Проект "Север и Запад"  

Освобождение Мелькора

Авторы – Тэсса (Мелькор, Намо, Тинвэ), Хельга (Оромэ, Йаванна, Тингрэлл), Red 2 the Ranger (Ульмо, Тьялмо), Эмуна (Вайрэ, Ниэнна), Кэл (Варда, Ирмо, Эстэ), Анориэль (Манвэ, Тулкас, Вана), Murmur (Нэсса, Линни, Финвэ), Фред (Ауле), Ноло (Варда), Висенна (Ласси). Описание Валмара - Тэсса.

Золотые ворота столицы Валинора покрыты тонкой резьбой: изображения зверей и птиц, трав и цветов сплетаются в изящные орнаменты. За ними – просторные улицы с дворцами Валар и эльфов, выстроенными из белоснежного, нежно-розового и лазоревого камня. Арки и колоннады, скульптуры и барельефы, сады, утопающие в сочной зелени, клумбы с яркими, крупными цветами. Свет Деревьев озаряет золоченые мостовые и серебряные купола великого города, и кажется, что они сами начинают светиться, и весь воздух пронизан звонкой радостью и сиянием. Россыпями сверкающих адамантов взлетают к небу брызги фонтанов. И далеко за пределы Валмара разносится чистый и торжественный звон колоколов, в котором слышатся отзвуки Музыки Айнур.

Но сейчас ворота закрыты, и смолкли колокола. Торжественная тишина царит в Валмаре и на площади перед входом в город. Сейчас здесь будет решаться судьба одной из Старших Стихий мира. А значит, и судьба Арды.

Тинвэ специально пришел на площадь перед воротами загодя. Ему хотелось запечатлеть великое событие на холсте, а для этого надо было занять место, с которого можно все как следует разглядеть даже при невысоком росте. Лучше всего для этого подходила городская стена, и Нолдо заранее присмотрел, где на нее можно залезть.

Угнездившись возле правой створки ворот, Тинвэ принялся ждать, прикидывая композицию будущей картины.

Воздух, напоенный сладостными ароматами душистых цветов, засеребрился, засиял радужными переливами – и из него к златым вратам Валмара выступили двое.

Ирмо Лориэн, Повелитель Снов и Видений, Мастер Иллюзий. Сегодня его одежды – струящийся шелк и синева сапфиров, а волосы – густая лазурь и мерцание хрусталя. Глаза его темны и глубоки, как небо Эндорэ, и непривычно задумчив и печален взгляд.

Ласковая Эстэ, Дарящая Покой и Отдохновение. Серы ее одежды, но их цвет – не печаль плачущего неба, а жемчужное веселье атласа, радующее глаз, и искрятся в свете Древ ее серебристые волосы. Легкая улыбка на ее устах дарит нежность и надежду…

Оромэ непривычно мрачен. Странный контраст. Легкие бело-зеленые одежды, богатые, нарочито праздничные, и жесткий холодный взгляд, ладонь против воли на рукояти меча. Взор охотника задумчиво скользит по золотой отделке врат, а мысли, мысли его витают вокруг порога Мандоса. Сегодня – особый день. Важный день. Тяжелый день.
Вокруг притихшие майар-ученики. Это те, кто воевали три века назад. Это те, кто помнят. Некоторые из них, прошедшие через боль развоплощения, помнят особенно хорошо. Все они разнаряжены под стать учителю, и, что обычно не характерно для жителей благословенного города, все вооружены...

Линни непривычно задумчиво смотрит по сторонам, стоя чуть сбоку от Оромэ. Её пояс оттягивает меч, за поясом кинжал. Оружие – словно вызов, и понятно, какого мнения придерживается взявший с собою меч на Совет…это напоминание. Напоминание о Войне.
Ещё не все собрались…но уже и так понятно, что не все, отнюдь не все будут приветствовать освобождение Мелькора. Похоже, сегодня решать придётся Королю Арды…

Вана пришла чуть позже Оромэ, кивнула сестре и встала рядом с супругом, обменявшись с ним коротким взглядом. Она была в необычном наряде - черное с белым платье, украшенном орнаментом цветов и птиц. Странное серьезное же выражение застыло на ее лице.

Йаванна появилась перед воротами одна. Супруг ее, Ауле, верно, опять задержался в кузнице. Платье, как всегда, зеленое. На это раз ослепительно яркое, почти салатовое, с открытыми плечами и длинным, тяжелым, цвета темной речной травы шлейфом. На шее очень сложной работы колье – серебро и малахит, мелкие каменные цветы, переплетенные причудливым узором, великолепно оттеняют идеальную белизну кожи. Пышные волосы приподняты короной, локоны цвета темной меди украшены белыми цветами. В ее свите несколько юных майэ в светлых платьях. Девушки оживленно шушукаются, пересмеиваются и затихают лишь тогда, когда на них ненароком падает ясно-голубой взгляд наставницы. Впрочем, даже это не останавливает непосед надолго.

Вторая по праву королева в Валмаре скорее задумчива, чем радостна. Вот она слегка кивнула Эстэ и Ирмо, ободряюще улыбнулась Оромэ – дарительница жизни давно по-особому дружна с покровителем деревьев, с интересом взглянула на толпу, собравшуюся у золотых ворот. Сегодня здесь очень много Эльдар. Еще бы. Столько слухов, столько рассказов о мятежном Вале, и вот, наконец, возможность самим увидеть легенду (или проклятье) Арды.

Старшие стихии, майар, эльфы – тысячи лиц, множество разных выражений на этих лицах – от легкомысленного интереса до угрюмой настороженности...

И облегченно вздохнула, разглядев в толпе приближающуюся к ней высокую фигуру мужа. Рядом с ним – спокойнее, рядом с ним – больше уверенности и теплое ощущение защищенности и стабильности. Как раз то, чего сейчас не хватает взволнованной предстоящим судом Валиэ.

Вайрэ пришла на площадь вскоре после Йаванны. Ничто ни в одежде ее, ни в лице не показывало, что сегодняшний день чем-то непохож на любой другой. Все то же серое одеяние, спадающее складками, все тот же спокойный, задумчивый взгляд. Только длинные пальцы играют бахромой пояса... словно против воли самой Валиэ.
Она кивнула братьям и сестрам и заняла отведенное ей место. Вместе с Ткачихой пришла всего одна майэ - самая любимая, самая способная ученица. Именно ей суждено перенести на Гобелен то, что случится сегодня.

Нет радости на лице Скорбящей, печален ее взгляд. Неподвижны тяжелые складки пепельно-желтого платья. Никто из учеников не пришел с ней сегодня сюда, к воротам Валмара. Она напряженно всматривается вдаль, она ждет.
"Брат мой... брат, которому я не смогла стать сестрой... что случится сегодня, не знаю... кем ты стал, что ты стал... сумеешь ли понять... простить... один взгляд на твое лицо, и я буду знать... мир или вечная война... искажение или исцеление... да что же это я, я ведь знаю... я ведь все знаю заранее"
Валиэ отвернулась, чтобы никто не увидел, как на глаза наворачиваются слезы.

Приговор был вынесен, и день был назначен, и было так, как суждено. Три долгих века - достаточно ли этого? Оромэ и его майар пришли при оружии. Они помнят. И не верят. Как и я.
Ульмо не хотел приходить сюда. Не любопытство, не радость, не сомнение вело его сюда - долг.
И потому он стоял на площади.
Решение было отложено. И тот приговор - лишь отсрочка. Полумера. Самое главное решится сегодня.
Ожидание длилось. Ульмо видел, как на площадь приходили зрители - и как являлись судьи. То, что случится сегодня, касается всех. И потому сегодня мы собрались не в Круге Судеб, но здесь.
Эльдар. Здесь теперь их дом. Неудивительно, что они хотят видеть и знать, что будет с их домом.
Майар. Древние, мудрые Младшие Стихии. Ученики, помощники. Не им выносить приговор. Но Арда - их дом, и как же важно для них, каким теперь будет этот дом.
Валар. Творцы. Беглецы. Воители. Победители. Нет, ещё не победители. Наша война закончится здесь и сейчас. Потому так и не хотелось идти сюда. Неимоверно это тяжело - быть войной. Но сегодня грядёт освобождение - не только для пленника, для нас. Освобождение от войны. Так или иначе.
Прощение и мир - или последний удар в той давней войне.
Милосердие - да, но почему мне кажется, что где-то глубоко мы ошибаемся? Это _наше_ милосердие. Это то, что касается нас. Мы видим себя - да, мы милосердны, и это важно. Но сегодня важнее всего не то, что сделаем мы. Важнее всего - смотреть на Мелькора. И видеть его таким, какой он есть. Не таким, как нам бы хотелось. Не то, что мы думаем или ожидаем. Не отражение наших дум. Его.
Быть готовыми простить. И быть готовыми нанести удар.
Три века наедине с собой - это нелёгкое испытание. Полагаю, Намо знает, кто и что может перенести. Он не согласился бы на полумеру, зная, что её итогом будет разрушение.
Значит, эти три века - то, что Мелькор выдержать способен. Но результат будет... неприятным. И будет трудно понять, что мы должны сделать.
Что ж. Моё дело - смотреть и слушать. Чтобы ни гнев, ни жалость не затмевали взора.
На эту площадь Ульмо явился во плоти - в шлеме тёмного металла и кольчуге, мерцающей мглистым серебром, на груди - рог из белой раковины. Мрачный взгляд, насупленные брови. Майар, пришедшие с Ульмо, остались в разноцветной толпе зрителей, не последовали за Владыкой Вод. Сегодня будет принято решение, тяжесть которого ляжет на Старшие Стихии. Каким бы оно ни было.

