В Чертогах Эру
Авторы – Тэсса (Мелькор), Ноло (Варда), Панча (Эру).
Если бы кто-то, кроме Манвэ, сказал бы ей, что она боится - она бы просто отмахнулась.
Если бы это ей сказал Манвэ - она бы задумалась, но недолго.
Но никто не говорил. И поэтому Тинталлэ могла обдумывать эту неожиданную мысль столько, сколько требовалось.
Внезапное пристрастие к острым углам - зигзагам и ломаным линиям.
Тьма, в которой зажигаются звезды... но тьма... Манящая настолько, что уже и сама не знаешь, желание ли это сотворить ещё одно светило - или...
ИЛИ?
А ведь было время, когда ей не было дела до тьмы. Она была юна и пела в Чертогах Илуватара, даже не надеясь, что ее мысли когда-нибудь обретут форму и даже...
жизнь.
- Странная музыка,- не слова еще - соприкосновение сознаний, переплетение мелодий.-
Спой еще.
В просьбе Айну - любопытство. Нет, даже не любопытство - жадный, нетерпеливый интерес. Словно нити тянутся ко всему вокруг - коснуться-охватить-вобрать в себя - сделать своим - сделать собой.
Она уворачивается от чужой музыки - настойчивой, любопытной, задорной. Дружелюбно уворачивается. В шутку. Потом - раз! - и в самое средоточие Айну, словно лучик, выпускает свою мелодию. Одну из многих.
И искрится смех. "Какой настойчивый!"
Короткая пауза - раздумье?
И - ответом - ее собственная мелодия. Нет, уже не ее. Лишь едва уловимые отголоски остались. Песнь возвращается - вызывающе яркая, искрящаяся, щедро напитанная силой.
Айну вновь умолкает, ожидая ответа.
И опять лучик - только уже не ее. А - кого? То, что пришло, возвращается вновь, но словно мягчает, и одна щедрая струя разбивается на множество тонких ниточек. Прямое и напористое вдруг становится извилистым и прихотливым. И - в конце аккорд, неожиданный всплеск смешливых отрывистых скачков:
"Такие разные".
Молчание.
Недолгое, впрочем.
Тишина взрывается шквалом звуков - яростная мелодия бури, торжествующая сила, стремительный полет, безудержное буйство пламени.
Черное и красное. Черное и золотое.
Кажется, Айну уже не слушает ее - лишь себя, свою только что рожденную Музыку.
Сгусток силы, который только много лет спустя назовут Тинталлэ, отшатывается от товарища. В мелодии - смятение, мягкие прихотливые линии вдруг изламываются острыми углами обиды.
"Ты что?"
А обида не проходит, и вот уже Музыка наполняется холодным голубоватым светом, резким, как и ее возмущение.
"Что ты поешь?"
Айну раздосадован.
"Это не то совсем! Хотя..."
Ее Песнь возвращается снова - ледяным дуновением ветра, ослепительно-яркими иглами.
Белое и голубое. Белое и густая лазурь.
Холод.
Навстречу чужой мелодии гневно вздымаются волны света и словно стеной встают на пути белого и голубого.
"Пою, что хочу!"
Резкий фиолетовый излом, словно клинок, рассекает чужое надвое.
Молчание.
Но в нем угадывается уже новая мелодия:
изумление-обида-безудержная ярость
Ответ - словно сокрушительный удар огромного молота.
Черное и алое.
Черное и багровое.
Беспросветная чернота.
Сияние меркнет, блекнет - и вдруг вспыхивает с новой силой. Багровые вспышки поглощаются голубым, становятся фиолетовым, и оно растекается, постепенно бледнея.
"Успокойся".
Две стены - тьма и свет - сталкиваются. Граница видна четко.
Черное чуть отступает – совсем немного. Айну отгораживается мраком, укрывается, словно щитом, и не понять уже, что там, за этой стеной.
Зато отчетливо слышится недоверие. Отчуждение. Готовность ударить. В ответ? Первым?
Стена света, только что ликующе-грозная, тоже замирает на месте. Лучики тянутся к мраку - нерешительно и вопросительно. Словно успокаивающе гладят нахохлившуюся птицу, раскинувшую крылья.
"Зачем ты так? зачем мы оба так? Разве по-другому - нельзя?"
Свет желтеет. Теперь он мягкий и ласковый.
Недоверие. Настороженность. Напряженное ожидание.
«Я? Это зачем ты – так?»
Чернота становится гуще и чуть отодвигается, уплотняясь.
Сияние продолжает смягчаться, и вот уже мягкий свет подбирается к сгустившемуся черному. Мощный столп - нет, не пронизывает его, а отражается на нем. Темное чуть просветляется. Но это не проникновение в суть мелодии, а приглашение.
"Я просто другое. А ты - другое. Разные. Посмотри, красиво..."
Радость.
Недоверие. Любопытство.
Чернота смягчается, становится бархатистой.
Лучи пронизывают бархатистую черноту, словно вспышки. Тонкие ломаные линии бьются о черное, не пытаясь проникнуть внутрь, а дразнясь. Они четкие и голубоватые. Вот возникла одна фигура - и тут же погасла, вторая.
Смех - не обидный, веселый. Опять веселый.
"Поиграем?" - вопросительно.
"Поиграем",- недоверчиво. Все еще недоверчиво.
На черном фоне вспыхивает алая искорка. Вспыхивает и гаснет. Но поодаль тут же загорается новая, густо-вишневая. Потом оранжевая.
