Проект "Север и Запад"  

Узоры из прошлого

Авторы – Тэсса (Мелькор), Альвдис (Феанор).

Этого не могло быть здесь.
Аманские Воплощенные так не строили. Во всяком случае, Мелькору ничего подобного не встречалось ни в Валмаре, ни в Альквалондэ.
Беседка на вершине скалы. Ажурный силуэт – и серебряные лучи, пронизывающие черное кружево.
И – мелодия. Дерзкая, стремительная, беспокойная.
Не валинорская.
Знак?
Но кто мог...
Мелькор проглотил комок в горле и принялся подниматься. Он лез вверх, как Воплощенный, боясь коснуться музыки этой скалы, хоть что-нибудь изменить в ней прежде, чем поймет, кто спел это чудо.
Но беседка оказалась делом рук Воплощенного. Мелькор вслушался, провел пальцами по резьбе, внимательно осмотрел строение.
И устало опустился на резную скамью, сцепив пальцы рук и склонив голову. Спиной к свету.
Ему надо было собраться с мыслями. Слишком острым оказалось разочарование. Напрасно он позволил себе поверить, что эта мелодия может быть знаком. Вестью от кого-нибудь из своих или от неведомого пока друга.
Безумием было бы подавать знак таким способом. Все равно, что вызов бросить хозяевам Амана. Несвоевременный, нелепый, губительный вызов.
И надеяться на такое – безумие ничуть не меньшее.

Феанор часто возвращался в эту беседку. Этим камням он привык доверять то, что было бы лучше таить. Таить от нолдор - ни к чему им знать о том огне гнева, что сжигает изнутри старшего сына Финвэ. Таить от отца - хотя бы внешние проявления, потому что суть от него всё равно не скроешь. И - таить от тех, кто был причиной гнева. Ради отца.

Музыка, окружавшая сейчас Мелькора, казалась странно знакомой. Как будто он встречал прежде мастера, который создал беседку.
И не просто знакомой – близкой.
Безумная, звериная, нестерпимая тоска поднималась в душе, растревоженная этой мелодией, пусть смутно, но все же напоминающей голоса Эндорэ. Мелькор уже не мог ей противиться. Он смотрел на каменное кружево – и видел землю, отобранную у него, разоренную, заброшенную, но не забывшую прежнего хозяина, ждущую его.

Легко преодолев крутой подъем, Феанаро остановился перед своей беседкой. Внутри кто-то был.
Странно. Этой работой любовались многие, но почти никто не поднимался сюда за долгие годы: мало того, что скала слишком трудна для подъема, но и внутри беседки еще никто не чувствовал себя хорошо. Кроме, разумеется, самого мастера. 
Феанаро привык считать эту беседку всецело своей и незваный гость вызвал у него молчаливую неприязнь. 
"Он уйдет, - решил про себя принц нолдор. - Я найду способ вынудить его уйти. Интересно, гм, кому пришла охота лезть так высоко? Ведь снизу эта беседка гораздо красивее; кажется весь Аман это давно уже понял!"

Темный Вала закрыл глаза.
Трудно. Невыносимо трудно – выжидать, притворяться, вести тонкую игру, зная, что Эндорэ, особенно север, медленно разрушается, отрезанное от силы Восставшего. Приветливо улыбаться, непринужденно шутить – и каждую минуту помнить о соратниках. Они ведь ждут. И наверное, из последних сил пытаются хотя бы замедлить распад Музыки. А Мелькор ничем не может помочь им, потому что стоит ему сделать хоть один неверный шаг, вызвать малейшие подозрения, и плоды всех его - и их - усилий пойдут прахом. И тогда для него все будет кончено – во второй раз его из заточения не выпустят. А Эндорэ останется без хозяина. И те, кто предан Восставшему... нет, о них лучше не надо... не сейчас, и без того тошно. 
«Не думать об этом. Нельзя. Только о деле. Только о том, как освободиться». 
Тоска медленно утихла под напором непреклонной воли, пока не превратилась в глухую, давно уже привычную боль. Терпимую. Во всяком случае, не мешающую действовать. 
Мелькор поднялся и несколько раз стиснул и разжал кулаки, окончательно восстанавливая самообладание,- и тут почувствовал чье-то присутствие.
Выражение лица его изменилось мгновенно – прежде, чем Темный Вала вполне осознал, что уже не один. Взгляд стал спокойным и доброжелательным, разгладилась гневная складка между бровями, а уголки губ приподнялись в приветливой улыбке.

