
Сломанный деревянный меч…
Смятая оправа очков с единственным уцелевшим осколком стекла…
Простой плетенный бисерный  браслет, какие еще так недавно делали себе все дети в Северном Крае…
Книга, написанная чудными незнакомыми знаками…
Голубой берет…
Он был так погружен в мысли, что даже не  обратил внимания  на приближающийся стук копыт.

Тонкая женская рука нарушила течение его мысли.
–Я так и знала, что найду тебя здесь…
–Ты недовольна?
–Нет, муж мой. …Просто мне кажется, что не следовало тебе исчезать так надолго перед боем!.. Ты же в ответе за страну и народ, государь!
Король резко, на каблуках, повернулся.
–А что? В столице паника? Меня все ищут?
–Нет, но…
–Что «но»? Мои сотники получили приказы, они все знают лучше меня. И они знают – где я.
–Не кричи!.. Ты исчез, даже не известив меня! А ведь я – королева!.. А еще, дорогой, я – женщина! Очень нервная!.. И, когда психую, делаю глупости!.. Хочешь, проверим, кто был лучшим учителем: Воин или Мудрая?.. Мой меч при мне!!!
–Ты что? – опешил король. – Совсем о…
Он осекся. А его жена с изумлением поглядела на него и расхохоталась.
–Что «о…»? Что ты хотел сказать? Обалдела?.. Охренела?..  Или что?
–Или что! – буркнул король.
–Спасибо, дорогой! Не жалеешь для жены комплиментов!.. Ладно. Поговорили. Давай теперь начнем разговор с начала!
–Давай!.. Я прихожу сюда перед каждым боем, разве ты этого не замечала?
–Хм!.. Наверно, замечала… А зачем?
–Зачем?.. Хороший вопрос, Китэ!.. Я попробую ответить, только ты не перебивай, пожалуйста!.. Есть вопросы, которые очень надо успеть решить. Есть многое такое, что очень надо успеть понять. …Я каждый раз перед боем прихожу сюда, чтобы попытаться понять Троих. Кем они были? Зачем пришли к нам? Зачем вступились за чужой народ?.. Я пытаюсь понять. …И не могу. И, возможно, поэтому еще жив. Я думаю о будущем, а оно темно. И оно беспокоит меня, это будущее! Как бы не сочинили прекрасные сказки о богах, явившихся, чтобы покарать врагов и спасти избранный ими Северный Край?
–А что в этом плохого?
–Ты обещала не перебивать!
–Я? Вообще-то я ничего не обещала. А если бы и обещала? Ну кто, скажи на милость, верит женским обещаниям?.. И потом! Ты когда-нибудь видел женщину, достаточно терпеливую, чтобы слушать две минуты и не перебить?.. Так что же плохого?
–А то, что это все будет ложью! Не боги они, и ты это знаешь! У богов не ломаются клинки, не разбиваются очки, не рассыпаются бисерные браслеты!.. Двенадцать их было на ее руках. Один уцелел. Черный. А был когда-то пестрым… Ни у кого не поднялась рука смыть кровь… Не гибнут боги в бою!.. И кроме того! Если б Трое были богами! Как было бы просто? Так просто спасать, когда это тебе ничего не стоит! Когда ты ничем не рискуешь? И какая красивая это будет ложь! Столь красивая ложь, что никто не захочет поверить в правду! И эта ложь убьет их второй раз.
Королева покачала головой.
–Никто не сочтет их богами, Тотила! Эти вещи на алтаре докажут…
–Нет! – перебил жену король. – Неподходящие реликвии легко уничтожить. А историю – переписать…
Воцарилось молчание.
–А… – начала, было, королева, однако ее супруг перебил:
–Дело ведь еще вот в чем! Ты слышала сплетни обо мне и Мудрой?
–Конечно! – спокойно кивнула его жена.
–И?..
–И не верю!.. Только не обольщайся, дорогой: не верю я, в основном, не потому, что так доверяю тебе, а потому, что хорошо знала Мудрую. …Не обижайся, пожалуйста: я не хотела оскорбить тебя!.. Просто бывают ситуации, когда тело побеждает разум и душу… Но я, повторяю, знала Мудрую!.. Обидно, понимаешь? Это была несчастная женщина, не умевшая любить. Умная, талантливая, бескорыстная, отважная до безрассудства… И такая счастливая: ее любил Мастер! Любил, отлично сознавая, что это безнадежно. Любил настолько, что даже не замечал пламенные взгляды многих наших девушек… Ничего у вас не было, да и не могло быть. Только вот рты сплетникам не заткнуть: не поверит никто, что мужчина может уединяться, что ни день, с женщиной на битый час, чтобы всего-навсего поговорить! И тебе будет стыдно доказывать нелепость этих слухов.
Король криво усмехнулся и ядовито поинтересовался:
–Ты уверена, что мне не следует обидеться, а?
–Уверена, – бодро заверила его королева Китэ.
–Отлично! – с энтузиазмом согласился ее муж. – Не забудь этот разговор, будь так добра! Как-нибудь я тоже попрошу тебя не обижаться и выскажу тебе все, что о тебе думаю! Надеюсь, что ты также не огорчишься!
–Угу! Надейся, надейся! – угрюмо проворчала себе под нос женщина, но не выдержала и улыбнулась. И тут же спросила:
–А что тебя беспокоит в слухах-то? Поболтают, да забудут…
–Могут и не забыть, – вздохнул Тотила. – Очень уж удобно может выйти!.. Суди сама: лет через сто эта история может превратиться в эпос о том, как богиня спустилась с небес, чтобы подарить победу и любовь своему избраннику. О тебе забудут, а весь королевский род объявят потомками богини… Удобно! И надежно: освящает любой поступок, любое преступление короля!
–Потомки богов? – после непродолжительной паузы расчетливо восхитилась Китэ. – Надо Дэки порадовать. Она, оказывается, еще и полубогиня!.. Ч-черт побери!..
–Ого! А еще?
–Твою мать!.. Дерьмо свинячье!.. Б-блин горелый!..
На этот раз король с минуту полюбовался разъяренной женой, засмеялся и обнял ее.
–Не кипятись, Китэ. Нам не дано управлять будущим, но влиять на него мы можем…
Королева вздохнула.
–Ну вот! Сам огорчил, а теперь успокаиваешь. …Ладно! Давай сменим тему! Скажи мне: что ты думаешь о Мудрой?
–Я правильно тебя понял? – приподнял бровь король. – Тебя интересует, как она выглядела в глазах мужчины? И кстати: должен тебе заметить, что ты неудачно сменила тему… Что ж? Эльхана не была красавицей, но… она… как бы это сказать… на любителя. Тот, кто обратил на нее внимание, запомнит ее навсегда.
–И ты?
–И я.
–И…?
–И ничего. Я, как тебе, вероятно, известно, уже тогда был женат и никогда не жалел об этом. Поэтому мы с Мудрой всегда оставались друзьями. И все. Большего  было не нужно ни ей, ни мне. …Надо же! Дашка была из тех людей, которые одним своим присутствием меняют мир. Ей верили даже те, кто никому и ничему не верят. Отмирали прежние обычаи, и укреплялись новые… Вот, кстати, браслеты! Раньше носили все – теперь это право воинов. По одному за каждый бой… Как она это делала, а? Скажи мне, Китэ! Ты же ее  знала лучше, чем я.
–Как? – задумалась королева, поджав губы. – Не знаю. Похоже, Эльхана и сама этого не знала. …Кстати, о браслетах: ты знаешь, что Дэки сплела браслет?
–Дэки? Она спятила! Она еще девчонка совсем!
–Разве? – подняла брови его супруга. – А мне было сколько, когда я вышла за тебя замуж?.. Не столько же, сколько и Дэки?
–Столько же. …И кому она его сплела?
–Эммелю, кому же еще. Она уже год по нему сохнет. …А отдать боится.
–Чего боится?
–Что Эммель откажет. Это же такой удар! В пятнадцать лет такое нелегко пережить…
Король усмехнулся.
–Он-то? Едва ли. Если бы он был столь же смел с нашей доченькой, как в бою, ты, пожалуй, была бы уже бабушкой…
–Что? – задохнулась королева. – Как бабушкой? Мне рано! Мне же тридцать один год!!!
–Не пугайся! – утешил ее король. – Время у тебя еще есть… Знаешь, как я поступлю? Пошлю-ка я его к тебе утром с посланием. Только ты уж постарайся, чтобы он тебя не нашел. Тогда он пойдет к Дэки. Я надеюсь, что кто-нибудь из них решится…
–Я тоже надеюсь. А он успеет?
–Успеет. Раньше, чем к рассвету северяне не пристанут к берегу – ветер встречный и штормит сильно. А потом им потребуется время для отдыха… Так что прежде полудня они не выступят.
–А… Они не разделятся? – озабоченно спросила королева.
–Едва ли. Рыбаки следят за морем и берегом. Девять коггов вышло в плавание с островов. И все они замечены в Лососевом заливе. Шторм и встречный ветер очень задержали их…
–Девять коггов? Около тысячи воинов? Много… Справишься?
–Справлюсь. Мои разведчики прочесали в тех местах все, знают каждую кочку. Место боя я определил еще вчера… Не беспокойся, родная. Все будет в порядке…
–Удачи! Я буду ждать.

Свежий ветер ворвался под своды маленького храма, встряхнул занавес перед алтарем, погасил несколько свечей. Король и королева вздрогнули и словно очнулись.
Тотила с трудом обвел взглядом зал. Зал казался незнакомым в утреннем свете. Луна зашла, до восхода солнца еще оставалось немного времени…
–О! – с удивлением протянул король. – Мне, похоже, пора. …Знаешь? У меня к тебе одна просьба.
–Знаю, муж мой, – спокойно вставила Китэ, не дав ему продолжить. – Это как раз и есть причина моего появления здесь! Разведчики вернулись. Они нашли переход. Нашли, Тотила! Там дивный мир, странный и древний, прекрасный и очень страшный! Нет никаких сомнений – это – родина Троих!
–Благодарю тебя, Ладо! – с чувством выдохнул король. – Мы сможем сообщить их родным. …Это ведь то немногое, что в наших силах. …Ты бы знала, родная, как меня это мучило. Мы должны их миру три жизни, да таких, что нам никогда не расплатиться! Насколько я помню, у Мудрой осталась мама, у Мастера – родители, а у Воина – жена и маленький сын. Найди их, Китэ! Они имеют право знать.
–Найду! Клянусь тебе в этом. … И мы встретим их вместе. Еще до начала зимы наши разведчики их найдут.

С рассветом королевская дружина уходила на северо-восток, чтобы у Медвежьего урочища встретить войско северных разбойников. Восходящее солнце освещало им путь, заливало розовым светом шлемы, наконечники копий, щиты и лезвия топоров. Сто рядов всадников, по пять в ряду, удалялись от столицы.
Перед воротами их провожали жители города. А на стенах, по обычаю, стояли женщины, мужья или женихи которых уходили сейчас в бой. В молчании глядели они на колонну, уходящую за горизонт, прямо в восходящее солнце. Кто из них вернется живым?
И вдруг где-то внизу отчаянно заплакала какая-то девчонка. И вздрогнули люди, и холодным пронизывающим ветром почуялся им этот плач, разорвавший рассветную тишину.
–Замолчи! Если ты еще мала – сиди дома! Нечего тебе здесь делать! – резко приказала со стены девушка, стоявшая рядом с королевой Китэ.
Десятки осуждающих взглядов, десятки возмущенных лиц повернулись к ней.
А девчонка, прекратив реветь, с обидой крикнула снизу вверх:
–Тебе легко говорить! Ты же…
И осеклась, сама ужаснувшись тому, что чуть не сказала.
–Мне легко!.. Очень!.. – спокойно и холодно бросила вниз девушка и негромкий ее голос раскатился в тишине. – Мне легко. Потому, что там, – она указала рукой на исчезающую вдали колонну, – у меня двое. Я провожаю двоих мужчин, самых любимых моих мужчин: моего отца, и моего жениха. И потому мне вдвое легче, чем тебе!
Девушка обвела стальным  взглядом стоящих рядом женщин и жестко продолжила:
–Стыдно плакать, провожая людей в бой!
–Почему? – робко спросили снизу.
И ответила им Дэки, дочь короля:
–Да потому, что если не верить, что они вернутся, то впору сразу лезть в петлю. Или со стены вниз кидаться. А она – просто ревет…
И впервые с уважением поглядели на пятнадцатилетнюю девчонку женщины, годившиеся ей по возрасту в матери. А принцесса продолжила, глянув на восток и вздохнув:
–Хватит, женщины, раскисать. Пора нам заняться делом.
–Это каким же, интересно? – ехидно спросила ее одна из соседок. – Поучи нас, дур!
–Обычным делом! – отрезала Дэки. – Убирать дом, стирать, ставить тесто и топить баню! Чтобы к вечеру, когда вернутся наши мужчины, они вошли в родной дом, сияющий чистотой, и увидели протопленную баню, накрытый стол, свежую белую рубаху, раскрытую постель… И спокойную, довольную хозяйку. И чтобы по ее лицу было видно воину, что все хорошо, все в порядке дома. Только его не хватало. А теперь – все есть. И хозяйка счастлива!
–А если не вернутся?
–А тогда мы встретим врагов здесь же, на стенах. Клинками, а не слезами. Плакать будем потом, когда свалим трупы врагов в кучу и запалим костер, когда похороним наших мертвых…Тогда! А пока рано.

Наверх
 
 
IP записан
 
Тэсса Найри
Админ
*****
Вне Форума



Сообщений: 1293
Пол: female
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #27 - 16.06.2006 :: 14:30:21
 
А почему в четвертой главе мать Ливы не сражалась? Или дочь об этом просто не знает?
Наверх
 

"Ешь мясо! Или живность зря сгубили?"(с) Ольга Арефьева
WWW WWW  
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #28 - 16.06.2006 :: 14:43:25
 
Так Лива в подвале сидела.
В те годы Сестры старались не афишировать свои медальоны. Слишком мало времени прошло... Слишком много народу считало неприличным для женщины носить меч... Даже через два века предрассудки никуда не делись и стали причиной королевского указа о запрете Сестрам иметь семью и рожать... В первые годы эти предрассудки были как бы не сильнее, чем через два века.
Трое изменили страну, но не людей. У них появились сотни друзей, но сотни тысяч тех, кому все это было до лампады, остались. И те, кому баба в портках да с мечом кажется ведьмой, тоже остались...
Наверх
 
 
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #29 - 16.06.2006 :: 14:55:01
 
Глава 7. Старокаменск: Два года после исчезновения (Звонок в дверь).


Маргарита Алексеевна и Федор Петрович.
     
Звонок.
Немолодая женщина открывает дверь.
–Здравствуйте, Маргарита Алексеевна!
Перед ней стоит молодой человек лет двадцати пяти. Совсем обычный молодой человек, чем-то напо-минающий ее сына. Наверно, один из его друзей?.. Они еще заходят к ним, хотя последнее время все реже…
Андрей пропал два года назад – уехал на очередную игру и не вернулся. Следствие так и не смогло ни-чего выяснить. Лес, где была игра, много раз прочесали вдоль и поперек, опросили всех участников игры, связывались с другими городами, откуда приезжали на ту игру люди. Бесполезно. Стало известно лишь то, что вместе с ним пропали еще два человека…
Многочисленные Андрюшины друзья тоже его искали.
А, может быть, он – армейский товарищ Андрюши?.. Чувствуется в этом парне добрая выправка и сила. Не грубая сила, которой отличаются сейчас многие, и которая так раздражает их с мужем. Нет! Надежная и уверенная сила. Этот парень явно не из тех, кто ищет драки. И не из тех, кто свысока смотрит на тех, кто слабее его. Улыбчивый такой парень, с умным и внимательным лицом… Такие всегда нравились Маргарите Алексеевне. Вот и ее Федя такой же! Пусть и седой уже, а все-таки…
Сейчас этот парень улыбается с трудом. Он напряжен, натянут, как гитарная струна. И смотрит так, как когда-то она, юная первокурсница Рита Фролова  смотрела на профессора Нечаева, заведующего кафедрой нейрохирургии, великого хирурга… Надо ему улыбнуться, как-то приободрить… Кто он, интересно?
–Здравствуйте, молодой человек. Проходите, пожалуйста: в дверях – плохие разговоры.
–Спасибо, Маргарита Алексеевна. Здравствуйте, Федор Петрович.
Повинуясь жесту хозяйки, молодой человек прошел в комнату, но от предложения сесть молча отказал-ся.
–Никак не могу привыкнуть… – пробормотал гость, и вслух продолжил:
–Меня зовут – Ольгерд. Вы меня не знаете, а я много слышал о вас от... Андрея.
Женщина побледнела. Ее супруг приобнял ее за плечи и негромко спросил:
–Вы знакомы?.. Простите за вопрос, но вы впервые в нашем доме…
Гость внимательно посмотрел на отца Лхорэнно. Это был немолодой мужчина, когда-то здоровый и сильный, теперь – с трудом боровшийся с недугом. Только могучая его воля помогала ему не проявлять сла-бость. Как он был похож на своего сына!
–Мы … были… друзьями, –  с трудом ответил гость. – Я не могу сказать, считал ли Мастер меня своим другом, но я… Поверьте, мне трудно сообщать вам эту весть: ваш сын погиб.
Мать окаменела.
Но именно она нашла силы продолжить расспросы.
–Когда?
–Год назад, госпожа моя…
Это старинное обращение почему-то не удивило ни Маргариту Алексеевну, ни ее мужа.
–Как это произошло?
Гость подошел поближе и тихо ответил:
–Простите меня, но я не хотел бы сейчас отвечать на ваш вопрос. Обстоятельства его гибели покажутся вам настолько странными, что вы в лучшем случае не поверите мне. В худшем – сочтете, что я просто изде-ваюсь. Я прошу вас поехать со мной на его могилу. Завтра вечером, там, на заставе Каменных ворот, вы уз-наете все. И… поверьте: многие из нас отдали бы жизнь, только бы мне не пришлось сообщать вам подоб-ную весть… Очень многие. …Я понимаю, что вы вправе мне не верить, и пойму ваш отказ, но…
Федор Петрович, обменявшись взглядами с женой, осторожно перебил гостя:
–Не продолжайте, Ольгерд. Мы едем.

Нина Ивановна.
     
Звонок.
Хозяйка открывает дверь…
Нина Ивановна глядит на незнакомую девушку с недоумением. Что в посетительнице не так? Что-то в ней имеется неправильное… Что?
Худенькая девушка лет шестнадцати, с длинными светлыми волосами, перевязанными  зеленой ленточ-кой. …Длинное платье какого-то архаичного фасона. ...Широкий кожаный ремень, по древней моде лежа-щий на бедрах, а не стягивающий талию…
Что же в ней странного?.. Одежда?..  Нет. Нина Ивановна насмотрелась за последние девять лет еще и не на такие одеяния, называемые ее дочерью и ее друзьями «прикидом». Кольчуги, плащи до пят, самодель-ные рубахи из кожи, полотна, мешковины… И деревянные мечи…
Нет, не одежда. …А что?..
Хозяйка осторожно окинула гостью взглядом… и внезапно поняла: было совершенно ясно, что девушка недавно рожала. Это в шестнадцать-то лет? Да она же, поди, и школу-то не закончила!
–Заметно, да? – упавшим голосом спросила гостья.
–Заметно, – негромко ответила Нина Ивановна и, спохватившись, предложила: – Да вы проходите! Что же я вас на пороге держу?

Девушка вошла, скинула сапожки (к чему бы это носить сапоги летом?), вошла в комнату и мгновенно обернулась к хозяйке.
–Уважаемая Нина Ивановна! – с трудом начала она. – Я должна вам рассказать… Ой, простите – я не представилась. Меня зовут – Дэки.
И к таким прозвищам Нина Ивановна привыкла. Она уже давно не удивлялась, когда ей звонили, и про-сили позвать к телефону Жирафу, или Эльхану. Тогда она звала дочь. Порой она и сама, как ни в чем не бы-вало, говорила Даше, что звонил Лхорэнно, просил передать, что Ворон с Элрондом вписываются  у него, Корвин с Веереной – у Геральта, а остальных четырех могла бы вписать она…
Да! С тех пор, как ее дочь увлеклась этими дурацкими ролевыми играми, Нина Ивановна насмотрелась и наслушалась всякого… Чего стоили эти «прикиды» и имена, которые не вдруг и выговоришь?.. А сленг, на котором они изъяснялись, и в котором она понимала одно слово из четырех?.. А мечи и прочее снаряжение, коим внезапно оказалась набита Дашина комната?..
Нину Ивановну всегда раздражал образ жизни ее дочери. Ну как можно реагировать, когда к дочке вва-ливается орава откуда-то из Мурманска, хором заявляет, что их послал Моргот (не тот, что из Одессы, а тот, что из Смоленска), что им нужна «вписка» (т.е. ночлег)? А дочка их принимает, как родных. И потом пол-ночи они треплются, перебирая тьму-тьмущую общих знакомых, вспоминая прорву всяких игр и «прико-лы», связанные с ними…

–Простите, а как вас зовут по-настоящему? – суховато осведомилась Нина Ивановна.
–Дэки… – растерялась девушка. – У меня нет другого имени…
–Хм… Странное имя, – удивилась Нина Ивановна. – Что оно означает?
–Я… не знаю. По-моему, обыкновенное имя… – смутилась еще более девушка и вдруг… – Ой!.. Все не так… Все не так… – пробормотала она.
–Что не так? – быстро спросила Нина Ивановна. Странный этот разговор начинал ее раздражать.
Девушка глубоко вдохнула, медленно выдохнула, мгновенно успокоилась и объяснила:
–Все не так. Я не так предполагала начать разговор. Я не ожидала… Ну, в общем, еще немного, и я окончательно завалю поручение.
–Какое поручение? Может быть, вы начнете по порядку?
–Это не так просто, госпожа. Мне никогда еще не приходилось приносить такие вести!.. Отец не хотел поручать мне, и был, конечно, прав: у меня нет опыта, да и сына оставлять не следовало… Но это был мой долг…
–У вас сын? И сколько ему, если не секрет?
–Месяц! – гордо ответила Дэки. – Пока меня нет, с ним сидит мама. Но это – всего на неделю. Завтра я собираюсь вернуться.
–А не рановато вам было рожать? – осторожно поинтересовалась Нина Ивановна.
–Почему рановато? – не поняла девушка. – Мне же шестнадцать лет! И муж очень хотел сына… А что, у вас выходят замуж позже?
Нина Ивановна промолчала. Она лихорадочно пыталась понять, что происходит? Или эта девица все-таки ненормальная, или… принцип Оккама  в данном случае неприменим?.. Что значит «у ВАС выходят замуж позже»? У кого или где это «у ВАС»?
Может быть по ее лицу гостья все поняла. И, вздохнув, заговорила тихо и твердо:
–Госпожа! Не так я собиралась сообщить вам о судьбе вашей дочери!.. Простите меня за то, что не смогла вас подготовить, но вы – сильная женщина. Вы выдержите… Ваша дочь, исчезнувшая два года на-зад, погибла в прошлом году у нас, под небом другого мира.

Чуть слышно скребет ложечка по дну чашки. Плывет по комнате неповторимый аромат цейлонского чая. В вазочке – вишневое варенье, в тарелке – домашнее печенье. Две женщины сидят за столом, пьют чай, молчат.  
–Как это случилось? – нарушает, наконец, молчание старшая.
Младшая глядит невидящим взглядом куда-то вдаль, рассказывает:
–Они собирались возвращаться, когда рыбаки принесли весть о новой высадке северных разбойников. Четыре драккара причалили в заливе Дымов, на самом востоке нашей земли, восемьсот пятьдесят воинов высадились на берег и двинулись в глубь Северного Края, сжигая деревни и убивая людей. …Тогда Трое решили отложить возвращение, чтобы в пятый раз встретить врага. …Но сказал им государь так: «Жаль мне расставаться с вами, друзья. Народ Северного Края был бы рад, если бы вы остались!.. Но я прошу вас не принимать участия в битве! Ибо войско, обученное и вооруженное вами, может победить! …Долгие века еще нашему народу предстоит защищать свою свободу в бою, и не всегда вы сможете прийти на помощь!.. Счастливого пути вам, друзья, на родину! Возвращайтесь с миром. Мы победим!»
И они победили. Но никто не ведал, что впервые в истории нордлинги разделили флот! Два драккара высадили четыреста сорок разбойников у Ладейного мыса, что к западу от Алых гор! И некому было встре-тить их. Снова, как встарь,  уходили люди в леса, уносили детей, уводили скот… А на перевале Алых гор, на заставе Каменных ворот встали насмерть три воина: Воин, Мастер и Мудрая – ваша дочь, госпожа.
Только три воина против четырехсот сорока. Они понимали, что погибнут в том бою, но не могли по-зволить себе даже этого! Ведь за их спиной осталась беззащитная страна: старцы, женщины, дети…
Когда государь узнал обо всем, он не дал своим воинам ни мгновения отдыха. Едва победив на востоке, погнал он коней на запад…
Знаете, госпожа? Он не может простить себе, что не успел… Никто из нас не может простить себе… Мы просили Мудрую взять нас с собой, но отклонила наши мольбы Эльхана, сказав: «Не затем учила я вас владеть мечом, девочки, чтобы вы стали воинами, но единственно для того, чтобы города и селения ваши не оставались без защиты в дни войны!»
Только три десятка разбойников оставили Трое войску короля. Только три десятка! Никогда не вернут-ся они к себе на острова!.. Но это плохо утешает…
Женщины глядят руг на друга. Нина Ивановна все эти два года пыталась подготовиться к вести, что с Дашей что-то случилось! Не такова была ее дочь, чтобы уехать, и за два года не позвонить, не написать… Порою Нине Ивановне казалось, что она уже смирилась, научилась думать о дочери в прошедшем време-ни… Нет!.. Не научилась…

–Я могу поехать на могилу?
–Да, госпожа!.. Государь и народ Северного Края ждут вас, и они не простят мне, если я вернусь одна!

Вера Александровна.

Звонок.
Молодая женщина откладывает конспект в сторону, встает из-за письменного стола, заваленного учеб-никами, идет к двери. Не вовремя этот визит. Ох, как не вовремя! Завтра зачет, а ей столько всего осталось прочесть!.. Кто там, интересно? Неужели кому-то неизвестно, что она не любит, когда к ней приходят без предупреждения?..
Молодая женщина открывает дверь и с интересом глядит на мужчину, стоящего перед ней.
Нет. Она его не знает. Может быть, какой-то сослуживец ее бывшего мужа?.. Хм. Возможно… Их было так много, что всех не упомнишь…  Интересный гость: невысокий, но крепкий и ладный. В госте чувство-валась сила, причем очень неплохо обученная сила. Она была видна в осанке, в манере держаться, во взгля-де внимательных серых глаз…
Что ему надо?..
–Ануфриева Вера Александровна?
–Да.
–Здравствуйте!.. Не трудитесь вспоминать – вы меня не знаете. Меня зовут – Бран. Я по поводу вашего мужа…
Лицо женщины оледенело.
–Вы обратились не по адресу. Возможно, вы не знаете, что мы с Виктором уже четыре года в разводе? И он уже два года не дает о себе знать? Даже алименты не платит?
Гость на мгновение стиснул зубы, но сдержался и холодно осведомился:
–Вас это не удивляет, Вера Александровна?
–Нет! Мне нет никакого дела до моего бывшего мужа! Пусть скажет спасибо, что я не подала в суд!.. Но я этого не сделала только ради сына. Без его денег я как-нибудь обойдусь, зато он не будет портить мальчика…
Гость сурово посмотрел на нее и …как ни в чем не бывало, поинтересовался:
–Два года не дает о себе знать? И о сыне забыл?.. Если я не ошибаюсь, вы давно его знаете! Как вам кажется: это похоже на Витька?
Это было совсем на него не похоже. В его надежности Вера Александровна никогда не сомневалась, даже в месяцы развода. Виктор тогда предлагал не доводить до суда. Он оставил ей квартиру, забрав только чемодан с личными вещами и гитару, он начал платить ей алименты сразу… На суде он не спорил, не качал прав… Зачем она подала в суд? Неужели нельзя было развестись через ЗАГС ?.. Обида заставила. Обида, которая жива до сих пор.
–Мне все равно! Я его не знаю, и знать не хочу! – выкрикнула обида.
–Да? – жестко спросил гость. – И вам не интересно, что с ним случилось?
–Да что с ним случиться-то может?
–Ничего особенного. Просто он погиб год назад. Вот и все…

Гость выжидающе глядел на женщину.
Вначале на ее лице появилось возмущение. Что за… Разве такими вещами шутят? Как он смеет?
Затем возмущение сменилось недоверием. Что он мелет, а? Виктор давно уже не в армии! Как это по-гиб? Где это? Что могло случиться с бывшим офицером-десантником, которого вышибли из армии за дра-ку?.. Что, хулиганы напали?.. Или кирпич упал на голову?
И вдруг у нее подкосились ноги. Она начала оседать на пол, ударилась головой об косяк двери.
Гость бросился к ней, чтобы помочь, но Вера отстранила его.
–Не надо… – мертвым голосом сказала она. – Уже ничего не надо. …Его больше нет…
Из глубины коридора с потрясением смотрел на все это пятилетний мальчик. Он никогда еще не видел свою маму такой…
Гость встал, краешками губ улыбнулся мальчику и едва заметно кивнул, подзывая.
Мальчик подбежал и обнял мать.

–Расскажите! Я должна знать…
–Обязательно, госпожа! Но… мне бы не хотелось рассказывать здесь. Если бы вы смогли поехать со мной туда, на его могилу!.. Вы не представляете, сколько людей ждут вас! Сколько людей хотят видеть вас и вашего сына! Вашего с ним сына!..
–Едем! Вы покажете, где это?
–Да, госпожа!
Наверх
 
 
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #30 - 16.06.2006 :: 14:59:56
 
Глава 8. Старокаменск, Мир: Два года после исчезновения (Путь к истине).


Ольгерд.

Автобус потряхивало на выбоинах.
Сейчас, когда они свернули с шоссе на грунтовку, их спутник несколько расслабился. Если раньше он внимательно осматривал местность, открывавшуюся из окон, то сейчас он просто наблюдал.
Федор Петрович решил, что Ольгерд, по-видимому, впервые проделывал этот путь, и не был уверен в своей памяти. «Интересно все-таки, кто он? Почему с таким интересом осматривает вполне привычный пей-заж за окном? Так, наверно, смотрел бы какой-нибудь африканец, впервые угодив в наши края! Но он-то, вроде бы, не африканец!.. Хотя говорит с легким акцентом… Кто же он? Латыш?.. Хм! Похож. И акцент похож, но все-таки не прибалтийский. Нет. …Но русский язык ему явно не родной, хоть и владеет им Оль-герд в совершенстве!.. Загадки… загадки…»
Маргарита Алексеевна думала совсем о другом: что, может быть, не следовало ехать неизвестно куда с незнакомым человеком? Этот Ольгерд, в сущности, ничем не доказал, что знает Андрюшу!.. Знал… Но, с другой стороны! Зачем ему куда-то их заманивать? Ради чего? Ради денег? У них нет денег. И выкуп за них не заплатят… А зачем он темнит? Что мешало ему  рассказать все сразу еще там, дома?.. И, кстати: а почему такая честь оказана лишь им с Федей? А как же эта?.. как ее?.. Эльхана, пропавшая с ним вместе? И Ге-ральт? У них ведь тоже есть родители? Почему же Ольгерд пригласил только их?
–Маргарита Алексеевна! – Ольгерд больше не смотрел в окно. Он встревоженно глядел на нее. – Если вас что-то беспокоит, скажите мне, пожалуйста! Если хотите о чем-то спросить – спрашивайте!
–Вы читаете мысли? – смутилась Маргарита Алексеевна.
–Нет, – улыбнулся Ольгерд. – Скорее я читаю по лицу. Так что же вас беспокоит?
Он терпеливо выслушал тщательно отредактированные соображения Маргариты Алексеевны, потом объяснил, что к остальным были посланы другие люди.
–Кем посланы? – вмешался Федор Петрович.
Ольгерд метнул взгляд за окно, едва заметно сам себе кивнул и коротко ответил:
–Королем и народом Северного Края.
–Кем? – в один голос спросили Ольгерда его спутники.  
–Вы не ослышались, господа! – спокойно подтвердил Ольгерд. – Через несколько часов вы узнаете все. А сейчас нам пора выходить. Прошу вас!

Взревев, укатил автобус, поднял целое облако пыли. На остановке остались три человека. Солнце кло-нилось к закату, хотя до вечера было еще далеко. За их спинами расстилалось огромное поле. Впереди, че-рез дорогу, высился лес.
–Пойдем, – предложил Ольгерд. – Нам придется очень недолго пройти лесом. Не беспокойтесь ни о чем: я знаю ориентиры. И… я прошу верить мне, господа! Я не могу быть вашим врагом! Сегодня вечером вы в этом убедитесь.
Перейдя дорогу, они вступили под лесной свод. Там Ольгерд вытащил из-под какого-то куста вещме-шок, три посоха, один из которых он оставил себе, а остальные протянул своим спутникам.
–Возьмите! С ними вам будет удобнее идти. И следуйте за мной!

Дэки.

Вагон электрички был почти пуст.
Две женщины с корзинами, по-видимому, возвращались с рынка. Молодая мамаша с двумя детьми лет трех рассказывала им сказку, поглядывая за окно, чтобы не пропустить станцию. У самой двери сидели не-молодая женщина лет пятидесяти  и совсем юная девушка – дочь или внучка…
Девушка спокойно и безразлично глядела в пол, почти не шевелясь. Ее спутница, наоборот, заметно нервничала.
–Успокойтесь, Нина Ивановна! Все будет хорошо. Примерно через полчаса нам выходить, затем прой-демся по лесу…
–По лесу? А разве туда нет дороги? И как мы вообще…
Женщина замолчала.
–Успокойтесь. Я поведу вас самой короткой дорогой.
Пожав плечами, Нина Ивановна сменила тему.
–Скажите, Дэки! Откуда у вас такое спокойствие? Вы же абсолютно не волнуетесь! Судя по вашим сло-вам, вы попали в другой мир, и он наверняка не похож на ваш. Неужели это – не повод для волнения?
–Не похож, Нина Ивановна, – подтвердила девушка. – Ваш мир… как бы выразиться… старше и слож-нее, чем наш. Сложнее и опаснее. Вы воюете жутким оружием, убивающим на расстоянии сотни людей, у вас армии насчитывают не тысячи воинов, как у нас, а сотни или тысячи тысяч! И ваш мир очень густо на-селен! …Вы правы: я действительно не удивляюсь. Я не удивляюсь просто потому, что я более недели бро-дила по вашей земле, чтобы привыкнуть, прежде, чем прийти к вам. И еще потому, что ваш мир – простите меня во имя ваших богов – мне не нравится. Очень не нравится. …Хм. Впрочем, я не все видела!.. Наверно, то, что заслуживает восхищения, просто мне не встречалось. …А что до волнения, то… я замужем, Нина Ивановна!
Судя по тону, Дэки считала, что своими последними словами она объяснила причины своего олимпий-ского спокойствия. Однако ее спутница не поняла.
–Ну и что?
–Что?.. За год замужества я привыкла.  Эммель, мой муж, воин. Понимаете? Когда первый раз ждешь мужа из похода, места себе не находишь, мысли всякие в голову лезут – одна жутче другой… И только ста-раешься не завыть, держать себя в руках! …Потом привыкаешь. Привыкаешь ходить на поминки, смотреть в глаза вдовам, думать о словах, которые говоришь; начинаешь себя готовить к тому, единственному в жиз-ни дню, когда навсегда оденешься в черный цвет. …Поймите, Нина Ивановна: мой муж, мой сын, мои роди-тели живы!.. Моя страна свободна!.. За что мне еще волноваться?
Нина Ивановна покачала головой.
–Мне трудно вас понять, Дэки, но… вы мне нравитесь. И мир ваш, наверно, мне понравится…

–Вовчик, глянь – какая телка! – раздалось над ухом девушки. На лице Нины Ивановны появилась тре-вога.
Дэки повернула голову и снизу вверх поглядела на говорившего. Перед ней были двое парней.
Неплохо одеты. И явно хватили лишку, судя по бутылке, засунутой в карман кожаного пиджака. Дэки подумала, что они бы даже казались вполне симпатичными, если б не исходящая от них агрессия.
–Спокойно, Нина Ивановна! – шепнула девушка своей спутнице, не оборачиваясь. – Я справлюсь.
И снова принялась разглядывать пришедших.
–А что, красотуля, поехали с нами? – весело сказал один из них и без приглашения уселся рядом с Дэ-ки, положив ей руку на плечи. – Развлечешься, выпьешь, позагораешь! У меня тут дачка неподалеку…
Его приятель, которого звали Вовчиком, уселся напротив, закинув ногу на ногу, и закурил.
Дэки поймала полный ужаса взгляд молодой мамаши, инстинктивно прижавшей к себе детей, и кивнула ей ободряюще, улыбнувшись одними глазами. Потом она не спеша опустила взгляд на свою грудь, которую успел ухватить новоявленный кавалер, повернулась к нему и ослепительно улыбаясь, предложила:
–Убери!
–Чего?
–Руку. А потом встань, прихвати приятеля и иди дальше…
–А если не уйдем? – хохотнул Вовчик.
–Как хотите! – пожала плечами Дэки, не делая ни малейшей попытки освободиться.
Резкий удар локтем в ребра и следом – правой в челюсть. Парень грохнулся на пол. Со звоном разби-лась бутылка и потянуло запахом плохой водки.
–Ах ты сука! – взревел, вскакивая, Вовчик.
Его Дэки ударом в солнечное сплетение тоже отправила на пол.
–Обученная сука! – поправила она с улыбкой.
Разом вспотевший Вовчик судорожно пытался отдышаться. Зато его спутнику показалось мало, он под-нялся с пола и вытащил что-то из кармана. Щелкнула кнопка, выкидывая лезвие ножа.
–Ну что же ты? – подняла брови Дэки. – Ты ж хотел развлечься со мной! На дачку звал! Уже не зовешь?
–Щас, развлекусь, сука! – пообещал безымянный приятель Вовчика, и нанес удар, целя Дэки в живот.
Девушка шагнула вперед и влево, захватив при этом запястье нападавшего, оказалась за его спиной и резко рванула его руку вверх. Хулиган завопил и согнулся пополам. Тогда Дэки от души врезала ему ребром ладони по шее.
–Я же сказала, что я – обученная сука! – жизнерадостно объяснила она Вовчику. – Забирай своего при-ятеля и убирайся вон. Быстро!
Вовчик без возражений поднялся, подхватил только-только начавшего подавать признаки жизни при-ятеля и поволок его к выходу. Дэки подобрала нож, с любопытством рассмотрела его, пощелкала лезвием и, наконец, спрятала его в сапог.  
Молодая мамаша и ее дети во все глаза смотрели на нее. Мамаша – с изумлением, мальчики – с востор-гом. Теперь они надолго запомнят, как красивая тетя побила двух больших плохих дядек.

–Простите, Нина Ивановна! Неприятная сцена, но…  
–Ничего, Дэки… Я так испугалась за вас!.. Где это вы научились так драться?..
Девушка мечтательно улыбнулась.
–У меня были хорошие учителя. Лучшие в мире учителя. Драться меня учил Геральт, а искусством вла-деть мечом я обязана Эльхане – вашей дочери. …А знаете? Через несколько минут нам выходить.
Нина Ивановна посмотрела в окно и вдруг вспомнила.
–Это же… Тут же полигон, да?.. Тут была ее последняя игра!.. Зачем вы меня привезли сюда?
Улыбка медленно сползла с лица девушки, глаза сузились, и она тихо отчеканила:
–Если вы мне не верите, я провожу вас обратно домой, и, клянусь сыном, никто из нас никогда вас бо-лее не побеспокоит!
И, немного успокоившись, добавила мягче:
–А если верите, тогда нам пора выходить. Нас ждут, а нам еще час идти по лесу.

Бран.

Сборы заняли совсем мало времени. Все, что казалось таким важным еще утром, все неотложные дела, завтрашний зачет, который теперь придется переносить… – все это ушло куда-то в тень. Она снова ехала на свидание, как когда-то, в юности.  
Только тогда она говорила себе, что спешить некуда, что он подождет, а если вдруг не дождется – что ж? Парней вокруг навалом, найдется и получше его!..
А теперь она спешит, хоть он и подождет. Ему ведь уже некуда спешить – у него впереди вечность.
…Она спешит: она должна показать ему, как вырос его сын, которого он не видел уже два года, как мальчик похож на своего папу! Она спешит: там Олежка узнает все, и закончится кошмар вопросов «где папа?», кошмар ответного вранья… Она спешит: она хочет сказать ему, что была дурой, что она просит прощения, что она… Она столько хочет сказать ему! Пусть он не ответит, пусть! Пусть ему уже ничего не изменить! Пока она жива – ничего не поздно!
И получше она не нашла за два года, да, по правде, и не искала. Просто потому, что где-то в глубине души знала – лучше Витьки она никого никогда не найдет. Не бывает лучше…

Они вышли на улицу, и ее провожатый поймал такси. Он несколько секунд о чем-то шептался с водите-лем, потом выпрямился и пригласил ее садиться в машину.
–Мама! Я хочу вперед! – с возмущением завопил ребенок.
Вера Александровна вопросительно глянула на спутника. Тот покачал головой.
И, привычно вздохнув, она принялась уговаривать сына. Впрочем, уговоры не продлились долго. Она хорошо знала Олега Викторовича, знала его слабости, знала и аргументы, которые его проймут.
Поэтому первые минут двадцать поездки обиженный Олег Викторович сидел, обхватив себя руками, смотрел в пол, и даже на вопросы не отвечал. А Вера Александровна осторожно разглядывала своего спут-ника, который назвался странным именем – Бран.
Совершенно ясно, что он старается создать у таксиста впечатление, что они – нормальная семья, кото-рая едет за город. Зачем?.. Он старается не привлекать к себе внимание, и при этом вытащил солидную пач-ку долларов, когда давал задаток. Неужели он не понимает, что за эти деньги можно купить машину? Про-сто пойти и купить? И не «Ладу» какую-нибудь…
Кто же он? А Бран тем временем смотрел в окно, отвечал на редкие вопросы таксиста, тщетно пытав-шегося разговорить пассажиров.
Машина наматывала на колеса километр за километром, солнце начало спускаться на запад… Мальчик заснул.

