Проект "Север и Запад"  

Сарин летит в Аман

Авторы – Хельга (Карлан), Эмуна (Сарин), Murmur (Линни).

Торопливо, не разбирая дороги, шагал Карлан по дымящимся развалинам Великой Твердыни Севера – Черной Крепости Удун, вполголоса напевая песню освобожденного металла, и за его спиной тонкие расплавленные ручейки, бывшие совсем недавно обоюдоострыми мечами, топорищами боевых алебард, забралами гордых шлемов и пластинами тяжелых доспехов, послушно сочились сквозь камни, уходили в землю, и там, в глубине, сливались вновь с ее горячей кровью.
         Уже было известно, что Мелькор – главная причина и трофей Войны - пленен, и Валар покинули поле сражения, уводя за собой пленника в Аман, оставив за Младшими Стихиями право решать судьбу остатков армии Удуна. Карлану не было дела до этих остатков. Что должно было свершиться, уже свершилось. Ядовитая заноза вырвана из тела мира. Без своего Темного Владыки силы Севера – более не угроза, не Музыка, а лишь разрозненные обрывки мелодий да беспомощно затухающие во мраке крики страха и отчаяния.
         И хотя израненная земля уже исторгла из недр своих огромные облака пара, скрывшие звезды над всем Эндорэ, тут, на развалинах Черной Крепости, еще долго будет светло. Продолжают гореть обломки перекрытий, зияющие страшными оскалами пролеты лестниц, среди которых все еще блуждает выпущенный балрогами освобожденный огонь, пылают даже раскаленные камни, распространяя вокруг волны нестерпимого жара. Над руинами повис клубящимся маревом удушливый черный дым. То и дело где-нибудь раздается грохот окончательно обвалившихся стен. Пламя. Смрад. И - тела, повсюду мертвые тела. Трупы несчастных созданий Мелькора, до конца защищавших рушившиеся у них под ногами стены крепости. Изломанные куклы-оболочки развоплощенных Майар. Вот это кровавое месиво из рваной плоти и костей когда-то называло себя орком. Широко раскрытая в последнем крике пасть, полная розовой пены, страшно оскаленные клыки, остекленевший взгляд, когтистые пальцы даже после смерти продолжают крепко сжимать простую рукоять сломанного у самого основания клинка. Рядом рассеченный надвое щит. Сиротливо торчат во все стороны деревянные ребра каркаса, клочья кожи. И уже неважно, кто безжалостной рукой нанес могучий удар, сокрушивший и щит, и клинок, и их владельца. Все в прошлом. Все свершилось. Где-то с гиканьем загоняют в огонь уцелевших оркских мечников ликующие ученики Тулкаса. Закончилась славная битва, начинается славная охота. Вой и вопли сгорающих заживо злобных Искажений – чем не забава? Но что до этого Карлану?

         “Нас всех исказила война, ничего уже не сделать, ничего не изменить, остается принять реальность, как должное”.
         Он наклонился к мертвецу, легко дотронулся кончиками пальцев до обломка стали.
         “Когда-нибудь кто-то, более удачливый, чем твой покойный владелец, вновь придаст тебе форму, выкует петли для ворот, подкову или даже добрый плуг. А до той поры возвращайся в недра земли. И забудь, навсегда забудь страх удара, боль излома, забудь, как по твоему лезвию чья-то беспокойная душа покинула тело. Забудь. Сделай это за меня, и за страдающих братьев и сестер моих. Ибо нам, безжалостно заточенным в склеп собственного бессмертия, не забыть никогда”.
         Тихая, странно-знакомая мелодия осторожно коснулась внутреннего слуха Карлана, заставила его недоуменно вскинуть голову. Тут, на разоренной и изуродованной сражением северной земле, не должно было остаться ни Песен, ни даже их теней. Отныне и на многие века удел этого места – безмолвие. Но, словно вопреки этому злому знанию, музыка упрямо продолжала звучать, как иллюзия, как настойчивая галлюцинация, все так же тихо и все так же знакомо.
         - Прекрасно, – мрачно буркнул Горный Дух. – Стоило ли выдерживать все тяготы осады Темной Твердыни, пламя и боль ее падения, чтобы развоплотиться от внутренних терзаний после победы, сокрушаясь над трупом какого-то орка. Потому что со мной или явно что-то не в порядке, или...
         Он сделал пару шагов вперед, внимательно всматриваясь в развалины. Несколько одновременно рухнувших перекрытий сложились в уродливый естественный навес, а под ним, почти незаметная в темноте, полузасыпанная песком и пылью, белела тонкая девичья рука.
         “Великая Песня! Неужели ОН не сумел защитить даже тебя?!”
         Карлан осторожно, опасаясь ненароком потревожить хрупкую стабильность завала, одну за другой отбросил прочь обгорелые балки. Измазанное сажей, лицо Сарин казалось неестественно бледным, на лбу алела глубокая кровоточащая ссадина, но память Горного Духа привычно откликалась на знакомую мелодию, свидетельствуя о том, что Плетельщица жива.
         “А ведь она – мой враг, – напомнил сам себе Карлан. – Интересно, что этот полузадохнувшийся в дыму враг сделает, когда очнется?”
         Взгляд его задержался на тонком голубоватом клинке, тускло поблескивающем под рукой девушки. Наверняка, это она его выронила, когда обрушился верхний этаж. Горный дух, ухмыльнувшись, поднял оружие Сарин и засунул за пояс. Даже сейчас, после битвы, и даже в обществе безобидного, в его понимании, существа, он не имел ни малейшего желания подставлять себя под удар стали.
         Легко подхватив бесчувственную Майэ на руки, он перенес ее подальше от тлевших обломков, туда, где среди клубов тяжелой гари северный ветер выдул тоненький коридор свежего воздуха. Осторожно усадил на землю, точными движениями убрал со лба девушки влажные каштановые пряди.
         “Это даже не рана. Царапина. Ну и поделом. Значит, природа собственноручно взялась выколачивать дурь из твоей головы...”

