Проект "Север и Запад"  

Новая стая Гутхкуллы

Авторы – Хаграши (Гутхкулла), Грахор (Тарг, Гхарым, Курадха, Хулгыр), Red 2 the Ranger (Гыдхак, Дыг, Пырей, Башаг, мясник), Рина (Гутхкулла), Тэсса (Дыг), Halgar (Хулгыр).

Гутхкулла основательно подготовилась к вылазке.
Она заставила себя вымыться в обжигающе холодной воде ручья на случай, если ее будут вынюхивать, и для этого же добрую четверть часа каталась по ковру травы и опавших листьев.  Осмотрев себя, орчиха осталась довольной: теперь она пахла землей и заодно хорошо испачкалась.
Там же, у ручья, она отковыряла кусок белой глины и размочила его в кашицу, а потом провела грязным пальцем по морде - две полосы, еще две и точка на подбородке.
Орчиха с сомнением посмотрела на рысий мех и нахмурилась. Не годится. В лесу хорошо, а на серых камнях и слепой заметит. Немного подумав, она смешала остатки глины с землей и размазала их по одежде, после чего вываляла шкуры в пыли.  Вот теперь годится.
Колчан и лук через плечо, мешок со снедью за спину, ножны на пояс - Гутхкулла готова идти.

Лес редел с каждым шагом, а потом вдруг кончился совсем, открывая взгляду черные зубцы гор.
- Акх!
Орчиха не сдержала тихого возгласа изумления. Там было... что-то. Огромное. Как скала, но не скала. Из камня, но не камень.  Интересно. .
Но Гутхкулла разведает это потом. Сейчас ей надо в горы - найти орков, следить за ними,  поймать одного, допросить....расспросить о стае. И тогда она примет решение.
Крадущимся шагом, то и дело припадая к земле, орчиха двинулась к своей цели.  

Гхарым, командир орочьего патруля, охраняющего лесные подходы к цитадели, замер: волколак, сопровождающий патруль, тихо зарычал. След. Кто-то прошел здесь. Недавно.

Тот, кто прошел здесь, привык прятать свои следы, и не будь волколака, он мог остаться незамеченным... Но волколак здесь был, и очень скоро командир знал следующее: орк, один, не из Твердыни - во-первых, нет запаха стали, во-вторых, нет запаха Твердыни... Рано или поздно, но все орки Твердыни учились распознавать своих по запаху. Или не по запаху... Командир не знал, но знал, что это - чужой. Очень давно никого из диких орков не было в округе... Таргу, возможно, будет интересно. Таргу и решать, что делать, а задача патруля - не дать орку-разведчику уйти с тем, что он узнал или узнает.

Очень скоро трое патрульных бросились к Твердыне - обходной дорогой, чтобы не испугать чужака - с приказом сообщить о нем Таргу, а патруль следом за волколаком направился по следу, стараясь, однако, держаться достаточно далеко. Конечно, так они не могли видеть, что делает чужак, но и он не мог видеть их. А с волколаком потерять след было почти невозможно...

* * *
Тарг выслушал сообщение, доставленное ему орками. Интересно... Дикий. Один. Осторожный, но уверенный в себе. Странное сочетание, учитывая силу Твердыни. Впрочем, интересное. Надо послать одного из летучих шпионов - пусть тот найдет чужака. А пока... А пока надо бы его встретить. И узнать, кто он и что ему нужно. И откуда он идет. И что там, откуда он идет, есть такого, что может понадобиться Твердыне. Тарг оскалился. Слишком давно у него не было встряски. Охоты. Видеть растерянность на лице противника... Среди орков у него соперников не было, и они это знали, а среди майа он не был соперником. Возможно, это станет приятным развлечением. И при том безопасным. В конце концов, что может сделать один орк - кем бы он ни был - Таргу?

Решение принято - исполнение следует незамедлительно. Стандартный кожаный доспех поверх куртки (Тарг любил сюрпризы. Особенно если это сюрприз для врага.) Наручи. Топор. Сцимитар. Два небольших метательных ножа на перевязь под доспех и два швыря в мешочек на боку. Выглядят в мешке, как куски мяса. Десяток гвардейцев-разведчиков - больше не надо. Даже и их-то не надо, но если вдруг враг решит бежать - не Таргу же за ним бегать... И - в горы, на перехват.

