Проект "Север и Запад"  

Суд

Авторы – Тэсса (Мелькор, Манвэ, Намо), Эмуна (Ниэнна, Вайрэ, Ирмо, Сарин), Фред (Ауле, Тевильдо), Red 2 the Ranger (Ульмо, Тулкас), Хельга (Оромэ, Йаванна), Ноло (Варда, Нэсса), Кэл (Эстэ), Анориэль (Манвэ, Вана). Описание Маханаксар – Тэсса.

Маханаксар подобен огромному храму, одновременно величественному и изящному. Очертания его легки и воздушны, но все здесь пронизано ощущением спокойной силы, стабильности и надежности. Кольцо стройных, ослепительно-белых колонн поддерживает золотой купол, сияющий высоко над землей. К ним ведет круговая лестница из белоснежного мрамора, отполированного до немыслимого блеска. Внутри, за колоннами, виднеются четырнадцать высоких золотых тронов, стоящих по кругу и украшенных драгоценными камнями необычайной величины и чистоты. И лишь цветом каменьев различаются престолы Стихий. От подножия тронов Могуществ Арды к центру храма спускаются три широкие круговые ступени.

Манвэ:

Грустно, о братья и сестры, сегодня собраться
Здесь, в Кругу Судеб, сверкающем Маханаксаре,
Чтобы судить одного из нас, Мелькора злого,
Что Диссонансом своим разрушал мирозданье...

Здесь, от трудов созидательных все оторвавшись,
Мы собираемся, каждый займет свое место.
Я восседаю на троне, который сапфиры
Ярко украсили. Варда - в сиянье алмазов.

Ульмо, мой друг, повелитель Воды, он жемчужный
Выберет трон, а Йаванна, сестра, изумрудный,
Зелень камней ей напомнит траву Альмарена.
Крупным рубином трон Тулкаса сверху осиян,
Мельче - вокруг. Сильный Ауле прочным базальтом,
Твердым гранитом и сланцем свой трон отличает.

Нэсса и Вана - в камней разноцветье воссядут,
Веток узор у одной, у другой же - цветочный.
Рядом с супругой сидит Оромэ-повелитель,
Трон его яшмой украшен и малахитом зеленым.

Дымчато-серым опалом Ниэнны украшено место,
Эстэ - сверкающим серым и зеленоватым,
С ней Лориэн, Фэантур, их сиденья похожи.
Кресло же Вайрэ украшено строгим узором
Светлых камней, небольших, но подобранных верно.
Мандос, судья, он садится на кресло без знаков,
Нет самоцветов на троне Вершителя Судеб.

Грустно, о братья и сестры, сегодня собраться
Здесь, в Кругу Судеб, сверкающем Маханаксаре,
Чтобы судить одного из нас, Мелькора злого,
Что Диссонансом своим разрушал мирозданье...

Ныне начнем мы судилище, каждый пусть скажет,
Как покарать нам Отступника, что делать с братом.
Должно нам помнить, возможно еще возрождение
Мелькора Валы, не будем судить односложно.

Пусть же по Кругу Судеб зазвучат ваши речи!

Сарин стояла за пределом Круга судеб и ждала, когда она сможет сказать свое слово. Она никак не могла понять, что же это за суд такой, если судьи спрашивают, не в чем виновен, а к чему приговорить?!

Мелькор стоял посреди Круга Судеб, в самом сердце чужой Музыки. Даже сейчас торжествующий хор Амана не мог полностью заглушить его Тему.

Лицо Темного Валы было непроницаемо надменно, плечи гордо расправлены, подбородок поднят – тщательно удерживаемая маска. Пусть скованный и во власти врагов, но он – Властелин Эндорэ.

Сарин вглядывалась в его лицо, пытаясь при этом остаться незамеченной. Похоже, что Мелькор готов драться до конца, ну что ж, она здесь за этим же.

"Заметят... Ну, конечно же, заметят, это же Валар, куда мне с ними тягаться!.. Заметят - и поставят какую-нибудь персональную преграду... вокруг всего Амана... Тогда - пройду через пещеры Пелори, через подземные родники - да не все ли равно! Он - мой друг и он должен знать, что он не один - здесь".

Легкий ветерок, пришедший неизвестно откуда, коснулся лица пленного Валы, принес забытую прохладу, запах речной воды, вереска, хвои - запах Севера... Ласково, словно мягкой кошачьей лапкой, погладил пышные волосы Мелькора... И - исчез.

Тевильдо… Мелькор почувствовал его прикосновение. На миг нахлынули пронзительно-яркие воспоминания об Эндорэ и оставленных там друзьях и сподвижниках – и стальная броня, в которую заковал себя Темный Вала, едва не дала трещину. Но тут же стала еще прочнее: он не один, и от того, как он справится, зависит судьба тех, кто решил разделить его путь. И судьба Эндорэ. А значит, он должен справиться.

Теперь к решимости Мелькора добавился знакомый азарт, который всегда пробуждался в душе в ответ на вызов; сладкое ощущение силы, волнующее предвкушение борьбы. Все чувства обострились, мысли стали предельно четкими – он был готов к бою.

Сарин заметила Тевильдо-ветер и улыбнулась: когда друзья рядом, всё можно выдержать. Но какое же жестокое лицо у Намо! Кара, а не справедливость, вот что читается на этом лице. Неужели и Ниэнна поддержит этот несправедливый суд?!

Мелькор, всецело настроившись на борьбу, не сразу почувствовал присутствие Сарин. А когда ощутил - не сразу поверил.
"Она-то откуда тут? Ведь оставалась в укрытии. Неужели аманцы все же добрались до нижних ярусов лабиринта?!"
Мелькор бросил быстрый взгляд в сторону Майэ: она стояла свободно, за пределами Круга. Стало быть, она здесь по доброй воле.
- Как ты сюда попала?

Сарин вздрогнула: заметил, увидел... да и как могло быть иначе. Успокоить, ободрить.
- Мне помог один знакомый майя (ощущение слегка смущенной улыбки, надежды, спокойствия, радости "я-тебя-вижу" и гнева "как-они-могли").

"...один знакомый Майя... То есть - аманец. Но ведь это значит..."

Каким-то чудом Мелькору удалось удержать на лице маску презрительного равнодушия, но ужас и отчаяние, мутной волной поднявшиеся в душе, выплеснулись в коротком осанвэ:

- Сарин! ОНИ - НАШЛИ - ВАС?!

- Нет, нет, что ты, все в порядке, нас не нашли. Я просто слишком рано вышла из убежища. Они ушли, так и не найдя нас. Да и не искали.
Сарин чувствовала себя виноватой. Как так можно было забыть об остальных. Она напугала его, а страх, особенно страх за других, ослабляет.

Не нашли! Не искали! НЕ НАШЛИ!!!
Мелькор на мгновение прикрыл глаза от облегчения. Значит, его план все же сработал, хотя бы частично.
Темному Вале пришлось прикусить губу, чтобы удержать торжествующую улыбку. Нет, нельзя поддаваться чувствам. Не время. Не место. Это - потом. Сейчас главное – думать. И ничто не должно этому мешать.
Зачем ты здесь? - снова обратился Мелькор к Сарин.

Сарин попыталась улыбнуться, но не получилось. Она ответила по осанве
- На любом суде кроме тех, кто обвиняют, должны быть и те, кто защищают. Я буду говорить за тебя, за нас всех. Ведь мы не сделали ничего плохого.
"Ничего плохого?! И она говорит это после войны? Хотя... Откуда ей знать?"
- Уходи! Я сам справлюсь! Пожалуйста, Сарин!
- Я не для того пришла, чтобы уйти. Попроси о чем-нибудь другом, но не о том, что я не могу выполнить. Они ведь не только тебя судят, но и все, что мы создали, все, во что мы верим, к чему стремимся. Если не даешь мне права защищать себя, то не откажи в праве защитить все это!
- Тебе не справиться с ними. Я сам буду говорить. Пожалуйста, уходи. Вернись в Эндорэ. Скорее, Сарин!
- Уйду, конечно уйду, но позже.
И Сарин закрылась от осанве, на время, - не стоит сейчас отвлекать Мелькора.
Мелькор метнул испепеляющий взгляд на Майэ и отвернулся. Что ж, значит, придется сражаться за двоих.

"Ну вот на что она надеется? - думал Тевильдо-ветер.- Ладно - я, меня не поймать, но Сарин... Мелькор же не выдержит, если с ней что-то случится... Так, стоп. А я-то на что? Ха!"
- Друг мой, не волнуйся за Сарин, если что, я ее просто позову - ты знаешь, о чем я. Ну, тебе стало хоть чуточку спокойнее?
- Спасибо, имлаи! За все спасибо! Сарин не понимает, во что ввязалась. Спаси ее, Тевильдо. И сам не рискуй. Мне вы все равно не поможете.

Первым со своего трона, отделанного темно-красным гранитом, поднялся Ауле-Кузнец.

Мелькор, с начала времен Диссонанса звучанье
Определило все будущие искаженья.
Ты разрушал то, что мы создавали с любовью -
Манвэ, и Ульмо, и я, и моя Кементари -
все мы вложили в Творение мысли и силы,
каждый - не меньше, чем ты. Созидатель Эндорэ
каждый из нас, но по чести скажу: Исказитель
ты был. Брат мой, возможно, тобою владела
жажда создания больше, чем гордость и зависть.
Ныне взгляни - вот гордыни плоды твоей, Мелькор:
Горы, лишенные леса, пустыни без влаги,
голые камни и льды, все бесплодные земли -
вот, что ты создал! Но все же скажу, что поверю
даже сейчас, если ты поклянешься исправить
или хотя бы помочь залечить все те раны,
что в непомерной гордыне нанес ты Эндорэ!

"Что ж, этого следовало ожидать. Ауле всегда отличался добродушием. И сейчас озабочен не сведением счетов со мной, а исцелением мира. Как жаль, что мы с тобой поем разные Темы, брат! Но можем ведь и договориться... к чьему-то большому разочарованию".