         “Гарь... снова гарь... все пропахло гарью... и этот сладкий пепел на губах... сгоревшее мясо... но вот знакомая свежесть - ветер Севера... хвоя... и опять гарь... чьи-то руки касаются лба... возвращаюсь...”
         Сарин открыла глаза, и первое, что она увидела, было знакомое лицо. Карлан! Тот самый Майя! Взгляд скользнул по высокой фигуре - меч за поясом, синие камни... подарок Сайрона. Значит, не защититься. Сарин с трудом сдержала истеричный смех: можно подумать, меч ей поможет!
         Но если Карлан свободно расхаживает здесь, значит, сражение закончилось, значит... значит, сражение проиграно... Проиграно?!
         Сарин торопливо вслушалась в Музыку Эндорэ, ища знакомые мелодии.
         Натянутая до предела струна, опасно высокая нота - Сайрон. Звенящие переливы флейты - Эленлиндо. Шум ветра - Тевильдо. Барабанная дробь - Тхориэн. Сильмэ... не слышно... только медное эхо гонга... до встречи, друг. Также не удалось услышать и...
         Сарин вслушивалась, вслушивалась, вслушивалась, но отовсюду неслась только боль Эндорэ, боль плоти, рвущейся по живому... где?! Где?! Где?!
         Последнее "где" прорвалось криком:

         - Где он?!
         - На пути в Аман...
         Карлану не составило труда догадаться, какой-такой “ОН” занимает сейчас мысли Сарин. И тут же, предугадав начало резкого рывка, Горный Дух тяжело положил руку на плечо Плетельщицы, удержал жестко и бесцеремонно.
         - Сидеть! – В голосе опасный отзвук стали. – Встанешь, когда я позволю. И пойдешь, куда я укажу. Довольно с меня вашей Северной Свободы!  

         Сарин оставила попытки подняться.
         - Да, теперь я вижу. Когда с вас достаточно свободы - вы уничтожаете всё, что о ней даже напоминает. Вдохни этот воздух, Карлан. Глубже, еще глубже! Ты даже под землей не спрячешься от этой сладковатой гари! Так горят трупы, и не только трупы. Часть из них сгорела заживо. Потому что тебе надоела чужая свобода.

         - Еще бы ей не надоесть! Все ваши Северные мелодии – сплошь песни гордыни, да перепевки старых обид. Ах, они не позволяли мне это. Ах, они не оценили того. Я, весь такой исключительный, пел столь дивно и вдохновенно, а они даже головы не повернули. Помилуй, Плетельщица! Свобода орать во все горло, не прислушиваясь к желаниям окружающих и не удосужившись даже задуматься о последствиях, свобода нарушить слаженность хора только затем, чтобы лишний раз напомнить о собственной неординарности, несет в себе столько неуважения к остальным поющим, что требовать ответного уважения по меньшей мере глупо. Трупы сгорели – и ладно. А запах гари равно останется на совести тех, кто уничтожил Искажения, и тех, кто вызвал их к существованию искаженными настолько, что под них понадобилось искажать уже существующий мир, в ущерб иным его обитателям. Сколько времени понадобится Арде, чтобы залечить раны – отдельный разговор. Вот на этом, пожалуй, и закончим.
         Карлан бесцеремонно поставил Сарин на ноги.
         - А теперь идем, моя милая, пока какой-нибудь очередной обломок твоей Твердыни не развоплотил тебя же ненароком.

         Сарин слегка качнулась, голова все-таки болела. Она окинула взглядом горящую крепость. Нет, не крепость... руины крепости. О гобелене, ради спасения которого она покинула убежище, Майэ даже не вспомнила.

         - Мы не убивали. И все, что ты можешь сказать про нашу гордыню и перепевы, - все ничто перед этими словами. МЫ НЕ УБИВАЛИ. Убивать пришли вы.
         И так достаточно бледный, Карлан, кажется, побледнел еще сильнее. Он грубо встряхнул Сарин за плечи, потом просто небрежно поднял вверх, чтобы глаза их оказались на одном уровне.
         - Даже не пытайся угостить меня этой смешной "истиной", Плетельщица. Мы оба знаем: чтобы УБИВАТЬ, по-настоящему убивать, существуют способы, отличные от грубой силы, огня и стали. И еще неизвестно, что страшнее - лишить жизни тело или исковеркать, исказить душу, уничтожить Музыку. Так что лучше помолчи и не заставляй меня считать тебя и тебе подобных, - он недобро прищурился, - опаснее, чем вы есть. Сама понимаешь, мы можем уйти, но можем и остаться.

         Плечи болели, голова и не думала проходить, больше всего хотелось лечь где-нибудь тут и не шевелиться, а еще лучше уснуть. И пусть все окажется сном. Но нет. Что произошло, то произошло. Не спрячешься, не скроешься. Нельзя закрыть глаза и сказать "Чур, чур, чур, я не играю" как часто делали орчата во время своих игр. И нужно что-то делать... нужно… уходить. Неровен час, Карлан услышит оставшихся.

         - Тогда сегодня ты убил свою Музыку, Майя Карлан. Но день еще не закончен. Куда ты идешь?

         - Мы пойдем на север, туда, где еще осталась не тронутая огнем земля. Потом я вернусь в Аман, ибо там вскоре произойдет событие, которое я не намерен пропустить. Куда дальше пойдешь ты – уже не моя забота.
         Горный дух тяжело вздохнул, заметив, что Сарин заметно покачивается и спотыкается на каждом шаге. Беспардонно сгреб девушку в охапку, тяжело хлопнули крылья. Плавный взлет дал возможность Сарин увидеть величественную в своей мрачности панораму гибели Удуна сквозь изорванные ветром темные клубы дыма и серые облака пара.
         - Надеюсь, у тебя хватит ума не хвататься за что-нибудь колющее и режущее,- съехидничал над самым ухом Карлан. – Во всяком случае, пока мы в воздухе.
         - Ты снова не услышал меня. Я не умею убивать.
         "Вернется в Аман… Событие... Ну, конечно же! Они не упустят случая оправдаться в собственных глазах. Будет суд".

         Сарин попыталась привести разбегающиеся мысли в порядок. Она должна попасть в Аман. Больше некому. Остальные все сражались, они враги и будут наказаны, если попадутся. А она - может. Может увидеть Его, может попытаться защитить.
         - Карлан, я... мне тоже нужно в Аман. Ты не возьмешь меня с собой? Я сейчас не долечу одна.

         Мягкий полет как-то сразу и резко обернулся захватывающим дух падением. Карлан почти бросил Сарин на камни, обильно покрытые густым темным мхом, сам приземлился чуть в отдалении, разглядывая неуверенно поднимающуюся на ноги Майэ с каким-то странным выражением в стального цвета глазах.
         - В Ама-а-ан? - недобро процедил он. – Это зачем еще? Такое отвратительное место, помнишь? Впрочем... Зная мои симпатии к твоей свободе...
         Он швырнул к ногам девушки ее же собственный голубой клинок.
         - А как насчет Мандоса, а? Одно движение – и ты сразу в Валиноре. Безо всяких унизительных торгов с Убийцей Песен. К тому же самое верное место, где очень скоро можно будет встретить ЕГО.

