Проект "Север и Запад"  

Обсуждение Суда

Авторы –  Дайниэль (Алатар), Свитац (Олорин)

Маханаксар.
Неподалеку от храма возник светловолосый стройный майа с темно-синими глазами. Алатар прошел вперед, приветствуя встречных, и занял место на  верхней ступени среди майар Оромэ, окружавших трон своего Владыки, великолепный трон, украшенный разноцветной яшмой и малахитом. Майа-охотник прислонился к прохладной белоснежной колонне и посмотрел вниз – хорошее место, отсюда ему будет видно и слышно все происходящее в Круге Судеб. Он терпеливо ждал начала события, которое должно было навсегда изменить судьбы Арды.
Звон цепи Ангайнора и смолкший гомон собравшихся возвестили о прибытии пленника. Вот он. Алатар впервые видел Мелькора так близко.
«Что ж, облик он себе выбрал подобающий», - отметил майа одобрительно. – «И ведет себя соответственно - гордо, независимо. Так и должно быть. Он ведал, что творил, и не мог не ведать о грядущей расплате, которая настигнет его рано или поздно».
Майа практически не слушал речи Манвэ. Он ждал одного – развязки, приговора, который навсегда избавит Арду от мятежного Валы, - и откровенно разглядывал пленника.

«Что же ты молчишь, Учитель?»
Олорин стоял у колонны неподалеку от тронов Ирмо и Эстэ. Его взгляд пробегал по лицам говоривших свои речи Валар. Со свойственной ему внимательностью майа вслушивался в слова обвинения и ответы обвиняемого. Обвиняемого… Олорин был уверен в необходимости этой войны и в том, что Мелькор должен получить по заслугам. Но видеть Сильнейшую из Стихий в цепях… Отчего-то было не по себе.
«А что думаешь ты, Учитель?»
Взгляд Олорина упал на стоявших рядом с троном Оромэ майар. Он узнал среди них Алатара, с которым подружился во время Войны. Похоже, приятеля не смущало происходящее. Да и что должно смущать? Мы сражались, победили и теперь остается только ждать приговора виновному. Решения, от которого зависит судьба Арды…
«Ты ведь понимаешь это, Учитель?»
Мысли Олорина всё время возвращались к тому, кто сидел сейчас на сверкающем зеленовато-сером троне. И хранил молчание. И – обычное для него холодновато-отстраненное выражение на лице. Не поймешь, не угадаешь…
«Ты ведь говорил с ним, Учитель? Есть ли надежда? Можно ли вернуть в мир гармонию, не карая и не уничтожая? Почему ты молчишь, Учитель Ирмо?»

От пристального взгляда охотника не укрылось смятение, промелькнувшее на лице пленника при взгляде на одну из майэр. Кажется, бывшая майэ Вайрэ. Зачем она пришла сюда? Неужели надеется изменить судьбу своего Владыки?
Словно холодный ветер с гор в сознание Алатара ворвалась мысль: «А ведь она наверняка встречалась с Нерсимиен. Как она там?! Что с ней?"
Видеть здесь у Круга Судеб чужую майэ, на месте которой вполне могла оказаться Многоликая, было как-то неправильно. Нет, не думать! Не дать проснуться давно убаюканной боли. Загнать ее снова подальше, вглубь, как тогда, после ухода майэ…

Алатар вернулся к реальности. Ауле, мягкосердечный Ауле, готовый простить своему брату все и вся за обещание исправиться. Вспыхнувший уверенностью взгляд Мелькора. Гневное обвинение Йаванны. Вот оно! Наконец прозвучало пылкое требование: «За Грань!». Ей в поддержку сказано слово Ваны.
Только эта смешная майэ  вдруг решила за пленника заступиться. Зачем? Неужели не видит свою неуместность? Однако во взгляде Отступника что-то дрогнуло, возможно, что слабое место она указала невольно?
И новой волной пошли разговоры. Ну как же медлительны эти Валар!
Кажется, Мелькор еще вздумал обвинять Оромэ.
«Давай же, играй сам себе на погибель. Однако, в отваге тебе не откажешь».
Учитель ответил достойно, и видно, что верно он в цель угодил. Бледнеет Отступник, но голос его не смолкает… Намо, Вайрэ. Отвечает им дерзкий Мятежник…

Здесь, в Маханаксаре, Алатар не считал нужным сдерживать свои эмоции, ведь внимание всех было сосредоточено там, в Круге Судеб. И обычно бесстрастное лицо майа на это раз было более выразительным - как приоткрытая книга.

