Библиотека портала "Венец"

www.venec.com 

Ноло Торлуин

Тол-ин-Гаурхот

Посвящения и благодарности

Альвдис и Тэссе – за пламенное творение текста, вызвавшее во мне приступ зависти и желание самому сбивать пластмассовые квадраты букв, а также за похвалы, к коим я очень чувствителен.
Фреду – за то, что так и не стал моим Финродом.
Компьютеру у стены на моей прежней работе – за то, что именно сидя за ним, я решился потянуть за кончик нитки, маячившей у меня перед носом, совершенно не представляя, к чему это приведет.
Панче – за ее Сайрона, который, несомненно, тоже построит свой Тол-ин-Гаурхот, но никогда не станет такой сволочью.
Колонку – за голос, за песни, а также за массу идей, родившихся в ходе слушания оных.
Хугларо – за то, что ему удалось принудить меня дать обещание выложить первую часть, не закончив второй.
Автору саунд-трека к ВК-2 – за реквием кольцам, под который так хорошо плести нити чужих кошмаров.
Тол-ин-Гаурхот – за восхитительные ощущения при написании очередного куска, схожие с эмоциями комара, напившегося свежей крови и не поплатившегося за удовольствие жизнью.
Одному гостю – за то, что согласился остаться на ночлег и поделиться некими соображениями о жизни и о себе.
Себе самому. Просто так.
О! Чуть не забыл! Профессору Джону Руэлу Толкину – за то, что он все это придумал. Или увидел. Какая, в сущности, разница? Ведь главное, что я понял в процессе написания этого полнолунного бреда – это то, что реально то, во что ты веришь, – не больше, не меньше. А кто не согласен – пусть идет лесом. Желательно Тол-ин-Гаурхотским.

Прелюдия

Что смертные (да и бессмертные тоже) могут знать о Тол-ин-Гаурхот? Только то, что сочтет возможным рассказать ее хозяин. А Саурон никому и никогда ничего не говорил.
Все остальное – лишь слухи, маленькие штрихи гусиного пера, которые, конечно, могут создать картину… Или много картин.
Саурон картины не любил.
Он вообще ничего не любил. Так думали многие.
Тол-ин-Гаурхот.
Ее прошлое стерлось из памяти здешней земли вместе с защитниками Тол-Сириона. Смылось каплями тумана.
И они думали, что могут завоевать этот мир?
Смешно.
Положили на камни ещё несколько камней – и сочли, что дело сделано.
Ну и получили то, что получили.
Крепость была удобная.
Оборотням здесь нравилось.
Большое спасибо за подарок, эльфийские мастера! Самому трудиться не пришлось.
Чары…
Саурон коротко засмеялся.
Стоит только напустить побольше туману, и воплощенные начинают кричать о колдовстве. Ладно люди – повязка на глаза враз лишает их благоприобретенной мудрости и уверенности в себе. Но Жившие-у-Озера могли бы поменьше говорить и почаще думать?!
Разговоров Саурон не любил. Только за столом. Чтобы вино не кончалось так быстро.
Повелитель теней, оборотней, призраков и волколаков… ну-ну.
Ну-ка? Ваше определение, о премудрые из премудрых! Кто такие оборотни? Кто тревожит ваш сон по ночам? Кто?
Они лишь ваши братья, Дети Солнца. И ваши, Дети Звезд.
Ну, справедливости ради можно сказать, что Детей Звезд среди оборотней было не больше трех. Неэльфийское это занятие – оборачиваться. Эльф – он и есть эльф, без всяких примесей. А зря, между прочим, очень зря…
Справедливость Саурон тоже не любил, кстати. Не было в ней не ума, ни логики – только лишь безумное желание слабого, чтобы сильный разжал клыки и выпустил добычу.
Оборотни… да не чудовища они. Ничуть.
Просто человек, который иногда поступает как медведь – это не очень хорошо. Даже совсем не хорошо.
Человек, медведем ставший, – совсем другое дело.
Они лишь превратили недостаток в преимущество.
Поэтому из Тол-ин-Гаурхот никто не уходит.
Ну, или уходит, но ненадолго.
Подумаешь, лишь чуть-чуть подлинной магии… и все довольны. Нет?
Не проходи мимо, путник.
Постой, человек.
Разве не хотел ты стать… лебедем?
Ну, я же знаю, что хотел…
Что шепчут мертвые деревья? Не разобрать… Ни мелодии, ни слов…
Сущность звериная,
Сущность забытая,
Выйди наружу,
СОБОЙ обернись…
Ничего не хотел… зачем я забрел в это страшное место?!
И раскидываются руки, ломаясь в суставах…
Сущность звериная,
Сущность забытая,
Выйди наружу,
СОБОЙ обернись…
Взмах… А воздух даже не шелохнется… Воды! – короткий вскрик-всхлип…
Лебедем гордым
Иль синда веселым
Живи без заботы
На озере здешнем
Крылья раскинуты
Рушится вечность
Взлет. Взлет, наконец-то! Что за дело, что в этом озере вода молчит?! Застывшая, как все вокруг… манящая, как все вокруг…
Кто я?
Черные перья
Одеждою служат
Черные крылья
К замку несут
Какая прекрасная крепость!
Тол-ин-Гаурхот – имя мое,
Тол-ин-Гаурхот – счастье без меры
Для тебя, о отрок пытливый,
Для тебя, о смелая дева,
Для тебя, заплутавший путник,
Для тебя, человек, ставший зверем…
Уж готова веселая чаша,
Уж готово удобное кресло,
Приходи. Не печалься. Не думай.
Имя счастью известно оборотню…
Тол-ин-Гаурхот.
Теперь их уже четыре.
Живого Саурон не любил.
Он любил оборотней.
Потому что понимал их.
Тол-ин-Гаурхот.
Мертвое царство вечно живого Саурона. Великого и Ужасного.  

Часть первая  

…А капля все падала.
Падала медленно и лениво, завораживая взор наблюдающего.
В этой пещере он был один.
Король подземных чертогов, вырвавшихся на свет солнца.
Свет Лаурелина…
Не думать
А по ночам освещаемых светом Луны…
Не стоит
Любимый город.
Любимый когда-то…
Любимый сейчас иной любовью. Любовью долга. Долга Правителя.
Долг и любовь…
Как может любовь стать долгом?
Как?
А ведь казалось, что эта земля принадлежала им. Они овладели ею – не Битвой, но даром своим. Проникли до самых корней – так казалось ему когда-то…
Только вот Корни Земли лежат глубже. Хоть до самого нутра доберись – там, где ярость огня не может сдержать даже Отец Гномов.
А он ещё удивлялся Андрет – как смертные могут так заблуждаться?
Глупцом оказался. Хоть и прожил настолько больше, что в годах это мерить не стоит – скорее уж в столь чуждых Пришедшим следом тысячелетиях…
И ошибся.
А ведь они, пожалуй, мудрее. Они живут на Земле, беря в долг и долг этот отдавая. И уходят на свои Пути, оставляя за собой прожитое…
Будь проклята память…
И грусть, имя которой – Амариэ…
А капля все падала…
Теплые руки на холодных щеках. Не уходи!!!..
Тяжелая капля…
Как я мог не уйти? Как я мог не остаться?!
… Как будто она вмещала в себя всю спесь Нарготронда…
Как мог я отказать родичам
…Спесь, пришедшую с сыновьями Огненного Духа…
И тогда, и сейчас… Особенно сейчас… Эндорэ. Любимая…
…перед которой не устоял никто, даже он…
будь счастлива в Амане… Как хорошо, что тебя нет здесь… Есть только тепло, которое я унес собой, не спросив твоего согласия… есть только кровоточащая память…
…может быть, Мандос даст ответ, отчего так все получилось…
Но кровоточит она не тобой… Спасибо, любимая… Как ты мудра!
Капля летела медленно. И приближалась к камню. Неуклонно.
Он впился в нее взглядом, надеясь, что она разобьется. И вместе с ней разобьется сводящая с ума спесь, что поедала Нарготронд, обгрызала по кусочку то там, то тут, меняла в чужое лица и улыбалась призывно, маня отдаться общему поветрию и ослабить тяжесть Короны, бывшей когда-то по силам, а теперь наливавшейся свинцом…
Пожалуйста… разбейся на осколки…
… абсолютного и безысходного рабства. Создатель в плену создания…
… разбейся о камень, пролейся очистительным дождем, поща…
Нет.
Расплющилась и стекла вниз, собираясь у подножья и снова становясь самой собой. Целой.
Разбилась не спесь, а Надежда.
Вдребезги.
Раскрасневшаяся Младшая – Ариэн – вела свою ладью вниз, к линии горизонта.
Если бы он мог, он бы заставил ее убраться поскорее. Но раз уж все так вышло, пусть будет, как сейчас.
Равнодушный нейтралитет Духов.
А всё-таки хорошо, что Тол-ин-Гаурхот укутана облаками.
Таков заведенный раз и навсегда порядок в его землях.
Но сегодня красные лучи заходящего солнца видел бы даже слепой. Потому что Луна появится во всем блеске. И что кому за дело, что изначально она носила чужое имя – Тилион?
Сегодня он будет светить только для них.
И дрожала земля, готовясь принять воинов Ночи.
Единственной ночи за тридцать игрищ Возрожденного, но отчасти уже побежденного Света.
Ночи единения.
Готовы охотники.
Готовы жертвы.
“Но это ведь отряд Железной крепости!!”
“А тебе не все равно, Драуглуин?”
“Мне – да. Но…”
“Тогда о чем ты волнуешься?”
“О тебе…”
“Как трогательно… Только видишь ли, я не люблю, когда вмешиваются не в свое дело”.
“Я не…”
“Сейчас ты делаешь именно это. Неужели Тол-ин-Гаурхот притянула бы их против моей воли?”
“Прости…”
“Мне не нужны твои извинения. Я просто не хотел бы, чтобы подобное повторилось”.
“Как скажешь”.
Скорее же…
Сегодня оборотни не будут пировать. Они будут разделены Луной.
Как вовремя, однако, пришел этот отряд… Для их “вестей” вполне достаточно, если до Ангбанда доберется один. А остальные удостоятся величайшей чести – стать основою невиданного никем братства… великого праздника…
Последний луч во внешнем мире ещё цеплялся за Эндорэ, тщился удержаться за все, что попадалось на пути его медленного умирания для живущих.
Последний волколак занял свое место в молчаливом кольце, завернувшим все тропы к подножию замка, ожидавшим начала конца и начала…
Молчаливыми тенями выплывали из окон эльфийской крепости не-живущие.
Те, кто по сути своей приходились братьями живым.
Те, кто светом Луны обращались в создания гордого мрака…
Два кольца сливались в одно в сером тумане.
Одно стремление. Ожидание одного…
Во внешнем мире вскрикнули звезды, возвещая, что солнца не будет сегодня…
И вскрикнули те, кто соединились кольцами в ожидании Вожака.
Жизни лишится сегодня почетно,
Жизни лишится сегодня разумно
Тот, кто на нашем пути оказался,
Тот, кто основою братства пребудет…
Выйди, вожак, отзовись, появись…
Безмолвие.
И он слышал, как шелестят сухие листья под теми, кто спешил уйти… что из того, что ещё вчера это были – свои?
Сегодня чужие все.
Все, кто не стая.
Останься в крепости, лебедь,
Тешься вином и песней,
Не слушай ночные бредни,
Завтра мы все вернемся,
Сегодня мы вас забыли…
И опускаются крылья – руками.
“Останься, сегодня нельзя. Сегодня день стаи”.
– Сегодня день стаи, Тхурингветиль. Я не могу остаться.
– У меня важные сведения.
– Какие? Что Берен ушел в Дориат? Я это и так знаю.
– Откуда?
– Ленти проводила его.
– Почему же она ничего не сделала?
– Она сообщила ближайшему отряду.
– И все?
– Она не воин.
– Почему ты не выслал волколаков?
– Те были ближе. Я не мог предположить, что двадцать воинов могут упустить одного.
– Берен хорошо скрывается…
– …и Ленти показала им, где именно. Она сделала все, что требовалось от нее.
– Как этот человек мог пройти сквозь Завесу?
– А не все ли теперь равно, Тхурингветиль? Пока он там – он не опасен.
– Ты мог бы…
– Пойти за ним вслед? Сам? Не смеши меня. Ты закончила допрос?
Ей вдруг становится холодно. Очень холодно.
– Я не…
– Я заметил. Твоя преданность делу мне нравится. Но не тогда, когда она нарушает мои планы. Я не должен давать тебе отчет.
– Тхау, я не…
Серые глаза с багровым дном пронзают ее насквозь. Кажется, что вот-вот холодные камни окрасятся алою кровью. Ее кровью…
– Закат вот-вот закончится. Мне пора. Я и так уделил тебе много времени.
– Подожди! Берен – это не главное…
– Потом.
– Знаешь, я никогда не видела ничего подобного… – ее тон становится заискивающим. Глаза упорно смотрят в пол.
– Пошли со мной. Если хочешь. Но это может быть опасно. Даже для тебя. Я знаю твою любовь к крови. Но сегодня ее может и не остаться.
– Я бы посмотрела…
– Смотри моими глазами.
– У тебя глаза… волчьи.
– Тогда оставайся. Или лети. Но сегодня даже я не смогу защитить тебя. Сегодня все, что движется – дичь…
– Ты же можешь приказать!
– Могу, – волчий оскал.
Началось… делай что хочешь, я не в ответе… но не жалуйся потом, бродя по Тол-ин-Гаурхот бессильным видением. Я умею обращаться с призраками. Хочешь себе такой доли, ставшая этой ночью чужаком в Крепости Властелина?
– Но не буду.
– Как ты смеешь?..
Огромный волк, подобный сгустку тумана. Волк даже в Незримом. Он готов к прыжку в братство.
– Выпей вина. Отдохни. Тебе не будет скучно. Иди к остальным чужакам. Не становись врагом, – очень мягко.
Она поняла. И отошла от окна.
Волки не знают дверей.
Они торопились, как могли. Могли бы взлететь – полетели бы.
Домой…
Дюжина орков. Десяток Детей Солнца.
Было одиннадцать. Только один вдруг метнулся в сторону и пропал.
А потом они нашли башмаки. Хорошо бы, чтоб сумасшедшего волколаки съели. Бывает же такое. Тем более что рядом – ясный отпечаток волчьих лап. А чуть ближе – словно волк пронесся по следу человека. Только лапы у него слишком большие.
– Ну, крупный был.
Цепочки следов ступней с длинными когтями…
– Дык, этот полудурок никогда ногтей-то не стриг! Я всегда ему говорил: смотри, в орка превратишься!
Общий смешок. Хруст под ногами.
Лжешь. И все это знают. Но пусть лучше ногтей не стриг.
– Поговори там! Вы, все! Будете шуметь – станете мертвецами. Призраками. Хотите?
Надо же. То все жалуются, что орочий язык не понимают, а тут – поняли. Хотя здесь, пожалуй, я бы тоже… по-эльфийски заговорил. Хоть по-сумашьи, хоть по-квиндийски…
Выберемся – и заговорю. Ей-тьма, заговорю. Если надо будет…
Тишина. Ни ветерка, ни птичьего гомона. Только листья под ногами хрустят.
Сколько себя помню – здесь всегда листья сушеные. Хоть весна снаружи, хоть лето, хоть снег пляшет…
Успеть бы до сумрачного тумана… немного же осталось…
Опять следы.
– Кругами он, что ли, ходил? Голодный остался?
– Заткнись – кому сказано?
Это ж мы кругами ходим… кольцами…
Да разве прыжок это?
Полет. Парение.
Волку нельзя. Ему – можно.
Серый туман над землею скользит…
– Ты что разлегся? Я что, привал объявил? А ну, вставай!
Самого бы себя уговорить… для начала.
Серый туман Единеньем горит…
Тишина. Даже листья не шелохнутся.
Некому их ворошить и топтать…
Серый туман на пути усыпит…
Солнце! Не любил тебя никогда. Отгораживался. Рукой закрывался.
Останься, а? Мы поспим под твоими лучами. А потом пойдем дальше. И ты укажешь нам путь в Страну Мрака, правда ведь? Мы ж не чужие тебе… При тебе проснулись…
Серый туман в забытье поманит…
ЕДИНЕНЬЕ И БРАТСТВО!!!
Вожак стаи метнулся, разорвав кольца.
Они проснулись не при солнце.
Они проснулись, когда над Тол-ин-Гаурхот пронесся вой.
Не тоскливый.
Победный.
Вой стаи, собравшейся на общую охоту.
Потому что сегодня всех породнил свет Луны.

