Проект "Север и Запад"  

Вино из огненных ягод

Авторы –  Рина (Тхориэн), Тэсса Найри (Мелькор), Эмуна (Сарин)

Опять ничего не вышло.
Мелькор брезгливо поднял за хвост дохлую крысу... впрочем, уже не совсем крысу или даже совсем не крысу, что было не столь уж важно, потому что опыт не получился.
Еще одна испорченная мелодия. Нет, бывали, бывали у Восставшего неудачи, как и у всех, кто ищет и пробует. Но чтобы несколько подряд?! Чтобы Песни умирали, едва начав рождаться!
Мелькор попробовал упражняться с мечом, но вместо обычного удовольствия это вызывало скуку и смутное раздражение. Решил было поработать в кузнице, но отказался от затеи, испортив, к собственному великому изумлению, несколько заготовок подряд.
Потом Восставшему пришло на ум понаблюдать за тренировками воинов, тем более, что стоило проверить, не стали ли Дети Диссонанса менее ревностно служить Удуну в отсутствие Сайрона. Командиры, встревоженные присутствием и особенно мрачным взглядом Владыки, ожесточенно гоняли подчиненных, рядовые орки готовы были из шкур выскочить, только бы не навлечь на себя гнев Великого, а в госпитале очень скоро почти не осталось свободных мест. Но заниматься одной лишь армией было скучно, да и Воплощенным требовался иногда отдых.
Мелькор то уносился в Эндорэ вихрем, выворачивавшим с корнем вековые деревья, то устраивал где-нибудь подальше от Удуна грозу, добиваясь, чтобы на небе одновременно вспыхивало десятка два молний. Это отвлекало. Помогало избегать неприятных мыслей. Помогало - но ненадолго.
Да что толку прятаться! От себя-то не убежишь и случившегося не вычеркнешь из памяти, не вырвешь из мелодии мира.
Нужно сделать что-то... Изменить? Обновить? Сломать? Создать?
Мелькор вышел из лаборатории, побродил некоторое время по Удуну, словно ища подсказки, и в конце концов без особого удивления обнаружил, что крепость вывела его к месту, где Вала не был уже довольно давно. Ко входу в башню Тхориэн.

А Тхориэн перебирала запасы трав и зелий: в последнее время их явно поубавилось. Ррао то забегал с просьбой поделиться целебными травами (и с чего бы это? у орков и своих снадобий всегда хватало!), то спрашивал, нет ли у нее такого вина, чтобы узнать, не врет ли тот, кто его выпьет... Хм, будто не знает, что Дети Диссонанса не склонны к правдивости и искренности!

Задачка, впрочем, была интересной, и майэ уже решила, что как-нибудь в свободное от прочих забот время стоит над ней подумать. Но разве в этом дело? О, нет! Тхори чуяла, что в Цитадели происходит что-то странное. Что-то менялось - или должно было вот-вот измениться. И вот это чутье никогда раньше ее не подводило. Менялось что-то в самой Музыке - и это тревожило: она любила перемены, но не всегда они к лучшему, а как будет в этот раз - наверное, знает лишь Мелькор.

Спросить? Ну уж нет, нельзя вмешиваться в рождающуюся мелодию, когда тебя не просят. Остается ждать - а пока совершенствовать старые.

Она прошла к дальним стеллажам, переложила на пустующую полку пучки засохших жгучих трав, мелодией из нескольких резких звуков расправилась с пылью в углу - и удивленно приподняла бровь: откуда этот едва уловимый аромат свежераспустившихся цветов?

Мелькор немного постоял перед входом, сам не зная, хочет ли он видеть сейчас хозяйку этих покоев. Мысленно обратиться к Тхори Вала не решился: он вообще избегал осанвэ в последнее время, опасаясь, что оно выдаст чувства, в которых и себе-то самому неприятно признаться.
Восставший осторожно толкнул дверь: если Тхориэн нет здесь или если она хочет побыть одна, створки останутся сомкнутыми. Несколько мгновений он почти надеялся, что так и будет.
Но дверь открылась. Что ж, не отступать же теперь. Мелькор пожал плечами и вошел.

"И откуда же этот аромат? Вроде бы я давно ничего цветущего не собирала - да и не сезон". Майэ раздраженно нахмурилась: да что с ней сегодня такое?! Долгие размышления были ей, вообще-то, не свойственны, и Мышь, прищурившись, с удвоенным рвением продолжила наводить порядок на полках: ну что ж, если кто-то решил над ней подшутить! В долгу она не останется! Это ее запасы, и класть что-то тайком... Вот оно!