         Сарин подхватила меч. Как обычно, не посмотрела и взялась за лезвие. Порезала ладонь, перехватила за рукоять. Да, можно попасть в Аман и так... вот только Намо не выпустит. Она вспомнила холодное, невозмутимое лицо Властителя Судеб. Нет. Это не выход. Это на самый крайний случай.
         - Там будет суд. И я должна быть там. Потому что больше некому. Я не торгуюсь с тобой, Убийца Своей Песни, мне нечего предложить взамен. Я прошу.
         Увидев, как Сарин борется с мечом, Карлан вдруг как-то странно дернул губами, закрыл ладонями лицо и медленно осел на землю. Плечи Горного Духа вздрагивали, так что сразу и не понять было, плачет он или смеется. Смеялся.
         - Если ты... так... О!.. Оооо!!.. Прекрати немедленно... Да брось его, брось! С оружием ты обращаешься еще ужаснее, чем с понятиями добра и зла, - наконец простонал он, всхлипывая. – Подумать только, она меня о чем-то просит, но убийцей при этом назвать не забывает! Плетельщица, ты – истинная Стихия!
         И уже более серьезно, смахнув с длинных ресниц слезы смеха:
         - Теперь, уж будь уверена, я заберу тебя в Аман. А поможешь ли ты ЕМУ в Круге Судеб или навредишь, это, как всегда, на усмотрение твоей свободы. Мой предыдущий опыт подсказывает... гм... Но только помни – еще раз попросишься на похороны моей Песни, я тебя отпущу на свободу немедленно. Прямо в небе и отпущу...

         Сарин спрятала меч в ножны, все еще болтающиеся у нее на поясе. Действительно, оружие и она явно не были созданы друг для друга.

         - Спасибо, Карлан. Я не буду больше хоронить твою песню. В этом нет необходимости.

         Теперь она успеет вовремя.

         - Вот и правильно,- удовлетворенно кивнул Карлан.- Лучше возрадуйся, что жизнь послала тебе такого удачного врага, как я. А не какого-нибудь развесистоухого хлюпика. Шла бы пешком. А так - полетаем.
         Он крепко обхватил Сарин за талию крупными, сильными руками кузнеца, и вновь шумно расправились где-то сзади недостижимые ее взору крылья. Плавный толчок, и земля опять быстро поплыла вниз, Карлан пошел на вираж, одновременно набирая высоту и сворачивая на юго-запад, в Аман.

         Сарин закрыла глаза, подставляя лицо стремительному ветру.

         “Друг, враг... какое это теперь имеет значение? Главное - успеть. Только бы успеть!”

* * *

         На этот раз Карлан обошелся вообще безо всяких лестниц. Просто спланировал на балкон своего жилища, почти моментально перейдя с полета на быстрый шаг. Сарин машинально продолжал нести на руках. Оказавшись во внутренних покоях, он без особого почтения, но весьма аккуратно, усадил Майэ на широкую жесткую постель. Отошел к стене, придирчиво оглядел новую деталь интерьера и с каким-то неопределенным выражением на лице вытер руки о плащ.
         - К твоему счастью, я – никудышный целитель. Единственное, что я знаю: наше воплощенное тело положено поить, кормить, без причины не лишать отдыха и не портить без особой надобности.
         Не прерывая своей тирады, Горный Дух извлек из стенного шкафа графин вина, еще один – с водой, краюху темного хлеба, ароматно пахнущий жбан с медом и кусок светлой ткани.
         - ...Я, конечно, не берусь гадать, как долго прослужит тебе, Плетельщица, твое нынешнее тело, - надеюсь, что недолго, но на все, как сама понимаешь, воля Намо, - однако даже оно заслуживает некоторой доли… гм... участия. Поэтому...
         За разговором, Карлан успел намочить ткань водой из графина и теперь бесцеремонно подошел к Сарин и, крепко взяв за подбородок, запрокинул девушке голову так, чтобы повнимательнее рассмотреть ссадину у нее на лбу.
         - ...Для начала, мы тебя отмоем, потом накормим, потом ты напомнишь мне, что я – убийца, и после этого все отправятся на отдых. Потому что лично я что-то подустал. Шутка ли - такую громаду, как Удун, в развалины превратить!
         Сарин слегка поморщилась, когда влажная ткань коснулась ссадины. Голова все еще болела.