* * *

– Что такое день стаи?
– Я разве не говорил?
– Нет. Все знают, что что-то происходит. Никто не знает – что.
– А зачем?
– Что – зачем?
В Тол-ин-Гаурхот настало утро. Хмурое утро, такое же, как и всегда. Висят в небе то ли облака, то ли тучи – не разобрать. Лежат сухие листья.
Воздух не движется. Не колыхнется.
Что было вчера – не забыто. Стерто.
Все как всегда.
Было, есть и будет.
Только листья кое-где – не желтые, а бурые. Да волколята в родительских подземельях в кои-то веки спокойно лежат по местам и старательно грызут человечьи и орочьи кости. Взрослый бы предпочел голод такой пище, а они очень довольны, потому что не знают вкуса мяса и крови. Пока.
– Зачем знать?
– Мне, например, просто интересно. Хотя ты, наверное, уже позабыл, что это значит.
– Я не жалуюсь на память, Тхурингветиль. Да и что тут интересного?
Просто праздник. И все.
Спасибо тебе, Солнце! Спасибо! Я знал…
Маленький человечек с дикими глазами бредет по дороге. На ней нет листьев. И солнца не видно. Темнота.
Темнота, в которой все можно разглядеть, если очень постараться. Не то, что в тумане…
Я выбрался!
Волколак, раненный командиром. Падающий навзничь с кривым ятаганом в груди. И достигший земли тем полудурком, который не стриг ногти.
Интересно, а что такое ногти?

– Такой праздник, что ты не можешь выслушать Слово Властелина?
– Он простит мне это, не так ли?
– Кстати, вчера через твои земли проходил отряд Крепости.
– Да? Надо же… не заметил…
– Более того, он до сих пор не покинул Тол-ин-Гаурхот.
Улыбка. Самая обаятельная.
– Здесь не было никакого отряда, – очень мягко.
Она хочет возразить – и замирает.
Маленький человечек с дикими глазами бредет по дороге.
Мы напали на след самого ценного из Младших, Властелин. На след Берынха. Он скрылся. Не смогли преследовать дальше. Наверное, он ушел в земли квиндов, которые заморочены…
Человечку уже нечем интересоваться. Он превратился в послание.
Такие оборотни тоже бывают. Но они не остаются в замке.
Не-живущее – не значит неодушевленное.
– Хорошо, не было. – Пауза. –И все же – почему?
Она предлагает сделку. Ее удовлетворенное любопытство в обмен на не-рождение новой легенды о Тол-ин-Гаурхот.
Отряд все равно казнили бы. За такое невероятное упущение того, кого приказано было не упускать.
Так что можно на сделку не идти.
Но Тхурингветиль – тоже оборотень. Она поймет. Уже понимает. Пьет вино, а мечтает о крови.
– Ты же знаешь единственное настоящее колдовство Тол-ин-Гаурхот. Все, кроме своих, становятся оборотнями или неживыми.
– Неудивительно. Твоя крепость – такой же оборотень, как и ее хозяин.
– И его гостья.
Они улыбаются друг другу с пониманием.
– Но все обращаются тогда, когда им вздумается. А вот волком можно стать только в полнолуние.
Она удивляется. Это ясно читается на ее лице.
– Я не знаю причины. Возможно, узнаю когда-нибудь.
– Странно, что ты – и чего-то не знаешь! – насмешливо.
– Я же не Эррху, – вполне серьезно.
– Не сомневаюсь. Иначе ты не был бы помощником Властелина.
– Помощник? Я его слуга, Тхурингветиль. Всего лишь слуга…
– Он считает иначе.
Маленький человечек с дикими глазами бредет по дороге, не замечая, что она кончилась, не слыша окриков стражи…
Его разум сжался, как высохшая кожа.
В нем осталось только несколько слов.
Когда человечек произнесет их перед Троном, не останется ничего.
Что есть послание? Ценность.
Что есть доставленное послание?
Мусор.
Его можно выбросить. Или сжечь.
– Значит, те оборотни-волки, кому не посчастливилось увидеть Полнолуние в Тол-ин-Гаурхот, становятся не собой, а мертвыми? И ты с этим миришься?
– Нет. Разум их становится только волчьим. Тело остается человеческим. До первого их истинного полнолуния. Иначе я бы не смог это терпеть. Только в эту ночь волколаки и оборотни могут соединиться. И в охотничьей пляске, и в жизни.
– Но почему – именно они?
– Во-первых, я знал их командира.
Она явно удивляется.
– Я понятия не имею, что с ним произошло сейчас, но когда-то Горх был неплохим воином. И служил верно. Я не хотел, чтобы его смерть была позорной.
– Но он заслужил этот позор.
– Не тебе решать, чего он заслуживает, Тхурингветиль.
– И не тебе! – Она злится. Сложенные за спиной крылья подрагивают, и яркий красивый рот уродуют растущие клыки…
– А во-вторых, ты же знаешь – сюда нет пути живым. Они подошли слишком близко. Кстати, среди них оказался один оборотень. Оборотень-волк. За эту ночь он успел стать собой, сплясать брачный танец с волчицей и умереть.
– Умереть?
– Слишком быстро все случилось. Он не успел закрепиться. Но был по-настоящему счастлив.
– Странное счастье.
– Отчего же? Обыкновенное.
– Короткое.
– Его убила жертва. Такое бывает достаточно редко, знаешь ли… Да, Тол-ин-Гаурхот надолго запомнит эту охоту…
Она успокаивается. Клыки снова прячутся в ярких пухлых губах.
Не стоит злить хозяина Тол-ин-Гаурхот. Слишком опасно.
Но когда-нибудь Тхаурон совершит ошибку. Все ошибаются.
Он окажется у самого края бездны. Бездны гнева Властелина.
И тогда найдется множество рук, чтобы столкнуть его вниз. На самое дно.
Главное – не упустить момент, когда первый помощник пошатнется. И успеть добить. Пока гнев Властелина не остыл.
– Теперь понимаю. – Пауза. – Их все равно бы казнили.
А за окном – туман. Вечный туман.  