Ветка с засохшими листьями легла в ладонь. Тхори рассмеялась от облегчения - и удивленно замерла: одна загадка сменилась другой. Столько звездных кругов миновало с тех давних пор, что за мелодия пробудила древний аромат?
С шорохом осыпались к ногам майэ сухие рябиновые листья, пока она несла ветку к двери гостиной - рассмотреть при свете камина.

Мелькор остановился, пристально глядя на цветущую ветвь рябины в руках майэ. Даже поприветствовать Тхори забыл. Распахнутая дверь сама плотно закрылась за спиной Валы.

- Владыка? - странно, что она не заметила, как он вошел! И его взгляд... А, вот и решение загадки!
- Это ты заставил ее расцвести? - Тхори радостно улыбнулась.

- Нет, - удивленно сказал он. - Я думал - это ты.
И попробовал улыбнуться в ответ. Только вот улыбка невеселая получилась.

- Если бы это подшутил кто-то еще, мы бы ведь услышали, - не слишком уверенно ответила она. - Или ветка сама ждала встречи с тобой - и расцвела, вспомнив твою Песнь.

- Кто бы мог так подшутить? Эту мелодию мы пели вдвоем. Вряд ли кто-то ее слышал.
Мелькор подошел к майэ и осторожно взял у нее цветущую ветку - даже место слома казалось свежим, словно и не прошли тысячи звездных кругов.

- Ты ведь и эту тайну раскроешь, Владыка? - майэ улыбнулась, вспоминая давно оставшиеся в прошлом времена. - Но у камина разгадывать загадки гораздо приятнее, чем на пороге гостиной, уверяю тебя!
Пламя в светильниках на стенах вспыхнуло чуть ярче.

- Ты права,- рассеянно согласился Мелькор.
Прошел в дальнюю часть зала и опустился на мягкий полосатый ковер у камина, опершись локтем на одну из подушек. Рябиновая ветвь в его руке зеленела молодыми листьями, по комнате плыл аромат цветов. Терпкий. Пьянящий. Почти как тогда.

* * *
Крылатая черная тень накрыла склон холма – лишь на миг смолкло пение птиц, вспорхнувших с тонких деревьев испуганной стайкой. Первый снег присыпал узкие зеленые листья лишь тонким слоем, а по краям они уже покраснели – от холода, кивнула сама себе Тхори, принимая уже привычное обличье высокой черноволосой эльфийки. Майэ давно наблюдала за красногрудыми северными птичками, не боящимися холодов, и теперь ее заинтересовало, что же привлекло их сюда – не в лес, а к этим, выросшим на продуваемом всеми ветрами склоне деревьям.
– Ягоды, конечно же! Так вот оно что! – Верхушки ветвей были усыпаны гроздьями желтых ягод, казалось, прильнувших друг к другу так, что и капле воды меж ними не проникнуть. – Смелое дерево, не боишься холода? Вот и молодец, не зря я тебя таким спела.
Тхори улыбнулась, вспоминая разнос, учиненный ей Йаванной за эту Песнь – ягоды оказались горькими, и лишь из нежелания расстроить ученицу Валиэ позволила этой мелодии – быть. Вот и пригодилась ее Музыка – плоды смелого дерева – храбрым птицам. А значит, она, майэ Тхориэн, была права. Лишь слабым намеком вплела она тогда Тему Мелькора в свою Песнь – из присущей ей осторожности и неторопливости.
Впрочем, хищно усмехнулась Мышь, всему свое время. Детям не понравятся эти горькие ягоды? Возможно. Хотя они вполне могут быть и целебными – надо прихватить с собой немного в Цитадель для всяких опытов, решила она, аккуратно отламывая одну из ветвей рябины. Нести – так целиком, вдруг и листья пригодятся – вон они какие, – длинные, как эльфийские пальчики, и расходятся веером от гибкого стебля.

– Моя Песнь была робким опытом ученицы, но теперь… – Тхори надолго задумалась. Легкий снежок падал на тяжелый узел скрепленных заколкой волос – падал и не таял. Добавить в эту Песнь немного огня, линии – чуть плавнее, мелодию – поярче… Стоило попробовать. Что добавить еще – она еще не знала, но Музыка уже просилась на свободу.