Сделав еще пару шагов, Феанаро остановился. Он почувствовал, что его незваный гость - не из эльдар. И это значит, что придется смириться с его присутствием.
Мастер замер. Выдох - вдох - выдох. Приветливое выражение лица - готовое в любой миг смениться учтивым. Полуулыбка - вежливо, почтительно. Отлично. Теперь можно войти и выяснить, кому из Айнур понадобилась эта беседка и зачем.

Свет, сочившийся сквозь резные стены и крышу, дробился, мешая как следует разглядеть того, кто стоял в дверном проеме, но Мелькору не нужно было смотреть, чтобы узнать пришедшего.
Эту музыку Темный Вала уже слышал и не спутал бы ее ни с одной другой. Она не вступала в диссонанс с другими мелодиями Амана. Но и не смешивалась с ними, как не сливается масло с водой.
А еще – с ее появлением каменное кружево вокруг Мелькора зазвучало иначе. Словно только сейчас обрело завершенность.
На пороге стоял создатель беседки. Ученик Ауле. И единственный из валинорских эльфов, с которым Мелькору действительно хотелось поговорить.
- Спасибо тебе, мастер,- сказал Темный Вала вместо приветствия.
И благодарность его была искренней.

Сказать, что Феанаро удивился, - не сказать ничего.
- Спасибо? Мне? За что?
Сощурившись, он смотрел на Мелькора. ДО сего дня всё, что было связано с Восставшим, не слишком занимало мастера. И та встреча у Ауле - Феанаро ответил тогда вежливым кивком, тотчас забыв о госте Кузнеца. 
Но сейчас... Мелькору удалось удивить его. Более, ему удалось вызвать интерес мастера - для которого всё, не связанное творчеством, было почти безразлично.

- За это творение,- Темный Вала обвел взглядом беседку.- За то, что воплотил мелодию, какую я не ожидал найти в Амане.

Запоздало Феанаро сообразил, что надо поклониться Вале.

Мелькор едва не вздрогнул.
Эльфы в Амане или сторонились его, или были отстраненно учтивы. За исключением дерзкого Нолофинвэ. Майар в основном избегали Темного, а если и сталкивались с ним, то не слишком скрывали свою неприязнь. Лишь некоторые из Валар пытались вести себя с побежденным собратом как с равным. Слишком старательно пытались.
Мелькор чувствовал себя пленником. И если бы даже забыл об этом - всегда нашлось бы, кому напомнить.
Он недоверчиво вслушался в мелодию Феанора, но почтительность мастера не была притворной.
- Этот замысел...- Мелькор понимал, что у нолдо нет ни малейших причин откровенничать, но не спросить не мог.- Как он возник?

Феанаро снова чуть поклонился и стал отвечать - так, как отвечал бы любому из Валар:
- Это был каменный палец. Мне захотелось сплести узор из света и камня. Поэтому я заставил свет ярко выхватывать одну часть резьбы - на фоне темной другой. Вот я и прорезал эту скалу.

Мелькор невольно повернул голову, на этот раз не столько слушая, сколько разглядывая. И удивленно сдвинул брови.
- Я уже видел этот узор прежде. У одной вышивальщицы. Ты повторил его для нее?

Спокойствие мастера как ветром сдуло:
- Вышивальщицы? Ты видел у нее?! Такой?! - и почти требовательно: - Как ее имя?

- Не знаю,- пожал плечами Мелькор,- Я видел ее лишь однажды. В Эндорэ.

- Не знаешь... - мастер опустил голову, потом тихо попросил: - Прошу тебя, Вала Мелькор, расскажи мне об этой встрече.

- Я встретил эту девушку неподалеку от Озера,- Темный Вала снова уселся на скамью.- Одну. У нее был необычный светильник. Голубой огонек, созданный ее мыслью. Ни у кого из Детей я больше не встречал такого странного дара.

- Пожалуйста... - прошептал Феанаро. - Хоть что-нибудь еще... о ней...