Манвэ пришел сильным прохладным ветром и принял обычный облик только на площади. Он внимательно оглядел всех собравшихся, отметив, кого не хватает, и улыбнулся так, будто приветствовал всех вместе и каждого в отдельности. Синие его одежды ниспадали мягкими складками, волосы раздувал еле слышный ветерок.

Он подошел к Ульмо и встал рядом с ним, ожидая остальных и пока не говоря не слова.

Словно далекое эхо, над Валмаром прозвучал величественный звук трубы, и колокола города ответили ему нежным перезвоном. Ворота медленно распахнулись, и чистый мягкий свет разлился вокруг, распространяя чудесное сказочное сияние, даря радость и надежду собравшимся…

Прекрасная Варда, Королева Мира, медленно вступила на площадь, и многие майар и эльдар следовали за ней, и среди них – храбрый Эонвэ, вестник и глашатай Манвэ, верная Ильмарэ, майа Варды, и Ингвэ – величайший из Королей Эльдар.

Королева улыбнулась всем и подошла к супругу. Легкий поклон приветствия - и Владыки Мира встали рядом…

Быстрым шагом явился на площадь Тулкас, камни мостовой звенели под его стопами. Гневом пылали его глаза, кулаки сжимались и разжимались, но встал он на краю площади точно статуя, не шевелясь, не давая ярости выплеснуться наружу. И только ни в чем не повинные камни звенели там, где ступала его нога.

Народ понемногу собирался. Цепкий, запоминающий взгляд Тинвэ схватывал каждую деталь: меч на поясе Оромэ и мрачные лица Майар Охотника, напряженную позу Тулкаса и спокойную, светлую улыбку Варды, белые одежды Финвэ и растрепанную шевелюру Тингрэлла. И - цвета. Охра и багрянец, густая лазурь и нежная зелень, золото и серебро. Художник даже облизнулся, предвкушая, каким красочным получится полотно.

Те из линдар, что пришли сюда с лордом Олвэ, пытаются быть серьёзными. Прекрасен град Валмар, и чистым восторгом наполняет он сердца. Трудно не улыбнуться, глядя на лёгкие очертания куполов, на цветы его и брызги фонтанов.
Тэлве улыбался. Тэлери - желанные гости здесь, в Валмаре, и чудесам этого города не устаёшь радоваться. Хорошо было бы прийти сюда просто так, побродить по улицам, петь с теми, кто тут живёт. Или на праздник, когда реют флаги и вспыхивают цветные огни, а над фонтанами сплетаются дивные видения. Но не для того оставил мореход свой корабль, чтобы любоваться искусством строителей города или веселиться на празднике. Словно чистая тревожная нота звучит в воздухе - что это? Разговоры и смех примолкают, когда поющие-в-волнах, что не слишком спешили, но всё же одолели путь к Валмару, присоединяются к эльдар, уже ожидающим на площади.
Одним долгим взглядом - видишь нарядную свиту Оромэ, и понимаешь: не для охоты их оружие; и печально лицо Ниэнны; и гневную мелодию тихо вызванивают камни под стопой Астальдо... Нет больше лёгкости и беззаботности, но есть торжественность ожидания. Так ждут на берегу, когда вот-вот должен вернуться в порт легкокрылый корабль. Так ждут, когда с золотым рассветом - в первое плавание, и нет сил усидеть дома, не выбежать на пристань, не коснуться ладонью тёплого борта. Так ждут в мастерской, когда светлое серебро остывает в форме, и неясно - вышло ли, как задумывалось и мечталось.
Торопиться уже некуда. Изменить ничего уже не можешь. Только ждать.

В толпе пришедших Эльдар и всё же словно чуть в стороне от всех и вся, стоит Финвэ, скрестив руки на груди. На его лице привычная маска полной невозмутимости уступила место неприкрытой мрачности. Финвэ сегодня выглядит непривычно – однотонные, сияющие белизной одежды, единственное тёмное пятно – волосы, перехваченные светлым металлическим обручем – из серебра или платины.

- Приветствую тебя, король Нолдор!
Тон Тингрэлла нарочито почтителен, а в карих глазах плещется смех
(о) Радость, чистая, но с легкой грустинкой: я так давно не видел тебя, друг.
С тех пор, как Ваньяр покинули Тирион, они действительно стали встречаться намного реже.
Даже сейчас, несмотря на особенность и важность предстоящего события, темно-рыжие волосы Тингрэлла топорщились в беспорядке, кое-где в них застряли перья и тонкие древесные веточки. Так что оставалось только гадать, из какой глуши Валинорских лесов вытащило дивного эльфа желание поглазеть на собрание в Валмаре.

Некоторое время Тингрэлл пытался размышлять, подобает ли ему, с его неказистым видом, становиться рядом с Финвэ, таким всем из себя бело-торжественным. Потом решительно сунул в карман недоструганную деревяшку, которую до этого продолжал по привычке вертеть в руках, вытер ладони о рубаху – замечательные смолистые отпечатки – и деликатно пристроился рядом.

Финвэ ответил Тингрэллу кивком, иронично поднимает бровь, оглядывая свежеизобретённую Тингрэллом окраску тканей - чёткие отпечатки чёрных ладоней на белом полотне
(осанве Тингрэллу): Да, очень давно... Как жаль - но хорошо, что мы всё же встретились, пусть и по столь неприятному поводу.
Финвэ снова мрачен, он смотрит в дальний конец площади и эхом в его голове: "Можно ли надеяться? Можно ли забыть?.."

* * *

Намо пришлось собраться с духом, чтобы войти в место заточения Отступника. Зал с ровными светло-серыми стенами, полом и потолком. Ни щербинки, ни пятнышка. Рассеянный, непонятно откуда льющийся свет. Полное беззвучие. Воздух, начисто лишенный вкуса и запаха. Пустота. Серая пустота, которая впитывает все воспоминания, опустошает разум, убивает чувства, высасывает душу. Гасит Музыку.

Мелькор…

Ответа не было, и Намо на миг показалось, что здесь уже никого не осталось, что Чертог уничтожил узника прежде, чем истек срок заключения.

Владыка Судеб вслушивался и вслушивался в тишину, пытаясь уловить хоть слабый отголосок Темы Мелькора.

Ничего… Нет - что-то здесь есть. Мелодия. Едва заметная, на грани исчезновения, однообразная ниточка звуков. Рождается из пустоты, несколько мгновений дрожит в неподвижном воздухе и тут же истаивает. Вновь проклевывается робким, бледным ростком - и опять обрывается. И снова.

Пустая дорога - без цели, без края - ковыль у обочины - мертвое небо…

Владыка Судеб зябко поежился. И вспомнил. Вскоре после суда. Кто-то из Майяр исхитрился дотянуться тогда до Мелькора даже сквозь стены Чертога. Намо почувствовал это, но не стал мешать - хотел проверить, насколько возможна в принципе такая связь. Да и пожалел Отступника, если уж быть совсем честным. Живое все-таки существо, хоть и Враг. Впрочем, Чертог сам позаботился об охране узника. Намо даже вмешиваться не пришлось. А вот Майя тот Темный, похоже, покалечился: песенка-то наверняка - обрывок его Музыки, больше ей тут неоткуда взяться такой. Что ж, сам виноват, нечего было лезть. Хотя нет худа без добра - Намо после этого усилил защиту. Больше никто пробиться к пленнику не сумел бы, даже если бы и пытался.