Летун нашел врага быстро - тому явно не пришло в голову прятаться от воздушных тварей - и вывел на него Тарга и его десяток. Тарг внимательно смотрел, как противник движется. Орк, действительно дикий... Точнее, орчанка. Патрульные не упомянули об этом - для них не было разницы. Разницы, собственно, не было и для Тарга, но в донесениях должна быть точность и полная информация: что нужно, а что нет, решать должно командование. Тарг обязательно разъяснит это командиру патруля... Но пока - надо встретить этого. Ага... Лук. Будем надеяться, что этому орку тоже хочется разговорить кого-нибудь.

А пока - надо подготовить ловушку. Чуть впереди есть небольшая даже не пещерка, углубление в скале. Ага, вот она. Теперь - отослать разведчиков. Они спрячутся где-нибудь по округе: конечно, они не успеют прийти на помощь, если что. Но это и не надо - Тарг был в себе уверен. Их задача - остановить врага, если тот - та - убежит. Костерок - тоненький дымок, как бы говорящий - я здесь, я один... Но не слишком видный, чтобы не заподозрила чего. Мясо на костер. Сцимитар снять с пояса и в сторону, самому сесть спиной к стенке... Теперь не подкрадешься со спины, но зато для лука - отличная мишень. Мешок со снедью полураскрыт, к костру... Посмотрим, что скажет Таргу эта орчанка. В конце концов, для нее это просто один орк в обычном доспехе Твердыни - впрочем, если она дикая, то и эта немудреное форма будет для нее странна - и даже оружие его не рядом. Просто таки готовый пленник.  

Гутхкулла почуяла дым прежде, чем увидела тонкий, дрожащий в воздухе столбик. Костер. Небольшой. И не сигнальный -  запах поджаренного мяса ни с чем не спутаешь. Какая удача!
Орчиха медленно поползла к скале, возле которой вился дымок. Здесь было трудно оставаться неуслышанной, куда труднее, чем в лесу: мелкие камешки то и дело норовили осыпаться из-под ног. Но Гутхкулла ухитрялась не шуметь. То балансируя на одних только пальцах, то припечатывая шаткий камень всей ступней, она пробиралась к месту, которое облюбовала себе жертва.
Подкравшись поближе, орчиха залегла в небольшой расселине. Ее настораживала беззаботность, с которой орк заявлял о своем присутствии.  А в том, что у костра сидел орк, Гутхкулла не сомневалась: откуда в горах взяться этим, другим?
Но так или иначе, жертва была одна - на таком огне много мяса не нажарить. Одна... И отдыхала, не ждала нападения. Это хорошо.
После недолгих колебаний орчиха поползла дальше.

Прежде чем заглянуть в узкую щель между валунами, Гутхкулла прищурила желтые глаза, чтобы густые ресницы скрыли их хищный блеск. Это совсем не мешало следить за врагом, а враг...
Орчиха невольно отпрянула. Враг был куда крупнее любого из степняков и, если чутье не врало, намного опаснее. Вот только оружие он отложил зря, очень даже зря...
Гутхкулла снова припала к смотровой щели и внимательно оглядела орка. Раздраженно встряхнула спутанной гривой волос, отгоняя назойливые мысли -  обостренные долгим одиночеством инстинкты некстати напомнили о себе. Нельзя отвлекаться. Не сейчас.
Орчиха вытянула стрелу из колчана и задумчиво уставилась на гладкий каменный наконечник. Яд. Смазать особым ядом, и...  И добыча может умереть. Гутхкулла еще не научилась правильно смешивать травы, так, чтобы яд валил зверя с ног, но не убивал.  Она пробовала много раз, и почти все они засыпали навсегда.
Нет. Не годится. Плохо.
Значит...
Гутхкулла обошла валуны и бесшумно подкралась еще ближе. Вот так. Если орк чуть повернет голову -  увидит ее. И натянутую до упора тетиву.
- Дернешься - мертвец, - гортанный и хрипловатый голос орчихи прозвучал спокойно. - На стреле яд. Царапины хватит.

Орк замер, взгляд его остановился на сцимитаре - далеко, не достать... Он медленно повернул голову, окинул ненавидящим взглядом угрожавшую ему орку, быстро отметил лук, нож, одежду - все дикарское, не чета его, но даже стрела с каменным наконечником может быть опасна. На миг он заколебался, но остался на месте. Пасть перекосило судорожным оскалом.

Внутри Тарг улыбался, не переставая поддерживать маску орка, в котором испуг борется с яростью. Он был спокоен: после того, как они с Урд-Скаррой договорились, у него появился свой собственный эксперт по ядам. Ни один яд не убивает мгновенно, и в его поясе был небольшой, но достаточный набор противоядий: разжижитель крови для ядов на основе змеиных, успокоитель для ядов, вызывающих опухлости и горячку, ускоритель сердца и мышц для парализующих и усыпляющих ядов... Кем бы эта орочка ни была, с Урд-Скаррой ей не сравниться. Но то, что она может пользоваться ядами, говорит о том, что она умна и осторожна... Раз до сих пор не убила сама себя.