Мелькор посмотрел прямо в глаза Кузнецу. Ни следа давешней надменности - лишь спокойная уверенность во взгляде. И в звучном голосе - осознанная сила. Словно и не стоял Темный Вала в цепях под перекрестными взглядами собратьев в ожидании приговора, а вел непринужденную беседу с братом за чашей вина. Только пальцы были ледяными от напряжения, и слишком уж неподвижным казалось лицо.

Все мы творенья свои возлюбили, о, брат мой, Ваятель.
Я вам мешал, но вы также мне были не меньшей помехой.
Ваше спокойствие мне – невыносимая скука.
А непокой мой для вас – страх, разрушенья угроза.
Трудно понять нам друг друга было с создания мира.
Я был один – оттого Исказителем ныне считаюсь.
Только кто может решить, что есть правильно, что – искаженье?
Кто нас рассудит, Ваятель? Только Единый, быть может.
Эру же отдал сей мир нам – чтоб творили в нем вольно,
Чтобы смогли воплотить замыслы, близкие сердцу.
Арда страдала от ран, что, сражаясь, мы ей наносили.
Но справедливо ль сказать, что один я за это в ответе?
В Эндорэ есть место всему – лесам и безводным пустыням,
Вулканам мятежным и льдам, не тающим в северных землях,
Скалам суровым, зверям, добывающим пищу охотой.
Хочешь ты ныне, чтоб я от своих отказался творений.
Ауле, ты бы сумел отречься от собственной Песни,
Музыку ту позабыть, что сделалась сутью твоей?

И вновь заговорил Ауле:

Есть суть - Созидание, Мелькор, и суть - Разрушенье,
Ты ж не распад и не тлен, что залог возрожденья -
Порчу чужого творения сутью измыслив,
В мощи восстал против Замысла, Песни и Смысла!
Брат мой, одумайся, что ж, неужели милее
Видеть, как в пламени корчится древо живое,
Чем это древо растить, и хранить, и лелеять?
Вала, Стихия, ты Мыслию Эру был создан
Быть в нашем Круге Хранителей Замысла! Что же,
Ныне одно лишь противостоянье хранишь ты?
Брат мой, ты сам отказался от собственной сути!

Мелькор чуть заметно улыбнулся:

Ауле, брат мой, по разному видели облик мы Арды,
Издавна спорили мы и друг с другом боролись за право
Юному миру ту форму придать, что считали красивей.
Если бы сутью моей лишь одно разрушение было,
Что бы нашли вы в тех землях, что были под властью моею?
Вспомни, в Эндорэ леса зеленеют. Озера и реки,
Звери и птицы, трава и цветы – как они уцелели?
А Воплощенные? Что помешало бы их уничтожить,
Если бы я пожелал? Как они уцелели, Ваятель?

Сарин вспомнила северный лес и горы, озера и реки... этот новый мир просто прекрасен, только слепец не оценит такую красоту. Неужели они не видят?!

Заслышав последние слова Мелькора, Йаванна не выдержала.
Дарительница почти вскочила со своего места, и обычно тихий голос Валиэ зазвучал болью и гневом, словно натянутая до предела струна:

Ты говоришь – уцелели? И звери и травы...
Только в обличье каком и какою ценою:
Злобные гады таятся средь тьмы подземелий,
Ядом своим убивая любое движенье,
Хищные твари леса осквернили Эндорэ,
Ягоды стали теперь непригодными в пищу
Птицам и белкам, и даже растенья
Жалят безжалостно острыми злыми шипами...
Ненависть эту живого к живому назвать красотою?
Песней назвать? Ты разрушил гармонию мира!
То, что осталось, настолько враждебно друг другу,
Что уж не знаю, в чем мира пребудет спасенье...
Ты создавал, искажая иные созданья.
Больше никто из Валар не способен на это.
Даже помыслить страшусь я сама о подобном,
Чтоб уничтожить пропетое Манвэ иль Ульмо,
Лишь для того, чтоб свою вознести только тему.
Ты пел один – разве это простор для гордыни?
Или ты думаешь, Эру не дал нам уменья,
Чтобы понять, в чем мелодии чистой звучанье.
Если никто из Валар не пошел за тобою,
Не подхватил твою тему, не значит ли это -
Слышится в ней диссонанс и угроза для Арды.
Мир - не забава для гордого Валы Мелькора.
Жизнь – не забава, и смерть не забава тем паче.
Если бы ты хоть на треть так любил эту землю,
Как нас, наивных, уверить пытаешься нынче,
Сам бы искал к примиренью пути и согласью.
Сам бы пытался понять, почему одинок ты.
Только в гармонии путь к обновлению мира,
Мира, в котором уже пробудилися Дети.
Что ожидает их, если стихии как прежде
Будут сражаться друг с другом в огне диссонанса...

Ко всем Валар, пылко:

То, что скажу я, возможно, сочтете жестоким -
Нужно отныне лишить нам Мелькора свободы
Быть одиноким. И в этом спасение Арды.
Если готов покориться Отступник – прекрасно.
Нужен ему лишь урок о смиреньи гордыни.
После же петь ему с нами в согласии общего хора.
Будет противиться – место безумцу за Гранью...

Темный Вала снова заговорил. Нелюбимый древний язык, которым он не пользовался уже много веков, как нельзя лучше подходил для его целей. Играть словами, нанизывать их, как жемчужины, сплетать нити фраз в замысловатую сеть. Запутать Валар, сбить с толку, заставить усомниться, внести разлад. Мелькор должен выйти отсюда свободным. Старшим братом, образумившим расшалившихся детей. Владыкой Арды. И он сделает это.

Истины мало в словах твоих. В прошлое взор обрати свой.
Вспомни, каким был сей мир, когда все мы впервые явились
В Эа. Пустым и безликим, не схожим с Великою Песнью.
Вспомни, как вы растерялись, как долго вы были в смущеньи.
Вспомни, Йаванна, кто первым начал труды свои в Арде.
Я в сердце мира возжег яростно-звонкое пламя,
Силу свою и любовь Арде дарил неустанно.
Мир этот мой потому, что вложил я в него больше прочих.
В каждой частице его отзвук живет моей Песни.
В Арде во всем и повсюду мысли мои воплотились.
Вам было должно помочь мне в том великом твореньи –
Вы ж отказались признать право того, кто был – первым.
Ваша слепая вражда стала мне вечной помехой.
Сколько б я мог сотворить, когда бы вы мне не мешали!
Как бы украсил я мир – но вы портили все, что я делал!
Чем же вы лучше меня? Кто нас рассудит, сестра?
Да, я желал примиренья. Валинор вам я оставил,
Сам же стал править Эндорэ. Дал Темам обеим звучать.
Ныне же, вижу я, вам Валинор сделался тесен.
Арду теперь целиком вы решили себе подчинить.
Я ли, скажи, о, Йаванна, явился к вам в земли с мечом?
Нет. Это сделали вы. Вторглись вы с войском в Эндорэ,
Робких Детей устрашая, всюду чиня разрушенья.
Эру, отец наш, сильнейшим меня сотворил не напрасно.
Должен был я возглавлять вас, в твореньи вести за собою,
Должен был вас направлять, наставлять, помогать вам советом.
Вы, отказавшись подпеть мне, нарушили Замысел Эру.
Только не поздно еще вам образумиться, Валар.

Вана поднялась со своего трона, украшенного разноцветным узором. Но венок на голове ее был из светлых неярких цветов, и лицо ее было грустно. Ее явно огорчало происходящее, но заговорила она решительно, обращаясь ко всем Валар:

В прошлое взор обратить? Вспомните ж, братья и сестры,
Арды весну, что встречали мы все в Альмарене,
Все кроме Мелькора, ныне судимого нами.
Вспомните все вы, и Мелькор, пред нами стоящий,
Боль, что принес он и в чем я его обвиняю.

Черным плащом укрывала равнины и реки
Ночь беспросветная, не было света на Арде,
Форму земля обретала трудами Валаров,
Мелькор ту землю пытался злодейски разрушить,
Бури и пламя послал он на наши творенья.

В помощь пришел нам сильнейший из духов на Арду,
Хохот его сотрясал континенты и воды:
С Мелькором Тулкас бесстрашный сражался успешно,
Пламя угасло, оно освещало нам битву -
После победы Творенье закончить решили.

На твердь земную ступили Валары и Валы,
Ауле прочную твердь создавал ту доселе,
Здесь же пришла ему в помощь созданья подруга,
Вала Йаванна, сестра моя, матерь природы,
В землю она семена насыпала растений.

Но не росли семена, ибо не было света на Арде,
Вновь поднял Ауле молот умелый, звенящий.
Создал светильники он на высоких колоннах.
Выше всех гор те светильники были. Средь моря
Их поместили, на северном море и южном.

Вышла вперед тогда Варда, Владычица Света,
Ярким сияньем из рук наполняла сосуды,
Первым зажегся светильник на северном море,
Манвэ пресветлый его Иллуином назвал, а
Южный - Ормалом, который вторым загорелся.

Все озарилось сияньем светилен чудесных,
Дети Йаванны росли и наполнили жизнью
Арду повсюду, до самых окраинных далей.
Только цветов еще не было, птицы не пели,
Спали они еще в думах сестры Йаванны.

Помню я радость той первой весны в Альмарене
Нэсса, сестра Оромэ, моего дорогого супруга
С Тулкасом храбрым вступили в союз, что навеки
Их съединил. Танцевала прекрасная Нэсса
Радостный танец весны на поляне зеленой.

Мелькор же Темный завидовал радости нашей,
Возненавидел он Свет, что светильни на Арду излили
И пробудили Йаванны детей. Это Мелькор,
В час, когда Тулкас, однажды его победивший,
Лег отдохнуть, те светильни разрушил.

Яркий огонь, что Ормал с Иллуином прекрасным  
В свет обращали, разлился по Арде несчастной.
Сколько растений, животных, творений Валаров
Сгинуло в пламени, что никогда не должно бы
Арды касаться, над нею то пламя взносили.