Мелькор!

Молчание. Только все та же назойливая песенка - дребезжащим пунктиром.

Вперед - в бесконечность - по пыльной дороге - назад не вернуться - в ковыльные стебли врасти - и уйти…

“Что ж, видно, другого выхода нет. Конечно, Серый Чертог придется потом восстанавливать, ну, да уж ладно.”

Повинуясь воле создателя, дрогнули серые стены, пошли рябью, подернулись сетью тончайших трещин - и мириады мелодий потекли в бывшую темницу - сначала отдельными струйками, потом ручейками, и, наконец, мощным потоком.

Не… надо…

Намо сразу почуял, как ожило, шевельнулось чужое сознание, потянулся к нему - и наткнулся на преграду. Пленник изо всех сил пытался отгородиться от музыки, оттолкнуть ее, спрятаться. Впрочем, прятаться ему было негде. От Серого Чертога ничего не осталось. Намо и Мелькор очутились теперь в одном из коридоров Мандоса, в окружении гобеленов, сплетенных из памяти и голосов тех, кто когда-либо жил в Арде.

Намо немного подождал, но пленник не спешил ни воплощаться, ни открывать сознание - словно оцепенел. Тогда Владыка Судеб, поморщившись от режущей слух Темы Отступника - к счастью, с трудом различимой сейчас, сам вернул Мелькору облик, которого тот лишился после суда. Сил на это ушло немало, но Намо знал, что они скоро восстановятся.

Темный Вала стоял неподвижно, глядя в одну точку, и никак не отреагировал даже тогда, когда Владыка Судеб, потеряв терпение, схватил его за плечо и хорошенько встряхнул.

Как статуя. А ведь там уже все собрались. Надо идти. Прав я был: Ангайнор на этот раз не потребуется. Мелькор теперь не больше, чем эхо собственной Музыки. Может, оно и к лучшему. А все равно… неприятно.

- Идем.

Темный не шелохнулся. Кажется, даже не услышал. Намо вздохнул, крепко взял его под руку и повел - тот не сопротивлялся. Запутанная, как паутина, сеть коридоров зашевелилась, выводя создателя и его спутника прямиком к воротам Валмара.

* * *

Посреди площади замерцало серебристое облако - и рассеялось, открыв взорам собравшихся две высокие фигуры - серую и черную.

Намо отпустил руку Отступника и молча присоединился к остальным Валар.

Мир обрушился на Мелькора разом. Беспощадная круговерть нестерпимо ярких ощущений захватила пленника, играя его чувствами, словно бурное море щепкой. Свет немилосердно резал глаза, звуки казались оглушительными, запахи - чрезмерно резкими, прикосновения - почти болезненными.

Кажется, когда-то раньше я умел справляться с этим. Вспомнить бы только - как.

Мелькор мучительно напрягал память - но прежние мелодии распадались бессмысленными цепочками нот. Жалкие обрывки Темы.

Кто я? И где теперь та дорога, по которой я шел? Неужели и ее унесло потоком?

Мелькору стало страшно, и он искал в окружающем безумии привычные серые стебли, и пыль, и тучи - спасительную тишину, давно уже ставшую для него единственной реальностью. Искал - и не находил.

А потом вокруг зазвучала Музыка. Чужая. Ошеломляюще громкая. Невыносимая. Несколько мгновений он стоял неподвижно, вздрагивая от боли - казалось, чужие Темы рвут на части саму его сущность. Потом пошатнулся и упал вниз лицом, проваливаясь в спасительное забытье. Серое. Родное. Уютное. Небытие.

Ниэнна стремительно шагнула вперед, опустилась на колени возле распростертого тела, осторожно повернула тяжелую голову. Холодная, узкая ладонь легла на лоб, отгоняя серость, впуская многозвучие мелодий Амана, постепенно, медленно, приглушая краски и звуки.

Больно!..

Чужое...

Зачем?..

Мелькор шевельнулся, пытаясь отстраниться от прикосновения, отгородиться от Музыки

как же громко! не надо так громко!

но сил не хватило, и он остался лежать в той же позе, зажмурившись и тяжело дыша.

Ирмо! Да помоги же мне! Разве ты не видишь?! Мне не удержать одной!
Тише, еще тише... осторожно, шум доносится откуда-то со стороны, словно волны набегают на берег. легкий шепот:
Возвращайся, брат… возвращайся... я так долго ждала тебя.

При появлении Отступника Ирмо резко вздрогнул и побледнел.
- Мелькор… - беззвучно прошептали губы.

Обжигающая боль. Свет, цвета, звук… ЗВУК! Оглушительный, невыносимый звук, разрывающий на части. И порванные нити Музыки Души…

Ирмо!– беспокойство в голосе Ниэнны. – Да помоги же мне!

Иду, сестра… – в ответ.

Повелитель Снов выступил вперед и склонился над Отступником.

Сестра, позволь мне…

Сосредоточиться. Не чувствовать.

Осторожное незаметное соприкосновение сознаний. Не видеть. Не слышать. Не ощущать.

Мягкая тишина. Спокойные густые сумерки.

Тихий голос: Мелькор, ты слышишь меня?…

Оромэ отвернулся, медленно отводя от распростертого на земле Мелькора тяжелый взгляд.
Из Мандоса выходят по-разному. Но так...
Он в невольном ободряющем жесте накрыл ладонью руку стоящей рядом жены.
Странное ощущение – душа наполняется жалостью и сочувствием к тому, кто в замыслах Эру был – Охотник даже в мыслях избегал настоящего времени, и для себя предпочитал жесткое “был” - его братом, и тревога, нарастающая тревога: сможем ли мы судить его, такого? Сможем ли мы судить его разумом, а не сердцем?

Как… хорошо…

Музыка, раздиравшая в клочья сознание Мелькора, смягчилась, отступила. Бешеный шторм звуков утих, на смену ему пришла обволакивающая, ласковая мелодия. Такая знакомая…

Чья?

Не… помню. Странно. Что же со мной произошло?

Осторожное прикосновение чужого сознания: Мелькор, ты меня слышишь?

Мелькор… Это ведь он меня зовет. Это… мое имя. Было?

Надо ответить.

Тонкой ниточкой, еле слышной музыкальной фразой-согласием: слышу.

И еще что-то. Там, снаружи, приглушенное шелковистой мелодией сумерек.

Другая Тема. Другой зов.

Я должен знать, кто там. Пусти меня, я теперь сам!

Да отпусти же!

Нетерпение.

Существо послушно убрало барьер - чужая Музыка вновь ворвалась в сознание, грозя захватить, смести, скомкать мысли и чувства. Но на сей раз пробудившаяся воля Мелькора оказалась сильнее.

Манвэ медленно приблизился к Мелькору и наклонился над ним. Потом выпрямился, и вокруг зазвучала негромкая песня.

Ветер...

Облака точно перья птиц...

Ароматы цветов и прохлада воды...

Звуки и запахи - это приносит ветер.

Ветер...

Мелькор, брат мой... Услышь ветер, что дует над Ардой.

Над Эндорэ и Валинором.

Ветер, что когда-то мы начинали петь вместе.

Ветер...

"Ветер, что дует над Ардой
Ветер, что пели мы вместе.

Я помню тебя. Ты мой брат.

Я помню твою Музыку.

Встреча - интерес - узнавание - притяжение - родство.

Песнь - твоя и моя - наша.

Общая Тема.

Ветер.

Но я был еще - Огонь. Я был - Холод. Я был - Тьма и Свет, Металл и Камень, Вода и Жизнь, Память и Предвидение, Мечта и Действие. Я один вмещал в себе целый мир. Каждому из вас была открыта лишь часть доступных мне возможностей. Отчего же вы не пошли за мной? Отчего, Манвэ?

Брат, у мира не может быть двух Владык.
Одному из нас - навсегда уйти.
Я к вражде с тобою давно привык.
Вновь скрестились, словно клинки, пути.

А когда-то Песня была одной.
Только нам ли себя обманывать?
Между нами черной стоят стеной
Пепел Удуна, гарь Альмарена.

В этом мире противоборство Тем
Навсегда - пограничной линией.
Мы с тобою оба рискуем всем:
Либо я тебя, либо ты меня.

Но победа - я вижу в твоих глазах -
Никого из нас не обрадует.
Брат, я так устал! Я хочу назад...
Слишком поздно. Меч уже падает".