"Ты знаешь ее,- подумал Темный Вала.- И не просто знаешь. Похоже, ты тоскуешь по ней. Жестоко тоскуешь".
Этот эльф ему отчего-то нравился - созвучие ли мелодий было тому причиной или благодарность Поющего мастеру. Нравился - и вызывал сочувствие. Пожалуй, впервые со времен заточения Воплощенный не был для Мелькора ни орудием, ни мелкой, но досадной помехой. Да и до Войны мало кому из Детей удавалось стать для Владыки Севера - личностью.
Темный Вала не стал больше ничего говорить - просто открыл Феанаро часть своих воспоминаний. 

Вот тоненькая девушка склоняется над работой, и голубоватые блики от светильника играют на ее серебряных волосах. Вот она поднимает серьезные ярко-синие глаза. "Узор,- говорит она.- Я это называю словом "узор". Другие это называют вышивкой". Быстро мелькает игла в ловких пальцах, и ровно ложащиеся стежки постепенно складываются в рисунок - кажется, эта странная, прежде не виданная никем птица вот-вот взлетит. "У моей птицы есть то, чего нет у других,- говорит вышивальщица.- Я приношу свой узор туда, куда никто, кроме меня, узор не принесет".

Мелькор не стал показывать Феанаро ни свой спор с девушкой, ни ее испуг и бегство. Огорчать мастера он не хотел, да и самому не слишком приятно было вспоминать ту давнюю неудачу.

К глазам мастера подступили слезы. Всю жизнь, сколько он помнил себя, он собирал эти драгоценные воспоминания о матери - смотреть на нее чужими глазами, украдкой, из чужой памяти - собирать, копить, нанизывать одно на другое, словно бусины некогда прекрасного сложного плетения, зная, что никогда, никогда не восстановить ему целого, и всё же продолжать собирать, дорожа каждой новой бусиной, каждой каплей чужой памяти, каждым мигом прервавшейся жизни.
Феанаро проглотил комок в горле и выдохнул:
- Спасибо...
В следующее мгновение он взял себя в руки, вспомнил, с кем говорит и поклонился, неглубоко, но с истинным почтением:
- Благодарю тебя, Вала Мелькор. 

"Совсем не похож на брата",- подумал Мелькор.
- Кто она? - очень мягко спросил он эльфа.

- Моя мать. 
Мастер, нахмурившись, смотрел поверх головы Валы. Смотрел в никуда.

"Королева нолдор",- подумал Мелькор.

- Почему же ты не поговоришь с ней? Быть может, она хочет примирения не меньше, чем ты. И ждет тебя.

- Примирения? Какого? Ты о чем?!
И тут мастера обожгло понимание:
- Так ты не знаешь? Я думал - это знает весь Аман. Впрочем... да. Конечно.
Глядя в глаза Мелькору, он сказал спокойно:
- Моя мать мертва. Мое рождение отняло у нее все силы, и она не смогла жить дальше.
Он произнес эту заученную с малолетства фразу и не мог не вспомнить ее продолжения:
"И виновен в ее смерти Мелькор".
Феанаро сощурился и заново посмотрел на собеседника, будто впервые видя его. Он был странным, этот мятежный Вала. Мастеру постоянно приходилось напоминать себе, что он говорит с одним из Стихий, - Мелькор держался настолько непринужденно, что Феанаро невольно говорил с ним как с равным.
Его враждебности мастер не чувствовал. Видеть в нем убийцу матери - не получалось. Да и не мог он быть убийцей - он тогда был заточен. Что имели в виду те, кто обвинял Мелькора в смерти Мириэли? - что он виновен во ВСЕМ ЗЛЕ и этой беде в числе прочих? Или что?
Что известно Мелькору о его матери? Что известно ему о ее смерти?!

- И Валар не помогли ей? - нотки презрения прозвучали в вопросе гораздо отчетливее, чем того желал Мелькор.
Эльфийки, конечно, очень хрупки. У орков смерть при родах всегда была редкостью, особенно в Удуне. Но одно дело - жизнь обычного Воплощенного и другое - одного из вожаков. Поющим ничего не стоило бы исцелить королеву нолдор. Если бы они хоть вполовину заботились о Детях так, как утверждают.

- Я... - мастер смотрел в сторону, - я не знаю. Говорят... она не захотела жить. 
Вопрос Мелькора стал его врасплох. Он привык принимать смерть матери как данность, которую невозможно изменить - и сейчас мысль о том, что можно было сделать что-то иначе расколола его сознание, как удар молнии надвое раскалывает могучий дуб.
"Могли ли они что-то сделать сами?!"
Он покачал головой, отвечая скорее на свой собственный вопрос:
- Я не знаю.