Ныне же тлен и обломки творений, что дороги сердцу
Были, повсюду валялись. Как больно мне было и больно
Было Йаванне, сестре моей старшей и сильной.
Боль и разруху принес Темный Мелькор на Арду!
В этом его обвиняю, да будет он изгнан вовеки!

Вана повернулась к Мелькору и, посмотрев ему прямо в лицо, добавила обвиняюще:

Арды себя Властелином ты возомнил, переделывать Эа
Стал под себя одного, и не прав ты был в этом.
Эру, Отец наш, когда б изначально такое задумал,
Лишь одного бы тебя сотворил, не давал бы нам Темы,
Музыку б мы не творили, твоя бы лишь песня звучала.

Много нас здесь собралось, осуждаем тебя мы все вместе,
Слушая Музыку Эа, мы знаем, о Мелькор, что вправе
Ныне тебя осудить за твои разрушенья, что злобно
Арде ужасные раны содеяли, боль, что мы помним.
Так суждено, и да будешь ты изгнан навеки!

Мелькор, о Вала, гордыня тебя ослепила.
Взялся б вести нас в Творенье, куда бы зашли мы?
Ты нам мешал в сотворенье прекрасного в Арде,
Ныне в Амане мы судим тебя не за это.
Ты - разрушенье, огонь, что леса выжигает.
Все я сказала. Да будешь ты изгнан вовеки!

Вана села. Ей явно было жаль, что с Мелькором ей не найти понимания, ибо разными глазами они смотрят на мироздание, разную Музыку они пели, и не услышать им друг друга более...

Сарин побелела еще сильнее, хотя это казалось невозможным. Они так стремятся свести старые счеты, что не видят дальше своего носа. "Изгнан навеки"... Куда, как?! Зачем?! И что делать?!"

Она уже совсем не была уверена, что ее слова помогут Мелькору, но попытаться было необходимо.

Сарин решительно шагнула в Круг:

К вам обращаюсь, Стихии могучие Арды,
Здесь что собрались, свое выносить повеленье.
Я позволенья прошу, о Владыки, сказать свое слово,
Прежде чем примите вы к исполненью решенье.

Сарин с отчаянной надеждой посмотрела в лицо Манвэ.

Манвэ внимательно посмотрел майэ в глаза. Он знал о ней раньше, слышал ее появление в Амане после войны. Что она хочет сказать, он догадывался, и это его не волновало. Он перевел взгляд на Валар и произнес:

Майэ, что раньше у Вайрэ училась, а позже
В темном Удуне удел обрела свой,
Скажет нам слово.

Сарин окинула взглядом Валар и начала:

В прошлое взор свой сейчас устремили Вы, Валар.
Там изыскали вину и в стремленьи к возмездью
Суд сей вершить собрались Вы и вынести кару.
Будучи младшей Айну, сотворенной Единым,
Песню не слышала я так, как Вы, и судить я не смею,
Кто в исполнении Замысла больше усерден
И с Искажением мне не дано разделить Измененье.
Я лишь прошу Вас, Могущества светлые Арды,
Взор свой отвлечь от прошедших обид и печалей
И устремить его в день настоящий.
Вы победили в войне, и по сильного праву
Ныне решать Вам судьбу Эндорэ как Амана.
Я лишь хочу Вам напомнить, о Валар,
Об искаженных, как их называют, об орках.
Звери душой, но разумны и сильные плотью,
Стали угрозой они для живущего в Арде.
Властной рукою, угрозами кары, наградой,
Вала Мелькор их сумел привести в подчиненье.
Для Пробудившихся не были более орки угрозой,
Больше скажу, они стали щитом и защитой для эльфов
Против сородичей диких, закон признающих лишь стаи.
Мы же искали пути одолеть Искаженье.
Нынче не будет над орками власти, суровой, но правой,
Той, что одна лишь могла их держать в усмиреньи.
Те, что остались в лесах, не ушедшие в Аман,
Кровью своей захлебнутся, не будет спасенья.
Ненависть зерна свои разбросала повсюду.
Те, что остались верны своим клятвам, возмездья возжаждут.
Первой война эта станет, отнюдь не последней.
Красным заткешь гобелены свои ты, о Вайрэ!
Сколько погибнет творений прекрасной Йаванны в дальнейшем!
Не усмотрите в словах моих доли малейшей угрозы,
Я лишь прошу проявить справедливость и мудрость.
Вместе с любою бедой будет справиться легче.
Орк искаженный и тот понимает, что долго
Дому тому не стоять, что расшатан усобицей братской.

Сарин замолчала, но осталась в Круге. Она снова смотрела на Манвэ. Решение принимать все равно Королю мира. На Мелькора Сарин старалась не смотреть. Она впервые отказалась исполнить его прямую просьбу.

Мелькор похолодел от ужаса: глупая девчонка, пытаясь его спасти, накликала беду на тех, кто остался в Эндорэ. Те, кто уцелел, ослаблены войной, они не способны защититься сейчас. Валар ничего не стоит истребить их, а он, Мелькор, не сможет вмешаться. Даже если Тевильдо предупредит Сайрона о готовящемся новом вторжении, тому не успеть подготовиться.
Едва поняв, о чем собирается говорить Сарин, он попытался обратиться к ней мысленно, остановить – бесполезно, ее сознание оставалось закрытым.
А сказать что-то вслух, даже взгляд на нее бросить – значит, придать ее словам вес в глазах Валар. Так-то они, может, и не придадут особенного значения речам Майэ, тем более, Майэ, которую, с их точки зрения, он поработил. Только бы она на этом остановилась!

Сарин прекрасно понимала, что он про нее подумает. Ничего, все ничего. Главное, чтобы сработало. Валар не захотят сами возиться с орками.

"Я не успеваю! - думал Тевильдо-ветер.- Сарин, что же мне с тобой делать?! Ладно, сначала она, потом - к Сайрону. Пусть уводит всех, кого найдет, как можно дальше, не приближается ни к Утумно, ни к Ангбанду... Сарин-Сарин, милая моя... Надеюсь, что я успею".

"О чем говорит эта майэ? - безмолвно обратилась к Манвэ Вана.- Вижу я, опасности поджидают детей Эру в Эндорэ. Неужели и они будут гибнуть как цветы, сожженные пламенем Мелькора?.. Я отвечу ей, можно?"

Вана, вновь встала и обратилась к Сарин:

Часть твоих слов правду провозглашают, о майя.
Не забывают из Валар никто об Эндорэ.
Только, увы, мой супруг Оромэ рассказал мне,
Орки, о коих ты здесь повествуешь,
Мелькора дело, он тех извратил и испортил,
Кто попадался ему на просторах подзвездных.
Ныне угроза они, разрушений причина
Мелких и глупых, но тем они Арде больнее.
Правильно ты признаешь, что знаешь ты мало.
Майэ, ты видишь лишь то, что стоящий пред нами
Мелькор позволил тебе. Грустно нам это видеть.
Позже обсудим мы это. О Мелькоре слово.

Обсуждать происхождение орков не было никакого смысла. Но вот попытаться отвлечь внимание Валар от опасной темы...

Навеки изгнать меня хочешь из мира, прекрасная Вана? - Мелькор усмехнулся в лицо Валиэ и продолжил:

Подумай, что станется с Ардой, когда вы решитесь
Лишить ее силой одной из Стихий – величайшей.
Того, кто вложил себя в мир этот более всех вас.
Подумай, о, Вана, какою бедою для Арды
Изгнанье мое обернется. Ведь все разрушенья,
Какие творили мы в спорах и вечных сраженьях,
Покажутся мелочью рядом с такой катастрофой.
Для Арды мы – жизнь. Стало так по велению Эру.
Желая меня уничтожить – убьете вы Арду.
Слова мои истинны – сами подумайте, Валар.
Когда бы не это – от вас бы я мир сей избавил.
Но ныне реку я – отринем вражду и раздоры.
Мне мир этот дорог не менее вашего, Валар.
И ради него, призываю я вас к примиренью.

И вновь заговорил Ауле:

Прав он, о братья и сестры, и эта Стихия
вплавлена в тело Созданья Единого - Арды.
Сплав этот крепок, лишь Пламя Творенья отделит
шлак от металлов, коль будет Единого воля.
Нам не под силу такое, не стоит пытаться
прежде, чем время наступит для Хора Второго.

Эстэ встала со своего кресла и сделала шаг вперед. Стоя на второй ступеньке Круга, она была одного роста с Мелькором. Целительница подняла голову и посмотрела в лицо Отступнику. На мгновение их взгляды встретились. Туманно-серые глаза Валиэ были полны печали. Она тихо заговорила:

О примирении ты говоришь, и простить я готова,
Зло, что содеял ты новорожденному миру,
Беды и горе, что, нас ненавидя, ты нам причинил.

Эстэ замолчала и обвела взглядом сидящих в Круге Валар.

Знаю, о братья и сестры, нам всем было больно,
В те времена, когда пели мы, вместе собравшись,
Перед очами Отца величайшую Тему,
Ту, что служила Началом для этого мира,
Тему, прекрасней которой еще не звучало
В залах обширных под сводом высоким Чертогов,
В тот самый миг, когда вместе слились мы – в единстве,
Слышать, как слаженном Хоре возникло смятенье,
Как вдруг прервалось чудеснейшей Песни теченье,
Как обратилась в прах Тема – обрывками нот…

Эстэ на мгновение замолчала, переводя дух.

Больно нам было узнать, что сильнейший,
Лучший из нас, Мелькор, брат – отступился.
Тему свою возвеличить решив - сделать первой,
Главной, единственной - Замысел Эру нарушил,
В Мир привнеся Дисгармонию и Диссонанс.

Эстэ вздохнула.

Видеть нам было не менее горько и больно,
То, как наш брат своенравный, восставший в гордыне,
В Арду придя, разрушает все наши творенья,
Губит их, портит и Темой своей искажает.
Знаю, какие страданья творцу причиняет
Гибель трудов долговременных и драгоценных,
Тех, что он создал не голосом – сердцем, с любовью…
Знаю – и помню, как помните все вы, о Валар!
Знаю – но знаю и то, что Отец всеблагой наш,
Власть над Стихией нам дал, и мы в силах исправить,
Вред причиненный и то искаженье, что брат наш
В Арду привнес, нанеся ей ужасные раны.
Знаю – и верю, что это мы сможем простить.
Есть же одно, что простить я не в силах, о Валар!