* * *

Слухи до людей доходят быстрее, нежели вести – до эльфов.
То-то разговоров было на рыночной площади!
– Говорят, в Дориате – большой скандал… – рыжеволосая и маленькая.
– В Дориате? – русая.
– Ну да! Нет, любезнейший, это яблоко не кладите – слишком зеленое, – продавцу, разумеется. – Говорят, что Берен попросил руки эльфийки! Дочери Короля Тингола!
– Бред. Зачем ему это? – фыркает черненькая, забыв про то, что чем дольше длится разговор, тем дальше момент покупки ее яблок.
Вокруг собирается толпа, и отвергнутое яблоко падает на землю. Его никто не замечает.
– Тот самый Берен? Как интересно! – мечтательно произносит русая. – Говорят, за его голову Враг назначил такую же награда, как за самого Короля нашего Фингона!
– Что ты! Гораздо больше, ты не знала разве! Говорят, он убивает приспешников Врага даже взглядом! Он бы и Ангбанд взять смог, если бы не попал в сети Чар Мелиан!
– Чар Лучиэнь, вы хотите сказать, милостивая государыня! – ехидно говорит продавец.
Черненькая, хмуро:
– Никогда не поверю, что эти холодные остроухие девы могут пленить настоящего мужчину! – Она недовольно поводит плечиком. Взлетают крыльями за спиной отпущенные на волю кудри. Вздергивается чуть курносый носик, и возмущенными звездами сверкают синие глаза.
Продавец мгновенно забывает, что собирался спорить. Да и что тут спорить, в самом деле!
Сердцу милее цветы – не далекие звезды…
– Берен – не просто мужчина. Он герой, – насмешливо возражает юноша в одежде младшего воина. Ему так хорошо здесь, среди простых людей и простых забот, вдали от ока строгого начальника, который, как кажется, родился в доспехе и с мечом под мышкой – за неимением в тот момент пояса, а не из желания нарушить воинский устав, разумеется! – Ему под стать только Бессмертные!
– А Лучиэнь – прекраснейшая в Арде! – уверенно добавляет его ровесник. Как досадно, что ему не случилось ещё побывать в сражении! Он непременно совершит подвиг, и Владыка Финрод возьмет его в свои личные стражи. И он падет за честь Короля Нарготронда, спасая его жизнь…
– А ты-то откуда знаешь, что она прекраснейшая? Ты ж не разу ее не видел! Людям нет места в Дориате – и слава пресветлой Элберет за это, я тебе скажу! – шамкает беззубая старуха. Она не любит эльфов. Они лишили ее внуков… они, а не Моргот, чье имя не произносится вслух с Битвы огня.
Вассал Финрода ничуть не смущен:
– Ну и что! Зато я вчера был в гостях у родича, и там был человек, который женат на той, которой племянник дружит с мужем, который помолвлен с одной девой, которой брат недавно вернулся из дальней поездки, а в ней он часть пути проделал с одним синда, который видел Лучиэнь Соловьиную!
Всеобщий вздох зависти и восхищения.
– Говорят, Берен величав, как прежний Владыка Финголфин, доблестен, как герой Хадор Златовласый, мудр, как Тургон Гондолинский! – мечтательно произносит русая. Глаза ребенка, цепляющегося за ее подол и ждущего, когда же мама наконец-то соберется домой, вдруг загораются… он не знал своего отца. Но уверен, что Берин и в подметки не годится великому мужу из племени этого самого Хадора, погибшему на пограничной заставе…
Молнией пронесся отряд воинов. Большой отряд.
Рыжеволосая сникает. Он даже вслед не обернулся – а ведь всегда чувствовал, когда она рядом… Что за беда пришла в Пограничье?
– Мама, я хочу с ними!
Русая прижимает сына к себе крепко-крепко. Время летит так быстро… И малыш, которому сейчас лишь пять Больших Солнц, может уйти во мрак, как и его отец…
Она уже не думает о достоинствах славного Берена, сына Барахира из рода Беора…
Молчит площадь.
Одно утешение.
Если из Мрака опять польются реки огня, они об этом узнать не успеют.
И площадь опять наполняется звуком голосов. Что толку думать о смерти? Она все равно рядом…
– Говорят, что Тингол послал Берена за эльфийским сокровищем… – язвительно.
– Что, не рад Король Дориата такому зятю? – насмешливо и почти злобно. “Они лишили меня внуков…”.
– Может, и не рад… но Берен – не простой человек. Может, получится у него то, что не получилось у нолдор?! – “ну почему мне не случилось ещё побывать в сражении? Говорили бы сейчас не о Берене – обо мне…”
Только русой нет.
Ушла.
Что толку, что она – из племени Халет? Она не герой. Она женщина.
Она хочет, чтобы сын ее остался жив.

* * *

Ободранный человечек бредет по дороге...
“Ты принесешь мне С-сильмарил.”
Его голос, как голос всякого эльфа, певуч и звучен – отчего же в ушах – шипенье?
Словно гадюка выползла погреться на солнышке...
А солнца нет...
Пресветлый Дориат... накрытый тенью...
Да брось. Не может такого быть...
Он просто не хочет отдать за тебя Лучиэнь. А будь ты эльфом – захотел бы для единственной дочери такой доли?
Лучиэнь... Ее волосы, в которых воплотилось ночное небо...
Ее голос, который заставил его пробудиться от долгого сна...
Он столько лет был местью. И только дочь эльфийского короля смогла напомнить ему, что он – человек.
Ободранный человечек бредет по дороге...
Человечек ничем уже не интересуется. Он превратился в стремление.
Такие оборотни тоже бывают. Но как мало нужно для того, чтобы они обратились в людей!
Она была тем соловьем, чья песнь выводила меня из вечного мрака... Я снова увидел Свет Солнца, затменный до этого смертью...
Зачем он показался?! Зачем заставил птицу обратиться в девушку?
“Ты принесешь мне С-сильмарил...”
Он – ее отец! Он – Король потаенного королевства! Я не могу нарушить его волю!
Он стоял точно так же, пробужденный от сна сновиденьем...
Он сказал это, потому что хотел Лучиэни достойного мужа...
Он сказал тогда, что нет силы на свете, любовь сразившей, превозмогшей...
Я смертный! Не сольются в дорогу единства пути двух народов!
А разве сам Тингол заботился о вечности, сжимая в объятьях предвечную майэ?
“Ты принесешь мне С-сильмарил…”
Кого ужалит гадюка? Тингола? Или меня самого?
Оборванный человечек бредет по дороге, не замечая, что она кончилась, не слыша окриков стражи...
Его разум сжался, как высохшая кожа...
В нем осталось только несколько слов.
”Лучиэнь. Сильмарил. Финрод. Кольцо”.

Разум знает, за чем он идет по дороге.
Но язык позабыл, как выразить словом усталые мысли...
И натянуты луки для тех, кто дар речи утратил
Кто пришел в Скрытый город незваным, чужим и безмолвным
Ибо много разведчиков вражьих крадется по землям,
Под обличьем людей и деревьев, зверей или эльфов...
Даже бабочкам ныне чужим в Нарготронде не место...
Как дрожит тетива! Почему? Пищит, словно комар. Да уймись ты! Что, надоело, на волю хочется?
Ну потерпи...
Негоже это – стрелять, не поинтересовавшись сперва, кого убить собираешься...
Громче, громче... писк уже невыносим.
А остальные молчат, как ни в чем не бывало. Словно и не замечают ничего.
Погоди... уж не предупреждаешь ли ты меня о чем-то, друг верный?
Как давно я не слышал твоего голоса?
Или не хотел слушать?
Глаза невольно впиваются в бредущего оборвыша с высоко поднятой рукой. Вот ведь дурень – если шпион, отчего не спрятался, если гость – отчего имени своего не назвал?
Идет спокойно. Только руку все выше и выше тянет. А в руке...
– Стойте!
Смолкают луки. Словно и не притворялись мгновенье назад комариною стаей...
Ободранный человечек идет по дороге, не заметив, как смерть подышала в затылок. И как ушла она искать добычу среди Смертных.
Ибо бессмертно Стремленье.
– Эдрахил, ты с ума что ли сошел? Что ты орешь? Упустим по твоей милости этого шпиона – сам с королем объясняться будешь!
Молчат луки. Молчат стрелы.
Они сделали все, что могли.
Пусть решит судьба...
– Да ослепли вы, что ли? Или песен Тол-ин-Гаурхот наслушались?! У него кольцо Фелагунда!  

* * *

Пресветлый Дориат, в котором исчезло солнце…
И только голоса и тени вокруг…
– Как может эльфийка полюбить смертного? Как? Он не так высок, как наши мужчины, не так красив, как хотя бы тот же Даэрон! Какие менестрель поет песни – о любви! А что может этот Смертный? Как она смогла привести его сюда? Зачем она это сделала?
Эта трава здесь – чтобы по ней хоть раз прошел мой Соловей…
Лучиэнь хочет зажать уши, убежать… Но разве убежишь от себя…
– Мама, мама, умоляю, скажи мне, где он?
– Он в безопасности… пока в безопасности… успокойся…
– Где он?
– Ты ничем не сможешь помочь ему…
Ты прекраснее всех, мой Соловей, пока ты со мной, для меня не зайдет Солнце…
А она и не знала, что на самом деле все – наоборот. Это ей Солнцем стал Берен.
Ясочка моя…
Где его голос? Где его руки? Где?
Почему ты молчишь, земля Дориата? Разве я не помогала тебе освободиться от оков зимы?
Приказ Короля.
И только голоса и тени вокруг.
Дочь моя, зачем тебе смертный? Зачем?
Отец хмур. Он давно уже не говорит с ней…
Разве могу я отдать тебя – Смертному? Это все равно, что отдать тебя Смерти…
– А разве сейчас я – живу?!
Смертный удел для эльфийки не путь,
Смертный герой для Прекраснейшей – тень…
Да вы сами – тени! Тени! Жестокие тени!
А я хочу жить!!!
Смерти не место в моем королевстве
Смерть не коснется волос Лучиэни…
Мама! Неужели и ты – не со мной?! Ты должна понять!
Вечное счастье, вечный покой
Так в Дориате заведено,
Память, исчезни
Покой, воцарись,
Дочь короля, в королевство вернись…
Вы тени – только тени!
Тебе не заклясть меня, земля Дориата!
Вам не удержать меня, тени!
Смертным не место
В царстве покоя,
А я хочу жить!
Цепью завеса
Скует и привяжет
Дочь короля
К королевству навеки…
Я хочу солнца! Я люблю солнечный свет! Почему он померк для меня? Где ты, Солнце мое? Где ты, Берен?!
Вечно живущая
Плоть Дориата
Горькую память
В видение спрячет…
Вы– тени! Всего лишь тени!
Земли, хранимые вечною Силой
Благословеньем живущим послужит…
Вы – не-живущие! Вы слышите?!
Не слышат. И не услышат. Никогда.
Дерзкий пришелец пусть сгинет во Мраке,
Память исчезнет, видением станет…
Вы – тени!
А я хочу жить!
Тебе не заклясть меня, земля Дориата!
– Тебе надо жениться, брат.
– Зачем?
– Ну как – зачем? Чтобы был наследник…
– Ему нечего будет наследовать, сестра…
Нитью – связь…
Из зачарованных земель – в зачарованные земли…
Связь двоих златокудрых, сцепленных общей кровью.
Кровью. Но не судьбой.
– Я не хочу жениться просто так… Законы Эльдар…
– Какие законы, брат? О чем ты? Сколько раз нарушали их в нашей семье?
Любовь, затменная новой любовью…
Душа к душе, без правил и без мучений, и только Свет Древ – свидетель бесчисленным клятвам…
– Может быть. Но я не хочу.
– Ты – не просто эльда, брат. Ты правитель…
– Правитель города, который перестал быть моим!
– Верни его!
– Не могу. Поздно.
– Если ты – о наших старших родичах, то я могу попросить Тингола…
– Не вмешивайся, сестра!
Как давно никто не смел говорить с ней – так!
И посмеет ли – когда-нибудь?
Но сейчас нить дрожит и вот-вот оборвется…
– Прости… Я не хотел… Но для тебя твоя судьба – это твое королевство. Для меня – уход от него.
– Ты не сможешь убежать от своего долга.
– Моя жизнь – это моя жизнь, сестричка. Ты не можешь одолжить мне свои глаза, чтобы мне смотреть на мир так, как ты хочешь…
– Если бы могла – одолжила…
Как же ей больно, оказывается… Сестричка моя, я и не знал, что ты тоже помнишь о боли!
– Пообещай мне подумать над этим.
Все ещё можно изменить. Поверь. Пусть судьба уходит прочь.
– Судьба Эндорэ? Сестра…
– Мне все равно, чья это судьба! Ты мой брат! Я не хочу потерять тебя из-за Срединных земель, которых мы так жаждали когда-то!
– Жаждали? Мне казалось, что мы хотели жить здесь. Страдать здесь. И умереть – здесь.
Не уйти от судьбы, нас от гибели спасшей…
– Умереть?
Не уйти от судьбы, нашей гибели ждущей…
– И умереть тоже.
Запуталась нить. Затянулась узлом, который можно только безжалостно оборвать… Ибо не хочет узор стать единым, как было когда-то…
– Финрод?!
Нет ответа.
Нить оборвалась.                                      