–Вы уверены, что вам сюда? – удивился таксист, пряча в карман деньги. – Тут же ничего нет! До бли-жайшей деревни километров десять.
–Сюда, дружище! Спасибо тебе!
–Вам спасибо! Почаще бы такие клиенты встречались… Ну, бывайте! Поехал я…
Машина исчезла в клубах пыли. Проводив ее взглядом, Бран кивнул на лес, начинающийся за дорогой:
–Пойдем. Нам придется пройти лесом.

Они прошли всего несколько шагов, как Бран резко остановился.
–Простите, Вера Александровна! Меня встречают!
И, уперев кулаки в бока, сурово спросил у куста, росшего прямо перед ним:
–Ну? И что это, по-твоему, значит?
Вера Александровна не успела даже удивиться, как из-за куста вышла девчонка лет двенадцати. Она была заметно расстроена.
–Пошла за тобой… – угрюмо пробурчала она.
–Зачем? И кто тебе разрешил? – рявкнул Бран. – Это что, поход за ягодами?
–Нет, братик! Но я была осторожна. …Ну не злись, а?
Бран секунду поразмыслил, и решил сцен не устраивать:
–Ладно! Я с тобой дома договорю. – И, обернувшись к спутникам, сообщил:
–Вот! Приходится представлять вам сестренку. Ее зовут Мелой.
Вера Александровна решила не удивляться.
–Здравствуй, Мела.
–Здравствуй, Идущая вслед.
–Мела! – резко бросил ей брат.
Вере еще предстояло узнать, что значит понятие – Идущая вслед.  

Девочка передала брату длинный и узкий сверток.
–Зачем это? – удивился Бран.
–Потом… – одними губами прошептала Мела и, повернувшись к Олегу Викторовичу, весело предло-жила:  «Хочешь идти со мной? Если мама не против?»
Вера Александровна хотела осведомиться, куда это Мела собралась уводить ее ребенка. Она уже от-крыла рот…
…Когда внезапно поняла, что в свертке.
–Это меч? – потрясенно спросила она.
–Да, это меч, – просто ответил Бран.

Они уже шли около часа. Бран с сестрой оказались опытными проводниками, отлично знающими лес. Они вели Веру Александровну без всяких троп, напрямик через чащу, однако ей не пришлось отстранить от своего лица ни единой ветки. А Олежка топал, держа за руку Мелу, что-то ей рассказывал, смеялся…
–Бран! Давай отдохнем? – предложила внезапно Мела.
–Я не устал! Нисколечко! – запротестовал Олег Викторович.
–Конечно! – мгновенно отреагировала девчонка. – Ты же мужчина! Ты никогда не устаешь! Но мама-то устала…
–А-а-а! Ну ладно, – разрешил Олег Викторович.

Брат с сестрой говорили. Вера Александровна не слышала ни слова, но по лицам видела, что разговор тяжелый…
Впрочем, долго он не продлился. Мела вернулась и снова занялась ребенком. А Бран присел рядом с Верой.
–Что-то случилось? – осмелилась спросить она.
–Случилось! – мрачно отозвался Бран. –…Снова вторгся Верранг. Не терпелось им отомстить за про-шлогодний разгром. Про то, что Воина больше с нами нет, наверняка прознали. … Ха! Они думали, что на-ши просто разбегутся. Богатую добычу урвать думали. – И с кривой и жестокой усмешкой: – Урвали! Да такую, что унести не смогли.  …Вчера был бой. Их было втрое больше, – скрипнув зубами, рассказывал Бран. – И Тотила опять не смог выделить ни единой сотни на защиту столицы. А веррангский король напра-вил туда двести конников… Двести конников против сорока юнцов с охотничьими луками и… Сестер. …Вы простите меня, я не говорил вам раньше… И сейчас ничего не объясню. Скоро вы все узнаете…
Вера внимательно посмотрела на Брана и тут же отвела взгляд. Сомнений у нее не было: как ни нелепо звучал этот рассказ, как будто вырванный из исторического романа, но Бран говорил правду! Такую боль не сыграть никому…
–Утром мы хоронили павших на стенах. Восьмерых лучников и восемнадцать Сестер. Восемнадцать, Вера Александровна! Восемнадцать девчонок!.. Нестерпимо жить, когда слышишь такие вести… Восемна-дцать… Больше половины…
–А чем закончился штурм? – осторожно спросила Вера.
–Отбили… А потом и Тотила подоспел после победы над главными веррангскими силами... Потому Мела и пришла меня встречать: бой состоялся совсем неподалеку отсюда, верстах в сорока к юго-востоку. И мы вполне можем нарваться на недобитых ратников Верранга…
–Простите, Бран. А кто такой Тотила?
–Тотила? Это король Северного Края.
И вновь Вера поверила проводнику на слово. Только на сей раз она даже на миг этому не удивилась.

И снова они шли по лесу. Среди сосен изредка попадались березы и лиственницы, осины и буки. Уди-вительно легко дышалось в этом странном лесу…
«Стоп! – вдруг осенило Веру. – Что же это за лес такой, где буки рядом с соснами растут? А там, слева, не дуб, часом?.. Ха! Конечно дуб! Лет четыреста ему, не меньше…»
Она уже не удивлялась. Ее бы сейчас не удивила даже пальма, встреться она им по пути. Вера легко шагала по мягко пружинящему ковру старой хвои и любовалась лесом. И не сразу заметила, что ее провод-ники сбавили ход.
–Кстати, госпожа! – обратился вдруг к ней излишне громко Бран и Вера остановилась. – Вы знаете, что я здесь речку нашел с золотишком? И там такие самородки! Чуть не с кулак величиной. И песку золотого немеряно. Знаете, где?
Мела между тем присела на кочку и, приподняв край юбки, начала растирать лодыжку.
Вера с удивлением воззрилась на Брана. А тот, случайно захватив край плаща, указал кулаком куда-то на север.
–Вон там! Верстах в десяти отсюда.
Дальнейшее произошло очень быстро. Так быстро, что рассказ занял куда больше времени.
Рассказывая про золотую речку, Бран одновременно извлек метательный нож и, даже не договорив, метнул его в кусты.
Оттуда раздался хрип и шум падающего тела.
Бран обнажил меч. А Мела вскочила на ноги, толкнула мальчика наземь. В ее руке обнаружился кин-жал.
На прогалину выскочили пять воинов в кольчугах двойного плетения и островерхих шлемах, украшен-ных бычьими рогами. Трое атаковали Брана, двое занялись Мелой, не показавшейся им серьезным против-ником. Именно поэтому один из них совершил тактическую ошибку, опередив другого на четыре шага.
Воин Верранга, разумеется, знал правила боя «два против одного», но был уверен, что его ошибкой ни за что не сумеет воспользоваться эта пигалица, вооруженная лишь коротким кинжальчиком.
Наверно, Мела его разочаровала: метнув кинжал ему в лицо, она подхватила его меч и успела встретить второго.
Бран без особого труда зарубил одного из «своих», и уверенно отбивал атаки с двух сторон.

Вера стояла ни жива ни мертва: все происходящее было… даже не просто невозможным, оно было аб-солютно и запредельно нереальным, потусторонним… Но это было.  
В ее ушах стоял оглушительный звон стали. И почти осязаемой, давящей была царившая вокруг нена-висть…
…Внезапная тишина вывела Веру из ступора. Она открыла глаза.
Мела оседала наземь, зажимая рукой живот. Сквозь ее пальцы текла кровь. И Олежка, белый, как мел, рвал с себя рубашку, чтобы приложить к ране. Девочка пыталась оттолкнуть его назад, за спину. И непо-слушными пальцами старалась сжать рукоять меча… Бран лежал на земле в десятке шагов от сестры. Мерт-вый.
Двое уцелевших веррангцев направлялись к Вере. Внезапный и короткий приступ паники заставил ее окинуть взглядом прогалину в поисках спасения. И ее взгляд упал на меч, валявшийся у самых ее ног.
Вера наклонилась. Рукоять привычно легла в ладонь…
И словно и не было последних десяти лет! И не сосны шумят над ее головой – ревут трибуны Сток-гольмского стадиона. «Вера!.. Вера!..» – кричат шведы, обычно столь невозмутимые и спокойные.
Весь зал болел тогда за никому не известную лишь неделю назад девчонку. За «русскую валькирию», в которую с первого взгляда на экран влюбилась вся Швеция.
«Вера!.. Вера!..» – И впереди финальный бой за медаль чемпионки мира среди девушек. Бой, который она тогда выиграла в сухую у соперницы из Венгрии…
Пусть сейчас – не спортивное состязание, где ставка – лишь медаль.
Пусть предстоящий бой будет боем без правил, а проигравший в нем не выбывает, а умирает.
Пусть против нее не одна соперница, а двое сильных, неплохо обученных мужчин с немалым боевым опытом.
Пусть в ее руке не шпага, а меч, слишком тяжелый  и с отвратительным балансом.
Пусть!!! Она не может проиграть.
И даже не из-за сына, что гладит волосы Мелы и, всхлипывая, что-то ей говорит… Просто она, погиб-нув, кого-то предаст. Кого-то очень близкого, очень дорогого… Незнакомого…
Что же касается меча, то не впервой ей драться чужим оружием!

Наверх
 
 
IP записан
 
Тэсса Найри
Админ
*****
Вне Форума



Сообщений: 1293
Пол: female
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #31 - 16.06.2006 :: 16:11:03
 
Эрелхор, а дальше есть?
Наверх
 

"Ешь мясо! Или живность зря сгубили?"(с) Ольга Арефьева
WWW WWW  
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #32 - 16.06.2006 :: 16:50:39
 
А дальше сыровато... Печаль
Может, другое? Из другой книги? Я ее дописал.

Глава 1. Рийр


В сосновом лесу в предгорьях Рыжих гор пряталась школа. Могучие мно-говековые сосны надежно скрывали беломраморное двухэтажное здание со стеклянной крышей от любопытных глаз. Только птицы, пролетая над лесом, бросали взгляды на людей, сидящих за столами, носящихся по коридорам, лис-тающих книги… Случайный путник обязательно подумал  бы, что неведомое волшебство перенесло откуда-то этот изящный дом в старинный лес, если б не знал, что всего в нескольких лигах  отсюда пролегает  тракт.

Учитель внимательно оглядел класс, на мгновение задерживая взгляд на каждом из своих учеников.
«Ну, вот! – подумал он. – Начинается учебный год. Который уж по сче-ту?…»
–Добрый день! – приветливо обратился учитель к классу. – Выросли, окреп-ли, особенно мальчики. А девочки еще похорошели, хоть, казалось бы, и неку-да!… Ну, что ж! Я предлагаю индивидуальные беседы с каждым из вас перене-сти на следующую неделю. Тогда и поговорим о том, как вы провели каникулы. Впрочем, если кому-то необходимо поговорить срочно, я жду после уроков… А теперь займемся делом. Я дал вам задание на каникулы. Не забыли?
–Нет. – Хором ответил класс.
–Ну и как?
Ненадолго повисло молчание.
Наконец, прервал его один из мальчиков. Он обвел взглядом товарищей и спросил:
–Можно мне? – и, получив одобрение, начал:
–Учитель, ты дал нам задание подготовить реферат на тему «Движущие силы и внутренняя логика войны с Нашествием». Мы успели обсудить наши ра-боты, и я должен признать, что мы не справились. Каждый из нас прочел не-мало книг, мы говорили со многими участниками войны, но ее логика так и ос-талась нам неясной.
–Уточни, пожалуйста, Шоарн, что ты имеешь в виду?
–Первый вопрос, на который никто из нас не нашел ответа, я бы сформу-лировал так: почему Черная империя, располагавшая значительным перевесом в силах почти до самого конца войны, не смогла победить? Почему имперская армия, превосходившая на первых порах силы сопротивления как качественно, так и количественно  в сотни раз, не уничтожила сопротивление в самом на-чале? У них ведь были опытные и прекрасно обученные солдаты, талантливые военачальники и превосходная организация! … Учитель! Мы просим тебя по-зволить нам продолжить работу! Мы хотим ответить на первый вопрос са-ми.
–Честно. Одобряю, – кивнул учитель. – Продолжайте, друзья мои. Каков же второй ваш вопрос?
Шоарн встал и подошел к учителю.
–Учитель! Я говорю от имени класса, по той причине, что именно я задал этот вопрос, на который никто из нас не нашел ответа: мы не видим логики! Совсем не видим! Мы видим только сплошную цепь случайностей. Как, в част-ности, уместить в логическое построение вмешательство бога грома, унич-тожившего десять корпусов Черной империи? И каким образом можно исполь-зовать в качестве аргумента любовь, которая не поддается логическому ос-мыслению?
Учитель испытующе посмотрел на мальчика и негромко спросил:
–А если предположить, что у Тора Одинсона были веские причины для вмешательства? Вы их можете не знать, но это не означает, что их не было. А что касается любви, то ее можно использовать в логических построениях, поскольку действия, ею диктуемые, вполне предсказуемы, хоть и очень полива-риантны… Но я хочу спросить вас: с какого момента истории вы начинали строить логическую цепь?
–С начала войны! – ответил Шоарн.
–Вот как? А если начать с предвоенных лет?
–Но, учитель! Нашествие было неожиданным, ничто в прошлом не могло его вызвать!
–Верно, Шоарн! Но кое-что на него могло повлиять. И повлияло решающим образом.
–Расскажи, учитель!
–Что ж! Не о том хотел я говорить сегодня, но ладно! Садись на место, Шоарн. Рассказ будет долгим.
Учитель обвел взглядом класс, на мгновение останавливаясь на каждом из своих учеников, помолчал, улыбнулся. И негромко заговорил:
–Сейчас уже невозможно восстановить полную картину довоенной жизни: слишком многое ушло за эти четыре века. Потеряно название княжества, на-рода, его населявшего, наименование его столицы. Никогда уже не узнаем мы имена и деяния предков князя Грауда. Когда князь Стуре Изобретатель повелел создать хранилище памяти, и свозить туда любую книгу, любую рукописную бумагу для изучения, многое оказалось уже утрачено. Кое-что можно вычис-лить по сумме фактов, многое мы можем просто предположить с большой долей вероятности. Вот то, что нам известно!


–Эй-хей-хей-хай, княже!
–Хиййя-а-а-а! – и комья земли из-под копыт.
На редкость удачная была сегодня охота: два десятка зайцев,  четыре кабана и олень, с одной стрелы заваленный лично князем. С такой добычей не стыдно было вернуться в столицу. Пусть народ знает, что его молодой князь по-прежнему – лучший в стране охотник.
–Срежем путь, княже? – предложил Йоран Биргерсон, офицер гвардии и друг князя с детства.
–А что? Срежем! Вон и тропка, видите, ребята?
–Хиййя-а-а-а!
Скорость, конечно, пришлось сбавить – лесная тропа – не просека, по ней галопом не поскачешь. И тропа-то наверняка звериная. Похоже, что волчья. Ко-ни заметно занервничали, начали прислушиваться… И, наконец, гнедой князя встал и подал назад: на тропе стоял волк.
–Валим? – шепнул Йоран. Князь покачал головой.
–Зачем? Мы ж не на волков охотимся. Пусть уходит.
Волк, однако, уходить не спешил. Наоборот! Он зарычал и приготовился к прыжку.
–Осторожней, княже!
Но Грауд уже соскочил с седла.
–Эй! Уходи! – крикнул он.
Волк прыгнул. Грауд с трудом отбросил его и намотал полу плаща на пра-вую руку. Ему почему-то показалось, что он должен одолеть этого волка голы-ми руками.
–Не трогать! Он мой! – крикнул он. И в этот миг волк прыгнул снова.
Князь подставил правую руку, в которую волк и вцепился, яростно рыча. Не обращая внимания на боль, Грауд обрушил левый кулак на голову волка. Он знал – куда надо бить. Разжав челюсти, волк отлетел в сторону и попытался встать. И тут железные пальцы князя сомкнулись на его горле.
Девять охотников смотрели, как двое катаются по земле, яростно рыча.
Потом волк обмяк и затих.
–Езжайте вперед, ребята. Я догоню, – устало сказал Грауд, опускаясь на землю рядом с мертвым волком. Ему почему-то было тоскливо.
–Зачем, брат? – грустно спросил он. – Я бы тебя не тронул. Мы же не охо-тились на тебя. Зачем ты, матерый волк, преградил нам путь? Зачем вызвал? На что надеялся? Нас ведь десять вооруженных всадников, а ты был один!
Наверно, это было глупо – говорить с мертвым волком.
–Княже! Грауд! Скорей сюда! Тут логово!
Ну вот, все и прояснилось. И Грауд, встав, поднял тело волка на руки, по-шел на зов.

–Назад! Все назад! Не трогать! – заорал Грауд, увидев логово, устроенное в корнях огромного дуба.
Перед логовом  стояла  волчица,  готовая к прыжку.
За ее спиной, в логове виднелось несколько волчат. Один из них, самый храбрый  или самый глупый,  сунулся, было, вперед – посмотреть.  Мать, не глядя,  отшвырнула его лапой обратно.
–Назад! – повторил князь. Он положил тело волка перед волчицей и сел ря-дом.
–Княже! Осторожнее! – прошептал кто-то из воинов, но Грауд не отреаги-ровал.
Может, это и было глупо, но он привык доверять своим чувствам, и потому заговорил. Тихо и медленно:
– Ты видишь, сестра? Это был честный бой. На нем нет крови. Понимаешь, он напал первым… А я не знал, что он защищает логово, тебя, детей… Прости меня, сестра! Я виноват – я оставил тебя одну с детьми перед зимой. Прости. Оставайся здесь, если хочешь – тебя никто не тронет. Я даю тебе в этом княже-ское слово. И возьми оленя, мою добычу – пригодится.
Наверно, это все было глупо. Звери не понимают речь человека. Но Грауду было все равно. Он встал, повернулся и пошел прочь.
И словно подменили с того дня князя. Хмурый и расстроенный вернулся он во дворец, а по прошествии нескольких дней, при первой же возможности, по-скакал в лес.
К его изумлению волчица не ушла. Не ушла она, скорее всего, просто пото-му, что на пороге зимы поздно искать новое логово. По пути Грауд подстрелил нескольких зайцев и отдал волчице. Та встретила его перед входом в логово, в боевой стойке, и рыча. Но не напала. И Грауд спокойно ушел. Чтобы, несколько дней спустя, прийти снова.

Всю зиму князь кормил осиротевших волчат и их мать. Зима выдалась го-лодной, дичи в лесах почти не было, и щенки наверняка не выжили бы без его помощи. Волчица со временем перестала рычать, потом даже не вставала. Она лежала перед логовом, настороженно следя за князем.
Потом она начала разрешать детям выходить из логова при Грауде, а позже – даже играть с ним в догонялки.
Щенки скоро привыкли к Грауду. Когда он навещал их логово, они весело выскакивали наружу и прыгали вокруг князя, пытаясь облизать ему лицо.  Вол-чица долго ворчала и косилась на Грауда, но со временем привыкла и она, ви-димо, поняв, что этот человек не желает им зла.
Волчат было трое: два брата и сестра. Грауду даже казалось, что он сумел разобрать их имена: братьев  звали Роар и Реир,  их сестру – Арьерэ. А их маму звали Рийр.

Однажды Рийр не встретила князя у входа в логово, а волчата вылезли ему навстречу, перепуганные и хмурые.
–Эй, ребята! Вы чего? – спросил весело Грауд, уже понимая, что случилась беда. Вместо ответа Арьерэ вцепилась в край его плаща и потащила внутрь.
–Осторожнее, девочка! Ты знаешь, сколько стоит этот плащ? – машинально пошутил Грауд и, чертыхаясь себе под нос, полез в лаз.
Рийр лежала пластом в глубине логова в луже крови, но была еще жива.
Грауд подполз к ней и осмотрел. Раны были серьезными. Похоже, что Рийр не поладила с рысью.
–Так. Погоди, дорогая моя. Надо мне кое-что взять из седельной сумки, – сказал он Рийр и полез наружу.
Через минуту он вернулся с несколькими свертками, склянками и флягой водки.
–Сейчас буду тебя лечить. Терпи,  девочка – будет больно.
Никогда бы волчица не позволила себя поливать водкой,  смазывать воню-чей мазью и перевязывать бинтом, но она была очень слаба.  Пока Грауд ее ле-чил, она скулила, рычала и плакала, моментами теряя сознание.
Закончив перевязку, Грауд распаковал свертки и достал миску и пузырь мо-лока, налил его в миску и пододвинул волчице.
–Пей,  Рийр. Представь себе, что ты снова маленькая. А мы с твоими детьми пока пойдем на охоту. Отпустишь?
Волчица заворчала и попыталась встать. Ее лапы разъехались, как у ново-рожденного щенка, и она рухнула на пол.
–Эй!  Будешь безобразничать, – свяжу! – рявкнул Грауд и продолжил пре-рванную мысль:
–Я обещаю тебе,  что с ними ничего не случится.  Веришь?
Волчица,  конечно,  не ответила ему. Князь счел это согласием и полез из логова.

Не знал тогда Грауд, что впервые в жизни идут волчата на охоту. Не знал он, что вновь принял на себя обязанности отца этих волчат – вести детей на первую их охоту. И поэтому, глядя с улыбкой, как троица «охотников» пыхтела, затаскивая в логово оленью тушу, не догадывался князь, что ставил Рийр перед нелегкой проблемой – принимать его в состав семьи, или нет?
Но, самое главное,  этот олень был первой  добычей детей Рийр!
И Рийр, скрепя сердце, приняла в свое семейство человека и даже начала ему постепенно доверять.

Летом Грауд надолго уехал.
Государственные интересы заставили его лично возглавить посольство в Арбад – большое и сильное государство, с севера граничащее с его княжеством. За последние годы отношения с Арбадом заметно похолодали и запахло войной. Причиной были старинные разногласия по поводу трех районов на границе.
Госсовет решил, что война будет очень некстати, и посему князь должен ри-скнуть и принять давнишнее “приглашение в гости” арбадцев.
Посольство застряло в Арбаде на полтора месяца: арбадский ярл  был гос-теприимен и радушен, но на уступки идти не желал, поэтому заключение мир-ного договора продвигалось очень тяжело и медленно.
Но, в силу пограничного конфликта с Нурландом, война была бы очень не-кстати и для Арбада. Поэтому, потеряв терпение, ярл предложил князю дина-стический брак со своей дочерью – наследницей арбадского престола. Грауд был весьма наслышан об этой принцессе. О ней говорил весь континент. Ей бы-ло двадцать пять лет. Она уже восемь лет считалась первой красавицей. При этом, она получила прекрасное образование, писала хорошие стихи, пела и ри-совала. И, что самое неприятное, была на редкость умной девушкой. В общем, у нее не было недостатков. И вот поэтому женихи не толпились у ее окон.  Было похоже, что несмотря на все свои достоинства (а может, именно из-за них), она останется старой девой.
Грауд предложение принял. Свадьбу  назначили на осень, и Грауд уехал го-товиться.
–Раз уж ты, парень, берешь главное мое сокровище, то  земли спорные мог бы и мне оставить, а? – пошутил ярл, однако два из трех этих районов уступил Грауду в качестве приданого.

Вернувшись, Грауд немедленно утонул в предсвадебных делах. Теперь он понял, каким наивным человеком был когда-то, полагая, что свадьба – дело простое: сели, пожрали до отвала и – в спальню. На самом деле ему пришлось наводить порядок в стране, чтобы не ударить в грязь лицом перед послами и правителями всех без исключения государств континента.
Когда он смог выбраться в лес, он еле-еле узнал волчат. Они подросли, ок-репли…
Арьерэ превратилась в очаровательную девицу со светло-серой шерстью, очень похожую на мать. Она почему-то встретила его прохладно, даже не по-дошла.
«Что это с ней?» – удивился Грауд, но ломать голову не стал: он никогда не мог понять женщин. А женщины (как он считал) все одинаковы – как зубастые и хвостатые, так и двуногие.
И Рийр почему-то укоризненно посмотрела на него, подошла, обнюхала и удалилась в логово, где улеглась и уткнула морду в лапы. Грауд залез в логово, сел рядом с ней и принялся гладить, как собаку.

Тогда князь Грауд Оддинг не задумывался, почему это он относится к Рийр, как к человеку? Почему он говорит с ней, с ее детьми, как с людьми? Ду-мал ли он об этом потом? Наверно. Не мог он об этом не думать. Увы, мыслей Грауда нам знать не дано. Почему он понимал наш народ лучше, чем кто бы то ни было из моннан? Лучше, чем нертские сестры волков? Этого мы тоже не знаем. Жаль. Очень жаль.

Через неделю Рийр погибла. Погибла странно.
В тот день Грауд, как обычно, пришел к ней, и не обнаружил ее в логове. Дети были расстроены и заметно напуганы. Арьерэ даже подошла к нему и как-то жалобно на него поглядела. По-видимому, мать пропала давно.
–Пойдем! – мягко сказал Грауд. – Надо найти вашу маму.
Что же? Они ее нашли.
Рийр была мертва. В ее боку торчала черная стрела, клыки были в крови. Крови было много. Очень много. И, похоже, не только ее. Роар обследовал ме-сто гибели матери, сел и завыл. Его голос был голосом взрослого волка, в его вое слышались горе и ярость.
А Грауд вытащил стрелу и спрятал. Он никогда не видел таких стрел. Он! Воин, полководец! А ведь его учили разбираться в оружии!
Грауд не знал, как хоронят волков. А юные волки, разумеется, не могли ему ничего рассказать. Поэтому Грауд мечом выкопал могилу и похоронил волчицу по человеческому обычаю. Они посидели у могилы,  помолчали. Потом князь обнял по очереди всех троих и встал: ему показалось, что теперь лучше будет оставить их одних.
Отойдя довольно далеко, Грауд остановился. И вдруг услышал тройной вой, в котором он различал голоса. «Роар тонРийр…Реир тонРийр… Арьерэ дот-Рийр…»
И у князя сжалось сердце.

Удар колокола прервал рассказ.
–Ну, что? Прояснилось что-нибудь? – спросил учитель Шоарна.
–Прости, учитель, но мы это все знаем. И по-прежнему я вижу только случайности! Где же тут логика? Грауд же мог и не срезать путь, мог убить какого-нибудь другого волка, мог убить всех…
–Шоарн! – прервал его яростный окрик. – Не смей! Помни о волчьем законе!
–Прости, Лайни! – смутился мальчик. – Я не хотел оскорбить твой род. Но ведь князь Грауд Оддинг тогда ничего еще не знал! Ничего же еще не было!
Учитель прервал надвигающуюся ссору.
–Хватит! Шоарн – думай о том, как формулируешь свои мысли, и не забы-вай оглядеться на слушателей, прежде чем говорить. Лайни – уймись! Он изви-нился. Конфликт закончен.
–Но… – начала, было, возражать девочка. И тогда…  Никто этого не ждал от учителя, даже он сам.
Он вытащил девочку из-за стола, вывернул ей руку за спину так, что она вскрикнула от боли,  и  зарычал:
–В этом классе я отвечаю за жизнь учеников! Ясно? А за тебя отвечают твои родители! Так что помни о волчьем законе! И, чтя свой род, не забывай, что и я принадлежу к этому роду!!!
Он отшвырнул Лайни, девочка сумела устоять, но отступила в угол. Она стояла там, белая, как мел. Шоарн неожиданно вышел вперед и загородил со-бой девочку. Он был бледен, но на его лице читалась решимость стоять до конца. Лайни всхлипывала, уткнувшись ему в спину.
Учитель остыл и обвел взглядом класс. Девятнадцать потрясенных лиц!
–Извини меня, Лайни! Я погорячился, – сказал он, подходя к девочке.
Лайни, высунувшись из-за спины Шоарна, подняла на учителя полные слез глаза и разрыдалась в голос. Шоарн только руками развел.
–Ладно, урок окончен… – вздохнул учитель. – Продолжим на следующем уроке.
И шепнул Шоарну:
–Уведи ее, пожалуйста. Успокой. Я хочу потом поговорить с вами обоими. Рассказать еще кое-что про волчий закон.
Наверх
 
 
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #33 - 16.06.2006 :: 17:02:42
 
Глава 2. Арьерэ


Свадьба Уте


–Здравствуйте, друзья мои! Я должен кое-что объяснить вам по поводу инцидента на прошлом уроке. Жаль, что по традиции ученики не знают имен учителей! Я не хочу нарушать эту традицию, но должен сказать, что двое из вас мое имя знают. Я еще раз прошу у Лайни прощения за рукоприкладство, но надеюсь, что она меня понимает.
Девочка прервала его речь.
–Позволь мне, учитель! – спокойно попросила она и, встав из-за стола, обернулась к классу.
–Прости и ты меня, родич! Прости за боль, что я невольно тебе причини-ла! Я ведь знала твое имя… А Шоарн узнал его вчера. Извините, ребята, но по-ка лишь мы с Шоарном поняли логику той войны. Благодаря тебе, учитель. Я надеюсь, что нет меж нами обиды.
–Нет меж нами обиды, Лайни! – мягко сказал учитель. – Садись. Слушайте дальше, друзья мои.


С того дня Арьерэ исчезла из логова. Ее братья по-прежнему жили в нем, взрослели. Грауд начал беспокоиться, что скоро они совсем повзрослеют и уй-дут, каждый обзаведется семьей, собственным логовом, и он потеряет с ними связь так же, как теперь – с Арьерэ. А он ведь за эти месяцы успел к ним при-выкнуть и даже сродниться как-то.
В первый день осени прибыла арбадская делегация, привезла невесту. Сам ярл приехать не смог, но прислал племянника – нового наследника арбадского престола – и передал с ним письмо. В нем он писал:

«Дорогой Грауд! Уж не ведаю – поздравлять тебя с женитьбой или нет? Как мужчина, я тебе от всей души сочувствую. Как отец – рад, что сбагриваю тебе мое сокровище.  Должен предупредить заранее, как родича, что моя Уте еще более упряма, чем я.  Если что – обратно не возьму: сам брал – сам с ней и живи!»

Грауд показал письмо невесте. Она посмеялась и заявила, что все правиль-но, только надо послать папе ответ:

«Дорогой папа! Уж не знаю – поздравлять тебя с моим замужеством или не спешить пока? Боги ведают – как еще все обернется? Если что – только попробуй не взять обрат-но свою послушную и любящую дочку!!!» 

Сказано – послано.
Уте на самом деле была красивой и умной девушкой, веселой и общитель-ной. С ней было очень легко разговаривать.  Грауд даже не комплексовал по по-воду того, что его будущая жена может оказаться умнее его – он влюбился по уши  с первого взгляда.
Молодая принцесса за короткое время очаровала всех. Даже тех, кто ворчал по поводу того, что князю «…отечественные телки не хороши! Ему иностран-ную корову подавай!…» Даже тех, кто надеялся видеть княгиней свою дочь. Даже тех, кто рассчитывал неплохо заработать на войне с Арбадом.
Наступил день свадьбы. И Грауд закатил грандиозный пир.
Звучали здравицы в честь новобрачных, пели скальды , воспевая красоту и ум невесты, мудрость и силу жениха, желая им долгих лет жизни, исполненных счастья и любви, детей, столь же прекрасных, как Уте, столь же мудрых и силь-ных, как Грауд. Не пустели серебряные кубки с вином, пустели бочки в винном погребе, сновали слуги, разнося все новые и новые блюда. Жених с невестой сидели во главе стола под открытым окном. В зале царили радость и веселье.
Но в разгар пира ветер принес далекий волчий вой. Даже не вой – плач. И этот плач Грауд узнал сразу: так плакала Рийр над телом мужа, так же плакала и ее дочь, Арьерэ, на могиле матери.
–Арьерэ, где же ты?… – машинально прошептал Грауд.
Молодая княгиня услышала.
–Арьерэ? Мы с ней, кажется, не знакомы.
–Это верно, дорогая… – задумчиво подтвердил князь.
–Почему? Я надеюсь познакомиться и подружиться со всеми твоими друзь-ями, мой князь.
–Не так просто вас с ней познакомить, дорогая! Я ее давно не видел. Считай, со дня смерти ее матери.
–Что ж так? Если вы – друзья, то надо было поддержать девушку в ее горе!
–Очень ей нужна была моя поддержка! Она просто исчезла. И все… – с го-речью сказал Грауд.
–Ты ее любил? – с участием спросила Уте.
–Что? – очнулся Грауд. И сразу все понял.
–Нет, дорогая, что ты? Арьерэ никогда не была моей любовницей! И не могла быть! Если б ты ее знала, ты бы поняла. Если я ее найду, я вас познаком-лю. Уверяю тебя, Уте – ты будешь поражена.
Грауд даже не подозревал, насколько точно он предсказал будущее. И на-сколько ужасным оно окажется – Будущее.

Через пару месяцев выяснилось, что княгиня Уте беременна. Узнав об этом событии, прибыл с визитом ярл Арбада. И в первый же день Уте уединилась с отцом надолго, а когда вышла, ее глаза были красны от слез. Грауд растерялся: их брак оказался счастливым, он любил жену и не понимал сейчас, что же про-изошло? И, наконец, спросил тестя:
–Скажи, отец и брат мой! В чем моя вина?
–Нет твоей вины, князь!
–Но она плакала! Из-за меня?
Ярл вздохнул.
–Отчасти. Не спрашивай меня, Грауд! Я обещал дочке молчать.
–Но я же должен знать свою ошибку! Чем я ее обидел? Скажи!
Ярл помолчал.
–Я должен попросить у тебя прощения, Грауд! – сказал, наконец, он. – Я кое-что не рассказал тебе тогда, во время твоего визита к нам. Моя дочь облада-ет уникальным даром – видеть истину. Для этого ей достаточно увидеть челове-ка, услышать его голос или прочесть его письмо. Поверь мне, князь! Нет здесь твоей вины. Только об одном я прошу тебя! Как отец прошу, не как ярл: не обижай ее. Она очень ранима, особенно теперь.
–О чем ты, отец и брат мой? – искренне удивился Грауд. – Я люблю ее и ни-когда не обижу!
–Молод ты еще, Грауд! – загадочно произнес ярл. – Ты не знаешь, как мучи-тельна бывает любовь.

Прошла ливнем осень. Продралась, как медведь сквозь бурелом,  зима.  Как ручей, утекла весна.
Грауд ездил в лес. В гости, не на охоту. Иногда встречал он Роара и Реира. Сыновья Рийр выросли, стали взрослыми,  обзавелись подругами. А вот их се-стру встретить так и не довелось.

В начале лета княгиня родила мальчика.
Сказать, что Грауд был счастлив – ничего не сказать. Он немедленно устро-ил пир, превзошедший по размаху даже свадебный.
–Княже! Это – плохая примета! Погодил бы ты с пиром, а? Хоть месяц, а? Дите же! Не сглазить бы? А пока просто выпей за здоровье жены и сына! – со-ветовали ему друзья и придворные.
Но Грауд не послушался.
И снова: звучали здравицы в честь новорожденного и его счастливой мате-ри, поздравления князю, вино лилось рекой, слуги сбивались с ног, разнося блюда с самыми изысканными яствами, оконные стекла дрожали от топота тан-цующих, играла веселая музыка.
Посреди этого веселья Грауд чувствовал себя лишним. Утренняя идея весе-ло отпраздновать рождение первенца ему уже не казалась особенно удачной. Он машинально улыбался в ответ на тосты и поздравления, отвечал на вопросы и казался вполне довольным. Только его друзья, знавшие его с детства, да его ка-мердинер, служивший еще его деду, и помнивший рождение Грауда, обратили внимание на тоску, охватившую князя. Но даже те, кто заметил эту тоску, при-писали ее естественному беспокойству, отравляющему жизнь всем молодым отцам: что жизнь кончилась. Пойдут пеленки, кормление младенца по ночам, охи и ахи, чуть  дите заплачет, а-то и захворает, не доведи Сиф. И-то! Только представь себе, как тянешься ночью к любимой жене, лежащей рядом, да под твоим же одеялом, а дите тут же начинает рев. И жена тебе так спокойно и го-ворит: погодь, милый, маленько! Я только ребенка покормлю, да пеленки ему сменю. Поневоле захандришь заранее.
Но Грауд обо всем этом даже не думал. Он чувствовал себя полнейшим идиотом оттого, что жена его – в спальне, после родов отлеживается, а он тут сидит дурак дураком и веселье изображает.

Когда, проломив окно, в зал ворвалась волчица, первым чувством князя бы-ло облегчение – ну вот, все это и кончилось. И только мгновение спустя Грауд понял: случилась беда.
Волчица, не теряя времени и не обращая внимания на крики и панику, на факелы, на бегающих людей, опрометью бросилась наверх, к покоям князя и княгини. Тут же опомнилась, было, стража, но Грауд заорал на весь зал:
–Закрыть ворота! Обыскать замок! Всех подозрительных – немедля ко мне! Волчицу не трогать, головой за нее отвечаете!
И побежал следом за ней наверх.
Не по силам человеку догнать волка! Но даже волк может не успеть.
Когда Грауд вбежал в спальню жены с мечом в руках, его сын был уже мертв. Он прожил только один день… Даже имя ему еще не успели дать. На-верное, это странно звучит, но его будут всегда помнить. И не только вейрмана, но и другие народы. Как первую жертву войны. Той самой Войны. Войны, ко-торая тогда еще даже не началась.
На залитой кровью постели лежала Уте. Она была еще жива, но Грауд – опытный воин, несмотря на молодость – с первого взгляда понял, что ее не спа-сет уже ни один врач.
А на полу лежал убийца с разодранным горлом. Он был черен. Совсем! Черна была его кожа. Черны волосы. Он был облачен в черную одежду. И даже его кинжал, валявшийся на полу, был черной стали, и напомнил Грауду стрелу, убившую Рийр.
Над ним, оскалив пасть, стояла волчица.
–Арьерэ! – выдохнул князь.
Умирающая подняла взгляд на волчицу. 
–Ты?.. Арьерэ?.. Подойди…
Волчица послушно залезла на кровать и села.  Княгиня дотянулась до ее ла-пы, и вдруг ее глаза расширились.
–Вот ты какая,  Арьерэ?.. Я бы хотела увидеть тебя…
Волчица помешкала, повернула морду к Грауду и зарычала.
–Уйди, дорогой, – прошептала княгиня, – прости. Это важнее. Когда-нибудь ты поймешь.
С умирающими не спорят. Совершенно очумевший князь побежал к потай-ному ходу в спальню.  Дверь открыть он не мог, но в щелку увидел все.  А вот подслушать разговор не сумел!

На кровати сидела девушка, высокая, очень худая, со светлыми волосами и карими глазами.
Княгиня держала ее за руку и что-то ей говорила, задыхаясь и теряя созна-ние. Он так никогда и не узнал – о чем?
Окаменев от горя, Грауд смотрел, как умирала его жена. Арьерэ гладила ей волосы и изо всех сил старалась не плакать. А потом осторожно освободила свою руку.  И князь  понял, что овдовел.
Помешкав мгновение, девушка стала какой-то прозрачной, скорчилась и вот уже на постели снова сидела волчица. Задрав морду вверх, она завыла. И снова он слышал этот вой, в который уже раз. 
Когда он вернулся в спальню, Арьерэ уже не было. Окно было распахнуто. Выглянув вниз, он никого не увидел. Только капитан охраны доложил позже,  что волчица пробежала по стене, прыгнула вниз и исчезла во мгле.

Похоронив жену и сына, Грауд с головой ушел в дела. Так ему было легче. Он мотался по стране, наводя порядок, снимая и сажая в тюрьму мздоимцев-чиновников, интересовался мнением людей о законах в стране, издавал указы. А по ночам он не мог спать. Потому, что ему снилась Уте. Вначале – счастливая, как в те, первые ночи после свадьбы. Позже – умирающая. И Арьерэ, сидящая рядом с ней. Вейра.
Грауд перечитал все сказки о вейрах – волках-оборотнях. Он расспросил своих советников, поручил им собрать информацию. И получил такой ответ: «Княже! Никаких достоверных данных об их существовании нет. Они – всего лишь персонажи сказок».
И тогда он решил разыскать Арьерэ. Первым делом он запретил навеки охо-ту на волков, делая исключение только для случаев самообороны. Он снова и снова обшаривал лес. Он хотел… Он и сам не знал, чего же он хотел от этой встречи.
Он искал. Безуспешно.