Орк посмотрел в глаза орке и прорычал:

- Ты ведь можешь и не попасть. Камень не пробьет сталь. Я не умру мгновенно - я успею до тебя добраться. А если и нет - это наши земли. Ты не уйдешь. Чего ты хочешь? И кто ты такая?  

Орчиха все так же спокойно скривила черные губы в подобии улыбки. Да, самоуверенности ей было не занимать.
- Не промахнусь, - пообещала она. - Я спрашиваю. Ты отвечай. Сколько стай в горах? Твоя стая сильная?  

Орк хрипло захохотал.

- Это горы Твердыни. Здесь все принадлежит Твердыне! Сотни стай! Сотни стай, и все - одна стая! Нет стаи сильнее. Все прочие - умрут или подчинятся. Весь мир принадлежит Твердыне и Владыке. Владыка владеет всем, но он слишком велик для орков. Вожак же орков-воинов Твердыни - Тарг. Все стаи падут перед ним или подчинятся. Все принадлежит Твердыне. Я принадлежу Твердыне. Ты принадлежишь Твердыне. Сильна ли моя стая? Нет стаи сильнее!  

Гутхкулла нахмурилась, обдумывая слова орка. Она принадлежит кому-то? Ха!
- Что такое Твердыня? - в ее голосе сквозило легкое раздражение. Орчиха терпеть не могла непонятного.  - Говори проще. Твой Владыка - не орк? Он -  другой?
В желтых глазах Гутхкуллы полыхнуло неприкрытое презрение и отвращение. Если так, придется уходить. Подальше от этих и стаи рабов, пусть даже сильнейшей из всех.  

Тарг забавлялся, играя фанатичного туповатого орка. Как интересно, ведь когда-то он был таким же. Что изменилось? Неизвестно. Впрочем, пора это кончать. Все, что надо, он уже узнал: она явно одиночка, отщепенец. Скорее всего, ее выгнали из стаи, и она, вместо того, чтобы прибиться к другой или умереть, решила попробовать выжить одна. Пока это ей удалось, и она, скорее всего, презираемая за что-то в собственной стае, приняла слепую удачу за собственное умение и возгордилась. Ишь, как презрительно смотрит. Что же, ее удаче пришел конец. Посмотрим... Тарг почувствовал, как мир, как обычно перед схваткой, замирает и наполняется удивительной чистотой.

Орк кивнул и махнул рукой в сторону гигантской черной горы.

- Владыка Мелькор - создатель и повелитель этого мира. Когда Тарг встретил его, он напал на Владыку - и был повержен - он сам и вся его стая - так быстро, что не понял, что произошло. И тогда Владыка предложил ему: умереть или служить Владыке. И Тарг выбрал служение. Владыка одной мыслью своей создал  ту гору, что ты видела, не могла не видеть - эта гигантская гора - дом Владыки! И всех орков, что жили в округе, Тарг взял под свою руку - или убил. Впрочем, стаи счастливы иметь такого вожака - непобедимый, видит все, слышит все, ни один враг не может устоять перед ним... И нет теперь голода среди орков - даже самый ничтожный может жрать вдоволь мяса, гляди!

Орк нагнулся, запустил руку в мешок со жратвой - только вместо куска мяса в появившейся руке оказался круглый камень размером с кулак, немедленно устремившийся в лицо орке. Следом за камнем летел сам орк - сжавшись в прыжке, с оскаленной мордой, он обрушился на грудь орке - стрела звонко щелкнула о подставленный наруч и улетела в никуда - и сильно ударил ее лбом в лицо, сшибая с ног. Упав сверху, он стукнул локтем по ключице, отключая руку, потянувшуюся к ножу, коленом в живот, кулаком в печень - и навис над ней, упираясь ступней в запястье руки, коленом надавив на живот, и сжимая когтями горло.

- А теперь - голос его изменился, стал ровным и тихим. - моя очередь задавать вопросы. Итак, кто ты такая, откуда, и что тут делаешь?  

Страха, как всегда, не было. Только холодный расчет - и никакой обреченности. Гутхкулла быстро поняла, что высвободиться - по крайней мере, сейчас - не сможет. И она расслабила мускулы, став обманчиво податливой и спокойной. Как будто этот ее победил.
- Ты касаешься отверженной, - насмешливо прохрипела орчиха, не сводя глаз с лица жертвы-хищника.  - И уже осквернил себя.  