Пора!
Тишина. Только колышутся занавеси в окне.
А ему страшно.
Нет, не страшно! Помощник Владыки не может бояться…
И все же…
Сегодня это должно случиться.
А если – нет?
Тогда не случится ничего.
Только надежда развеется вместе с этой ночью – в лучах проклятой посланницы Амана.
Пора!
Зов становится нестерпимым…
А туман синеет – прямо на глазах.
Колышутся в окне занавеси. Стать бы такой занавеской. Только на эту ночь.
Пусть все решится без меня…
Пора! Пора! Пора!
Сияют окна. Слышен звон бокалов.
Оборотни пируют. Как всегда.
И только мечется по комнате огромный волк, боясь ринуться наружу, туда, откуда доносится крик о помощи…
Он не идет. А ей больно.
Она не выбирала этот путь. Она – охотница. Не мать.
Если бы не те глаза, сверкнувшие в тумане, подобно молнии…
Если бы не тот оборотень, молнией сверкнувший в ее жизни – и ушедший во мрак. Навсегда.
“Ушел он во имя ночного безмолвного братства”…
Поэтому она сейчас корчится на земле в муках. И никогда больше не будет Полнолунной пляски.
Для нее.
Туман снаружи сгустился – и серым облаком из него метнулся вожак.
“Сейчас, сейчас…”
Теплый туман окутывает ее тенями печали…
Ему кажется, что он жил ради этого.
И ради этого сейчас ее пасть раздирает крик безумной боли…
Тол-ин-Гаурхот сияет
В горькой тени лунных бликов
Шар луны сегодня темен –
Начинается охота…
Единение и братство!
…И ее тело разрывается на части, стремясь поскорее дать дорогу не-жизни…
Будет славная добыча,
Будет пир и будет пляска,
Будет вой победы славной –
Это счастье волколачье!
ВОТ ОНО!
В его руках – теперь уже руках – волколенок. Мокрый. Сколько он перевидал таких за свое бессмертье!
Визг волчицы стихает.
Она открывает глаза.
Вожак не замечает этого. Он пристально всматривается в детеныша. Тот странно спокоен. НИ звука, ни визга…
Волчица устало ложится на камень.
Я не мать. Мне все равно.
Показалось? Нет?
На руках – человечек. Совсем маленький. Улыбается…
Волколенок. Хватает подставленный палец…
И сжимает его красными губками, красными, как волчьи ягоды…
СВЕРШИЛОСЬ!
Это – уже второй.
Значит, то была не случайность.
СВЕРШИЛОСЬ!
Писк переходит в плач… Человеческий плач…
Это – уже второй.
Уже второй оборотень, который не станет следить за ущербной Луною, жаждой томимый ночей ее силы и славы…
Владыка уходит в незримое, пытаясь поймать дорогу будущего… Ради этого – стоит…
У малыша будут серые глаза, когда он вырастет. Глаза, которым туман даст силу.
И белые волосы. Напоенные светом Луны.
Дитя Тол-ин-Гаурхот! Драгоценное дитя!
Волчица может продолжать охотиться. Если захочет.
А может остаться и ждать свою долю в пещере…
А может плясать под Луной на глазах у собратьев…
Никто не осудит. Она родила Тол-ин-Гаурхот оборотня,
Который не станет следить за Луною, мечтая о ночи,
Когда Единенье наступит души и обличья…
Когда Вожак ушел, унося на руках Дитя Тол-ин-Гаурхот, ее подруга спросила:
– Тебе не было больно?
– Больно? – она удивляется. – Нет. Я была на охоте…
И ее глаза светятся от счастья.
Она побывала на главной охоте, когда Луна пошла на убыль! Есть чему завидовать…
В ту ночь Луна над Тол-ин-Гаурхот не свернулась кругом, приветствуя появление второго Сына Тол-ин-Гаурхот.
Но одно облако стало белее, нежели прочие.
И наблюдатель – будь он поблизости – невольно сравнил бы это облако с волколаком.
Или с оборотнем.
Он вцепился Луне в бок.
Следующей ночью небесный волколак отгрызет от лунного серпа ещё кусочек.
Приближая тот день, на исходе которого
Ночь воцарится.
Та ночь.
Единенье и братство!

* * *

Судьба…
Она никогда не стучит.
Не предупреждает, что вот-вот появится.
Она менее требовательна, нежели самый скромный гость.
Ей не нужно вина, угощений и даже песен.
Ее не выгонишь, когда захочешь остаться один…
И перед ней нельзя захлопнуть дверь, презрев правила вежливости.
Она просочится сквозь щели безмолвным туманом
Она схватит тебя за горло.
И будет душить, пока ты не исполнишь того, что она задумала именно для тебя…
Судьба, словно вор, прокрадется сквозь разума стены…
Ты не можешь защититься.
Особенно если судьба заключит нерушимый союз с твоей собственной клятвой.
Обратив ее в то, чем она не была изначально…
Бежать от судьбы ты не сможешь. В кольцо обратятся
Любые дороги, которые мнятся спасеньем…
Многие души пытались найти тот замОк, что навечно запрет их владения от беспощадного натиска рока…
Он не будет этого делать. Он готов. Он ждет.
Он жаждет, чтобы судьба пришла за ним.
А она не приходит.
Может быть, это против правил придуманной ею забавы?
Никто не знает, в чьем облике она явится.
Луч ли последний,
Любовь ли чужая,
Враг ли жестокий
Иль друг самый лучший,
Чья-то дорога с твоею сомкнулась…
Дом твой пристанищем стал незнакомцу…
Родич вдруг стал незнакомца чужее…
Утром споткнулся ты. В яму свалился.
Король Нарготронда улыбнулся. Про себя.
И все же где она – судьба?
За кем она ходит по пятам, пряча до времени свой страшный лик?
Почему она ходит за кем-то, если так нужна здесь?
Если так нужна мне?
Судьба любит менять лица. Любит прятаться в тенях знакомых тропинок жизни.
Бесконечных дорог, что узлом обернутся
И сойдутся в кольцо, когда час твой настанет…
Его окликнули. И голос судьбы прозвучал столь знакомо и обыденно, что Финрод не узнал долгожданную гостью.
-Мой король, к тебе пришел какой-то человек. У него твое кольцо.
Не будь Финрод так занят своим ожиданием, он бы никогда не сделал этого.
Не унизил бы так смертного.
Не позвал бы его сюда. Предстать перед собранием эльфов – таким, каким он был сейчас.
Король дал бы ему придти в себя. Опомниться. Попить и поесть – наконец-то. Сменить заскорузлые тряпки на одежду.
Финрод не знал, каким был смертный.
Финрод должен был знать, каким он был.
Не обвиняйте судьбу! Она не виновата в том, что вы не так смотрите...
Король Нарготронда продолжал думать о своем. Продолжал не узнавать.
А вопрос был так естественен!
– Кто ты?
– Берен.
Мог бы не говорить ничего.
– Откуда у тебя мое кольцо?
Оборвыш явно удивляется. Столь явно, что на лицах эльфов появляются улыбки. И Король подземных чертогов первый раз в жизни жалеет о том, что его взгляда и его неудовольствия никто не боится...
– Ты дал его моему отцу, владыка...
Глаза в глаза. Молча. И сдержанные улыбки вдруг обращаются волчьим оскалом.
– Ты – сын Барахира?
– Ну да...
Запотевшие окна в лице пришельца вдруг становятся – глазами. Серыми глазами. Обыкновенными.
– А я не похож?
Надо же, как страшно искажается лицо, когда пробуешь улыбнуться. Если долго этого не делал.
– Я просто даже не думал...
– А я думал. Думал всю дорогу. Думал о тебе.
Разве судьба скрывает свой лик?
Разве не видел знаков ее?
Если не смотришь – зачем же винить
В злобе судьбу, что пришла навестить
Утомленное скукой сердце твое?
Владыка так удивлен, что не может сделать самого разумного.
Не может отослать всех – и поговорить наедине с пришельцем.
– Зачем?
– Ты можешь мне помочь. Мне так кажется.
Надо же, как губы быстро привыкли к хорошему. Уже научился улыбаться.
– В чем?
– Мне нужен Сильмарил.
Какой безмятежный голос. У безумных не бывает таких голосов.
Король Нарготронда пока еще искренне думает, что это шутка.
Искренне.
И вдруг поднимается над собой. Поднимается над троном. Поднимается над Нарготрондом.
И воочию видит тень, нависшую над совершенно чуждым ему городом.
Потемневшее вдруг лицо Келегорма.
Всего-то.
А вот сейчас было бы самое время восстановить должный ход вещей.
Только нет его, этого времени. Уже нет.
– Сильмарил? Всего лишь?
Судьба может шутить с тобой.
Если захочет.
Но ты не можешь шутить с судьбой.
Справедливость? Можешь о ней забыть.
Навсегда.
– Нет.
Взгляд смертного становится окончательно разумным.
– Король Дориата потребовал только Сильмарил. За Лучиэнь. Совсем немного. За нее.
Я так ждал тебя. Но как я мог знать, чей облик ты примешь?!
Ободранный человечек. Со взглядом героя.
Он роняет слова. Тяжелые слова.
И они золотыми листьями падают на мраморные плиты.
Как все легко, когда решили – за тебя...
– Почему ты пришел ко мне?
Уже серьезно. Все слишком серьезно. Иронией не отделаешься. Не заслонишься.
– Я топтал орков, как грязь под ногами. И буду топтать. Но между мною и моей Лучиэнью стоят не только орки, – со вздохом.
И вдруг ясный взгляд снова тускнеет.
Не от тумана.
От слез.
– Эльфы сведущи в магии. Мне она непонятна.
Я знаю, что прошу о многом, если не обо всем. И все же...
Помоги!
Камнем. Камнем на самое дно души. Сквозь тысячелетия жизни – в самое начало, в самую суть...
И камень, брошенный смертным, достиг дна.
– Хорошо.
Он ждал этой встречи. Так долго ждал.
Но не знал, что судьба придет – так.
Ободранный человечек. Со взглядом величайшего из героев. Готовый сразиться со всем миром за свою любовь.
Его любовь.
Не мою.  

* * *  

* * *

личина не суть
личина не жизнь
личина лишь маска
личина лишь образ
личина лишь щит от недоброго взгляда
личина спадет по приказу как только
минует причина созданья личины...
личина не жизнь,
личина не суть
личина лишь маска
личина лишь образ
тело впитало
душа отвергает
и маска спадет
как только минует
причина личины
скрывающей суть

Берен молчал.
И молча жалел, что проснулся.
Он не заметил, как минуло время. Заметил лишь вдруг, что жестокого лика Владыки земли потаенной уж нет пред глазами – а есть Фелагунд, для которого клятва священна.
И солнечный свет, что неволил глаза в Дориате, смягчился в объятьях пещерного мрака.
А что было между – Берен не помнил совсем.
Отчего же теперь каждый камень ложится под ноги? Отчего человек обратился обратно в Охотника, который не думает ни о чем, кроме добычи?
Даже о ней, что дороже всего для сердца?
И когда ворота растаяли вдали, поглощенные непонятной дымкой, Берен не выдержал.
– Мы так и пойдем – открыто?!
И осекся, глядя на сжимавшую кривой ятаган орочью лапу.
Хриплый смешок – рядом.
– Что, не узнаешь?!
Он поднимает голову – и видит вокруг орочьи морды.

Они все-таки добрались до меня... Недаром боялся я чар...
Когда это случилось?
Кого я видел – эльфов или колдовские тени?
Вот почему я не помню в Нарготронде ничего, кроме пещер...
Вот почему я возненавидел солнечный свет...
А что, если любовь моя – только сон? зачарованный сон... И не было никогда на земле Лучиэнь из Дориата?
И занесенный над головой бывшего Владыки Нарготронда меч выпадает из рук Смертного. И достигает земли прежде, чем вытянутое стрелой тело. Которое не захотело разделить страдания души...