Неподслушанный разговор


–Вот ты какая, Арьерэ? Жаль, что мы с тобой раньше не встретились… Я умираю, да?
–Да, моя княгиня!
–Я знаю… Арьерэ!
–Я слушаю вас, моя княгиня!
–Не надо, сестра… Пожалуйста! Я так мечтала иметь сестру…
–Почему я?
–Глупая ты еще, Арьерэ… Молодая слишком… Да потому, что мы с тобой любим одного мужчину. Я должна была бы ненавидеть тебя, сестренка, но… так сильно я люблю его, что не могу причинить ему боль. А ты – можешь… Не оставляй его, Арьерэ! Не бросай его хоть ты! Он же любит тебя!
–Нет, … сестра. Ты – красивая, а я… Ты – человек, а я…
–Не плачь, пожалуйста. И поверь мне! Я знаю его лучше, чем ты, лучше, чем он сам. Я знаю. Не бросай его. Займи мое место, сестра. Люби его, роди ему сына. И сделай его счастливым. На всю жизнь…
–Уте! Не умирай, пожалуйста!
–Поздно. Обещай мне… И поспеши, во имя всех богов! Иначе опоздаете оба… У вас так… мало… вре…
–Уте!!! Сестра!!!

–Прощай, сестра моя! Прости меня за все. Прости, что не успела. Я спеши-ла. Я, правда, очень спешила! И… я попробую…

«Мы еще посмотрим!»


И вот однажды, глядя в окно, он увидел ее на площади, в человеческом об-лике и в простом сером платье. Как забилось его сердце! Князь немедленно по-слал слугу пригласить Арьерэ во дворец. По ее реакции он понял, что Арьерэ отказалась. Тогда он выпрыгнул из окна и побежал за ней, как мальчишка, дог-нал уже у городских ворот и пригласил лично. И, окаменев, услышал холодный ответ: «Волки не ходят в гости к людям».
Для человека такой ответ звучит, как грубость. Только волк пришел бы в ярость от подобных слов. Пришел в ярость и Грауд, а ведь он-то волком не был. Он даже обычаев волчьих тогда еще не знал.
Чеканя слова, он спокойно сообщил, что вызывает ее с братьями на бой в ночь полнолуния у старого дуба. Он придет один и без оружия. Повернулся и пошел прочь, не оборачиваясь.
А если бы оглянулся, то смог бы увидеть ужас и слезы на лице вейры.

До полнолуния было дней десять. Он наскоро привел в порядок свои дела, выбрал своего преемника на всякий случай и засел в библиотеке, не желая ни-кого видеть. Он заставлял себя читать книги, запретил слугам себя беспокоить и, кстати, запретил им заранее исполнять его приказ, буде таковой последует, приносить ему вино.
За пару дней до полнолуния его одиночество рискнул нарушить дворецкий.
–Княже, к вам посетители.
–Гони их в шею!
–Прошу прощения, господин мой. Их нельзя гнать в шею. Никак невозмож-но. Примите их, пожалуйста.
Чертыхнувшись, Грауд встал и вышел во двор.
Там стояли два волка – Реир с Роаром. А между ними, в том же сереньком простом платье, стояла Арьерэ.
–Моей пастью говорит Роар тонРийр, вожак стаи! – объявила она.

Почему не захотели обращаться ее братья, неизвестно. У нас нет ни одно-го свидетельства, что они хоть раз в жизни принимали человеческий облик.

Теперь Арьерэ переводила слова своего брата.

Роар сообщил, что
–они принимают вызов, но ставят дополнительное условие: драться будем по очереди, один за другим:  Роар,  за ним – Реир,  и только после них  – Арьерэ.
–они понимают, что оскорбление, нанесенное князю их сестрой,  смывается только кровью.
–однако князь, в свою очередь, должен понять, что бой будет психологиче-ски очень трудным: очень уж многое их связывает. Он заменил им отца, кормил и учил,  спас жизнь их матери. И он когда-то убил их отца.
–поэтому он – Роар тонРийр, вожак стаи, предлагает ему, Ррау тонАнна , князю людей, виру  за оскорбление.

Грауд удивился:
–И какую же виру могут волки дать князю?
И в самом деле!  Деньги? Товары? Услуги? Ну, это же нелепо! Тогда что?
И тут Арьерэ отчаянно расплакалась.
Вот чего Грауд никогда не выносил, так это женских слез. Он даже успоко-ить ее не мог, поскольку, поди, успокой того, кого собираешься послезавтра убить!
–Ты чего это? – блеснул Грауд красноречием и хорошими манерами.
И Арьерэ сквозь рыдания выдавила, что вира – это она и есть. Она – Арьерэ дотРийр.
–А вира-то согласится? – спросил князь, усмехнувшись.
Девушка кивнула.
–Тогда какого йотуна  ты меня оскорбляла? – сорвался Грауд.
Арьерэ распрямилась, прекратила реветь, взглянула ему в глаза и с горечью ответила:
–Потому, что ты – человек и правитель – никогда не женишься на оборот-не… Не осмелишься… Да и не позволит тебе этого никто...
Грауд принял ее взгляд, прищурился, выдержал паузу. И медленно, с рас-становкой, произнес:
–А вот это мы еще посмотрим!
Так вейра впервые в истории стала княгиней.

Разговоров было в стране по этому поводу немеряно. Все так обалдели, что ни бояться, ни возмущаться не могли. Однако, через пять месяцев у княгини-оборотня родился сын, тоже оборотень. Назвали его Ярре. Ярре тонАрьерэ. Ну такой хорошенький младенец получился – глаз не отведешь! Скандал утих сам собой. За следующие восемь месяцев он вырос до юнца лет шестнадцати, так как большую часть жизни пробыл волчонком. Рос он нормальным парнем. Ду-рил, конечно… С двоюродными братьями носился по лесу, резал овец на паст-бищах и крал кур у крестьян, за что мама его изрядно поколачивала. Придвор-ные дамы были в ужасе, но спорить боялись – княгиня сразу оскаливала пасть.
Отец приступил учить Ярре владеть оружием, ездить верхом. Силком водил его на заседания Госсовета, чтобы Ярре учился управлять.
Как знал… Как чуял…

А еще через два месяца началось Нашествие.
Те же черные люди в совершенно немыслимом числе высадились с тридца-ти тысяч кораблей во всех портах континента одновременно. Каждый корабль нес сто человек. Всего их было – миллион солдат с женами и детьми. А все го-сударства континента смогли бы выставить не более ста тысяч воинов.
Континент был захвачен за неделю. Большинство государств даже не успе-ли оказать сопротивление.
Князь Грауд с женой погибли, защищая дворец.

–Ну, вот и все на сегодня. Может кто-нибудь поделиться соображениями?
–Позволь мне? – нерешительно спросил один из учеников.
–Конечно, Греттир! Мы слушаем.
–Я полагаю, что логическая цепь, которую мы пытались воссоздать, со-стоит как раз из случайностей! Их ведь очень много было! Шоарн прав! Грауд Оддинг мог бы и не срезать путь, мог бы убить  другого волка. Он мог бы и не оказаться столь добр и благороден по отношению к семье погибшего. Агенту Черной империи могло бы и не удаться покушение, или, наоборот, он мог бы убить и князя…И, наконец, князь мог бы и не любить вейру, или под влиянием общественного мнения он мог выбрать себе жену-человека… Случайности… А случайности ли это? Их ведь было так много, и все они были настолько к мес-ту! Зачем искать логику в факте? Ее нет там! И быть не может. Однако все события, о которых ты, учитель, рассказал, замечательно укладываются в логическое построение. Конечно, оно не дает ответа на вопрос о внутренней логике войны с Нашествием, но теперь мы можем восстановить причинно-следственные связи самостоятельно, если ты разрешишь продолжить работу.
–Разрешу, друзья мои!
Наверх
 
 
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #34 - 16.06.2006 :: 17:07:18
 
Глава 3. Ярре

(1 год Нашествия)

–Княже! Надо уходить!
–Княже! – вздрогнул Ярре. Вот он и стал князем. Но он же не может! Он ведь даже еще не вырос!
–Ярре! Очнись же! Прорываемся через нижний город – там еще сражается сотня Храфнкеля!
–Да, идем…

Горстка гвардейцев прорубила дорогу к воротам дворца и растворилась в лабиринте улочек нижнего города. Последним шел Ярре, то и дело оглядываясь на горящий дворец, слыша шум боя в казармах столичного гарнизона. Там еще держались несколько сотен бойцов; помочь им было уже нельзя.
И Ярре скрипнул зубами.

В последний раз в жизни он шел по улицам родного города, в котором знал каждую травинку, в котором все его знали; он смотрел по сторонам, стараясь попрощаться со всеми. Не оставалось живых на улицах, жители попрятались или погибли… Он смотрел на посеревшие от боли стены домов, на черные от горя глаза окон… Он прощался с их обитателями, не зная даже, живы ли они. И взрослея с каждым шагом.

–Здрав будь, дедушка Скаллагрим! Как здоровье? Как внуки? … Прости нас…
–Приветствую тебя, тетушка Гуннхильд! Дядя Торстейн! Надеюсь, что вы живы!… Простите нас…
–Здорово, Торд! Ты сейчас далеко от дома, но все равно – здравствуй, дру-жище…
–Ну, привет – Снорри. Я знаю: тебя уже нет в живых, но это не важно – привет тебе, брат мой. Может и к лучшему, что ты погиб прежде, чем узнал – что сделали с твоими родителями, с твоими маленькими сестрами… А я даже похоронить их не могу – времени нет. Прости меня, брат мой! Мы отомстим!…
–Раннвейг! Что с тобой…  О, нет… Торкель! Мы возьмем ее с собой. Нечего ей тут делать. И не выживет она одна. Такая… Ну, успокойся, Раннвейг! Все хорошо… Не надо бояться… Тебя никто не обидит отныне… Прости меня, Раннвейг. За все прости! За родителей твоих, за жениха, что был моим другом, за дом твой прости. И за то, что тебя не уберегли. …Может быть, еще можно вернуть твой разум?… А может – и не надо? Какой же разум выдержит такое? Вон, как смеешься! Одна единственная на весь город…
–Тише, маленькая! Не кричи так, пожалуйста, Раннвейг! Ну, хочешь леде-нец?

Небольшой отряд воинов укрылся в лесу и стал лагерем.
Даже сейчас, потеряв всякую надежду, они оставались воинами. Расставили охранение, развели костер, принялись готовить еду. Никто не смотрел на лица других. Не хотелось.
А Раннвейг, напевая под нос песенку, собирала цветы на поляне и счастливо улыбалась. От этой ее улыбки, от безумия, молчавшего в ее лучистых глазах, становилось жутко.
Ярре сидел в стороне, привалившись к стволу дерева.
–Ярре, как ты?
–Прекрасно, Гуннлауг! Разве не заметно? – саркастически усмехнулся князь.
–Заметно! Потому и спрашиваю.
–Извини. Я в порядке. Только не представляю – куда нам идти? Куда бе-жать?
–Не бежать, княже. Отступать!
–Зачем? Все кончено, неужели тебе не ясно?
–Не ясно, княже! Нас тут сотен шесть. И все вооружены!
–Шесть сотен, говоришь? А их сколько?
Воин задумался.
–Я полагаю, тысяч сто. Это только тех, что штурмовали столицу.
–И ты на что-то надеешься?
–А у нас есть выбор, княже? Мы еще живы. Мы – воины. И мы – мужчины.
Ярре удивился.
–Скажи, Гуннлауг! Неужели тебе не хочется жить?
–Хочется, мой князь. Как может быть иначе? Сдайся ты первым. А мы уж – за тобой.
–Почему?
–Не хочется, глядя в воду, всю оставшуюся жизнь видеть предателя.
–А труса видеть хочется? – усмехнулся Ярре.
–Нет, мой князь.
–Тогда и я не сдамся.
–Спасибо, мой князь. Однако я не ответил на твой вопрос! Я полагаю, что уходить нам следует в Рыжие горы. Там хватает пещер. Укроемся в одной из них и будем думать.

Вот так, не успев даже похоронить родителей, юный князь Ярре тонАрьерэ увел беженцев и остатки армии в горы. У него оставалось шестьсот воинов.

Завоеватели быстро подчинили себе весь континент. Столицей выбрали они бывшую столицу Княжества. Себя называли они хэйжэнями. А государство свое они назвали Черной империей . Разделив континент на пять округов, в каждом разместили они двухсоттысячную армию. Округа делились на провинции, гу-бернаторы которых располагали всей полнотой власти в рамках своей юрисдик-ции, за исключением власти военной. Император издавал указы, обязательные для исполнения на всей территории империи. Мощный аппарат управления обеспечивал эффективное соблюдение законов, служба главного цензора бес-пощадно искореняла коррупцию. Контрразведка, штаб-квартира которой раз-мещалась в городе Кремьель, что в зеленой степи, наводила ужас на преступни-ков.
А противостоял всей этой колоссальной мощи князь Ярре со своими шестью сотнями.
Не сдался, конечно, Арбад, но от всей его обширной территории осталась только небольшая долина вокруг столицы, окруженная Подковными горами. Сражался Олтеркаст, держалась его столица, но графы контролировали только таежные северные районы своей страны. На севере, в восточных районах Нур-ланда, формировалось независимое Горное королевство, затерянное в высоких и неприступных горах. И нерты, немногочисленный народ, живущий в горах Дзапсноу,  не пускали в свои горы завоевателей, как испокон веков не пускали никаких завоевателей. Но всех их разделяли сотни лиг и древняя вражда.
Ярре таился в лесах и горах, ни на одном месте не оставался более недели, за его отрядом охотились. Казалось, что борьба безнадежна. И Ярре тоже так считал в глубине души, но еще он помнил уроки отца, который говорил ему, что в двух случаях воин выпускает из рук меч: победив, вешает он клинок на стену, или мертвый, роняет его из рук. Ярре был еще жив.
Вот так начиналась та война. Та Война, которая продлилась четыре столе-тия.

Уже двести семнадцать лет прошло со дня победы. Так мало и так много. Так много и так… Так мало… Война постепенно уходит в легенды. О, нет! Ни-кто ни в чем не сомневается. Это было. Все было.
Но дети играют в Войну. Каждый мальчик подражает князьям Ярре или Сиггейру тонСигне, Вимме тонБаки или Эйриру Мстителю. Каждая девочка хочет быть похожей на княгинь Первую Безымянную или Третью Безымянную, Натш или Сигрид витЯрре.
Девочки постарше предпочитают играть в Кэти, мать Третьей Безымян-ной, Сигне дотВейтри, Вариору или Урсулу. Хотя все они постарше, чем была Урсула. На год, на два… Так мало – для мирного времени. На целую вечность – по меркам той Войны. Ведь за четыреста пять лет войны сменилось сто сем-надцать поколений князей. Только трое из них дотянули до сорока лет по чело-веческому счету.
Волчата образцом берут Роара или Реира тонанРийр, или легендарного Урхра тонАхра, великого Бессмертного Волка, именовавшегося также Вей-рурт – Волк-смерть.
Как было и будет всегда, во все эпохи и во всех мирах, дети играют в вой-ну…
Но никто в этом мире, ни волчонки, ни девчонки не играют в Арьерэ дот-Рийр. Просто потому, что тогда они начинают чувствовать себя взрослыми, а взрослые не играют в игры. Просто потому, что очень больно вспоминать. Все еще очень больно.


Роар поднял лес. Не только свой лес – все леса континента. И не только вол-ков – всю лесную живность. И с тех пор лес стал смертелен для хэйжэней: все лесные обитатели, от медведя до комара, старались убить их. Как он умудрился это сделать? Неизвестно. Сотни лет спустя, на Боргильдсфольде , кто-то из нас поведал нашу историю кентаврам – самым могущественным магам на всю Ра-дугу миров. И не поверили они, что по силам такое магу.  Не поверили кентавры и решили разгадать эту загадку.
Не получилось: во время Рагнарекка погиб весь их народ. Был ли Роар ма-гом? Едва ли. Ни у одного потомка Грауда Оддинга таланта магического не за-мечали. Помог ли кто? Вот это вполне возможно. Но кто же это был? Кентавры не могли ошибиться! Если уж им такое не под силу, значит, вмешался некто, божественной мощью обладающий!

Шел только первый год войны. Самый трудный год. Впереди были годы и годы кровопролитных сражений, смелых рейдов по тылам врага, годы противо-стояния двух армий, двух стратегий, двух мировоззрений.
А пока всего этого не было. Ярре не мог себе позволить ни единой вылазки, ибо у него каждый воин был на счету. Он незаметно занял несколько горных пещер в Рыжих горах, Веерных горах, Окружных горах. Он расселил там бе-женцев, приказав создать убежища, пригодные для приема и размещения тысяч людей, и начать обучение воинов. Еще Ярре начал налаживать связи с людьми, оставшимися внизу, на землях, захваченных врагом. Постепенно во многих де-ревнях, в некоторых городах появились его агенты, передающие продовольст-вие и информацию. 
Тогда очень не хватало в убежищах кузнецов и оружейников, врачей и… Короче, там всех и всего не хватало. Даже времени.
Потому, что буквально через месяц после прихода Ярре в горы имперская контрразведка получила информацию о том, что по крайней мере один предста-витель княжеского рода уцелел и с горсткой воинов скрывается где-то в Рыжих горах. Надо отдать должное имперским властям – к этой информации отнеслись вполне серьезно и реакция последовала немедленно: император Гао-цзу повелел найти и уничтожить «мятежников»! Повеление почтительно принял начальник имперской контрразведки и разослал во все  районы, прилегающие к Рыжим го-рам, свои отряды.
Вот тогда в рыжегорском убежище и состоялся первый военный совет. Че-тыре сотника сидели вместе с Ярре и спорили – что им делать. Четыре опытных воина, служивших еще деду князя Ярре, единодушно предложили князю уво-дить отряд. Однако Ярре решил иначе. Он предложил встречать разведотряды противника еще на дальних подступах, чтобы не дать им определить местопо-ложение убежища. А обшаривать Рыжие горы подряд, гору за горой, они не станут – даже при имперских людских ресурсах там будет работы на многие го-ды.
Было ли это хорошей идеей? Скорее всего – да. Тогда разведка Черной им-перии убежище так и не нашла. В сорок шестом году основные силы сопротив-ления были переведены в Веерные горы, а когда после землетрясения сто два-дцать шестого года княжеская ставка вернулась в Рыжие горы, войска сопро-тивления представляли собой такую силу, что, даже зная вход в пещеру, Черной империи требовалось перебросить туда большую армию. Они несколько раз пы-тались взять штурмом рыжегорское убежище, но удалось им это только однаж-ды, в триста сорок третьем году Нашествия.
Скорее всего – да, идея Ярре была гениальна. Но на пятом месяце войны по-гиб Роар. На десятом – его брат Реир. А на двенадцатом – сам князь Ярре.
Миэле, Миэле! Шестнадцатилетняя деревенская девочка, никогда в жизни не покидавшая до войны родной деревни, она вышла замуж за оборотня, более того, за князя, всего три месяца назад. Свадьбы никакой не было. Ярре просто подошел к ней и спросил:
–Будешь моей женой?
–Буду... – не подумав, бухнула она.
–Хорошо, – кивнул он. И умчался в очередной бой. А, вернувшись ночью, после перевязки, подошел к ней и спросил, морщась от боли:
–Ну, что? Пошли?
–Пошли.
И никогда потом, всю свою короткую жизнь, не жалела.
Миэле приняла власть после гибели мужа. Ее мама всему учила когда-то дочку. Всему, что должна знать женщина, чтобы быть хорошей хозяйкой, же-ной, матерью. И все это не пригодилось Миэле. Вместо того, чтобы варить, сти-рать, шить, она управляла своим народом. Жестко управляла. Она старательно скрывала свой страх. Ах, как она боялась! Боялась ошибиться, боялась по глу-пости погубить отряд, боялась, что кто-нибудь из ее воинов однажды поставит ее на место, которое Миэле и сама знала. Еще бы! Неграмотная деревенская девчонка  командует восемью сотнями опытных воинов, каждый из которых го-дится ей в отцы!
Миэле по юности своей не замечала нежности в глазах ее воинов.
А еще через два месяца Миэле рожала ребенка в волчьем логове. И роды принимала вейра – вдова Роара тонРийр.
–Маленькая какая! Лапки, ушки, хвостик! – прошептала она, когда ей пока-зали дочку. – Я назову ее Арьерэ…
И, взяв ее на руки, приложила к груди.
Ей было так плохо, что она не замечала слез в глазах вейры, понимавшей уже все.
Миэле прожила только один день после родов, ненадолго приходя в созна-ние. Она почти не говорила. Только перед смертью она прошептала:
–Простите меня! Я не умею…
Волки обо всем сообщили в ставку сопротивления.
Новорожденную княгиню выкормила волчица. Когда же, три месяца спустя, волчонку поставили на лапы, ее обратили в человека, и переправили в горы. Война продолжалась.

С тех пор и почти до конца войны – до княгини Кэти дотТьюра,  мамы Третьей Безымянной, Победительницы, ни один из князей, ни одна из княгинь, не умирали своей смертью. Они погибали в бою. Их брали в плен и казнили по-сле жестоких пыток. Они резали себе горло, чтобы не попасть в плен. Но всегда оставались дети, принимавшие власть и командование. Они не умели читать и писать, спали на голой земле и ели сырое мясо, они учились только войне. Они были оборотнями. Они были волками, всегда оставаясь при этом людьми.
Наверх
 
 
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #35 - 19.06.2006 :: 20:28:10
 
еще фрагмент...

Когда Вигдис милостиво принимала робкое предложение дружбы от чумазой неряшливой маленькой девчонки, она даже не предполагала, чем обернется ее снисходительность! Вскоре она обнаружила, что Уна занимает в ее жизни место, ничуть не меньшее, чем мама! День, проведенный без подруги, обе они считали безнадежно погибшим. Они делились друг с другом самым сокровенным, о чем и маме не вдруг поведаешь. Бывало, что Уна ночевала у Вигдис, или Вигдис у Уны, Альви привычно стирала или зашивала платья, юбки, рубашки или передники Уны, находя их в шкафу дочери, Тирца столь же привычно готовила лишнюю ложку и тарелку на случай появления Вигдис в их доме во время еды… Матери смеялись: три шага до дому, да расставаться жаль.
Уна, обычно замкнутая и необщительная, изменилась после знакомства с Вигдис. Она как-то успокоилась. Тирца нарадоваться не могла, глядя на дочь, подметающую полы, распевая песни. Песни Уна сочиняла сама – на ходу, между делом. Потом эти ее песни, если кому-нибудь удавалось их услышать и запомнить, пела вся деревня. Княгиня вспомнила, что некоторые из песен Уны распространились далеко за пределы Озерищ. Даже в Олтеркасте, на самом вос-токе континента, пели эти песни…
Еще Уна, посмотрев рисунки подруги, загорелась сама. Рисовать она не стала, зато занялась вышивкой. Она выдумывала узоры и орнаменты, вплетала в них порою цветы и травы, ветви деревьев… Особенно предпочитала она вишню, чернобыльник, аир, иву… А еще вереск и сосну. Тогда она становилась задумчивой и непохожей на себя…
Орнаменты ее вышивок из причудливо ломаных линий завораживали, притягивали…  И хотелось вспомнить что-то… прочесть эти загадочные письмена…
Деревенские невесты, выходя замуж, просили Уну сделать вышивку: говорили, что ее вышивки приносят счастье…
Особенно Вигдис любила сказки Уны. О, какие это были сказки! Про моря и леса, пустыни – огромные, безбрежные земли, где нет земли, нет воды… только раскаленный красноватый песок. Про горы, протыкающие вершинами облака… А на их вершинах вечно лежит снег…
И про звезды!
Сказки, как и вышивки, она придумывала легко, как пела.
И сидя вечерами с Вигдис на крыше своего дома, рассказывала…

Звезды в ее сказках были огромными шарами чистого пламени, висящими в вечной непроглядной тьме. Светилами, подобными нашему Солнцу.
Они огромны! Так огромны, что весь наш мир – лишь песчинка рядом с ними… Они так далеки, что кажутся точками…
Они бывают разного цвета… Огромные и печальные красные звезды, старые и холодные… Приветливые и горячие зеленые… Ласковые и спокойные желтые… Надменные раскаленные белые гиганты… И яростные, блистающие, палящие голубые сверхгиганты, сжигающие все живое…
Бывают двойные звезды, вокруг которых вращаются планеты, выписывая две петли… И тогда на небе горят сразу два солнца, тогда в году две коротких зимы, две весны, две осени. И одно огромное лето…
А еще они живые, звезды! Они рождаются, живут и умирают в свой черед… Их век долог. Из крохотного семечка вырастает липа… И умирает через триста-четыреста лет... А для звезд мелькает только мгновение.
Поднимаются могучие империи, покоряя окрестные страны… И гибнут в пламени войны века спустя… А для звезд мелькает только мгновение.
Приходят великие народы… И исчезают бесследно в вечности через тысячелетия… А для звезд мелькает только мгновение.
Тянут шпили к облакам юные города, возведенные в лесном краю… А через сотню веков мертвая пустыня прячет все следы… А для звезд мелькает только мгновение.
Встают из морской пучины острова, закипает на них жизнь… И в пламени лавы вулкана, в клубах раскаленного пара исчезают в море через миллионы лет. И меняются очертания берегов континентов… А для звезд прошла только минута.
Ах, какие сказки выдумывала Уна! Как прекрасно было, сидя на крыше, смотреть, лететь, падать в ночное звездное небо, и слушать сказку… Как загадочно и волшебно звучали имена звезд! Альдебаран… Сириус… Братья Мицар и Алькор… Вега… Денеб… Альтаир… Орион … Эпсилон Эридана… Магеллановы облака …

–Эй, болтушки-полуночницы! Не замерзли? Кушать хотите? Или вас звезды кормят?
Из люка появилась голова тети Тирцы, затем на крышу шлепнулись два одеяла и с легким стуком разместился горшок гречневой каши с грибами…
–Спасибо, тетя Тирца! – благодарит Вигдис, подтягивает кашу поближе, закутывает Уну в одеяло, вручает ей ложку. – Ешь.
И тут же…
–А что дальше с гаммой Цефея  будет?.. И потом про туманность Андромеды  расскажи еще!

Она вспоминала… Тридцать пятый год Нашествия, зима… Последняя сказка.

Моровое поветрие началось внезапно, в день солнцеворота.
Когда померла старая Метте, никто не забеспокоился: она действительно была старой. Но когда заболела разом вся семья Голта Рансона, когда умерли в один день его жена и младший их сын, деревня испугалась… Знахарка пошла по домам, остерегая, советуя, раздавая мешочки целебных травок…
–Одевать только чистую одежду, спать на чистых простынях, кипятить это все, после чего сушить на морозе… Ходить в баню чаще, чем обычно… Проветривать жилье… Чего-чего? Холодно будет? Да, мать вашу! Холодно! Но лучше померзнуть малость, чем с Метте повидаться прежде срока… И посуду обдавать кипяточком. А  ежели – не доведи Фригг, ясное дело, – заболеет кто, то выделить ему отдельную комнату, посуду и – да будет участь его в руках милосердных Асов!
Все это знахарка говорила с каменным лицом. Только губы плотно сжимала, умолкая. Ничего она сделать не могла для тех, кто уже захворал! Вот упредить недуг – это да. Можно…
А сердце рвется, а душа стонет от нестерпимой боли, и дикий, нечеловеческий вой стискиваешь зубами, не пуская наружу, когда вновь и вновь сталкиваешься со смертью… И от бессилия хочется наглотаться той самой настоечки, за кою чуть не прибили семь лет назад (не всегда ж знахаркой-то была! Наоборот тоже случалось!)… И вина за потерянные, загубленные, несбереженные тобой жизни душит.

Вигдис постучала и дверь приоткрылась. Тирца, хмурая и обеспокоенная донельзя, высунула голову и внимательно оглядела девушку.
–Тетя Тирца! Я не вовремя? Я к Уне хотела…
Тирца покачала головой:
–Нельзя к ней. Занемогла Уна… Ты иди, Виг! Без позволения матери твоей я тебя не пущу…

С треском и грохотом обрушилось небо… Не чуя тела, добрела она домой и выдавила ужасную новость маме.
Альви без слов подошла к очагу, села на пол, стала глядеть в огонь… Девушка нерешительно потопталась и села рядом, помолчала, спросила:
–Она поправится?
И, не получив ответа, окликнула:
–Мама!
Альви, не отрывая взгляда от огня, уронила:
–Нет, доченька. Не поправится.
Вигдис как сноп, повалилась на пол, уткнулась в колени матери, заплакала… Тихо. Страшно.
Альви гладила ее вздрагивающие плечи, волосы. И глядела в огонь…
И вдруг заговорила – тихо и яростно.
–За что!? Ей же жить и жить еще! Четырнадцать ведь ей всего. Ребенок же!.. Не целовалась еще, поди, ни с кем… За что ее? Обе мы хранили то, о чем надо молчать. Так почему – ее? Я взрослая, я сильная – убейте меня! А ее оставьте!!!

Вигдис подняла лицо, поглядела на мать.
–Мама, позволь мне пойти к ней! Пожалуйста! – робко попросила она, уверенная, что мама запретит.
Но мама неожиданно разрешила. Мгновенно, не задумываясь, едва дослушав просьбу дочери.
Теперь, через девять лет, княгиня понимала – почему. (прим. автора - волки не болеют гриппом)

Альви вскочила на ноги.
–Так! Прихватишь с собой кувшин клюквенного морса с травами. Помнишь – мы их летом собирали?
–Он поможет? – с надеждой спросила Вигдис.
–Нет, – покачала головой мама. – Но жар ненадолго снимет. А знаешь? Я пойду с тобой.

–Она занемогла, – напомнила Тирца, увидев за дверью Альви с дочкой.
–Мы к Уне! – повторила Альви. – И я не прошу разрешения.
Провожаемые испуганными взглядами Гутторна, Тирцы и двоих их сыновей, прошли они горницей и поднялись в чердачную каморку – комнату Уны.
У Вигдис перехватило дыхание: только неделю не была она в комнате подруги, но за эту неделю Уна постаралась превратить свою каморку в точную копию комнаты Вигдис. Она убрала все лишнее, оставив лишь последнюю свою, незаконченную еще вышивку, кровать, шкаф, стол… трубу, через которую  вечерами смотрела она на звезды… и рисунки. Рисунки Вигдис.
Деревня. Односельчане. Сама Уна. Лес. Ручеек, пробирающийся по дну оврага, лесные озера, поляны, залитые солнечным светом, река, словно текущая прямо к луне, сквозь облака…
 
Девушка лежала на кровати без сознания. Одеяло свалилось на пол, подушка промокла от пота, ночная сорочка прилипла к телу… Было душно.
–Твари! – прошипела Альви. – Зайти боятся. Как будто это не их дочь и сестра. Как будто – моя…
Альви осеклась.
–Виг! Глянь в шкафу, что там?
Вигдис полезла в шкаф и выгребла оттуда свежую ночную сорочку, стопку полотенец, наволочку, простыню…
–А одеяла нет… – виновато сказала она.
Альви обернулась и крикнула вниз:
–Пуховое одеяло! Теплой воды! Дров!
И, легко подхватив девушку на руки, скомандовала дочери:
–Давай!
Постель перестелили, Уну переодели, укрыли пуховым одеялом. Комнату протопили и тогда Вигдис открыла окно, опустив штору во избежание сквозняка.

Шли часы. Уна не приходила в сознание. Вигдис сидела на кровати, не замечая слез, катящихся по щекам. К вечеру Альви отправила дочь домой – поесть и поспать. Девушка хотела, было, отказаться, но по лицу матери поняла, что лучше не спорить. Ушла, опустив голову. И тогда Уна очнулась.
И увидела Альви. На лице девушки отразился ужас, она рывком села и быстро заговорила:
–Тетя Альви, это не я! Поверь мне, во имя Одина: я никому не говорила! Пожалуйста, тетя Альви! Это не я…
Альви прервала ее, взяв за руку:
–Я знаю, Уна, – мягко сказала она. – Ты не умеешь предавать.
–Тетя Альви… – начала Уна, но Альви снова ее перебила:
–Не называй меня так.  Зови меня просто по имени.
–Разве можно? Ты же – взрослая женщина, а я…
Девушка осеклась, и, смутившись, уткнулась в грудь Альви. Та обняла ее.
–«Ой!», да? – ласково спросила она.
Уна кивнула.
Альви погладила ее по голове и мягко сказала:
–Разве для дружбы важна разница в возрасте? Я бы гордилась такой подругой, как ты. Как гордится Виг. Мы обе храним тайну. Мы верим друг другу. Будем друзьями, Уна?
–Будем… Альви! – покорно согласилась она. – Недолго мне осталось хранить ее, Альви… Ой, Альви! Берегись их! Они страшные!
–Кто? – не поняла Альви.
Но девушка не слышала ее. Она торопливо говорила…
–Трое. Старуха, одетая  в черное платье. Древняя, жестокая… Жуткая. И женщина в синих одеждах – красивая и властная, безжалостная. И девушка в белом – безразличная и холодная. Что они предлагали мне! Ты хотела быть счастливой? – говорили они. – Скажи кому-нибудь лишь два слова – «Вигдис – оборотень»! И сотня лет счастья, любящий муж и здоровые, счастливые,  умные и красивые дети – твои! Хочешь быть королевой? Будешь ею. Могущественной и мудрой, доброй и прекрасной. Тебя будет любить народ. Каждый будет стремиться выполнить любое твое желание, ужасаясь каждому мгновению своего промедления… Только скажи два слова… А я ответила «нет!». И тогда… Скажи Вигдис: я дралась с ними. Не кулаками, не оружием… Но дралась, не чуя боли, не зная страха, не боясь смерти. Как учила Виг… Бойся их, Альви. Они – смерть. Хуже, чем смерть.
Девушка ненадолго умолкла, потом прошептала:
–Такие сильные!.. Такие страшные!.. И такие глупые… Подлость не принесет радости, счастье не покупается предательством. И как могут все это дать мне они, не ведающие счастья и радости?
И снова провалилась в забытье.

Через два часа вернулась Вигдис, принесла горшок грибной похлебки, посланный Тирцей.
–Не спала? – устало спросила Альви, ковыряя ложкой в горшке.
–Нет. Не могу я…
–Ну, тогда ешь. С утра ведь голодная…
–Да я и больше могу…
–Знаю, дочка. Бери ложку…
–Она не просыпалась?
Альви вздохнула.
–Просыпалась, Виг. Ты прости меня, я сейчас не в силах рассказывать тебе… Потом, ладно?
–Ладно, – покорно согласилась Вигдис.

–Виг! Альви! – Уна сидела в кровати, глядя на них воспаленными глазами.
–Ложись, ты что? – всполошилась Вигдис, кидаясь к ней.
–Нет, – запротестовала Уна. – Не надо. Лежа не могу рассказывать. Только держите меня, пожалуйста…
Обе женщины сели рядом с больной, Уна откинулась на них, как на спинку кресла, вздохнула…
–Слушайте мою новую сказку…

Давным-давно, когда еще не было лесов и гор, равнин и рек, озер и мо-рей, земли и неба, луны и солнца, жил-был бог.
Не был он самым сильным – многие были посильнее его.
Не был он самым мудрым – многие были помудрее его.
Зато был он самым добрым и справедливым. И никто из богов не мог с ним сравниться в этом.
То было время, когда Великие творили миры. С морями и твердью, лесами и степями, птицами, рыбами и зверями. И с людьми…
Но сказал добрый бог: не буду я творить мир. Создам я народ крылатый, мудрый и прекрасный, сильный и свободный. Пусть селятся в мирах, сотворенных другими, пусть украшают они эти миры. И да будут они не рабами моими покорными, не слугами моими верными. Будут они учениками моими, друзьями моими, детьми моими…
И стало по слову его.

Синими, как летнее ясное небо, были драконы небес. Золотыми были их глаза. Изящные, стремительные, пламенные, носились они в облаках, пели песни, похожие на свист ветра, танцевали в ночном небе, пуская язычки пламени из ноздрей…
Алыми, как огненная лава, были драконы огня. Черными были их глаза. Легкие, порывистые, непостоянные, купались они в жерлах вулканов, обращали в пар вечные ледники, обнажая землю… и благодарили потом люди добрых огненных драконов за пашни и пастбища, луга и реки…
Белыми, как облака, спокойными, как снеговые шапки на горных вершинах, были драконы гор. Сапфирами сияли их глаза. Редко являлись они людям, но знали все: кто не побоится взобраться на крутые скалы, ища знание, получит это знание от мудрых горных драконов…
Черной, как антрацит, была чешуя драконов земли. Серебристыми были их глаза. Крепили они твердь земную, не давая прорваться смертоносной лаве недр на поверхность. Редко удавалось им полетать, зато праздником становился каждый полет. И дивились тогда люди: гром гремит, молнии сверкают, а дождя нет!
Голубыми и зеленоглазыми были драконы вод. Самые мудрые и спокойные из всех, они рождались мечтателями и философами. Посылали они людям росу на луга и дождь на поля, снег в зимнюю пору. И дыхание их становилось туманом…
Но самыми прекрасными были золотые драконы солнца. Добрые, щедрые, невероятно могущественные, любили они солнце и часто летали к нему по черному небу.
А их творец принял тогда облик исполинского черного дракона, с чешуей, подобной обсидиану, с алыми глазами, с могучими крыльями, светящимися серебром. И стали его звать с тех пор Черным Драконом.

Долгой была жизнь драконов, дольше века деревьев… Но умирали и они. А после смерти обращались в звезды. И светили они людям с ночных небес, и дарили свет и тепло мирам, вращающимся вокруг них, и радовались люди, глядя на звезды.

Увидели это Великие – сестры и братья Черного Дракона. И решили, что украшают их миры звезды. И сказали они доброму богу: «Повели своим творениям вечно светить в ночном небе! Да не сойдут с мест своих они вовеки! Да греют и освещают миры».
«Не волен я повелевать им! – ответил добрый бог. – Я сам даровал им свободу. Они живые. Они рады дарить тепло и свет, и будут светить миллиарды лет. Но только добровольно! Не по приказу!»
Так началась первая война.

И в бессчетных битвах, полыхавших во многих мирах, сталкивалась сила Великих и свободная воля народа драконов, полыхали леса и города, зажженные их пламенем, гибли острова и континенты. Гибли драконы. Гибли порой и сами Великие. И звезды заливали смертоносным пламенем свои миры, сжигая силу и опору Великих. И гасли одна за другой…
И глядел на эту войну, и сжимал кулаки, и скрипел зубами Черный Дракон, не в силах вмешаться: властны были Великие над мирами, сотворенными их волей, и над всем, что в них живет.
И не смогли победить Великие!

Но был еще и Тот-Кто-Сильнее!
Пожаловались тогда Великие  Отцу своему на своеволие и непокорность брата своего. Устремил Тот-Кто-Сильнее взор свой в черное небо, узрел звезды, увидел, что прекрасны они и так рек: «Да будут отныне покорны и подвластны звезды миров творцам их! Да светят и дарят тепло вечно, не меняя лика своего! Да будет так!»
Улыбнулся Черный Дракон непонятно, и сказал: «Не будет так!»
–Зачем? – огорчились драконы. – Он сильнее! И ты погибнешь – единственный среди нас истинный творец. Не надо… Ты должен жить! Пусть погибнем мы – ты сотворишь новый народ Свободных!
–Надо! – снова улыбнулся Черный Дракон.
И умчался в бой.

И встретился он в бою с равными себе. И смещались пласты реальности, и время текло вспять, и рассыпались в прах планеты…
И сражался Черный Дракон с сильнейшим себя, и победил его, и остался жив, сломав этим Предначертание Судьбы.
И взлетали одна за другой с горных вершин и ликов морей драконьи стаи, и уносились по параболе, проламывая свод небес, в черное небо, на помощь своему творцу, другу, брату. 
И лилась кровь драконов, обращаясь в рубины. И в мертвых мирах погибших звезд таял лед, и текли по нему ручьи-слезы…

Изменился голос Уны, звучным и сильным стал он. И слышались в нем горечь и долгая, очень древняя, мучительная память.

Но Того-Кто-Сильнее одолеть нельзя…
Узрел Он, что не могут одолеть мятежника слуги Его, вышел Сам. И проиграл Черный Дракон бой. И был схвачен, и брошен в страшную тюрьму, где нет лесов и рек, моря и суши, неба и тверди земной… Нет там даже верха и низа. И обрек Тот-Кто-Сильнее Черного Дракона навеки томиться там, без сил и права творить.
Но раз в тысячу лет открывает Тот-Кто-Сильнее картину своих Блистающих Чертогов перед узником и спрашивает:
–Отдашь ли ты Мне звезды? Признаешь ли неправоту свою? Покоришься ли? Скажи «Да!» – и будешь свободен, и новые творения твои навечно останутся в твоей власти, и вторым станешь после меня! Лишь скажи «Да!»
Но улыбается Черный Дракон непонятно и отвечает:
–Нет!
И вновь остается один на тысячелетие… С начала Времен и до сего дня.

Лишь каждый сотый из улетевших в бой драконов уцелел. А оставшиеся лишены были дара летать по черному небу.
И глядят с тех пор драконы на звезды, и глядят звезды на драконов… Глядит друг на друга разлученный, расколотый надвое народ. И говорят они:
–Он не сдастся. Наш брат не может предать!
…Но говорят, что если найдется любящая душа, готовая отдать жизнь, чтобы сломать замок, выйдет на волю славный Черный Дракон – не самый сильный, не самый мудрый… Но величайший из Творцов, сотворивший и подаривший миру Дружбу!