Олорин слушал, наблюдал. Может, получится понять, самому найти ответы…

Ауле… Творец… Ему жаль, что самая могучая из Сил разрушает. Но он надеется вернуть эту Силу в мир. Как знать, возможно, его надежды не бесплодны?

А Вана, похоже, уже не надеется. «Изгнать навеки!» Может, она права? Мелькор дерзок. Даже сейчас он обвиняет, а не оправдывается. Ни в чем не признает своей неправоты. Может, поверить ему сейчас - означает подвергнуть мир новой опасности?

Кто это? Майэ, ушедшая к Отступнику. Защищает его, разумеется. Но ведь и у неё есть право голоса. «Первой война эта стала, отнюдь не последней». Страшно… Страшно, что она может оказаться права.

Эстэ говорит об Искаженных. «Мелькор, зачем?» Плачет. Неужели можно понять ТАКОЕ? Неужели можно простить ему и это? А Ирмо, по-прежнему, молчит…

Воитель. И тоже об орках. Но его слова полны гнева. «Гибель – удел их отныне!» Но ведь они – живые! Думают, чувствуют. Их искаженные тела и души – их беда, а не вина.

Слова Намо, как приговор: «Нет ему веры. Не петь ему с нами единую Тему». Мудрый Намо… Значит, надежды нет? Но младший из Феантури безмолвствует…

Ульмо тоже не верит. И слова его кажутся справедливыми. Так что же? «Заточенье навеки в Чертогах Печали!» Может, это и правильно. И доводы Ульмо разумны. И другие его поддерживают. Но… Ведь это – НЕ ПЕТЬ?! Никогда. Учитель, как же это? Можем ли мы поступить ТАК?

А что же Мелькор? Что он скажет теперь? Он же не может не понимать, что… Оох!

Манвэ. Наконец-то пришли к обсуждению приговора.  Тулкас добавил свой глас за изгнанье. Первым Учитель сказал - заточенье, навечно. Мелькор же, похоже, такою судьбою доволен…
Ульмо… Чертоги печали?! Навечно?

Алатар вздрогнул, как будто пытаясь отогнать дурной сон.
А на что он надеялся? Что Грань надолго удержит Отступника? Или что хитрый враг не найдет способа избавится от Ангайнора? Это жестоко, но, похоже, это единственно верное решение. Песнь Мелькора смолкнет навсегда, и мир обретет покой. А мир стоит того, даже такой ценой.

Майа смотрел, как с лица Отступника отхлынула кровь, и кожа стала мертвенно-серой. Не мудрено. Услышать такое – это хуже развоплощения.

И снова девчонка-майэ заступается за пленника. Как глупо. Неужели она не понимает, что теперь уже ничего нельзя изменить? Исчезла. Вот и хорошо.
Мелькор распростерся на мраморных плитах. Сломлен?  
«Ну что же ты, встань и прими свою долю достойно!» - Алатар едва сдержался, чтобы не закричать.
Молит о пощаде... Размякли Валар, слабому голосу внемля. Манвэ и Намо вернули им нужную твердость.
Намо сказал всем о Сером Чертоге, месте, где Песни навеки смолкают.

Майа, услышав об этом, только плотнее прижался к колонне, чтобы не упасть. Холод колонны, холод в душе. Алатар отвлекся, не в состоянии слушать то, что происходило в Круге.

Это страшно! Это чудовищно… Неужели Валар еще тогда знали, готовились, ждали этого момента? И Намо создал Чертог именно для этого пленника? Тогда чего они сейчас медлят и сомневаются?! Если другого выхода нет, то надо действовать, без сомнений, без оглядки!
Ирмо. О чем он? О чистоте исцеления. Да о чем они все?!