Валиэ подняла глаза на Мелькора и посмотрела ему прямо в лицо:

Это - Детей искаженье. То, что ты с несчастными сделал,
Души сломав и тела! Как посмел ты вмешаться,
В то, что священно – в творения Эру?! Как мог ты
Их исказить? Что затеял ты, Мелькор? О чем ты
Думал - что сделаешь их совершенней иль лучше?
Что превзойдешь их Создателя? Бедный безумец!
Вот – посмотри, что ты создал, что ты сотворил!

Эстэ создала видение орка.

Этого ли ты желал – некрасивых созданий,
Глупых и злобных, несчастных… Покорных рабов?

Мелькор, зачем?

Глаза Валиэ были полны слез.
Эстэ отвела взгляд, не в силах смотреть на Мелькора.

Души – в Эру руках, и никто из Валар,
Даже могущественные Феантури – и Намо,
Судеб Владыка и Ирмо, супруг мой, не в силах,
Ныне исправить то зло, что ты им причинил!

Эстэ, низко опустив голову, села на свое место и беззвучно заплакала.

Многое тебе дано, ты много знаешь, многое умеешь, сила твоя велика.
Но на что ты обратил свою силу? Гордыня застила тебе глаза…
Боль не познавший, от роду не ведавший ужас, сумеешь ли ты хотя бы осознать свою вину…

Мелькор:

Диссонанс… На это нечего возразить. И не объяснишь им, что не разрушить хотел Музыку, просто не мог задавить в себе Песнь - иную, чем Тема, заданная Единым. Не мог промолчать. И петь иначе, чем просила душа - тоже не мог.

Вот так же столкнулись в Удуне мелодии Тхориэн и Ррао - и едва не погиб почти воплощенный уже дракон. Так бы и канул замысел в небытие, если бы не вмешался Мелькор, не объединил две разные темы в своей, не сплел в общий узор запутавшиеся было нити.

Единый тоже вмешался. На свой лад. Он просто оборвал Музыку. Не дослушав. И если в первый раз Мелькор запел иначе, желая поделиться с Отцом и собратьями неистовой, дух захватывающей красотой собственной, только что рожденной мелодии, то во второй он воспротивился воле Эру сознательно. “Выслушай же меня! Ведь моя Музыка прекрасна. Она не хуже твоей. Посмотри, я тоже могу задавать Тему, и Айнур подхватывают ее”.

Не выслушал. Не оценил. Гордость собой и своим творением обернулись горькой обидой и впервые познанным гневом. И когда была задана третья Тема, спор превратился в борьбу. Диссонанс достиг апогея.

“Пытаться объяснить это тем, кто не принял мою Музыку? Оправдываться? В чем? В том, что не пожелал отказаться от своей Песни, убить ее? Но как оправдываться, если, повторись все сначала, не поступил бы иначе. Не смог бы. Даже зная цену, которую придется заплатить и мне самому, и собратьям моим. Кто прав из нас? Я не знаю. Быть может, все. Быть может, никто. Я знаю лишь, что должен выбраться отсюда. Вернуться в Эндорэ. Допеть, довершить, достроить”.

Мелькору пришлось сделать над собой усилие, чтобы подавить невольную жалость к Эстэ, Валиэ, которая никогда не была в числе его личных врагов. Положение и без того сложилось не слишком благоприятное. Как бы не пришлось жалеть самого себя.

Я не желал появления в мире Детей Диссонанса,
Тех, что родились в великой борьбе двух различных Мелодий.
Орки проснулись в Эндорэ не волей Отца иль моею.
Родственный эльфам народ, от единого древа побеги,
Но не творенье мое. Я нашел их, свирепое племя,
Взял их под руку свою, нападать не позволил на эльфов.
В Удуне дал я им пищу, и кров, и леченье, и знанья.
Дикость я их обуздал. Те, что были животным подобны,
Те, что несли Диссонанс, Гармонию вновь обрели.
Если же вы так жалеете орков, несчастных и глупых,
Ныне спросите Оромэ: что делал в Эндорэ Охотник?
Пусть он расскажет, как сотнями гибли под стрелами орки,
Как он травил их собаками. Право же, есть, чем гордиться!
Сделав народом своим, даровал я им помощь и силу,
Он же - убийца, что жизни Детей забирал, забавляясь.

Темный Вала подкрепил бы свои слова обличающим жестом, не будь у него скованы руки. Впрочем, гневный взгляд его черных глаз, устремленный на Оромэ, был более чем красноречив.

Тулкас вскочил со своего трона. Пусть не к нему обращены были наглые речи Мелькора, но не смог он сдержаться:

Верно ли - орков считаешь Гармонии ты проявленьем?
Чудищ кровавых и тварей премерзких сейчас защищаешь?

Пусть тебе любо уродство тобой искажённых созданий -
В Арде не место им больше, и гибель - удел их отныне!

Оромэ слегка пожал плечами. У него не было особого желания оправдываться, подыгрывая обличительным словам Отступника. И слепцу понятно, чего тот хочет – отвлечь, запутать, перессорить, внести Диссонанс в хор братьев и сестер. Как всегда, впрочем.

- Вижу, привычки твои дорогИ тебе, братец.
Насмешливо:
- Даже сейчас прибегаешь ты к старой уловке, -
Даже сейчас, в Диссонансе вину отрицая,
Им, Диссонансом, защититься пытаешься ловко,
Вызвав раскол среди нас, невзначай натравив друг на друга.

Орков спасал, говоришь, ты? Народом их сделал?
Выдал мечи и доспехи при этом конечно.
Дикое племя – угроза лишь малая Детям.
Армия орков – угроза намного серьезней.
Ну, а при виде идущих аманских отрядов,
Разве не сам ты народ свой послал на погибель?
Вместо живого щита прикрываяся теми,
Кто беззащитен пред силой и гневом стихии.

Полно, Отступник, примеры подобной “заботы”
Лишь подтверждают, что мы поступили разумно,
Вырвав тебя, словно жало, из сердца Эндорэ.
Прежде, чем движимый новым заботливым чувством,
Ты распростер на Эльдар свою “помощь и силу”

"Вот оно!"

Дурачок Тулкас угодил прямиком в расставленную ловушку, и глаза Мелькора торжествующе блеснули, немедленно, впрочем, загоревшись уже гневом, тем более естественным, что это почти не было игрой. Почти - потому что часть сознания пленника хладнокровно оценивала все его чувства словно бы со стороны и направляла их в нужное русло.

"Отлично! Теперь - воззвать к Йаванне, Ниэнне и Эстэ. Взгляните же, милосердные, на брата своего, который призывает убивать Детей! Слышите ли вы его речи? И вы считаете жестоким - меня?"

Оромэ опередил Мелькора, и слова Охотника нашли цель не хуже, чем его стрелы. Услышав про “живой щит”, Темный Вала заметно побледнел и с минуту молчал, стиснув зубы. Сдаваться, впрочем, он не собирался. Равно, как и распространяться о мирных орках, которых прикрывал пресловутый “щит”.

Дикое племя Детей Диссонанса, плодясь бесконтрольно,
Перворожденных могло б уничтожить за пару столетий.
Голод их вел. Эльфы были для них лишь желанной добычей.
Армию орков собрав, я сумел обуздать неразумных
Силами их же собратьев, не пользуясь мощью Стихии.
Я не воюю с Детьми,- выразительный взгляд на Оромэ и Тулкаса.- Мне убийство претит Воплощенных.
Воля моя стала эльфам защитой, а оркам - законом.
Да, я сражаться учил свой народ. Не бессильные жертвы -
Воины встретили вас. Но, конечно же, видеть их дичью
Было б отрадней тебе, о, отважный охотник Оромэ?

Последние слова были полны сарказма. "Если бы только удалось вывести противника из себя! Если бы удалось!"

Владыка Судеб заговорил, не вставая. Лицо его было сурово, и холодной бирюзой сияли глаза.

Братья и сестры мои, понапрасну теряем мы время.
Всем нам известно то зло, что содеял в Эндорэ Отступник.
Если б раскаялся он, если б вправду желал примиренья,
Дали бы мы ему шанс вместе с нами творить и трудиться.
Видите все вы, что брат наш гордыни по-прежнему полон.
Начав с нетерпенья, закончил он злобою, алчностью, ложью.
Кары страшась, тщится Мелькор посеять сомнения в душах.
Только бессилен он. Больше ему не уйти от возмездья.
Нет ему веры. Не петь ему с нами единую Тему.
Разве что жалости ныне достоин стоящий пред нами.

Мелькор в ответ лишь презрительно выгнул бровь:

Страх и бессилие вам более свойственны, Намо.
Я был решительней вас – то заслуга моя, не вина.
Будь я, как вы, терпелив, мир и ныне бы пуст оставался.
Дети в него не пришли бы – не было б дома для них.
Жалостью вашей меня вам не унизить, о, Валар,
Ибо сильнее я вас, и силу свою сознаю.

Вайрэ вышла вперед. На лице застыло хмурое выражение, словно Ткачиха отчитывала нерадивую майэ, зазевавшуюся за станком, а не говорила в Круге Судеб.

Трусостью к Замыслу ты уваженье считаешь.
Слабостью - нитей сплетенье в гармонии Песни.
Каждый из нас что-то внес в этот мир при Твореньи,
Ты же свои лишь заслуги увидеть желаешь.
Лишь одного не могу я понять, старший брат мой,
Разве Творец был с тобою тайком откровенен?
Может ты ведаешь Замысел лучше, чем все мы
И потому не спросясь по желанью меняешь?
Здесь и сейчас ты стоишь перед нами, закован.
Вся твоя сила развеяна прахом по ветру.
Ты же уверен в себе, и признать не желаешь
Ни злодеяний, ни даже случайных ошибок.
Если уверенность эта всего лишь попытка
Нас обмануть и смягчить злую поступь возмездья,
Это пойму, осуждать тебя даже не стану,
Каждый спасается так, как умеет и видит возможность.
Если же правда в деяниях видишь своих ты лишь благо,
Если уверен, что слово не знаешь "ошибка" иль "глупость"
Если твое искажение миру полезно... то объясни,
Где источник такого познанья.
И почему твое виденье лишь воплощенья достойно,
Нас же творцами считать ты уже не желаешь.