Уна замолчала. Глаза ее закрылись. И казалось, что она без сознания… Но мгновение спустя девушка заговорила опять.

Как же ты могла, Чи-пат-соу? Как ты могла покинуть Его? Ты, прекраснейшая, даришь всем счастье любить… Что же ты не оставила малую частицу этого дара себе? И Ему – единственному, любившему тебя. Или ты не знаешь, что тот, кто любит и любим, всегда сильнее всех? Сильнее даже Того-Кто-Сильнее!

Больше Уна не говорила… Она металась в жару, стонала, бредила, глядела куда-то в даль воспаленными невидящими глазами… Альви и Вигдис порою с трудом ее удерживали.
Шли часы. И только перед смертью:
«Не надо!.. Опомнитесь!.. Шестнадцать лет!.. Опомнитесь, люди!.. За что?.. Сжальтесь, вы же люди! Вигдис, я… – ее хриплый голос сорвался на крик. – Камни!.. За что?.. Виг, беги!..»
С неожиданной силой девушка рвалась из объятий своих подруг, пыталась встать… Потом застыла, как когда-то. И упала обратно, прошептав: «Камни… Больно…» 

Постояли обе молча… Потом Альви наклонилась, поцеловала мертвую в лоб, закрыла ей глаза… И безжизненным голосом приказала дочери: «Иди. Сообщи им…»
Ничего не понадобилось говорить. Молча спустилась Вигдис по лестнице вниз, встала на последней ступеньке. Выслушала дикий, нечеловеческий крик Тирцы. И вернулась наверх.

На похоронах Тирца подошла к ним, взяла за руки, заглянула в глаза…
–Альви, Вигдис! Я никогда не забуду того, что вы сделали: вы не оставили ее умирать одну. Спасибо!..

Год спустя, Тирца первая швырнула в Вигдис камень.

Наверх
 
 
IP записан
 
Тэсса Найри
Админ
*****
Вне Форума



Сообщений: 1293
Пол: female
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #36 - 20.06.2006 :: 13:54:08
 
А последний фрагмент откуда?
Наверх
 

"Ешь мясо! Или живность зря сгубили?"(с) Ольга Арефьева
WWW WWW  
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #37 - 20.06.2006 :: 15:14:01
 
Последний фрагмент? Перед ним я поместил три главы из другой своей книги, которую умудрился закончить. А фрагмент - из 7 главы. Одна из особенных глав... Я ее, помнится, закончил... Все мне там понравилось... Через месяц просмотрел и задался вопросом о переживаниях героини главы в некий момент времени... И решил кое-что дописать. И ка-а-ак дописал!  Ужас  Улыбка Композиция изменилась, название сменилось... Глава стала длиной 89 страниц формата А4...
Наверх
 
 
IP записан
 
Тэсса Найри
Админ
*****
Вне Форума



Сообщений: 1293
Пол: female
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #38 - 21.06.2006 :: 15:38:49
 
А дописанную книгу дальше почитать можно?  Круглые глаза
Наверх
 

"Ешь мясо! Или живность зря сгубили?"(с) Ольга Арефьева
WWW WWW  
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #39 - 21.06.2006 :: 15:46:50
 
В принципе можно... Или я файл пошлю, или Крыс (если у него сохранилось)...
Оххх... Боюсь... Мне говорили, что там кое за что многие будут мне долго и с наслаждением отрывать голову... Ох, будут...
Наверх
 
 
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #40 - 21.06.2006 :: 21:52:52
 
Глава 25. Алая кровь по черно-белым полям

(400 – 405 годы Нашествия)

–Ох-хо-хо! Старость, оказывается, препакостная штука! Особенно, когда чашку чаю подать некому! Только в романах благородная старость прекрасно выглядит… – Ндан Бяо ворчал, как всегда. И, как всегда, он говорил сам с собой. Дурная привычка, приобретенная за последние десять лет.
Жена его умерла пятнадцать лет назад. Сын, Ндан Шуай, погиб два года спустя. Дочь…
Ндан тогда чуть не умер от горя. Он месяц не пил, не ел – не мог. Но кое-как справился. Он переселился в столицу, приобрел там дом в нижнем городе и с тех пор жил одиноко. Шли годы – старик их не замечал. Армейской пенсии и сбережений ему вполне хватало, друзей у него в столице так и не появилось, хотя с соседями он ладил. Даже с байжэнями. Раз в год к нему наведывался племянник – Ндан Выонг, сотник из Северной армии, сын его младшего брата.
Поначалу, после переезда в столицу, ему многие советовали жениться вновь. «Что такое пятьдесят восемь лет для мужчины? – говорили ему. – Даже в более почтенном возрасте Небо посылает детей! Почему бы вам не принять в дом женщину, которая заботилась бы о вас? И смогла бы продлить ваш род?»
Ндан отказался.
Старик не скучал, не радовался, не жил… Он спокойно, не торопясь, ждал смерти.

–Эй, вы – трое! Сюда! Перекрыть улицу! Ли и Чжан! Обыскать каждый дом! Каждый!!!
Ндан поморщился – в последнее время городская стража частенько обыскивала дома, ловила кого-то… Что и говорить, времена настали тяжелые! Мятеж охватил половину страны, многие центральные районы, часть восточных и западных провинций давно уже находились под контролем байланжэней. И даже многие из хэйжэней перешли к мятежникам, назвав себя повстанцами радуги. За что небо карает нас? Неужели ужасная гибель нашего мира – недостаточная кара за грехи? И что это за грехи такие, за которые надо уничтожить миллиарды людей, даже младенцев? Бывают ли такие грехи?
Ох-хо-хо! Опять я гневлю милосердное Небо! Оно справедливо! Янь-ван никого не карает зря!…
Да!? Что же не покарало небо этих… из второй бригады мятежников? Почему не расступилась под их ногами земля? Почему небесное пламя не испепелило их? Почему небо позволило им…
Стучат…
Старик пошел открывать. На пороге стояли двое стражников.
–Приносим свои извинения, благородный господин Ндан! Мы ищем опасную преступницу, мятежницу. Она из байланжэней. Не слыхали ли вы чего-нибудь? Шума, например?
Старик подумал. Нет, кажется, все было тихо…
–Нет, господа стражники! Я сожалею… Не хотите вина? Погода-то какая отвратительная! Вот, только что согрел чайник… Осмотрите дом?
–Благодарим вас, почтенный наставник Ндан! – поклонился старший патруля, принимая чарку горячего вина. – Нет необходимости! Как посмею я усомниться в вас? Скорее небо и земля поменяются местами, чем вы поможете мятежникам!
–Это уж точно! – буркнул старик.
Второй патрульный допил свою чарку, поклонился и отступил назад, в темноту, заполняющую двор.
–Простите за беспокойство, наставник Ндан! Что делать? Служба!
Патрульные ушли. Крики на улице стихли. Очевидно, облава перемещалась к окраинам нижнего города. Старик пошел, было, наверх, когда…
Когда тихий, еле слышный стон заставил его обернуться. В углу, за комодом, лежала девушка, явно из байланжэней, в буром плаще мятежников.
–А! – старик оскалился. – Вот она ты!
Сорвав меч со стены, он занес ее над мятежницей. Та не испугалась, не сказала ни слова, просто закрыла глаза.
–Нет, не здесь! Не хочу осквернять свой дом твоей поганой кровью! Вставай, тварь! Убирайся на двор!
Девушка покорно попыталась встать, но не смогла. Она на четвереньках поползла к двери, оставляя за собой кровавый след. Старик «помогал» ей пинками. Перевалившись через порог, мятежница проползла еще несколько шагов и повалилась на землю. Старик подошел к ней и занес меч. И тут вышла луна, ярко осветив двор. В ее свете особенно хорошо было видно лицо мятежницы, белое, как мел.
Это была совсем девочка! Лет пятнадцати, наверно. Как Сяолю. Золотистые волосы слиплись от крови, карие волчьи глаза смотрели спокойно, хотя на их дне таилась боль. Сильная боль. Бледные губы плотно сжаты… Старик вспомнил, что Сяолю никогда не плакала. Даже, упав в детстве с лестницы, не заплакала. Они с женой, Вэнь-цяо, тогда перепугались до смерти, а девочка не заплакала. Только сжала губы вот так же точно, как теперь эта мятежница. Потом Сяолю месяц болела, врачи наложили шины на сломанные ноги, перебинтовали всю… Она выжила, и осталась такой же прелестной, как и прежде…
Пятнадцать лет прошло! Сяолю… За что тебя так? А эта, белокожая? Ей столько же, сколько и тебе… Такая же молодая, как ты, доченька. Такая же красивая…
И старик отбросил меч. Он поднял девушку на руки и потащил обратно в дом. Положил на кровать в комнате на чердаке… Он вспомнил уроки медицины. Он согрел воду, принес дезинфицирующую настойку,  приготовил необходимые отвары для заживления ран…
Уже под утро он сжег ее плащ и окровавленную простыню в камине, замел двор и смыл с пола в доме следы крови. Девушка спала.

Четыре дня старик лечил ее, четыре дня он кормил ее с ложечки, как ребенка, промывал раны и перевязывал их. «Ничего! – ворчал он. – Как только она встанет на ноги, я ее выгоню. А там – как повезет».
Иногда он выходил в город, купить фруктов и зелени. Он начал приводить хозяйство в порядок – теперь ему было – о ком заботиться.
Однажды Ндан, вернувшись из города, не обнаружил ее в постели. Пол был вымыт, пыль вытерта, от многолетнего беспорядка не осталось и следа, на кухне в печи стоял котелок с чем-то вкусным…
–Эй, где ты? – окликнул ее старик, не дождался ответа и пошел искать.

Она лежала на полу у камина.
–Эй, это ты, да? – растерянно спросил Ндан.
Она подняла голову, кивнула и вновь положила ее на лапы. Ее серая шерсть лоснилась.
Старик подошел к ней, сел на стул и сказал:
–Судя по шерсти, ты уже здорова.
Волчица встала на лапы, подошла и положила морду старику на колени. Ндан погладил ее.
–Как тебя зовут, а? Я –  Ндан Бяо… Ах да! Ты же не можешь говорить… Знаешь, девочка? К лучшему, что ты… такая сейчас. Мне легче говорить с тобой. Я так вас ненавидел всю жизнь… Из-за вас я остался одинок… Да! Я так ненавидел вас всех… А тебя не смог убить… Слишком ты молода… Как Сяолю…
Старик резко отстранился и встал. 
–Я купил тебе одежду, надеюсь, что она будет впору. Прости, она наша. Но твой плащ я сжег, да и не стоит тебе появляться на улицах в волчьем плаще. Примерь платье, оно в твоей комнате…

Через четверть стражи  Ндан постучался к ней.
–Можно?
–Входите, почтенный Ндан Бяо! – приветливо отозвалась девушка.
Ндан вошел. Девушка вертелась перед зеркалом, стараясь разглядеть себя со спины.
–Как красиво, правда? – радостно воскликнула она.
–Правда, – впервые за пятнадцать лет улыбнулся старик. – Тебе очень идет наша одежда.
–А что это? – спросила она, указывая на зеркало.
–Это зеркало. Чтобы видеть себя, – объяснил старик. – Стекло, покрытое серебром с одной из сторон. Ты никогда не видела зеркал? Разве у вас их нет?
–Нет, почтенный. У нас ничего нет. Вы считаете нас дикими зверьми? Это почти так. Мы знаем только войну. Мы учимся только убивать. Даже люди – и те звереют. А мы – и подавно звери. И только совесть, жалость, желание жить свободно на свободной земле делают нас людьми. Так трудно сохранить эти чувства! Так трудно…
Старик окаменел.
–Что с вами? – испугалась девушка.
–Ничего, – с трудом выговорил Ндан. – Давай не говорить об этом. Пожалуйста, девочка! Иначе мне снова захочется убить тебя.
–Хорошо. Не буду. Вы спрашивали о моем имени? Меня зовут – Рита дотЮллэ.
Старик кивнул. Он хотел, было, выйти, но какая-то мысль остановила его. И он спросил, стараясь, чтобы его голос звучал ровно и спокойно:
–Ты не из второй бригады?
–Нет, – легко ответила она. – Я служу в разведотделе первого корпуса специальных операций.
–Спецназ, – кивнул Ндан. – Понятно…
–Я должна уйти, почтенный Ндан. Спасибо вам за все…
–Подожди несколько дней, Рита. Тебя ищут по всему столичному округу! И будут искать еще три дня.
–Откуда вы знаете?
–Я служил сотником в гарнизоне Кветоры.  Я хорошо знаю устав.
Рита подошла к нему и тихо спросила:
–Почему вы помогаете мне?
–Потому, что ты еще молода… Если бы… тебя бы убили. А человек не должен погибать в пятнадцать лет… – на этих словах голос старика дрогнул. Девушка взяла его за руку.
–Почтенный Ндан! Мне – девять месяцев. И я не человек.
–Я знаю.

Он стал надолго уходить из дома, выходя с рассветом, а возвращаясь затемно. Рита оставалась одна. Самое удивительное, что ни разу ей не пришло в голову, что старик может привести стражу. Она с удовольствием занималась хозяйством, открывая для себя целый мир. Уборка, стирка, приготовление еды… Она с восторгом разглядывала мыльную пену на своих руках, когда в первый раз в жизни принялась стирать. Ндан тогда похвалил ее и научил вешать белье на веревку. Ей начало казаться даже, что именно этим и должна заниматься женщина! Даже если она – вейра. И детей рожать и воспитывать. Детей у нее пока нет, да и заводить ей их еще рановато! Вот через пару месяцев!
Еще Рита рассматривала картины, удивительные и странные, манящие… Там был лес у подножия могучих гор, озера, по глади которых стлался белый туман, прозрачные водопады в горах, ивы, купающие свои ветви в речной воде… Какое-то неведомое волшебство пропитывало эти картины… И на каждой было написано несколько строк. Любопытство заставило Риту попытаться прочесть их. Мучительно вспоминая значение иероглифов, продираясь сквозь двойной смысл каждого из них, она все-таки поняла. Это были стихи. И стихи эти удивительно подходили к пейзажам… Пейзажная лирика, пейзажная живопись…
Когда Ндан поймал ее за этим занятием, он только заметил:
–Как ты похожа на наших девушек! Только кожа твоя бела, как горный снег. Я буду называть тебя – Лан-нян. Ты не против?
–Нет, почтенный Ндан. Я ведь и в самом деле лан-нян – оборотень-волчица, по-нашему.
–А скажи, откуда ты знаешь наш язык?
–От повстанцев Радуги. Они приплывают к нам иногда.
–Приплывают?
–Да. Прости, даже тебе я не в праве сказать – откуда!
–Не извиняйся, Лан-нян! Служба есть служба.

В доме каждого хэйжэня есть комната предков – небольшой домашний храм. Это особое помещение без окон, где находится алтарь, а на нем стоят таблички с именами умерших родичей хозяина дома. В знак почтения к ним хозяин один раз в месяц, а хозяйка дважды в год зажигают свечи перед каждой табличкой.
Нет в этом ничего тайного. Ндан не скрывал комнату предков, но и не рассказывал Рите о ней. И дверь не показывал. Эту дверь Рита нашла сама.

Когда Ндан вернулся домой, Лан-нян не отозвалась на его зов. Старик поднялся к ней. Девушка лежала пластом, уткнув морду в лапы. Она даже не подняла головы, когда он вошел.
Пожав плечами, Ндан спустился вниз, чтобы заняться ужином, как… 
Как увидел приоткрытую дверь комнаты предков.
Он вошел. Там все было, как обычно. Только перед одной табличкой горела свеча. Старику не надо было смотреть, что было написано на этой табличке. Он помнил каждый иероглиф. Он их сам писал.

Ндан Сяолю, дочь Ндан Бяо и Чжи Вэнь-цяо. В возрасте пятнадцати лет была изнасилована и убита солдатами второй бригады мятежников.     О, Ве-ликое Небо! Отомсти за нее!

Что-то теплое коснулось его ноги. Старик опустил взгляд – рядом с ним стояла Лан-нян, опустив морду вниз и поджав хвост. Старик опустился на колени рядом с ней и прошептал:
–Теперь ты все знаешь…
Волчица лизнула его в щеку, он обнял ее за шею и шепнул на ухо:
–Давай помолчим. Пока свеча горит…

Не пришлось им спать в ту ночь. Они сидели на полу у камина, пили горячее вино и говорили…
Ндан Бяо рассказывал, как женился в тридцать лет, как через два года у них родился Шуай. Как они с женой мечтали о дочке, как просили Небо о милости. Целых восемь лет после рождения Шуая Вэнь-цяо не могла родить. И вот, в 370 году от начала династии, родилась Сяолю – Маленькая ива. Старик рассказывал Рите, как пятнадцать лет назад вторая бригада армии Сопротивления захватила городок, в котором жила его семья. Как насиловали его пятнадцатилетнюю дочь. Сяолю сошла с ума от боли, страха и унижения, но это не остановило бандитов. Ее насиловали до тех пор, пока она не умерла. Ндан рассказывал, как в том же году умерла от горя его жена, Вэнь-цяо, как два года спустя погиб в бою их единственный сын… Ндан рассказывал…
А потом Рита дотЮллэ, разведчица спецназа армии Сопротивления, рассказывала Ндану о войне с другой стороны.
Про князя Валлина, что переступил через ненависть и женился на девушке, отец которой предал его родителей. Про то, как защищал он свою Армиолу от всеобщей ненависти. Как сражались они оба, спина к спине, на перевале Пятый палец, чтобы их маленький сын успел уйти к нертам. Как они погибли…
Про князя Стуре Изобретателя, который погиб, спасая библиотеку, которую сам и создал.
Про Вариору, что незаконно объявила себя княгиней, чтобы сохранить власть для законного княжича, сына своей приемной дочери и подруги.
Про мятеж Радуги. Про Нейла Оддварсона и его жену–вейру, Марси дотВайки, нашедших первое поселение черных повстанцев, дравшихся плечом к плечу с ними против тяжелой имперской конницы, и погибших. Через одиннадцать дней после свадьбы.
Про маленькую княгиню Урсулу дотГритр, попавшую в плен, едва родив сына. О том, как ее казнили.
Про Гермольда, пятого Одолевшего Смерть. Про то, как не поверили ему односельчане, как сочли предателем и трусом его, сильнейшего в мире воина, одного из Пяти, на двое суток заперших Арвальский перевал в 267 году Нашествия. Как погиб он, защищая родную деревню.
Про Юллэ, свою мать, которая была целительницей. Как погибла она, пытаясь защитить раненых, когда ее госпиталь был захвачен Шестым карательным корпусом.
Про княгиню Верру дотМарси, погибшую точно так же, как и Сяолю.
Про маму нынешней княгини Третьей Безымянной, княгиню Катерину, умершую от горя…
Лан-нян рассказывала…

В ту ночь они – отставной офицер императорской армии и юная разведчица армии сопротивления – поняли друг друга. И окончательно перестали быть врагами. Ведь надо так мало, чтобы перестать быть врагом! Всего лишь понять. Надо так много! Всего лишь понять.

Назавтра Ндан принес ей черные плащ, сапоги, брюки, рубашку, а также банку черной краски. И Рита с ужасом обнаружила на плаще знак: крылатый глаз с клыками.
–Зачем это?
Старик усмехнулся:
–Намажешь лицо и руки краской. Оденешь плащ. И сможешь беспрепятственно выйти из города. У людей из боевых частей разведки ни о чем не спрашивают. Выйдешь затемно. Пойдешь через северные ворота.
–Откуда?
–Оттуда. Не задавай вопросов, Лан-нян. Я же не спрашиваю тебя, какое задание ты выполняла в столице?
Девушка кивнула.
–А почему через северные?
–«Кремьельские тени» ходят там.
–Какие тени?
–А! Ты не слыхала этого выражения? Так называют людей из разведки.

На прощание Ндан подарил ей свой меч.
–Прощай, Лан-нян. Удачи тебе.
–Спасибо вам за все, господин Ндан.
–Ерунда, девочка. Будь осторожна…
–Буду.
Оба обменялись поклонами, и Рита направилась к воротам. Старик стоял в дверях дома, прямой и спокойный.
Почти ушла… Но вдруг вернулась, обняла старика и поцеловала его в щеку.
–Мы попрощались по вашему обычаю. А теперь прощаемся по нашему.
Отстранилась. И вновь пошла к воротам.
–Возвратись ко мне! – сказал ей вслед Ндан. И еще одно слово. Одними губами.

Девушка ушла, как будто ее и не было никогда. Ее серебристое платье висело в шкафу, кровать была аккуратно застелена. Всего восемь дней она жила в его доме, а он так привык к ней. Он перестал выходить из дома, потому, что каждый раз, возвращаясь, отчаянно надеялся, что она вернулась. Что сейчас он окликнет ее, и она придет, ткнется мокрым холодным носом в его руку… Он ее звал, когда возвращался домой. Звал с сумасшедшей надеждой, что он ошибся, что она не уходила, что сейчас...
Нет. Нет никакого «сейчас»! Опять нет! Опять это проклятое «было»! Лан-нян, доченька! Вернись хотя бы ты! Я не могу, не могу, не могу потерять еще одну дочь!… Великое Небо, береги ее! Иначе я прокляну тебя…

Только через полгода она появилась вновь.
Он даже не сразу услышал тихий стук в дверь. Решив, что ему померещилось, Ндан для порядка все же спустился вниз и открыл дверь. Там стояла она. Все в том же черном плаще с надвинутым на глаза капюшоном,  с зачерненным лицом.
–Входи, – дружелюбно предложил он, отступив в сторону, и сделав широкий приглашающий жест рукой. Она вошла. В доме было светло, камин и два десятка свечей освещали гостиную.
Ндан внимательно глядел на нее. Странно было видеть ее глаза на черном лице. Старик поймал себя на мысли, что ему дико видеть его Лан-нян чернокожей. Девушка робко заглянула ему в глаза.
–Здравствуйте… – нерешительно сказала она. – Я давно вас не видела…
Нет! Это не сон, не морок! Она здесь! Она пришла… Глаза старика засветились такой радостью, что у Риты отлегло от сердца. Плащ полетел в угол, сапоги – в другой, глухо стукнулись об пол ножны с мечом.
–Я скучала…
–Добро пожаловать домой, Лан-нян! – улыбнулся Ндан.
Она обняла старика.
Потом она умылась, причесалась, переоделась в свое платье, заварила чай.
Как когда-то, полгода назад, они сидели за столом и разговаривали.
Рита дотЮллэ, командир разведгруппы лесного спецназа, рассказывала.

Что приучила всех друзей к чаю. Даже княгиня ходит к ней чай пить! Ей чай с самого Риймо возят, знают, что привезти.
Что три месяца назад ей подарили шаньнаньскую куклу. Такая замечательная кукла! Большая, в розовом шелковом платье, глаза открывает и закрывает! Говорит: «мама»!
Что вышла замуж месяц назад. За сотника княжеской гвардии. Такой парень хороший, зовут его Эрнэ Атлинг!
Что уже беременна.

–Ты с ума сошла! – забеспокоился Ндан. – Почему дома не сидишь! Нельзя тебе рисковать – не только своей жизнью рискуешь! Лан-нян, ну что же ты?
–Да мне еще долго. Через три с половиной месяца рожу. Вы не волнуйтесь, уважаемый Ндан…
–Не волнуйтесь…. – пробурчал старик. – Легко сказать!… Ты же у меня одна… Постой! Как это через три с половиной?
Рита тихонько рассмеялась:
–Я же волчица. Мы вынашиваем детей не по девять месяцев – по четыре.
–Тем более!

Старик понимал, что Лан-нян не просто так навестила его, что у нее какое-то задание… Наверное, это было странным, но его совершенно не беспокоило то, что его приемная дочь – офицер разведки врага. Он давно уже решил для себя так: если одна девочка способна погубить империю, значит так империи и надо. А если нет – значит пусть «кремьельские тени» ее ищут. А он им – не помощник.

Только один день погостила Лан-нян у него. И снова растворилась во мраке.
Снова потянулись месяцы. Старик не скучал, не радовался, не жил… Он спокойно, не торопясь, ждал. Ждал Лан-нян.

И еще через полгода она появилась у него в доме, тяжело раненая. Снова стражники обшаривали город в поисках неизвестной мятежницы, устроившей пожар в казармах пятой бригады восьмого карательного корпуса, при котором живьем сгорели триста карателей. Снова старик поил вином стражников, явившихся с обыском в его дом. Теперь в душе его таились тревога за дочь и злая, жестокая насмешка: ну-ну, олухи! «Скорее Небо и Земля местами поменяются, чем я мятежникам помогу»? Не-е-ет! Вон Небо – вверху! Вот и Земля – на ней-то вы и стоите! А мятежница-то у меня в доме…
Снова старик не спал ночь, сидел над ее постелью, менял бинты. Лан-нян бредила, лишь на мгновения приходя в сознание. На утро она ненадолго очнулась и прошептала:
–Переверни меня через голову… – и отключилась.
С трудом Ндан смог ее перевернуть, ему не хватало сил, он боялся ее уронить, боялся, что сломает ей шею, если не удержит. Но все обошлось. Для начала он перенес ее на ковер, затем осторожно перевернул. И, без сил, опустился рядом с волчицей. Удивляться он не мог.
Проснулся старик оттого, что волчица вылизывала ему лицо.
–Спасибо, девочка…

На сей раз она прожила у него три дня. Ходила по дому босиком и в своем старом платье, хотя Ндан купил ей три новых. Стирала, убирала, варила еду… Рассказывала про своих детей. Их у нее родилось двое. Мальчик и девочка. Вартруф и Этайн. Такие очаровательные дети! Глаз не оторвать… Пушистые такие, ласковые! У Вартруфа шерсть светло-серая, а у Этайн черная. В кого бы, ума не приложу… Вартруф – щенок тихий, послушный. А Этайн – редкостная хулиганка и безобразница. В кого бы? Совсем друг на друга не похожи! Ну ни капельки. А вот на нас с Эрнэ похожи оба. Скажите, уважаемый Ндан! Ну разве так бывает?

И опять ушла, на сей раз надолго. Прошли полгода, она не появлялась. Прошли еще четыре месяца… Старик не скучал, не радовался, не жил… Он спокойно, не торопясь, ждал. Он с детства любил сказки про лис – оборотней его погибшего мира. Они приносили несчастья людям. В этих сказках смерть приходила в виде белокожего оборотня. Старик ждал. Нет, теперь он ждал не смерть. Он ждал Лан-нян. «Где же ты? Жива ли? Здорова ли? Вернись ко мне, доченька, Лан-нян, мой белокожий оборотень…»

При следующей встрече Лан-нян даже красится не надо было. Осунувшаяся, почерневшая от горя, примчалась она к Ндану в волчьем облике, мгновенно перекатилась через голову и заплакала. Из ее бессвязных объяснений старик понял: Эрнэ погиб в бою на тракте, в северных отрогах Окружных гор. Лан-нян овдовела.
Старик обнял ее за плечи и повел в ее комнату. Там он уложил ее, напоил маковым отваром, зажег курильницу с какими-то травами.
Спала она долго, очень долго. Проснулась ближе к полудню. Ндан Бяо, как всегда, дома не было. Ей ужасно хотелось есть, и девушка пошла на кухню. Однако по пути она почуяла характерный запах поминальной свечи. И вошла в комнату предков.
О, добрая Фрейя! Что же это?

Эрнэ Атлинг, лейтенант гвардии князей Сопротив-ления, муж Ндан Лан-нян,  дочери Ндан Бяо. Погиб в бою с императорскими войсками в провинции Шаньбэй в день цзя-вэй пятой луны восьмого года Тяньвэнь.

Перед новой табличкой горела поминальная свеча.
Ничего не сказала на сей раз старику Рита дотЮллэ – Ндан Лан-нян.
Только обняла на прощание крепче, чем обычно.

Вернулась опять она через четыре месяца. Принесла Ндану портрет своих детей, меховое одеяло и мешочек целебных трав из северной тайги – старик болел. На сей раз уже она сидела ночами над его постелью, поила его отварами, обкуривала травяными смесями, рецепт которых оставил Чжуан Гэ. Подняла его на ноги за два дня.
И еще три дня ходила по дому, наводила порядок и пела песни, человеческие и волчьи.
А старик смотрел и смеялся. Когда Лан-нян спросила его, почему он смеется, старик пояснил:
–Что бы сказали в Кремьеле, узнав, что Рита дотЮллэ, начальник разведслужбы спецназа, которую ищет вся империя, расхаживает по дому в столице и распевает песни?
Лан-нян улыбнулась и снова его обняла.

Шел 403 год войны. И война шла к концу. Армия Сопротивления занимала целые провинции, немалая часть континента была уже под их контролем, императорский флот нес огромные потери в боях с кораблями Та-Сета, повстанцев Радуги и флота вейрмана.
Ндан Бяо все было ясно. Он давно узрел знаки, свидетельствующие грядущую гибель империи. Он надеялся только, что повстанцы Радуги не позволят уничтожить весь народ… Старик был печален. Только редкие визиты племянника, Ндан Выонга, да еще более редкие теперь посещения дочери ненадолго возвращали ему радость. Она приохотила его к байжэньской кухне и он начал варить борщ и грибной суп, жарить бифштексы и даже есть сыр, чем шокировал своего племянника. Ндан стал порой беседовать с соседями, тоже байжэнями. Они чем-то напоминали ему Лан-нян, хоть и не понимал старик – чем? Но не только белой кожей. Чем-то еще.

В том же 403 году, только осенью, Рита пришла к нему снова. Ндан открыл ей дверь и  прошептал:
–У меня племянник гостит.
–Ой, как неудачно вышло. Уважаемый Ндан, я пойду…
–Лан-нян, зайди пожалуйста. Выонг даст слово молчать. Люди из рода Ндан всегда держат слово.
Девушка кивнула.
–Здравствуй, отец. Я так давно у тебя не была.
Впервые у старого воина задрожали руки.
–Ты видела?
–Да.
–И ты не…
–Отец, ты спас мне жизнь. Ты заботился обо мне, как о дочери. И… ты помог мне понять смысл этой проклятой войны. Это не война двух народов, это – война благородства против подлости, чести против предательства, права человека на свободный выбор против рабства. Мы, вейрмана, никогда не были твоими врагами, но твои настоящие враги – и мои враги тоже. И придет час мне скрестить с ними клинок. Да, отец! Их много. Но не один и не два меча взметнутся в небо рядом со мной. И тогда не будет важным цвет кожи. Я люблю тебя, отец. Любила еще до того, как увидела табличку, написанную твоей рукой. Наш общий враг отнял у тебя дочь. Ныне Небо дарит тебе другую.
–И ты сможешь поднять меч против своих? – удивился Ндан.
–Насильники и убийцы моей сестры мне – не свои! – резко ответила Рита. И тут же опомнилась: – Прости, отец, я повысила голос…
–Доченька, я так рад, что ты у меня есть. Пойдем. Я познакомлю тебя с Выонгом.

Молодой офицер, увидев белокожую в плаще боевых частей имперской разведки, потянулся к мечу. Рита, как бы не заметив этого, улыбнулась и приветствовала его:
–Здравствуй, старший брат! Меня зовут Ндан Лан-нян. Или Рита дотЮллэ, начальник разведслужбы корпуса специальных операций армии Сопротивления. Я – дочь Ндан Бяо.
Офицер недоуменно поглядел на Ндан Бяо.
–Да, Выонг! – подтвердил старик. – Это правда. И я прошу тебя дать слово, что не предашь свою сестру.
Выонг мгновенно ответил:
–Я даю слово! Но и я прошу Лан-нян дать слово, что она никогда не использовала этот дом и его хозяина для выполнения заданий своего командования. Иначе я вызову ее на бой немедленно.
–Я даю слово! Клянусь в этом жизнью моих детей.
–У тебя есть дети? Сколько? – заинтересовался Выонг.
–Двое. Уже взрослые. Сын – Вартруф, дочь – Этайн. У Этайн недавно волчонок родился, Гуннаром назвали. А Вартруф… Его жену Фиону убили два месяца назад.  Ее ребенок так и не родился… Ты прости меня, отец. Я не успела тебе рассказать.
–Тогда надо записать… И свечу зажечь… – засуетился старик. – Лан-нян! Выонг! Вы посидите тут… А как полное имя Фионы?
–Фиона Эльмердоттир. Погибла в бою с шестым карательным корпусом. С теми, кто убил мою маму.
Ндан Бяо исчез в комнате предков.

–Проходи, Лан-нян, садись за стол. Голодная, поди, как волк?
Рита улыбнулась.
–Я ведь и есть волк. Но голодная. Скажи, Ндан Выонг! Ты веришь мне?
–Верю, Лан-нян. Очень странно, но я верю тебе. Верю врагу… Верю волчице, которую ищет вся империя, начальнице всей вашей разведки… Моей двоюродной сестре…
–Жаль, брат. Жаль, что мы враги… Но, может быть, наши дети ими уже не будут?
–Дети не будут, – согласился Выонг. – У меня дочь родилась две недели назад. Они не будут врагами. Да и мы с тобой еще успеем не быть врагами…
Не заметила Рита тень, пробежавшую по лицу Выонга при этих его словах.
–Поздравляю. Жену от меня поздравь…
–Не могу… – помрачнел Выонг. – Она… умерла во время родов. Девочку чудом спасли.
–Мне жаль. – И Рита обняла брата.

Чуть позже они втроем зажигали поминальную свечу перед табличкой с именем Фионы Эльмердоттир, жены Вартруфа тонРита, внука Ндан Бяо. Потом вместе ужинали. А после ужина сидели на полу у камина.
–Странно… – задумчиво сказал Выонг.
–Что именно? – уточнил Ндан Бяо.
–Все странно, дядя. Почему вы не убили Риту дотЮллэ? Почему стали ее лечить? Почему не выгнали ее при первой возможности? Почему потом помогли ей выбраться из города? Почему назвали дочерью? Почему Рита дотЮллэ поверила вам? Почему она стала Лан-нян? Почему ей поверили ее соплеменники? Почему ей верю я?… Разве не странно все это?
–Ну, племянник! Это все можно объяснить! Когда я впервые увидел Лан-нян, она была ранена. Я просто не смог добить раненую девочку. И сразу выставить ее на улицу поэтому не смог. Я стал ее лечить. А потом привык и как-то привязался к ней… – старик ласково почесал дочь за ушами и погладил по спине.
–Но вы же рисковали жизнью! Если бы Лан-нян нашли у вас, казнили бы обоих.
Рита вскочила на лапы, перекатилась через голову и мгновенно влезла в платье.
–Ловко! – восхитился Выонг. – Никогда не видел, чтобы платье одевали с такой скоростью!
–Тренировалась я долго! – улыбнулась, немного смутившись, Лан-нян. – Я что хочу добавить? Мало того! Мне ведь ни разу не пришла в голову мысль, что Ндан Бяо может привести с собой солдат. Мне, понимаете? А я ведь и тогда уже имела за плечами не одно задание. Опыта и тогда хватало. Когда я пришла обратно в форме офицера боевых частей вашей разведки, у всех поотвисали челюсти. Но никто не усомнился в моей верности. Меня спросили – где я была? Где взяла форму? Я рассказала все, кроме имени и адреса. И мне поверили! И это все действительно странно, старший брат. Что касается твоих вопросов ко мне, то… Нет у меня ответов. Когда вы, отец, занесли  меч надо мной, я поняла – все. Это – смерть. Потом, уже во дворе, в ваших глазах смешались ярость, ненависть, и боль, и страдание. И жалость. И мне тогда стало жаль вас: стоящего надо мной с занесенным мечом… Потом вы лечили меня… Вы знаете, отец, я любила вас еще тогда, когда не знала про Сяолю. Еще до того, как вы даровали мне имя!
Старик принес чайник горячего вина и три чашки, налил вино всем. Выпили.

–Когда-то, – начал Ндан Бяо, – там, откуда мы все…
–Дядя! – встревоженно перебил его Выонг.
–Ничего, старший брат, – вмешалась Лан-нян. – Это уже не тайна. Первый вождь Радуги, его супруга и еще двое его сподвижников заплатили жизнью за эту тайну. Ваш мир именовался Цичуаньди.
Старик кивнул и продолжил:
–Да, Земля семи потоков. Именно так. Так вот, там у нас была легенда о том, как против небесного владыки Хэй-ди взбунтовался его брат, Чи-ван. Поднял злодей все небесное воинство против законного государя. Но убоялся он убить брата, и предложил ему следующее: «Если ты, брат мой, подчинишь себе все семь потоков, я покорюсь тебе. Если же я подчиню себе семь потоков, то ты принесешь себя в жертву предкам». Мудрый Хэй-ди принял вызов. Чи-ван повелевал людям, подчинял своей воле народы. Хэй-ди сидел на своем яшмовом троне, не вмешиваясь. Но люди выполняли волю Небесного владыки, отвергая мятежника. Когда же Чи-ван, в цепях, был брошен к подножию трона, спросил он брата: «почему? Я же повелевал людьми и народами!» И ответил ему Черный император: «Сколь тяжко ломать волю и душу человека, а народа – тем паче! Сколь просто направить волю и душу человека, а народа – тем паче!»
Ндан Бяо обвел взглядом собеседников, допил вино и продолжил:
–Я полагаю, что здесь, в этом мире, сражаются великие Силы, а мы все – клинки в их руках. Только для одних мы, люди – рабы их предначертания. Для других же – слуги и воины, выполняющие приказ. И в этом – вся разница: слуга может уйти от хозяина, а раб не может. Одна из Сил погубила наш мир и наш народ, привела нас сюда и обрекла на бойню! Другая же Сила посылает нам все эти странности и случайности.
–Если так, – сделал вывод Выонг, – то я за эту, вторую Силу. Ведь она оставляет выбор! Могли ведь вы, дядя, убить Лан-нян? Могли! Но не убили. Потому, что, услышав волю свыше, приняли ее, как свою.
Рита сбегала на кухню, откуда как раз поплыл восхитительный аромат яблочного пирога, принесла огромный поднос, на котором уместился пирог, три тарелочки, чайник со свежезаваренным чаем, три чашки, ложечки, лопаточка для разрезания пирога… Сноровисто налила чай, разложила кусочки пирога по тарелкам, поставила перед отцом и братом, себе взяла и сообщила:
–У нас тоже многие замечают закономерность в случайностях и странностях. Вы правы, отец. И ты, старший брат. Потому-то и заканчивается эта четырехсотлетняя война, что все больше и больше людей становятся под знамена Силы, сохраняющей наше право выбора.

В этот раз Лан-нян прожила дома целую неделю.  Она снова занялась хозяйством, снова пела песни, снова слушала сказки, которых Ндан Бяо знал великое множество, и рассказывал он их мастерски. Это были удивительные сказки о славных героях, добрых и справедливых, которых считали преступниками, потому, что честь заставляла их карать могущественных негодяев, с мечом в руках отстаивая справедливость. Это были сказки о хитрых и коварных оборотнях-лисах, бессмертных магах, охочих до любви, но сводящих в могилу своих любовников. И о нищих мудрецах, которые оказались не нужны богатым и сильным. И о мудрых судьях, проникающих в коварные замыслы, раскрывающих давние и новые преступления. И о добрых духах, что преследуют злобных демонов, вредящих людям…
Лан-нян увлеклась рисованием. Ндан подарил ей набор кисточек и красок, а также стопку лучшей бумаги. Подражать работам хэйжэньских мастеров она не стала, писала по-своему. Но Ндан оценил ее рисунки высоко.

Еще бы! В музеях всех трех континентов можно видеть ее работы. Жаль, что их так мало: всего сорок один. Каждый образованный смертный знает их назубок. И стихи Лан-нян, написанные на этих рисунках. Ах, как жаль, что Рита дотЮллэ прожила так мало! Как жаль!!! Такие мастера должны жить вечно!
На Боргильдсфольде она сражалась спина к спине с Тором Одинсоном. И погибла вместе с ним.
Но душа смерти не ведает. Где-нибудь Рита снова жива, снова пишет картины и печет пироги. И висит на стене ее знаменитый черный меч. Откуда я знаю? Да не знаю я! Но не может быть иначе! Художник – он ведь всегда художник. Даже мертвый, он все равно художник.

Прошел год. Истекал второй. Ее не было. Порою старик находил на прикроватном столике ее письма, с просьбой прочесть и сжечь. Лан-нян писала осторожно, избегая имен и любых намеков, позволявших «кремьельским теням» понять – кто и кому пишет. Старику было жаль жечь ее письма. Он их прятал, а потом по много раз перечитывал. У нее был превосходный почерк. С гордостью Ндан читал ее письма, понимая, что девочка не уступает мастерством лучшим каллиграфам империи. Скорей бы закончилась эта война, думал он. Тогда дочка вернется домой и поселится здесь навсегда. И он увидит, наконец, внука и внучку, и правнука…
А тем временем войска байланжэней подступили к столице.