Алатар обводит Валар и распростертого пленника недоумевающим взглядом.

Три века заточения?! В Сером Чертоге!!! Без песни, без памяти! Неужели они не понимают?! Ничего не понимают?!
Только три века!

В глазах майа полыхнуло алое пламя. И за мгновение до того, как Намо унес свою добычу, охотник развернулся и пошел к выходу, молча раздвигая плечом толпящихся майар.
Вон отсюда! Ему здесь больше делать нечего!

Глаза Олорина расширились от изумления: Мелькор, гордый Мелькор, только что надменно обвинявший своих обвинителей, упал на мраморные плиты и молит о снисхождении! Готов стать последним из Валар!
Неужели раскаялся?! Олорин, не отрываясь, смотрел на Мелькора и вспоминал всё, что говорил здесь Отступник, каждое слово, каждое движение… Нет, это не раскаяние, и презрительные слова Намо только подтвердили его догадку. Значит, Мелькор… боится? Что же, Олорин не нашел в себе силы презирать его за это. Ведь это, и вправду, страшно – умолкнуть навеки. Есть ли наказание страшнее этого? Словно в ответ прозвучало: «Серый Чертог». Тот самый? Олорин знал про это место. Знал достаточно, чтобы понять, ЧТО означает такой приговор.
Но неужели это единственный выход? Может, теперь страх наказания, такого наказания, заставит, наконец, Мелькора подчиниться?
Из оцепенения Олорина вывел тот самый голос, которого он ждал на протяжении всего Суда. Поднявшись с трона, заговорил Ирмо. Он предлагал исцеление в Лориэне…
Олорин растерянно смотрел на своего Учителя. Он что же, поверил в раскаяние Отступника? Не может быть! Или Учитель Ирмо пытается спасти Мелькора от гибели? Ценой безопасности Арды и Детей?! Или есть, всё же, хоть один шанс, одна крохотная искорка надежды? «Самый простой и легкий путь – не всегда самый верный». Олорин помнил эти слова. Его Учитель верен себе. И, если есть хоть малейшая надежда на исцеление, Ирмо постарается её использовать.
Но другие Валар в исцеление не верят. Только Ниенна… Она говорит о милосердии. Она не может по-другому. Но, быть может, именно милосердие – единственный путь к миру и гармонии?

Всё! Закончилось! Три века. В Сером Чертоге. Так кто же был прав? Теперь не узнать уже, приговор произнесен…
Олорин оглядывается по сторонам, замечая, как Алатар быстро двигается к выходу. Приятель кажется… рассерженным?

Едва покинув храм, Алатар скинул тесный, душивший его сейчас облик. Там, где стоял охотник, почти мгновенно возник черно-синий, полыхающий алым, вихрь, вырвавший с корнем траву и умчавшийся вдаль.
Благо дело, что еще все заняты происходящим там, в Круге, и вряд ли кто-то обратил на него внимание. Негодование и ощущение собственного бессилия гнало майа неведомо куда, но потом он повернул на восток и помчался к горам Пелори. Там, в снегах горных вершин, он даст выход своему гневу.

Он не понимал. Он ничего не понимал…
Больше всего Олорину хотелось сейчас поговорить с Учителем. Признаться, что совсем запутался… Но он впервые не решался обратиться к Ирмо. Отчего-то ему казалось, что сейчас Учитель не хочет ни с кем обсуждать произошедшее. Может, это было и не так, но кто в Амане мог с уверенностью сказать, что понимает мысли и чувства Владыки Иллюзий?

И, всё-таки, ему хотелось с кем-то поговорить о том, что только что произошло… Поделиться сомнениями. Возможно, услышать чужие сомнения. Но в Амане было мало тех, с кем Олорину хотелось бы быть откровенным. И тут он вспомнил об Алатаре, который так странно себя вел после вынесения приговора Отступнику. Так быстро ушел, почти убежал… Почему? Возможно, он тоже не понимает?..