Мелькор, насколько сумел, повернул голову и скосил глаза, пытаясь разглядеть тех, кто был рядом, и хоть как-то оценить обстановку.

Он еще не вполне понимал, где находится и что происходит, но чуял опасность и не хотел наделать ошибок. Силы возвращались слишком медленно, и разумнее было оставить резерв возможностей. Пусть думают, что он слабее, чем на самом деле.

Убедившись, что рассмотреть все равно ничего не удастся, кроме краешка чьего-то синего плаща, Мелькор опустил ресницы и снова беспомощно уронил голову.

И весь обратился в слух.

Ласси стояла рядом с Вайрэ. Как и ее Наставница, девушка предпочла свое обычное платье, сине-зеленое, как соленые морские волны, но все же добавила цвету глубины и насыщенности, а вырез украсила жемчужными бликами.
Ее слегка мандражило: воссоздать сегодняшние события на гобелене - это огромная честь, но и ответственность не меньше. Не впервой Плетельщице изображать торжества и праздники в Валиноре, но то, что происходит сейчас иное: Торжество, но не Праздник; не Победа, но Исполненный Долг; Твердость без Жестокости.
Решение, которое должно сохранить Цельность Гобелена.
Потому что каждое деяние изменяет Узор, но лишь Диссонанс рвет Нити Основы, угрожая Ткани Мироздания.
Ласси внимательно вглядывалась в каждого из присутствующих, чтобы запомнить лица, взгляды, жесты, все, до мельчайших подробностей. Беззаботное и чуть-чуть настороженное любопытство эльфов, напряженное внимание майар, величие и спокойное достоинство Валар. Она пыталась представить себе будущий гобелен.
Что-то было не так в наметившемся узоре. Что-то, что не давало увидеть картину полностью, но ускользало при более детальном рассмотрении.
Оромэ и его майар при оружии. Напоминание...
Девушка невольно вздрогнула. Ей не надо чувствовать холод стали, чтобы не забыть... Ее руки и так слишком хорошо помнят, как рвутся нити, как жизнь утекает сквозь пальцы... Как страшен узор Разрушения наяву.
Только теперь она поняла, ее гобелену не хватало цельности... У Валар нет единого мнения.
Но кто-то должен принять решение, и оно будет принято...

Намо появился эффектно, как всегда. И не один.
Момент Истины.
Ласси смотрела во все глаза... и не видела.
Там не было Отступника, Исказителя. Его Нить такая тонкая, как паутина - тронь, прикоснись... даже дохни - и она оборвется, исчезнет.
Мелькора здесь нет. В кого бы он ни превратился, как бы ни изменил его Мандос, это появится позже.
Решение не может быть принято сейчас, но оно будет принято.

Пестрая толпа перед Золотыми вратами заволновалась, перешептываясь. Словно волна пошла от места, куда Намо привел трехвекового узника Мандоса. А потом все затихло. В ожидании. Пришедшие в Валмар, казалось, теперь ловили каждое слово, каждое движение тех, кто вот-вот должен будет свершить суд, вынести приговор и определить будущее Мира.

Тингрэлл даже приподнялся на цыпочки, чтобы лучше видеть.

“Черный Всадник, так вот он какой. Далекое эхо старой страшной сказки”

Он знал, из рассказов о той, малоизвестной эльфам войне, что это они – Эльдар - дети Илуватара, - беспокойство об их судьбе и будущем, стали причиной пленения и заточения валы Мелькора, беспомощного лежащего теперь у ворот благословенного города.

“Вот он, тот, кто хотел превратить нас в искажения в пору нашей юности. Если сейчас он получит прощение и свободу, неужели сердце его не примет нас – красоту наших городов, совершенство наших песен, откровенность нашей любви к миру. Мы больше не дети. Может, и он больше не враг?”

Во внезапно наступившей тишине перед воротами появились две фигуры, окруженные серебристым ореолом, и Тинвэ поморщился: что-то нарушилось в гармонии его мира, что-то, давно забытое шевельнулось в памяти.

Эльф нахмурился, вглядываясь в происходящее на площади и мучительно пытаясь понять, что же его беспокоит. Что не так?

Звонкая чистота и свежесть красок, яркие, сочные цвета - и рядом, черным изломом на белом фоне - птицей ли сбитой, веткой ли сломленной, а может, ужасом безымянным из давних эндорских снов - тот. Черный Всадник. И ведь тоже красив, только иной, непривычной, тревожной красотой, жутковатой даже. И все же влекущей. Строгая четкость линий, жесткий контраст света и тени, противоборство крайностей.

Две гармонии. Две мелодии. Две картины. И не соединишь их - не то получится. Не будут смотреться рядом это радостное многоцветье и жесткая графичность угольно-черного на белоснежном. Погасят они друг друга. Не место им на одном холсте. Не место.

Ауле, в темно-медном плаще, стоял возле своей прекрасной супруги. Молодые эльдар, Финвэ и Тингрэлл, нолдор и тэлери, майар Йаванны и Оромэ, да и сами Валар, братья и сестры - все они казались Кователю лишь фоном, не более. В центре круга (Словно опять тогда, словно снова - Круг Судеб, Круг Судей) – Намо и Мелькор, и только он приковывал внимание Ауле. Мелькор? - Нет, то, что осталось от него. И, похоже, не много осталось.
(Осанвэ Йаванне: Что ж мы наделали?! Разве это - ОН? разве это - та сила, на помощь которой я так надеялся? Любимая моя, посмотри: это - сломанный молот, наковальня, рассыпавшаяся прахом... искореженное, изломанное бурей дерево, ствол которого плачет смолистыми слезами... это - сгоревшая сила...)
И - только самому себе, ни с кем не стоит делиться такими сомнениями: мы совершили непоправимую ошибку. Если он сможет стать - по силе - прежним, то простить такое он - не сможет. А если заключение обессилило его необратимо... То лучше бы брату моему не существовать вовсе...

Осанвэ мужа застало Йаванну врасплох.
Невольно она вскинула голову, упрямо, по-королевски, и взгляд ее потемнел, от голубого перетекая в пронзительно-синий.

Осанвэ Ауле:
Сломанный молот лучше молота разящего, любимый. Тлеющий костер лучше буйного лесного пожара. Лучше уж бессилье, чем та сила, которая рождает Диссонанс в Мире. Если он пожелает возродиться к жизни с нашей помощью и при нашей поддержке, наша любовь даст ему не меньше, чем его гордыня. А если нет, пусть падет в прах. Навсегда.

Осанвэ Манвэ
Будь осмотрителен, король Мира. Слабость после наказания еще не знак доброй воли. Сердце мое полно жалости к плачевному состоянию брата моего Мелькора, но нам нужно знать и то, что у него на уме.

До сих пор незаметно пребывавшая вовсе где-то даже на окраине толпы, Нэсса с лёгкой смущённой улыбкой пробирается вперёд, почти неотличимая от Эльдар и незаметная в своём простом сиреневом свободном платье без рукавов. Как и всегда – босая, длинные каштановые кудри рассыпались по плечам. Венок из веточек со свежими зелёными листочками – единственное украшение, да и то, всё время сползает на ухо.

Нэсса-Радость, Нэсса-Плясунья, но нет сегодня на губах её улыбки. Она встаёт рядом с Тулкасом и кладёт ему на плечо руку, чуть приподнимаясь на цыпочки – Нэсса маленького роста, пытаясь чуть успокоить, или просто дать понять, что она здесь, с ним.

Она смотрит туда, на Короля Мира и того, кто называл себя некогда Властелином Эндорэ и понятно, что она словно в растерянности. Она не знает – что делать и думать. Яростное недоверие, как Тулкас? Нет, о нет, супруг мой, может, мы все, ещё сможем исправить давние ошибки. Может, это ещё возможно – забыть о давней вражде…
Посмотри на Нэссу, увидишь, – это словно…жалость. К Мелькору. О, в нём не осталось Радости… Что мы делаем, правильно ли всё происходящее? В этом нет радости, нет веселья…Никакого. Всё неправильно.