–Отец! Умоляю тебя, не бери меч в руки! Княгиня гарантировала неприкосновенность мирному населению. Пожалуйста, отец! И береги себя. Завтра – штурм. И мы возьмем столицу. Обязательно возьмем. Ты только береги себя…
–Доченька! Будь осторожна, не рискуй понапрасну. Ты же у меня одна… Я не хочу писать табличку с твоим именем! Я не смогу…
Рита вдруг обратила внимание на то, как постарел Ндан Бяо за последние пять лет. Ему ведь уже семьдесят пять! Целая эпоха! Он видел войну на протяжении семи десятков лет, сражался против нас сорок лет! Он столько помнит! Рита подумала, что надо бы после победы свести его с историками, чтобы они записали его рассказ.
–Лан-нян, зайди в дом, пожалуйста! Не надо стоять на пороге! Это опасно!
–Отец, мне пора идти. Через несколько часов начнется штурм.
–И все же зайди. Я хочу тебя познакомить с одной твоей родственницей.
Рита покорно вошла. А уходила она с улыбкой на лице. И только в глазах были тревога и беспокойство, какие могут быть лишь у матери, вынужденной надолго оставить своего ребенка. С чего бы? Ее дети и внуки были не здесь, и они уже давно повзрослели, а правнуки жили в Олтеркасте, на востоке континента. Ее пальцы были испачканы в краске, на стене гостиной появилась новая картина.
Она обняла старика, долго и внимательно смотрела ему в глаза… Как будто чувствовала – это последняя их встреча.

Рита дотЮллэ немного ошиблась. Они встретились еще раз. Как бы ей – Ндан Лан-нян – хотелось, чтобы этой последней встречи никогда не было… Как бы ей хотелось…
Все шло как надо. Пали городские укрепления, и армия сопротивления, не спеша, занимала улицу за улицей. Все шло, как надо. Пока Рита не узнала, что улицу Сливовых цветов занимает вторая бригада. Та самая вторая бригада. Ту самую улицу, где стоял дом ее отца, Ндан Бяо. И Лан-нян поняла, что никакая сила не помешает ее отцу отомстить. Она побежала туда, через улицы, еще контролируемые врагом.

Когда она ворвалась во двор, старик был уже мертв. Его рука сжимала меч. А над его телом стоял Ндан Выонг с двумя клинками в руках.
Может быть, Рите дотЮллэ следовало просто отдать приказ. Его бы исполнили: никто на свете не посмеет не подчиниться приказу начальника разведслужбы спецназа. Но решение принимала Ндан Лан-нян. И она обнажила меч. Безнадежный бой – двое против двух сотен. Только через несколько мгновений жуткий, нечеловеческий вопль раскатился над городом. Теперь их стало четверо – два соседа присоединились к ним, двое байжэней. А еще через несколько минут Медведь, капитан спецназа, привел на вопль «Баньши» сотню своих бойцов. И бой закончился.

Они лежали рядом, чернокожий воин и его белокожая сестра. Такие разные… И остававшиеся врагами до самой смерти, даже стоя спина к спине. Его кожа была черна. Ее кожа была белой, как горный снег. И только их кровь оказалась одинаково алой, навеки смыв вражду.
Медведь не понимал… Не то даже, почему Рита вступила в бой со своими! Он не понимал, почему двое опытных воинов принимают бой против двухсот человек во дворе дома? В доме защищаться легче!
Он не понимал этого до тех пор, пока не вошел в дом.
Маленькая чернокожая девочка сидела на полу в гостиной. Она была испугана и растеряна. Но не плакала.
–Как тебя зовут? – зачем-то спросил Медведь, спешно убирая меч в ножны, и стараясь не напугать малышку.
–Ндан Сяолю! – охотно ответила девочка. – Дочь Ндан Выонга и Ху Мэйхуа.

С тех пор прошли месяцы, изменившие мир. Маленькая чернокожая девочка учится говорить на языке байжэней. Она уже уверенно ходит и бегает, норовя забраться, куда не следует. Она уже знает, что у нее нет ни папы ни мамы. Ни даже дедушки. Но она не плачет. Она носится сломя голову, залезает на деревья, падает с них. И не плачет. Никогда не плачет. Ее белые родственники очень любят ее, очень о ней беспокоятся. Она не понимает – почему. Ей это не интересно. Маленькая чернокожая девочка иногда жалеет, что она – не оборотень. И поэтому иногда завидует родичам… Иногда удивляется, почему они говорят на незнакомом языке…
Ей многое предстоит узнать в жизни. А пока она глядит на картину, что висит на стене. На картине – она, маленькая чернокожая девочка. Она глядит на картину, и машинально сжимает амулет, висящий на шее – белый волчий клык. Она привыкла к амулету. Когда ей становится одиноко или страшно, она касается этого амулета. И страх уходит. И ей кажется, что на ее плечи ложатся ласковые лапы, а мокрый и холодный нос тыкается ей в щеку. И маленькая девочка чувствует, что уже не одна.
Ей многое предстоит узнать в жизни. А пока она не может уснуть без истории про белого оборотня. Она помнит белого оборотня. Она ее видела дважды. Живой. И еще один раз – мертвой. Маленькая чернокожая девочка уже знает, что это такое – смерть. Она слишком близко ее видела. Она помнит звон клинков за дверью, дикие крики врагов, яростное рычание… Она не знает – что там творится. Но она знает одно – они не пройдут! Потому, что дверь защищают ее папа и ее белый оборотень.
Без этого рассказа девочка не может уснуть. Она в сотый раз слушает его, сжимая в кулачке волчий клык. И не плачет. Она никогда не плачет.



Наверх
 
 
IP записан
 
Тэсса Найри
Админ
*****
Вне Форума



Сообщений: 1293
Пол: female
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #41 - 22.06.2006 :: 09:17:36
 
Сильно. Вот только "спецназ", по-моему, из стиля здорово выбивается. Очень современное слово, сильно ассоциируется с нашим миром.
Наверх
 

"Ешь мясо! Или живность зря сгубили?"(с) Ольга Арефьева
WWW WWW  
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #42 - 22.06.2006 :: 09:57:56
 
Сильно ассоциируется. Совершенно верно!  Улыбка

фрагмент:

Назавтра в ставке появилась девочка – Кайли дотКвили. Она привезла изрубленное тело матери.
Девочка не рассказала – где были они с мамой. Она не плакала. Она молчала. Долго молчала. Как и ее мать, она стала работать в госпитале. И со временем юный княжич Ахто начал регулярно навещать госпиталь, изобретая всевозможные поводы. Княгиня начала строить планы и представлять, как станет бабушкой. У Кайли все валилось из рук при виде Ахто. Она краснела, бледнела и заикалась от волнения. Все ждали, когда они, наконец, объяснятся.
Шли месяцы. Прошел год. Ахто вырос.

Погибла юная Кайли! Погибла нелепо. Под обвалом. Когда ее нашли, она была еще в сознании.
Пришлось связать главного инженера княжеской ставки: он чуть не покончил с собой. Он все время повторял, что здесь не могло, ни при каких обстоятельствах не могло быть обвала! Где угодно, но не в спальне княгини! Он же знает! Тут же не песчаник какой! Тут – базальтовый пласт на три лиги и метров сорок толщиной!
Посол горного короля несколько успокоил инженера, сказав, что для организации обвала потолка в этой части пещеры требуется удар, способный срыть к йотунам половину Рыжих гор.
Это означало покушение на жизнь княгини, и, что вмешались некие сверхъестественные силы.
Ахто стоял на коленях и держал девушку за руку. А Кайли не откликалась. Она бредила. И лишь княгиня понимала отчасти ее бред.
–Вы, проклятые! Опять вы! Рано радуетесь, суки! Вы еще не победили. И не победите никогда! Ибо мы свободны! И мы будем сражаться с вами всегда и везде. Во все времена и во всех мирах! И любым оружием! Лапа и кулак, клык и меч, «МП-38»  и «АК-47»,  алебарда и шпага, «Харриер»  и «Мессершмит-109» , лучемет и боевые заклинания, лютня и клавиатура компьютера – мы все. И мы победим. Вопль баньши еще прозвучит для вас, суки!

и еще один!

Глава 23. Убитая музыка

(379 год Нашествия)

–Мама, расскажи про Музыканта!
–Ну, Линне! Ты же ее на память знаешь! Хочешь, я тебе расскажу сказку про зайчика?
–Нет! Про Музыканта!
– …
–Мама! Если не расскажешь – не усну!
–Ну, что же с тобой поделаешь? Слушай!


Избавленный от костра

(372 год Нашествия)

Однажды разведчики лесного спецназа отбили у карателей слепого бродягу, которого те намеревались публично сжечь на площади. Карателей перебили, слепца освободили… И спросил его командир:
–За что же, человече, тебя сжечь-то хотели?
И ответил слепец:
–За музыку!
Не поверил ему командир. Не поверил, и решил взять с собой. Пусть начальство разбирается!
Привезли Музыканта в ставку.

В пещере было людно. Горели факелы. Сновали воины и слуги. В углу сидели над картой четверо офицеров. Кто-то точил меч, несколько воинов писали письма домой. Носилась по залу двухлетняя княжна Катерина, опрокидывая все, что еще не успела опрокинуть.  Слева от входа волк диктовал молодому вейру письмо для жены.
–Аррг! – спросил его вейр. – А как твоя жена письмо прочитает?
–Очень просто! – ощерился волк. – Вейры ей и прочтут. Ты ж, парень, не последний в наших лесах вейр!
Большая часть людей спала.

Командир разведгруппы отпустил своих бойцов отдыхать, а сам остался ждать появления начальства, чтобы доложить о результатах рейда. Слепец, привычный ко всему, мигом устроился на полу у стены в трех шагах от часового и принялся что-то тихо наигрывать на лютне.  
К новоприбывшим подошел дежурный.
–Привет, Барни! Как дела? – спросил он.
–Нормально. А где Конх?
–Спит. Слушай, Барни! Дай ему поспать, а? Он две ночи не спал. Как вернулись из рейда, так он с головой утоп в делах: допросы пленных, мятеж в седьмой бригаде…
–Как это – мятеж? Подробности давай! – насторожился разведчик.
–Да командира у них перевели в восьмую. А эти раздолбаи учинили шум: верните, мол, нам командира!
–Ну и?
–Утряслось. Конх загрыз пару самых шумных, еще десятку уши разодрал. Унялись. Но нервов и времени на это ушло! И вымотался, конечно!!! Так что пусть спит, а? Если спешное дело – доложи княгине – она уже должна была вернуться…
Разведчик пожал плечами.
–Ладно! Тогда этого посади под замок! – и он подтолкнул слепца вперед.
Дежурный изучил пленника и осведомился у Барни:
–Зачем ты его приволок, а? Он же наш, а не черный. И он слепой.
Разведчик принялся объяснять. И как раз посередине его рассказа проснулся князь Конх тонЛитти.
Он подошел к ним, потирая красные, воспаленные от усталости глаза, и дослушал объяснения Барни.
–Послушай, человек! – обратился князь к слепцу. – Ты бы поверил на нашем месте, что кого-то могут сжечь за музыку? Ну чем может быть так опасен для Черной империи слепой бродячий музыкант? Я не верю, ты уж прости.
–Я бы поверил, – спокойно откликнулся слепец. – И музыку послушал бы! Сам суди, княже!
Снял он с плеча лютню и заиграл.

И засверкали солнечные блики на глади реки Лучистой, запели птицы в заречных дубовых рощах, зашумел ветер в зеленых кронах. От музыки веяло покоем и миром. Но застучали копыта коней, затопали черные щитоносцы по скрипучему дощатому мосту. Раскатился над обреченным городом звук рога, ударил набат. Заскрипели городские ворота, закрываясь. Свистнули первые стрелы со стен.
Но все громче, все уверенней звучала пентатоника  Черной империи. Ударил в ворота таран. Еще раз. И еще раз! Варварские звуки имперской музыки прорезал свист стрел со стен. Редко, очень редко! Слишком мало в городе лучников… И уже трещат окованные сталью дубовые доски ворот… Еще удар…
И тут взвыл волк в заречной роще! И отозвались на зов десятки голосов. И зазвенели клинки на мосту, и стеной встала на нем арбадская фаланга, намертво загородив черным пути отхода. И горячие кони вынесли на равнину перед городом всадников третьего кавалерийского корпуса армии Сопротивления…
Смолкла лютня.

–Откуда ты знаешь про тот бой? – спросил слепца командир спецназа Ларре тонИлла. – Он же был всего три дня назад!
Слепец улыбнулся краешками губ:
–Я тогда был там и все слышал. Как, князь, полагаешь? Может быть опасной музыка?
–Может, друг!

Так Музыкант впервые появился у нас. И остался с нами навсегда.


Внутреннее зрение

(379, 372 годы Нашествия)

–Ма! Он стал воином?
–Линне! Ты же эту историю слышал сто раз!
–Ну, скажи-и-и!
–Нет, не стал.

Зато он стал лучшим нашим разведчиком. Больше Музыкант не играл мятежной музыки людям. Он играл на свадьбах, играл на городских площадях, у деревенских колодцев, на перекрестках дорог… Играл за угощение, за пару мелких монет… Играл веселую музыку. И слушал! Тонкий слух Музыканта улавливал стук копыт, по топоту сапог он считал число солдат… Никто не мог даже подумать, что слепец – на самом деле умный и отважный разведчик.
Однажды он вернулся с задания с девушкой. И объявил всем, что она – его жена. Наверно, это было нелепо: девушка была на редкость некрасива! Слишком узкие бедра. Слишком широкие плечи и скулы. Ой! Зачем я тебе это говорю, а?

–Ма! А ты – самая красивая на свете!
–Спасибо, сынок…
–А как ее звали?
–К-кого, сынок?
–Ну, жену Музыканта?
–Как? Ну, я … не помню. Допустим, Лонна.


Лонна страшно стеснялась, боялась насмешек, но насмешек не было: слишком уважали люди Музыканта. Однажды он сказал ей, что его не беспокоит ее внешность. И не потому, что он слеп! Беспощадное время побеждает красоту тела. Но красоту души оно не в силах одолеть. А ее можно увидеть только внутренним зрением. Слеп не он – слепы те, кто лишен этого внутреннего зрения.
Играть Лонна так и не научилась. Даже Музыкант не смог передать ей свой талант. А вот воином она  стала.

–А ты здорово играешь, мама! Лучше Музыканта!
–Линне! Не смей!!!
–Ма-а-а!
–…ну не плачь, сынок! Прости меня! Просто лучше Музыканта играть невозможно! Он сам был музыкой!

Лонна служила в пятой бригаде. Музыкант был разведчиком. Нечасто им доводилось видеться. Очень нечасто. Месяцами Лонна моталась по Континенту, а когда возвращалась, то узнавала, что Музыкант ушел. И вернется через две недели…

Осторожный стук в дверь прервал рассказ. Хозяйка, бесшумно сняв меч со стены, скользнула к двери, встала слева и откинула крючок.
–Иртэ! – окликнул ее незнакомый девичий голос. – Не беспокойся, свои.
Хозяйка вышла. Перед дверью стояла вейра.
–Я – Меттере дотБронвин! – представилась гостья шепотом. И тихо объявила:

«Рвите на клочья горе!
Слушайте голос скорби –
Древнюю песнь Холма!»

–Кто? – быстро спросила Иртэ.
–Сетнахт…
У Иртэ потемнело в глазах, незримая петля перехватила горло, что-то стиснуло сердце. А Меттере тем временем продолжала:
–Госпожа! Старшие просят тебя быть в Кольце сей ночью.
–Меня? Я же человек!
–Вожак тоже был человеком, госпожа. Тебя Меттэ просит! Сетнахт же твой … был твоим другом!
–Какое страшное слово – «был». Какое беспощадное слово! Как Меттэ?
–Плохо… Очень плохо…
–Воет?
–Нет. Даже ухом не ведет. Как будто ничего страшного не произошло. Как будто гибель мужа – обычное дело…Мы все боимся: недавно у нее четвертый родился. Как бы он окончательно не осиротел…
Иртэ помрачнела.
–В наше-то время смерть в бою – действительно дело обычное… Знаешь что? Я ей сыграю завтра.  О детях ее сыграю. О памяти, о любви…
–Спасибо, Иртэ…
–За что?! Меттэ тоже мой друг. А я – человек. Я делаю то, что велит мне Человеческий закон. А он не слабее вашего Волчьего… Я приду на Холм. С лютней?
–Да, если можешь!
–Могу. Но не раньше полуночи – мне ребенка уложить надо и найти кого-нибудь присмотреть за ним...
–Я присмотрю, Иртэ. Мне в Кольцо все равно нельзя – не рожала я пока…
–Хорошо. Зайди, Меттере, посиди. Я тут сыну … (голос Иртэ внезапно сел) сказку рассказываю.

Никто не знал, что следующей ночью ей снова придется идти к Холму.
Потому, что, вернувшись в сопровождении трех волчиц домой на рассвете, Иртэ обнаружила у хижины двенадцать трупов в черных плащах со зловещей эмблемой боевых частей разведки Черной империи – крылатый глаз с клыками. Они незаметно проникли сквозь три линии охранения в княжескую ставку, отыскали хижину Иртэ и не учли только одно: в хижине оказалась вейра, которая их почуяла. И Меттере успела сорвать меч со стены и выскочить наружу.
Немного найдется в мире воинов, способных в одиночку одолеть дюжину «кремьельских теней» – воинов из боевых подразделений имперской разведки! Меттере смогла.

Ребенок давно проснулся и плакал.
А Меттере лежала на пороге в луже крови. Смерть уже вернула ей волчий облик. Ее правая передняя лапа лежала на рукояти меча.
Никто не мог предположить, что Иртэ, не обращая внимания  на плач сына, надрежет себе запястье мечом и смешает свою кровь с кровью мертвой Меттере. И взойдет на Холм уже вейрой, став ею не по праву рождения, а по обряду смешавшейся крови, Иртэ Ульфдоттир арнМеттере.


Как ни смешно, выручила их имперская разведка. Со своего последнего задания Музыкант вернулся на две недели позже, чем планировалось, голодный, оборванный, с перевязанной головой. Оказалось, что император издал указ – поймать и доставить в столицу слепого музыканта, подозреваемого в разжигании мятежа. И вся разведслужба Черной империи начала охоту. Были схвачены все связные Музыканта, все, кого хоть раз видели с ним. Кремьельский  тюремный замок оказался переполнен узниками. И нечеловеческие пытки сделали свое дело: под ногами Музыканта загорелась земля.
Князь Конх, узнав о том, какие завертелись дела, приказал Музыканта в разведку больше не посылать. Агенты и другие найдутся, ничуть не хуже Музыканта. А вот на лютне так играть никто больше не сможет!

«Как и у нас…»

Памяти Владимира Семеновича Высоцкого

Жаль, что Музыкант не пел. Его стихи не годились для песен, а чужих стихов он не пел. Почти.

–Проклятие! Как мне надоела зима! – проворчал Ларре. – Белый снег! Серое небо! Я хочу видеть другие оттенки: голубой, желтый, зеленый, красный… Даже не верится, что зима когда-нибудь кончится!
–Насчет голубого или желтого не обещаю, а вот красный имперцы тебе враз обеспечат. Только попроси! – усмехнулся Конх.
А Музыкант взял лютню, провел рукой по струнам и отложил ее опять. И заговорил.

Мороз по земле шагает.
Наводит всюду порядок.
А ветер зиму ругает
По несколько суток кряду.

В ветвях замерзших повисла
Луна. И Время уснуло.
Печальны зимние мысли
И, как медведи, сутулы.

Мне лето жаркое снится,
Но что-то не очень верю,
Что вьюга вдруг прекратится,
И выть перестанет зверем,

Что вновь под дождем промокнут
Берез зеленые листья…
Зима узоры на окнах
Невидимой пишет кистью.

–Здорово! Ты, как мысли мои прочел! – восхитился Ларре.
Музыкант отмахнулся.
–Брось! Так, как на самом деле, мне не написать! Природа пишет лучшую музыку, лучшие стихи… Я только подражаю. И-то неважно! А в природе все – прекрасно! Надо только почувствовать эту красоту!
–Все, говоришь, прекрасно? – прищурился князь. – А что прекрасного в такой вот погоде, а?
–Погодите, я скоро! – с этими словами Музыкант встал и вышел из пещеры.
Вернулся он минут через десять, весь в снегу. Отряхнулся, скинул мокрый плащ, завернулся в одеяло и сел у очага, протянув руки к огню. И…

Снегопад – как всадник в седле.
Путь-дорога – к дальней звезде.
Заметает простывший след,
Забывает минувший день.

Ветер-конь над землей летит,
Да не слышен цокот подков.
Ночь, как девушка, вслед глядит,
Грустно машет черным платком.

И назад его не вернуть:
Прорезая зимнюю тьму,
Снегопад продолжает путь,
Ясно видимый лишь ему.

Долог Путь, а время не ждет.
Конь храпит ли? Ветер свистит?
И рассвет усталый бредет
По следам незримых копыт.

–Красиво! – восхитилось несколько голосов сразу. – Спасибо, Музыкант!

А вот петь он не любил. И не пел.
Поэтому Лонна, возвращаясь однажды в их с Музыкантом комнату, не поверила ушам, услышав… песню!
Ее муж подбирал мелодию к странным, непривычным стихам…

…И много будет странствий и скитаний:
Страна любви – великая страна!
И с рыцарей своих для испытаний
Все строже станет спрашивать она!
Потребует разлук и расстояний,
Лишит покоя, отдыха и сна…

Но вспять безумцев не поворотить.
Они уже согласны заплатить
Любой ценой, и жизнью бы рискнули,
Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить
Волшебную невидимую нить,
Которую меж ними протянули.

Свежий ветер Избранных пьянил!
С ног сбивал! Из мертвых воскрешал!
Потому, что, если не любил,
Значит – и не жил, и не дышал…

("Баллада о любви В.С.Высоцкого)

Лонна с трудом очнулась, как после долгого сна. Она вся ушла в песню, в дивный мир каменных замков и зеленых холмов, мир отважных мужчин и прекрасных женщин, мир, где не прощают подлость и предательство. Мир, где на могилах тех, кто погиб за любовь, растут цветы.

–Что это? – спросила она.
–А! Это? – улыбнулся Музыкант. – Эту песню я увидел во сне. Там стоял певец с удивительной лютней и пел. Ах, какая это лютня! Я запомнил! Я попрошу мастера струн, он сделает мне такую! И две песни я запомнил. Стихи. А вот мелодию надо подбирать… И лицо певца никак не могу вспомнить!!! Никак!
–Странная песня.
–Ты заметила, да? – обрадовался Музыкант. И тут же лицо его омрачилось. – Тебе не понравилось?
–Что ты! Как может не понравиться такая песня? Но что-то непонятное в ней… А, может быть, песни и не должны быть совсем понятными?
Лютню он неделю рисовал, забыв про сон и еду. Потом неделю ругался с мастером струн. Оба орали, ссорились, хлопали дверьми… А потом мастер струн заперся на месяц в мастерской. Дети носили ему еду. Он там спал, ел и работал. И по истечении месяца вручил Музыканту лютню. Чудная же это была лютня! С более длинным грифом, с плоским фигурным корпусом… И с семью струнами! И голос у этой лютни был необычный – более уверенный, сильный и свободный.

Эх! Не сиделось ему в ставке! Никак не сиделось! Он пять раз требовал направить его в армию, но князь не отпускал: целители протестовали! Музыкант играл раненым,  и они быстрее выздоравливали. Его музыка творила чудеса! Робким она придавала мужество, уставшим возвращала силы, в озлобившихся вселяла сострадание…
На шестой попытке он своего добился. И был направлен в пятую бригаду музыкантом. В ту бригаду, где сражалась его жена.
Представляешь? Жена воюет, а муж в это время играет на лютне! Разве не смешно? Но никто не смеялся: все знали – его музыка стоит многих мечей.

Как-то вечером многие обратили внимание на мелодию, которую подбирал Музыкант. Потому, что играя, он шевелил губами.
–Музыкант! Это что, песня? – навел справку командир.
–Песня, – кивнул Музыкант.
–Спой! Никто еще не слышал твоих песен…
Музыкант и Лонна переглянулись, обменялись мимолетными улыбками…
–Ты ошибаешься, Баргр! Кое-кто кое-что слышал… А песен я не пишу.
Но комбрига еще никому не удалось выбить из колеи. Он не смутился, не удивился, не засмеялся…  Он просто предложил:
–Поясни свою мысль, Музыкант!
И Музыкант рассказал о том, как во сне видел певца с лютней, как слушал его песни, как потом подбирал мелодии и записывал стихи…
–Мне кажется, что он есть на самом деле, этот человек, что это – не просто сон. И не из нашего мира. Из иного. Вы поймете…

Средь оплывших свечей и вечерних молитв,
Средь военных трофеев и мирных костров
Жили  книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от мелких своих катастроф.

Детям вечно досаден их возраст и быт!
И дрались мы до ссадин, до смертных обид!
Но одежду латали нам матери в срок.
Мы же книги глотали, пьянея от строк.

В коротком тревожном ритме песни чувствовалась легкая беззлобная насмешка… Скорее, даже, улыбка.
И вдруг… Что-то неуловимое вмешалось в песню. Пропала усмешка, и еще до первого слова новой строчки все вдруг поняли: все – шутки кончились…

Только в грезы нельзя насовсем убежать:
Краток век у забав, столько боли вокруг!
Попытайся  ладони у мертвых  разжать
И оружие принять из натруженных рук!

Испытай, завладев еще теплым мечом,
И доспехи надев, что – почем? Что – почем?
Разберись, кто ты? Трус? Иль избранник Судьбы?
И попробуй на вкус настоящей борьбы.

И когда рядом рухнет израненный друг,
И над первой потерей ты взвоешь, скорбя,
И когда ты без кожи останешься вдруг
Оттого, что убили его. Не тебя!

Ты поймешь, что узнал, отличил, отыскал
По оскалу забрал – это смерти оскал!…

Лонна окинула взглядом окрестности и не поверила глазам: к их костру подтянулась половина бригады. Большая часть воинов стояла. И неудивительно! Такие песни лучше слушать стоя.

Если мясо с ножа ты не ел ни куска,
Если руки сложа, наблюдал свысока,
А в борьбу не вступил с подлецом, с палачом,
Значит, в жизни ты был не причем. Не причем!

Если, путь прорубая отцовским мечом,
Ты соленые слезы на ус намотал,
Если в жарком бою испытал – что почем,
Значит – нужные книги ты в детстве читал.  

("Баллада о книгах" В.С. Высоцкого)

Смолкла лютня и воцарилось молчание.
–Прорваться бы к ним! Может, им помочь надо? Там ведь тоже война… – задумчиво проронил молодой сотник, только вчера прибывший в бригаду. Лонна еще не успела с ним познакомиться.
–Да. Война. Только какая-то другая… – добавил чей-то голос.

Баргр покачал головой:
«Та же у них война, парни. Потому, что они тоже сражаются за свободу! А свобода – одна на всех. И рабство одинаково во всех мирах. И честь везде одна и та же.

Как и у нас, там воины молча седлают коней, получив приказ.
Как и у нас, там исчезают во мгле волки, уходя в рейд.
Как и у нас, там рыдают матери, получая похоронки на сыновей…
Как и у нас, там воют волчицы, оплакивая на холмах Скорби родичей, павших в бою…
Как и у нас, там с завистью смотрят мальчики на висящий на стене клинок отца, который мама запрещает трогать даже пальцем…
И, как и у нас, там приходит день, когда мать, сняв со стены, сама вручает этот меч своему повзрослевшему сыну и отправляет его в армию, запретив оборачиваться. И так же стоит на пороге, смотрит вслед уходящему и глотает слезы.
И даже враги у них те же самые. Может быть, они не чернолицы, может, мечи у них не такие, может, говорят на другом языке…
Но они те же. Ибо Враг – он во всех мирах один и тот же. Ибо злоба, подлость, жестокость и бесчестие – тоже одинаковы во всех мирах!

Та же у них война. Мы когда-нибудь, конечно, прорвемся к ним. Но они справятся и сами. Не может быть уничтожен народ, воины которого пишут такие песни!»

Кровь на струнах

(374 год Нашествия)

–Мама! А что было дальше?
–…
–Мама! Ну расскажи!
–Линне! Повернись на правый бочок! Так! Молодец! Теперь – закрой глазки… Закрыл? Ну, слушай.
–Иртэ! Стоит ли об этом?
–Ох, Меттере! Я бы и рада сменить тему! Но он не уснет, пока я не закончу. Его кровь… Что поделаешь?

В 374 году имперские войска снова, в который уже раз, захватили Арбад. Кроме того, их западной армии удалось блокировать нертов в их горах. Над  Сопротивлением в очередной раз нависла угроза разгрома.
Тогда князь Конх отправил второй корпус под командованием княгини Тьюры на запад с заданием отбить у врага порт Кветору, захватить перевал Нархор, связывающий Кветору с Нертскими горами и передать все это нертам. Тогда они удержат свои горы и оттянут на себя западную армию Черной империи.
Корпус за пять дней пересек Зеленую степь, перевалил Веерные горы и повернул на юго-запад. А нашей бригаде поручили держать Третий Палец – единственный из пяти перевалов Веерных гор, открытый в это время года.
Баргр, наш командир, впервые в жизни разозлился: все воевать будут, а нам тут сидеть и скучать? Ну какой дурак будет снимать войска с главных направлений, чтобы возвращать Третий Палец?
Но такой дурак отыскался. И не таким уж он дураком и был! Старик Чжуан Гэ , помню, пришел в ярость, узнав о плане княгини. Не выбирая выражений, он кричал, что только полный недоумок может приказать удерживать Третий Палец! Возьми имперцы перевал, они бы маршем двинулись в Рыжие горы и взяли бы их штурмом. Надо было разместить пятую бригаду в Зеленой степи с приказом тормошить войска противника, но ни в коем случае не принимать боя. Тогда имперская армия не рискнула бы атаковать нашу ставку, оставив в тылу целую бригаду. И потратили бы немало времени на бесплодные попытки нас поймать!
Баргр и сам до этого дошел, но было поздно: семнадцатый пехотный корпус Черной империи прижал нас к горам. Их было в восемь раз больше, чем нас.
Мы поняли, что нам – крышка.

------------------------------------------------------------------
Чжуан Гэ (302 – 386) – величайший полководец Черной империи. В 343 г. стал начальником военного приказа империи и главнокомандующим ее армией. Выполняя его план, Северная ар-мия уничтожила  Нурланд и разгромила Горное королевство. В том же году он лично возглавил Южную армию, впервые штурмом взял Арбад, выбил вейрмана из Рыжих гор, нанес несколько тяжелых поражений Армии сопротивления. В 344 г. полководец был несправедливо обвинен в измене и перешел к вейрмана. Отказался командовать войсками, однако создал военную акаде-мию, учил военачальников. Среди его учеников достаточно упомянуть Омуртага Нерто, Майви дотТвати вторую, Винриха тонСати, Гьюки Олафсона. Главной его заслугой, однако, считается то, что он прекратил геноцид, проводимый армией сопротивления в отношении мирного насе-ления Черной империи. (Из «Полной энциклопедии Нашествия», статья о Чжуан Гэ).
---------------------------------------------------------------------

…Нам пришлось спешиться. Лошадей загнали на перевал. Мы поставили фалангу по себекскому образцу. На флангах разместили лучников.
Музыканта посадили на холме, позади нашего строя. Может быть, думал каждый, нам удастся прорвать их строй и уйти в степь? Тогда Музыкант будет спасен!
Но верилось с трудом.
Знаешь, Линне? На поле боя всегда очень шумно. Десятники срывают голоса, пытаясь докричаться и передать приказ своим воинам. Там так шумно, что глохнешь…
А голос лютни услышали все. Негромкий, печальный этот голос напоминал, что нет у нас права проиграть этот бой, что там – на востоке – Рыжие горы, куда семнадцатый пехотный двинет, если пройдет по нашим костям. И вновь музыка вселяла уверенность, мужество, добавляла сил.
Лонна рубилась с холодным сердцем, как на учениях, не видя лиц врагов. Усталость, которая давно должна была прийти, где-то заблудилась. В ее ушах играла лютня.
Вокруг нее гибли друзья… Пехотинцы в черных плащах наседали, ни на мгновение не разрывая строй. Меч Лонны застрял в ребрах очередного врага. Она вытащила кинжал.
Знаешь, Линне, чем так труден бой в окружении? Тем, что шансов прорваться почти нет, и ты это знаешь. Сотня Лонны была отрезана от основных сил и окружена. То же самое творилось по всему полю боя. При восьмикратном перевесе в силах, командир семнадцатого корпуса мог себе позволить такую роскошь. Они разрезали наш строй на девять частей, блокировали их и приступили планомерно уничтожать.
Все?
Нет! Еще нет! На поле боя появились всадники. Девятеро, в черных плащах, только без эмблем, на черных конях, только мечи их были бледны, а не черны, неспешно скакали они по полю, как по ковыльной степи. Поднял руку один из них, и все они направились к нашим окруженным отрядам. Никто почему-то не пытался их убить… Только падали мертвыми черные пехотинцы, мимо которых проезжали всадники. Расступилось кольцо врагов, всадник выхватил меч.
Я никогда не видела такого! За несколько мгновений он зарубил несколько десятков прекрасно обученных имперских солдат. Клинок так и летал в его руке! Враги попятились. Тогда воин засмеялся. И жуток же был его смех! Даже наши опустили мечи. Самые смелые из нас испугались! Воин покачал головой и стряхнул капюшон… Нет, он был не чернокож. Он был бледен. Длинные золотые волосы рассыпались по плечам, по черненой кольчуге. Воин был очень высок. «Держитесь, воины вейрмана! Помощь близка!» – мертвым голосом сказал он. И взгляд его упал на Лонну. Лонна не испугалась его. Единственная на поле боя – не испугалась.
Спрыгнул с коня незнакомец, подошел к Лонне, посмотрел в глаза и неожиданно улыбнулся. Такой светлой оказалась его улыбка! Так напомнила она Лонне улыбку Музыканта…
Воин осторожно отобрал у нее кинжал и протянул свой меч, рукоятью вперед.
–Возьми, сестра. Пригодится. – И почудилась Лонне боль и печаль в его голосе.
Миг! И снова воин в седле. Когда он повернул коня, Лонна спросила его:
–А как ты без меча?
–Не беспокойся, сестра: меня нельзя убить.
–Спасибо, неизвестный друг! Как звать-то тебя?
–Нет у меня имени, сестра. Прощай! – с этими словами воин махнул рукой. Сверкнул на солнце золотой перстень с единственным камнем… Воин умчался. И возобновился бой. Но появление девятки помогло нам: бригада вновь соединилась, отступив к перевалу.
Клинок незнакомца вернул надежду. Он, казалось, сам знал, что ему делать. Тело Лонны пело, рука, державшая меч, порхала, как птица. В ее ушах играла лютня.
Лишь на миг этот голос умолк. Как будто Музыкант стиснул пальцами гриф. И опять…
Топот копыт теперь стучал в его музыке, свистели стрелы, шуршал в ушах ветер… И завывала боевым волчьим кличем лютня…
Шли часы, близился вечер… Мы держались.

–Мама! А ты их знала?
–Кого?
–Музыканта и Лонну.
–Знала, сынок.
–А какие они были?
–…


И вдруг что-то изменилось на поле. Как будто внезапно сменился ветер. Как будто посветлело опять небо. Повеяло полынным запахом восточных степей… И на вершине далекого холма, там, за строем врагов, вырос одинокий всадник.
И грянул клич, который уже тридцать лет никто не слыхал, послышался вой… Во весь опор вылетали из-за холма низкорослые степные кони, желтым светились над их гривами волчьи глаза… Короткий приказ! И прыгают с седел в бой волки, и натягивают луки всадники народа Тогул! Народа, погибшего сто сорок лет назад. Степной спецназ!
Они же все погибли! Лонна сама видела перевал мертвых в Олтеркасте: целое поле скелетов, конских, человеческих, волчьих.  Ей рассказывали, как три десятка лет назад путь восточной армии Черной империи преградил степной спецназ. Почти сутки длился безнадежный тот бой. Они легли там все. Но сто тысяч беженцев из Олтеркаста смогли уйти в северные леса.
И вот теперь степной спецназ (из прошлого? из легенды? из памяти нашей?) снова пришел на помощь друзьям.
Баргр приказал атаковать. Имперцев все равно было вчетверо больше, но их же взяли в клещи! Такого шанса нельзя было упустить. И мы прорвали строй врага, развернулись и ударили во фланги. И музыка вела нас в бой.

Бой закончился. Никто не заметил, как исчез степной спецназ. Следопыты потом не нашли ни единого следа. Наши вейры облазили все поле, но так и не учуяли их запаха. Только стрелы – неповторимые тогульские стрелы – доказывали нам, что все – было! Степной спецназ пришел на помощь ниоткуда, помог и снова возвратился в Легенду.

А когда мы поднялись на холм, где оставили Музыканта…

–…
–Спасибо, Меттере! Спасибо, родная… Мне лучше…
–Мама! А что потом-то было?
–…Сейчас расскажу.


Когда мы поднялись на холм, где оставили Музыканта, мы увидели, что он был мертв. И мертв давно: кровь успела подсохнуть. В сердце его торчала черная стрела. Мертвая рука сжимала гриф лютни, залитой кровью. Струны продолжали дрожать. И затихала в ушах музыка.
Лонна не плакала. Ей было все равно. Все равно – жива она, или нет… Она не чувствовала ран, не слышала слов… Запредельное горе отключило чувства… Так бывает… Вот и тетя Меттере согласна…
Только она склонилась над телом мужа, только погладила его волосы…
–Рубашка порвалась… – зачем-то подумала Лонна. – Надо зашить. А-то как же он…
И с опозданием – ему уже не надо. Его больше нет!
Лонна взяла лютню из руки Музыканта. Взяла, не замечая, что руки ее в крови. В крови величайшего из музыкантов… Провела непослушными пальцами по струнам. Зачем? Она так и не научилась играть.
И лютня зазвучала вновь!

–Мама! А потом?
–…
–Мама! Ну что ты плачешь? Ну почему ты в этом месте всегда плачешь?
–…
–Спи, Линне. Спи, сынок. Я с тобой…


Пепел Боргильдсфольда

(53 год Победы)

Иртэлонна Ульфдоттир арнМеттере не дожила до Победы. Она сражалась во всех битвах, прошла путь от десятника до командира бригады. И лютня в ее руках была ее оружием, не менее грозным, чем клинок, подаренный ей когда-то назгулом . Звуки этой лютни наводили страх на врагов.
Да! Сражалась она, как человек. А в быту предпочитала быть волчицей. Ох, и красавицей она была! Глаз не оторвать! Уж если я, сама волчица, говорю, значит – так оно и было! Вы, люди, насколько помню, считали иначе… Хе-хе! Что вы, двуногие, смыслите в красоте? Когда она проходила, волки все дела бросали… Богиня!  Все волки, от матерых самцов до первогодков, были влюблены в Иртэ по самый хвост. И было за что! Боги мои! Какая у нее была фигура! А шерсть! А глаза – необыкновенные глаза цвета сумеречного неба… Эх, что говорить! Мы даже не ревновали… Впрочем, она не давала повода. Она просто никому не давала. Она десять лет хранила верность погибшему мужу. А потом выполнила долг кровной сестры. Дело в том, что у Бронвин не оставалось дочерей, и оплакать ее было бы некому. И Иртэлонна родила трех щенков: двух мальчиков и девочку. И, едва  поставив ее на лапы, перед Советом Старших объявила матери по кровной клятве: «Ныне я возвращаю тебе дочь – Меттере дотБронвин вторую.  Да будет она тебе дочерью, а мне – сестрой!»
Старая Бронвин была тронута.
Когда же пробил час Бронвин, и она ушла в свой последний бой, чтобы умереть, как подобает волчице, на холм взошли они обе: Иртэлонна и Меттере – ее дочь-сестра.

…В 400 году в одном из сражений она заслонила своим телом юную княжну Арьерэ дотКатерина – третью Безымянную.
Черное копье пробило ее и лютню, висевшую за спиной.
Казалось, что инструмент погиб вместе с хозяйкой. Но, когда Линне тонИр-тэлонна передали лютню, пробитую копьем, залитую кровью отца и матери, она снова зазвучала. Отчаяние и скорбь играла теперь лютня. В кольце вокруг холма Скорби сидела сама княгиня Кэти. А на вершину взошла, не имея на то права по закону, юная третья Безымянная. Чтобы оплакать ту, которой была обязана жизнью. И рядом с ней сидела Меттере, оплакивая свою мать-сестру.
Линне принял наследие родителей. Инструмент он ремонтировать не стал – не было необходимости. Лютня в его руке теперь внушала ужас. Запредельный ужас. В сражениях он даже не прикасался к мечу. Его музыка сводила с ума целые армии. Его музыка убивала! Вы не представляете, какой это кошмар – видеть, как десятки тысяч солдат падают мертвыми, едва услышав аккорд лютни Линнурта . Три года Линне носился по Континенту, неся смерть врагу. Он и сам был тогда Смертью. Так же, как его великий отец был Музыкой. И только лютня и волшебные руки Эланхалу вернули его к жизни.

–Что значит, как? Ты что, парень? С луны свалился? О бое Линнурта с Эланхалу не слыхал?