Тарг недоуменно моргнул. Орка, конечно, не стала сопротивляться бессмысленно, лежала, выжидая момент. Как делал бы он. Но вот говорила она что-то непонятное.

- Осквер... нил? Это как? Никогда не слыхал такого слова. И что с того, что я касаюсь отверженной? Какая разница?  

Притворяться и врать - ничего нет легче. А уж сказать полуправду...
- Я больна, - медленно и раздельно проговорила орчиха.
Разбитые губы скривились в усмешке. Под слоем глины и грязи не разглядеть здоровой кожи - отлично. Пусть он думает о самом страшном.  

Тарг подумал, принюхался. Присмотрелся. Запах нормальный, звериный, глаза тоже нормальные, под лапами чувствуется здоровое тело. Пена не идет из пасти. Хм. Не хромает... Точнее, не хромала, пока он на нее не обрушился. Теперь-то немного придется. Обе руки работают. С его точки зрения - идеальное здоровье.

- Да? Не вижу. Чем?  

Гутхкулла сдержалась, не показала своей досады. Умен и умеет смотреть.  Но ничего... если горцы и степняки верят в одно, сейчас он отпрыгнет от нее, как пугливый детеныш - от гнезда пауков.
- У меня внутри черви, -  усмешка исчезла с морды орчихи.  - Они выжирают плод. Ни один не родился.

Тарг снова недоуменно моргнул.

- Ну и что? Мало ли у кого никого не родилось. Я вон тоже никого не родил. У тебя, наверное, такая штука в животе, в которой детеныши растут, повреждена. Может, отбили или еще чего. Экая важность... Постой, тебя из-за этого выгнали?

На морде орка отразилось презрение.

- А зачем, кстати? Выгонять? У вас что, жратвы не хватало? Так хорошая охотница не меньше, чем охотник, мяса добудет. И без досадных перерывов на вынашивание - хоть и недолго, но раздражает. У нас воинам запрещено зачинать детей, пока они в боевых стаях.

Гутхкулла была удивлена и растеряна. Она ждала всякого, но чтоб так...
- Не боишься? - переспросила она с недоверием. - Это - порча, всей стае беда и смерть. Очень плохой знак.  Таких надо гнать. Меня не прогнали - была полезной.
Даже пребывая в растерянности, орчиха продолжала следить за словами. Это оказалось очередной полуправдой: тогда, в стае, она охотилась не лучше многих других, а оставил ее один из воинов....из-за старой обиды. Ну да, ему она полезной была.
- Я ушла сама, - Гутхкулла заглянула в глаза орку  - поверит ли?

Тарг покачал головой и довольно презрительно фыркнул.

- Никаких таких "знаков" нет. Как и "порч". Орки умирают от голода, от ран и от болезней. Болезни могут передаваться другим оркам, а могут не передаваться. Я ни разу не слыхал, чтобы бесплодие передалось другим. Глупые верования жалких дикарей. Им станет лучше, когда они перейдут под власть Твердыни.

Тарг подумал, что что-то еще эта орка явно скрывает. Но непонятно что. Что-то, связанное с уходом из стаи. А кстати...

- Зачем ты ушла сама? Одному - смерть. Одиночка - во власти любой стаи, орков ли,  волков ли или прочих мясоедов. Одиночка может сломать ногу, поранить ступню - и умереть. Стая дает защиту.  

Выражение морды Гутхкуллы не изменилось, когда орк назвал ее бывших соплеменников жалкими дикарями.  Похоже, она считала себя, покинувшую стаю, совсем другой.
-  Мясоеды меня не поймали, - с оттенком гордости сказала она. -  Я долго охотилась одна. Много знаю.  Сначала было трудно - чуть не сдохла. Потом легче.
Орчиха замолчала, выжидающе глядя на чужака.  А его вопрос она как будто и не услышала.  

Орк хмыкнул.

- Повезло. Редко кому такое везение выдается. Впрочем, в любом случае, ты можешь оказаться полезной Твердыне.

Орк аккуратно переместил свой вес с живота орки, быстро, но тщательно проверил ее одежду, отбросил в сторону нож, колчан со стрелами и сумку - предположительно с ядами, и поднялся, глядя на нее сверху.

- А теперь у тебя есть возможность войти в стаю Твердыни. Условия просты: ты делаешь то, что от тебя потребуют вышестоящие, подчиняешься законам и правилам Твердыни, а взамен получаешь защиту стаи - и не стоит ее недооценивать - сытость и спокойствие - и возможность подняться в ранге стай, если у тебя хватит сил, разума и хитрости. Почти до самого верха. Потому, что самый верх уже занят. Если ты войдешь в стаю - выйти ты уже не можешь.