         Майэ терпеливо дождалась конца процедуры. При одном взгляде на еду начинало мутить, на вино, впрочем, тоже. Поэтому Сарин просто подошла к столу, взяла графин с водой и выпила остаток прямо из горлышка. Стало полегче.
         - Странно... Тут все сильно изменилось, в Амане. В мое время говорили: "На все воля Эру". Теперь, значит, на все воля Намо. Несколько неравноценная замена, ты не находишь? Впрочем, ты сейчас вряд ли можешь рассуждать здраво. Устал, понимаю. В одиночку Удун разрушил, столько орков перебил. Иди, отдохни, Карлан, наберись сил для новых исторических свершений.
         Сарин старалась спрятать нарастающий липкий страх под маской сарказма. "Тело прослужит недолго..." Майэ вспомнила серый ужас Чертогов из видения - "Нет, что за ерунда! Со мной они этого не сделают". И тут же испугалась еще больше, потому что если это не сделают с ней, то... Нет, сейчас она не будет думать об этом.   
         Карлан тем временем сбросил плащ на ближайшее кресло, стянул через голову рубаху, швырнул ее туда же, и с удовольствием потянулся, легко играя мускулами.
         - Ты, случайно, не в родстве с балрогами, Плетельщица? – поинтересовался он, наклоняясь, чтобы разуться.– Чем пытаться прожечь во мне взглядом дырку, разожгла бы лучше камин, что ли.
         Два тяжелых сапога полетели в угол.
         - А насчет неравноценности замены... Видишь ли, мне кажется, Единый нынче немного занят... сама знаешь, судьбой кого... Так что вместо Эру для тебя временно побуду я. И, в качестве Эру, я тебе напоминаю, что от визита в Мандос тебя, моя милая Темная защитница Удуна, - хотя какая из тебя защитница, расстройство одно - отделяет всего одна ма-а-аленькая преграда – мое терпение. А оно у меня далеко не безгранично. Хочешь его испытать? Всегда пожалуйста. Но, как я понимаю, ты в Валинор рвалась не за этим.
         Карлан выпрямился, оценивающе посмотрел на Сарин с высоты своего недюжинного роста.
         - Ну, что? Договорились? Ты занимаешься камином, а я пойду взгляну на свои горны в подвале. Между прочим, мое жилище располагает такой роскошью, как ванна. Как только камни нагреют воду, мы избавим тебя, а заодно и меня, от таких сомнительных сокровищ, как удунская грязь и пепел.
         - Заодно, пожалуй, все-таки не надо. А то вместо отдыха еще больше устанешь.
         Сарин подошла к камину. Поскольку она не была в родстве с балрогами, пришлось воспользоваться кресалом. Смыть всю эту гарь... да, это именно то, что теперь нужно. Она не будет думать о другом, нет. Сарин представила себе ванну, полную горячей воды, пар клубится над поверхностью... совсем как дым над Удуном... Нет, не сейчас, не сейчас.
         Карлан вернулся нескоро. Оставалось только гадать, давал ли он Сарин возможность побыть одной или просто был занят какими-то своими делами.
         Майя быстро взглянул в сторону камина. Бросил с ноткой одобрения в голосе:
         - Видишь, Плетельщица, даже от тебя можно хоть раз добиться чего-то путного.
         И уже с обычным усталым равнодушием добавил:
         - А теперь следуй за мной.
         Горный Дух не удосужился даже обернуться, чтобы убедиться, успевает ли Сарин за его быстрыми шагами и следует ли она за ним вообще. Мраморная лестница мелькнула двумя короткими пролетами. Майяр оказались в комнате, облицованной темно-серым мрамором. Пол под ногами был теплым, нагреваясь последовательно от входа до ступенек, ведущих в маленький бассейн, вода в котором слегка пузырилась в тех местах, куда вливались через специальные отверстия в дне тонкие горячие струи.
         - Добро пожаловать в этот мерзкий Валинор! – хмыкнул Карлан.– Извини, но ничего темнее темно-серого в моем доме не нашлось. Если соскучишься, так и быть, отведу тебя в какую-нибудь черную-черную шахту. Но только не сегодня...

         Сарин вдохнула горячий воздух.
         - Серый, похоже, твой любимый цвет. Соответствует сущности? Я предпочитаю другие краски.
         Майэ прикрыла глаза, во всех подробностях восстанавливая в памяти кусочек северного леса: темно-зеленый мох, прозрачная чистота ручья, желтые сосновые иголки на земле, спелые янтарные шишки, сине-сизая голубика, вкрапления алой клюквы, красно-белые бочки брусники.
         - А, ты, наверное, так любишь серый еще и потому, что просто не видишь других цветов кроме серого, черного и белого.

         - Как много ты, оказывается, знаешь обо мне! – наигранно изумился Карлан. - Впрочем, и не удивительно. Ты ведь некоторым образом Плетельщица моего выбора.
Горный дух, как всегда, не пожелал наклониться, а лишь уже привычно потянулся к подбородку Сарин, приподнимая ее лицо так, чтобы видеть глаза майэ.
- Помнишь ту нашу встречу у озера? С какой замечательной ненавистью и яростью ты накинулась на беднягу, ненароком потревожившего покой столь любимого тобой Севера. Ты думаешь, в твоей палитре мало черной краски? Ха! Ее с лихвой хватило, чтобы превратить в серое остатки моего света. Что ж, гордись, я прилежный и понятливый ученик. Если не веришь, можешь справиться у Ауле...
Взгляд Карлана неожиданно стал задумчивым, и каким-то непривычно бархатным, обволакивающим.
- А вот интересно, можешь ли ты научить еще чему-нибудь, кроме ненависти? – Чуть растягивая слова, негромко поинтересовался он, очень медленно перемещая руку от подбородка Сарин по ее щеке сквозь спутанную чащу каштановых локонов куда-то к затылку девушки...

         Сарин тряхнула головой, пытаясь высвободиться.
- Того, кто уже научился ненависти, не научишь ничему другому. Хотя бы потому, что он не захочет учиться. Ненависть как голод, голод, который невозможно утолить. Ненависть как огонь, пожирающий собственную пищу. Для тебя уже слишком поздно.
Ведь не ради покоя и красоты Севера пришел ты на наши земли. Ты искал повод привести туда войну и разрушения. Ты искал пищу для своей ненависти.

         Пальцы Горного Духа моментально приобрели твердость металла. Он был сильнее, и не собирался этого скрывать.
- В сером нет ненависти, Сарин. – Карлан, кажется, впервые назвал майэ не Плетельщицей, а по имени. – Равно как и жалости. Не даром это цвет Мандоса.
Серое – это цвет пепла. Пепла моей Песни... И очень скоро твоя Песня падет тем же пеплом. Мы разделили этот огонь ненависти, но мой уже потух, насытившись, а твой все еще горит. И если ты не сможешь его потушить...
Он стремительно нагнулся, и губы их разделяла теперь только тонкая прослойка смешавшихся дыханий.

Губы застыли гранитом, ни выдоха, ни вдоха.
Равнина, заваленная пеплом, холмы пепла, озера пепла, запах гари, пепельные фигуры, одна из них по очертаниям - Карлан, нет воздуха, нет колебания ветра. Давит свинцовое небо. А там, вдалеке, на грани горизонта - лесной ручей, горит костер на поляне, деревья великаны, свежий аромат хвои.
"Ты" - "Я" "Твой пепел" - "Мой огонь"
Сузились зрачки.
Не спеши обратить меня в пепел, Карлан. Даже по праву сильного.

Карлан сделал глубокий вдох, его ресницы дрогнули – гулкие удары сердца где-то на грани предчувствия поцелуя, - и в то же мгновение в лице Горного Духа что-то неуловимо изменилось. В следующий миг он резко оттолкнул Сарин, нет, просто с силой отбросил от себя, брезгливо и безжалостно, словно ненужную более сломанную игрушку, прямо в горячую воду бассейна. С шумом разлетелись брызги, разбиваясь на серых стенах.
- Что-то здесь чересчур запахло Удуном! От кого бы?..
И, глядя снизу вверх на мокрую до нитки майэ:
- А ведь ты не заслуживаешь даже этой малости, Плетельщица. Не заслуживаешь иллюзии моей вины в смерти твоей Песни. Нет уж, милая, добивай ее своими руками. Я знаю, у тебя получится...