Угораздило же вождя вождей Нделезе дать дочери себекское имя! Впрочем, себеки говорят, что таких имен у себеков не бывает…
Девочка родилась слепой. Она прошла обучение в ряде храмов Та-Сета: у Наву, Анны, Наргола, даже у Мимира! И нигде не приняла сан. Отовсюду она уходила по-хорошему, без скандала. Она искала свой путь… А, не найдя, спросила совета у лучшей своей подруги. У Та-Амму, дочери Анхсенпамму.
Вздохнула Та-Амму, обняла подругу и решила: «Жаль мне расставаться с тобой, подружка, но если ты не находишь места на родине – ищи свой путь на родине предков!»
И Эланхалу отплыла к нам, в уборе жрицы четвертой ступени, в мирской одежде, сжимая в руке диковинную железную лютню.

–Как? Вот так! Здесь – родина ее предков! Эланхалу – вейра. Чернокожая вейра. Слыхал о Черной Стае Та-Сета?… Нет, жрицей она не была. Убор жрицы был дарован ее музыке!

Так на нашей земле появились два величайших музыканта нашего времени. И их дороги не могли не сойтись.
Встреча состоялась во дворце Ахсарта Нерто, царя нертов.
Эланхалу играла музыку Та-Сета и нашу музыку, в ее собственной аранжировке. Ее лютня звенела, пела, вселяла радость, надежду, пробуждала совесть. Скептически внимал Линнурт ее музыке, пока не почуял силу в лютне Эланхалу. И он вмешался.
Так начался поединок двух гениальных музыкантов. Поединок двух уникальных музыкальных инструментов: банджо и гитары.
Мягкий звон банджо обволакивал гнев и ярость гитары, гитара рвала на части покой банджо, ее ритм поднимал слушателей на ноги, уносил души вдаль. Банджо вязал гитару кружевными звонкими нотами. Мелодия сменяла мелодию, тема – тему. И все чаще не яростны, а печальны были аккорды гитары. И все чаще боль и смерть слышались в звоне струн банджо. Но волчий вой взлетел к небесам с гитарной струны, топот копыт, казалось, высекал искры из банджо… И задумчивые, протяжные песни юга, и  многоголосные нертские, и тяжелые рваные ритмы северных гор, и отчаянно-веселые напевы Олтеркаста, и колдовские ритмы тамтамов Та-Сета – все это пела гитара.
Банджо умолкло. Девушка опустила голову.
А Линнурт погладил струны рукой, улыбнулся впервые в жизни и взял еще несколько аккордов, которых не понял никто. Только вздрогнула Эланхалу, только с несказанным изумлением смотрела она на своего победителя слепыми глазами, только растерянно дрогнула струна под ее пальцами…
Но требовательно и уверенно играл Линне, но единым вопросом рокотала гитара.
И прижал музыкант ладонью струны. И снова наступила тишина. И окаменели слушатели, оглушенные этой тишиной. И почти не расслышали тихий ответ банджо…
Вот так – без единого слова – объяснились они. И Линнурт перестал быть Линнуртом. Он снова стал Линне тонИртэлонна.
Позже, вечером, Эланхалу спросила у Линне:
–Глупый вопрос! Почему я?
–А кто? – удивился Линне.
–Как кто? Разве мало в вашей земле красивых девушек? – не поняла Эланхалу. И, не сдержавшись, добавила с горечью: – Зрячих!
Ничего не ответил Линне. Только осторожно взял руку девушки и приложил к своему лицу.
–Ты улыбаешься? – изумилась Эланхалу, отнимая руку.
–Да, моя принцесса. Улыбаюсь.
–Почему?
–Да потому, что ты права. Почти! Да! Много красивых девушек в нашей земле! Есть девушки красивее тебя. И зрячие. Но они – не мои. Не моя Судьба. Поэтому – ты. Именно ты.
–Это все слова, мастер! А что ты скажешь, когда тебе надоест подавать мне еду и водить за руку? Буду ли я еще твоей Судьбой? Нет, мастер. Я –…
Линне рванул струны, заглушив последние ее слова. А потом снова приложил ее руку к своему лицу.
В лице девушки проявилось непонимание, затем его сменило изумление, и, наконец, растерянность… А Линне, тем временем, ответил:
–Да! – жестко отрезал он. – Ты – убогая. И я жалею тебя! Но не потому, что ты – слепа! Мой отец тоже был слеп. Мне жаль тебя, Эланхалу! Ты не веришь в себя. Ты! Не веришь! В себя!!! Твоя музыка в тебя верит, люди в тебя верят, я в тебя верю, а ты – нет. Мне жаль тебя, Эланхалу. Ты слепа – слепо твое зрение души…
Он хотел сказать еще что-нибудь, но увидел ее глаза, полные слез.
–Прости… – тихо сказал Линне тонИртэлонна, осторожно вытирая ей слезы платком.
Так Эланхалу стала его женой.  

–Что? Почему он – тонИртэлонна? Да, ты прав. Он не волк. Но второе человеческое имя – имя  отца, а не матери, как у нас! А имя его отца Иртэлонна унесла с собой в могилу. Никто не знает этого имени. Отныне и навеки имя его великого отца – Музыкант. …Да, разумеется! Он – человек. Но его мать, сестра и двое братьев – вейры. Дети его – вейры. Он прожил со стаей шесть лет, сражался с нами рядом. Поймите, парни: боевое братство – много больше, чем простое родство.  И стая решила даровать ему право на второе волчье имя.

Через два года закончилась война. И мы начали восстанавливать мирную жизнь. Боги мои! Как же было тяжело! За четыре века войны так много было забыто! Ученые и инженеры Та-Сета нам помогали, как могли. Без их знаний нам пришлось бы плохо. Но даже их помощи не хватало. Несчастная Арьерэ моталась по Континенту, Медведь – тоже. Мы строили дороги и города, восстанавливали рудники, открывали верфи… Мы старались обеспечить работой и едой сотни тысяч людей. Мы пытались приучить к мирной жизни тех, кто привык только воевать…
Вот когда пробил час Линне и Эланхалу – Повелителей души. Их музыка будила радость, вдохновение, возвращала силы. Под их музыку легче и быстрее работалось и все удавалось. Вместе с княжеской четой они носились от стройки к стройке, из города в город. Они давали по четыре концерта в день. Князь и княгиня стали их друзьями, почти родичами.

В 51 году Победы его, как и многих из нас, позвал Боргильдсфольд. Линне был уже стар. Но он пошел. И Эланхалу шла с ним.
…Меч великана Сурта испепелил его вместе с гитарой. Но даже пепел продолжал петь…

Десятая

В 53 году воины, выжившие в пламени Рагнарекка, возвратились домой. Среди них шли девять незнакомых воинов в черных плащах с капюшонами. И с ними шагала Эланхалу. В таком же черном плаще с капюшоном, надвинутом на глаза. За ее спиной был приторочен клинок, подаренный некогда назгулом Иртэлонне Ульфдоттир арнМеттере. А в руке Эланхалу было банджо – ее оружие на Боргильдсфольде.  
А на ее пальце сверкало стальное кольцо с кусочком янтаря.


Наверх
 
 
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #43 - 25.06.2006 :: 16:06:37
 
еще фрагмент. Если не надоело. В противном (весьма  Подмигивание) случае - скажите. Ей-ей не обижусь  Улыбка

Песня


Велик Боргильдсфольд – поле последней битвы. Беспределен… Это ведь целый мир, созданный в начале времен специально для этой великой битвы. И есть в этом мире синие, бирюзовые и стально-цветные моря, бескрайние ковыльные степи, высокие синие и красноватые горы, увенчанные снеговыми коронами, широкие неспешные равнинные реки и бурные горные потоки, хвойные и лиственные леса…
И посреди Боргильдсфольда почти незаметен одинокий холм на центральной равнине.
Но каждый из тех, кто сражался на этом поле, кто еще продолжает сражаться, думает об этом холме. Только о нем. Потому, что каждый знает – все решается именно там. Потому, что каждый понимает – не меч решит судьбу Битвы. Не меч – Песня.
Неизвестно, кто из них первым взошел на холм. Почему? Ведь каждый знает, что грохот и рев боя глушит любую музыку. И почему это они решили, каждый самостоятельно, доказать: не любую музыку можно заглушить?
На холм собрались музыканты разных миров. Кивая друг другу, как старые друзья, садились они на траву и начинали играть. Каждый – свою музыку. И мелодии их не перебивали друг друга, не резали слух. Поддерживая одна другую, плыли они по полю, вселяя мужество и возвращая силы.
И первой решилась запеть совсем юная девушка. Скорее даже – девочка. И будила ее песня воспоминания о том времени, когда Рагнарекк еще не начался.


I.      Урсула дотГритр

Над Боргильдсфольдом тишина,
И ночь белым – бела.
И вновь волшебница весна
Нас всех с ума свела.

Вновь из небесной синевы
Нам птичья трель звенит,
И аромат степной травы
Нас, как вино, пьянит.

И шелестит нам о любви
Зеленая листва.
И лишь любовь бурлит в крови.
И – кругом голова.

Над Боргильдсфольдом тишина.
…Но солью на губах
Грядет последняя война.
И нас зовет труба.

Внезапная судорога свела пальцы.  С усилием разжала их Урсула, беспомощно глянув на других.
И молодой вейр, кивнув родственнице, продолжил.

II.      Ахто тонДальма тонВариора

На все миры гремит набат
И сходятся в полки
Булатный меч и автомат.
И белые клыки.

И мы: старинные друзья
И давние враги,
Кто с честью пал в былых боях,
Выходим из могил,

Встаем с живыми в общий строй.
Нам всем – судьба одна:
Последний час. Последний бой.
Последняя война.

Играет Солнце на мечах.
Рвет ветер шелк знамен.
Мы слышим клич, что не звучал
С рождения времен:

«Грозят нам Пламя, Вечный Лед
И Изначальный Страх.
Вставайте, волки! Смерть грядет,
Кровавая игра!»

Перехватило дыхание. Выронив лютню, Ахто схватился за горло. Его подхватили и помогли лечь. И какой-то парень в черной рубашке, джинсах и кроссовках молча принял эстафету. И взял в руки гитару.

III.      Парень с гитарой

Вставай, вставай, погибший брат!
Еще дрожит струна!
Нам слишком рано умирать:
Не кончена война!

Стучит нам в грудь чужая кровь
И мы уходим в бой.
Любовь и дружба вновь и вновь
Зовут нас за собой

Сквозь мглу и смерть. Сквозь ураган.
Повсюду и везде
Мы будем глотки рвать врагам,
Чтоб защитить людей.

На нас,
            на миг,
                         на Мир,
                                        на Век
Нацелено копье.
И с серым волком человек
Спина к спине встает.

–Спасибо, брат! – одними глазами улыбнулся Ахто.
Неслись, как секунды,  дни и недели над холмом. Теперь уже Песня не вспоминала. Она шла вровень с Рагнарекком. И те, кто слушал и слышал ее, узнавали о новостях, о погибших друзьях…
Теперь пела чернокожая слепая девушка – величайший скальд, из рожденных щедрой землей Та-Сета. В ее руках было банджо.


IV.      Эланхалу, принцесса Та-Сета

В единый шаг свернулась даль.
Века – в единый миг.
Погибли Один и Хеймдалль,
Сетнахт и Белый Бык.

Драконы гибнут в сети чар,
Тускнеет Солнца свет.
И не дождется мир Зонтар
Ушедших сыновей.

Кровь высыхает на траве.
Кровь заливает снег.
Здесь стали братьями навек
И Бог и Человек.

Погибло Солнце. Мир во тьме.
Но в землю нам не лечь.
Оплакав сына на Холме,
Мать подбирает меч.

Последний бой. Последний час.
Пусть смерть Судьба таит.
Мы – матери. И против нас
Никто не устоит!

Чтоб встали травы из земли,
Чтоб Солнцу вновь светить,
Чтоб наши дочери смогли
Кого-нибудь родить,

Бьет час скрестить клинок с Судьбой.
И, лютню отложив,
Уходим в свой последний бой,
Рождающие Жизнь.

Пока она пела, погиб последний из Золотых драконов, защищавших солнце. И мрак в небе погасил светило. Давно уже не было в небе звезд и луны. Лишь костры освещали Боргильдсфольд, лишь горящие рощи юга да полыхающие леса востока… И черный мрак, такой черный, что даже обычное ночное небо казалось светлым в сравнении с ним, начал опускаться вниз. И шагнул прямо в небо невысокий чернокожий человек. Одет он был также во все черное: кожаная куртка, брюки, ботфорты, плащ. Лишь меч его сиял даже во мраке. Лишь глаза его светились. Шагнул он в небо и пошел прямо по облакам. А там с грохотом обратился в исполинского черного дракона. И лишь серебряные контуры его гибкого тела, лишь светящиеся глаза, рассыпающие искры, лишь пламя и молнии, извергающиеся из его пасти, были видны.
Эти молнии и пламя рвали на части мрак, они, казалось, жили самостоятельной жизнью. Они были похожи на острие клинка в  искусных руках. Миллионы глаз следили за картиной грандиозного боя в небе Боргильдсфольда. И музыка банджо придавала силы Черному Дракону. Но туманились глаза девушки, тяжестью наливалось банджо в ее руках. И одна мысль билась в ее голове: «Преодолеть себя!… Преодолеть себя!…»
И снова загорелись звезды в небе. И последние аккорды еще держали в воздухе израненного Черного Дракона. Осторожно он снижался. Ниже… Еще ниже… Плетью висело сломанное крыло, текла кровь из передних лап… Все. Дракон сел. И без сил опустился на траву.

Выронила Эланхалу банджо, упала на колени. С трудом поднялась, выхватила меч, поцеловала стальное кольцо с желтым камнем, и побежала вниз, с холма. И, зарычав, положил свою лиру в траву чернокожий певец Орфей, обратился и огромными прыжками помчался за ней.
–Эх, Орфей! Что же ты не стал волком, когда тебя убивали проклятые менады? – простонал пожилой ахеец.
–Наверно он и сам не знал, что он оборотень… – предположил кто-то.
А музыку вел уже новый певец. Высокий, могучего телосложения седой старец с длинной бородой. Он сидел, перебирая струны кантеле, и глядел в западное небо.
–Ну что ж! – жестко бросил он вдруг. – В вашу игру умеете играть не только вы. Я – тоже.
И запел. И его музыка уже предсказывала ход боя.


V.      Вяйнемейнен

Нам в клубах пара, в блеске гроз
Судьбу свою менять:
В бездонном море женских слез
Исчезнет мир Огня !

И человеческая кровь
Растопит Вечный Лед.
И в небе звезды вспыхнут вновь.
И час Судьбы пробьет.

Неодолимый древний враг
Стоит перед тобой:
С клубками Судеб в кулаках
Выходят Норны в бой.

Жрет смерть-судьба миры, века,
Но пламя душ горит.
Сжимает мертвая рука
Гитары тонкий гриф.

И лишь струна еще поет.
Клинки распались в прах.
Тут я бессмертие свое
Швыряю в жар костра.

Умолкло кантеле. Но остался сидеть певец, спокойно положив руку на струны. Уже мертвый.
И умолкла, было, песня, ибо некому было играть уже. Но, опираясь на копье, взошла на холм чернокожая девушка. Бережно подняв с земли лиру Орфея, провела она неумело пальцем по струнам. И запела. Скрипуч и неприятен был ее голос, как у всех себеков во время пения. Но с каждым словом все увереннее звучала лира, и прекрасны были ее звуки. И подстать лире величайшего певца Радуги миров зазвучал и голос себекет. И ее песня уже предопределяла ход боя.


VI.      Минис, принцесса народа Себек, жрица Анны

И на алтарь былых утрат
Свою возложат кровь
Меньшая Времени сестра,
Целитель ста миров…

Над умирающей Землей
Горят сердца-костры.
Великие вступают в бой,
Творившие миры.

Чтоб мир не лег в пучину тьмы,
Не канул в Пустоте,
Они идут – как шли и мы –
Спасать своих детей.

Гляди! На западе встает
Свет, страшен и багров.
То Хаос сам занес Копье
Над Радугой миров.

Копье летит, миры круша,
Но с нами до конца
Любовь, и Мудрость, и Душа –
Оружие творца.

Обрушилось на холм незримое Копье Хаоса. Минис сумела уклониться от острия. Тяжелый удар отшвырнул ее назад, прямо в валун на вершине холма. И Минис потеряла сознание. Она не видела, как Сурт Великий вложил меч в ножны, как рассыпалось в прах бессчетное войско мертвецов Муспельхейма, как Сурт принял на себя последний удар Копья и погиб… Она не видела, как юная зеленокожая девушка с великолепной гривой светящихся золотых волос взошла на холм, чтобы ей помочь. Она не слышала, как голос погибшего в последний раз Музыканта – Браги Скальда – уничтожил Копье и заставил отступить с поля боя сам Хаос.
           
VII.      Голос Музыканта

Над полем Музыка звучит,
А очередь моя!
Я поднимаю Песню-щит
Против Судьбы-Копья.

Я мертв! Но в силах я играть.
Молчания покров
Мне рвут не боги – Мастера!
Создатели Миров!

Трещит Копье и рвется Цепь,
Как листья на ветру.
Миры встречаются в кольце
Соединенных рук.

И наступила тишина. Исход боя теперь должны были решить два поединка. Княгини Баки дотГерта, Баки Первой, матери Вимме тонБаки, против Урд. И княгини Урсулы дотГритр против Верданди.
И победили две волчицы. Но погибла Радуга миров. И Урсула – юная богиня – взяла гитару, чтобы возродить утраченное.


VIII.      Урсула дотГритр

Над Боргильдсфольдом тишина.
Впиталась в землю кровь.
Мертва последняя война,
И Мир родился вновь.

Вновь будут горы и леса.
И дождь. И плеск волны.
Вновь будут птичьи голоса
Встречать приход весны.

Пещеры, логова, дома
Наполнятся детьми.
Нам всем на лапы поднимать
Новорожденный Мир.

И от касания руки
Рассеется беда.
Повиснут древние клинки
На стенах навсегда.

Могилы прорастут травой,
И в Вечность канет боль.
Но прежде скорбный волчий вой
Услышит Боргильдсфольд.

Взойдем на Холм средь вечной тьмы,
Где звездный свет дрожит,
Волчицы, женщины – все мы.
Все, кто остался жив!

О, вы, кто Смерти путь закрыв,
Погиб в последний раз!
Пусть светят вам сердца–костры
И звезды наших глаз!

Пусть вольным ветром дышит грудь.
Чтоб до времен конца
Стал неизведанный ваш Путь
Дорогою творца.

Все! Рагнарекк кончился.

Наверх
 
 
IP записан
 
Rhsc
Местное божество
*****
Вне Форума


Крысоопасность!

Сообщений: 599
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #44 - 25.06.2006 :: 18:32:26
 
И картина хороша (еще бы), и средства подобраны, ИМХО, весьма удачно.
Кстати говоря, я не понимаю, почему бы автору не оформить стихи, входящие в последний отрывок, в отдельный цикл. По-моему, стихи самодостаточны и вполне читаются сами по себе.
Наверх
 

Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и в Р'Льехе.
WWW WWW  
IP записан
 
Майк Скотт
Местное божество
*****
Вне Форума


в оффлайне

Сообщений: 726
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #45 - 26.06.2006 :: 09:39:55
 
Стихи великолепные, ИМХО. При такой яркости образов сплошь и рядом авторам изменяют (вместе или по отдельности) вкус и чувство меры, а здесь - всего в меру, все со вкусом, и все работает на впечатление, то есть выполняет свою эстетическую задачу на 100%.
Эрелхор, огромное Вам спасибо, что показали. Было бы обидно такие стихи не увидеть и не прочесть, ибо хороши весьма!
Наверх
 
 
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #46 - 27.06.2006 :: 17:05:00
 
еще пара набросков...

Быль о вожаке Черные Уши

В незапамятные времена случилась эта история.
Жила сотни волчьих жизней назад в одном из наших северных лесов стая. И вожаком ее был Черные Уши – могучий и мудрый волк. Не было человеческой хитрости, которую не знал бы Черные Уши, не было такой ловушки, которую он не нашел бы вовремя. И ни одна облава не удавалась людям в лесу, где жила его стая. Тринадцать лет он возглавлял свою стаю, не зная поражений и неудач.
Но однажды осенью птицы принесли на север страшную весть: за все лето не выпало в великой степи ни капли дождя, высохли реки, небывалая засуха убила дичь. И рыжие степные волки начали сбиваться в орду, чтобы идти на север. Не сотни – многие тысячи диких степных варваров, не ведающих закона, пойдут в наши леса, чтобы сожрать все живое.
Собрал тогда Черные Уши стаю и сказал свое слово!
«Слушай, стая! Я тринадцать лет водил вас на охоту и на битву! Вы знаете меня – я никогда не прятался за чужой спиной, не считался силами с врагом.
Но в этот бой я вас не поведу! Против нас поднялась вся степь, и нам – не устоять. Мне горько говорить вам эти слова, но если стая примет бой, то погибнет. А враг не пощадит щенков!
Слушайте же мой приказ!
Вы уйдете на север, не вступая в бой! Белобокий поведет вас – он опытный, сильный и умный волк. Отныне он – ваш вожак! И он будет хорошим вожаком!
Но никто не сможет сказать, что волки ушли, отдав свой лес без боя! В бой пойду я один!!!»
Молчала стая.
И вышел вперед Белобокий – старинный соперник вожака Черные Уши во всем. И так сказал:
«Стая выполнит твой приказ, Черные Уши! Но от века не бывало еще, чтобы в стае было два вожака! Пока ты жив, ты остаешься вожаком. Мужества и долгой удачи тебе в бою, вожак! И помни: я тебе не прощу этого приказа. Никогда не прощу!»
Быстрая река отделяла степь от леса, единственный брод и был на ней. И на отмели возле брода встретил Черные Уши врага. Четыре десятка рыжих варваров успел завалить он, прежде, чем погиб сам.
И так и не узнал, что стая не выполнила его приказ: она, хоть и не вступила в бой, но и не ушла. Помчались волки во все концы Северного края с вестью о войне, с призывом о помощи. И собирались волчьи стаи в том лесу, чтобы помочь братьям.
Но не только волки услышали призыв! Рыжие лисы и пятнистые рыси с кисточками на ушах, могучие Берамо, коих вы, люди, именуете медведями, пришли тоже. Из земель востока примчались семь десятков лесных тигров – прославленных бойцов, повелителей восточной тайги. Из северных снегов пришли четырнадцать Морэймо – грозных родичей Берамо с белым, как снег, мехом. И с западных гор спустился снежный барс.
Под Черной скалой собрался совет народов, чтобы решить – что делать. И пришел на этот совет своих извечных врагов вожак оленей, и так сказал: «Мое стадо не примет участия в битве! Но мы заманим врага туда, куда укажет совет!»
И он сдержал слово.
Подобно неукротимому северному ветру мчались олени, уходя от рыжей орды. Мчались, пока не ворвались в неширокое ущелье между двух гор. А когда орда вошла в ущелье, перед нею стеной встала мощь Северного края: волки и лисы, рыси и тигры, Берамо и Морэймо. И единственный снежный барс.
Никто из степных грабителей не вернулся в степь. Десятки тысяч их трупов остались в том ущелье на радость воронам.
Но дорого далась эта победа народам леса, гор и тундры. Плакали рыси и лисы. Выли волки. И волчицы вскармливали осиротевших маленьких Берамо, чьи родители пали в бою, вместе со своими щенками. И тринадцать волков провожали в родные снега израненного Морэймо – единственного из четырнадцати, кто выжил. И взошел в горы волк, дабы известить вдову и сына о гибели славнейшего из снежных барсов. И полетел сокол на восток, сказать, что никогда тайга не услышит более тигриного рева.
И с тех давних пор ни разу степь не нападала на наши леса. Пусть мы не помним лес, в котором случилась та битва. Пусть мы не помним – когда она случилась? Но мы помним древнюю дружбу. Никогда волк не зарычит на Берамо. Никогда Берамо не поднимет лапу на волка. И только в пору самого страшного голода волк будет охотиться на оленя. И по сей день могучие Берамо называют нас, волчиц, мамами. И чтят нас, как родных матерей!
И мы помним вожака Черные Уши, ценою своей жизни объединившего народы леса, тайги, гор и снежных просторов против общего врага.

Лхорэнно: «Исцели и выпусти на волю…»

–Как вы думаете, что это там? – от нечего делать поинтересовался Лхорэнно у своих спутников, указывая на серое пятнышко, виднеющееся среди сугробов.
–Там? Хм… – неожиданно задумался Векке. – Знаешь, Мастер? Похоже на волка. Только вот что он там делает?
–Поехали, глянем? – предложил Рук.
–Зачем? – заспорил Векке, никогда не соглашающийся с Руком. Об их дурацкой вражде знали все, всех эта вражда смешила, но никакие насмешки не мешали Руку с Векке вдохновенно враждовать. – Если это волк, то он сбежит прежде, чем мы подберемся поближе.
–Посмотрим! – неопределенно обронил Лхорэнно, поворачивая коня. – Все может быть.
Волчица действительно почуяла их заблаговременно, но сбежать даже не попыталась: мертвая пасть держала крепко. Когда Враги вышли из-за кустов, она попыталась встать и зарычать, но сорвалась на крик боли и на мгновение потеряла сознание.
–Надо же! Обеими передними лапами – да в капкан! – с сочувствием пробормотал Векке.
–Да. Не повезло… – не стал спорить Рук.
Лхорэнно подал знак спутникам остановиться, чтобы не пугать пленницу и спрыгнул с седла. Что-то его беспокоило. Что-то неправильное, подозрительное… Что-то такое, чего не должно быть… Что? Снег… Волк… То-есть волчица, конечно… Пока все нормально… Что же? Кровь… Цепочка… Капкан… Стоп! Ах же мать твою направо-налево…
–Твою мать!!! – повторил вслух Лхорэнно.
–Что случилось, Мастер? – удивилось несколько голосов.
–Хромированная сталь, вот что! – со злостью ответил Лхорэнно.
–Какая сталь? – спросил было Рук, но Векке его оборвал:
–Заткнись, Рук! Дай сказать Мастеру.
–Хромированная! Такую сталь не изготовить в вашем мире! Еще лет триста не изготовить!
–Почему? – Профессиональное любопытство оказалось сильнее почтения.
–Не на чем плавить хром и электростанцию пока не изобрели! – рявкнул Лхорэнно.
От его ответа яснее никак не стало, но спрашивать дальше никто не рискнул.

–Надо глянуть… – подумал вслух Андрей и повернулся к спутникам. – Освир! Дай-ка рукавицы на время!
И, получив требуемое, двинулся к волчице.

Враг направился к ней. Убьет – поняла Имера. Она не боялась. Все равно ей не выжить, даже если каким-то чудом она избавится от мертвой пасти: передние лапы сломаны, а без крепких лап волку не выжить.
Убьет! Но Враг не потянул мертвый клык, висящий у него на боку. Вместо этого он встал на колени, сунул руку в толстой рукавице ей в пасть и внимательно осмотрел мертвую пасть. Все это время он что-то ворчал. В его ворчании слышалась угроза и даже нарастающее бешенство, однако волчица чувствовала, что его ярость направлена не на нее.
–Парни! Подержите-ка этот капкан!.. Нет, тут и тут!.. Да, вот так.  И крепче! Попробую открыть…
–А если отогнуть крючок? – предложил кто-то.
–Отогнуть! – мрачно усмехнулся Лхорэнно. – Его хрен отогнешь! Тоже хромирован. …Кто же его поставил тут? И, главное, зачем?.. Этот капкан даже медведю лапу сломает!.. И клейма нет никакого!.. Какой же умелец его сотворил, а?.. Вот бы повидаться!..
Двое Врагов схватили мертвую пасть. А первый Враг осторожно вытащил свой мертвый клык и начал разжимать им челюсти, стискивающие ее лапы. Осторожно. Бережно. И сквозь боль, сквозь ускользающее сознание она почувствовала восхищение: этот Враг был очень силен. Очень! Чтобы разжать стальные челюсти мертвой пасти, требовалась сила Берамо! И этот Враг ею обладал. …Как терпеливо и медленно он разжимает мертвые челюсти!.. Как он спокоен!.. Вожак! Прирожденный вожак!.. Как жаль, что он не волк…
–Все! – выдохнул он, когда щелкнула пружина.
Волчица повалилась в снег без сознания.

Очнулась она от тряски и от ощутимого запаха страха. Лапы были перебинтованы чем-то белым. Сама она оказалась завернута во что-то мягкое и теплое и лежала на спине Еды, на которой обычно Враги ездят. Еда боялась, но покорно бежала вперед, повинуясь Врагу, сидящему в седле.
Не убьют! Если бы хотели – убили бы прямо там. Зачем ее взяли? Не на цепь же посадить?.. Или… Волчица слыхала, что Враги нередко ловят волчиц, чтобы случать их с псами. Она знала Миру – волчицу из соседней стаи, прожившую в плену целых три года, прежде чем ей удалось бежать! И все это время ее спаривали с псами. Она убивала их – ее били до полусмерти, потом лечили и снова спаривали… Ее потомство оказалось куда сильнее и злее всех прочих псов. И более всех остальных псов ненавидели дети Миры волков!
«Пусть! Пусть так! Я все равно сбегу! Пусть бьют – я все равно не встану ни под одного из их кобелей! Мои дети были и всегда будут волками!» – ожесточенно думала волчица, трясясь в седле. Мимо уносилось назад заснеженное поле, копыта Еды раскидывали комья снега, пахло лесом, Едой, Врагами, железом, кожей… И, еле заметно, далеким дымом. Впереди была деревня.
–Векке! Дай знать, если что! – озабоченно говорил Лхорэнно, когда лошади перешли на шаг за околи-цей деревни.
–Не беспокойтесь, Мастер! Все будет в порядке. Я сделаю по вашему слову: исцелю и отпущу. Я умею лечить собак, так что и с ней проблем не появится.
–А что с переломами будешь делать?
Векке улыбнулся.
–Знаете, Мастер? Когда я год назад руку сломал, старая Арвила дала мне туес с мазью от переломов. Поверите ли? За две недели кость срослась. Остатки мази я на ледник положил на всякий случай: не ровен час – пригодится. Вот и пригодилось.
–Ну, лады! – кивнул Лхорэнно. – Оставайся дома до поры до времени. Когда больная окрепнет – пошли весточку. Может, мы ее в город переправим? А то далековато ты от моей кузни будешь!
–Хорошо бы! – с надеждой поддержал учителя Векке.

Волчица была уверена, что ее запрут в клетке или загоне. Но ее внесли в дом и положили на коврик возле печки. Перед ней стояла миска с водой. Враг, который освободил ее из мертвой пасти, выпил воды, поговорил с другим Врагом, присел рядом с ней, зачем-то ее погладил по спине, почесал за ушами… Это было непонятно, но невообразимо приятно! И даже боль куда-то ушла.
Будь что будет! Пока ей ничего не грозит. Ей тепло. Ей хорошо. Можно расслабиться и вздремнуть. О, могучие предки мои! Как же спать хочется!

Когда она проснулась, Врагов уже не было. В окошко лились солнечные лучи, освещая логово Врага.
«Какие нелепые у Врагов обычаи! Что это за логово, которое любой найти может? Зачем дыры для света в нем делать?» – лениво подумала Имера, привычно потягивая носом. Запахов было много: пахло Врагами, разнообразной Едой, деревом, дымом, металлом, кожей, шкурами. И псами.
Хотелось есть.
Распахнулась дверь. В логово вошел Враг. Увидев ее, он оскалился и что-то негромко зарычал, вышел вновь и, несколько мгновений спустя, вернулся с мисочкой, от которой очень вкусно пахло.
–А! Проснулась? – обрадовался Векке. – Ну и хорошо. Есть, поди, хочешь? Сейчас, у меня все готово…
Он принес миску с похлебкой, оставшейся со вчерашнего дня и поставил перед волчицей.
–Кушай! Волка, конечно, ноги кормят, но пока тебе придется моими ногами обходиться…
Имера попробовала на всякий случай укусить Врага – не смогла. Попробовала зарычать – но получился щенячий скулеж. От огорчения и стыда волчица уткнула морду в перевязанные лапы, от которых противно пахло, и замерла. Она была уверена, что Враг рассердится и ударит ее.
Враг рассмеялся.
–Кусаешься? – весело спросил Векке. – Это хорошо! Главное – не падать духом. Давай, ешь! …Не хочешь? Ну и зря. Смотри – отберу и слопаю сам!
Странный Враг был доволен, что она пыталась его укусить! И он не был доволен, что она не ест. Это Имера понимала, хоть и не разобрала ни единого слова.

Проходили дни. Враг кормил ее, смазывал лапы какой-то мазью, перевязывал их и привязывал к ним палки. От этого Имера не могла ими пошевелить и даже не чувствовала их. Зато лапы не очень болели. Враг жил один, никто к нему не приходил, да и он от логова не отходил. Только гремел целыми днями где-то рядом, откуда пахло дымом, огнем, металлом. Он и сам пах дымом и металлом. Поначалу это очень раздражало Имеру: с молоком матери впитала она страх перед этими запахами – запахами смерти. Но Враг, который ее лечил, не желал ей зла. И она привыкла.
Умерла луна, родилась новая. Лапы стали нестерпимо чесаться. Имера рвала повязки, Враг терпеливо их менял, а когда ему это занятие окончательно надоело, просто завязал ей морду.
Обиженная волчица уткнула плененную морду в перевязанные лапы и отказалась реагировать на Врага, который ее лечил. Зато она начала скучать по Врагу, который ее спас.

Волчица быстро поправлялась. Векке планировал через неделю снять лубки и начать учить волчицу ходить. Он привык к ней. За долгие годы одиночества ему было внове видеть в своем доме кого-то еще. Они с волчицей уживались на редкость гармонично. Если поначалу Векке пытался воспринимать ее, как собаку, и это заставляло его нервничать, поскольку что-то неуловимое все-таки отличает волка от собаки, даже раненного и лежащего пластом. Но как только он начал видеть в своей зубастой хвостатой пациентке просто волчицу, как все встало на свои места: к свободному по праву рождения зверю легко и просто относиться, как к равному себе. Куда проще, чем к собаке. И не важно – человек или волк? Друг или враг? Будущее темно и неопределенно, и значение имеет только тот миг, в котором ты сейчас живешь. И все. …В этом миге и Векке и волчице было хорошо вдвоем. Хорошо даже несмотря на то, что она хандрила после того, как Векке вынужден был замотать ей морду, чтобы упрямая, как все женщины, больная не пыталась содрать повязки.
Векке планировал… Пора было возвращаться в столицу, чтобы наверстать упущенное время. За эти недели ребята ушли далеко вперед. Мастер, наверно, уже учит их легировать сталь или опять умчался в горы, на поиски месторождений железа или марганца… Еще пара недель, и волчица встанет на лапы, окрепнет. И он ее отвезет в лес, на волю…
Но слишком ненавидели и боялись его односельчане волков.

Однажды Имера почуяла Врагов во дворе. И вспышкой радости мелькнула мысль, что вернулся Враг, который ее спас. Но тут же она поняла, что ошиблась. Это были чужие Враги. Враг, который ее лечил, тоже их почуял, помрачнел, тревожно глянул в окно и вышел. Имера вслушивалась в голоса, доносившиеся с крыльца. 
Там начиналась ссора. Все рычали. И впервые она начала разбирать отдельные слова: волк… наведет стаю… убить… опасно… один… много… хуже будет…
Враг, который ее лечил, яростно рычал в ответ: мой дом… хозяин… Мастер… приказ… власть… мое право… меч!
Векке стоял на крыльце, держа в опущенной руке топор. Он чувствовал, что толпа еще не готова к нападению, что каждый еще слишком боится за свою жизнь. Сейчас они уйдут, разойдутся по домам, будут думать. О чем? Векке хорошо их знал, и поэтому очень сомневался, что его односельчане надумают что-нибудь путное. Скоро, очень скоро они сообразят, что их много, и если навалиться разом, то он не успеет ничего сделать. На крайний же случай можно и красного петуха пустить! Очень скоро они подавят чувство стыда за свой страх злобой и яростью… Векке спокойно и уверенно стоял на крыльце, с легкой усмешкой обводя толпу взглядом.
Враг, который ее лечил, вернулся. Имера чуяла, как Враги, ворча что-то, уходят. Но довольным Враг, который ее лечил, не был. В его глазах стояла тревога. Он перевязал ей лапы, внимательнее обычного их рассмотрев, недовольно оскалился и проворчал что-то невнятное. На взгляд Имеры все было прекрасно: кости срослись, и очень скоро она сможет встать на лапы. Чего же опасается Враг, который ее лечил?
Волчица насторожила уши, прислушалась и принюхалась. Все было тихо, но что-то не давало ей покоя. Так бывает. Особенно у щенных волчиц, когда ничто не предвещает беды, и только материнское чувство подкидывает тебя вверх, напрягает мышцы и оттягивает назад губы. Имера вспомнила, что вожак всегда прислушивается к щенным волчицам, доверяя им куда больше, чем даже собственному чутью.
–Эх, девочка! – вздохнул Векке, глядя на свою пациентку. – Вытащили мы тебя из капкана только для того, видать, чтобы в новый капкан посадить! Сейчас они вернутся… Эх! Кабы ты бегать могла! Тогда я б тебя выпустил прямо сейчас… Сейчас вернутся…
Что-то тихо рычал Враг, который ее лечил. Он был понур, как голодный волк на исходе зимы. Но вдруг он поднял голову и Имера чуть не оскалилась в ответ на сверкнувшие его глаза.
–Ладно! Если они думают, что легко тебя возьмут, то они ошибаются! Мы с тобой не выживем, серая, но и этих сильно поубавится! Не зря же Воин учил меня мечом владеть!
…Опять крики за окном. И Враг, который ее лечил, вскочил, сорвал со стены мертвый клык и вышел вон.
Со двора пахло кровью, ненавистью и страхом, оттуда слышались крики, хрип, стоны, яростный рев… Имера попробовала встать. Лапы не держали, и она опять упала.
«И все-таки я встану!!! Любой ценой встану! – яростно думала волчица. – Он же там один, и сражается он за меня! Он – Вра…»
Имера поймала себя на мысли, что не может уже называть его так! В волчьем языке люди обозначались словом «Враг», и других слов не было. Но нельзя же называть врагом того, кто защищает твою жизнь от твоих врагов! А как?
И тогда Имера припомнила древнюю волчью поговорку: «Враг, сражающийся рядом с тобой – твой друг. Враг, сражающийся над твоим мертвым телом – твой брат!» Она еще жива, но жива она до тех пор, пока в силах держать свой мертвый клык ее Брат, который ее лечил. И да будет он братом! И если могучим предкам будет угодно, она сможет объявить стае:
«Слушай, стая! Отныне и навсегда Он – мой брат! Мое чутье поведет его в лесу.  Мои клыки – помощь ему в бою. Да знают его враги – я стою на их тропе! Он – мой брат!»
Но сейчас она должна быть с ним! Ведь клятва, даже не сказанная вслух – все равно клятва! И если она не может идти, то поползет. Не так уж и далеко до двери…
Ползти оказалось очень больно. Боль терзала ее, рвала на части. Она почти ничего не видела, отказало чутье. Она теряла сознание, приходила в себя и снова ползла. На миг ей показалось, что она услыхала оглохшими ушами стук копыт, что к звону мертвого клыка добавились другие… Ей показалось. Просто показалось. Она ползла.
Вот она – дверь. Теперь надо набраться сил и толкнуть ее. Встать и толкнуть… Еще раз!.. Еще раз!!!
Дверь распахнулась. На пороге стояли они оба, убирая в ножны мертвые клыки – Брат, который ее лечил и Брат, который ее спас. А за ними вся их стая – все четырнадцать человек.

И опять она лежала на коврике возле печки. Ей было тепло. Ей было хорошо. И боль куда-то ушла. Люди сидели за столом и ели…
–Спой что-нибудь, Мастер! – попросил Рук.
Андрей неохотно взял гитару.
–Что же вам спеть?
–Что хочешь.
Андрей обвел взглядом горницу, задержал его на волчице…
–Ладно. Слушайте. – И запел.

Словно бритва, рассвет полоснул по глазам,
Отворились курки, как волшебный сезам,
Появились стрелки, на помине легки,
И взлетели стрекозы с протухшей реки,
И потеха пошла в две руки, в две руки.
Мы легли на живот и убрали клыки.
Даже тот, даже тот, кто нырял под флажки,
Чуял волчьи ямы подушками лап,
Тот, кого даже пуля догнать не могла б,
Тоже в страхе взопрел, и прилег, и ослаб!

Чтобы Жизнь улыбалась волкам? Не слыхал.
Зря мы любим ее – однолюбы.
Вот у Смерти – красивый, широкий оскал
И здоровые, крепкие зубы.

Он пел, и его спутники внимательно слушали необычную песню. Они не все понимали, но это не мешало им. И волчица у печки насторожила уши. Она не знала, что песня – в ее честь. В честь покалеченной волчицы со сломанными передними лапами, впервые от сотворения Мира сумевшей разглядеть в извечном заклятом враге – друга, и попытавшейся подняться на лапы и пройти  десять таких мучительных шагов до двери, чтобы встать рядом с ним в неравном бою с его же сородичами.
Эта песня была в честь волчицы, впервые поверившей Человеку.

Мы ползли, по-собачьи хвосты подобрав,
К небесам удивленные морды задрав.
Или с неба возмездье на нас пролилось?
Или света конец? Иль в мозгах перекос?
Только били нас в рост из железных стрекоз.
Кровью вымокли мы под свинцовым дождем,
И смирились, решив: все равно не уйдем.
Животами горячими плавили снег.
Эту бойню затеял не бог – Человек.
Улетающих – влет. Убегающих – в бег.