Тихо стоит Нэсса-Плясунья и нет улыбки на её губах…

“Чёрный Всадник, чудовище из сказки. Тот, кто хотел сделать нас своим народом... Тот, кто был побеждён - ведь и творцы мира не всесильны”.
Дева в сиреневом платье пробиралась сквозь толпу - Тэлве шагнул чуть в сторону, освобождая ей путь. И едва не споткнулся о резное подножие колонны, высотой по колено. Легко встал на него, как на ступеньку, придерживаясь за каменный завиток - теперь он был на ладонь выше других эльфов, разглядел и Финвэ, и встрёпанную рыжую голову Тингрэлла, и спокойного Ингвэ, и Румила - мудрец, наверное, подбирает слова, которыми опишет, что тут творится.
Старший кормчий покосился на Тэлве, но промолчал.
Эльф размышлял:
Для многих это - сказки. Но мы-то видели сами. У нашего страха есть имя. Но теперь мы не боимся. Вот он лежит, и пугаться нечего. И что? Всё это означает - теперь всё будет хорошо?
Вихрем пронеслись воспоминания - и полный ужаса бег в темноте, и плоский камешек, что прыгал по глади озера, и горящее на севере небо... Сила. Защита. Симпатия.
И пришло отчётливое понимание: это не просто покорность. Добрый или злой, этот Вала горд. Главное, чем он нас напугал - сила. Главное, что он нам предлагал - защита. Сила в обмен на свободу.
Если бы Всадник мог - он бы встал. Значит, ему сейчас очень плохо.
И прежде, чем спокойствие мастера-корабела взяло верх над любопытством босоногого Тэлве с берегов Куивиэнэн, быстрое, краткое осанвэ-прикосновение полетело к Мелькору:
сочувствие
дружелюбный интерес

Мысленное прикосновение: жалость, смешанная с любопытством.

Не Айну. Воплощенный. Эльф.

Я его знаю… знал.

Берег озера. Порванная сандалия. Игра в камешки.

Он тогда не принял мою Тему. Он боялся меня. Боялся, а теперь… жалеет?

Меня? Жалеет?! Воплощенный?!!

Стыд накатил обжигающей волной: Как я мог допустить такое?! КАК?!

Впрочем, разум почти мгновенно взял верх над чувствами. Мысли постепенно обретали четкость.

Здесь Валар. И эльфы. Вместе. Где? В Эндорэ. Эльфы живут в Эндорэ. Но - Музыка! Ведь совсем другая! Пересоздали?!

ОНИ - ПЕРЕПЕЛИ - МОИ - ЗЕМЛИ?!

Ярость.

Спокойно. В сторону эмоции. Думать. Решать. Действовать.

Для начала - осмотреться. Разобраться. Понять.

Мелькор уперся руками в землю и приподнялся. При малейшем усилии, умственном или физическом, в виски иглами впивалась боль. Плевать.

Очень медленно, стараясь не делать резких движений, Темный Вала сумел сесть -

Главное - не свалиться обратно! А то придется повторять подвиг.

и обвел собравшихся взглядом, все еще несколько затуманенным, но в целом вполне осмысленным. Изучающим.

- Мелькор, - слово Манвэ упало и раскатилось по площади звоном. - Ты вернулся из Чертогов Мандоса, из заточения, на которое был осужден судом Валар и волей Эру. Ныне же ты свободен от уз, что связывали тебя там, и в Валмар доставил тебя Намо, чтобы мы убедились, что раскаяние, которое ты ощутил на Суде в Круге Судеб, было искренним.

Манвэ закончил говорить официальные слова, которые были необходимы, и продолжил словами силы:

- Встань, Мелькор.

Чертоги Мандоса...

Воспоминание - тягучим ознобом по коже, комом в горле, ужасом неизбывным. И сквозь этот серый, засасывающий страх, на грани восприятия - слова Манвэ: Валмар, Круг Судеб, суд, раскаяние.

Раскаяние. Вот чего они добиваются. Единственный путь к спасению. Раскаяние.

Мелькор поднялся, повинуясь приказу брата, пошатнулся было, но на ногах устоял. Тело само собой приняло обычную горделивую осанку: плечи расправлены, подбородок приподнят. Старые привычки не умирают.

Что ж, значит, или я сумею их убедить, или...

не думать об этом!

Все силы - как же мало их! слишком мало, но уж сколько есть - в кулак. Всю волю - натянутой до предела, готовой вот-вот оборваться струной. Весь разум, все чувства, все, что осталось еще, подчинить одной цели. Последней.

Мелькор опустился на колено перед тем, кто называл себя Королем Арды - тяжело, неловко, совсем не похоже на его прежние движения. Склонил голову.

- Чем мне подтвердить искренность моего раскаяния... Владыка?

Тьма великая! Этот еле слышный голос - мой? МОЙ?!

- Мелькор, - сказал Манвэ, - открой свои мысли, дай нам услышать твою музыку. Открой себя. ВСЕМ НАМ.

“Открыть себя… Что надеешься ты увидеть, Манвэ? Жалкие обрывки некогда великой Музыки? Осколки воли моей и разума? Сознание, обглоданное Мандосом? Что ж, вам надо ведь убедиться, что я не опасен. Вы же боитесь меня, Валар! Даже теперь - боитесь. Я смеялся бы, если б мог. Но у меня нет сил даже на это.

А ведь в иные времена я счел бы такую процедуру унизительной - хотя чего уж стесняться теперь, после того, как я валялся тут перед вами и перед… Детьми.

Неважно. Все неважно.

Мандос кое-чему научил меня. В моей Музыке - в том, что от нее осталось - не будет и тени фальши. Вы увидите чистую правду, Валар. Абсолютную. Но не всю”.

- Я готов, Владыка,- голос Мелькора, хоть и очень тихий, звучал совершенно спокойно.

Темный Вала распахнул сознание - полностью.

Серая пустота. И в ней - крошечными, разрозненными островками - то, что уцелело. Клочки воспоминаний, обрывки мелодий.

Начало. Первые ноты рождающихся Тем. Робкое соприкосновение мыслей - обмен музыкальными фразами. Дружелюбный интерес. Радость познавать друг друга. Счастье не-одиночества. Доверие. Попытки творить вместе. Восторг: получается красиво! Увлеченный поиск новых созвучий.

Провал, заполненный серым. Ужас, выходящий за пределы восприятия, обрывающийся безразличием.

Только что сотворенный мир. Любовь. Желание отдать все силы, всего себя. Украшать. Заботиться. Дарить.

Опять серое.

Схватка Стихий. Стон земли, разрываемой на части. Не хочу. Жалко. Страшно. Неправильно.

Пустота. Меня-нет-больше.

Надежда. Слабая - еле слышным звоном струны. Вернуться в мир. Творить. Любить. Исцелять.

Я такой же, как вы. Мы пели вместе когда-то. Мы могли бы петь вместе снова.

Намо молчал. Взгляд Владыки Судеб был неотрывно устремлен вдаль, к горизонту, где небо постепенно меняло цвет от серебристого к медово-золотому.

Невыносимо видеть Мелькора. Невозможно смотреть в глаза родичам.

"Я убил брата своего.

Но... я ли? Ведь решение принимали все.

Да, все. Но каждый говорил за себя. Я был среди тех, кто требовал заточения. Я использовал Серый Чертог - а ведь у него было совсем иное назначение. Чудовищная мысль - запереть там живое существо! Дикая!

А что, оставить беззащитных Детей на растерзание Мелькору и его тварям было бы лучше? Справедливее? Милосерднее?

Эру великий! Да о чем я?! Ведь если бы мы не ударили первыми, Отступник не остановился бы, пока не подмял бы под себя весь мир. Мир, за который мы - я - в ответе. Мы не могли допустить такого. Не имели права.

Мелькора нельзя было оставлять на свободе. И удержать его иным способом, кроме как заточить в Мандос, мы не сумели бы.

Но ведь как бы мы ни поступили, что бы ни выбрали, все равно мы оказывались убийцами! Или брата. Или Детей.

И что нам делать - теперь?"

Намо молчал.

"Я такой же как вы... Такой же..."
Манвэ смотрел в Мелькора как в зеркало, в котором отражалась вся музыка Арды. Вся Музыка отражалась в нем и так тихо она звучала, что ничье ухо бы не расслышала в нем Диссонанса, если он и был... Манвэ смотрел и верил ему, верил в его обновление.

И мы такие же, как он. Он как мы. Айну. Нет, Вала. Вала Мелькор. Мой брат.

Он изменился... Хотя нет, остался прежним и все же он другой.

Манвэ открывал свои мысли Эру, как Мелькор только что открыл себя всем Валар.

Отец наш, ты видишь, Мелькор такой же как мы. И он хочет творить вместе с нами. Пускай же он останется в Арде, пускай он творит вместе с нами.