От неожиданного удара Сарин сначала ушла на дно, потом вынырнула, подплыла к краю бассейна, присела на бортик и неожиданно рассмеялась. Звонко, весело:
- А ведь ты меня боишься, Карлан.

Самым неожиданным образом было прервана их странная беседа. Стук каблуков – кто-то быстро спускается по лесенке. Майэ, стремительно входит и застывает в дверном проёме, изумлённо обозревая представшую перед ней картину.
- Вы что, бросали друг друга в воду? Что здесь происходит, кто-нибудь может мне объяснить? Я зашла – и почувствовала, Песнь твоего дома сегодня звучит не так…
Линни останавливается на середине фразы, когда узнавание проникает в её разум.
- Сарин?! Это ты. Что ты здесь делаешь? – удивление сменяется недоумением, - Ты же… я видела тебя на стенах Удуна, Плетельщица. Почему же ты здесь, а не в Чертогах Намо?

Сарин усмехнулась:
- Потому что у меня есть еще здесь дела. Например, наконец, смыть гарь моего дома, который ты сожгла. В Чертоги я всегда успею, Насмешница.
Сарин скинула мокрые лохмотья, оставшиеся от ее платья и вернулась в горячую воду, больше не обращая внимания ни на Карлана, ни на Линни.

Линни?! – Немного обескуражено. И тут же, вернув привычное спокойствие духа, с широкой улыбкой гостеприимного хозяина. – Как удачно ты заглянула.
Осанвэ Линни: Радость. Радушие. И рядом чуть заметная тень вины.
Извини, я тебя не услышал. В этом доме разве ж теперь мелодия? Какофония сплошная.
- ... Как ты, наверное, уже успела заметить, у нас с Сарин тут весьма интересный разговор завязался. Видишь ли, Плетельщица думает, что она все еще на стенах Удуна. И как раз сейчас она собиралась рассказать мне, как я ее боюсь. Ты же, я знаю, любишь занимательные истории. Надеюсь, компанию нам составить не откажешься?
- Не откажусь. Глупо уходить, если я уже здесь.
Осанве Карлану Ты принёс её сюда, верно? Непонимание. Недоумение. Зачем?!
- Рассказывает забавные истории? Про стены Удуна? – Линни подчёркнуто обращалась только к Карлану, - в самом деле, мы не там, иначе сама Сарин давно блуждала бы без тела. – Линни попыталась усмехнуться, но эта усмешка получилась настолько усталой и вялой, что сама майэ прекратила всякие попытки пошутить. Слишком…слишком много всего сегодня. Этот бесконечный бой…и тут ещё Сарин! Тёмная в Амане! Неужто Карлан сам не видит? Краткий разговор уже превращает его Песнь в какофонию, не место здесь Плетельщице.
- Ну так что, Плетельщица. Начинай, пожалуй. Хозяин в нетерпении, да и гостья не против. На чем мы остановились?
Осанвэ Линни: Что за дело блистательному Аману, опьяненному ароматом Победы, до одной испуганной и забившейся в угол Темной? Я знаю, ты меня поймешь. Ты не можешь не понять. У нас был всего один Враг, и он повержен. Остальные в той или иной мере жертвы. Удун – земля смерти и пепла. Ничему живому там сейчас не место. Пусть уж лучше какофония тут, чем диссонанс и разрушение там

Лицо Линни выражало только усталость и полную опустошённость. Она привалилась плечом к косяку, зябко запахиваясь в плащ, несмотря на жару стоявшую в купальне.
(осанве Карлану) Я бы сейчас тоже с удовольствием забилась куда-нибудь в угол. Какая блистательная победа, о чём ты? Война – отвратительна. Нет радости в этой победе…
Говоришь, смерть и пепел, диссонанс и разрушение… И кто виноват в этом? Не только и не столько мы, сколько сами Тёмные. Понимаешь – неприятна сама мысль о том, что кто-то из них находится в Амане. Короткого неправильного звука вполне достаточно, чтобы испортить мелодию, разве нет? Я поняла твои мысли – но я…не согласна, друг.
Смыв с себе остатки гари, Сарин вышла из бассейна. Она устало посмотрела на Линни.
- Зачем тебе это?

Линни с искренним недоумением взглянула на Сарин.
- Что “зачем”? Зачем я нахожусь здесь? Случайность, увидела, что Карлан вернулся с кем-то… мне стало немного интересно. И уходить – пока нет желания, хозяин, вроде, не против моего присутствия… Или ты имела в виду что-то иное, задавая свой вопрос?

Сарин продолжала, словно рассуждала сама с собой.
- Наверное, это просто от скуки. Сначала охота, потом война, теперь война закончилась, но Линни все равно скучно и война продолжается.

Линни вздрогнула от слов Сарин, словно от удара. Да и эффект оказался похожим. Майэ просто медленно сползла по стене, к которой прислонялась. Её разум словно распахнулся – почти против воли, её воспоминания и чувства – такие яркие, такие отчётливые… Сарин, ты хочешь знать, что я чувствую – смотри.
Боль. Ужас от совершаемого. Победа…но какой ценой, кому она нужна – эта бессмысленная победа? Эхом отдаются крики атакующих тварей. Ты – стоишь с обнажённым мечом против недавних друзей. Ллау, Ллау… – пробивается воспоминание… Огонь. Грохот боевой магии. Пламя и лёд, земля и вода - безумство стихий, покорных воле айнур. Кровь. Развоплощение. Кто-то из майар рядом с тобой хватается за грудь – стрела. Шёпот – “Как больно…”. Искажение. Чудовищные творения Диссонанса – как похожи на Эльдар! Кто мог сотворить такое?! Ужас. Непонимание. Нарастающая ярость на тех, по чьей вине началась эта Война. Гнев…

Сарин сухо рассмеялась.
- Вот как?
Пепел и гарь, рушатся стены дома, трещат в огне свитки, усталые лица - орки, но нет в них ничего уродливого, просто перепуганные женщины, парни и девушки, уже не дети, но еще не взрослые, а на стенах гибнут защитники, сладковатый запах горелого мяса и за каждым трупом - лицо, такое знакомое лицо. Мир, из которого исчезают родные мелодии... пустота, темнота, горы пепла и ликующие лица победителей
- Вы пришли к нам, вы принесли войну. Ваши дома стоят, ваш воздух чист, ваши друзья живы, вы победители, так радуйтесь своей победе! Радуйся, Линни! Радуйся! Ты достойно сражалась! Ты победила, Насмешница!