– Он что? Порождение Врага?
– А я ему поверил... Надо было тогда не вмешиваться... Ведь он бы убил...
– А по-моему, он нас за орков принял. Испугался чуть ли не до смерти...
Финрод поднимает голову – и разговоры смолкают.
“Надо же! Стоило потерять корону – как мое недовольство стали воспринимать всерьез”.
Какой ужасный сон!
Обернувшийся явью...
И меча – уже нет...
Будьте вы прокляты, чары Врага, победившие там, где оружье бессильно!
Как жить человеку в этом мире, если ничего не стоят ни доблесть, ни умение, ни ум, ни сердце, ни дружба, ни верность? Или все это – пустые мечты, порождения Мрака?
НЕТ!
“Даже если весь мир обратился в ничто – я еще жив! И знаю, кто я есть!”
Берен смотрит противнику прямо в лицо – и замирает.
У орков не бывает таких глаз.
Даже когда они смотрят прямо на солнце – свет в их мертвых зрачках столь же отвратителен, как они сами.
Затхлый свет. И не поймешь, что это означает, пока сам не увидишь...
Капля чистейшей воды болото рекой не сделает...
– Ты что? Это же просто личина. Ну... как одежда с чужого плеча, понимаешь? Я раньше не делал этого с людьми, а то предупредил бы... Вставай, Берен. Нам идти надо.
Хриплый каркающий голос.
Ну и пусть.
Берен улыбается – и орочьи морды вокруг морщатся в ответных оскалах...
– Вот уж не думал – не гадал, что певучий язык Высоких может звучать настолько противно!
Дружный хохот доносится до стражей Цитадели.
Ну, точно лишились разума... все сразу...
Наверное, тот смертный – и не смертный вовсе. А лазутчик вражеский.
Хорошо, что все обошлось.
– Глядеть в оба! Времена нынче опасные! если кто пройдет из незваных – стрелять без предупреждения!
Насмерть.

Тишина. Лишь клубится туман, завернулись кольцом все дороги...
Даже звон бокалов не нарушает безмолвье. Лишь делает более зримым и плотным.
Оборотни пируют. Когда волколак, почти полностью съевший Луну, заберется повыше – то добавятся рыки и клекот проснувшейся сути...
Лишь безмолвная стража беззвучье свое сохранит.
И никто, кроме хозяина Тол-ин-Гаурхот, не слышит эльфийской воинственной песни, что сердца наполняет отвагой и радостным пылом.
Защитники Тол-Сириона улыбаются, и гордые лица их светятся так, словно их обладатели – живы.
Но для живых этот свет – не спасенье, а горе...
Союзник тумана и чар. Родич страха и смерти.
Прекрасные лица теперь – лишь личина, не ставшая сутью.

Не противься, доблестный воин,
Не кончается смертью битва,
Не вернутся обратно в ножны
те мечи, что сражались смело,
Разве горе, что враг вам родич?
Ведь родство скрепляется кровью.
Вы же ныне – туманные тени,
Не удержат стены и клятвы,
Не удержат стоны и слезы,
Не удержит совесть и сердце.
Разве может быть большее счастье,
для того, кто рожден для боя?
Поднимайте прозрачные кубки,
окунитесь в объятья тумана,
Пойте песни и радуйтесь ныне!
Отдохните в прекрасном замке,
Тол-ин-Гаурхот – ваша крепость,
Тол-ин-Гаурхот – ваша битва...
Имя счастья известно призраку –
Тол-ин-Гаурхот ...  

* * *

А в небе рвутся звезды.
Или это только кажется?
Или – таков мир для орков? Мир, где небо должно быть темным и цельным в этой темноте?
Как хорошо быть человеком…
Как хорошо видеть мир – единым. Как хорошо не думать, что ты видишь лишь занавес… а если удастся его приподнять, никто не обещает, что перед тобой – подлинная суть вещей, а не ещё один кусок ткани…
А лезвие кинжала сияет так ярко… Странно, что орки спокойно сидят у костра, не замечая безжалостного блеска…
Я делал это тысячу раз…
Все так просто…
Короткий взмах…
И сияния больше нет.
Только кровь.
Липкая она.
“Волосы у них грязные… До отвращения”.
Отбросить то, что было живым – подальше.
Нет.
Не отбросить.
Опустить на землю – очень аккуратно.
Без шума.
Я делал это тысячу раз…
Шаг. Другой.
Стопа расслаблена.
А ты сам – напряжен…
Я делал это тысячу раз…
“Интересно, зачем им костер?”
И все же на этот раз все по-другому…
В тени деревьев – тени друзей…
Они выступают из мрака… И у каждого – своя цель.
А те, у костра, и знать не знают, что они цели… А через мгновение станут мертвецами…
Миг – и хриплый орочий смех переходит в рев, чтобы стихнуть…
Они падают со стрелами в горле, с кинжалами в груди…
И тишина наконец-то становится абсолютной.
– Ну вот… Теперь наши личины не всякий распознает…
– Берен, не обижайся. Ты ведь поверил? А мы орками по-настоящему только сейчас стали. До этого – иллюзия была.
Человек, ставший орком, пожимает плечами.
“Век бы жил без ваших хитростей…”

Влажный воздух.
Хмурое небо.
Пустота внутри.
О Лучиэнь думать нельзя. Некогда. Лишь перед сном на миг – лицо. На единственный миг.
А ни о чем другом думать не хочется.
Молчат спутники. Молчит земля.
Только костер то и дело возмущенно раскидывает в стороны искры.
Словно одна мысль у него – когда пойдет дождь?
Да деревья вокруг печально качают усталыми ветвями.
Они бы тоже заснули.
Но им мешает ветер.
А статному человеку, склонившемуся над костром, мешает заснуть его цель.
– Посмотрите, кто к нам в гости пришел!
Берен уже научился различать в хриплых орочьих вскриках – чувства.
Он поднимает голову.
На ветви – белка. Рыжая. Не очень крупная – не выросла ещё, наверное.
Раскачивается на елке, как на качелях.
И смотрит черными глазками.
Внимательно так смотрит…
А он уж думал, что всё живое давно покинуло этот лес. Только деревья остались.
Рука сама собой тянется навстречу:
– Здравствуй, маленькая.
Орки-спутники вокруг тоже оскаливаются.
Испугается ведь! Убежит!
Нет, не испугалась.
Живо попрыгала вниз – поближе.
Да она орехи углядела, оказывается!!!
На, маленькая. Ешь.
Смотрит.
Подойти не решается.
К такой когтистой лапе он бы тоже не пошел.
Вдруг – налетела, как воробышек, стащила один орех – и обратно на ветку.
Грызет.
И смотрит.
Смотрит.
А ведь звери – во время еды – не смотрят на того, кто неопасен.
И тянется к луку когтистая орочья лапа…
Это всего лишь белка…
Всего лишь?
Слишком уж разумен ее взгляд…
И туча, нависшая тяжкою тенью, вдруг ринулась вниз.
Большими каплями.
Значит, скоро станет светлее…
Белка

Всего лишь белка…
Как жаль…
– Стреляй! – рядом. Кому?
Они медлят. Никто не хочет отнять у ней жизнь, пока остается надежда, что это – лишь зверь…
– Стреляй!
Она доела орех. И не идет за вторым.
Лишь смотрит внимательным взглядом.
Почти человеческим…
– Да стреляй же! – с отчаянием.
Как я могу стрелять? Я, который убил столь многих, но не тронул ни разу невинных обитателей дикого леса?!
– Стреляй! У нее в глазах – туман! Ты не видишь?!
И мчится оперенная смерть.
Кто стал ее вестником? – Неведомо…
А белка даже не шелохнется.
Только смотрит насмешливо.
Прямо в глаз – кусок железа.
И падает рыжее тельце с уставшей от осени ветки…
Спутники затаптывают костер. Поднимают поклажу.
Ему не по себе.
И им тоже.
А что, если это – всего лишь белка?!
Рыжий комочек. На рыжих листьях.
Жертва нелепого подозрения.
И победно сияет стрела – как символ жестокости этого мира…
– Берен, нам пора! Берен!
А второй глаз – целый…
– Пошли отсюда!
…блестит, как ни в чем не бывало.
Он смотрит.
Но не видит.
Ничего.
Чавкает под ногами вода с небес.
По виду – хуже болотной.
Настолько она грязная…
Рыжее тельце скрылось из виду.
И хлещет дождь по поднятым к нему лицам…
Словно пытается смыть грязь с души.
Деревья качают усталыми ветвями. Словно жалуются на ветер.
А белка бросает стрелу прямо в небо.
Пусть найдет чью-то смерть.
Не ее.
С ветки на ветку… Протянется ныне дорога к владыке Тумана и Чар…
Не убить вам того, кто не жил…

Солнце все ниже и ниже…
Загорелось беззвездное небо.
Пока беззвездное.
С ветки на ветку… с ветки на ветку…
А дорога уже давно кончилась.
Пусть здесь нет тумана – стоит только захотеть, и он перед глазами.
Черными блестящими глазками.
– Угостили орехом.
– Орки?
– Если угостили – значит, странные орки. Потом угостили стрелой.
– Какая жестокость! – Она почти видит, как он укоризненно качает головой.
Гриб.
Мухомор.
Сойдет.
Можно съесть.  

* * *

Солнце уходит под землю, как мертвый. Сраженный железом, огнем, грузом прожитых лет иль туманом… И закрываются ставни с горестным скрипом…
– Сынок, проверь окошко на чердаке. Просто прикрыть – недостаточно. Запри на защелку.
– Да зачем?
Темной ночью тут и там
По земле ползет туман…
Окна живо закрывайте,
Крепко двери запирайте…
– Ты же знаешь о Тумане, сынок…
– Это просто детские сказки! – возмущенно говорит ребенок. Ему уже целых десять Солнц.
– Мы живем в мире сказок, которые то и дело становятся былью, – это отец. – Оставь, я сам проверю.
– Действительно, странные орки. Те либо угощают, либо стреляют. Если нет приказа делать и то, и другое…
– Может быть, они оборотни?
– Не думаю. Куда они шли?
– Наверное, к Ангбанду. Я хотела послушать их разговор, но они вели себя, как тени.
– Вряд ли это умные орки, которые способны стать оборотнями. Скорее всего, они просто…– искренний вздох сожаления.– Но проверить стоит.
– Я уверена, что к нам они не собираются… – смешок.
– Ничего страшного, Ленти. Тол-ин-Гаурхот рада приходу гостей. Особенно если они не хотят приходить…
– Мне попробовать их заплутать?
– Не нужно. Они и так в петле…

И она знает, что это правда.
Ведь Тол-ин-Гаурхот обратила к ним свой луносветный туманный лик…
– Ты все проверил? Ну, можно и спать ложиться. Благослови Эру наш сон, да хранит его Элберет звездным покровом до самого солнца…
С ветки на ветку… с ветки на ветку… На крышу.
Самое время поразвлечься в ночной темноте…
Оборотиться? Нет?
– Пустите переночевать, добрые люди!
За дверью тихо. Наконец – ответ.
– Кто ты?
– Заблудившаяся-в-ночи… так меня зовут с тех пор, как родные мои исчезли в Пламени…
– Говорящее у тебя имя…
Нельзя оставлять человека лицом к лицу с ночью, если он не воин.
Таков закон.
Восстала луна королевой средь звезд, холодеющих в сумрачном небе…
А к задвижке тянется рука.
Поворот. Беззвучный.
Это у людей скрипит что надо и что не надо.
Из чердачного окошка, настежь раскрытого, выпрыгивает белка. С крыши на крышу… С крыши на ветку…
С рассветом здесь будет смерть…
Пусть зайдет в этот дом соседка,
Постучится в окошко родич…
Пусть туман придет к этим людям,
Соберет бескровную жертву…
Слякоть под ногами замолкла.
Словно закончила есть и перестала чавкать.
Ковер из листьев – сухих и ломких.
Коричневых и красных – вперемешку.
Шаги, шаги, шаги.
И хруст.
“Смешно. Идти в средоточие тьмы, чтобы добыть хоть немного Первозданного света…
Они счастливые. Они видели этот свет.
А я даже не знаю, что это такое…
Не хочу знать”.