Отец, смотри, он хочет быть с нами... Мы не можем оттолкнуть его, это противно сущности нашей, которая дана тобой.

И в глубине своей сути Манвэ ощутил ответ Эру

...ТЫ РЕШИЛ ПРАВИЛЬНО...

Манвэ вскинул голову и, не отрывая взгляда от Мелькора, послал осанвэ всем Валар.

(о) Вала Мелькор - мой брат, я верю ему...

- Вала Мелькор - мой брат, я верю ему, – прозвучал ветер с горных вершин.

- Вала Мелькор - мой брат, я верю ему, – прозвенел теплый ветерок.

- Вала Мелькор - мой брат, я верю ему, – зашумели листья дерев.

- Вала Мелькор - мой брат, я верю ему, - сказал Манвэ.

Для Варды все было решено еще во время Айнулиндале. Не место здесь Этому - ни озлобленному, ни раскаявшемуся. Еще до того, как заговорил Владыка Арды, она почувствовала, что Манвэ склонен поверить тому, кого он считал братом. И знала, что это ошибка, которая может обойтись слишком дорого. Но сказать все это вслух у Варды не хватило духу. Видела она, как радуется Манвэ при мысли о том, что может быть - только может, не так это на самом деле, и вряд ли так  будет! - снова их станет пятнадцать, и уйдет из мира Диссонанс, оставшись лишь смутным воспоминанием. И не решилась Варда растоптать хрупкую эту надежду. Не смогла.
- Я верю Айну Мелькору. Хочу верить.
Слова доверия, сказанные спокойно и твердо. Только вот свет Варды, что ласково обнимал всех на площади, стал вдруг холодным и пронзительным...
(о-Тулкасу, Оромэ, Йаванне): Но не будет большой беды, если не поверят другие...
Вайрэ вслушивалась в мелодию, но еще больше она вглядывалась в лицо. Бледное, застывшее лицо, мертвый взгляд. "Как красив будет этот гобелен... отражение... отражение... он отражает... отражает, но не поет. Он стал зеркалом, зеркалом наших песен, но ведь и я зеркало. И никто не может знать, о чем думает зеркало на самом деле, каковы его помыслы, мечты стремления и желания. Но как бы то ни было, еще ни одно зеркало не смогло отразить по своей воле. У зеркал нет выбора. Они обречены, как мои гобелены. Ты стал гобеленом, брат. А значит ближе мне".
- Я верю в силу раскаянья нашего брата Мелькора. Никто не может остаться неизменным, пройдя через Чертоги супруга моего.
Взгляд на Намо, не менее застывшее лицо. Словно опять отражения друг друга. "Я знаю, супруг мой, ты не веришь. Ты не веришь даже своему отражению... а может быть ты знаешь ответ, но ты ведь не скажешь, все равно не скажешь, пока нити не лягут на полотно."

Ниэнна так и стояла за спиной Мелькора, даже преклонив колени он был почти одного роста с ней. Она молчала, пока молчала... не смея верить ростку надежды... не смея верить, что все закончилось. Что Диссонанс больше не будет убивать ту Единственную мелодию замысла, коей суждено воплощение. Что брат будет братом, а не врагом. Она прислушивалась к его мелодии, изменившейся, приглушенной, не... неправильной, неестественной.
Ниэнна всегда лучше прочих слышала искажение, ибо никому не причиняло оно столько боли. Но теперь, теперь сам Мелькор был искажен. Его мелодия, вплетенная в общий хор, мелодия, сродственная всем Валар, резала слух. Она была неправдой. Но это значит... ведь ни один из нас не может жить с Диссонансом, с Диссонансом в себе. И он не сможет...
Ниэнна закрыла глаза. Понимание обрушилось на нее лавиной, водопадом. Это не конец, это только начало. “То, что для нас Гармония, для него Диссонанс, а значит ему не быть с нами. И он знает, не может не знать. Нельзя не заметить Диссонанс в себе. Значит…”
Она обвела взглядом братьев и сестер. Нет, они не видят, даже те, кто все равно не верят Мелькору, - не верят по привычке, не верят из-за прошлого, не из-за будущего. Разве что Намо, но он молчит.
"Нет, я не смогу, я не смогу сказать, не смогу... Это мой выбор. Пусть он будет. Уж лучше Искажение, чем Небытие. Чертоги Мандоса снова убьют его. Я не могу убить его еще раз. Нет".
Ниэнна приняла решение - когда придет ее время сказать слово, она будет просить за Мелькора.

Мысли текут неспешно. Торопиться нельзя. С этой точки мир, замерший сейчас для Ульмо, двинется дальше. Куда?

В этой мелодии нет диссонанса. Она едва слышна - но чиста. Даже обрываясь в серую пустоту, эта музыка не пытается восстать, сопротивляться, бороться. Значит...

Жив ли тот, кто пел эту музыку? Будет ли дом построен из обломков? Ульмо вспомнил, как Мелькор медленно поднимался. Сам. Мы не уничтожили его (эта мысль звенит тихой радостью дождевых капель, едва слышным шелестом снежинок, и Ульмо глушит её - сейчас не время). Значит...

Чтобы начать всё сначала - нужно вернуться к этому началу. Вот она, Песнь Творения, отразилась в музыке Мелькора, точно огромное небо в капле росы. Радость, любовь, надежда - а ведь всё это было и раньше. Здесь нет ни одной ноты, которой бы не было у прежнего Мелькора. У того, с которым мы воевали. Значит...

Радоваться рано. Это лишь шанс, лишь надежда. Уничтожить эту надежду было бы жестоко и несправедливо. Поверить - не могу. Может быть, позже, не сейчас? Увидев не обрывки тем, оставленные Мандосом – как же мало их осталось, брат, неужели всё остальное - были гордыня и ненависть? - а новые свершения? Значит...

Война ещё не окончена. Она не закончится вот так - по одному слову, по одному жесту. В наших душах её раны не все ещё зажили - странно было бы ждать, что брат, заточённый нами в темницу на три века, исцелится быстрее нас.
Что ж, пусть время течёт дальше, смывая горечь и грязь... А если суждено вражде начаться вновь - мы всё сделали правильно. Сейчас у нас хватит силы остановить Мелькора, не уничтожая мир сотворённый.

Да что со мной? Почему я снова думаю о войне? Прав ли я? Нужно бы поговорить с остальными, но что я скажу? Неясные подозрения, желание верить - и недоверие, сомнения...
Брат мой Манвэ мудр, а он видит то же, что и я - и верит Мелькору.
Брат мой Манвэ добр, он не верит, что бывает неисправимое зло. А бывает ли оно? Или я сам отравлен ложью, и это мои сомнения - тень будущего зла?

Что ж. Главное я видел. Сейчас Мелькор не представляет опасности для мира. Время у нас есть. Что до остального - буду делать то, что умею лучше всего. Слушать. Значит...

Слова Ульмо упали тяжело - раскатом грома, ударом молота о наковальню, расколовшейся на куски глыбой льда.

- Вала Мелькор - мой брат.
(осанвэ всем Валар)
И пусть грядущие дела его покажут, что он воистину брат нам.

Оромэ “смотрел” в сознание Мелькора, и не находил ответа. Того, самого важного ответа, ради которого Вала-Охотник пришел сейчас на площадь.

Осанвэ Манвэ: Слишком мало осталось после Мандоса. Слишком мало. Возрожденный Мелькор, кажется, мало чем отличатся от новорожденного. Он почти не помнит своего падения, своего вызова остальным, своей гордыни, своего диссонанса... Не помнит, а значит, не может и раскаяться.

Начало. В его воспоминаниях много про начало. Я хорошо помню то время. И помню также, что произошло потом. С Мелькором. С нами. С Ардой. И нет ответа – почему произошло то, что произошло. Было ли это случайностью, или противостояние остальным есть сама природа айну Мелько. И нет у меня уверенности в том, что то же самое не случится снова

Оромэ мрачен, его мысли более чем неприятны ему самому. И все же.

Заточение в Мандос было ошибкой. Теперь это ясно. Вместо того чтобы обуздать гордыню Мелькора, Чертоги просто уничтожили часть его индивидуальности, а заодно самое важное - его память. На что я надеялся? Наверное, на осознанный выбор могущественного и мудрого существа, на слово, на обещание, которое можно взять у сильнейшего из Айнур, и на которое можно рассчитывать. А сейчас... Да я верю тому, что я вижу в сознании Мелькора. Но это не означает ровным счетом ничего, ибо это более сознание младенца, чем Старшей Стихии. И если однажды освобожденный Мелькор вновь выступит против нас, я даже не смогу упрекнуть его. Ибо он опять будет действовать соответственно природе своей, и Мандос не научил его ничему, но лишь навредил, уничтожив полные знания о последствиях подобных действий.