Мелькор вздернул подбородок, в упор глядя на Сплетающую Нити:

Я не считаю творцами вас? Разве сказал я такое?
Вайрэ, сестра, для чего дал нам Эру способность к творенью?
Воли свободой зачем наделил он Поющих, не знаешь?
Замысел, что вы так любите, был лишь примером, быть может,
Только началом Пути, нотами первыми Песни.
Если дитя подросло, колыбель ему должно покинуть.
Не пожелает - скажу: да, это трусость и слабость.

Вайрэ:

В каждом решении воля должна быть не только твоя, но согласная с общею волей.
Нити коль в разные стороны тянут, желая создать - лишь разрушат.
И не покинет дитя колыбели вовеки, если саму колыбель вместе с ним уничтожат во гневе.
То, что тебе лишь пример, для других - образец подражанья, словно венец драгоценный, что блещет в своем в своем совершенстве.
То, что ты силой своею нарек - то всего лишь гордыня.
Вижу я ясно сейчас - ты совместно творить не способен, только себя во всем мире ты слышишь, тем самым, мир приводя в соответствие с темой своей лишь.
Если творцы мы, тогда почему притесняешь ты наши творенья, или творец только тот, кто твою избирает мелодию в хоре?

Мелькор:

Что же, я спорить не стану, о Вайрэ, Плетущая Нити:
Музыка та, что для вас - совершенство, вершина творенья,
Есть для меня лишь ступень в непрестанном развитии Песни.
Темы давно разошлись, оттого вам понять меня трудно.
Мир разделив, мы могли бы творить, не мешая друг другу.
Вы, а не я, возжелали, чтоб Тема чужая умолкла,
Вы, а не я, развязали войну. Вы за это в ответе.

Медленно поднялся со своего трона Ауле. Мрачным было его лицо, темные брови сдвинуты. Более всего напоминал сейчас Вала-Кователь гранитное изваяние, и суров был его голос:
Горестно слышать надменные речи Отступного Брата...
Не оправданья ты ищешь, лишь тешишь гордыню.
Что "не творцы" мы, а значит - тебя не достойны,
это, о Мелькор, в глазах твоих ясно читаю.
Мы - от Безвременья! даже не от Разрушенья
Света Столпов, не от времени Северной Бойни -
от Диссонанса, что Первую Музыку ранил,
ранены сами. Пред нами ль тебе оправдаться?!
Что "колыбелью" зовешь ты? Вовеки не будет
той колыбели - твоими стараньями, братец.
То, Изначальное - разве что в памяти Эру...
Может, пребудет мечтой, может - вечным примером,
нам недоступным. Но так мы хоть раны врачуем,
ты ж эти раны лишь травишь, ты Арду калечишь.
То, что ты с Севером сделал себе на потеху -
рана на лике земли, на корнях ее порча!

 Мелькор:

Да, я во многом виновен. В том, что возлюбил свою Тему
И пожелал воплотить ее в мире, прекрасном и юном.
В том, что сгубить мои замыслы вам не желал я позволить,
В том, что я вкладывал в Арду силу, трудясь неустанно.
В том, что боролся я с вами, что пел, не желая умолкнуть.
В том, что я не отказался от Песни своей и от сути.
Да, я виновен. Но вы в том же самом виновны не меньше.
Вам ли судить меня, Валар? Нет, мне не нужны оправданья.

Манвэ величественно поднялся с трона. Печален был взгляд его, но ясен и тверд.
- Что же, о братья и сестры. Мы слышали ныне довольно.
Мелькор упорен, как прежде. Раскаянья нет в его сердце.
Только гордыня владеет им. Как мы с ним ныне поступим?
Король Арды медленно обвел взглядом Валар, приглашая высказываться, и опустился на свое место. Он скажет свое, решающее, слово последним.

Тулкас откликнулся первым. Он встал и обратился к Ауле:

- Нет нам нужды в ожиданьи до Хора Второго, Кователь!
Скована Мелькора сила - а мир наш доселе не рухнул!

И, обращаясь уже ко всем, пристукнул кулаком по раскрытой ладони:

- Ныне докончим же дело, что начато было успешно:
Вышвырнем Мелькора вон! Диссонансу на Арде не место.

Нэсса глядела на Тулкаса - и не узнавала его. Где он, тот беспечный воин, что шел когда-то на битву, как на праздник? Словно в дымке, виделись ей лица сестер и братьев - сумрачные, не похожие на себя - прежних... Война закончилась, но струны мира продолжали рваться. Теперь уже - в душах Валар...
О, сойти бы с высокого трона,
Закружиться бы в легком танце,
Чтоб земля улыбнулась снова,
Чтоб забыть о войне нелепой,
Чтоб забыть - о притихшем доме,
Чтоб забыть об упрямстве брата,
Помнить только, что Мелькор брат нам...
(о - Тулкасу): "Ты уже изгнал его - однажды. Разве что-нибудь изменилось? Он силен. Он любит Эндорэ - или думает, что любит. Он вернется...
Прости, милый, я не могу поддержать тебя - сейчас. Не хочу".

Низкий голос Валы-Охотника уверенно зазвучал следом - как ответ на слова Астальдо, и в то же время обращение ко всем Валар:

Сделано было подобное нами однажды.
И Альмарен, что погиб среди пламени злого,
Стал нам расплатой за нашу беспечность, ведь братец,
С силой собравшийся, вновь возвратился на Арду.
Месть совершил он, что стоила дорого миру.
Я не уверен, что выгнав Отступника нынче,
Выслав за Грань, в пустоту, за пределы Пределов,
Мы не увидим его аж до Хора Второго.
Нет. Не уверен. И риск неприемлем мне этот.
Слово мое: наказанье ему – заточенье.
Здесь, в этом мире, под нашим извечным присмотром.
До окончания дней, что отведены Арде...

"Заточенье под присмотром Валар? Это было бы совсем неплохо".
Пленник надменно смотрел прямо перед собой, всем своим видом показывая, что его, мол, нисколько не занимает вся эта болтовня. Хотелось скрестить на груди руки, но не позволяла цепь. Н-да, похоже, Ангайнор придется какое-то время потерпеть. Ничего страшного, рано или поздно Мелькор все равно найдет способ избавиться от него. Изгнания из мира он не боялся – от такого решения его сородичей удержало бы простое здравомыслие. На освобождение, впрочем, особенно рассчитывать тоже не приходилось. Скорее уж, оставят в Амане, будут следить за каждым шагом, потом устанут следить... особенно, если усыпить их бдительность. А это несложно. Сначала вести себя строптиво, потом постепенно начать “сдаваться” и в конце концов стать для Валар “своим”. Глядишь, Манвэ еще и сам передаст старшему брату бразды правления. Да, это было бы изящное решение задачи! Очень изящное.

Ульмо заговорил медленно, словно размышляя вслух:

- Мир, что мы создали в Музыке, нашей заботе доверен.
Ныне там воды смятенны, и тучами звезды закрыты.
Нам надлежит позаботиться об исцеленьи скорейшем,
Дабы исправить ущерб, причиненный войною Могуществ.

Пусть нам помогут в трудах этих Музыки Первые Дети,
Песнею и мастерством своих рук украшая Эндорэ.
Но для того, чтобы вновь этих бед не случалось отныне -
Нужно избавить от Мелькора земли востока навеки!

Трудно пришлось нам в сраженьях жестоких, но мы победили,
Волею Эру; и разве небесный Отец наш всеблагий
Не дал нам в битве последней священное благоволенье,
Чтобы смогли мы повергнуть сильнейшего? Вот он, пред нами.

Нет в нем раскаянья, нет сожаленья, лишь гордость и злоба.
Хоть и дано ему многое, больше других среди Валар -
Силу свою он расходует на разрушенье и козни.

Ауле, брат мой! Ты слово нам с Мелькора взять предлагаешь,
В том, что Отступник отныне творить будет с нами в согласьи.

Верить ли клятве того, кто не держит своих обещаний?
Клятва едва ль остановит его, обрети он свободу.
Слово любое он даст, чтобы тут же коварно нарушить.
Клятва стоит на доверии - не на чем здесь ей держаться.

Внемли, сестрица Йаванна! И Оромэ, славный Охотник!

Если оставить нам Мелькора в Амане жить под присмотром -
Будет он ждать лишь момента, чтоб вырваться в гневе на волю.
Будут творения наши под вечной угрозой того, что
Вырвется дух разрушенья, и снова Могущества в битве
Страшной столкнутся, и прахом пойдёт мирозданье.

Что до изгнанья - с Охотником здесь я согласен,
Что не закрыть нам надёжно границ сотворённого мира,
И потому на себя лишь вновь навлечём мы опасность,
Зная, что Мелькор в упорстве своём не оставит нам Арду без боя.

Речь я веду не о том, чтоб воздать за деянья и думы,
Нет. Лишь о том, чтобы впредь нам творить, как мы знаем и видим,
Чтобы труды наши не были буйным разрушены вихрем -
Слово моё - ЗАТОЧЕНЬЕ навеки в Чертогах Печали!

Йаванна невольно вздрогнула, прижимая пальцы к вискам.
“Вечное заточение... Вне времени, вне музыки, вне жизни... Это ведь еще страшнее, чем изгнание. Фэа младших детей Эру приходят в Чертоги Печали через усталость духа и смерть тела, падают в тишину, чтобы забыть тему смерти, излечиться от ее тени. Для них тишина – благо, а дорога через Чертоги – путь к возрождению. Но что будет с тем, кто... Живая мелодия, заточенная в склеп тишины. Навеки. Страшно...
И все же... Все же Ульмо прав. Это единственный выход. Для мира...”
Дарительница жизни медленно, словно через силу, кивнула головой, соглашаясь со словами брата:

Слово твое, Повелитель всех вод, нахожу я разумным, -
Только Чертоги – возможное место на Арде,
Где удержать мы сумеем гордыню и силу Мелькора,
Не вырывая мелодию брата из голоса мира,
Не изгоняя за Грань, но навеки лишив его права
Петь. Ибо в песнях таится опасность. Но не в молчанье...