Снег неожиданно пошел гуще, и воздух стал колючим от холода. Налетевший порыв ветра встрепал листву. Спелые ягоды посыпались на землю. Только вот долетели до нее не все. Часть осталась в ладони принявшего зримый облик Валы.
- Чего-то им не хватает, а? - задумчиво разглядывая золотистые шарики, сказал Мелькор вместо приветствия.
Сунул одну ягодку в рот, медленно разжевал и проглотил.
- Хорошая мелодия, - кивнул одобрительно. - Можно добавить несколько вариаций - интереснее будет.

- Владыка! – обрадованно откликнулась майэ. – Я как раз думала над этой мелодией – услышал ты меня, что ли? Удивительно, как вовремя ты всегда появляешься! Эти ягоды кисловаты, да и горчат немножко – но если
сделать их чуть послаще и покрупней, то не изменится ли их целебная сила, и как? Вот и собиралась попробовать на этом дереве – что толку перепевать отдельные ягоды?

- Послаще? - Мелькор поморщился. - Н-нет, Тхори. Они хороши именно этой горчинкой. Покрупнее - да, можно. И я бы сделал их чуть более терпкими.
Он разжал пальцы - желтые ягоды посыпались на траву.
- Дай-ка мне эту веточку - попробуем для начала на ней.

- Сейчас? – удивленно спросила Тхори, рассматривая заиндевевшую кору. – Но она уже замерзла, и ягоды поспели давно. Я не знаю, как сделать их крупней, ведь мелодия в ветке засыпает. Думала весной сюда наведаться…

Впрочем, раз Мелькор решил спеть – значит, нашел решение – или вот-вот найдет, подумала она; ей повезло – петь вместе с Владыкой всегда было интересно, ведь его мелодии никогда не повторялись.

- До весны еще долго, - Вала усмехнулся. - И к тому времени нас могут увлечь новые песни... Впрочем, дерево пусть спит до поры - нам с тобой и одной ветки хватит. Подхватывай, Тхори.
Он запел. Не пробуждая замершую жизнь - ускоряя для нее время. Осыпались желтые ягоды, облетели пожухшие листья - и почти сразу же проклюнулись почки, набухли, лопнули, освобождая нежную молодую зелень.

И майэ подхватила мелодию, ускоряя бег древесных соков под корой, и из самых крупных почек рванулись в стороны ярко-зеленые побеги, покрытые розетками листьев. Время задавало ритм – и песнь Тхориэн обретала яркость, становилась сильной и свободной. Веселой – и немного дерзкой.
Листья чуть потемнели, подернулись по краям красноватой каймой. А на концах побегов уже готовы были распуститься цветы – бутоны, собранные в крупные гроздья, чуть приоткрылись.

«Теперь – так» - легкое прикосновение к сознанию. И тут же – едва уловимое изменение Песни. Чуть ускоряется ритм, чуть ниже звучит голос – и раскрываются белые соцветия, пушистые от тычинок. А мелодия продолжается – и осыпаются лепестки, уступая место гроздьям мелких зеленых ягод.
Мелькор крепко сжимает руку майэ, хотя нет нужды в этом касании плоти – они и так поют вместе, и сознание каждого открыто сейчас другому.

Прохладные пальцы Тхориэн тесно переплетаются с горячими Валы, - и в плавные переливы Песни вплетаются звонкие радостные ноты; листья удлинняются, темнеют, и тут же ягоды слегка желтеют, наливаются соком… Гораздо крупнее тех, что рассыпаны у ног Поющих, рябиновые грозди сверкают ярким золотом, как причудливое украшение.

«Теперь добавим огня» - музыка становится стремительной и изменчивой, словно языки пламени. Ягоды наливаются оранжевым. Кажется, дотронься до них – и почувствуешь жар, как от раскаленных угольев. Но Мелькору, похоже, этого мало, он любую мелодию старается довести до апофеоза, до предела.
«Огня, Тхори! Еще! Вместе!» - он смотрит на майэ весело и азартно.

"Вместе, Мелькор!" - дерзкие алые огоньки вспыхивают в зрачках Тхори, и ягоды начинают краснеть. Щеки девушки тоже горят румянцем - от морозного ветра? От взгляда Владыки? Или от огненных искр, бегущих по рукам майэ в такт Песне?..
А мелодия то взлетает багровыми волнами, впитывая радостное нетерпение, то взрывается дерзким стаккато снежинок, тающих на губах, то замирает на миг, притворяясь заснувшей. Так тлеет огонь под золой костра - и темно-зеленые листья на ветке вздрагивают, покрывшись алым отсветом ранней осени.