(о) Алатар! Где ты? Можно поговорить с тобой?

Если бы Алатар был сейчас в облике, то, наверное, проскрежетал бы зубами, а так вихрь только полыхнул алыми языками.

(о) Олорин? Извини, не сейчас. Я не в состоянии. Мне надо побыть одному. Позже...

Майа показал направление на восток и передал картинку гор, видневшихся вдали.

Приходи, чуть позже...

Получив ответ Алатара, Олорин всерьез забеспокоился.
"Что-то не так с ним. Что значит "не в состоянии"? Похоже, плохо ему сейчас."

Он не стал ждать. Мгновение – и среди снегов Пелори возникло серебристое облачко. Еще мгновение – и Олорин принял облик.

 
(о) Алатар?

"Да-а... Придется искать его..."

Безмолвные заснеженные вершины, черные скалы, глубокие пропасти, острые пики, кажется, пронзающие само небо – таковы горы Пелори.

Скопившееся за последние времена напряжение искало выхода и рвалось наружу. Иссине-алый вихрь поймал пролетавший мимо ветерок, скрутил его, пропустил через себя и, слившись с ним, помчался вперед порывом ураганного ветра. Влетев в тесное ущелье, ветер завыл, ударяясь о склоны, срывая и швыряя вниз все, что плохо держалось – камни, снег вперемешку с мелким каменным крошевом. Вверх, вниз, гудящие от натиска стихии стены ущелья. Вихрь вырвался из теснины и помчался дальше, ударяя в склоны гор, срывая снежные шапки. Завывание ветра, шорох лавин, грохот горных обвалов. Наконец, будто исчерпав свой гнев, ветер стал стихать.
Алатар, отпустив струи воздушного потока, опустился на горный склон. Приняв свой обычный облик, майа уселся на снег, обхватив руками колени и уткнувшись в них подбородком. В темных, словно небо над Эндорэ, глазах еще полыхали редкие алые искры. Взгляд, устремленный на раскинувшееся внизу бескрайнее море, блуждает в неведомых далях.

Теперь он может ответить. Осанвэ - картинка Олорину.

Долго искать не пришлось. Не услышать, что творилось с музыкой Алатара, было невозможно.
«Да уж, ничего себе! Пожалуй, он действительно «не в состоянии».

Однако, пока Олорин думал, не понадобится ли тут помощь кого-то более сильного, например, Учителя, буйство музыки Алатара прекратилось. Приятель, похоже, немного успокоился и сообщил Олорину о своем местонахождении.

«Справлюсь сам!» И Олорин быстро перенесся в указанное место.

Музыка Алатара, сидевшего на горном склоне, всё ещё была тревожной. Ученик Ирмо подошел, взял за плечи… Окутать пеленой покоя, словно теплым плащом… Вот так. Теперь можно говорить.

- На Войне ведь и не такое бывало, друг. Но Война закончилась. Или нет? Сдается мне, для тебя она все ещё продолжается?

- На войне… - голоса Алатара доносился как будто издалека, монотонный, лишенный каких-либо эмоций. – Здравствуй.
Почувствовав заботливое прикосновение, майа благодарно пожал Олорину руку.
- Я теперь вообще не понимаю, зачем нужна была эта война. Зачем нужно было это?

Картинка воспоминания помпезной высадки светлого воинства на берег Эндорэ, столкновение стихий, ломающееся побережье, гибнущие майар…

- Неужели только ради того, чтобы устроить воспитательный процесс мятежному Вале? Ты говоришь, закончилась ли война. Нет, теперь я так не думаю...  Я радовался вместе со всеми, надеясь, что это была последняя война... Что они наделали!

… Искалеченные тела, запах крови и гари…

- Да, я помню… Ты спрашиваешь - зачем? Но для кого мы пели этот мир? Не для себя же. Дети, Алатар. Это их мир. Мы должны были защитить их и этот мир. От него… И почему ты думаешь, что война не закончена?

Последний вопрос Олорин произнес не очень уверенно. У него тоже были сомнения на этот счет.