- Не захотела? Или все-таки не смогла? - Мелькор всмотрелся в лицо мастера.- Где ты родился, Феанаро? В Эндорэ?

- Здесь...
Побелевшие пальцы мастера вцепились в резьбу столба, к которому он прислонился спиной. 
Разум отчаянно твердил: "Мириэль ушла. Даже если ты узнаешь что-то, что от тебя скрывали, это УЖЕ ничего не изменит!"
Но сердце бешено билось: "_Он_ знает о ней то, о чем тебе не говорили. Он встречался с ней. Он знает..."
Разум возражал: "Его называли причиной ее смерти. И сейчас ты готов забыть об этом и безоглядно верить его словам?!"
Но сердце стучало: "А если он прав?! Если Валар не смогли... не захотели?!"
Феанаро с трудом удерживал маску вежливого спокойствия на лице.

- Валар привели Детей Песни в Аман, чтобы уберечь их от опасностей Эндорэ. Так сказали мне. Так сказали и эльфам, которые охотно повторяют эти слова.
Мелькор положил ладонь на плечо мастера.
- Исцелить Воплощенного, поддержать его силы - легко для Поющего. Я мог бы спасти твою мать, Феанаро. Я один. А Валар четырнадцать. Но для такой помощи и силы майа достаточно. Почему же эльфийские женщины умирают при рождении детей?

Феанаро откинулся затылком к резному столбу. Голова у него кружилась, скала под ногами, казалось, ходила ходуном. 
"Мог бы спасти... легко мог бы спасти..."
Разум кричал: "Как просто говорить о прошедшем "Я мог бы"! Легко убеждать там, где нельзя ничего сделать!"
- Не "женщины", - прохрипел Феанаро. - Только одна. Только она...

- А почему? Почему - она? Одна-единственная во всем Валиноре. Почему именно она? Ты не думал об этом? Почему Владыки Амана позволили ей умереть? Почему Варда, которая теперь так ласкова с твоим братом, допустила смерть вашей матери?

"Братом"! Воспоминание иглой впилось в сердце. Здесь, в этой беседке... хитрец, ложью втершийся в доверие - и спасибо судьбе, что его обман раскрылся так скоро!
Эта волна ненависти отрезвила мастера.
Он поклонился, этим вежливым движением высвобождая плечо из-под ладони Мелькора. 
- Вала Мелькор, я не могу ответить на те вопросы, что ты задаешь. Не мне судить о поступках Валар. Говорят, причина смерти моей матери - в моей силе. И это правда - я стал величайшим из мастеров нолдор, - эти слова Феанаро произнес настолько равнодушно, словно говорил о том, что у него черные волосы. - Милость Варды к моему брату касается его одного. Моя мать умерла, - усмешка, - задолго до его рождения. 

"Видно, не слишком ты любишь своего брата, мастер. Впрочем, учитывая его нрав, это неудивительно".

- Говорят,- мрачная улыбка совершенно не вязалась с мягкими чертами лица Мелькора.- Похоже, в Амане много говорят и слишком мало думают. И уж конечно, виной всему - сила.
Темный Вала покачал головой.
- Я причинил тебе боль, Феанаро. Мне жаль. Будь мы в Эндорэ, я, пожалуй, нашел бы способ помочь тебе, но на этой земле решаю не я. И все же кое-что я могу для тебя сделать.

Он запел - и казалось, прямо из воздуха сплелись очертания крупной птицы с серебристыми перьями, отливающими синевой. Видение, только что полупрозрачное, на глазах обретало плоть и жизнь.

- Вот,- сказал Мелькор, закончив.- Это точное подобие творения твоей матери, которое я оживил когда-то. И знаешь - эта птица чем-то похожа на свою создательницу.

- Да... - Феанаро осторожно протянул руку к чудесному созданию. - Да, - прошептал он, - это ее рисунок. Ее линии.
Он видел все работы матери - и у отца, и у Перворожденных, он знал наизусть, как она заставляла узор изогнуться, как сплетала линии. Не узнать было нельзя.

- И это живое,- сказал Темный Вала.
Птица перелетела на плечо Феанаро.
- Она теперь всегда будет с тобой,- добавил Мелькор. О птице ли? О ее создательнице?

Феанаро молча поклонился. Любые слова благодарности были бы излишни сейчас.