Он пел. Пел одну из лучших, на его взгляд, песен Высоцкого. И, замерев, затаив дыхание, слушала его волчица.

К лесу! Там хоть немногих из вас сберегу!
К лесу, волки! Труднее убить на бегу!
Уносите же ноги, спасайте щенков!
Я мечусь на глазах полупьяных стрелков,
И скликаю заблудшие души волков.
Те, кто жив, затаились на том берегу.
Что могу я один? Ничего не могу.
Отказали глаза. Притупилось чутье.
Где вы, волки – былое лесное зверье?
Где же ты, желтоглазое племя мое?

На глазах волчицы были слезы. И хотелось завыть…
Вот так же когда-то метался на том, другом берегу реки ее отец – вожак их стаи. Он вырывался из кольца псов, тут же попадая в новое кольцо. Он старался даже не убивать – калечить. Чтобы уцелевшие псы не посмели взять след уходящей стаи. А там, вдали, спешили к берегу Враги, вооруженные топорами и копьями. И она – трехмесячный щенок – стояла и смотрела. Смотрела, несмотря на приказ отца, на повелительный зов мамы!
Зубы бабушки подхватили ее и подняли вверх. Бабушка выпрямилась и замерла на мгновение. И маленькая Имера смотрела в это долгое мгновение, как мама метнулась в воду и поплыла обратно на тот, смертельный берег реки. Не затем, чтобы помочь! Не затем, чтобы спасти! Просто для того, чтобы он не был один в последнем своем бою.
Потом бабушка повернулась и побежала прочь. Она бежала спокойно, как всегда. И только слишком сильно стиснутые зубы выдавали ее чувства. Имере было больно. Из разорванной шкуры начала течь кровь, и тогда бабушка опомнилась и ослабила хватку. Но Имера была благодарна бабушке за эту боль. За эту маленькую ничтожную боль, помогающую приглушить невыносимую взрослую боль в душе…
С тех пор Имера никогда не видела своих родителей.

Брат, который ее спас, умолк. Он встал, подошел к ней и мягко и ласково зарычал. И впервые в жизни Имера поняла каждое его слово.
–Тебе грустно? Я напомнил тебе о чем-то плохом?.. Прости, серая сестра!.. Я рад, что срослись кости. Векке говорит, что через две недели ты сможешь ходить. А когда окрепнешь, я отвезу тебя в лес. Только здесь тебе оставаться нельзя. Если ты не возражаешь, я заберу тебя в город, в мой дом. Там ты будешь в безопасности.
Так Имере захотелось ответить ему по-человечески! Так хотелось показать, что она уже не только понимает человеческий язык, но и сама умеет немножко говорить! Но она не посмела. Только потянулась и по-собачьи лизнула его в лицо. А он погладил ее по спине, почесал за ухом. И Имера впервые не посчитала такие собачьи нежности унизительными.

Отряд выехал из деревни ввечеру и скакал всю ночь. Лхорэнно не собирался ждать утра, планируя уже к восходу солнца вернуться домой.
И вновь Имера ехала на спине Еды, вновь Еда боялась ее. Теперь волчица с интересом разглядывала лес, который впервые видела в столь необычном ракурсе. Уходили куда-то назад заснеженные поляны, окоченевшие от холода деревья, хрустел снег под копытами Еды и откуда-то опять пахло человеческим логовом. Проезжая через деревни, Имера наслаждалась изумленными взглядами местных Врагов, паническим лаем их псов и испуганными воплями их Еды в хлевах и курятниках. В другое время она бы чувствовала опасность, но теперь отступил даже всосанный с молоком матери инстинкт: с ней был ее Брат, спасший ее и вся его стая.
Начинало светать. Лес расступался, открывая огромное поле. И впереди Имера увидела и почуяла новое поселение. Оно было окружено высокой бревенчатой стеной, куда более высокой и прочной, чем стена, окружавшая деревню, где жил Брат, лечивший ее. И это поселение было намного больше, чем деревня. Наверное, это и есть город? – подумала волчица. Почему она не боится? Ведь там – Враги! Почему она так верит своим братьям? Что с ней? И почему это, интересно, она чует, что ей ничего не грозит там, в городе?.. И откуда это ощущение смерти, идущей по пятам? Неотвратимой и могучей смерти, ищущей не ее? Почему ей так не хочется, чтобы Брат, который ее спас, снова ее покинул?
«Не надо, брат! – думала волчица. – Я еще пригожусь тебе! Пусть незримые клыки Смерти, преследующей тебя, способны обратить в прах горы и лес, высушить реки и озера! Пусть алый глаз этой Смерти видит сквозь каменную толщу! Пусть! Мои клыки лишь на миг задержат врага, равного которому еще не видел мир. А ведь миг – это порой так много! И так много решает порой миг!»

Всадники въехали в ворота под приветствия караульных, проскакали по пробуждающейся улице и остановились на маленькой площади перед новым, недавно поставленным  домом. И, словно по команде, площадь заполнилась людьми. Имера опять оглохла и ослепла от моря запахов. Где же ее братья? Она начала вертеть головой.
А! Вот Брат, который ее лечил! Он говорит с другим Вра… Нет, с другим Человеком, от которого тоже пахнет дымом, огнем и металлом. Они смеются. Им хорошо. Где Брат, который ее спас?
Вот он! А рядом с ним…
Волчица обмерла. Какой высокий человек! Какой сильный! Тоже вожак! И как в одной стае может быть два вожака?.. И его взгляд! Он спокойно и доброжелательно глядит на нее, как на равную. Не как человек на зверя! Как боец на бойца, как волк на волчицу, как не-враг на не-врага! И в его взгляде, в его осанке, в его повадках чуется что-то волчье! И пусть ее глаза и нос говорят ей, что это – Человек! Ее интуиция, без которой волку – смерть, говорит ей, что перед ней – волк, самый могучий, самый умный из волков.
И еще она чуяла, что этот удивительный волкочеловек – не враг ей! И что незримая смерть рыщет и по его следам тоже!
Рядом с ними стояла человеческая женщина. Невысокая и худенькая, но сильная и опасная, чем-то тоже похожая на волчицу. Имере хотелось заскулить…
«Ее взгляд… И нежность, безмерная нежность… Почему? Откуда в человеке такая нежность к волку?.. И что же со мной?.. Почему я чувствую себя щенком? Я – взрослая волчица, не раз рожавшая щенков?»
Ей хотелось заскулить. Потому, что эта женщина была мамой. Потому, что в ее взгляде кроме любви и нежности легко читалась неотвратимая смерть тому, кто осмелится угрожать ей – Имере. В ее взгляде было все то, что отличает мать от любых прочих сук. И все это было для нее – Имеры.
Дашка подошла к Андрюхиному коню и погладила волчицу.
–Ну, здравствуй, сестренка! Вот и свиделись. Андрей столько мне про тебя рассказывал! Пойдем в дом, отдохнешь с дороги!
И Дашка сняла Имеру со спины коня, отчего конь почти по-человечески вздохнул, и понесла в дом.
–Дашка! Ты опять? Зачем ты ее ухватила?
–Ничего! Своя ноша не тянет.
«Опусти меня, мама! – взорвалось в голове Имеры. – Я сама доползу. Опусти меня, тебе же нельзя!»
–Ты чего? – с легкой обидой спросила Дашка. – Чего ворочаешься?
«Чего, чего? Беременна ты, вот чего! От тебя так пахнет беременностью, что дышать нечем! Только люди способны иметь нос и ничего им не чуять! Опусти меня, мама. Нельзя тебе тяжести поднимать!.. Эх, сказать бы ей!.. Боюсь… Ладно, неси меня в дом, только поскорее!» 
Ну вот! Тоже горячая печка, тоже коврик… Имера опять дома.

Как только раненная волчица появилась в их доме, Дашка назначила себя главным врачом импровизированной больницы и принялась ухаживать за больной. Ей, конечно, не хватало знаний и опыта, но зато она неплохо разбиралась в травах, по наитию определяя те, которые помогут волчице. Старая Арвила помогала ей, чем могла. Дашку поначалу смущало, что ведьма, умеющая и знающая неизмеримо больше нее, всего лишь помогает ей. Но старуха, стоило Дашке заикнуться об этом, сказала, как отрезала:
–Все правильно, Дашка! Ты пока не понимаешь, но все правильно.

Через неделю волчица впервые встала и прошлась по комнате. Дашка была счастлива. Лхорэнно решил, что его крестница родилась второй раз. Геральт умчался на охоту и привез имениннице зайца. Имера сожрала половину угощения, а вторую подарила Дашке. Дашка была очень тронута. Она немедленно ободрала остатки шкуры, сполоснула мясо и, обмазав его жиром, сунула в горшок и поставила в печь – запекаться. А Имера потом догрызала кости.
На следующий день Имера уволокла коврик в сени и обосновалась там. Дашка вознамерилась, было, вернуть пациентку в дом, но Арвила отсоветовала. Вообще, между волчицей и ведьмой возникла какая-то связь. Дашке казалось, что они даже разговаривают, причем Арвила рычит по-волчьи. Не то, чтобы это удивляло Дашку: ведьма знала многое. Но неожиданно для себя Дашка обнаружила, что ревнует! Ужас! Кошмар!

Брата, который ее спас, звали на самом деле Лхорэнно. И еще – Андрей. Это имя было выговаривать куда проще, однако имя – Лхорэнно – было более правильным. А его брата звали Геральтом или еще Витьком, но вот это имя Имера выговорить не могла. Она тайком целый час тренировалась говорить: «Витек», но не преуспела. Когда ее за этим занятием застала Арвила, она усмехнулась и проворчала на прекрасном волчьем языке: «Брось, Имера! Это слово ты выговоришь, когда у тебя перья вырастут! Не мучайся. Называй его Геральтом!»
Мама Дашка заботилась о ней, мыла и кормила, перевязывала лапы и водила гулять во двор. Имера быстро обнаружила, что у Дашки есть своя стая, состоявшая из совсем юных девчонок. Дашка их учила владеть мертвым клыком, а также уму-разуму.
Дашка порой удивлялась своим отношениям с волчицей. Она не понимала, откуда в ней взялись столь неисчерпаемые запасы нежности. Но она была уверена, что волчица понимает ее, понимает каждое слово. И знает, что Дашка беременна. Не зря же волчица каждое утро тщательно обнюхивала, а когда удавалось, и вылизывала Дашкин живот! Дашка только следила, чтобы ее друзья не застукали их за этим занятием. Ар-вила смеялась и говорила, что Дашка может гордиться тем, что у нее единственный в мире хвостатый и клыкастый гинеколог!

Имера давно обратила внимание на крышу соседского курятника. На нее можно было забраться и проникнуть внутрь. Ах, как оттуда пахло! И однажды она не выдержала. И устроила бойню.
На дикие вопли убиваемой Еды примчался Геральт, опередив даже хозяйку. Имера, увидев его, бросила недоеденную курицу и поджала уши: ей показалось, что Геральт ее сейчас убьет. Она слишком хорошо знала, что Враги делают за такое! Ну зачем она влезла в курятник? Ей хватало еды… Привычки волчьи!
Но Геральт только усмехнулся, обернулся к перепуганной и расстроенной хозяйке и протянул ей горсть серебра, заметив философски: «Как волка ни корми, а он все равно в лес смотрит!.. Возьмите за беспокойство, хозяйка! Простите ее, она же дикая!»
Хозяйка посмотрела на деньги и нерешительно сказала:
–Тут много!
–А я за следующий раз тоже плачу.
–За какой раз? – не поняла хозяйка.
–Ну, она же еще раз залезет!
–Пусть лезет! – засмеялась хозяйка. – Тогда я лучшую несушку и петуха в дом заберу.
Инцидент был исчерпан. Геральт собрал убитых Имерой кур и мирно предложил:
–Пошли, охотница! Я помогу донести добычу.

И настал день, которого так ждала Имера. Она была здорова. Она уже носилась по двору, вознаграждая себя за недели лежки. И теперь ее везли в лес.
Еда по привычке боялась, но Имера чувствовала, что Еда успела привыкнуть к ее запаху. Опять она проезжала деревни, опять испуганно кудахтала, мычала и блеяла разнообразная Еда в хлевах и курятниках, ожесточенно лаяли псы и косились Враги на нее, сидящую на спине коня. Она гордо смотрела на них и скалила зубы. И все-таки ей было грустно: ей было жаль расставаться с этими людьми. Людьми, но не врагами.

На опушке леса Лхорэнно снял ее с седла и сказал:
–Все, серая сестра! Ты свободна.
Волчица обошла каждого из них, посмотрела в глаза… И опять не решилась заговорить. Только подумала:
«Берегите себя, братья! И ты, мама, береги себя! Удачных тебе родов. Будьте настороже – слишком могуч ваш враг. Зовите меня, если будет нужда! Я приду. Даже если не позовете – все равно приду! Ваша битва станет моей битвой, ваш враг – моим врагом… А, может, он всегда был моим врагом?.. Знайте же, братья мои и ты, мама! В лесу у вас есть друг! И мои дети будут вам братьями и сестрами. Я сказала!»
Чуть заметно вздрогнул мир. В панике взвились в небо птицы. И насторожились волки и Берамо. И где-то там, в городе, замерла старая Арвила, сжимая в руке посох. Ведь клятва, даже не произнесенная вслух, остается клятвой!
Наверх
 
 
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


«Защищая врага»
Ответ #47 - 04.07.2006 :: 20:55:04
 
Защищая врага

– Мама! Папа – самый сильный, правда?
– Правда, солнышко.
– И собак не боится, да?
– Не боится, солнышко.
– Он сильнее всех собак?
– Хм… Нет, дорогой. Не сильнее. Нельзя быть самым сильным на свете, а собаки, чтоб ты знал, намного сильнее нас! Но папа – боец! Боец опытный и отважный, всегда готовый драться до конца!.. Ох, сынок! Я так беспокоюсь: он ушел с Яром и его бойцами драться с заречной сворой! А их много, и они далеко не слабаки и не трусы…
– Ма! А зачем папа с ними пошел? Разве мы и собаки – не враги?
– Замолчи!!! Не смей говорить того, чего не знаешь!
– Ма-а-а-а!
– Что, «Ма-а-а-а»? Враги, ясное дело! Но не все. И не всегда.
– А когда?
– Хороший вопрос… Ладно, сынок. Слушай. Только молчи и не перебивай.


Жил-был пес. Жил он в большой и красивой квартире на третьем этаже. Там у него было его любимое кресло, широкий балкон, на котором он любил полежать, погреться на солнышке. В кухне у него стояли миска с едой и еще одна – с водой. А еще у него был хозяин.
Хозяин – очень нужная штука. Просто необходимая! Он дважды в день кладет в миску еду, наливает свежую водичку, выводит гулять утром и вечером, причесывает, когда ты линяешь.
Ну, ясно, что если у тебя нет ни квартиры, ни даже хозяина, то ты тоже не пропадешь! Пожрать ты и сам отыщешь, дела свои делать даже проще – не надо терпеть до вечера. Где захотел – там лапу и задрал! Главное, чтобы поблизости оказался подходящий столб, дерево, забор, или, хотя бы, кустик! И не шлепнет никто за испорченный ковер.
Да, без всех этих благ можно обойтись. Но вот по спине сам себя не погладишь, за ушком, как надо, не почешешь, живот себе не пощекочешь! Вот для этого обязательно нужно завести себе хорошего хозяина.
Жил-был пес, по имени Яр. Это был пятилетний мастифф  с отличной родословной, о чем он даже не догадывался, поскольку отца не знал, а маму помнил смутно. Он помнил, что она была теплой, ласковой, заботливой… Он помнил, как она кормила его молоком и нежно облизывала, и шептала на ушко слова, которые было невыразимо приятно слышать... А потом пришел Человек, одел маме колючий ошейник и привязал ее к стальному кольцу в стене, а его схватил и посадил в маленькую и неудобную клетку. Мама кричала. Кричала гневно и яростно, она рвалась с цепи, хотя шипы ошейника впивались в ее шею и он, маленький Яр, чуял запах маминой крови. Потом мама заплакала.
Больше Яр маму никогда не видел.
Как он ненавидел тогда Людей! Он кусался, но Люди смеялись и снова совали ему в пасть пальцы. Яр злился, а они еще больше смеялись!.. Но больше, чем Людей, ненавидел щенок себя, слабого, не умеющего причинить врагам даже боль…
Потом появился хозяин. Его щенок тоже возненавидел. Но хозяин оказался умным и терпеливым Человеком, совсем не таким, как прочие знакомые щенку Люди. Он стал щенку и отцом и матерью, а когда Яр вырос – другом. И эту дружбу Олег доказывал Яру не раз и не два. Он – худой и слабый Человек в очках – был по природе своей бойцом, решительным и отважным, знающим цену понятиям «честь» и «дружба», столь несвойственным остальным Людям! Эти его качества пес очень ценил. И все эти годы Яр был счастлив.

Но однажды хозяин женился.
Новая хозяйка появилась в квартире с чемоданом, двумя большими картонными коробками, семью связками книг. И с кошкой. И все хорошее в жизни Яра кончилось.
Кошку звали Альмирой. Первым делом она сожрала суп из его миски. Потом съездила лапой ему по морде. И, наконец, расположилась в его любимом кресле!
Яру было жаль супа, но он попытался быть вежливым. Он сдержался даже, когда эта нахалка поцарапала его морду! Но захвата кресла он стерпеть не смог. И загнал ее на шкаф.
– Мерзавец!.. Грубиян!.. Дикарь!.. Человек!.. – вопила сверху кошка.
– Стерва!.. Хамка!.. Воровка!.. Сама ты – Человек!!! – лаял в ответ Яр.
На шум прибежали хозяин с хозяйкой. Яра наказали. Кошку сняли со шкафа и обласкали. И два дня потом Яр, скрипя зубами, слушал насмешки и издевательства этой твари, нагло расхаживающей по всей квартире и валяющейся в его любимом кресле… Но однажды, когда хозяев не было дома, терпение Яра лопнуло: он схватил кошку, пару раз, как следует, встряхнул и отшвырнул в сторону. Кошка, вопя от ужаса, мигом взлетела на шкаф. Там она впервые задумалась о превратностях судьбы, и решила, что пса дразнить не стоит. Во всяком случае, когда хозяев нет дома. Иначе он может снова не выдержать. А она ведь в следующий раз может и не успеть залезть на спасительный шкаф. А защитить-то ее будет некому! С тех пор Альмира, оставаясь наедине с Яром, предпочитала сидеть на шкафу, где было, конечно, не так удобно, как в ее кресле, зато безопасно. Какое счастье, что эти псы не умеют залезать на деревья и шкафы!

– Альмира! Надо же иметь такое противное имя! – жаловался Яр приятелям во дворе. – Как раз подстать этой дряни! Ну как мой хозяин умудрился жениться на этой котолюбительнице, а? Он же такой умный!
– А причем тут это? – удивился один из псов. – Все мы регулярно женимся. Зачем вот он взял ее к себе, а?
– Зачем, зачем! Люди и женятся как-то ненормально: чуть ли не каждую ночь, но всегда живут вместе, а если и разбегаются, то с долгим лаем и нередко с драками…
– Да? – изумились хором все. – А зачем? Потрахались, разбежались и всех дел-то! Зачем лаять и драться?
– Поди их пойми. Люди – они Люди и есть! Ну кому, кроме Людей, придет в голову брать домой кошек? А мне из-за этого жить с этой тварью! И трогать-то ее нельзя: хозяйка ее обожает!
– А ты ей хвост оторви! – посоветовал кто-то.
– Да нельзя же!
– Так не убивать – просто оторвать хвост! И все!
– Нельзя… – вздохнул Яр. – Хозяин с хозяйкой и так из-за этого ссорятся!

Хозяева пса действительно начали ссориться: Олег, хорошо знавший пса, пытался убедить молодую жену, что в ссорах их домашних животных виноват не Яр. Или не только Яр. Катя яростно доказывала, что ее добрая и ласковая кошка не сошла с ума, чтобы задирать огромного и страшного мастиффа. Яр пытался поговорить с Альмирой по-хорошему, он пытался объяснить, что из-за ее поведения страдает ее же хозяйка! Неужели нельзя потерпеть ради хозяйки? Кошка, лениво потянувшись, объяснила со шкафа, что так будет даже лучше: пусть немного пострадает, зато потом Катя образумится и уйдет. И они снова будут жить вдвоем, как раньше. Им было так хорошо вдвоем, пока в хозяйкиной жизни не появился этот Олег!
«Ну ты и тварь!» – огрызнулся Яр и отошел.

После очередной ссоры Олег вышел из квартиры, хлопнув дверью, а Катя сидела на диване, вытирая слезы.
Яр прошел мимо нее раз, и другой, и третий. И, наконец, сел перед ней, свесив уши вперед и склонив голову набок.
– Успокойся, хозяйка! – ласково сказал Яр. – Я постараюсь держать себя в лапах и больше не трону твою Альмиру. Не расстраивайся…
Катя подняла голову, поглядела на пса и слабо улыбнулась.
– Ну что тебе? Гулять хочешь, да? Или кушать? Сейчас посмотрю, что там в твоей миске осталось.
– Спасибо! – растроганно поблагодарил Яр. – Но я же не о том! Почему вы – Люди – не понимаете нас? Ну не плачь, пожалуйста! Ну, давай, я тебе лицо оближу? Это помогает!
Облизал. Катя обняла его за шею и зарылась лицом в его шерсть. А Альмира, ревниво наблюдая из коридора за этой сценой, с беспокойством поняла, что этот клыкастый интриган может отнять у нее самое дорогое, после жизни, конечно, – ее хозяйку. И, значит, лучше всего его не провоцировать на конфликты.

Вражда трансформировалась в вооруженный нейтралитет. Ссоры хозяев прекратились. Яра и Альмиру даже начали выпускать гулять одновременно, хотя гуляли они, конечно, порознь. Яр всегда любил свои прогулки, а теперь ему особенно не хотелось домой, где ему постоянно приходилось видеть эту заразу. Поэтому он даже не сразу отреагировал, когда увидел как-то раз, что какой-то пришлый пес гонится за Альмирой. И только секунду спустя он разозлился: хоть и кошка, а все-таки – хозяйское имущество, кое ему надлежит охранять.
– Стой, приятель! – мирно сказал он, преграждая путь пришлому псу. – Не трогай ее – она принадлежит моему хозяину.
– Мне-то что? – огрызнулся пришелец. – Я на твоего хозяина лапу задрал!
– Да? – почти весело оскалился Яр. – А на меня ты тоже лапу задрал?
Пришелец смерил взглядом Яра и драться не решился.
– Нужна она мне очень – кошка твоя! – бросил он, уходя.
Проследив, пока чужак не уберется из двора, Яр побежал к дереву, на котором сидела Альмира.
– Слезай! Он ушел. Можешь гулять дальше.
Он почему-то надеялся на какую-нибудь благодарность…
– Спаситель нашелся! Я бы и сама справилась. Вы же, псы безмозглые, по деревьям лазить не умеете!
«Тварь неблагодарная!» – с досадой подумал Яр, повернулся и молча побежал прочь.
«Зачем я так? Я же не хотела…» – подумала кошка, спрыгивая с ветки на землю. И даже удивилась своему удивлению.
Вражда продолжилась.

В начале марта кошка пропала. Когда она не вернулась с прогулки, Яр даже обрадовался, а Катя почему-то не обеспокоилась.
– С ней бывает! – спокойно заметила она.
Но на третий день заволновалась и Катя. Она даже ходила во двор – искать. Она расспрашивала соседей, хотела уже вешать объявления, когда пропажа неожиданно вернулась.
Тощая, грязная, вонючая, кошка стояла на пороге квартиры.
– Альмира! – ахнула Катя и, схватив ее, понесла в ванную.
– Не хочу! Отпусти! Ненавижу воду! – вопила кошка, вырываясь из Катиных рук.
Не помогло – через полчаса помытая, высушенная феном, покормленная и напоенная кошка лежала в своем любимом кресле, и с удовольствием рассказывала Яру о своих похождениях.  
– Ах, какие у меня были коты! Толпой за мной ходили! – мурлыкала Альмира.
– А почему так долго? – удивился пес.
– То-есть как это – долго? – немного обиделась кошка. В другое время она бы… Но сейчас даже мытье не могло испортить ей настроение. И она принялась объяснять:
– Это только у вас все быстро: сунул, вынул и дальше побежал. А у нас не так! Чтобы натрахаться надолго, впрок, трех дней даже мало! Видишь, даже поесть времени не было!.. Ох, жрать-то как хочется! И спать…
– Да тебя же покормили!
– Покормили! – передразнила кошка. – Катя – хорошая хозяйка, но если бы ей хоть раз удалось нормально потрахаться, она бы знала, как после этого есть хочется! У Людей же – как у собак: сунул, вынул и все!
– А чего больше хочется? Есть или спать? – полюбопытствовал пес.
– Есть! И спать!
– Ну, – нерешительно предложил Яр, – можешь доесть мой суп в кухне.
Кошка умчалась в кухню, даже не дослушав. Потом на миг снова появилась на пороге комнаты.
– Спасибо! – и снова исчезла.
Может быть, с того случая они и перестали быть врагами? Во всяком случае, на прогулках все чаще их тропы пересекались.
Вскоре выяснилось, что Альмира беременна. Она больше не бегала, даже гулять перестала выходить. Она осторожно носила свой огромный живот по квартире, с насмешкой думая, что если бы Яр сейчас захотел ее поймать, на шкаф она бы залезть не смогла. Мастифф, однако, ее не трогал.

В положенный срок Альмира родила двоих котят.
– Всего двое? – ужаснулась она, посмотрев на своих детей. – Я думала, их будет десять…
Она назвала их – Керр и Морро.
Яр с умилением смотрел на котят, маленьких, сереньких и беспомощных. Кошка шипела и вновь выгибала спину, когда он приближался. Яр не обижался. Он вспоминал свою маму и думал, что у мам – особые права, нарушать которые не позволено никому.
Альмира была счастлива. Она гордо лежала в своем любимом кресле, наблюдая за детьми, которые носились, играли, царапались и обдирали обивку дивана. Когда приходила пора кормить их, Альмира спрыгивала с кресла, подзывала детей и укладывалась на бок. А еще она вновь начала гулять во дворе.

Однажды они с Яром встретились на выходе из двора и далее побежали вместе. Впереди был пустырь, слева – улица, справа свалка. За пустырем высились многоэтажные дома нового района. Летом на пустыре носились собаки и кошки из всех окрестных домов. Сейчас была еще весна, и пустырь полностью оправдывал свое название. Кое-где еще лежал снег, свежая травка только-только начала пробиваться из земли. Яр с Альмирой нередко бегали на пустырь. Собирались они туда и теперь.
Но внезапно Яр резко остановился и замер. А потом шепнул кошке:
– Беги домой! Или на дерево лезь!
– Зачем? – удивилась кошка и проследила его взгляд. Далеко впереди навстречу им бежала какая-то собака. Бежала она странно, ее шатало из стороны в сторону, лапы заплетались, морда была в пене.
– Ты чего? Боишься, что ли? – изумилась кошка. – Этой собаки?
– Боюсь! – признался Яр. – Это уже не собака. Это – Бешенство.
Жуткое слово прогремело, как гром в ясном небе. Бешенство! Не важно, что эта собака – ниже ростом и явно слабее Яра. Она – Бешенство, самый страшный, самый грозный враг любого пса.  
– А ты?
– А мне придется драться, – вздохнул Яр.
– А, может, бежим вместе? – нерешительно предложила Альмира.
– Какое там! У меня во дворе семь щенков гуляют. Да три суки, да псов трое. И еще дети и взрослые Люди… Я же вожак своры! Нет у меня права бежать… Ты беги скорее, вот-вот Бешенство нас заметит!
– Ну, нет! Я лучше на дерево залезу, – хладнокровно решила кошка.
– Лезь. Да живее же! – рявкнул вдруг Яр, заметив, что Бешенство, наконец, обратило на них внимание. И с каким-то испугом подумал, что гордая кошка сейчас возмутится таким его тоном и снова примется выяснять отношения, вместо того, чтобы бежать.
Но кошка молча взлетела на дерево и только крикнула сверху:
– Удачи!
Ей казалось, что Яр напрасно беспокоится: эта пришлая собака, которую он назвал Бешенством, была значительно ниже него и впечатления особо сильной не производила. Альмира сама видала, как могучий мастифф троих таких запросто заваливал в считанные секунды!
Но стоило начаться поединку, как кошка все поняла. Это Бешенство было воистину жутким врагом! Оно не чуяло боли, ему было наложить огромную кучу на собственную жизнь… Ему надо было лишь одно – убивать! Яр уже трижды был ранен. Он, огрызаясь, отступал, по-прежнему преграждая почти невредимому Бешенству дорогу во двор. Бешенство наседало. С дерева за боем напряженно следила кошка.
И вдруг, неожиданно даже для самой себя она прыгнула вниз, прямо на спину Бешенству. Удар передней правой! И Бешенство взвыло от боли в порванной морде. Удар передней левой! Бешенство ослепло на правый глаз. Но эта боль помогла ему на мгновение вернуть утраченный разум. Вспомнив технику, Бешенство перекатилось через спину, и Альмире пришлось прыгать. Приземлившись на четыре лапы, она успела ударить еще раз. И едва увернулась от жутких клыков, с которых капала пена.  А вот от лапы увернуться не смогла.
Удар отшвырнул ее к дереву, она ударилась о ствол и упала на спину. И тут же увидела над собой оскаленную пасть Бешенства. Альмира изо всех сил рванулась в сторону… Не успела.
Но в следующее мгновение Яр всем своим весом врезался в Бешенство, сбил его с лап и с силой, учетверенной яростью, стиснул горло своими челюстями и держал до тех пор, пока Бешенство не издохло.
А потом он, шатаясь, побрел к кошке. И с первого взгляда понял, что ей ничего не поможет. Ни травки, ни даже ветеринар. Никто!
Еще недавно пушистая кремовая кошка превратилась в комок окровавленного мяса. Вокруг нее растекалась ее кровь. Яр нерешительно лизнул ей морду. Альмира открыла глаза.
– Как ты? – прошептала она.
– Живой! – выдавил пес.
– Я рада… А Бешенство?
– Его нет.
– Хорошо... – И, помолчав, добавила: – Я все-таки идиотка: влезть в драку двух собак и сдохнуть, защищая врага!
– Друга!.. – поправил ее Яр.
– Разве кошки и собаки могут быть друзьями? – прошептала Альмира.
– Нет! – ответил печально Яр.
– Я знала, что ты так скажешь! – попыталась улыбнуться кошка и потеряла сознание.
Яр подумал, было, что она умерла, но Альмира вновь открыла глаза и заговорила, задыхаясь и хрипя.
– Сбереги… моих… детей… Пожалуйста, Яр!.. Они такие… маленькие… Им так нужна… ласка… Сбереги их… пока   не отдадут…
– Я сберегу… Альмира?.. Ты слышишь меня?.. Я их сберегу! Альмира!!!
Возвращаясь домой, Катя обнаружила Яра, вывшего над телом мертвой кошки. А вокруг молча сидели взрослые собаки и щенки – вся свора, бывшая в то время во дворе…

Лечили Яра долго. Когда его уложили в машину и увезли, он подумал, что его везут усыпить. Но Яр ошибся. Его лечили. Он почти привык к уколам и покорно глотал таблетки. Ежедневно в клинику приезжали хозяин с хозяйкой, привозили колбасу и конфеты, которые он очень любил… Только через две недели его привезли обратно домой.
В прихожей его встречали два котенка.
– А где мама? – робко спросил Морро.
– Ее нет… – с трудом ответил Яр.
– Она ушла, да? Она вернется? – пропищали оба.
– Нет. Она не вернется. Ее больше нет…
И побрел в комнату, улегся в ее любимое кресло, до сих пор пропитанное ее запахом, уткнул морду в лапы. И вздрогнул, услышав детский голосок над ухом:
– Не царапай душу, папа! Ты не виноват…
Оторопело поглядел Яр на Керра.
– Как ты меня назвал?.. Ты что? Я же пес!..
– Какая разница? – пропищал Керр. – У нас с братом больше никого не осталось. Только ты…

Однажды они спросили его:
– Папа! Расскажи про маму!
– Разве вы ее не помните? – удивился Яр.
– Помним… Расскажи, а?
– Ладно! – сдался Яр. – Она была…  Она была очень красивой. Пушистой. И очень смелой, очень!.. А еще она была доброй… Она была моим другом…
– Папа! Разве могут дружить кошки и собаки?
– Нет, ребята. Не могут. И все-таки она была моим другом.

Яр пытался их учить, но быстро понял, что не справится. Как-то вечером, глядя на их потасовку, он обратил внимание, что даже драться Керр с Морро пытаются по-собачьи. И Яр решил искать для детей воспитательницу. Он придирчиво пересмотрел всех кошек во дворе и ни одну из них не счел подходящей. И только через пару дней он на свалке обнаружил ту, которую искал. Это была немолодая бродячая кошка, ободранная, вся в шрамах. Одного уха у нее не было, другое было разорвано.
Увидев мастиффа, она выгнула спину и яростно зашипела, однако в глазах ее не было страха.
– Не надо! – мирно сказал Яр. – Я поговорить хочу.
– Мне не о чем говорить с псом!
– Есть о чем! Я хочу, чтобы ты учила детей…
Кошка даже села от изумления.
– Ты спятил? С чего мне учить твоих щенков?
– Да они не щенки! – принялся объяснять Яр. – Они – котята!
– Как котята? – не поверила кошка. – Ты…  
И вдруг поняла.
– Слушай! Тебя не Яром зовут?
– Яром! – согласился Яр.
– А меня – Миэомэрр. …Эй! Не подходи! – забеспокоилась она, когда Яр шагнул к ней. – Я тебя боюсь!!!
– Странно ты меня боишься! – усмехнулся Яр.
– Как умею, так и боюсь! – огрызнулась Миэомэрр. – Так сколько их?
– Двое.
– Понятно… А сколько им уже?
– Два месяца.
– Сколько? – ужаснулась кошка. – Да как же учить таких здоровенных лбов?
И задумчиво пробормотала:
– Надо же? А я думала, что это – сказки…
Яр уже решил, что Миэомэрр не согласится, когда кошка вдруг спокойно сказала:
– Ладно, пес. Приводи завтра своих детей сюда. Буду я их учить. Ради их матери – буду.

И на следующий день котята робко смотрели на чужую кошку.
– Папа! Это кто?
Яр виновато поглядел на Миэомэрр и начал объяснять:
– Она будет вас учить.
– А ты?
– Да я же пес! А вы – коты, понимаете? Я не знаю многое, что вам надлежит знать.
Но Миэомэрр прервала его.
– Ты иди, Яр! Я сама объясню.
И, когда мастифф ушел, продолжила:
– Итак, молодые коты! Зовут меня – Миэомэрр. Я буду вас учить всему, что надлежит знать коту, чтобы выжить. Учительница я строгая, так что вам будет нелегко. Если вы согласны, скажите сейчас!
– Согласны! – хором пропищали оба.
– Тогда представьтесь!
– Керр. Морро.
– Хм. Имена же у вас, однако… Ну, к делу. Вам предстоит научиться находить еду и, если потребуется, убивать ее. Вам предстоит научиться драться так, как подобает котам. И находить нужные травки, если вы ранены. Вам предстоит научиться драться за еду, отнимать ее у других и не позволять отнять у себя. И это – только начало. Вы можете сказать, что вам не надо искать еду – у вас дома блюдечко с молоком. Да?.. А что вы будете делать, если хозяин выгонит вас на улицу?.. Он не такой, говорите?.. Ха! Я когда-то тоже так думала… Надо быть готовым ко всему, чтобы выжить!.. Сейчас мы пойдем на свалку. Там, насколько я чую, выбросили ведро рыбы. А я хочу есть… Может, и вы что-то найдете? Туда еще из двух магазинов выбрасывают…
И, не дожидаясь своих новых учеников, Миэомэрр побежала к свалке.

Когда братья добрались до нее, они обнаружили Миэомэрр сидящей на небольшой кучке рыбы. Вокруг нее бродило полдюжины кошек. Миэомэрр внимательно следила за всеми. Чувствовалось, что ее враги хорошо ее знали и потому не решались напасть, несмотря на значительный численный перевес. Однако, голод не давал им отступить.
Котята не заметили, что послужило сигналом, но внезапно один из котов взвыл, и все шестеро бросились в атаку.
Зачарованно Морро глядел, как Миэомэрр дралась обеими передними лапами разом, сидя на задних. Ее когти не ведали промаха, и скорость вызывала удивление. Только теперь котенок понял, что имел в виду Яр.
– Морро! – позвал его брат.
Морро не заметил.
– Да Морро же! Я кое-что нашел! Давай поедим?
Морро нехотя повернулся и пошел за Керром. Есть действительно хотелось.

– Что это? – удивился он. – Пахнет вкусно.
– Не знаю. Попробуем?
– Это печенка. Очень вкусно, – раздался над его ухом незнакомый голос и, обернувшись, братья обнаружили здоровенного рыжего кота.
– Очень кстати, что вы ее нашли! – непринужденно продолжил рыжий. – Я как раз голоден, а до рыбы пока не добраться.
– Это наша добыча! – исподлобья пробурчал Керр. – Мы ее нашли.
– Верно! – согласился рыжий. – А я отнял. Так что валите отсюда, сопляки.
– Еще чего? – дерзко крикнул Морро и, вспомнив Миэомэрр, съездил рыжего по носу.
Рыжий взвыл и отшвырнул котенка в сторону. И тут же Керр уже на собачий манер от души рванул и без того пострадавший нос рыжего зубами. Рыжий взвизгнул и отскочил. Но он был опытным бойцом и сумел собраться. Он двинулся к братьям – убивать.
И вдруг кот остановился и попятился. На его морде проявился ужас: над головами котят нависла пасть огромного мастиффа.
– Это их добыча! – мирно объяснил Яр. – И они ее отлично съедят без твоей помощи. Так что проваливай по-хорошему.
– Тебе-то что? – зло спросил кот.
– Проваливай, говорю! – не проявил охоты поболтать Яр.
– Ладно! – с ненавистью сказал кот. – Ухожу. Отродье предательницы еще хуже своей…
– Кишки выпущу! – зарычал Яр, мгновенно вскочив.
Кот пулей взлетел на ближайшее дерево и заорал оттуда котятам:
– Ничего! Мы еще встретимся. Не всегда он будет вас охранять!
Рядом с Керром шлепнулась наземь большая рыбина. Что-то серое мелькнуло на стволе дерева. Миэомэрр встала перед котом вся взъерошенная, глаза ее сверкали.
– Он – не всегда. Я – всегда! – яростно зашипела она. – Если хочешь тронуть их – разберись сперва со мной! С этого дня они – за моей спиной!
– Зачем тебе? – удивился кот. – Ты им – не мать.
– Теперь – мать! – отрезала Миэомэрр.