Взгляд охотника обрел прежнюю живость, и он страстно воскликнул:

- Да, Олорин! Дети. Мы сюда пришли ради них, сотворив этот мир, и этот мир должен принадлежать им... Ради этого, порой, приходится от много отречься... Даже от части себя... И даже от брата надо отречься, если он идет против воли Единого. Неужели ты тоже думаешь, что Мелькора можно исправить? И что он простит Валар это?

Олорин колебался, признаваться ли Алатару в своих сомнениях. Но сказать сейчас другу, что уверен в справедливости решения Валар, - это было бы… неправильно.

- Можно ли исправить? Я не знаю… Но Учитель Ирмо сказал на Суде… Значит, шанс был. Но его не использовали. Я не понимаю, почему… И я не понимаю этого приговора. Ведь нельзя заставить раскаяться.

Олорин помолчал, снова вспомнив слова Ирмо: «Или убьет, или только сильнее озлобит». Учитель хотел сказать, что Валар совершают ошибку?

- Но Серый Чертог может уничтожить Мелькора. Ты считаешь, это правильно? Не исказим ли мы сами себя, уничтожив чужую Песнь? Не пойдем ли против воли Единого, убив Его творение?

Майа повернулся лицом к Олорину, только сейчас взглянув на него. Долгий, оценивающий взгляд темных, как штормовое море, глаз. Доверять или нет? Но надо было выговориться, иначе, казалось, понимание всей чудовищности происходящего раздавит его окончательно.

- Для всех будет лучше, если Серый Чертог убьет пленника, – глухо произнес Алатар. – Иначе… Я не знаю, Олорин… Я не Вала, обычный майа. Но если бы я вдруг оказался на его месте… Если бы такое произошло со мной... Лучше смерть. Я не смог бы простить такого никогда! Месть стала бы моей жизнью. Может, это и есть искажение. Может быть мы все давно уже искажены, раз решились пойти на такое?

«Для всех будет лучше… Для всех будет лучше…»  Олорин почувствовал, что не справляется со своей музыкой, его била дрожь. «Для всех будет лучше…» Страшная, чудовищная мысль: а что, если Валар, вынося приговор, рассуждали так же? Нет! Этого не может быть! Этого не должно быть!

Олорину с трудом удалось успокоиться. Но жуткое подозрение не хотело уходить, лишь затаилось в сознании.

- Так и я – всего лишь майа. И у меня нет права оспаривать правильность приговора. Но… Алатар, ты тоже считаешь, что они ошиблись?

Это «тоже» вырвалось случайно, и Олорин чуть не прикусил язык, поняв, что сказал лишнее.

От слова "тоже" охотнику стало немного легче. Значит, не только он один сомневается в верности решения Суда.

- Да, Олорин. Я тоже так считаю. Нельзя убить двух зайцев одной стрелой. Если берешься что-то делать, то надо доводить дело до конца. Нельзя одновременно быть жестким и мягким. Если Валар хотят мира, они должны были избавиться от Мелькора раз и навсегда, чего бы это им ни стоило... Что будет после Мандоса?
Мне кажется, на Суде Валар собственными руками посеяли зерно новой войны. Сейчас пробудились первые Дети. А что станет с ними через три века Древ? Не окажется ли так, что и они будут втянуты в эту войну? Что станет со вторыми?

От этих мыслей Алатар содрогнулся.

- Если бы только Валар решились сделать этот шаг, то мир был бы обеспечен. Майар Отступника, потеряв всякую надежду, вскоре рассеялись бы и перестали представлять какую-либо угрозу. И, может быть, некоторые из них сочли бы для себя возможным вернуться... - вздохнул охотник, быстро прогнав воспоминание об одной многоликой майэ.

Олорин долго молчал, не глядя на собеседника. «Вот. Ещё одно мнение, ещё одна правда».

- Да, мир был бы обеспечен… Дети были бы в безопасности… - Олорин говорил тихо, словно размышляя. -  Всего лишь уничтожить угрозу. Такое простое решение. А, главное, быстрое. И надежное. Нет Мелькора – нет проблемы. Нельзя исцелить? Может, и нельзя. Да только никто и не пытался…

Олорин поднял голову и внимательно посмотрел в глаза Алатару.

