Проект "Север и Запад"  

Когтями по дереву

Авторы –  Рина (Ррао), Эмуна (Сарин)

Несколько дней безвылазно Ррао прожил в башне своего давнего приятеля Тевильдо. Впрочем, он не был уверен в том, сколько дней прошло – не в днях, как в Амане, здесь время измеряли, а в каких-то звездных кругах.

"Звездный круг – это странно. Звезда странствует в поисках свободы – убегает от Твердыни Мелькора далеко на юг,  долго странствует, но путь приводит ее обратно. Как и меня."

Ошейник стиснул горло – это бывало всё реже, и почему-то при воспоминаниях о жизни в Благословенной Земле. Больно не было – лишь из глубины фэа поднималось неясное раздражение.

Ррао тихо заворчал, тряхнул спутанными волосами: Тевильдо куда-то улетел, и поболтать было решительно не с кем. Скучно. Майа поднялся с импровизированного ложа из нескольких оленьих шкур, сваленных у окна, неспешно подошел к бассейну, плеснул себе водой в лицо, фыркнул. Стало легче, но ненамного.
Покосился на дверь: не заперто, можно и выйти, но зачем? Впрочем, какая разница? Просто побродить, убивая время, а потом вернуться. Делать-то всё равно нечего.

Ррао толкнул дверь плечом, та бесшумно открылась. Там, дальше, был коридор – каменный, холодный. Не очень-то приветливый, но и не враждебный. Просто длинный извилистый лаз в каменной пещере Цитадели. Черные гладкие стены, черный шероховатый пол, низкий потолок. Ну, такой и должна быть крепость Темного Валы – черной. Всё правильно.

Он медленно брел по лабиринту, несколько проходов закончилось тупиком, но обратно Ррао выбирался свободно, ловушек не было, – и никто ему до сих пор не встретился. Будто Цитадель пуста. Ни друга, ни врага. Никого.  

Сарин шла по коридору, возвращаясь из леса, с очередной корягой в руках, когда коридор внезапно изогнулся прямо перед нею, словно приглашая следовать за собой. Прожив в Удуне столько времени, Плетельщица прекрасно знала, что сами по себе коридоры направление не меняют, значит, это зачем-то нужно. Она помотала головой, сгоняя с глаз надоедливую прядку, поудобнее перехватила кусок дерева и пошла вперед.
На этот раз майэ изменила своей обычной задумчивости, и вслушивалась в мелодию Твердыни, в ожидании сюрприза. Так тщательно вслушивалась, что на незнакомого майя почти что налетела, едва успев остановиться. Она улыбнулась незнакомцу:
– Ну вот, тебе повезло. Я сумела не сбить тебя с ног.

Ррао смотрел на нее, не отводя взгляда – и в его глазах было недоумение. Это была Сарин – но почему-то она вела себя странно. Будто впервые его увидела.

– Наверное, мне повезло – встретить здесь тебя. Я уже думал, что заблудился. Приветствую тебя, Плетельщица Сарин. Ты меня не узнаешь? – хриплый голос дрогнул.

Сарин вслушалась в мелодию "незнакомца" повнимательнее. Как странно: переплетение тем, на грани Диссонанса. Точнее, тема Мелькора была сильнее, прежняя мелодия едва пробивалась сквозь нее, уже почти неслышно, неудивительно, что Сарин не узнала его сразу.
– Ррао? Но... что с тобой случилось?! Ты же на себя не похож!
И только тут она заметила ошейник.

– Не похож? Как это – не похож, Сарин? Я – это я, Ррао, майа... – тут он замялся на мгновение, – не знаю, чей я майа теперь. В Аман мне возврата нет, так что свой собственный, наверно.

Он чуть скривился, потер шею над узкой металлической полоской:

– Вот, уже привык. Я здесь теперь живу – а тебя тоже Артано, то есть, как его, – да, Сайрон, – поймал? Рад тебя видеть, ты совсем не изменилась. – Ррао улыбнулся уголком рта.
Он и впрямь обрадовался встрече – одиночество давило, как эти низкие потолки.

– П-поймал?! Как это поймал? С каких это пор Сайрон на майяр охотится?! – и тут она, кажется, что-то поняла. – Ах во-от оно что... а это, –майэ протянула руку к ошейнику но так и не коснулась, – это тебе тоже Сай…, то есть, Артано, выдал?