– Папа! Она сильнее? – спросил Керр.
– Вряд ли…– задумчиво ответил Яр.
– А почему же он ее боится?
– Я бы тоже боялся, – хмыкнул Яр. – Мать, защищающая своих детей – очень опасный противник!
– Разве она – наша мама? – удивился Морро.
– Теперь – да.
– Почему? Потому, что нас защищает?
– Нет! – мрачно ответил Яр. – Потому что она готова…
Он не окончил фразу, но Морро понял.
– Умереть за нас, да?
Яр не ответил. Невидящим взглядом он смотрел куда-то и вдруг прошептал:
– Не дам! Ее не спас, но эту не дам в обиду! Не дам…

Убрался подобру-поздорову рыжий кот. И Миэомэрр спрыгнула вниз.
– О! Даже рыбу мою не сожрали? Очень любезно с вашей стороны! А-то после драки есть охота. Славная была потасовка, а? И вам, досталось, мальчики? Ну, с боевым крещением вас! И с первым уроком! Завтра продолжим. Но… я хочу вам сказать еще кое-что! Учитесь у Яра, ребята! Он может научить вас тому, чего не знает и никогда не знал ни один кот на свете, кроме вашей мамы: умению драться насмерть за друга и чувству долга и справедливости! Учитесь этому, мальчики! Пригодится… А теперь бегите домой! Поздно уже…

Котята попрощались с Миэомэрр и убежали. Проводив их взглядом, кошка снова повернулась к Яру.
– Ну что, пес? Будем друзьями?
– А что нам остается? – задумчиво ответил мастифф. – Мы же с тобой теперь вроде родителей для этих обормотов…

Кошка умолкла. Она сидела перед сыном и глядела на него строго и внимательно.
Из окна пятого этажа неслась громкая и донельзя противная музыка, которую почему-то так обожают Люди. Во дворе стоял шум: говорили Люди, вопили их дети… С улицы доносился рев страшных машин, под колесами которых немало котов нашли свою смерть… С ветвей деревьев кричали вкуснейшие птицы, которых, увы, так трудно ловить… Это все сейчас было не важно! Для кошки и ее сына царила тишина.
И котенок первым нарушил молчание. Сумрачно, взросло и тихо он прошептал:
– Год назад бабушка Миэомэрр умерла…
– Да!.. – невесело кивнула мама. – Она как-то враз сдала, постарела… Ей стало очень трудно побеждать в драках. Она все чаще после них отлеживалась. …Знаешь, сынок? Яр беспощадно убивал ее обидчиков, и трупы уносил далеко, чтобы Миэомэрр не догадалась… Об этом знала вся округа, кроме самой Миэомэрр. И все молчали под страхом лишения хвоста. …Когда она выходила на свалку, чтобы перекусить, кто-нибудь из своры ее незаметно сопровождал. На всякий случай. Хотя никто бы не посмел нарушить приказ Яра: Миэомэрр не трогать!.. Она упорно отказывалась от приглашений Яра зайти в гости, поскольку не верила Людям. Катя пыталась покормить ее – Миэомэрр отказывалась. Тогда Катя начала «забывать» у двери еду: кусок рыбы, куриные крылышки…Тогда Великая Серая переселилась в подъезд, где жил Яр, и прожила в нем последний месяц своей жизни. Она до конца учила Морро с Керром. Она успела передать им весь свой огромный опыт… А потом она внезапно исчезла. Мы искали. Мы все ее искали: и коты и свора... Что же? Мы ее нашли.
Кошка сухо всхлипнула и с трудом выговорила:
– Она умерла. Просто от старости... Катя и Яр хоронили ее…
Котенок подошел к матери и почти неслышно спросил:
– А что было потом?
– Потом? Потом Яру пришлось драться с питбулем , которого безмозглый его хозяин отпустил без поводка. Этот питбуль убил троих наших псов за считанные минуты! А потом перед ним встал Яр. И он загрыз питбуля.  А сам опять угодил в больницу, на этот раз на месяц… Три дня смерть держала его в своей пасти! Не удержала. Виола, помню, выла два дня, пока ее хозяин не сообразил и не отвез  в клинику, чтобы она убедилась, что Яр жив. …Убедилась! Выть она перестала, зато всю следующую неделю пролежала пластом, а потом бродила по двору, понурая, как старая лошадь… Тогда впервые я пожалела собаку. И какую собаку! Я ж ей  на один зуб, а поди ж ты – пожалела! Потому, что клыки горя рвут все души одинаково, когти тоски не ведают усталости для всех живых. Это только радость у каждого разная, а горе да тоска – одни и те же…  Вот тогда во дворе вновь появился Рыжий, решивший, что настало его время посчитаться за старые обиды!.. Идиот! – зло усмехнулась кошка. – Он забыл, что за это время котята успели вырасти, унаследовав мужество родной матери, боевое мастерство приемной, верность и железную волю чистокровного мастиффа. Его встретил твой дядя Керр. Рыжий потерял немало шерсти и сбежал, и с тех пор на свалке не появлялся. …Суди сам, сынок: кто кому друг, кто кому враг?
Котенок помолчал и нерешительно ответил:
– На нас шипят сородичи из других дворов… Мы другие, да?.. На псов своры косятся их сородичи… Почему, мама?
Кошка загадочно улыбнулась и промолчала.
– Ма-а-а-а!
– Что, «Ма-а-а-а»? – передразнила она. – Конечно, другие! Кто, по-твоему, из котят или щенков знает своего отца, а? А вот ты знаешь. Какой кошке не все равно, кто отец ее детей? А мне не все равно! Потому, что Морро – единственный кот в моей жизни, и другого кота  мне не надо. А я – единственная его кошка. И Яру не нужно других сук – у него есть Виола. Ха-ха!.. С тех пор, как их свели, Виола отшивает всех прочих мастиффов, которых к ней привозят. А Яр в каждую ее течку к ней заявляется и они куда-то убегают на неделю. И возвращаются тощие, грязные, шерсть – колтуном, счастливые!!!.. У нас научились… Ха-ха! Даже их хозяева привыкли… Хорошо, что живут в одном дворе – бегать далеко не надо, и дети ежедневно видят отца.
Кошка опять улыбнулась и поинтересовалась у сына:
– Скажи-ка! Почему мы так изменились?
Котенок задумался, потом его глаза блеснули пониманием:
– Наверно, потому, что когда-то дедушка  Яр и бабушка Альмира смогли победить свою вражду? Так, мама?
– Так, сынок.
Уже давно сидевший поодаль щенок решился, наконец, подойти.
– Тетя Мяэррэ! – вежливо спросил он. – Вы не видели мою  маму?
– Видела.
– Вы не знаете, куда она ушла?
– А что? Ты кушать хочешь? Или, – спросила кошка  с тревогой, – обидел кто?
– Нет, тетя Мяэррэ! Просто мама ушла, папа Яр  ушел, а мне скучно… И во дворе никого нет, а выходить на пустырь мне еще не разрешают…
Кошка улыбнулась.
– Они скоро придут. Они вместе со всеми ушли драться с заречной сворой.
– Почему? – пискнул щенок.
– Заречные нападают на наши владения! – объяснила Мяэррэ. – Надо дать им по носу. …Хм! Твоя мама даже из дому ради этого сбежала. Потом придется ей с хозяином объясняться…
Щенок подумал с минутку и сообщил:
– Я бою-у-усь!
– Ничего! – радостно закричал ему котенок. – С ними мой папа и дядя Керр!
– Да уж! – засмеялась кошка. – Два кота в собачьей своре – могучая сила!.. А если серьезно, то наши победят! И знаете почему?
– Почему?
– Да потому, что у заречных нет в своре двух мастиффов!
Наверх
« Последняя редакция: 05.07.2006 :: 03:31:37 от Н/Д »  
 
IP записан
 
Тэсса Найри
Админ
*****
Вне Форума



Сообщений: 1293
Пол: female
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #48 - 05.07.2006 :: 16:13:40
 
Замечательный рассказ.
Наверх
 

"Ешь мясо! Или живность зря сгубили?"(с) Ольга Арефьева
WWW WWW  
IP записан
 
Erelchor
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #49 - 05.07.2006 :: 16:21:14
 
Спасибо.  Улыбка
Наверх
 
 
IP записан
 
Spokelse
Экс-Участник


Самая младшая...
Ответ #50 - 27.10.2010 :: 00:02:59
 
 
   Самая младшая...


И вновь следопыт учуял гостью раньше, чем она возникла из лесного сумрака.
     - Здравствуй! - тихо произнес он. - Как хорошо, что ты пришла.
     - Я соскучилась...
     Она никогда не здоровалась. Она приходила к нему, чтобы разделить свое или его одиночество... И казалось, что они расстались только вчера...
     За все десять лет их знакомства она ни разу не сказала ему: "Здравствуй"! Но следопыт и не ждал. Он помнил, что она навсегда поздоровалась с ним при первой встрече, когда спасла ему жизнь.

     
     - Ты не хочешь остаться со мной навсегда?
     Умирающий с трудом открыл глаза. Над ним склонилась... девочка. Худенькая большеглазая девочка в белом платье, казавшаяся здесь, на поле битвы, чем-то неуместным. Совсем обыкновенная девочка лет четырнадцати. Она спокойно и молча ждала ответа, а он не к месту подумал, что в таких-то глазах можно утонуть и выплыть не захочется... Странный взгляд... Чересчур спокойный. Непонятно умиротворенный - на поле еще не утихшей битвы...
     - Нет... - прошептал он, сам не до конца сознавая, чему отвечает.
     - Жаль! - вздохнула девочка.
     И, решив что-то про себя, добавила:
     - Тогда надо спешить! - И легко подхватила его на руки.
     
     Очнулся он через неделю...
     Горницу заполняли запахи леса, омытого весенним ливнем, свежие доски стен и потолка светились в солнечных лучах. Через распахнутые настежь окна доносились птичьи голоса. И - как в детстве - удивился следопыт тому, как покой и мир леса навевают покой на душу человеческую.
     Боль прошла, усталость унес ветер... Следопыт огляделся.
     В глубоком кресле с высокой спинкой и резными подлокотниками сидела девочка. Та самая девочка... Она спокойно и умиротворенно глядела на него, по губам скользила улыбка.
     - Ты здоров! - заметила девочка. - Я рада.
     Тогда следопыт еще не знал... Тогда он еще удивился тому, что эта девочка ни о чем его не спросила...
     - Ты все это время просидела со мной? - поинтересовапся следопыт.
     - Да.
     - Устала?
     - Нет. - Усмехнулась как-то по-взрослому девочка. - Я никогда не устаю. - И, перебив себя, заговорила о другом. -.В конюшне тебя ждет лошадь. В сумках все необходимое на неделю пути. Оружие здесь, на лавке сложено. Соберешься уезжать - только лошадь оседлать останется.
     - Гонишь? - Усмехнулся следопыт.
     - Нет, - мгновенно ответила девочка, словно ждала этого вопроса. - Тебе пора. Да и не усидишь ты здесь сверх необходимого, разве не так?
     - А ты?
     - А я ухожу сейчас. Мне тоже пора.
     - Спасибо тебе... - начал следопыт и осекся, заметив, как на миг изменилась в лице его таинственная спасительница.
     - Не благодари меня, - с трудом выговорила девочка немного погодя. - Меня не благодарят.
     - Почему? - искренне не понял следопыт. И вздрогнул, встретив взрослый и жесткий взгляд.
     - Не догадался еще? - криво усмехнулась девочка, совсем не походя уже на ребенка. - Ну что же?..
     Она умолкла, прикрыла глаза и замерла. А затем прошептала:
     - Ты только не волнуйся, ладно?.. Все хорошо будет, поверь... И не бойся ничего... Я должна назвать тебе свое имя.
     
     Она проводила следопыта до ворот.
     - А знаешь? - сказал ей следопыт на прощание. - Я рад, что мы вот так встретились.
     - Не боишься? - с еле заметной насмешкой поинтересовалась девочка.
     И ответил ей следопыт не задумываясь:
     - Нет. Не боюсь.
     Стемнело... Как-то сразу смолкли птицы, стих ветер, замер лес...
     - Ну, прощай! - улыбнулась девочка. - Рада была познакомиться.
     - До свидания! - медленно и отчетливо поправил ее следопыт.
     Стерла девочка с лица улыбку, поглядела на гостя долго и внимательно...
     - Ну и шутки у тебя!
     - А я не шучу.
     - Ты странный... - задумчиво заметила девочка. - Я никогда не встречала таких, как ты... Что ж?.. Может быть, и загляну на огонек, раз уж ты не против... Езжай! Тропинка выведет из леса, а там разберешься... Езжай, да не оглядывайся назад!.. Иначе - сам понимаешь.
     Следопыт кивнул, погладил гриву лошади, взлетел в седло и направил лошадь в ворота.
     - Погоди, - окликнула его девочка. - Не ищи этот дом - не найдешь! Но когда-нибудь ты устанешь от борьбы, одиночества, тоски... Может быть, тогда ты передумаешь?.. Вспомни тогда: этот лес тебя ждет, этот дом тебя ждет. И я... Я тоже тебя жду.
     
     Вторая их встреча случилась только через год.
     - Рад тебя видеть, - улыбнулся следопыт. - Ты не за мной, случайно?
     - Только если ты надумал остаться со мной! - рассмеялась девчонка, усаживаясь к костру.
     
     Короткие ночные встречи у костров... Долгие разговоры за жизнь... Шли годы... Следопыт становился старше, а девочка не менялась...
     - Тебе надо повзрослеть, - полушутливо предложил ей однажды следопыт.
     - Я знаю... - задумчиво протянула девочка. - Не ты первый мне это советуешь...
     - А кто еще? - удивился следопыт.
     - Сестры! - пояснила девочка и надолго замолчала.
     Следопыт не попытался ее развлечь. Он знал, что девочка никогда не молчит без цели.
     - Понимаешь? - снова заговорила она. - Они правы. Они всегда правы. И ты тоже прав. Но я... Я не хочу. Я просто не могу...
     Как хотелось следопыту спросить ее, сколько же ей на самом деле лет?.. Не спросил. Не решился... Никому, ни одной живой душе не признался бы он, что боится. Да и не поверил бы никто... Но себе следопыт не лгал. Он боялся. Не за себя, как ни странно. Он очень боялся ее огорчить. Он помнил... Воспоминания причиняли боль, не затухающую с годами... Он помнил...
     
     - Я люблю тебя! - кричала она ему, безуспешно пытаясь вытереть слезы. - Ты - смертный, а я люблю тебя! И ничего не могу с собой поделать!.. Ну? Что скажешь?.. Ну скажи же! Скажи, что меня нельзя любить! Я сама это знаю, слышишь?.. Меня любят только психи да отпетая мразь!.. Скажи, что ненавидишь меня!.. Да не молчи ты!..
     Ничего ей не ответил следопыт: не мог он ей солгать. Он ее не любил. Но всю ночь он утешал расстроенную девочку. Девочку, которая была намного старше, чем он мог себе представить.
     - Прости меня... - упавшим голосом попросила она утром. - Мне нельзя так... срываться. Беда будет... Страшная, непоправимая беда... Прости меня, пожалуйста... И... Я больше не приду...
     Повернулась и молча пошла прочь.
     И, преодолев ком в горле, Следопыт прошептал:
     - Приходи, маленькая! Я буду ждать...
     
     Он помнил. Помнил каждую из их встреч, каждое слово, каждый взгляд... Иногда она приходила просто помолчать... Сидела, следя за языками пламени... Он ждал этих встреч, он научился угадывать ее появление заранее. Он знал, что девочка по-прежнему его любит и не мог простить себе эту ее любовь... Безответную... Безнадежную...
     
     Однажды о ее появлении предупредило отчаяние. Девочка брела ему навстречу, глядя сквозь него невидящим взглядом... Ее платье на сей раз было серым, перетянутым в талии широким кожаным ремнем, на котором висел длинный охотничий нож в потертых кожаных ножнах.
     - Что с тобой, маленькая? - с тревогой спросил следопыт, осторожно взяв ее за плечи. Девочку била дрожь.
     - Мне страшно!.. - прошептала она. - Там... - неопределенно мотнула подбородком - сражение. Пять дней уже без перерыва... Я устала... Я так устала... Там столько... Столько...
     - Не надо, - мягко перебил ее следопыт. - Не говори ничего.
     Он усадил девочку у костра, укрыл плащом и сунул в руку кружку чая.
     Ничего этого девочке было не надо. Но как же приятно было сидеть у костра, закутавшись в теплый шерстяной плащ, пить чай из деревянной кружки, слушать негромкий голос гитары...
     И незаметно для себя она уснула, хотя и не нуждалась в сне.
     
     И ни разу не задала девочка следопыту тот вопрос, с которого началось их знакомство. Наверно потому, что ответить на него следопыт не мог.
     
     Десять лет. Ловушки. Засады. Патрули с описаниями его внешности. Предательство друзей. Скитания. Чужбина. Все крепнущее ощущение безнадежности, бессмысленности происходящего... И лютое, глухое одиночество, лишь ненадолго прерываемое радостью редких встреч. На одиннадцатый год следопыта нашло письмо.
     "Мы готовы! - говорилось в письме. - На этот раз все будет иначе. У нас есть оружие, есть люди... Даже деньги есть! Нам нужен ты - наш вождь! Вернись, брат! Лучше умереть свободным на родине, чем жить на чужбине".
     
     Где же ты? - думал он. - Ты же знаешь, как мне тебя не хватает!.. Помнишь, ты сказала когда-то: "когда-нибудь ты устанешь от борьбы, одиночества, тоски..."? Сейчас я уверен, что могу найти тот лес, заветную тропинку, которая выведет меня к твоему солнечному терему... И на крыльце меня встретишь ты...
     Ты бы знала, как мне хочется выйти в путь! Но меня снова ждет война. Последняя на этот раз. Ты знаешь? Мой народ готов восстать. В шестой раз за полвека. И я должен быть с ними, понимаешь?.. Давай, встретимся на поле боя, а? Я так давно не видел тебя... Задай мне снова тот вопрос, ладно? Я отвечу: "Да!"
     Он ждал... Он надеялся... Шли дни. Она не приходила.
     
     В горном замке властвовал лунный свет. Он прорывался через проломленную крышу тронного зала, скользил по мозаичному полу, по мраморным стенам, сторонясь лишь колоннады, в которой ворочался мрак. Лунный свет очерчивал контуры башен и крепостных стен, освещал закрытые тысячелетия назад ворота, заливал беспощадным и безжизненным светом усеянный скелетами внутренний двор.
     Трое стояли посреди тронного зала: седая старуха с клюкой, пожилая женщина и четырнадцатилетняя девочка. Все были одеты в черное.
     - Помогите, сестры! - просила девочка. - Не за себя прошу я. Даже не за него! Я прошу за его народ, который снова проиграет войну! И убьют всех, даже детей!.. Нам же ведомо, какая сила обрушится на них!.. Неужели зло всегда будет побеждать?
     Две женщины с бесстрастными лицами слушали девочку. И молчали.
     А она говорила. Горячо. Яростно. И голос ее звенел.
     
     - Ты закончила? - перебила ее наконец старшая сестра.
     - Почти! - жестко ответила девочка, встречая холодный и страшный взгляд сестры своим, не менее жутким взглядом. - Я готова немного повзрослеть. Вы этого хотели?.. Я готова.
     Две женщины переглянулись. Старшая кивнула средней. И та нарушила свое многовековое молчание:
     - Что ж?.. Король хорошо поработал. Он собрал в свое войско великое множество отъявленных негодяев, давно заслуживших право свидеться с нами. Полагаю, будет правильно предоставить им это право во время первого сражения. Пусть же народ твоего смертного победит!
     
     Они не понимали ее. Но они ее любили по-своему... Да и могло ли быть иначе? Она же - их сестра! Она носила то-же самое имя, что и они обе! Последняя, самая маленькая...

     Самая младшая Смерть.
Наверх
 
 
IP записан
 
PanchaDevi
Админ
*****
Вне Форума


Pancharaksa Devi

Сообщений: 1756
Пол: female
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #51 - 27.10.2010 :: 09:13:07
 
Мощно.
(И знал бы, насколько правдиво! Все так и происходит каждый раз, когда на грани, и маленький камушек грозит лавиной, и рисинка может пошатнуть застывшее равновесие. Вот тут в полный рост начинает влиять личное. И еще как влияет!)
Но, конечно, мир, где воюют по пять дней, да шестое восстание за 50 лет, это какая-то сплошная "горячая точка". То ли чудовищная несправедливость творится фоново, то ли все население упертое.
(Да и какая любовь в 14 лет? Реальный возраст ничто для вечных существ. Только психологический.)
Наверх
 

-x-=+
WWW WWW 347060065  
IP записан
 
Spokelse
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #52 - 27.10.2010 :: 13:15:44
 
Так ведь не во всем мире воюют... А для Смерти вообще нет расстояний.
А 14 лет... Да, психология, конечно. Когда творение Мира началось, сестры уже были...
Наверх
 
 
IP записан
 
Spokelse
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #53 - 30.10.2010 :: 14:50:35
 
                     Я возвращаюсь домой


     - Может, он сам?
     - Нет. Я спрашивала у врача "скорой"...
     - Наверно, сердце сдало!.. Вот, помню, в 92-м году...
     - Нет... Говорят, совершенно здоров был!
     - Но так ведь не бывает! В сорок два года!
     - Бывает! Самый опасный возраст...

     
     Мне надоело, понимаешь? Надоела эта проклятая война, на которой первыми гибнут те, кто не может себя защитить: дети, старики, женщины... Мне надоело воевать!.. Как же мне все надоело! Надоело сражаться в дружных и сплоченных рядах идиотов, не отличающих правду от лжи! Надоело спорить...
     Надоело твердить: "Думайте!" И слышать в ответ: "Да чего тут думать? Написано же в газете!" Мне надоело доказывать, что они - такие же люди, как и мы, а в ответ слышать обвинения в предательстве! Это я предатель?.. В самом деле я?.. Ну, пусть!.. Пусть так! Зато я не подлец! По крайней мере не настолько, чтобы врать другим!.. Себе - дело другое. Себе можно. ... Или мне так только казалось, а?.. Как думаешь?.. Но с недавних пор я не в силах врать даже себе!.. И потому я впервые в жизни честно признаюсь - я устал. Устал от войны, которую все считают нормальной жизнью. Устал от лжи, которую все считают правдой. От подлости, именуемой патриотизмом, устал! От жестокости, переименованной в справедливость... От искалеченной, изнасилованной истории... От людей, забывших о милосердии... Ты знаешь - я тоже воевал. Я тоже виновен. И я не оправдываюсь, нет... Я складываю оружие и ухожу с этой войны, в которой никому не дано победить... Нет, я не сдаюсь... Я просто возвращаюсь домой.
     Прости меня, дружище, за то, что не зову с собой: домой возвращаются поодиночке... Но когда-нибудь мы встретимся. В другое, мирное время... В тихом и честном мире, среди добрых людей... Я всегда буду тебя помнить!.. И верить, что мы встретимся!.. И ты верь...
     
     Собака выла два дня... Потом умолкла... И лишь на четвертый день соседи обеспокоились. Когда взломали дверь, его нашли... Он сидел за письменным столом, опустив голову на руки, словно спал. У его ног лежал мертвый пес. Все гадали, что случилось?.. И никто так и не понял, что ничего, ровным счетом ничего не случилось!.. Просто два солдата проклятой войны вернулись домой.
Наверх
 
 
IP записан
 
PanchaDevi
Админ
*****
Вне Форума


Pancharaksa Devi

Сообщений: 1756
Пол: female
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #54 - 30.10.2010 :: 21:25:12
 
Война - это красная нить, похоже.  Держи песню на тему:
http://www.youtube.com/watch?v=GNpy6PQJpXE
Взгляд в вечность.
Наверх
 

-x-=+
WWW WWW 347060065  
IP записан
 
Spokelse
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #55 - 30.10.2010 :: 21:29:08
 
Пасиб!
А знаешь? Цой в неявном виде есть в одном из текстов, выложенных на второй странице. Улыбка
Наверх
 
 
IP записан
 
PanchaDevi
Админ
*****
Вне Форума


Pancharaksa Devi

Сообщений: 1756
Пол: female
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #56 - 31.10.2010 :: 12:29:06
 
Не уловила Цоя Печаль

Зато пленилась историей о звездах-драконах. Что-то она мне напоминает...  Улыбка
(И не всем очевидно, что из тезиса "тот, кто любит и любим, всегда сильнее всех" немедленно следует _причина_, почему Тот-Кто-Сильнее всегда сильнее.)
Наверх
 

-x-=+
WWW WWW 347060065  
IP записан
 
Spokelse
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #57 - 31.10.2010 :: 13:14:16
 
Цитата:
Не уловила Цоя Печаль


А он там в очень неявном виде.

Цитата:
Зато пленилась историей о звездах-драконах. Что-то она мне напоминает...  Улыбка


Возможно... Мне тоже напоминает, да.

Цитата:
(И не всем очевидно, что из тезиса "тот, кто любит и любим, всегда сильнее всех" немедленно следует _причина_, почему Тот-Кто-Сильнее всегда сильнее.)


Не следует... Тот-Кто_Сильнее не всегда сильнее всех. Улыбка

Наверх
 
 
IP записан
 
Spokelse
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #58 - 01.10.2011 :: 21:58:17
 
Я назову его братом.


Посвящается Э.Н.


И настал День Творения, и создали тогда великие Боги твердь, море и небо. К полудню взрастили они леса и луга, сотворили степи и пустыни, проложили реки, устремив их к морям, и украсили лик Мира озерами. И населили они небо птицами, леса и степи - зверями, воды - рыбами... К закату сотворили великие Боги крылатых драконов, искусных в магии, меняющих облик и исполненных всякого знания. И только к полуночи был создан род людской.


Так говорит "Книга Сотворения".

И началась война людей с драконами. И погиб бы род людской... Но не ведали драконы дружбы и верности, и не помогали даже собратьям  своим, попавшим в беду. Не признавали они власти над собой, и только личные желания были для драконов важны.
Эта война, в которой люди отстаивали свое право жить, для драконов была лишь забавой. Опасной забавой, но тем более увлекательной. Не часто удавалось людям убивать драконов, хотя меткие стрелы порою повергали наземь крылатый ужас небес. Гораздо чаще сгорали в негасимом драконьем пламени села и города.
Но люди боролись за жизнь. Они не были мудры, но хитрость и осторожность помогала им выжить. Не были они и сильны, но их упорство и чувство единения противостояли всемогущим и бессмертным драконам - старшим детям Богов.
И случилось чудо: надоела драконам забава. И улетели они в иные миры, где нет рода людского. А те, что остались, залегли в вечную спячку. И не видели с тех пор в Мире ни одного дракона...


Так говорит легенда.

В 5702 году э.л. Федерация Сарис предъявила республике Тоднар территориальные претензии. Официальное заявление Верховного Протектора Сариса, составленное в ультимативной форме, содержало требование вернуть Сарису Центральную равнину, завоеванную племенами тодо-нэор в 4375 году э.л. у империи Сарисо-ирч, и составлявшую 69% территории республики.
Никто в республике не принял эти претензии всерьез.
В 5704 году Федерация Сарис без объявления войны вторглась в Тоднар. В первый месяц  войны войска Сарис заняли территорию пяти областей, население которых было полностью уничтожено в течение следующих двух недель. Городам, существовавшим во времена империи, возвращались древние названия.
Армия Тоднара была вынуждена отступать под напором десятикратно превосходящего врага, имевшего к тому же абсолютное господство в воздухе после уничтожения республиканских ВВС.
Только через год наступление Сариса удалось приостановить, но ресурсами для контрнаступления Тоднар не располагал.
В 5707 году...


Так говорит История.



- Прошу Вас, капитан! Генерал ждет.
- Оружие оставлять? - через силу пошутил Кроос, однако адьютант только рукой махнул.
- Командующему ВВС республики - можно.
- Какой командующий? - разозлился Кроос. -  Какие ВВС? Я - только капитан, а в моих ВВС полторы сотни юнцов, едва закончивших авиашколы!
Адьютант молча вытащил из ящика письменного стола папку, протянул  ее Кроосу и осведомился:
- Ваше личное дело. Знаете, сколько в нем представлений на звание? И все, представьте себе, с пометкой "отказ представленного"!
- Да знаю я! - с сердцем ответил Кроос. - Ну не может генерал полком командовать! А у меня - только полк! И мой полк и есть  -  все наши ВВС!
Адьютант спокойно сунул папку обратно в ящик стола и сухо заметил:
- Полгода назад летал ты один. Помнишь?
- Помню...
- Входи, Кроос. Он ждет...
Кроос вошел.

Кабинет командующего был похож на своего хозяина. Генерал, привыкший за тридцать лет службы к гарнизонному быту, не признавал роскошных интерьеров. Просторный  и светлый, его кабинет был обставлен стандартной мебелью, главным элементом которой был огромный стол с картой района боевых  действий, занимавший почетное место в центре кабинета. А видавший виды письменный стол в углу отличался запустением. Командующий войсками республики лишних бумаг не терпел.  "Зачем мне штаб, если бумаги валяются у меня на столе?" - Спрашивал он, бывало. И бумаги не валялись.
Генерал стоял у окна и любовался дождем.
- Разрешите, господин генерал? - спросил Кроос, входя.
- А, здорово, парень! - слабо улыбнулся генерал, обернувшись к вошедшему. - Входи, входи... Чаю хочешь?
- Так плохо? - негромко уточнил Кроос, заранее предполагая ответ.
Он знал генерала уже лет десять, с тех пор, как тот, майор еще, небрежно отложил его новенький диплом в сторону и проворчал: "Бумажки не летают и не стреляют! Можешь на него поставить чайник!.. Чаю хочешь?" Что ж? Кроос тогда быстро доказал, что не зря считался лучшим в выпуске... Потом он стал лучшим в полку. А теперь за ним охотится вся авиация Сариса, и жуткие слухи, распространяемые о нем и его "семерке" вражеской пропагандой, являются лучшим из дипломов капитана Крооса, командующего ВВС республики..

- Хуже некуда, - вздохнул генерал и ткнул пальцем в карту. - Вот, гляди сам. Здесь они начнут  наступление. Завтра, на рассвете...
Кроос поглядел. И все понял. Наступление противника было намечено в горном районе, где по всем  законам стратегии нельзя было наносить главный удар. Там невозможно было прорваться без огромных потерь. Там взвод мог неделями противостоять полку. Там... Там у противника был сорокакратный перевес в силах и четыре сотни истребителей на прифронтовых авиабазах. Прорвавшись, противник выходил на равнину... Десятки городов, тысячи деревень... Миллионы людей, обреченных на смерть. Кроос даже сейчас, на третьем году войны не понимал, почему враг творит геноцид,  полностью уничтожая население захваченных территорий. В его голове не укладывалось, как можно мстить потомкам за разгромленную тысячу лет назад их предками империю? Как можно в наши цивилизованные времена расстреливать женщин и детей? Кроос не понимал, как могли настолько сойти с ума решительно все жители Сариса. Не мог понять...
Кроос понимал только, что отступать некуда.

- Прорвутся? - спросил, наконец, Кроос.
- Нет! - Отрезал генерал. - Не прорвутся. Но город придется оставить... Сейчас мы эвакуируем население.
- На северо-восток, через реку? - уточнил Кроос.
- Да, - вздохнул генерал. - Семьдесят тысяч человек...
Генерал немного помолчал,  а потом грохнул кулаком по столу:
-Эх, знать бы раньше! Хоть на пару часов бы раньше! Уже всех переправили бы...
Перед глазами Крооса встало... Горная долина, в которой собрались семь десятков тысяч мирных людей.  А впереди - бутылочное горло переправы. Впереди - жизнь!.. И вокруг, на холмах, оскалившиеся боеголовками и орудийными стволами батареи ПВО. И на их пультах - ветераны. Волки ПВО, которых так ненавидит пропаганда Сариса. На пультах - люди, которым не нужны приказы. Небо давно расчерчено на сектора, пальцы на кнопках... Они уже почти мертвы, и знают это. Но они сделают все, чтобы спасти людей. И не смогут...
- Мы не успеем к рассвету! - с трудом продолжил генерал. - Наше счастье, что у противника стратегической авиации нет. А у тактической потолок маловат, так что над горами не пройдут...
- Я тоже не пройду, - усмехнулся Кроос. - Но я все понял, господин генерал.  Я полечу. Только я долго не продержусь, Вы же понимаете!
- Да забудь ты про чины! - рявкнул генерал. - Я бы  сам полетел, ты знаешь! Но отлетался я. Два года, как  отлетался!
- Знаю, командир, - серьезно и тихо ответил Кроос. - Все нормально будет. Я продержусь. Только бы на переправе все гладко прошло...
- Будет гладко, парень. Не сомневайся, - пообещал генерал, никогда не дававший пустых обещаний. - Они все понимают.
Помолчали. Потом генерал как-то неуверенно предложил:
- Может, личную эскадрилью свою возьмешь?
- Нет смысла, - покачал головой Кроос. - Мальчишки еще. Ни у кого из них нет опыта горных полетов... Там же  в ущельях летать придется, а они еще не умеют. Только погибнут бессмысленно. Жаль... Пусть учатся, пока могут. Через полгода у нас опять будет военная авиация. Если мои мальчишки не погробятся теперь.  Береги их, командир. И... - меняя тему и тон. - Полчаса я попробую продержаться. Это... - Кроос немного подумал. - Это примерно до  восьми утра. А мою эскадрилью прикажи перебросить к переправе. Там они полезнее будут. И передай, что если хоть одна ракета в переправу угодит... Ну, они меня знают... Разреши приступать?
Генерал помолчал, поглядел Кроосу в глаза и сумрачно ответил:
- Двигай. И... спасибо тебе...
Кроос кивнул, отдал честь, повернулся и направился к двери. И, тогда услышал упрямый и твердый голос своего давнего командира:
- Живым вернись! Это приказ!..

Светало... Где-то на юге в это время танковые колонны вползали в горы, артиллерия начинала обстрел оборонительных позиций армии республики. И каждую дорогу, каждую горную тропу заполняли войска южан. А  с аэродромов уже взлетали истребители, чтобы бомбить переправу, забитую беженцами. Семьдесят тысяч человек в это время переправлялись через стремительную горную реку. Налет авиации противника обрекал их на смерть. И спасти их мог только один человек. Один пилот. Один из лучших в мире пилотов. Капитан Кроос.
Ну вот и пожил своё, думал Кроос, поднимая в воздух свою "семерку"... Теперь бы продержаться  подольше...
Он знал этот район. Он до войны здесь служил в авиаполку, от которого уже на десятый день войны остался он один. Три довоенных года он летал в здешних лабиринтах. Налетал несколько тысяч часов, стараясь заглянуть в каждое ущелье, облететь каждую гору... Как чувствовал - пригодится. И вот теперь пригодилось! Никто в мире не знал этот район так, как он. Кроос выбрал ущелье, которого противник не сможет миновать.  И там, в природном лабиринте, вражеские истребители можно будет встретить.И попробовать в одиночку продержаться против полусотни. Здесь - в лабиринте - это было не так безнадежно, как на равнине... Эх, ракеты надо бы поберечь...
Он успел глянуть на часы, поймав в прицел первого. И дал очередь из пулемета.
Наверх
 
 
IP записан
 
Spokelse
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #59 - 01.10.2011 :: 21:58:45
 
Шли минуты. Кроос уворачивался от ракет и пулеметных очередей, привычно уходил в хорошо знакомые ему ответвления лабиринта. Четыре истребителя южан, погнавшиеся за ним, не вписались в поворот,  и горели внизу. Противник раз за разом пытался его окружить, чтобы заставить сесть. Но пилот знаменитой "семерки" в плен сдаться не мог. Права не имел. Рвались внизу пролетавшие мимо него ракеты, высекали искры из скал пулеметные очереди...

И надо же было случиться, чтобы взрыв ракеты, разворотивший склон горы, пробудил спавшего в ней  дракона.
Первое, что сделал дракон после пробуждения, было тщательным сканированием ситуации на поверхности. И результаты дракона изрядно удивили. На поверхности шел бой. Обычный воздушный бой, только вот участвовали в нем люди на нелепых приспособлениях с неподвижными крыльями.
Ничего удивительного, решил дракон. Видимо, людишки за минувшие века научились создавать приспособления, позволяющие держаться в воздухе. Какая глупость! Летать они все равно не научились! Не дано это людишкам! Только и могут, что множеством нападать на одного... Впрочем, грохот взрывов дракона впечатлил.
Сколько же веков прошло? - задумался он. - В мои времена эти дикари стрелами обходились...  Да, убивать они, похоже, наловчились. Теперь даже дракон, видимо, серьезно рискует, выходя против полусотни людишек... Кто бы мог подумать?..
Стоп! - остановил себя дракон. - А ведь этот один - не человек! Манеру и почерк не скрыть. Ха-ха! Смешно: людишки возомнили себя равными драконам, а единственный дракон им зачем-то подражает!.. Да, облик он принял умело. Не сразу и отличишь... Даже первичное сканирование не помогает. Можно, конечно, и глубже просканировать, но о вежливости тоже забывать не следует. Грубо это - сканировать без разрешения. И ответом будет вызов на поединок. Лучше подождать, пока Одиночка завалит возомнивших себя драконами людишек, а уж потом просканировать. Или просто спросить? Можно и так... И зачем он, интересно, принял этот нелепый облик? Наверняка неудобно... Что за бравада?

Выбравшись на поверхность, дракон скопировал облик Одиночки.  И даже на мгновение удивился своему выбору.
Эх, как же приятно снова летать, слышать свист ветра в ушах, всем телом ощущать ледяной холод неба... Дракон рванулся вперед и некоторое время увлеченно носился по скалистым коридорам горного лабиринта, наслаждаясь свободой и чувством единения с небесами.
Любопытство, однако, пересилило, и он, наконец, решил вернуться к месту боя.
Там немногое изменилось. Внизу, на земле, горели несколько машин, и  еще две, пока держащиеся в воздухе, готовы в любой миг сорваться в последнее пике. Да, один сорвался, оставляя дымный след. Взрыв внизу, гневный грохот потревоженных камней, новая нота в яростной песне небес и древних гор...
Дракон даже немного позавидовал Одиночке, его счастью боя, превосходящему сейчас даже счастье полета...
Десяток людишек Одиночка завалил. Осталось их около сорока.
Нет, подумал дракон. Этот одиночка - большой оригинал. И не надоедает ему человеком прикидываться? Ну десяток же завалил, неужели не хватит? Прими истинный облик, спали остальных! Проголодался, поди, уже!

Резкая боль прервала размышления дракона. Три летательных приспособления людишек приближались к нему и с их крыльев рвались раскаленные кусочки металла, рвавшие его чешую.
Привычно дракон наложил на себя целительное заклинание, сделал вираж и встретил всех троих пламенем.
Что ж? - усмехнулся дракон. - Я не лез в бой. Сами напросились... Извини, родич: я не хотел мешать тебе, но со мной решили поиграть.

Дракон выбрал себе западный край ущелья, чтобы не мешать Одиночке, зажатому людишками на восточном краю. Впрочем, Одиночка умело маневрировал, и из ловушки быстро выскользнул. Облик ему, видимо, очень мешал. Этот облик и дракону очень мешал, но дракон начал понимать сородича. У этого Одиночки был вкус! Одолеть врагов в неудобном облике - это элегантно. Это красиво. Дракон решил, что не станет сканировать Одиночку после боя, а попробует с ним поговорить. В конце концов у кого можно выяснить, что творилось в мире с тех пор, как он залег в спячку, если не у сородича?

Дракон сжег еще троих людишек. Это не мешало ему размышлять. Но - погруженный в свои думы - он не сразу заметил, как Одиночка, развернувшись и сделав пируэт, дал длинную очередь в его направлении.
Зачем? - успел удивиться дракон. - Что за странная тактика? Хочешь драться, давай! Но чтоб эти дикари не мешались!
И тут взрыв за его хвостом объяснил все. Он сообразил, что  за тысячелетия сна отвык от боев! И забыл о том, что противник может атаковать сзади. Этот Одиночка... Этот странный Одиночка спас ему жизнь. Почему? Какая ему выгода? - недоумевал дракон. - Зачем он это сделал?

А вот себя Одиночка спасти не успел. Пулеметная очередь разворотила кабину. И потерявший управление, объятый пламенем самолет рванулся вниз...
Ну нет! - решил дракон. - Я еще расспрошу тебя, зачем ты это сделал?
И снова метнул заклинание. Погасло пламя. Самолет уже не падал. Он медленно планировал вниз.
Десяток врагов стреляли в раненного, стараясь добить его. И у дракона лопнуло терпение. Ему расхотелось играть. Дракон, приняв истинный облик и мгновенно набрав высоту, с которой даже горы выглядели холмами, в считанные секунды сжег всех. И начал снижаться, чтобы сесть поближе к раненному Одиночке.

Места не хватало. Ему пришлось сменить в момент приземления облик на ненавистный человеческий.
Непривычно высоко над его головой мерцали на солнце оледеневшие вершины гор. Дракон шел по зеленой траве к разбитому самолету, снова поверхностно его сканируя. И тут странная, неведомая ему прежде боль в сердце заставила его остановиться. Он понял... Он впервые понял то, что должен был понять с самого начала: этот серебристый аппарат с золотой молнией на фюзеляже был не иллюзией и не трансформой. Это был истинный облик. И не драконом был Одиночка. Нет, не драконом...
Где-то там, внутри искореженного самолета, еле тлела, постепенно угасая, жизнь человека, умевшего летать, как дракон, чувствовавшего ветер и небо, как дракон, но при этом знавшего нечто такое, чего ни один дракон никогда не знал. Нечто глупое, бессмысленное, невыгодное... Очень человеческое... Нечто такое, без чего дракон уже не смог бы жить...

Приблизившись к самолету, он тщательно наложил целительное заклинание на Одиночку. И, примерившись, начал раздирать обшивку. Потом он вытащил тело из залитой кровью кабины, осторожно опустил его на траву, просканировал... Одиночка был жив. Дракон, волнуясь, как юнец  перед первым полетом,  бережно снял с него шлем, чтобы увидеть лицо человека, которого отныне будет звать братом.
Наверх
 
 
IP записан
 
PanchaDevi
Админ
*****
Вне Форума


Pancharaksa Devi

Сообщений: 1756
Пол: female
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #60 - 02.10.2011 :: 15:19:43
 
"э.л." - сокращение от "эпохи людей"?

В Сарисе явно что-то не то с идеологией.
Наверх
 

-x-=+
WWW WWW 347060065  
IP записан
 
Spokelse
Экс-Участник


Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #61 - 03.10.2011 :: 07:31:52
 
PanchaDevi писал(а) 02.10.2011 :: 15:19:43:
"э.л." - сокращение от "эпохи людей"?


Да.

Цитата:
В Сарисе явно что-то не то с идеологией.


Если б я продолжил эту тему...
Во всем том мире что-то не то. Этот мир с некоторых пор стал последним шансом для проклятых...
Нет, второй рассказ надо написать...
Наверх
 
 
IP записан
 
PanchaDevi
Админ
*****
Вне Форума


Pancharaksa Devi

Сообщений: 1756
Пол: female
Re: «Я назову ее – Гррваугррау…»
Ответ #62 - 03.10.2011 :: 07:48:13
 
Цитата:
Во всем том мире что-то не то.

Хех, удивил Улыбка Покажи в литературе хоть один мир, где "всё то". Про него же читать не будут.
Вызывают неимоверное уважение авторы типа Хольма ван Зайчика. У него в Ордуси много чего происходит, но насколько же культурно разруливается!

Цитата:
Этот мир с некоторых пор стал последним шансом для проклятых...

Богатая тема, однако. Всех спасти Улыбка
И драконы. Может, ещё какие силы за кадром дремлют?
Наверх
 

-x-=+
WWW WWW 347060065  
IP записан