- Плетельщица! - Голос Карлана хлестнул плетью. На этот раз Сарин таки порядочно разозлила Горного духа, заработав себе очко в их негласной дуэли. – Довольно! То, что ваша темная порода не имеет даже элементарных понятий о вежливости и правилах гостеприимства, мне уже давно известно. Не трудись лишний раз демонстрировать. И не вынуждай напоминать тебе, что ты в моем доме, и ты в нем добровольно.
Желчно:
- И прерогатива оскорблять гостей здесь целиком и полностью моя. Так что, если хочешь сказать что-нибудь, следи за языком. Не умеешь, сделай милость, помалкивай!
Осанве Линни: мы все виноваты в том, что произошло, но у нас, у Амана, есть, по крайней мере, победа. У нее нет и этого, только горечь, боль и пепел. Даже время, которое пройдет следом, вылечит нас и ожесточит их. Так пусть ее ненависть выплеснется здесь и сейчас на меня, нежели укрепится внутри, созреет, и однажды накроет весь мир. Пусть чужая, пусть сейчас слепая и глухая к нашей мелодии, пусть более диссонанс, чем Тема, она все еще часть хора.
Линни, мне жаль, очень жаль, что тебе приходится участвовать в этом. Ты не обязана понимать и принимать мой выбор, я не могу просить о подобном. Единственное, о чем я прошу – дай мне время. Всего лишь до Круга Судеб...

- Откуда же тебе известно о нашем гостеприимстве, о Карлан? Разве гостем ты пришел на наши земли? Нет, первый раз ты пришел тайно, желая навредить хозяевам, а второй раз ты пришел с оружием, дабы уничтожить хозяев. Так как же ты можешь судить о том, чего не знаешь?

- Для того, чтобы понять методы вашего гостеприимства, Плетельщица, - скривился Карлан, - мне достаточно понаблюдать, как ты обходишься с гостеприимством моим.
И словно внезапно потеряв интерес к существованию Сарин, Горный Дух переключил свое внимание на Линни, абсолютно белое лицо которой было сейчас самым светлым пятном к комнате.
- Линни. Я думаю, для нас тут стало немного душно, - протягивая ей руку. – Давай-ка я повожу тебя на террасу. Глоток свежего воздуха нам, кажется, будет более чем уместен.

"Душно... душно... душно..." Пар сгустился, стало трудно дышать, потом навалившуюся тяжесть прорезала знакомая нота, мелодия, сведенная к одной ноте, натянутой до предела, еще чуть-чуть и струна порвется... мелодия, так похожая на ее... на то, что было, но чего уже не будет.
- Мы идем ловить Музыку?
- Да, Сарин. Мы идем искать твою Песнь.
"Что же они сделали, что же они сделали... и что же теперь делать... не дотянуться, не сказать, не успела... одна нота осталась... одна струна"
И Карлан, и Линни перестали существовать, отошли куда-то за грань реальности. Она как слепая, слегка пошатываясь, пошла вперед, не понимая, куда, туда, на эхо мелодии, туда...

Линни медленно встала, для чего ей пришлось опереться на предложенную Карланом руку.
- Я...уже почти в порядке. Лучше, позаботься о Сарин, Карлан, смотри - что с ней? Не могу же я вызвать на бой наполовину безумную майэ...
(осанве Карлану) Я не понимаю, зачем ты это всё делаешь. Я не понимаю, почему ты всё это делаешь. Но ты мой друг - я подожду до окончания Суда... а потом - мы посмотрим...

Несмотря на странное движение Сарин и предостерегающее замечание Линни, Карлан не двинулся с места. Он лишь сжал кулаки с такой силой, что видно стало, как побелели костяшки пальцев.
Нарастающий глухой шум, идущий как будто из-под земли. Мгновенный удар раскаленного ветра пронесся по комнатам, заставляя сворачиваться от жара ворс на коврах. Из каменных стен, стремительно закрывая все дверные проемы дома Горного Духа, потянулись на свет то ли струи, то ли плети. Металл, живой и послушный воле Стихии, тек, перемешивался прямо в дрожащем от жара воздухе, постепенно формируясь во что-то тяжелое, массивное, цельное... Двери. Десятки металлических дверей. И, родившись, повинуясь еще одному порыву ветра, на этот раз почти ледяному, эти двери закрылись одновременно, с лязгом, от которого вся скала Карлана содрогнулась до основания.
- Я сказал, - процедил Горный Дух в наступившей за этим грохотом тишине, - что мы с Линни идем на террасу. Ты же, Плетельщица, не идешь никуда.

Сарин вздрогнула, шум и внезапная тишина словно вернули ее в "здесь и сейчас". Она выпрямилась.
- Извини, если я обидела твою гостью, Карлан. Я была не в праве. Если ты позволишь, я бы хотела уйти из купальни и во что-нибудь переодеться. Я обещаю не покидать твой дом без твоего разрешения.
Усталый, потухший голос.

Карлан машинально кивнул. Во взгляде его, после применения магии, появилась некая рассеянность, из левой ноздри медленно поползла темная струйка крови, и Горный Дух брезгливо смахнул ее ладонью. Он двинулся куда-то в глубину купальни, по дороге слегка задев Сарин плечом, скрылся на какое-то время в клубах пара и вернулся оттуда с большим банным полотенцем. Аккуратно набросил мягкое полотнище на мокрые плечи майэ, на мгновение остановился, словно в растерянности, пытаясь мысленно представить, как выглядит его дом после последнего новшества, сотворенного хозяином.
Обращаясь к Сарин, тихо, без всякого выражения:
- Один лестничный пролет вниз, вторая дверь направо. Это твоя комната. Об одежде я позабочусь позже.
И обернувшись к Линни, тем же тоном:
- Пойдем, Линни. Плетельщица больше не потревожит тебя.

Так же тихо Линни ответила
- Пойдём.

Карлан - никогда не подумать, что его можно так вывести из себя. Однако Сарин это удалось. Сарин... Плетельщица... нет. Бывшая Плетельщица. Забыть. Нечего объяснять и не о чем говорить. Всё сказано давным-давно. Бесполезно. Словами ничего уже не сделаешь. В Чертоги её сейчас не отправить. Значит - просто уйти. Сарин сама выбрала свою дорогу и идёт по ней…пусть и прямо в Бездну Пустоты.