– Ну вот так – сцепились мы с ним, я ж не знал, что это его волки измененные такие – и решил их исправить, сделать такими, как раньше они были. Сайрон – он сильнее меня, спасибо, что навсегда медведем не остался.

Вспоминать – и говорить о том, что проиграл схватку – отчего-то уже не было так неприятно, как раньше. Сайрон сильнее оказался – и победил. Значит, он главнее. Ну и ладно.

– А ошейник мне и не мешает почти, даже облик сменить можно – но одного ты не угадала. Это не Сайрон – как раз пока на мне эта музыка, Волк на меня не нападет больше. Вала Мелькор мне так обещал.  

Сарин снова прислушалась – действительно, похоже на мелодию Сайрона, но сильнее и чище. Мелькор.
– Но почему он просто не сказал Сайрону, чтобы тот тебя не трогал? Ты ведь больше не будешь изменять его волков? Понимаешь, будь это другие звери, Сайрон, может быть, и не разозлился. Но волки – это его стая. Я бы сказала, что он их любит, только я не уверена, умеет ли он любить. И вообще, чего мы в коридоре разговариваем? Пошли ко мне, я тебя чаем угощу.

– Почему? – Ррао озадаченно посмотрел на Плетельщицу. – А  мне-то откуда знать, почему Вала Мелькор поступил так, а не иначе?

Впрочем, его настроение от этого разговора уже улучшилось, и даже имя "Сайрон", произнесенное старой знакомой, не казалось угрожающим.

– А про волков мне Вала Мелькор так и сказал, и почему бы Сайрону их не любить? Я разных зверей люблю, а он волков больше, чем других. И вообще – я тут долго живу, он на меня не нападает, так что обещание ваш Владыка держит – не соврал. А куда мы пойдем, – смена темы разговора была кстати, – я в этих коридорах вроде заблудился. Ты где живешь?

– А я тут и живу, недалеко. То есть, достаточно далеко, но тут всегда можно быстро попасть туда, куда тебе нужно. Если действительно спешишь – Твердыня это поймет. – Сарин поудобнее перехватила свою корягу.
– Ну, пойдем тогда. Дорогу можешь не запоминать, я тебе потом тут все покажу, если захочешь Я сама долго-долго путалась, пока все выучила. Там на верхней галерее есть такое замечательное место, оттуда вид изумительный, так я туда шестью разными путями приходила, пока не запомнила самый короткий. – Сарин вела Ррао за собой и старательно отгоняла от себя беспокойство. Ррао, похоже, доволен своим нынешним положением, но майэ казалось, что надевать ошейники можно на келвар, но уж никак не на одного из Поющих. Да даже на орка нельзя надевать ошейник! Она не могла понять, зачем Мелькор сделал это.

Дорогу Ррао не запоминал, только слушал Сарин - ее голос успокаивал, а коридоры вдруг стали шире и даже светлее, их черный цвет уже не был однотонным, он сплетался из блесток и переливов темно-синего, спокойно-фиолетового с вкраплениями коричневых прожилок – казалось, что стены Цитадели прислушиваются к разговору майар и мягко улыбаются. Так Тевильдо улыбается в усищи, подумал вдруг Ррао и тряхнул головой – вот ведь смешное придумалось!

– А что это ты за кусок дерева тащишь, Сарин, – поинтересовался он, меняя тему разговора, – там, куда мы идем, у тебя что, свой сад и ты хочешь из него дерево вырастить?

Они остановились перед высокой узкой деревянной дверью, украшенной резьбой так густо, что гладкого места не осталось, просто затейливые переплетающиеся завитки. Дверь подождала немножко, словно красуясь перед гостем своим резным обрамлением и неторопливо, с чувством собственного достоинства распахнулась.
– Заходи, Ррао. А зачем дерево – сейчас увидишь. Растить я из него уже точно ничего не буду. Оно сухое совсем, чтобы опять проросло – нужно пробуждать то, что в нем давно уснуло, а оно и так красивое, только по-другому.
Сарин положила корягу недалеко от входа и направилась к очагу, закипятить воду.

– Красиво, – Ррао обернулся к закрывшейся двери, провел ладонью по древесине, ощупывая затейливые завитки резьбы. – Ты плетешь узоры из дерева, Сарин? Любопытно... я и не думал, что красота может таиться в сухом дереве. Оно ведь не было таким раньше, это ты заставила его звучать по-новому?

Дерево было теплым наощупь – и приятным, как и прикосновение пушистых ворсинок ковра. Будто идешь по лесу, и он пружинит под ногами, как настоящий. Почти настоящий - но тоже живой, по-своему.