Итак. Остается признать, что мы уже потеряли брата. Мы искалечили, а может, и убили его личность и его Тему. И этот груз нести нашей совести до конца дней. Пусть так. Для того чтобы облегчить бремя своей совести, рискну ли я судьбой Арды? Нет.

- Мелькор – мой брат, - жестко говорит Охотник, и слова его безжалостно-практичны. - Он всегда им был, и навсегда им останется. Но не это главное сейчас. Я против свободы для него. Даже теперь... Особенно теперь...

Тулкас не размышлял долго:

Мало, что осталось от моего противника! Но мало ли что появится! Я сильнее его как всегда, но дорого Арде обходятся наши сражения!

- Я согласен с Оромэ! - прогрохотал его голос. - Он не заслуживает возвращения!!

Йаванна в нерешительности. Она слишком щепетильна, когда дело касается жизни и смерти. Наказание, заточение – это то, что Валиэ еще в состоянии допустить, но убийство...

Могу ли я – Дарительница Жизни, поющая живую тему Арды, - обречь кого-либо на смерть? Это против моей природы. Против моей Темы. Даже если это жест отчаяния, даже если эта смерть необходима для того, чтобы защитить слабых от произвола стихийной силы.
Оромэ и Тулкас готовы принести Мелькора в жертву покою и благополучию Мира. Готова ли я?
Когда я призывала к той Войне на Севере, я просто не отдавала себе отчета в том, чем она обернется. Болью, страданиями, изломанными судьбами. Я не хочу повторения того кошмара. Но если... Если Мелькор, этот новый Мелькор, станет одним из нас, больше никогда не будет войн, больше никогда не будет страха... И... Может быть с его помощью удастся вернуть к свету его уцелевших последователей. Его создания. И твари больше не будут тварями. Они снова станут жизнью и высоким смыслом Мира. Еще можно все исправить, еще можно... Обрекая на смерть брата своего, я тем самым приговариваю и их. Нет, я не могу... Так...

Умоляющий взгляд на Оромэ.

Мягкий голос, он тих, как шелест листвы, он нежен, как молодая трава, он нигде, и в то же время везде.
- Мелькор – мой брат. Я верю ему.

“Да, Мелькор сам виноват во всем, да, иначе с ним нельзя было поступить, а между тем... Чем мы лучше? Он искажал Детей - мы исказили его. Мы стоим друг друга - так ведь выходит. И как теперь мне судить его? Как?!”

Владыка Судеб медлил, молча слушая, как братья и сестры оглашают свои решения.

"Я должен сделать это. Ради мира, за который все мы в ответе. Ради Детей Песни. Ради себя, в конце концов - мне нужно знать, что сотворили с Мелькором Чертоги. Что сотворил с ним я".

Намо решился.

Мелькор искренен,- безмолвно обратился он к Королю Арды, закончив вслушиваться в мелодию Темного Валы.- Я верю ему сейчас. Но я не могу предсказать, каким он станет в будущем. Манвэ, я не готов решать его судьбу - сегодня. Слишком легко ошибиться. А этого мы не можем себе позволить.

Вслух Владыка Судеб не сказал ничего.

Вана с удивлением посмотрела на сестру.

Как она может верить этому разрушителю? Можно ли ему верить... Можно? Можно. Он теперь совсем не такой, как раньше... Пусть же он будет вместе с нами!

(o-всем) Мелькор наш брат и я верю в его раскаяние.

Вана ничего не сказала, но вся засветилась и распустились бутоны роз в ее венке. Она дружелюбно посмотрела на Мелькора.

(о- Оромэ) Ну если он что-нибудь опять сломает.. Тогда я вместе с тобой, супруг, заставлю его ответить за это.

Вала Ауле услышал слова Владыки ветров - и словно очнулся. То, что открыл ему – и всем! ВСЕМ, вот что не просто странно, а страшно... - Мелькор, потрясло Кователя. Перед ним был не сломленный Отступник, не сломанный молот, но – заготовка. Словно не зрелая Стихия, не самый могучий из Айнур, а - ребенок, только что научившийся связывать образы... ребенок в облике старшего...
(Осанвэ - Йаванне): Любимая, может, ты и права, и сломанный молот лучше стали разящей, но... Это уже даже не сломанное это... Это переплавленное... Мы должны быть очень осторожны - раз уж получилось разрушить прежнее, то новое надо создавать особенно бережно... И, взгляни: ты говоришь, что Мелькор - наш брат, но честней будет сказать не брат, а ученик... Скажи, хватит ли твоей любви на Отступника, пусть даже и бывшего?
Впрочем, свой ответ Ауле дал, не дожидаясь осанвэ прекрасной супруги: все же Кователь знал дарительницу жизни достаточно долго!
- Мелькор - брат мне. Брат всем нам. Я верю ему
(осанвэ - Валар): И я надеюсь, что мы сумеем помочь брату. Сумеем удержать его от повторения прошлых ошибок... И - от любых будущих. Этот голос должен звучать в нашем хоре!

А Нэсса чуть было не зажмурилась от внезапно нахлынувшего восторга. Радость! Братья и сёстры – да, да, да, они верят ему! А я? Что сказать мне? Нужно на что-то решиться? Я – с супругом моим? Или я решу…Что я решу? Мелькор…Старший…самый странный, да, самый непонятный…а теперь? Он – такой как мы! Разве можно – быть против такого-как-ты? Мы поём одну песню! Мы все. Я не слышу Музыки Радости, музыки Танца, Восторга – но после Чертогов…и думать об этом глупо. Мы научим его. Все. Вместе. Мы вернём счастье в наши души. Прошлое – помню, но смотреть надо в будущее!
Нэсса резко подняла голову, не обратив внимание на то, что злосчастный веночек сполз-таки и сейчас с негромким, но отчётливо прозвучавшим шорохом, шлёпнулся на камни площади. Она сказала, заулыбавшись.
- Прошлое – должно забыть. Кажется, почти все уже согласились с этим. Я верю Мелькору.

Внимательный взгляд пронзительно-синих глаз Повелителя Снов быстро пробегает по лицам Валар.

Манвэ. Мелькор твой брат, и ты любишь его. Ты веришь ему. Хочешь – верить…
Варда. Твой звездный свет чист и ярок, и темным мыслям нет места рядом с тобой…
Намо. Справедливый судья. И себя ты судишь не менее строго…
Вайрэ. Нити событий ловкими пальцами вплетаешь ты в свои гобелены, сохраняя память. Но эти нити пряли и прядут другие, не ты…
Ауле – душа творца. И больно видеть тебе, как другой творец – разрушает. Мечты твои – создавать новое. С братом твоим Мелькором…
Йаванна. Хрупкая надежда распускается цветком в твоих ладонях…
Ульмо. Размышления твои медленны и глубоки, как воды твоих океанов. Но решение тобой принято.
Оромэ. Видевший эту войну. Сражавшийся с братом. Можешь ли ты – рисковать?
Вана. Мы все верим в лучшее. И ты - веришь.
Тулкас. Сила, что призвана защищать этот мир. От одного из нас. И ты будешь защищать – даже если угроза лишь возможна…
Нэсса – почему так грустна Валиэ Радости? Почему так серьезен твой взгляд? Ты не хочешь больше печали. И ради этого ты готова простить…
Ниэнна, ты понимаешь. Не жалость говорит в тебе. Понимание…
Эстэ, душа моя. Ты – исцеление, и больно тебе видеть – разрушенное…
И я. Я должен сказать. Что мне сказать?