"Молчание? Замолчать - навечно?"
Лицо пленника посерело.

Решение, предложенное Ульмо, было весьма разумным, если исходить из интересов Валар - Мелькор понимал это. И понимал, что должен сделать все, чтобы избежать подобной участи. Перед глазами отчетливо встало видение, показанное Танвио. По коже поползли мурашки.

Тишина. Пустота. Покой.
...Серое...
...Мелькор, этого нет!..

...Не было.
Но теперь - может быть.

Молчание... Но ведь это - смерть для Поющего. Немыслимая, невыносимая мука для того, чья жизнь и суть – движение, изменение, бесконечный поиск. Это сломит его рано или поздно, уничтожит. Его же собственная сила, не находя выхода, обернется против своего обладателя, и величайший из Айнур в конце концов превратится в жалкое подобие себя самого, безвольное существо, не способное ни к борьбе, ни к творению.

Сделав над собой неимоверное усилие, Мелькор отбросил страшные мысли. Этого не будет. Он не допустит. Неважно, какими способами. Он должен сохранить себя.

Со своего трона поднялась Вана.

Ульмо, о друг мой могучий, с тобой соглашается Вана,
Боль, что потери земли и разруха мне причинила, затмила мой разум.
Ты ж мне напомнил о целостном Замысле Эру, Отца Мирозданья.
Ныне согласна с тобой я, пускай ЗАТОЧЕНЬЕ Мелькора свяжет.
Мы же оплачем Весну и радостно встретим чудесное Лето.

Мелькор почти не слушал ее.

Внезапно всплыло воспоминание – яркое, словно и не отделенное от сегодняшнего дня несколькими веками. Орокарни. Дикие орки. Тарг, притворившийся мертвым в надежде остаться живым. Неподвижное тело на земле в мучительно неловкой позе, из которой, однако, очень удобно внезапно вскочить, чтобы броситься на врага. Оказывается, иногда и Вала может кое-чему поучиться у Воплощенного. В иное время Мелькора позабавила бы эта мысль.

Он признает себя побежденным, он заставит Валар поверить в искренность своего раскаяния, он признает Манвэ Владыкой – пусть, лишь бы только избежать Чертогов Мандоса. Он будет вести себя осторожно, он ничем не выдаст своих истинных чувств. Пусть Валар радуются победе, пусть наслаждаются, думая, что сломили его – придет время, и они поменяются ролями.

Но как же трудно заставить себя молить о пощаде – даже зная, что это лишь хитроумный ход в игре, ход, необходимый для последующего реванша! Гордость Мелькора встала на дыбы, ожесточенно противясь решению разума.

И пока он медлил, борясь с собой, вперед выступила Сарин...

Сарин не выдержала, обида на слова Ульмо затмила осторожность и она, не спрашивая позволения, снова шагнула вперед:

Радость победы твой взор ослепила, о Вод Повелитель!
Коль красоту Эндорэ оценить ты не в силах!
Ныне действительно воды смятенны и звезды сокрыты от взгляда!
Это наследье проклятой войны роковое!
Но сам с собою никто воевать не стремится
И в разрушениях этих не менее нас вы повинны, о Валар!
Нет бесполезного в валы Мелькора твореньях.
Даже вулканы, извергнувшись пеплом и лавой,
Лишь плодородья земле добавляют и почву готовят
Для пробуждения жаждущих зерен Йаванны!
Что же до бурь, сотрясающих волны морские,
Разве не Оссэ, которого ты обучил, потрясает глубины?
Так не суди столь поспешно чужие творенья, о Ульмо!
Видишь соринку в глазу ты чужом, в своем же бревна не приметишь!

Сарин в ужасе замолчала, что она наделала! Что теперь будет?!

"Тьма великая! Этого еще не хватало! Она же погубит себя!"

- Тевильдо! - почти взмолился Мелькор.- Спаси ее! Забери отсюда! Пожалуйста! И расскажи Сайрону обо всем. Но пусть он ее пощадит. Скажи – это мой приказ.

- Делаю! - отозвался тот.
Мгновенный перенос лишил бы необходимых для зова сил, поэтому Тевильдо ветром метнулся на побережье.

Больше Мелькор не колебался. Действовать надо было НЕМЕДЛЕННО!

Притвориться мертвым, чтобы остаться живым...

Тело Темного Валы обмякло, словно его разом оставили силы, и пленник безвольно опустился – почти упал – ничком на белые плиты перед тронами Стихий. Цепь звонко ударилась о мраморный пол.

Притвориться мертвым...

Когда он, приподнявшись, заговорил, голос его звучал глухо, словно каждое слово давалось ему с трудом:

Братья и сестры, смиренно о вашем молю снисхожденьи,
Был я врагом вам, но ныне я пленник, и в вашей я власти.
И об одном лишь теперь я мечтаю: трудом неустанным
Мир украшать, раны те исцелять, что борьба причинила.
Я побежденным себя признаю. Стать последним из Валар
Ныне готов. Помогать в воплощении замыслов ваших.
Пользы немного для мира, когда в заточении вечном
Сила моя истощится – ведь мог бы я многое сделать.

Мелькор умолк, склонив голову. Длинные волосы свесились, закрывая лицо.

Притвориться...

Сарин закусила губу: вечное заточение... не удалось отвлечь их на себя... конечно... она всего лишь майэ...
Но что он говорит?! Что он говорит?! Признается, просит пощады.
Сарин уже ничего не понимала, невероятным усилием она заставила себя успокоиться и просчитать все вероятности. Ну конечно же, это единственный шанс, они поверят, не могут не поверить... Ведь он сказал им именно то, что они так хотели услышать.
Но как же ему сейчас плохо, это даже не описать словами. Сарин не нужно было осанве для того, чтобы понять, что сейчас чувствует Мелькор. Она открыла свой разум:
- Ты все сделал правильно, слышишь? Эти слова ничего не значат для нас, совсем ничего, а они поверят.

Материализовавшись на берегу, Тевильдо позвал:

словом на крыле
бликом на воде
ясною звездой
встань передо мной
Майэ Сарин, спевшая жар листвы осенней, тихий голос прялки, то, что только будет -
ВСТАНЬ ПЕРЕДО МНОЙ!

Миг - и Сарин, еще растерянная после приговора, но с упрямо сжатыми губами, появилась на влажном песке побережья. Не дав ей времени прийти в себя, Тевильдо сказал:
- Если боишься высоты - закрой глаза. Нам предстоит небольшое путешествие!
Серебряный ветер подхватил Сарин - легко, словно Майэ весила не больше, чем тополиная пушинка - и стремительно понес через Море - домой.

Сарин, растерянно проговорила:
- Я не успела попрощаться...
Теперь она наконец-то могла заплакать.

"Ты все сделал правильно..."

Мелькор не сразу осознал, что Сарин обратилась к нему - все силы уходили на то, чтобы подавить почти нестерпимое желание выпрямиться и с вызовом посмотреть в лица врагов. И еще - на борьбу с тошнотворным ужасом, грозившим захлестнуть сознание.

Прежде, чем Мелькор понял, что именно сказала Майэ, прежде чем собрался ответить, Сарин исчезла - он внезапно перестал ощущать ее присутствие. Значит, Тевильдо выполнил просьбу. Успел...

Мелькор не почувствовал облегчения - просто механически отметил про себя, что одна из задач выполнена.

Валар молчали. Тишина навалилась на Мелькора непосильной тяжестью, придавливая к мраморным плитам. Он еще ниже опустил голову, почти уткнувшись лбом в холодный камень.

Поверят ли?

Нэсса смотрела на Мелькора. Она вдруг почувствовала неуместную, казалось бы, радость. Брат - мой брат, НАШ брат - раскаялся. Он понял, что был неправ. Он попросил прощения. Значит, всё будет хорошо... Но будет ли?
Валиэ неуверенно взглянула на мужа и Оромэ. Они одержали победу. И они не поверят ни одному слову побеждённого - ни гордому, ни смирённому. Может быть, они и правы. Но разве можно - так? Лишить брата Музыки. Лишить его радости...
Нэсса заговорила:
Делать нам что? Я не знаю, о светлые Валар
Радость из мира ушла, и виновник пред нами в оковах
Выбор у нас меж спокойствием Арды—и братом
Дорог нам мир, но и брат наш нам дорог не меньше!
Может, и он не со злобы, а лишь в заблужденьи
Мыслил деяния злые для Арды лишь благом.
Если б могли мы на время лишить его силы,
Может, как хищник, что слабым вдруг стал в одночасье,
Многое понял бы он, научился бы быть милосердным,
Чрез униженье нащупал бы путь к исцеленью.
Только деяние это под силу лишь Эру,
Он же над миром нам власть предоставил давно уж,
Чтобы мы сами судьбу его определяли.
Мира судьба и судьба беспокойного брата
В наших отныне руках, и ответственность эта пугает.
Мелькор, виновный во многом, из Арды быть изгнан не может,
Хоть и спокойнее было бы нам и за мир, и за брата.
Может быть, Мандос заставит упрямца смириться,
Если же нет, ждут нас войны, борьба и несчастья,
Если же в Мандосе вечно ему оставаться,
Мир сохранив, мы лишим жизни брата, что страшно.
Нет, не под силу решать мне. Коль нужно вам слово,
Пусть заключение Мелькора свяжет на время,
Чтобы та горечь победы, что гложет отныне
Оромэ, мужа, и тех, кто сражался в Эндорэ,
Стала бы памятью скорбной, не болью, что слышу я ныне
В музыке нашей - творцов, разрушать принужденных.