Ягоды налились багрянцем - капельки крови, искры подземного пламени.
Мелодия достигла пика - и завершилась одним мощным аккордом. Мелькор сорвал несколько ягод, положил парочку в рот, задумчиво прикрыл глаза - и тут же торжествующе посмотрел на майэ.
- М-м-м, интересная музыка получилась. Попробуй.
Он поднес оставшиеся ягодки к губам девушки.

- У-мммм! - Тхори покатала одну ягодку языком по нёбу, чуть прижала... и, восхищенно присвистнув, схватила губами вторую. Пальцев Владыки коснулся кончик языка девушки, будто случайно задержавшись чуть подольше.
- Сладкие - и горчат, и кислинка, и язык пощипывает... с этими ягодами сотворить вино - необыкновенный букет получится, - майэ прикрыла глаза, наслаждаясь вкусом воплощенной Музыки.

- Да. Надо будет попробовать, - Вала в который раз уже залюбовался лицом девушки: длинными опущенными ресницами, точеным носиком, губами, яркими, словно спелые вишни, и такими же манящими. Он чувствовал, как зарождается новая мелодия, еще слабенькая и неуверенная, но, похоже, красивая. И яркая - как вишни, как огненные ягоды рябины, как искры в темноте. Мелькор осторожно провел кончиками пальцев по нежной щеке майэ, вслушиваясь в еще не созданную музыку, боясь спугнуть ее.

Прикосновение Валы обжигало - так мороз покусывает щеки, и они начинают гореть, будто отзвуком только что спетой мелодии... А багровый огонь разгорается где-то внутри - пока еще едва уловимыми искрами.
- Какие горячие у тебя ладони, - Тхори порывисто вздохнула и умолкла, прислушиваясь.

Он наклонился, привлек девушку к себе и коснулся губами уголка ее рта. Прикосновение показалось ему обжигающе сладким. Новая мелодия зазвучала громче - не в мире, только в сознании Мелькора, но Восставший был уверен, что Тхори тоже слышит ее. И не просто слышит - готова творить вместе с ним. Не голосом - иначе. Дыханием, взглядами, каждым прикосновением, каждым ударом сердца. Это было ново. И захватывающе, как и все новое.

Изумленная силой охватившей ее мелодии, Тхори обхватила ладонями плечи Мелькора, взглянула ему в глаза - и словно вновь утонула в огненном вихре. Взгляд Темного Валы, обжигающий багровыми искрами в глубине черных глаз, завораживал, и в то же время пьянил. Мелодия нравилась ей всё больше, сейчас пели они оба - движениями пальцев, медленно перебирающих пряди волос, забирающихся за ворот рубашки, сбивающимся дыханием, терпким вкусом ягод на слившихся воедино губах.

Воздух вокруг быстро теплел, снег начал таять, покрываясь хрупкой серебристой корочкой, потом по склону побежали ручьи, и кое-где земля начала подсыхать, согретая рождающейся мелодией. Словно внезапно наступила весна - для двоих Поющих и на холме, где они стояли.

Свежий ветерок приятно холодил горящие щеки, иней на ветвях деревьев растаял, и, прислушавшись, можно было различить тихий шорох тающего снега и звонкую капель, но Тхори было не до того – сердце девушки сейчас стучало гораздо громче. Пьянил ли ее воздух, наполненный ароматами ранней весны? Быть может... но близкое дыхание Мелькора, вкус его губ, касание рук - были как крепкое вино.

Снега на холме уже не осталось, и на влажной земле загорелись золотые звездочки ранних цветов. Поющие не видели их. Они ничего не замечали сейчас, кроме друг друга. Кроме той мелодии, что создавали вместе.

* * *
- Вина, Владыка? - майэ наполнила дымчатый бокал с позолоченной каемкой из узкогорлого кувшина и вложила в ладонь Мелькору.

Вала медленно отпил несколько глотков. Вино было терпким - как вкус ягод, когда они, багровые в начале лета, к осени становятся почти черными c лиловым отливом.
- Чудесное вино, Тхори.
Мелькор замолчал, глядя сквозь бокал на огонь в камине. Ноющая боль, поселившаяся где-то в глубине души, то стихала, то усиливалась, и он почему-то никак не мог избавиться от нее.