Ррао уселся прямо на ковер:

– У тебя хорошо, а зачем ты воду греешь?

– Красота, Ррао, во всем, нужно только уметь ее увидеть, она, знаешь, такая странная штука, порой так спрячется, что и не вытащишь на свет. Я еще никогда не видела ничего некрасивого, и, надеюсь, не увижу. А воду... ну да, ты, конечно, прав, можно было и не греть на огне, но когда она по-настоящему закипает, чай получается вкуснее. Ну, сейчас сам увидишь.

– А как ее вытаскивать, если ее не видно и не слышно сразу? Покажешь?

Ррао задумчиво почесал в затылке, глядя на языки пламени под чем-то явно металлическим, подвешенным Плетельщицей над очагом. Вода была внутри – и странно звучала – будто сначала в посудине шел дождь, а потом откуда-то возникшие пузырьки воздуха в ней лопались. И дерево в очаге трещало, сгорая – наверное, и в этом была какая-то красота, но пока что ему недоступная.

– Покажу, конечно. Это ее только на первый взгляд не видно. потому что она уснула, а когда проснется – будет уже другой. Как гусеница в коконе. Нужно только научиться так смотреть на кокон, чтобы знать, какая из него появится бабочка. Вот видишь, кресла стоят? Они были березой. Потом ее свалило ветром и она упала. И с тех пор она мечтала стать крепкой и массивной, неподвластной любому ветру, но при этом не потерять свою изящную красоту. Вот и получилось такое кресло.
Сарин сняла котелок с огня, налила в глиняную кружку какой-то жидкости из маленького смешного сосуда с длинным носиком, потом плеснула туда что-то пахнущее можжевельником и залила кипятком:
– Вот держи, только осторожно, оно горячее. Да не бойся, это можно пить, оно вкусное.

– Красивый узор, – Ррао потянулся к креслу, чтобы почувствовать измененную мелодию наощупь: прислушиваться было трудно, а глазами он уже оценил странное мастерство Сарин.

Качнулся, едва не потеряв равновесие, но успел подхватить кружку левой рукой. Жидкость плеснула через край, по ковру расплывалось мокрое пятно, от которого поднимался странный дымок. Как пар над лесным озером в безветрие – навидался он в Эндорэ всякого.

– Я не хотел, – буркнул он, царапая мох когтем и принюхиваясь к остаткам напитка. Пахло приятно.

Сарин махнула рукой:
– Ааа, не страшно, что я только на него не проливала. Когда надоело отчищать – я ему особую песенку спела – он теперь сам пятна убирает. С одной стороны – жить стало легче, с другой – это расслабляет.
Сарин поставила свою кружку на полку и что-то достала с нее, протянула Ррао небольшую деревяшку – отполированный кап, выглядящий как настоящая черепаха, высунувшая голову с хитрым глазом из-под панциря:
– Вот, смотри какая получилась, это я давно уже нашла. Посмотрела на нее – а там ну точно черепаха спит. Почти ничего и делать не пришлось.

Неуверенно улыбнувшись Плетельщице, Ррао попробовал напиток: вкусно! Осушив кружку одним глотком, поставил ее на ковер рядом с собой, взял протянутый предмет: странно. То, что было искаженным деревом (он слышал легкие отголоски диссонанса в его мелодии), то, что он видел в лесу – уродливые наплывы на коре искривленных олвар, – несло в себе красоту. Своеобразную, необычную – кто бы мог подумать? Точно не Ррао – не прежний Ррао.

– Как это у тебя получилось, Сарин?  

Майэ села на ковер рядом с Ррао.
– Тут нет ничего сложного, нужно только прислушаться. Когда оно было деревом – оно пело другую песню, но став мертвым – не могло не заметить, что изменилось. Просто мы привыкли думать, что мертвое обязательно хочет стать живым, а на самом деле оно часто хочет стать другим. Ей, наверное, надоело много лет быть деревом и клониться на ветру, и в новой песне она захотела быть черепахой, я только немножко помогла.

Ррао недоверчиво посмотрел на Плетельщицу: подшучивает она над ним, что ли? Вроде нет, но как не-живое может хотеть чем-то стать?
И попытался вслушаться. Дерево оставалось деревом – но изменилось не только внешне, что-то тут было не то, но что – оборотень не понимал.