Владыка Арды молча смотрел на брата, покорно ожидающего решения своей судьбы. Покорно? Раскаяние Мелькора казалось искренним, и в голосе звучала неподдельная боль, но уж слишком внезапно сдался Восставший. Нет, не сожаление о содеянном заставило пленника склониться перед родичами - желание избежать возмездия. Мелькору верить нельзя, как бы ни хотелось этого Манвэ.

И словно в ответ на сомнения Владыки Ветров заговорил Намо.

Помните, братья и сестры: хитер и коварен Отступник.
Нас он смиреньем притворным, мольбами и слабостью внешней
Тщится ввести в заблужденье. Напрасны старания, Мелькор.
Пусть унижение это за ложь наказаньем послужит.

В голосе Владыки Судеб отчетливо звучало презрение.

По телу Мелькора пробежала дрожь ярости. Гнев поднимался в душе, сметая все - и страх, и доводы рассудка. Почти запредельным усилием пленник заставил себя лежать смирно. Сознание его было надежно закрыто, но достаточно одного неосторожного движения, и он лишится последнего шанса повернуть ситуацию в свою пользу. Мелькор зажмурился и стиснул зубы. Не шевелиться.

Надо отвлечься, зацепиться за что-нибудь мыслью, иначе он может не сдержаться.
Мелькор ухватился за первый попавшийся образ и полностью сосредоточил на нем внимание.

Озеро в горах Эред Энгрин. Звезды отражаются в спокойной темной воде.

Ауле:

"Мой враг передо мной... Но и мой брат передо мной! Пока эта сила покорна, нужно действовать. Ковать железо, пока оно горячо и послушно молоту. Я, Ауле - молот".

Оглянувшись на все еще молчащего Манвэ, поднялся Ауле. Над распростертым на камнях Отступником голос его звучал подобно дальнему обвалу в горах:

Намо, скажи, неужели Судьба - неизменна?
"Ложь" ты сказал, но взгляни: вот поверженный брат наш.
Дикая сила, что прежде оков не терпела,
ныне, признав пораженье, склонилась пред нами.
Намо, чертоги твои - это то же изгнанье,
Сила, сокрытая в них, бесполезна для Арды.
Внемлите, братья и сестры, не к жалости вас призываю!
Мелькор признал пораженье, он слаб и покорен.
Пусть изначальную мощь свою тратит отныне
на искупленье свершенного зла и - под нашим присмотром.
Но заточенье его обессилит напрасно!
Даром рассеется мощь, что дарована Эру!
Нет, не о жалости я говорю, но - о пользе.
Если же, братья и сестры, сомненье вас гложет
и не дает вам поверить в раскаянье брата -
пусть испытанием честности станет плененье!
Но - не навечно, на время. На век Валинора.

Варда наблюдала за судом спокойно. Она была уверена, что всё будет решено здесь и сейчас. Навсегда.
Но при словах Ауле она изумлённо посмотрела на него. Творение Музыки. Видение Илуватара. Новый мир, такой неустроенный, жаждущий любви и заботы. Валар и младшие Стихии, которые сделали всё, что в их силах, чтобы Арда стала для детей прекраснейшим домом.
И Мелькор.
Старейший.
Сильнейший.
Ненавистный. И тот, благодаря кому узнала Варда это чувство.
ВРАГ.
Диссонанс, что мешает во всяком творении, что прошёл через саму их сущность, болью отозвался в жизни. Альмарен, обращенный в пепел. Эндорэ, где пробудились Дети - и твари. Война. Война, которая могла закончиться куда печальнее.
Звонкий голос Возжигательницы Звёзд разнёсся над Маханаксаром:
Так я скажу вам, о Валар: нет в силе той проку,
Что обращается ныне во вред всем живущим,
Айнур и Детям, что в мглистом Эндорэ проснулись,
Олвар и келвар, и Арде самой, что с любовью
Пели мы вместе, пока не пришло искаженье
С братом, которого братом назвать мы не вправе.
Много ли толку в терпении? Ныне оно истощилось!
Долго терпели мы Мелькора злые деянья.
Если б он мог, он бы даже светлейшие звезды
Тьмою покрыл! И той силой, что Ауле хочет
Цепью себе подчинить, он бы Арду разрушил на части,
В гневе и злобе, что ныне сильнее рассудка
В нем говорит. И такому подарим прощенье?
В сердце его только тьма, к сожаленью, осталась,
Вряд ли ее обратить нам к свету удастся.
Поздно. Терпели мы долго. Отныне—не вправе.
Зло, нанесенное Арде, исправить нам трудно
Зло, что в душе, я боюсь, исцелить мы не в силах.
В Мандос. Навеки. А если на время, то Мелькор,
Мандос покинув, на месть обратит свою силу.
Пусть же она пребывает в Чертогах у Намо.
Пользы не будет. Но Арда, что ныне в печали,
БОльших печалей, на счастье свое, не узнает.

Мелькор по-прежнему не двигался.

Озеро. Прозрачная, обжигающе холодная вода...

Все кончено, нет надежды...

Не шевелиться! Вдруг, все-таки...

Отвесные черные скалы, золотистый песок...

Не двигаться, не выдать себя, нет, нет, нет!

Если идти пешком от озера до ворот Удуна, выходит долго, часа три. Мелькор как-то попробовал – из любопытства. Нет, не из любопытства. Хотелось – как Сарин. Но про Сарин он сейчас думать не будет. Лучше посчитает, сколько шагов получится от кромки воды до входа в крепость. Надо сосредоточиться и вспомнить весь путь – очень подробно...

Один, два, три... Плоский черный камень остается слева... Четыре, пять...

Вана:

"О чем он думает?.. Мысли его, такие открытые недавно, полные гордыней и уверенностью в собственной правоте, теперь неясны и я слышу раскаяние... И еще что-то... Он думает об озере. Странно..."

Вана больше не хотела ничего говорить, и тихо сидела, с сомнением глядя на Мелькора.

"Озеро... Странно... Красиво..."

Манвэ молча слушал, как один за другим высказываются Валар. Лицо его казалось бесстрастным, внимательный взгляд голубых глаз был неотрывно устремлен на Мелькора. Наконец, Король Арды повернул голову к Владыке Судеб:

Прежде, чем примем решенье, что делать нам с братом мятежным,
Прежде, чем стены Чертогов отделят от мира Стихию,
Следует Намо спросить нам: удержит ли пленника Мандос?
Он для Детей предназначен, для душ, что остались без тела.
Не навредим ли мы тем, для кого он становится домом?
Не обернется ль бедою для них то, что благо для прочих?
Брат мой, сумеешь ли ты избежать Диссонанса в Чертогах?

Мелькор весь обратился в слух. Даже шаги считать перестал. Что, если Намо, сам того не желая, подскажет ему путь к спасению?

Некоторое время Владыка Судеб молчал, склонив голову. И наконец, заговорил, глядя в глаза Манвэ, так, словно они были сейчас одни в Маханаксар:

Есть во владеньях моих место, где затихают все Песни.
Создал его я, когда искаженные души являться
Начали в Мандос. Оно Диссонансу преградою служит
И разделить позволяет враждебных мелодий звучанье.
Серый Чертог. Тишина там царит. Там любой из Поющих
Вынужден будет умолкнуть. Огонь не горит под водою.
Там чем сильней существо, тем ему тяжелей заточенье.
Вырваться Мелькор не сможет, лишь попусту силу растратит
В тщетных попытках нарушить безмолвие Темой своею.
Дети не встретятся с ним. Его голос никто не услышит.
В Сером Чертоге Восставший не будет угрозою миру.
Вижу иную опасность: что Мелькора Мандос погубит.
Может утратить себя тот, кто прежде был старшим из Айнур.
Мысли и чувства его поглотит тишина равнодушно,
Память рассеется дымом, ослабнет могучая воля.
Сила иссякнет, мелодий былых даже эхо умолкнет.
Мира спокойствие мы жизнью брата, быть может, оплатим.

Мелькор:

"Вырваться Мелькор не сможет..."

Нет, этого нельзя допустить. Но что еще можно предпринять? Он и так уже сделал все, что мог. Больше, чем мог.

Валар были почти единодушны, но это - до слов Намо. Быть может, теперь они усомнятся? Устрашатся названной им цены? Задумаются?

Надежда... Тончайшая нить над пропастью.
Можно ли что-то сделать, чтобы укрепить эту нить? Нужны ли еще какие-то слова?
Нет, все уже сказано. Больше добавить нечего.
Ждать.
Терпеть, сцепив зубы.
Молчать.
Не шевелиться.
Предоставить решать - другим. Врагам.

НЕТ!!!

Да.
Иначе - конец.
Замереть. Затаиться. Ждать.
Отвлечься.
Считать шаги.

Двести восемьдесят шесть. Справа - отвесная скала. Темно-серая, шершавая на ощупь. Холодная. Слева - обрыв, а на другой стороне ущелья - склон, поросший соснами...

Двести девяносто... Триста одиннадцать... Четыреста два...
Считать.
Это очень важно - не ошибиться.
Ни в коем случае не сбиться со счета.

И снова заговорил Ауле:

Что же молчит Милосердия голос, Ниэнна?
Жалости Мелькор достоин, иль только презрения злого?
Если же в сердце своем не найдешь для него состраданья -
мне посочувствуй хотя бы, труды мои тяжкие помня!
Мог бы Отступник помощником стать - я надеюсь,
что удержу его злобную силу в узде Ангайнора!

Ульмо слушал речи Валар в глубокой задумчивости. Услышав рассказ Намо о Сером Чертоге, он нахмурился. Слова Ауле, казалось, натолкнули его на какую-то новую мысль. Владыка Вод бросил взгляд на Ниэнну. Она молчала, и Ульмо решился вставить слово:

- Ведомо мне было лишь то, что Чертоги Печали способны
Мир и покой предоставить смятенному духу,
Силу вернуть и уверенность, чтобы душа возвратилась
В мир, и избавить её от мучительной ноши разлада.

Если в душе не осталось и места для мирных созвучий -
Не суждено ей тогда, как я думал, Мандос вовеки покинуть.