Каждый сейчас принимает решение. Решение? Какое - решение? Решение уже принято.
Замкнутый круг Круга Судеб… И горький смех.
Мы не можем лишить этот мир одной из Стихий. Мы не можем изгнать Мелькора из Арды – ибо он один из нас. Вместе с нами он пел этот мир – пусть иначе, но не заглушить его голос, не вырвать нитей из гобеленов Вайрэ. Сила его здесь, и суждено ей здесь и остаться.
Но сила эта несет разрушение… Потому что Мелькор желает звучания только своей Темы. А из борьбы Тем рождается жестокий, безжалостный Диссонанс, что губит все труды – и его, и наши.
Можно ли было избежать этой борьбы? Как? Согласился бы Мелькор сломать себя, смириться и петь – с нами, нашу Тему, отказавшись от своей? Нет. Согласились бы мы подпевать Мелькору, его Теме – и отказаться от наших Тем? Нет.
Замкнутый Круг. Круг. Круг!
Отчаяние. Ловушка. Западня.
Порвать Круг! Мы попытались. Войной.
И был Круг. Снова был Круг. Круг Судеб.
Мы не могли его изгнать. Мы не могли лишить мир этой силы. Но как мы могли совладать с ней?
Сломать Мелькора? Заставить его петь с нами? Заставить его служить – нам? И тем самым безвозвратно изменить не только Мелькора. Себя. Словно пасть – в бездну, из которой не возврата.
Мы - творцы. Наша суть – созидание. Мы уже пошли против своей сути… Но был ли у нас выбор? Могли ли мы поступить – иначе? Сестра, я понимаю, почему ты плачешь… Смирился ли я?
Я не знаю, куда приведет нас этот путь. Но, брат мой, я никогда не спрошу тебя о том. Потому что я верю. Верю в Отца нашего. Верю в Замысел. Верю в наш путь. Я верю – и надеюсь. Что мы справимся. Мы – сумеем. Что у нас хватит сил и мудрости. И все будет – как должно…
Так что же мы могли сделать? Убедить Мелькора? Мы не смогли этого сделать до войны. Ужели у нас стало больше шансов сделать это – после?
Смех – горечью на губах.
Мелькор – в Круге Судеб. Побежденный – но не сломленный. Напротив – как удары молота закаляют сталь, так и удары судьбы закаляют души… Или ломают их…
Мелькор - в Круге Судеб. Израненная душа – и сильная воля, закаленная потерями. И против этой воли – что мы могли поставить? Нашу силу – чтобы согнуть, сломить ее?
Или наши жалкие слова, чтобы направить ее иначе? Могли ли мы убедить Мелькора? После тех ран, что мы нанесли друг другу - могли ли хотя бы говорить наши израненные души?
Горечь бессилия.
Мы не могли позволить страдать юным Детям, только появившимся в Мире, от Диссонанса, жуткого порождения борьбы наших тем. Ради Детей мы согласились заплатить цену войны – чтобы остановить, нет, не Мелькора. Диссонанс. Но что делать с нашим братом? Изгнать мы его не могли. Подчиниться ему и убить наши Темы? Невозможно! Заставить его склониться, отказаться от своей Темы? Сломать его? Убить его? Нет! Но невозможно и договориться. Есть ли выход? Только ждать. И надеяться на то, что что-то изменится.
Значит - отложить решение до лучших времен.
Но что делать с братом? Дать Мелькору свободу? Изгнать? Нельзя. Отпустить - и попытаться вновь поговорить через пару веков? Вновь подвергнуть опасности Детей? Бессмысленно – тогда зачем вообще была эта страшная война.
Тогда… Серый Чертог. Единственное место, что может удержать сильнейшего из Валар.
Боль в сердце. ЭТО – Решение?
Да, это решение. Единственное ВОЗМОЖНОЕ решение. Заточение в Мандосе. На несколько веков…
Был ли у нас выбор?
Печальная улыбка на устах.

И вот вышел срок. Времена изменились – и снова пришло время принимать Решение.
Замкнутый Круг…

Ирмо пробежал глазами по кругу Валар и обратил взор к Мелькору, стоящему на коленях перед Манвэ. Покорному Мелькору, по воле брата открывшему Валар свое сознание.

Воля, склонившаяся подобно гибкому деревцу под сильным ветром, чтобы не быть выкорчеванной с корнем. Жажда жизни – пловца, что из последних сил борется с неумолимыми волнами. Мелодия, от которой остались осколки нот – и огромная сила. Не физическая – сейчас ты слаб, брат. Сила души.

Тишина на площади. Все ждут моего слова.
ЧТО Я МОГУ СКАЗАТЬ!?

Замкнутый Круг… Круг Судеб… Твоей Судьбы, брат. Нашей Судьбы.
Порвать, порвать Круг… КАК!?

Решения нет. Мы вернулись к началу.
Чьей Теме звучать в этом мире? Твоей – или нашей? Или опять – бесконечная борьба Тем, Диссонанс…
О Эру! Где же ответ!? Неужели так – суждено!??

Что делать?
Откладывать решение дольше нельзя.
Серый Чертог причинил ему боль – еще несколько веков, нет, лет – и он убьет его. Я не могу этого допустить. Мы не можем этого допустить.
И мы не можем заставлять нашего брата страдать – потому, что МЫ не можем принять решение. В конце концов, Я НЕ ПОЗВОЛЮ!!!

Что делать?
Музыка души – в руках. Хрупкие, тонкие нити… Так легко изменить – и так легко сломать…
Мелькор, брат мой… Как я могу ломать – тебя? Я – целитель?

Что делать?
У нас есть только один шанс. Один ничтожный, крохотный шанс. И мы должны его использовать. Я сделаю все, что в моих силах… и даже свыше моих сил.

Решение. Опять единственное решение.

Взгляд пробегает по лицам Валар.
И оно уже принято. Все прочее – лишь слова. Слова. Слова…

Все ждут моего слова.
Что я могу сказать им?…

Осанвэ – ожидание, вопрос.

Каких слов они ждут от меня?

Подтверждения, что Мелькор говорит правду?
Но он открыт вам… К чему мои слова?

Вы ждете подтверждения, что Мелькор искренне раскаивается?
Но я не вижу раскаяния… Я вижу желание жить. Осудите ли вы его за это?

Или вы ждете, чтобы я сказал, ЧТО ВИЖУ Я?
Я не могу. Я не вправе. Никакое благое намерение не стоит непоправимого вреда, нанесенного душе. Любой душе. Это закон для целителя – не навреди.

РЕШЕНИЕ УЖЕ ПРИНЯТО.

Что я могу им сказать?…


Эстэ

(осанвэ Ирмо) Милый, о чем ты задумался?

Ирмо

(осанвэ Эстэ) Улыбка. Легкая грусть. Мелькор.

Эстэ

(осанвэ Ирмо) Понимание. Это будет нелегко… Я в тебя верю.

Ирмо

(осанвэ Эстэ) Улыбка-благодарность в ответ.

Эстэ прикоснулась к руке любимого. Быстрый взгляд – глаза в глаза. Понимание. Валиэ покоя сделала маленький шажок вперед. Тихий нежный голос – песнь соловья над площадью…

- Мелькор – наш брат. – Валиэ улыбнулась. – Я ему верю. Мы ему верим.

Манвэ слушал, как один за другим говорят свое слово Валар. Мнение каждого было важным теперь.

(о-Ниэнне) Скорбящая, слышать должны мы и твое слово...

Тихий голос раздался над площадью, почти шепот, но все, вне зависимости от местонахождения услышали слова Ниэнны:
- Брат наш Мелькор был наказан за содеянное. Мы сами выбирали для него кару, давая возможность осознать и исцелиться. Ныне мы видим - голос нашего брата созвучен общему хору. Не должно нам в прошлом искать былые обиды. Если не верить брату, то кому же тогда можно верить? Пусть же Мелькор станет одним из нас.
Ниэнна протянула Мелькору руку, не дожидаясь вердикта Короля Мира.

Холодные, словно лишенные живой крови, пальцы Мелькора коснулись руки Ниэнны. Только коснулись - Темный Вала поднялся сам, хоть и с явным трудом. И оказался лицом к лицу с Манвэ, прямо глядя в глаза Короля Арды. Сознание бывшего Отступника было по-прежнему полностью открыто.

Все то же. Надежда. Благодарность. Доверие.

Я такой же, как вы. Мы поем одну Тему. Я ваш брат, Валар.

Манвэ слушал голоса Валар и знал, что сейчас именно он должен сказать последнее слово. И он знал, какое это слово будет.

(о-всем) Нам нельзя ошибиться... Нельзя сомневаться... Нельзя... Слишком дорого обходятся миру наши ошибки. И чтобы мы ныне не совершили, ответственность на нас. Помните об этом все. И я буду помнить...

Манвэ подошел к Мелькору ближе и произнес:

- Отныне ты снова один из нас, Мелькор.

Манвэ улыбнулся и встал рядом с братом, обводя взглядом площадь. Он слушал, как разная музыка плескалась вокруг, светлая мелодия радости и восхищения, тремоло сомнений, от которых не избавиться, стаккато удивления. И не слышно было дисгармонии в этой музыке.