- Да, оно удалось, - откликнулась Тхори. - Я слетала на тот холм через пару звездных кругов и собрала ягоды, впитавшие нашу мелодию... вот она и впрямь была чудесной!
Опустившись на ковер так, чтобы видеть лицо Мелькора, девушка задумчиво пригубила вино из своего бокала.

"Наша мелодия"... Странный опыт. Как будто не более, чем игра, но разве не протянулась после нее незримая нить между двумя Поющими? Тонкая, почти незаметная. О ней было легко забыть, особенно увлекшись новой мелодией, нежной, как молодая листва, и робкой, как весенний цветок, поднимающий головку у кромки снега. О ней можно было забыть, но она не умолкла, лишь стала тише до времени. И сейчас готова была ожить, как ожила давно увядшая ветвь черноплодной рябины.

Вала медленно пил вино, упорно глядя в огонь. Посмотреть на Тхори он сейчас не решался: казалось, после этого уже не будет пути обратно.

Тхори повертела в пальцах наполовину опустевший бокал. Владыка о чем-то задумался, а спросить - значило нарушить тишину. Майэ отчего-то захотелось еще немного послушать, как потрескивает негаснущий огонь в камине. И полюбоваться игрой отблесков - и не только в искрящемся вине.

Она вытянулась на ковре, положив локти на подушку, лицом к огню. Сквозь бокал оттенки красного - от алого на коже Мелькора до багрового на его волосах - казались сумрачным танцем теней.

"И что теперь? Пить вино, говорить о чем-то, прятаться за словами, лгать себе. А потом поблагодарить и уйти - к делам, которые потеряли для тебя смысл, к мелодиям, красоты которых больше не чувствуешь, к панически боящимся тебя оркам, к майар, которые старательно делают вид, что ничего не замечают. Уйти туда, где никто не ждет. Где пусто и холодно, чем ни пытайся занять себя".
Мелькор рассматривал почти опустевший бокал. В горле словно комок застрял.
"А остаться - значит, начать новую мелодию вместо той, оборвавшейся. Или - продолжить? Впрочем - какая разница? Все может повториться. И снова будет эта тупая боль и пустота, которую нечем заполнить".
Вала нахмурился, залпом допил оставшееся вино и решительно отставил бокал.
В конце концов, он уже сделал выбор. Когда пришел сюда. Когда решился заглушить, уничтожить, бросить в огонь – ту, другую мелодию, едва рожденную, скользнувшую по грани бытия и тут же умершую.
Сжечь... саму память о ней. Ничего не было, не могло быть... не будет!
Комок в горле. Больно.

Отголоски изломанной мелодии были отрывочны и едва слышны: видимо, Мелькор закрывал свои мысли и чувства, но Тхори кое-что всё же расслышала. Боль и тоска. Разочарование. Так бывает, когда не получается задуманная мелодия. Когда отвлекаешься на срочное дело, а затем не можешь найти тонкую нить оборванного узора.

Выразить сочувствие вслух или мысленно? О нет, Владыка горд и может не так ее понять. Просто побыть рядом и поддержать. Он справится. Он всегда добивается своего. Сейчас он пришел к ней, видимо, после какой-то неудачи. До Мыши уже дошли разговоры о том, что Мелькор чем-то сильно обеспокоен последнее время. Наверное, проклятые аманцы опять шпионят, не иначе.

Девушка протянула ладонь и мягко коснулась руки Владыки. Молча.

Пальцы Валы чуть вздрогнули от этого осторожного прикосновения. Мелькор наконец посмотрел на Тхори - так, словно давно забыл о ее присутствии и лишь сейчас снова заметил его.
"Не-ет, не думать, ни в коем случае не думать – о... той! Забыть! Ничего нет. Есть – Тхори. Яркая, умная, ошеломляюще красивая. Есть эта комната с пушистым ковром у камина, похожим на тигриную шкуру. Есть пьянящий аромат цветущей рябины. И это - все. Так намного легче".
Взгляд Восставшего прояснился. Дышать стало легче. Мелькор накрыл ладонь майэ второй рукой.

Тхори прижалась щекой к замку из ладоней - лишь на мгновение, слегка прихватила губами кожу на запястье Мелькора. Свободная рука девушки коснулась его локтя чуть выше подушки, скользнула выше по напряженным мускулам к плечу... Майэ обняла Мелькора за шею, запустив пальзы в волосы на затылке и взглянула ему в глаза сквозь полуопущенные ресницы.