Склоняется ночь над землею обманчиво-ласковой тенью…
Кому – отдых и сон.
Кому – путь и ожидание смерти.
И только глаза белки – прямо в душу.
За что?
Он никогда не поднимал руку на жителей лесов… И на эту – не поднял…
За что?
Он не был… там.
Он подоспел позже.
Он лишь увидел красный от крови песок.
Он там не был…
Сверкающий клинок вонзается в товарища по играм…
Я там не был!!!
Который когда-то собирал жемчужины на берегу Альквалондэ…
Улыбка…
“У меня ещё не было розовой…”
“Теперь будет”, – улыбка в ответ.
Я там не был!!!..
Улыбка превращается в гримасу…
И жемчужный песок становится красным.
Навсегда.
За что?
Он не так смотрит.
Не так улыбается.
Эдрахил спотыкается на ровном месте. Или ему так кажется?
И вот – клинок Берена занесен надо головой Фелагунда…
“Что за чушь в голову лезет!”
Да и не улыбается смертный.
Идет себе и идет.
Смотрит под ноги…
И улыбается.
“Чушь. Я поступил правильно…”
Тень над Нарготрондом.
Тень пришла теперь.
Потому что ушли мы…
ЧУШЬ!
Падет Нарготронд к ногам Властелина,
Что Тенью своею над ним нависает…
Нас – всего десять! Одиннадцать – вместе с Фелагундом!
Орки вопят победную песнь,
Пал Нарготронд…
“Ну и воображение у тебя…”
Венец Короля – на челе Келегорма… А вот –
Падает он в темную грязь…
…Потому что Нарготронд не сражался…
Открыли ворота
Свободные эльфы,
Чтоб не было больше
Смертей и несчастий,
Чтоб радостно жили
Под властию Тени
И эльфы, и люди,
И гномы, и орки,
А имя для счастья
Узнают отныне
Все те, кто бездумно
Противился власти
Луны и туманов…
– Стойте!
Крик врывается каждому прямо в уши.
И они морщатся…
Какая странная песнь!
Странная и прекрасная…
Зачем тут – этот хриплый вскрик?
Не вскрик – стон…
Тяжкие мысли ломаются.
Как листья под ногами.
Златые.
Серое небо.
Ни ветерка.
– Не думайте ни о чем!
Где? Где мы?..
– Не думайте…
И они остаются наедине.
Король, потерявший корону.
Туман, обретший лицо.
Путники словно очнулись.
Разве объявили привал?
Они лежат на ковре из золотых листьев. Не бурых.
Серое небо. Не затянутое тучами – просто серое.
Это был просто сон…
– Надо выбираться отсюда, – Берен. Ну ее, эту белку…
А мир был юн. Его судьба не волновала никого
Из нас. Уверены мы были,
Что счастье впереди нас ждет.
Когда пришли. Когда мы уходили…
Залитый красным песок…
Нам не хватало только одного –
Над головою – звезд. А в сердце – песен.
Пиры.
Амариэ.
Песнь…
О том, что пережили мы когда-то,
О том, что гордость нашу напитало б смыслом…
О том, что мир печален, а не весел…
И земля опять уходит из-под ног.
Потому что не земля это вовсе.
Лед.
Вода, которая перестала быть водою…
И мы пришли для мести за того,
Чья жизнь жестоким мраком
Была взята… Нам помогали мысли
О будущем, что нас ждало вдали
Зачем сгорели вы, о корабли?
А мысли сбиваются и путаются. И Фелагунд поет, не понимая того, как он это делает… И зачем…
И доблесть славой обернется,
И выйдут в море корабли.
Они достигнут той земли,
Что в сердце нашем остается…
Не получается.
А туман, молчаливый и грозный – рядом.
Хорошо, что остальные пока не видят его…
Мерилом всех вещей и смыслом всех потерь…
“Я не об этом хотел петь! Не об этом!!!”
Вернуться бы к нетленному началу,
Не обагренному ни кровью, ни судьбой…
Зачем она разъединила нас с тобой?!
Он смотрит – и видит впереди Амариэ.
Не золото листьев под ногами – золото ее кос…
Ты покинул в том краю
Сладкую любовь свою…
“Она счастлива!”
Среди голых ветвей улыбается ему ее лицо…
Имя счастья известно миру…
Бред…
Что ж… начнем снова.
Зря ты подсказал мне, где именно я нахожусь сейчас…
Пусть над нами мрак и Враг…
Там, вдали, горит Звезда…
Сбился.
Не надо было останавливаться.
Пусть рифма не складывается…
Только бы петь… Всё равно, что…
Сквозь туманы и разлуки морок серой вьется пылью…
Сон тяжелою десницей закрывает очи смертью…
Заплетаются дороги кругом тяжким и унылым…
Кровь смывается лишь с плоти – камнем в сердце остается…
И глаза его спутников смыкаются.
– Вставайте! Надо идти…
Ночь над миром воссияла и туман глаза неволит…
Поздно. И Финрод уже поет вслух.
– Пусть борьба напрасна ныне,
Не оставят нас Стихии,
Сгинет мрак и темный страх…
Братьев кровь на их руках.
Серый морок горькой тенью обнимает землю эту…
Скоро станете тенями, так что к смерти приготовьтесь…
-Скоро сгинет темный ужас и придет весна, о братья! – отчаянно.
Зря заговорил об этом. В ритм попал – так станешь тенью.
Что это? Враг? Или собственные мысли?
А сердце уже бьется в такт…
Вновь Луна сияет в мире, скоро волколак великий
Вознесет над этим миром шар, наполненный любовью…
– К тем, кто жил и умер с честью!!!
К тем, кто в нежить обратился, к тем, кто здесь живет беспечно…
Тол-ин-Гаурхот отныне домом станет вам, о гости…
– Никогда сего не будет!
Здесь хозяин я. Не эльфы.
А они не слышат.
Ни того, ни другого.
Просто спят.
И каждому снится свое…
…несчастная белка…
…проклятый лед…
…друг мой!..
Счастливо живут отныне те, кто не бежал от Тени…
Те, кто крепость защищали – ныне служат ей же верно…
И поднимается над миром Луна…
Пусть туман обнимет молча тех, кто скоро будет с нами…
В крепости найдется место храбрецам и верным Клятве…
Мрак.
А вокруг – кольцо…
И горят глаза волколаков…
Чары доблестное сердце и высокий светлый разум
Обратят себе на пользу. Станут Стражами границы
Те, которым снятся ныне лишь кошмары и потери…
Имя счастья – всем известно. Тол-ин-Гаурхот пребудет
Их защитой и Святыней. И да будет так – навечно!!!
Мрак.
И из тумана навстречу выходят эльфийские воины. Знакомые, родные лица. Здесь?
Фелагунд бросается к ним…
Только их глаза смотрят мимо.
Их лица сияют светом Тельпериона…
“Не знал, что он может быть таким… мертвенным”.
Свет пронизывает их насквозь.
Защитники Минас-Тирит.
Стражи Тол-ин-Гаурхот.
“Нет!” – беспомощно.
Воины смотрят на своего короля равнодушно.
И только один – прямо в глаза.
Незнакомый.
Эльфийская одежда.
Серебристо-белые волосы.
Туманные серые глаза.
В глубине которых вспыхивает и гаснет багровый огонек.
Он улыбается.
И от этой улыбки веет холодным туманом.
– Добро пожаловать в Тол-ин-Гаурхот! Страну теней, волколаков, оборотней и вечного счастья!!!

Утро. Непривычно хмурое.
Дом. Непривычно тихий.
Мальчик открывает глаза, потягивается…
Странно…
Обычно – когда он просыпается – дом полон шорохов и шума.
Во дворе отец колет дрова.
На земляном, самом низком этаже мать переговаривается с соседками – прямо через окно. Ведь ее мужчины вот-вот потребуют завтрак… Отлучаться никак нельзя…
– А вы слышали?..
– Говорят, что…
А сегодня все тихо…
Мальчик потягивается, не замечая, что тонкое одеяло остается на месте. Что он сам лежит неподвижно, бледный и непохожий…
На живого.

– Просыпайтесь! Да просыпайтесь же! Беда!!!
Мальчик вскакивает, хватается за рубашку…
И замирает, не видя собственных рук.
И рубашка лежит на полу, как будто ее никто не трогал. Скомканный белый комок на коричневых деревянных половицах…
– Просыпайтесь, беда!
Он летит вниз по лестнице – туда, откуда доносится этот страшный крик…
Ему некогда думать о странностях этого дня…
– Умерли они все! Да что же это, Эру единый?!

Не скрипят половицы под детскими ногами…

Голосов становится все больше. Словно у отца –день рождения.
– Да как же это?! Я же с ней только вчера разговаривала!
– Успокойся, не кричи, – густой и уверенный бас. – Пойдем отсюда.
– Да как же мы пойдем?! Подруженька моя!
– Пойдем.

– Мама!
А ответа нет.
И стены смиряют отчаянный голос ребенка…
– Мама, – он уже не кричит. Он шепчет.
А мамы нет.
И он стоит посреди светлой комнаты. Один.

– Ты что говоришь? Как это – дом сжечь?!
– Послушай… Ну, послушай меня… Помнишь, вчера вечером туман был?
– Ну и что?
Она и не слушает. Ей некогда. Ее подруга умерла, ушла на Пути. А значит – нужно помочь ее телу. Чтобы оно не мешало полету души…
– Говорят, туман иногда приносит летучую смерть… И она забирает с собой всех, кого встретит…
– Знать не хочу эти эльфийские сказки!!! Умерший должен лежать в земле, с почетом. Как подобает!
– Мы сожжем дом. Посадим вокруг пепелища тополя… И смерть пройдет стороной.

– Мама…
Голоса стихли. Как не было их.
– Мама…
Он тянет на себя непослушную дверь…
А она не поддается.
И рук нет.
Но ребенок так хочет попасть туда…
И проходит сквозь стену.
Они лежат вдвоем. Обнявшись. И улыбаются.
Только улыбки застыли волчьим оскалом…
И мальчик понимает, что они не встанут. Никогда.
– Мама?

“Подруженька моя…”
А дом стоит. Будто ничего и не случилось.
Будто не потерял он хозяев.
Всех сразу.
И дочь плотника – такую веселую и улыбчивую.
И мужа ее – скорняка, которого знали не только в селении. Каждый охотник носил сюда добычу, чтобы она стала одеждой…
И мальчика – веселого и смышленого. Дед его учил уже – себе на смену.
Старый плотник стоит впереди всех с факелом в руках.
И медлит.
Да и кто бы торопился?
Не дом ведь жечь будет – себя. Свое будущее, ещё вчера – такое ясное и определенное, а сегодня ставшее пустой мечтой…
Будущее селения – кто же строить будет?
Да и останется ли селение?…
Седовласый старик стоит молча… И вдруг решается.
И пламя жадно соединяется с тем, что было когда-то сосной, а потом стало домом…

Она смотрит на большой костер.
Может, лучше так.
Пусть останется в памяти вчерашний день. С будничными заботами и пустой болтовней.
Пусть постылое сегодня уйдет из памяти, как однажды увиденный кошмар.
“Подруженька моя… ох, знобит меня что-то. Прилечь бы…”

Он пятится обратно к двери.
Мама не вернется.
Отец тоже.
А сам он – как же? Ведь рук нет… И стены ходить не мешают…
Напротив кровати – зеркало.
А там никого нет…

Огонь горит все ярче.
Только те, кто собрался вокруг, видят не пламя – туман…
Кто же – я?
Смилуйтесь над нами, Валар! Смилуйся, Единый! Пусть все зло сгорит вместе с этой сосной, ставшей домом для смерти!
Имя счастья известно призраку…
Тол-ин-Гаурхот…

Он выбегает из дома, уже не замечая ни стен, ни дверей, ни окон.
Какая разница? Раз уж все так плохо…
– Дедушка! – он с размаху бросается к нему, пытаясь спрятаться от мира, внезапно ставшего чужим, – и пролетает сквозь сгорбленную фигуру…
Молчание.
И только треск пламени вокруг.
Мальчик оглядывается…
А дома нет.
Только головешки остались.