Сарин заметила его недоумение:
– На самом деле, оно все равно живое, это нам кажется, что оно умерло. Только по-другому живое. Это как с лягушками. Если очень холодно, лягушка вмерзает  в лед, а когда теплеет – оттаивает и снова живая. Только лягушка остается лягушкой, а дерево, оживая заново уже не может остаться прежним деревом.

В глазах Ррао начал разгораться огонек любопытства:

– Такие сильные мелодии у этих лягушек?! И не только у них, да? Я понял, Сарин! Это у здешних деревьев такие мелодии, а я пока их не слышу, потому что не привык. Пока – не привык. Стать снова сильным и живым – но по-другому. Стать другим, так? Дерево не может ожить прежним, но ты помогла ему зазвучать по-новому. Оно и дерево, и черепаха, а еще - я вроде слышу там, внутри, и твою Музыку.

– На самом деле, чем меньше там твоей музыки – тем лучше. Самые удачные – те, с которыми меньше всего делаешь, не знаю даже, почему. Это искусство отличается от любого другого, там чем больше вложил, тем лучше и красивее получается, а здесь наоборот. Разве что с камнями еще так можно... но я не пробовала. А мелодии тут особые, они же северные. Ты со временем привыкнешь, если решишь остаться здесь.

– А куда ж я отсюда денусь-то? – удивленно ответил Ррао. – Я мелодии все слышу, и северные, и прежние, – а вот Петь пока удается только кого-нибудь зубастого, с когтями. Большими такими...

Ррао протянул к Сарин левую руку: мол, глянь, чего я делать научился! Рука быстро начала покрываться густой шерстью,  кончики пальцев изогнулись и превратились в когти – темно-коричневые, почти черные и очень, оч-чень острые. Правая рука, в которой оборотень вновь крутил деревяшку, осталась обычной – как у Тех-кто-придет. Только почему-то тоже с когтями.

– Ох, – Сарин не сдержала удивления, – и ты таких вот поёшь? Они же всех в лесу съедят. А вот тебе такие когти могут пригодиться. Я вот вечно кинжалы теряю.
Она попыталась свести все к шутке, потому что дисгармоничность этого облика резала слух. Многие майяр умели оборачиваться животными, но чтобы вот так застывать между обликами – странно это было, неправильно. Сарин снова пообещала себе обязательно поговорить с Мелькором. С Ррао творилось что-то неладное.

– В лесу когти полезнее кинжалов, это ты верно подметила, – хмыкнул Ррао, – когти – они всегда при мне, и захочу – не потеряю. А всех мои звери не съедят, ты не бойся, только самых глупых и ленивых, а сильные и умные спрячутся или убегут.

Заметив взгляд Сарин, оборотень чуть укоротил когти на лапе и спросил:

– А зачем тебе кинжалы – ты с ними в лесу охотишься? Там  и потеряла?  

Что-то в этой идее, про поедание "глупых и ленивых" Сарин не нравилось, но она никак не могла понять, что именно. наверное то, что с ее точки зрения никто не мог всегда быть умным и сильным. Так что же, за любую ошибку и проявление слабости сразу съедать?
– Я не охочусь, Ррао, то есть, на зверей не охочусь. А кинжал беру на всякий случай, мало ли что. Раньше я их вместо ножа носила, но это неудобно, теперь у меня специальный нож для леса есть, вот, видишь, – она протянула Ррао странную вещь, если это и был нож, то очень необычный, из одной рукояти.

Ррао осторожно, одними когтями, взял странную вещицу: он слышал, что внутри мелодии дерева затаилась иная Музыка – чем-то схожая с теми, что пели майар Ауле, но иная. Металл внутри деревяшки? Ну-ка...
Он нащупал шероховатость, прищурился, слегка нажал на нее – и металл вырвался на свободу – острым лезвием.

– Полезная вещь, – одобрительно отозвался майа.

– Да, полезная, особенно для меня. – Она все-таки решила спросить: – Ррао, а ты действительно думаешь, что слабых нужно кушать? Разве ты никогда не был слаб? Или кушать можно только животных?

– Не нужно, Сарин, а можно, – отозвался Ррао, ловким движением когтя складывая нож. Теперь он снова стал похож на деревянный сучок – и не отличишь, если не прислушиваться. Зверь – точно не отличит.