Тхори. Ее обжигающие прикосновения, ее зовущий взгляд - пряное вино, кружащее голову. Слышать только эту мелодию, довериться ей, творить ее. Как тогда, под рябиной, расцветшей посреди зимы.

Явь или сон? Поровну.
Птицей ли ввысь, камнем ли вниз?
Стоном струны порванной
Исчезни - умри - возродись!

Мелькор прижался губами к алому рту майэ, уже не думая ни о чем. Жаркая темнота накатывалась волнами. Сладкая и мучительная, нежная и жестокая, исцеляющая и ядовитая. И осколок льда с острыми краями - загнанная вглубь горечь, обида, в которой и самому себе признаться стыдно до невозможности - начал плавиться, истаивать, испаряться.

Ярко вспыхнуло пламя в камине, багровые отсветы плясали на стенах и колоннах, но Тхори видела лишь алые искры в зрачках Мелькора, слышала лишь его неровное дыхание - а в душе майэ звучала, нарастая, мелодия весны, сливаясь с горчащими осенними нотами. Пальцы девушки, справившись с застежкой ворота рубахи Темного Валы, ласково разминали его плечи.

Яркая, звенящая, неистовая мелодия вскипала волнами пламени, уносилась к небу, захватывала, увлекала за собой. В ней смешивались терпкий вкус рябиновых ягод и потрескивание огня в камине, легкий шелест шелкового платья, скользящего под пальцами и ворс ковра, щекочущий кожу, быстрый взмах пушистых ресниц и дразнящая податливость губ.

Стань частью Песни моей, прими меня в свою Музыку.

Сгореть - рассыпаться пеплом - родиться снова - и вновь сгореть.
Взлететь - захлебнуться ветром - упасть - опять устремиться в небо.

Игра с огнем - то ласковым, то обжигающим, то непокорным, то податливым. Ты ли владеешь этим пламенем - оно ли тобой?

Неистовый вихрь страсти сплетал тела и мелодии Поющих в огненную Музыку, поглощающую мысли и чувства.

Вдох - полет сквозь тьму. Кружится черное небо, ярко вспыхивают багровые звезды.
Выдох - падение в бездонную пропасть, лишь шелест за спиной овевает легким холодком. Это взмах крыльев или отброшено платье? Это неважно, взлет - и Тхори парит в волнах ликующей Песни. Их общей Песни.

Игра - угадать еще не родившуюся мелодию - во влажном блеске глаз, в едва заметном движении тела, в неслышном шепоте - угадать, подхватить, поддержать, помочь обрести голос.

Игра - то ли отыскивать путь наощупь, то ли творить его вместе. Твой мир открывается передо мной - новый, неизведанный, манящий. Он ждет меня, лишь моей мелодии не хватает ему, чтобы стать завершенным - возьми же ее.

Огненная волна обнимает и качает Поющих, щекочет спину ледяной пеной. Черный водоворот затягивает в жаркий омут. Всё глубже и глубже, всё быстрее Музыка и теснее сплетение тел. Тьма сгущается, и и уже не видно звезд, и нет сил вздохнуть и расправить крылья - но Тхори стремится туда, где вот-вот мир взорвется разнецветьем молний.

Все ближе друг к другу, чтоб в огненном вихре
Сгорели все отзвуки старых мелодий.
Былое - забыто, исчезло, затихло.
Уносимся прочь, улетаем, уходим.

Дорога - потоком расплавленной стали.
Быть может, нам эти мгновения снятся?
Кем были с тобою, кем в будущем станем,
Неважно сейчас. Не хочу просыпаться.

Волна поднимается к облакам, замирает, переливаясь ослепительными рыже-багровыми пятнами - и с силой обрушивается на берег, рассыпаясь дождем сверкающих искр.

Огненный гейзер взлетает из багровых глубин, разрывая тучи, скручивая их неистовым смерчем - и обрушивается на землю освежающим ливнем. Шторм стихает, волны качают Поющих ласково и нежно.

Тихо колышется занавесь у окна, пляшут языки пламени в камине. И Тхори сейчас хочется, чтобы эти мгновения длились вечно.

Новая мелодия была плавной и умиротворенной, почти убаюкивающей.
Не хотелось ни двигаться, ни говорить - чтобы не нарушить хрупкое очарование момента, не спугнуть тишину.
Мелькор приподнялся на локте, глядя на лежащую рядом девушку. Кончики его пальцев, едва касаясь, скользили по ее чуть влажной коже, обрисовывая каждый изгиб тела.