– Дедушка… – в спину. Растерянно.
Имя счастья известно призраку…

А ей все хуже. Дрожь из души выходит наружу, скользит вниз по затейливо переплетенным белой лентой волосам, обвивает талию непрошенным поясом…
И она падает.

Как мало нужно огню, чтобы уничтожить то, что отдали ему на расправу!
Вокруг пепелища – черной раны в коричневом теле земли – по четырем углам выкопаны ямки…
И тополиные ростки наготове.
Такие маленькие, такие беспомощные…
Когда они вырастут – они станут огромными деревьями. И пух будет садиться на подоконники, защищая живых от непрошенной смерти, для которой не служит законом ни время, ни старость…
Только вот есть ли у тополей время состариться?
И есть ли оно у той, что лежит сейчас в горячке, заливая вонючим болезненным потом белоснежные свежепостеленные простыни?
А он сидит рядом, сжимая ее руку…
“Может, обойдется? Она у меня впечатлительная… Пусть поспит…”
И – вслух:
– Сыночек, погаси огонь. И угли вынеси. Жарко что-то…
Так и хочется – прилечь…
И несется сквозь ясный и солнечный день взволнованный всадник…
“Беда у нас, Король Фингон… Беда… туманная смерть пришла…”

А мальчик, забытый жизнью, бродит по улицам.
И собаки, прежде приветствовавшие его радостным лаем, уносятся прочь при одном его появлении.
И только холодный, неведомый голос звучит в его потерявшемся разуме.
Имя счастья известно оборотню…
И вдруг – совсем рядом.
Дуновением ветра и материнской лаской.
“Дождись Луны, малыш… мы тебя ждем”.
Он бродит по улицам.
Он глядит в дома, где поселился туман… отныне и навеки.
Он знает, что скоро на этом месте останутся только головешки.
Он знает, что скоро попадет домой.
В неведомый сказочный замок.

* * *

Мир без Лучиэнь не имеет красок.
Бурое ли, золотое, дождь или солнце, серое небо и листья могут смениться водою… Только тоска остается…
И белка эта несчастная из головы не идет.
Если мстит так – правильно мстит.
Орк-человек даже не сразу услышал окрик предводителя…
Кольцо?
Где кольцо?!
Да вот же… на груди…
Глаза отца смотрят прямо туда…
– Попались… шайка…
Шайка?! Это вы – шайка! Вы!!!
И пламя костра ослепляет, как яркое летнее солнце в зените…
А отец не щурится. Смотрит… Смотрит сквозь пламя – на сына…
“Посмотри, это кольцо Фелагунда”…
Смотрит сквозь пламя – на орка, что ныне кольцо примеряет…
– Надо отдать…В знак, что Бархирра больше нет…
Глупец! Ударение на последний слог, а не на первый!!!
Орки не слышат. Может, и не говорил я ничего?!
А отец все смотрит… И искры летят прямо в открытые глаза…
Мертвые не боятся огня…
А оставшийся в живых человек больше ничего не боится…
– Стойте!
Орки… Заметили…
Он заблудился в кольце, по которому время отныне покатится вспять, прямо к началу пути, что привел его в царство
кого?
А орки смеются… Смеются… И смех их – как карканье ворона, что прилетел за законной добычей…
Ворону нет дела, кто станет ему пищей. Орк ли, человек, эльф…
Серое с золотым внушает доверие. И тревогу.
Тревожится разум, но что тут поделать, когда улыбается дух твой? Здесь чудится что-то родное…
И тогда он перестал думать. И чувствовать перестал.
И собой быть перестал.
Пока не встретил ЕЕ – собою не был…
Вот оно… Знакомое такое… Кольцо Фелагунда… Кольцо отца…
Он знает каждый изгиб на сияющем Вечностью камне…
“Я спас жизнь эльфийскому королю, мой мальчик… И он поклялся, что всем, чем сможет, поможет в беде мне или моему роду… Я не собираюсь напоминать ему об этой клятве – кто он и кто я? Но мне приятно...”
Ну же, Фелагунд! Приходи, волшебник… Эльфы могут многое… Может быть, ты оживишь моего отца? Отнимешь его у смерти?
Ободранный человечек, который ещё вчера звался Береном, смеется прямо в глаза беспощадной Луне, сжимая в руках бесполезное украшение…
А земля молчит…
А земля эта словно замолкла навеки.
И только солнце оставило рану на сумраке неба…
Синие сумерки. Сине-серый туман.
“Куда мы идем?”
Он оглядывается на Фелагунда… да разве на орочьей роже что разберешь?!
Разве они имеют право на жизнь?!
Смерть для них – избавление…
“Мудрые говорят, что орки – это мои собратья. Эльфы, которых исказил Враг в давние времена…”
“Эльфы? – Берен смеется. – Ты меня дурачишь, Король! Нет на свете силы, что способна превратить в ТАКОЕ – подобного тебе…”
…“Никогда не смейся над Мудрыми, мальчик мой”, – взгляд Барахира суров.
Берен никогда не видел отца таким.
Ни до, ни после.
Даже у того костра…
И вдруг – в сгущающихся сумерках Берен ясно видит окружающих их волколаков…
И лица товарищей.
И замирает на месте охотник, что дружен с мечом был и славен…
Не поможет тут меч.
Они стоят – сбившись в кучу.
Одиннадцать эльфов и один человек.
Как бездумные куклы из тряпок.
Они стоят в трех кольцах.
Волколаки.
Тени – “да в жизни бы не поверил, что такие есть” – а как тут не верить, если они прозрачные?!
Другие.
И среди них – давешняя белка.
Смотрит. Блестящими глазами.
“Вот как, значит… Стрела тебя не берет, проклятый оборотень! Может быть, меч будет удачливее?”
Только руки не двигаются. Может, спят они все? Может, хоть себя удастся кольнуть – чтобы проснуться?
-Папа, а расскажи сказку об оборотнях, а?
-Расскажу. Непременно. Только я не уверен, что это сказка…
Белка внезапно разрывает свой круг и скачет прямо к человеку.
Миг – и она уже роется в его котомке…
Ну точно сон! Да дурной какой!
…и верещит, словно победную песнь запевает…
… женщина средних лет достает из котомки орехи –
– и белка неторопливо занимает место в круге. И принимается за лакомство, не спуская глаз с того, которого ограбила…
Почему бы и не поживиться? Враг ведь повержен… Связан туманом, и жизнью иль смертью за дерзость заплатит он Тол-ин-Гаурхот…
“Нечего было тут ходить. И орехи ему больше не понадобятся”.
А они вкусные. Вкуснее мухоморов.  

* * *

– Драуглуин...
– Да, Владыка...
“Интересно, замечает ли он сам, что давно уже не зовет меня – Владыка Тхаурон?”
– Нужно расспросить наших гостей...
У первого Сына Тол-ин-Гаурхот – просто очаровательная улыбка. Особенно когда он думает, что приказ придется ему по душе.
Даже разочаровывать жаль.
– Я не сказал – допросить. Просто спроси, куда они шли, зачем... Может быть – нужна помощь...
Желтые глаза смотрят так недоуменно, что просто смеяться хочется...
А потом – зажигаются.
– Тебе нужно знать, куда они шли?
– Нет. Но если скажут – ничего страшного не случится...
– А что, если...
– Нет. Никаких развлечений. Призраков много не бывает. Кормить их не надо, одевать – тоже...
Смотрит недоуменно. А что, есть те, кого надо? Разве что живые. Только толку с них мало, а хлопот...
– А тот, что пел?
– До Великой ночи осталось не так много времени...
Два эльфа с лунными волосами улыбаются совершенно одинаково. Только у одного
глаза горят желтым. А у второго – туманно-серые очи. С багровым дном.
– Значит, ты хочешь...
– Зачем мучить тело, если можно ломать душу?
– А если не поможет...
– Пошлешь во внешний мир Лебедя. Но я не думаю, что это будет необходимо... Наши гости сами не захотят покидать Тол-ин-Гаурхот...
Узорчатая дверь, больше похожая на кружевную занавесь из кованого серебра, начинает дрожать и стукаться о косяк, словно колеблемая ветром… которого в крепости нет и быть не должно.
Желтоглазый порывается было встать, другой его останавливает.
"Не нужно. Пусть приучается надеяться только на себя".
Дверь вздрагивает еще раз, но удара нет. Пушистый серо-синий комочек неуклюжей тенью протискивается внутрь, и клочки шерсти торчат среди лепестков металла. Вот, наконец, победа –
первая у ребенка, не ставшего волком иль смертным, но вечного в этой нежизни...
и вот уже мокрые лапы шлепают по мраморным плитам, оставляя сначала следы волколака, затем – человека...
И Луин забирается на колени к Хозяину Тол-ин-Гаурхот.
Синей тенью – в окно, навстречу Луне... Вожак Драуглуин исчезает.

– Расскажи сказку...
– Какую?
– Ту самую...
-Ну хорошо...
Тхаурон так часто повторял эти слова за последнее время, что может подумать о тех, кто гостит ныне в замке, о тех, кто незваными пойманы Тенью, о тех, что спешили куда-то на Север...
"Лучше бы они не сказали ничего...", – но ведь скажут. Тенями станут – и скажут... или – не спрашивать? Оставить загадку на долгое обдумывание причин и следствий... Узнать можно в любой момент...
– Эта, увы, только сказка. Я ведь знаю, как все было на самом деле... Но мне бы хотелось, чтобы все начиналось именно так...
Вначале, Луин, в мире не было ничего. В мире был лишь Туман, что спиралью свивался, себя самого обнимая и холя... Рождались в Тумане несчетные сладкие грезы, и самую лучшую звали...
"Итак, одиннадцать эльфов. И человек.
Начнем с самого трудного, верно?"
– Тхаурон!!!
Среброволосый мальчик в восторге чуть не валится с удобных колен на твердые камни...
– Нет. Не Тхаурон. И в следующий раз я тебя держать не буду...
Мальчик выпрямляется и замолкает.
– И самую лучшую грезу назвал он Ардханой. Но грезы опасны. Способны они воплотиться. И самую худшую грезу сейчас называем мы Время... Разрушило Время и кольца, и грезы, и Пламя нещадное выжгло у Эа бессчетные раны. И мир вдруг как будто проснулся – себе же на горе... Родился на свет…
"Эльфы – и человек. Почему – человек?
главный из них – явно из рода Финвэ... И не из Первого дома. Маэдроса я знаю, а остальные вряд ли пошли бы с порождением Солнца даже цветы собирать..."
...Эррху, отродье лихого Огня и бегущих часов и минут, что блаженство и счастье порушить смогли в Серебристом Тумане... Обернулся он Светом и Тьмою, что равно враждебны друг другу. Разделилось единое на две неравные части. Ибо свет громогласен и нравится грозному Эррху. Тьма же служит пристанищем истинным грезам тумана, исчезающим в ярких лучах, чтоб уже не вернуться... И из всех, кто по сути своей – порожденье ничто и тумана, только я сохранил драгоценную память о днях предначалья, и хранит эту память лишь скрытая крепость...
"Откуда они шли? Я не узнаю его – значит...
Либо Гондолин. Либо Нарготронд.
И вернее, пожалуй, второе... А впрочем, это только рассуждение. Все надо проверять..."
– Тол-ин-Гаурхот – так эта крепость зовется... – подхватывает ребенок. И в голосе детском уж слышно предвестье грядущего рыка...
– Это только сказка.
– Ну и пусть. Ведь для каждого его грезы – это и есть правда. Значит, мой мир начинался именно так.
– Верно, малыш. Но запомни: Тол-ин-Гаурхот – лишь тень былого величия Тумана.
Пользуйся грезами в борьбе с врагами. Но пусть лишь враги видят то, чего на самом деле нет.
– Почему?
– А посмотри на наших гостей. Сидят за пиршественным столом – а им кажется, что на руках цепи, а вокруг – стены темниц. Даже двинуться не могут...
– Один понимает, что это не так.
– Но видит-то он то же, что и остальные. А значит, он в плену. И разве в этом есть наша вина?
"Кольцо, которое нашли у человека, по описанию напоминает то, что было у Барахира... Барахира... Ох, как жаль, что убили тебя, командир... Как жаль... До чего же орки в своей массе неумные существа… Хорошо, после того случая хоть патрули стали смешанные формировать. Человек все равно вернется. Даже призраком. А тут – все видевшие легли в пыль... И зачем орки вообще появились? Ни на оборотней не годятся, ни на тени… Думай теперь – то кольцо? Или нет?"
Глаза ребенка щурятся от удовольствия. "Наша вина. Наша... Ты – один из нас..."
А значит – один из вожаков.  