- А если майар Отступника не одумаются, если и их сочтут опасными для Детей, их что тогда, тоже – в Серый Чертог, а?

Алатар встретил взгляд пытливых синих глаз, но вопрос собеседника застал его врасплох. Майа задумался, ковыряя снег носком сандалии.

- Не знаю, Олорин... Мне кажется, что без Мелькора его майар относительно безопасны. Не перепеть им Валар. Ну, посидят еще там, на своем Севере... Но не вечно же... Без песен, без надежды...  
Говоришь, исцелить? От чего исцелить, Олорин? От себя, от своей сути? Излечить свою гордость? Возможно ли это? Возможно ли добровольно отречься от самого себя? А если не добровольно, под нажимом силы? Будет ли это исцелением, или тоже -  убийством, мягким, но непреклонным.

Олорин усмехнулся.

- Вот именно: относительно безопасны. Но кто определяет границы это относительной безопасности? Что будет, когда Дети заселят Эндорэ? И Валар не смогут вмешаться, используя Силу? Так или иначе, мы лишь выиграли время для собственного спокойствия. Три века – пока Мелькор не покинет Серый Чертог, и немного больше – если он… если он не выйдет оттуда.

- А что касается исцеления… Знаешь, нет таких недугов, от которых нельзя исцелить. Есть те, кто не хочет исцеляться. А ещё, бывает, целители попадаются неважные. Отречься от своей сути? А в чем его суть? Только в разрушении и гордыне? Я не верю в это, не хочу верить. И Учитель Ирмо не стал бы предлагать исцеление, если бы не видел надежды.

- Воот, - протянул Алатар. - Я до сих пор не пойму, почему мы, захватив Мелькора, покинули Эндорэ. Почему не взялись за обустройство?
А насчет надежды... Может, быть... Может быть, она и была, эта надежда, призрачная, как туман над горным озером... Но теперь ее нет. Не верю я, что тот, кто выйдет из Чертога, сможет простить. Понять - может быть. Но простить - нет. Такое - не прощают, Олорин! - пылко воскликнул майа. Потом замолчал, пытливо гляда на целителя, и продолжил.

- Олорин, скажи мне. Ты смог бы простить такое, окажись вдруг на Его месте?

- Не знаю...

Там, на Суде, когда Олорин услышал про Серый Чертог, у него мороз по коже пробежал. Представить себя там...

- И, всё-таки, я бы попытался понять. Наверное, и простить бы попытался. К чему жить с незаживающей раной в душе? Но я - это я, а Мелькор - это Мелькор. Простить можно всё, но вряд ли он захочет прощать. Ведь многие из нас не захотели простить ему Альмарен...

- Не простили. Вот, я и думаю, - вздохнул Алатар, снова глядя на море. - И получается у меня, что ничего не получается. Воевали непонятно за что. С Мелькором - тоже непонятно, что. Отсрочка в три века Древ, а что дальше?

- Дальше... Кто ж теперь знает, что там дальше. Что сделано - то сделано. Только и остается - ждать, да надеяться на лучшее.

Майа Ирмо улыбнулся. Только улыбка вышла совсем невеселой. Потом снова посмотрел на Алатара в упор.

- Но, знаешь, я хочу, чтобы он вышел. Чтобы Серый Чертог пощадил его. Потому, что иначе я... я не смогу больше верить...

Он не договорил, снова отчаянно пытаясь загнать поглубже то самое подозрение.

Алатар так же задумчиво смотрел на Олорина.

- Я бы тоже хотел, - мечтательно промолвил майа, на мгновение его лицо приобрело давно забытое доверчивое юношеское выражение, быстро сменившееся привычной бесстрастностью. Его мелодия, наконец, обрела обычное спокойствие, и текла подобно широкой реке, только в некоторых местах еще завихряясь, словно на перекатах. -  Но, увы,  я не верю в полумеры. Как охотник, я не могу в это верить. Хороший орк - это мертвый орк. А живой орк означает опасность, если и не для нас, то для Детей.
Ты, целитель, Олорин. Тебе и проще, и сложнее одновременно. Но целитель без веры, без доверия? Возможно ли такое?