Линни оторвалась от стены, которую подпирала и вместе с Карланом молча пошла на террасу.

- Ты прости меня... За теперешнее нерадушие моего дома. За Плетельщицу. – Вздохнул Карлан, когда они с Линни покинули купальню. Вздохнул, и замер на мгновение, прислонившись лбом к холодной каменной стене. – Весь мир рушится... внутри... Лучше бы сразу развалины: раз, и - случилось. Так нет же. Падаешь, падаешь, и все никак не можешь разбиться. Что-то устал я... Да, устал. Еще и эта мелодия. Слышишь? Вот тема Мелькора и добралась до Валинора...
Болезненно поморщившись:
- Линни, можно я попрошу тебя еще об одной услуге?
Гм… женская одежда. Это неизмеримо выше моих умственных способностей...

- Это заметно, - проворчала Линни. – Вообще, мог бы и сам сообразить…
Майэ прикрыла глаза, сомкнула ладони… через несколько секунд прямо из воздуха соткался силуэт платья, наполнился цветом…и уже вполне материально, одёжда с шорохом обрушилась ей в руки.
- Держи. Я не изощрялась, это просто копия того, что на неё было надето, до того как платье начало рваться. Восстановлено по воспоминаниям о лохмотьях, так сказать… - Линни усмехнулась, протягивая новенькое платье Карлану.

- Надо же! - Карлан недоверчиво рассматривал произведение Линни. В глаза его вместе с удивлением медленно возвращалась жизнь. – Эру-Создатель, и как вы только это делаете, а? Ты, оказывается, по тем жалким обгорелым лоскутам можешь угадать, каким оно было раньше! Гм... А я, даже если и увижу в целом и неповрежденном виде, через мгновение уж и не вспомню...
И чуть помедлив, с нотками благодарности в голосе:
- Знаешь, Линни, ты, без всякой лести, лучшая из майэ. И лучшая из друзей...
А насчет войны... Мы сделали то, что должны были сделать. И, поверь, принесли миру наименьшее из возможных зол. Даже с учетом гнева и боли таких, как Плетельщица. Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя в чем-то виноватой. Потому что это неправда. Что бы ни говорила, и что бы ни думала Сарин. Это неправда. Это как мозаика, понимаешь. Если выхватывать из нее отдельные куски и рассматривать их в беспорядке, некоторые кажутся слишком страшными, слишком жестокими, некоторые леденят кровь и заставляют чувствовать вину за содеянное, но однажды цельная картина будет сложена, и ты увидишь, что в ней намного больше света, чем тьмы. Намного больше надежды, чем отчаяния...

В это время Вала-Охотник, избавившись от необходимости опеки “дорого братца и не менее дорогого гостя”, который, наконец, был доставлен из Удуна в Валинор, с наслаждением обратил взор свой к свету. Сумерки, спустившиеся на Средиземье после разгрома Северной Твердыни, наводили на него уныние, и сияние Дерев оказалось поистине настоящим отдыхом для духа. Но вслед за облегчением немедленно пришла неприятная мысль о судьбе Перворожденных. Им-то, в отличие от Валар и Майар Амана, теперь долго не видать света звезд, им блуждать в неожиданных сумерках в тоске и страхе. Тяжело вздохнул Вала. Негоже оставлять юный народ квенди в одиночестве в такое смутное время. Вздохнул, и потянулся мыслью к любимой ученице. Для и так напуганных Перворожденных сейчас куда милее будет облик прекрасной девы, чем любого из отважных воителей Амана.
Осанвэ Линни
Тепло... Нотка почти отцовской гордости... Чуть заметная тема срочности и важности... Линни, девочка моя. Я в Валиноре. И я хочу поговорить с тобой...

Линни ответила сразу же
(осанве Оромэ) Конечно. Уже иду, бегу, лечу…или что там полагается делать? Скоро подойду, Владыка.

Она посмотрела на Карлана, вздохнула и сказала
- Мне надо идти. Кто бы мне сказал, почему у нас такие неугомонные Валар, а?
Нерешительно добавила:
- И…Карлан…ты действительно умеешь дарить надежду. Мне не хватает терпения…и умения…рассматривать мозаику. Но если ты так говоришь – я поверю.
Она нахмурилась и ядовито добавила
- Всё равно. Не понимаю, почему ты не доставил Сарин прямо к Намо.
Мотнула головой
- Может, после ты объяснишь мне более внятно. Удачи в твоих хитрых замыслах, - эти слова майэ сопроводила улыбкой.
- До встречи.
Линни предпочла уйти по земле. На превращение просто сил нет. Конечно, это-то скоро восстановится. Нет, решительно, что так внезапно от меня понадобилось Оромэ?..

Карлан проводил уходящую майэ теплым взглядом, потом, тяжело вздохнув, покосился на платье в своих руках. Необходимость еще одной встречи с Плетельщицей причиняла ему уже почти физическую боль.
Мы все – жертвы собственного Выбора. Что решено – так тому и быть.
Спустившись с террасы во внутренние покои и всё еще как-то немного растерянно поглядывая на обновленные дверные проемы, Горный Дух, в некоторой нерешительности остановился перед последней на своем пути дверью, ведущей в комнату его гостьи.
Двери... Как дико и “неправильно”. И что теперь с ними делать? Постучать? Позвать по осанвэ? Эру милосердный, а я хоть ручки-то к ним приделал?! Ага... Вот...
Усталость – физическая и моральная – была готова вот-вот перейти в фазу оцепенения. Карлану приходилось делать над собой все более серьезные усилия, чтобы просто не сесть на пол и позволить себе ни о чем не думать.
Стиснув зубы, ибо за дверью его ожидала война, Горный Дух коротко ударил по металлу костяшками пальцев, и, не дожидаясь приглашения, решительно толкнул сотворенную им же самим преграду и шагнул вовнутрь.
Маленькая комната, простые светлые стены, на полу, как и в большинстве комнат этого дома, толстый темно-серый ковер, несколько прямоугольных стенных ниш, большей частью пустых, лишь в одной – стремительный металлический побег, непринужденно обнявший высокую вазу из черного камня, - серебряный цветок, хрупкий и непокорный одновременно, - одно узкое стрельчатое окошко, простая широкая кровать, мраморный столик, два стула...
Нет, двери все портят. Они разделяют объем на скудные клетушки, разбивают свет, разрывают ветер. Обязательно уберу двери... Когда вернутся силы...
- Я принес тебе платье, Плетельщица. Оно – дело рук Линни. Так что если решишь изорвать, потом, будь добра, прибери за собой. Лоскутья можно выбрасывать в окно...