Камни. Только камни вокруг. И железо на запястьях и лодыжках.
Или это просто сон?
Глаза открываются на мгновение – и снова тьма.
Наверное, морок это. Морок...
Из мрака впереди выступают лица – открыты глаза, закрыты – кто разберет? В серебристых плащах. С накинутыми капюшонами. Они надвигаются прямо на тебя...
Тингол, Мелиан, Барахир... Лучиэнь...
Лучиэнь?!
Сознание было встрепенулось на миг – и угасло в тумане. То ли плащи кругом, то ли камни... То ли призраки, то ли те, кого оставил на дорогах жизни ободранный человек, коего звали некогда Береном...
Они открывают глаза все сразу. Насекомым, попавшим в паутину, позволили глянуть на солнечный свет...
Стол.
Хрустальные бокалы.
На острых гранях разбиваются вдребезги солнечные лучи...
А во главе пира – давешний эльф. Только глаза его стали вдруг желтыми.
– Я рад приветствовать вас, – слова такие четкие... словно в плавную эльфийскую речь взяли и понаставили заклепок из серебряной проволоки. И теперь этот жесткий металл скребет по сердцу.
– Выпейте же! Вино великолепно...
Выпейте... чтобы выпить, бокал надо взять. А руки не двигаются. Как будто цепи на них...
Хотя цепи – сняли.
Когда успели, интересно? А в зале этой мы как оказались?
Человек смотрит на стену, радуясь, что может двигать хотя бы глазами...
А там – герб главы третьего Дома. Брата создателя Сильмарилей.
И человек поспешно жмурится. Будто бы солнечный свет отныне ему нестерпим.
– Не хотите? – искренне удивляется то ли эльф, то ли подобие эльфа... кто же их разберет – здесь?
"Теперь ее называют у нас Тол-ин-Гаурхот..."
Вот и Фелагунд, и остальные... Ох, знал бы, что случится… То все на орочьи морды косился, теперь от прекрасных эльфийских лиц глаза прячет...
– Ну что ж... Я и не знал, что на Западе эльфов не учат правилам вежливости... Ничего, это поправимо...
Эльф-морок делает маленький глоток и отставляет бокал в сторону.
– Мне жаль, что пришлось задержать вас на пути. Но видите ли, по здешним землям опасно ходить столь малым отрядом... здесь водятся волколаки, призраки, оборотни... Против них бессильны даже столь доблестные герои, каковых я, без сомнения, вижу перед собой...
Человек невольно открывает рот, чтобы ответить этому прислужнику Тьмы так, как он заслуживает... И останавливается.
"Никогда не думал, что короли способны умолять взглядом... Ладно, помолчу... пока..."
Неспешная речь, как река, обвивается вокруг холодного молчания...
А заклепки – те самые – царапают и царапают, уже не только сердце, но и рассудок...
"А что, если они все – ошибаются? ну может же так быть..."
Человек смотрит, как грани бокала ломают солнечный луч на зигзаги... а когда поднимает глаза...
Они сидят напротив...
Фелагунд.
Десять спутников.
Он скашивает глаза.
Фелагунд.
Десять спутников...
И кто-то очень знакомый...
Он смотрит сияющими глазами, шумно прихлебывая светлую жидкость.
Он счастлив...
Да и как не быть счастливым...
Он во главе стола.
Вокруг – друзья...
Распахиваются двери, и под приветственные крики Король Дориата ведет к Берену свою дочь...
На голове ее – диадема.
На шее же – камень, сияющий яростным блеском...
– Слава Герою! Слава! Слава тому, кто из крепости темной вернулся с бесценной добычей...
И отец, Барахир, улыбается чуть смущенно... Ему неловко среди столь высокородного собрания, но радостно за сына, у которого свадьба...
Лучиэнь подходит к Берену и садится рядом.
И смотрит желтыми глазами...
"Это не Лучиэнь?!"
Она наклоняется к нему...
– Расскажи про свой поход, мой герой...
"Это не Дориат!!!"
– Слава герою!!!
Знакомые лица. Только смотрят – мимо.
Только сияют глаза не звездами – полной Луною...
"Уходи оттуда, Берен! Уходи…"
Камни. Только камни кругом.
И железо на запястьях и лодыжках.
Или это просто сон?  

* * *

Из темницы можно бежать.
Цепи можно разбить о камень…
Но что делать, если ты скован незримым? Если каждый шаг твоего разума наталкивается на ответ из пустоты, которого ты не ждал?
Когда тебя окружает туман?
… А крепость совсем не изменилась.
Даже герб остался висеть…
Он был готов к любому поруганию – но не к тому, что чуждое ныне сохранит прежний вид…
Только камни не отзывались.
Но самым ужасным кошмаром являлись знакомые лица…
Или это и не они вовсе? А просто – порождения тумана? Ведь видел же он за столом Амариэ – Амариэ, которая осталась в Валиноре – и улыбалась ему сквозь цветное стекло витражей…
Как они умерли – если умерли?
Неужели этот Чародей, сколь бы могущественен он не был, сумел уничтожить их дух, сохранив тело?
Или они сейчас в Мандосе – а это только оболочки? Но ведь они узнали его. Он чувствовал.
Защитники Тол-Сириона… ставшие оборотнями.
А что, если он сам станет… этим…
Лучше смерть. Но есть ли смерть в этом мертвом царстве?
А они смеются. И пьют призрачное вино из призрачных бокалов…
Чудится, что ли?
За что мы прокляты судьбой?
За что нас предали собратья?
И сердце сжимается не от страха. От тоски.
Такая знакомая мелодия…
Ты вел нас к Свету, о Король,
А ныне сгинул ты во мраке.
Улыбки исчезают.
Они слушают – что?
– С добычей? Что же это за добыча, Драуглуин?
– Я подумал о деве…
– Молодец. Я бы тоже подумал. Только видишь ли, таких в Ангбанде нет… Кстати, с ним неплохо работать, верно?
– Неудобно. Не поймешь – то ли он действительно собирался за добычей, то ли это просто глупые людские мечты…
Бывший король настолько поражен этой знакомой издавна песней, которая звучит здесь…
Мы месть свою несем сквозь Лед,
Ответит Враг за преступленье
… что не замечает ничего вокруг.
Нас ненависть вперед ведет
– Кстати, что у нее на шее? Такой блестящий камень…
– Сильмарил, наверное…
Сероглазый хохочет. Желтоглазый вторит ему.
– Нет, даже Дети Солнца не настолько сумасшедшие…
– Ну, если они рассчитывают на победу… Тогда можно и Сильмарил достать…
– Заодно…
Смех смехом, а что-то внутри – не смеется.
А что, если…
Не может быть.
Глупость. Даже для Детей Эррху.
И всё же…
Камень, что видел очами нежданного спутника западных эльфов тот, кто когда-то давно стал предвестием горького счастья…
И битвы вечной упоенье...
Он не замечает ни внезапного ветра, ни иссиня-серого волколака, огромным прыжком настигшего жертву…
Мы победим и зло, и тьму,
Домой вернемся мы с победой…
… ни крови, что мгновение хлещет из раны на шее, а потом вдруг стихает поток, и лишь капли сочатся на плиты…
…тот, кто был назван затем Синим Волком и Сыном…
…он лишь видит, что теней внезапно становится больше.
На одну.
… не похож этот камень на те, что были творением нолдо – и опорою стали подножия Темного Трона…
Хозяин Тол-ин-Гаурхот внезапно вскидывает голову.
–Даже если они шли за Светом-во-тьме – они до него не дойдут.
“Эдрахил?”
Полупрозрачная фигура медленно скользит к пиршественному столу.
“Эдрахил?” – только бы дотянуться… Но мысль не может преодолеть малое расстояние, которое отделяет стол пленников от пиршества свободных воинов. Воинов Тол-Сириона.
–Я знаю, Драуглуин. Вернемся к нашим делам. Так что ты ещё узнал?
–Да ничего особенного. Хотя… У каждого из них осталась где-то возлюбленная. Это можно использовать…
–Можно. Но незачем. Как тебе младший?
–На меня похож. И на тебя. Интересно только, глаза у него какого цвета будут?
Да, Ленти просится во внешний мир.
– Опять?
– А почему нет?
– Ладно, пусть отправляется. Только скажи ей – на этот раз стоит попробовать что-нибудь медленнодействующее.
– Что именно?
– Пусть учится. Пусть слушает ночной туман. Он подскажет, если что…
Тень оборачивается на ходу. И внимательно смотрит в глаза бывшему своему королю. Узнавающе. И недоуменно. Словно он помнит, кто зовет его сквозь границу меж смертью и жизнью. Но не поймет, какое это имеет значение.
– Эдрахил!
Будь ты проклят, Тол-ин-Гаурхот! Остров-предатель…
…А ты думал, все так просто? Пришли, возвели крепость – и земля с радостью стала вашим владением? Назвали остров Тол-Сирион – и он стал им? Да он и не заметил вас в долгом сне, что сковали туманы и тени… Эта крепость для него – лишь нарост, от которого нужно было избавиться… Или сделать частью себя…
Чей это голос? Того, чья сила сковала здесь время? Или это просто мысли короля-изгнанника? Твои мысли, Фелагунд…
Тень продолжает путь – и вот уже ее окружают другие. Молча.
И песня стихает.
Хоть за это – благодарю… Сам не знаю, кого… Уже не знаю…
–Айа, Эдрахил! Рад тебя видеть!
–Ты что больше любишь – поединок на мечах или стрельбу?
–На вот, отведай вина…
Улыбки. Со всех сторон.
И со всех сторон – голоса.
Голоса стражей Тол-ин-Гаурхот.
Неслышные живым… Но ведь и сам Эдрахил – не жив…
Будь ты проклят, слуга Ангбанда!..
Да что ему твои проклятия, Фелагунд? Он давно уже проклят – и теми, кто тебя несравнимо сильнее и выше…
Только вот он сделал вашу крепость – своим домом.
И Крепость приняла его…
Так вот каково твое оружие, Фелагунд? Этим ты хочешь помочь своему смертному другу?
Ты и Моргота собирался проклясть, Фелагунд?
Песня замолкла.
И только голоса – со всех сторон…
Ты на это надеялся?
Сильмарил словами не добыть…
Его вообще не добыть, Фелагунд…
И король замирает.
Чьи это голоса? Чьи?!
Неужели Враг теперь знает тайну?..
Отзовись же! Что прячешься в тумане? Боишься?!
Ты с ума сходишь, король… Правильно говорили в Нарготронде – сумасшедший…
Не думать… Не думать…
И сознание послушно гаснет.
– Что там происходит?
– Не знаю. Старшего эльфа больше не слышно.
– Что – умер?
– Да нет… Просто не слышно…
– Значит, не понравилась ему беседа с Тол-ин-Гаурхот…
– Скорее уж – беседа с самим собой…
– Может быть, воспользоваться моментом, Владыка? Дожать?
– А зачем? Так спокойнее. Пусть себе спит. Пока его сон не нарушат охотники.
– А что делать с человеком?
– С ним – потом. Тени из людей никудышные, призраков недавно целая деревня пришла… после визита Ленти… посмотрим.
…А волчица при свете полной Луны глодает останки первого гостя…
“Нет, не зря я этого детеныша рожала… Не зря… такое вкусное мясо – и не после Охоты, а просто так…
Хорошо…”

Конец первой части

Опубликовано с согласия автора.