- Нет, Алатар, я не смогу исцелять без веры... Без веры я вообще не смогу петь.

Олорин знал это давно, но произнес вслух только сейчас.

- Целитель, охотник... Проще, сложнее... На войне я всё думал: а смог бы я убить? Уничтожить живое существо? Может, и смог бы, если бы от этого зависела моя жизнь или жизнь моих друзей. Но я бы точно не смог убить того, кто молит о пощаде. Может, в этом моя слабость... Пусть так. Но сила беспощадности мне не нужна.

Алатару вдруг стало зябко, и он поежился.

- Я тоже не знаю. Смог бы?
До сих пор судьба не ставила меня перед таким выбором. И все, кого я убивал, были либо дичью, либо оборонялись и нападали... Убить молящего о пощаде? - продолжал свою мысль майа, наблюдая за смятением целителя. - Или пощадить врага, подвергнув опасности жизни многих других, ни в чем не повинных существ?

Ответ пришел неожиданно, разом отсекая терзавшие до сих пор сомнения. Взгляд охотника стал холодным, как сталь. - Я смог бы сделать это. Даже ценой потери собственной музыки и развоплощения...

Алатар надолго замолчал, рассматривая Олорина так, как будто видел впервые. Почему они такие разные? И если они настолько различны, то что же все-таки их объединяет? Почему они смогли сойтись так близко, что  между ними практически не осталось никаких тайн ?

Олорин в задумчивости потер лоб.

- У каждого из нас своё место в мире. Наверное, целитель и охотник и не должны быть похожи, и не могут смотреть на всё одинаково. Но ведь эта непохожесть не мешает нам петь вместе, понимать друг друга... Где же та грань, за которой заканчивается понимание и начинается вражда?..

- Ты прав, друг. Как всегда прав, - за всю встречу майа впервые нашел в себе силы улыбнуться. - Мы разные, но это не мешет нам принимать друг друга такими, какие мы есть. Наверное, желание слушать другого, понимать и в чем-то уступать ради музыки, ради мира, ради общего дела может объединять. Вражда начинается там, где этого желания нет. Но это желание - оно добровольно, к нему нельзя принудить.

Олорин тоже улыбнулся, но улыбка была грустной.

- Ну, вот, друг мой, мы опять вернулись к тому, с чего начали. Мелькор не желал слушать других, не желал ни в чем уступать. Мне трудно судить, можно ли было убедить его, но принудить силой - уж точно нельзя. Неужели Старшие не понимают этого?

- По крайней мере, не все Валар. Многие высказались вполне однозначно, - ответил охотник, с теплотой вспоминая своего Учителя.

Майа встал, потянулся, расправив плечи, и подал крепую руку целителю.
- Спасибо тебе, Олорин. Ты снова мне помог - на этот раз, разобраться в самом себе.

К Алатару вернулось обычно присущее ему состояние спокойствия, взгляд синих глаз снова стал цепким и внимательным.

-  Да, не все Валар… - согласился Олорин, но подумал при этом, разумеется, о своем Учителе. И о Ниенне… - И тебе спасибо, Алатар. Наш разговор был важен для меня.

Олорин тепло улыбнулся, крепко пожав протянутую руку.

***

Разговор был действительно важен. И помог ученику Ирмо не только привести в порядок мысли и чувства, пребывавшие в смятении после Суда. Ещё он помог многое понять в себе самом. Да, у каждого из них свое место в мире и свой путь, но они оба – часть Хора, они поют единую Песнь.
Олорин снова задумался над словами Ниенны. Милосердие… Быть может, это и есть его путь в мире? Без милосердия сила обращается в разрушение, а правота – в жестокость. Без милосердия нет любви. А без любви – нет ничего.

 

(с) Дайниэль, Свитац, 2007

(с) Север и Запад, 2007

(с) Венец, 2007