– Я долго бродил по здешним лесам в облике лохматого хищника, и слушал его мелодии. Думаешь, когти даны зверям лишь для того, чтобы обдирать ими кору с деревьев? Они – чтобы ловить добычу. Я – Поющий, как и ты, но и мне хотелось поохотиться. Оленей в лесу много, и я мог догнать и загрызть любого из них. Но если бы я всегда выбирал самых сильных, развлекаясь, – кто остался бы в оленьем стаде? Слабые, потому что их тебе жаль? Но потомство от слабых – будет слабым, уж поверь, в этом я разбираюсь. Даже обычные волки перережут таких оленей – и будут правы. А уж волки Сайрона живо навели бы в таком лесу порядок.

Ррао отложил нож в сторону, открыто улыбнулся Плетельщице:

– А ты охотиться со сменой облика не пробовала, Сарин? Знаешь, как вкусна дымящаяся кровь, когда прокусываешь шейную вену добычи?

Сарин посмотрела на Ррао, стараясь скрыть нарастающее отвращение. Нет, она, конечно, знала, что и Сайрон, и Тхори охотятся, но они не рассказывали ей во всех подробностях, как убивают свои жертвы. Не может быть, чтобы Ррао действительно испытывал от этого удовольствие, может быть, ему просто было нечем больше заняться? От тоски, от одиночества?
– Ррао, послушай, мне кажется, это неправильно, охотиться для удовольствия. Ты же не был голоден.

– То есть как это не был? Был, конечно. Когда я в облике зверя, я чувствую мир как зверь. Раньше просто четче слышал олвар и келвар, а теперь, стоит мне сменить облик, как тянет поохотиться. Да и мелкие звери здесь, в Эндорэ, сами знают, что они добыча для более сильных. Впрочем, ты разве с майар Оромэ в Амане не дружила? Или после Альмарена так и не выходила из Чертогов Вайрэ, ну, развеяться, по лесам погулять?

Ррао удивленно смотрел на Плетельщицу, ее слова всё больше казались ему какими-то странными и... неправильными, что ли.

– Майар Оромэ охотятся, и часто. Не на Поющих, само собой, – на простых келвар. И как раз на сильных – ведь в Благословенном Крае слабых и больных не бывает, не так ли?

– Конечно я гуляла, но я же охотилась! Если я принесу из леса кусок дерева или ягоды – я никого не убью. – Она задумалась на некоторое время, потом осторожно сказала:
– Ррао, а может быть, тебе просто не надо оборачиваться зверем? Тогда  ты не будешь хотеть пить кровь, – майэ поежилась. – Тут тоже есть чем заняться, честно, хочешь, я тебе найду подходящее дерево? С такими когтями ты сможешь вырезать даже без ножа!

– Но я оборачивался всегда, Сарин! – Ррао наморщил лоб, пытаясь понять, отчего девушку так испугало то, что он пьет кровь. Ведь ягоды-то она ест, а они – такие же творения...

Майа поморщился от неприятного ощущения – ошейник, почти не ощущавшийся всё то время, что они беседовали, слегка сдавил горло, стоило ему лишь вспомнить ту, которой он служил. Прежде служил, подумал он, – и обруч на шее потеплел и перестал давить, будто зверь ослабил хватку.

– Я оборачивался медведем, помнишь? А дерево ты мне найди – это хорошая у тебя придумка. А лучше – два дерева, одно ты меня научишь как сделать живым из мертвого, а вторым я когти точить буду, когда чешутся.

– Вот, так оно лучше будет, о дерево точить. Такое у меня есть. И знаешь, можно так точить, что получится узор. Сейчас, сейчас, – Сарин отошла в дальний угол комнаты, где были свалены разные деревяшки, раскидала кучу и вытащила здоровенную колоду, с одной стороны которой была уже снята кора:
– Вот, я тут начала было, а потом поняла, что не вижу, как надо. Упрямая она оказалась. Бери для когтей, вдруг у тебя лучше получится.

– Большая липа была, – Ррао подхватил колоду одной рукой, подкинул, оглядел внимательно, оторвал кусочек коры и пожевал. – Ну, благодарю, Сарин, на первое время мне ее хватит, наверное, вот только куда ее поставить? Ладно, пока к Тевильдо оттащу, может, Коту тоже когти поточить захочется. А потом  пригляжу себе пещеру во дворе, чтоб не сырая была. Ну, берлогу, понимаешь? Как устроюсь – заходи в гости, и дерево, если ненужное, приноси. Посмотришь на мои узоры.

И, очень довольный, Ррао потащил подарок к двери.

– Ты приходи, – в дверях он обернулся, – мясом угощу, а то – ягоды, орехи... Мясо – вкуснее!