Открытая дверь всегда означала приглашение войти. Обычно от Тхориэн трудно было ожидать такой любезности, но сейчас огненно-рябиновая Песнь заполнила весь коридор, жаркой радостью обдавала лицо Сарин. Майэ остановилась на минутку, вдохнуть поглубже терпкий запах рябины, в который вплетались новые, странно знакомые нотки. Казалось, она уже слышала похожую мелодию, когда-то давно. Наверное, Тхори спела что-то новое на основе старого и теперь хочет поделиться новой песней с кем угодно, даже с Сарин. Вот и замечательно, Мышь будет в хорошем настроении и легко согласится на предложение Сарин - отдать ей в обучение степных орчат. Эти дети слишком талантливы, чтобы попасть под начало Тарга. Если заручиться согласием Тхориэн, буде легче договориться с Сайроном. Сарин еще раз поглубже вдохнула рябиновый запах и подошла к открытой двери.

Тхори потянулась, урча, как сытая пантера, повернула голову к Мелькору. Пряди растрепавшихся волос девушки упали ей на лицо, а гребень и заколка были... ну, где-то они наверняка были, но не рядом. Впрочем, поправить прическу удалось и пальцами, и тут чуткие ноздри майэ-хищницы вздрогнули от знакомого аромата. Она лизнула кончики ногтей: вкусно!

Сарин стояла в дверях и смотрела, перед глазами плыли краски: красное, белое, черное, капли крови и пряди волос, угли и полосы на шкуре. Рябиновый запах впился в горло, не давал вздохнуть. Она закашлялась, понимая, что нужно уйти, повернуться и уйти, но ноги словно приросли к порогу.

Мелькор, с улыбкой наблюдавший за Тхориэн, обернулся на звук.
Сарин? Здесь? Почему?!
Ласковая тишина разбилась, словно хрустальный бокал от удара. Острые осколки больно царапнули - и рассыпались сверкающей пылью.
Раз Сарин здесь, значит, что-то случилось. Что-то серьезное. И неважно, что Восставший предпочел бы не видеться с ней лишний раз, тем более здесь и сейчас. Они с Тхори были закрыты - и не имея возможности их дозваться, Сарин пришла сама.
- Проходи, Сарин, - сказал Мелькор так, словно был хозяином этих покоев. - Что случилось? Сайрон знает?
Он уселся, поджав ноги и пристально глядя на пришедшую. Одеваться пока не стал: пустая трата времени, если придется сбрасывать облик.

Тхориэн недолго удивлялась, глядя на внезапную гостью: вместе с Сарин в комнату ворвалась странно изломанная мелодия. Или кто-то напал на саму Плетельщицу? Похоже, что так, и бедняжка еще не оправилась от удара по Музыке: такой жуткий клубок спутанных и почти оборванных нитей пронял даже привычную к неожиданностям удунской жизни Мышь.
Она вскочила с ковра и, подбежав к Сарин, поднесла к ее губам свой бокал, по пути наполнив его до самой каемки:
- Выпей, соратница, легче станет!

Сарин нахмурилась, вырываясь из внезапно ставшей липкой мелодии, освобождая место для чистого воздуха, подбирая слова. Какое же это проклятье - музыка. Не спрячешь, не изменишь, не скроешься. Все напоказ. Она заставила себя улыбнуться:
- Спасибо, мне уже лучше. Тут оказалось слишком жарко. - Она заставила себя смотреть Мелькору в глаза, - Ничего не случилось. Мне нужно было переговорить с Тхори, а дверь была открыта. И пахло рябиной. Этот запах может заставить потерять голову. - Против воли в голосе прорезалась нотка горькой иронии. - Я зайду позже, Тхори. Когда ты тут проветришь.
И развернувшись, Сарин вышла в коридор, заставляя себя не бежать, идти спокойно, уверенно, не спешить. Некуда уже спешить.

- Закрой дверь, Тхори, - тихо попросил Мелькор.
После слов Сарин хотелось не то, что проветрить - залезть в горячий источник и как следует вымыться. Как Воплощенному.
Спину слегка щипало. Восставший потер саднящее место - на пальцах осталась кровь.