Новая музыка, новый ритм.
Не совпадающий с ритмом голубоватых линий.
Нарочно?
В ответ - синие искры. Они вспыхивают гораздо чаще, чем красные. На одну вспышку приходится четыре - и общее голубое начинает пульсировать в такт, давая всему
основу. Дисгармонии нет.
Внезапный мощный аккорд ломает только что сложившийся ритм. Искры - алые и синие - тонут, расплавляются в ослепительной оранжевой вспышке. Сияние усиливается, заполняя собой все вокруг, выцветает до белизны - и мгновенно гаснет, сменяясь чернотой.
Тишина.
И в тишине - смех Айну.
Заминка. Совсем небольшая.
"Ах так!"- с шутливой угрозой.
Голубое быстро накатывается на черное - и фиолетовые всплески, как волны, быстро ударяют одна за другой. Отрывистое, заливистое стаккато - как всплеск смеха. Раз - и кусочек черного уже окружен голубым, смешивается с ним и вдруг взрывается потоком серебристых искр.
Айну подхватывает игру. В мелодии его больше нет недоверия - лишь азарт и веселое любопытство.
Черное начинает светлеть, становится фиолетовым, постепенно переливается в синеву - и так дальше, дальше, через весь спектр, через мельчайшие градации оттенков - до темно-багрового, бурого - и опять в черноту.
Короткая пауза сменяется обратным движением: от красного к фиолетовому. Только теперь цвета сменяются резче - вспыхивают и тут же гаснут.
В ответ - голубое переливается всеми оттенками, но синего. Небольшая пауза - и сгусток силы становится полосатым - синее с золотым и серебряным. Полосы, сначала прямые, искривляются, заворачиваясь в спираль.
И тут же в центре спирали взрывается, вспыхивает ярко-красное. Пурпурные искры летят во все стороны, перечеркивают серебряные и золотые полосы. Пунцовый сгусток некоторое время пульсирует, постепенно темнея, уходя в черноту, а потом начинает втягивать в себя окружающую синеву, поглощать ее, безжалостно сминая золотосеребряный рисунок.
Веселое внимание внезапно сменяется страхом. Синие лучи выгибаются дугой, словно пытаясь освободиться. Их провал в черное замедляется, но не на много...
В голосе старшего Айну отчетливо слышится сомнение, но тут же сменяется азартом, гордостью и радостью от осознания собственной силы. Черное продолжает втягивать в себя остатки сине-золотого узора, комкая чужую музыку.
И вдруг - всплеск голубого. Прямо в центре черного, прямо в сердцевине музыки. Скрежещут, сталкиваясь, осколки переломанных мелодий - переломанных уже не одним, а обоими. Удар... удар... удар...
Синее победно раскидывается в пространстве. Рядом с черным. И бьет черное возмущенными серебристыми искрами.
"Какая... какая... какая... МЕРЗОСТЬ!"
"Ты!.. Ты что делаешь?!"
Не музыка уже - вопль. Обиженный, изумленный, возмущенный. Испуганный.
Песнь гаснет, и отступает чернота от голубизны, сжимается бесформенным сгустком - безразлично-серым на поверхности, но там, в глубине, тлеет, пульсирует черно-багровая сердцевина.
"Ты опять испортила Песнь!"
Негодование.
А синее победно раскинулось напротив, не подавляя черного, но и не смешиваясь с ним.
И только серебряные нотки искрятся не прошедшим ещё негодованием. Но уже не бьют серое:
"Если это - твоя песнь, лучше ей не звучать!.."
Твердо.
Синее холодеет на глазах...
"Но моя песнь будет звучать!"
Серое стремительно наливается чернотой. Из глубины вырывается багровая молния и бьет в самое сердце синего. Еще одна. И еще.
"Это твоя - нет".
В голосе Айну еще звучат нотки обиды, разочарования и страха, но уже набирает силу и заглушает их новая мелодия: упорство, мужество, преданность собственной музыке и готовность отстаивать ее любой ценой. Готовность смести все, что будет мешать Песни.
Свет. Мягкий, незримый, который окружал их с самого начала, вдруг стал ярким и жестким. Каждый теперь видел только себя и Свет. Мгновение. Вечность.
Когда Свет отступил, та, которую впоследствии назовут Возжигательницей Звезд, оказалась среди других Поющих, веселых и приветливых.
А тот, кто впоследствии будет известен Восставшим в мощи, остался один. Совсем один. Был ли Голос, сказавший: "Вот конец этой Песни"? А вокруг - чужое, холодное, страшное
ничто... Тьма Внешняя.
Айну, оставшийся в одиночестве, некоторое время молчал в испуге и растерянности.
Ничто давило. Лишало сил. Казалось, оно готово поглотить, уничтожить Айну, оставшегося без поддержки Отца и собратьев.
Отвергнутого ими.
Ничто ждало.
Пищи?
Добычи?
Или - того, кто сумеет сделать его - чем-то?
Того, кто сумеет подчинить его себе, вдохнуть в него жизнь, подарить ему Музыку.
Того, кто способен запеть в тишине - один.
Без помощи. Без помех.
Айну молчал, но в душе его уже рождалась новая Музыка. И была она совсем не похожа на мелодии собратьев.
Синее недоуменно свернулось в шар и явно задумалось.
Здесь было спокойно и хорошо - как всегда.
Но обидчика немного жалко.
Пусть он и сам виноват.