Был я уверен, что нет больше добра в нашем брате,
И потому сам он сделает вечным своё заточенье.

Если ж, как мыслишь ты, Ауле, в Мелькоре что-то осталось
Доброго, то исцеленье его ожидает в Чертогах!

Намо, сказал ты, что Серый Чертог разделяет сплетенья
Песен враждующих, и Диссонанса звучание он гасит,
Даже Стихию смирит тишиной, где теряются песни.

Можешь ли сделать ты так, чтобы этих Чертогов безмолвье,
Не заглушало мелодий, напевы которых созвучны
Музыке Света? Тогда не утратим мы брата,
Злое же в нём - растворится в молчаньи Чертогов.

Голос Намо прозвучал бесстрастно:

- Если позволить Восставшему слышать мелодии Света,
Сможет он освободиться, по ним Диссонансом ударив,
Мандос разрушит и вырвется, жаждою мести пылая.
В Арде нет силы, способной отнять у Поющего голос
Или принудить Стихию Песнь подхватить против воли.
Вслушайтесь: Мелькора Тему полностью не заглушает
Даже Ангайнор. Лишь тело пленника сковано цепью.
Брат наш сейчас обессилен, и держат оковы надежно.
Облик ему не сменить. И мелодии наши сильнее
Здесь и сейчас, в Маханаксар. Но так продолжаться не может.
Раньше иль позже, Восставший попробует освободиться.
Нрав его всем вам известен. Рискнем ли мы судьбами Арды?
Лишь Тишина не позволит в Чертогах звучать Диссонансу.
Что бы ни делал Восставший, впустую он силы потратит.
Голос затихнет его, растворится в безмолвии вечном.
Серый Чертог поглощает любые мелодии, Ульмо.
Это природа его. Свет иль Тьма - для него безразлично.

Молчавший до этого Ирмо наконец решил сказать свое слово:

Можно ли силой смирить хоть слабее, но силу?
Угли тлеют порою в золе, до поры неприметны.
Ветер дунет - пожаром взметнутся и смерть принесут с разрушеньем.
От огня, что затоптан сурово ногою, - искры летят во все стороны, пламя вздымая.
Но никогда не проснется огонь, что залит родниковой водою.
Так заточение в Мандосе нашего брата либо убьет, либо только сильнее озлобит.
Я предлагаю ему даровать чистоту исцеленья, отдых мятежной душе и спокойствие телу.
Пусть же в садах Лориэна он душу покоем излечит и из Врага и Отступника станет нам братом.

После слов Ирмо наступила тяжелая тишина. Валар молчали, словно ожидая чего-то недостающего для принятия решения. И тогда поднялась Ниэнна, одним порывистым движением, шагнула вперед, взметнулись легкие рукава, словно крылья бабочки:

Слов здесь немало уже прозвучало, о братья и сестры,
Слов осуждения, гнева, тревоги, защиты и страха,
Слов милосердия только еще не звучало сегодня,
Слов о доверии, о доброте, о надежде и вере.
Должно ль в отчаянье нам погрузиться, о Валар,
Должно ль навеки оставить мечту о единстве?
Ведь не чужого судьбу мы решаем, а брата.
Карой жестокой, быть может, себя оградим, но его мы утратим.
Только стоящий на месте не сделает ложного шага,
Но на дорогу прямую вернуться возможно однажды,
Тропы окольные тоже ведь в чем-то дороги.
Гнев же пускай пониманию место уступит, тревога - надежде,
Брат свое слово сказал - о пощаде он просит.
Как же ему отказать в этом шансе последнем?
Пусть же в садах Лориэна волшебных
Он обретет свой покой и избудет усталость.
Пусть в тишине, прерываемой голосом птиц, под покровом зеленым весенним,
Он поразмыслит о том, что случилось меж ним и меж нами.
Пусть же отринет вражду даже в думах сокрытых
И возвратится в семью, чтобы больше ее не покинуть.

Ниэнна с надеждой всмотрелась в лицо Манвэ.

Вновь наступила тишина - не та, кажущаяся, которая скрывает быстрый обмен осанвэ. Нет, Стихии сейчас действительно безмолвствовали - в их музыке не было слышно едва заметных вариаций сопровождающих мысленное общение. Стихии ждали. Ждали решения Короля.

Счет оборвался на тысяча пятьсот восемнадцатом шаге: Мелькор никак не мог вспомнить, какое число следует дальше. Видение, которое он упорно удерживал в сознании, начало выцветать, истаивать, рассеиваться. Вместо скал, деревьев и туч, задевающих горы - белый мрамор пола перед глазами. Пленник очень ясно видел каждую прожилку в камне, каждое пятнышко.

Манвэ молчал.

И тогда Мелькор последним, отчаянным усилием воли, почти без надежды

я должен сохранить свою Музыку!

просто, чтобы быть уверенным, что сделано действительно все возможное

я должен вернуться!

зажмурившись, закусив губу так, что во рту солоно стало от крови, судорожно сжав кулаки

я должен выжить, чтобы вернуться!

давя, загоняя вглубь готовое вырваться проклятие

Я - ДОЛЖЕН!

послал - заставил себя послать - осанвэ: Брат, пощади.

Манвэ неотрывно смотрел на Мелькора - скованного, беспомощного, такого покорного с виду. Смотрел - и чувствовал, как проходит, отпускает, тает застарелая боль, ледяной занозой в сердце застрявшая. Альмарен - зеленый, пронизанный светом, звенящий ликующими голосами и смехом Поющих. Альмарен - любимое творение юных Стихий. Альмарен - утраченный дом. Альмарен - невозвратимое счастье. Как ни украшай Валинор - не восстановить прошлое и не забыть. А вот простить… Простить - можно, ведь и Мелькор узнал теперь, что значит терять. Разве не заплатил он сполна за свои деяния?

Заплатил. Только не в прошлом теперь дело - в будущем. И уже яснее ясного, каким должно быть решение. Долг Короля - оградить Детей Песни от зла и опасностей.

Всего-то осталось - произнести несколько слов. Приговор. Врагу. Брату. Беззащитному пленнику. Сильнейшей из Стихий.

Только несколько слов.

Трудно.

"Пощади… брат" - Манвэ вздрогнул от этого мысленного прикосновения и на мгновение прикрыл глаза.

"Пощадить… Я не слышу здесь фальши - ужас и отчаяние твои не притворны. Но что будет, если я отзовусь на твою мольбу, Мелькор? То, что любой из нас принял бы с благодарностью, в тебе вызовет лишь ненависть. Я слишком хорошо помню твою Тему, чтобы ошибаться. Сжалься я сейчас над тобой - и ты потом станешь мстить мне за это. И если бы - только мне! Расплачиваться придется всем. Поющим. Арде. Детям. Нет. Ты простишь мне жестокость, брат. Милости - не простишь".

Манвэ поднялся с трона. Уверенный, спокойный, властный. Мудрый и справедливый Король мира. Властелин, которому надлежит о благополучии этого мира неустанно заботиться. Даже если для этого придется убить брата. Того, с кем когда-то пел вместе. Того, кого по-прежнему любишь. Убить, потому что если Мелькор и выдержит заключение в Мандосе, прежним он уже никогда не будет.

Король не имеет права поддаваться чувствам. У Короля есть - долг. Но есть и надежда. Даже теперь.

- Ныне, о братья и сестры, вы все свое слово сказали.
Вот приговор: заточение в Мандосе. В Сером Чертоге.
Но не навечно. Когда истекут три столетия, Мелькор
Вновь перед нами предстанет. И если тогда мы увидим,
Что не несет в себе зла он, что нет в нем угрозы для Арды,
Примем, как брата, его и о войнах навеки забудем.
Ирмо, Ниэнна и Эстэ помогут ему исцелиться.
После же станет он с нами творить и трудиться для мира.

...Конец.

До предела натянутая струна лопнула с оглушительным звоном, и этот звон затопил, заполнил весь мир, и некуда было скрыться от него, и нельзя было заставить его умолкнуть.

Мандос…
Три столетия…

Мелькор тупо повторял и повторял про себя слова приговора, силясь понять… но смысл ускользал… слова превратились в бессмысленный набор звуков.

Три… столетия…

Звон медленно умирал, и Мелькор сумел, наконец, открыть глаза. Перед самым лицом - белые каменные плиты, гладкие, блестящие… Странно… Непонятно.

Потом он подумал, что, кажется, должен что-то еще сделать… что-то очень важное… встать… да, непременно надо встать самому, до того, как его… поднимут.

Это оказалось трудно - цепь мешала двигаться, но он справился. Выпрямился во весь рост, расправил плечи, одновременно придав лицу бесстрастное выражение - просто в силу привычки. И замер так посреди круга, не зная, что делать дальше.

Глаза у него были мертвые.

Намо встал. Валар не смотрели на него, и все же Владыка Судеб чувствовал их внимание, как ощущают взгляд. Внимание и молчаливую поддержку.

Три шага. Три ступени, ведущих вниз. Туда, где неподвижно стоял пленник.

Намо подошел к Мелькору - тот не шевельнулся. Продолжал безучастно смотреть прямо перед собой, словно потерял интерес к происходящему. Владыка Судеб вслушался в музыку брата - Восставший Вала был способен на любую хитрость. Но мелодия Мелькора звучала глухо и прерывисто, и, похоже, не только из-за Ангайнора. Намо чуть сдвинул брови, бросил быстрый взгляд на Манвэ, но тут же отвернулся. Решение принято, и решение, единственно верное в таком положении. Что ж, значит, быть по сему. Во имя мира. Во имя Детей. Во имя гармонии.

Намо не прикоснулся к осужденному. Чуть изменилась музыка, и замерцало вокруг него и Мелькора легкое серебристое облачко, сгустилось, потемнело, словно предгрозовое небо, и скрыло обоих. А когда дымка рассеялась, в Круге Судеб не было ни Владыки Судеб, ни того, кто некогда называл себя Владыкой Эндорэ. Лишь свернулась спящей змеей на мраморных плитах теперь уже не нужная цепь.