Мышь подошла к двери, выглянула в коридор - никого. Тщательно затворив створки, майэ наложила на затвор несложное заклятье: теперь кто угодно из Поющих мог ее отворить, но частица его мелодии останется на завитках резьбы, как след на снегу.
- Никто больше не войдет незваным, Владыка, - Тхори подошла к окну, - по крайней мере через дверь. Как же она могла открыться?

"Она еще недовольна чем-то! - сердито подумал Мелькор. - Сама же выбрала... этого майа!"
От досады он никак не мог закончить простенькую мелодию, заживляющую царапины.
"Сначала врывается невовремя, потом дерзит и уходит! Рябина ей не понравилась! Да ей самой никогда не спеть такой красоты! Тем более с бывшим подручным Намо".

- Странно как-то это случилось, - Тхориэн подошла к окну, провела ладонью по подоконнику, по краям оконного проема, распахивая створки пошире и заодно проверяя, не влетал ли незамеченным какой-нибудь шутник под видом сквозняка.

Нет, следов Кота в воздухе нее было, да и не в его привычках было бы устраивать подобный розыгрыш своей давней... гм... приятельнице. Тем более, когда они с Владыкой пели вместе. Тогда кто? Случайность? Разведчица Удуна в случайности не то что верила - просто знала, что нити запутывает и сводит вместе обыкновенно игла в чьей-то руке. Нарочно или по глупости - другой вопрос, и Мышь твердо решила это выяснить. Но - чуть позже.

Она вздохнула, подошла к Мелькору и плавно опустилась за его спиной. Тонкие пальцы коснулись кожи рядом с длинными царапинами, едва касаясь провели по ним, убирая следы.

Мелькор не обернулся. Только чуть плечами повел.
- Ты спросила о чем-то, Тхори?

- Я просто думала вслух, - откликнулась майэ, мягко положив ладони на плечи Темного Валы. Следов от царапин на коже не осталось, и Тхори уже удивлялась силе мелодии, настолько вскружившей ей голову. Впрочем, Мелькор, кажется, не рассержен на нее...

- Дверь... да, - Мелькор помотал головой, словно Воплощенный, очнувшийся от дурного сна, - Тхори, я ведь закрыл ее за собой.
Он накрыл ладонь майэ своей, погладил.
- Сарин ее не открывала. Ты тоже. По крайней мере, нарочно. Значит, одно из двух. Или вмешался кто-нибудь еще, или кто-то из нас троих захотел, чтобы дверь открылась, а Удун исполнил это желание.

- Может быть, и так. Сарин пришла, потому что хотела со мной поговорить, - Тхориэн нанадолго задумалась, на мгновение прижавшись щекой к руке Владыки. - Но она не сказала, о чем. Впрочем, догадываюсь: с тех пор, как Сайрон вернулся из степи, она всем только и говорит, что про каких-то там "очень умных" орчат. Возится с ними, будто одной Лисички ей мало. И Танвио в эти забавы втянула, хотя ему-то зачем?

Мышь хмыкнула:
- Если кто-то из нас захотел открыть дверь и сам не понял этого, мое заклятие сработает, и больше такого не повторится. А вот если кто-то вмешался... - майэ хищно вздернула верхнюю губу, - то хотела бы я знать имя этого "кого-то".

- Танвио, - нахмурился Мелькор. - Судя по тому, что рассказывали о нем Сар... Сайрон, Тевильдо и Ррао, этот майа любит, хм, своеобразные шутки.

- Сайрон назвал его "мелкими пакостником", так что ты прав, - Тхори приподняла бровь. - А наш Волк редко ошибается в таких вещах. Майар Намо... они больше слушают, чем поют. Слушают чужие мелодии - но могут разбудить умолкшую или поиграть с ними - сделать громче или тише, свести две вместе или разделить на ноты... Оторвать два крылышка у стрекозы, чтобы посмотреть, как та пытается лететь на оставшихся, просто чтобы понять, как вообще стрекозы могут летать.

Тхори передернула плечами, будто от зябкого порыва холодного ветра.

- В "случайности" я верила в Альмарене, только если была уверена, что это не шутка кого-то из Плетельщиц Вайрэ или Мастеров Зеркал Намо.

- Последи за ним, Тхори, - начал Вала, повернувшись к разведчице.
И осекся. Скверная шутка Танвио касалась только лично Мелькора, значит, и разбираться с зарвавшимся майа следует самому, не привлекая соратников. А Сарин... что ж, раз она сделала такой выбор, пусть принимает последствия. Или наслаждается ими. От последней мысли Восставший стиснул зубы.