Сарин сидела на кровати, обхватив колени руками, сплетя пальцы, опустив голову, волосы закрывали лицо.
Услышав Карлана, она подняла на него взгляд, глаза неожиданно оказались пронзительно синими. Она кивнула, поднялась и забрала платье. Она оделась и вернулась на кровать.
- Садись, Карлан, - майэ кивнула на стул, - ты устал.

- Спасибо.
Горный Дух покорно рухнул на стул, с наслаждением откинулся на жесткую спинку.
- Надеюсь, у этого приступа доброты найдется разумное объяснение? – тем не менее, достаточно ядовито осведомился он. – Теперь, как я понимаю, ты собираешься сказать мне что-то такое, что просто физически невозможно выслушать стоя. Даже отпетому убийце и такой законченной мрази как я.

- Ты физически неспособен хоть что-либо слушать стоя. Я уже видела такие лица и взгляды. Просто сядь, закрой глаза, медленно досчитай до десяти и можешь идти. Так ты, по крайней мере, не упадешь по дороге.
- Как странно... такие узкие окна... В твоем доме не было дверей, а окна узкие...
Противоречие... в тебе много противоречий, Карлан.

- Лица и взгляды? И что, всех их довела ты? - заинтересовался было Карлан. И тут же сник, возвращаясь обратно к состоянию усталого равнодушия. – Что ж, я рад - ты начинаешь вспоминать, что в твоей жизни было что-то еще, кроме войны, пепла и развалин... Хороший знак... А противоречия - ну, да, наверное... Противоречия можно найти даже в цельной глыбе камня... Я же что-то большее... То есть, я претендую на то, чтобы быть чем-то большим, чем просто кусок горной породы.
К тому же, - напомнил он, - в моем доме теперь есть двери. И больше нет противоречий. Это уже не дом в сущности... а какая-то крепость... как ты любишь... Нравилось ли тебе жить в Крепости, Плетельщица?

- Разве крепость в толщине стен и количестве дверей? Крепость внутри каждого из нас, а что снаружи... разве это так важно?
- Удун был особенным местом, - в голосе легкая грусть, тень воспоминания, на губах улыбка. Сарин и сама удивилась, почему не больно вспоминать. Почему видит не развалины, а Наурворн-эн-Удун во всей его красоте и гордости.
Первое впечатление: стрельчатые башни, переплетение ажура окон и галерей. Калейдоскоп мира за окнами, синяя чаша горного озера. Живые оттенки черного, от насыщенного бархата до сверкающих переливов, один цвет вмещает в себя радугу.
Привыкание, узнавание: стены, увитые гирляндами багряных листьев, огромные окна, огонь в камине, башня, ветер развевает плащ, скрытая плющом беседка, бокал вина - терпкость и сладость одновременно.
Жизнь, понимание: флигель, утопающий в зелени, детский смех, стол, заваленный свитками, мастерская, пропахшая смолой и хвоей, мрамор купальни, рука в пушистой шерсти, гобелен на стене - звезда в ладонях.
На этой ноте Сарин резко оборвала видение, словно боясь показать больше, чем хотела.
- Наверное, придя в Удун ты увидел бы совсем другое: толстые крепостные стены, тренирующихся на плацу орков... уж не знаю, что еще.
Но ты ведь спросил, нравилось ли там жить мне.

- Однажды мы беседовали с Линни, - Карлан разговаривал словно сам с собой, и в то же время продолжал тему Сарин, - об оружии... Какая мелодия родилась первой – мелодия защиты, или мелодия нападения. То же самое и с крепостями... Как ты думаешь, что появилось первым: желание одних возвести неприступные стены и отгородиться ими от других, или стремление других разрушить эти стены, пока они не разделили весь мир?
Стрельчатые башни... Детский смех... Наверное, тебе трудно понять, Плетельщица. Мы с тобой стихии, наш дом – вся Арда. Но рожденный в крепости никогда не сможет стать по-настоящему свободным, никогда не сумеет вырваться из-под тени ее бастионов. Даже возжелав воли, даже получив в свое распоряжение целый мир... Знаешь, что он сделает в результате? Построит крепость. Неприступную черную крепость... Вся земля – арена противостояния, вся земля покрыта крепостями, рвами и бастионами...
Не хочу! – Почти выдохнул он, словно ужаснувшись собственного видения.

- Слишком поздно, Карлан. Разрушив одну крепость, вы только подтвердили, что крепости необходимы. Причем необходимы крепости, которые не так легко будет превратить в руины. И каждая последующая крепость будет выше и мощнее предыдущей. И постепенно дети перестанут смеяться. Мы сделали крепость домом, а теперь каждый дом станет крепостью.
Кроме желания отгородится от мира, есть еще желание защитить то, что тебе дорого. В мире, где кружат бури, нужны крепкие стены.

- Вы их построите? – Уточнил Горный Дух. – Ну, это-то произойдет нескоро. Уцелевшие орки, я полагаю, надолго проникнутся мыслью, что не существует стен, неподвластных гневу и мощи Стихии. А без Темного Владыки... Ваши мелодии слишком разрознены, моя темная майэ. Лишенные ведущей Темы, вы не споете и не построите ничего. Надеюсь, Валар будут достаточно осмотрительны, и избавят мир от присутствия этой Темы на максимально долгий срок.
А я, пожалуй, пойду... В упражнениях по устному счету больше нет необходимости...
И уже с порога, необычно мягким тоном:
- Мне жаль, что вольно или невольно я причиняю тебе боль, Сарин. И я прошу у тебя за это прощения. На тот случай, если когда-нибудь ты будешь в состоянии прощать...

- Иди, - Сарин кивнула, не оборачиваясь. Уже когда майя вышел за дверь, его настигло прощальное осанве: Ты так и не понял, Карлан, сначала мне нужно научиться не_прощать.
Она стояла у окна, просто так, не стараясь что-то увидеть... просто так... вслушиваясь в прерывистое эхо музыки и зная, что пока слышно хоть эхо, хоть отголосок, они_не_разобщены.