- Или, конечно, ты можешь отказаться.

Орк улыбнулся.  

- Ах да. И одно из первых правил Твердыни: ты можешь лгать и изворачиваться, но не можешь отказаться отвечать на прямой вопрос вышестоящего... И, если он поймает тебя на лжи, ты об этом крепко пожалеешь. А поскольку ниже тебя никого нет, то я - вышестоящий для тебя. И я хочу знать, как именно ты ушла из своего племени. В подробностях.  

Гутхкулла без видимых усилий поднялась на ноги - только едва заметная гримаса боли выдала, как сильно ей досталось от чужака - и отступила на шаг назад, растирая онемевшее плечо. Этот орк говорил много странных и сложных слов, но она поняла, чего он хотел.
- Ниже меня никого нет, - повторила орчиха. - Так уже было. За сытость лизать пол - не хочу!
Она нетерпеливо сжала пальцами свою руку. Ну же! Чувствительность упорно не хотела возвращаться...  

Орк пожал плечами.

- Все зависит от тебя самой. Все просто. Сначала ты - рабочий орк. На тебя идет жрачка, ты работаешь. Если что-то тебе прикажут не по работе - ты можешь отказаться. Тебя за это могут убить. Или ты можешь убить сама, если хватит сил. Если тебя убьют - на твою стаю ляжет больше работы, поэтому твоя стая тебя будет защищать. Если, конечно, ты не поставишь себя так, что все будут готовы работать больше, лишь бы от тебя избавиться. Если драка будет большая - вмешается охрана и наведет порядок так, что никому мало не покажется. Так что рабочих орков обычно никто не трогает. Если сильна и быстра - можешь стать воином. Если хватит мозгов - десятником или сотником. Если хорошо умеешь работать руками - станешь мастеровым. А лизать пол... Этим занимается обслуга Твердыни. И туда тебя не возьмут - слишком многому учиться надо.

- Кроме того, ты забыла спросить, что будет, если ты откажешься. В таком случае ты получишь назад лук и нож и окажешься одна на вражеской территории, которую постоянно патрулируют орки и волки Твердыни. Постоянно же голодные. О твоем присутствии наверняка уже знают - недаром говорят, что Тарг видит все, что происходит вокруг Твердыни. Это будет любопытно - смотреть, как ты попытаешься выжить. Это тебе не зайцев в степи свежевать.  

Гутхкулла оставила в покое безнадежно занемевшую руку и нахмурилась. Орк говорил хорошо. Правильно. А еще - смеялся над ней. Но это ничего... Когда-нибудь она припомнит ему и зайцев, и разбитое в кровь лицо...ох и припомнит же... Орчиха почувствовала знакомую дрожь при одной мысли о том, что она может с ним сделать. Только ради этого стоило попасть в эту... как ее? Твердыню. Хуже было другое: слушаться. Опять слушаться.
Или притворяться послушной?
Жутковатая улыбка снова зазмеилась на губах Гутхкуллы. Она покорно склонила голову и негромко произнесла:
- Ты победил. Ты мог взять мою жизнь. Я пойду с тобой и буду делать так, как ты хочешь.  

Орк оскалился.

- Конечно. У тебя просто нет иного выхода. Ты будешь делать то, что тебе говорят, потому, что тебе больше ничего не остается. И так - шаг за шагом... Ничего. Ты привыкнешь быстро. Все привыкают. Отправляйся к Твердыне. Найдешь ее сама, не промахнешься. Стражам скажешь, что хочешь быть в стае Твердыни. Тебя отведут туда, где занимаются новичками, выяснят, на что ты годна, и объяснят тебе здешние порядки.

Орк подобрал сцимитар и мешок, сунул в него швырь, пристегнул к ремням, пару раз подпрыгнул, проверяя, как все подогнано.

- Или, конечно, ты можешь попробовать свою удачу еще раз. И проверить, так ли хорошо охраняется земля Твердыни. В любом случае, мне некогда ждать, пока ты будешь думать и хромать к выбранной цели. К тому же я не хочу, чтобы ты думала, что я тебя принуждаю. У тебя - полная свобода выбора: самой прийти к Твердыне и принять ее власть... Или другой выбор. До скорой встречи.

Орк, удовлетворенный тем, как висит снаряжение, кивнул и быстрой рысью бросился в сторону черной горы, привычно передвигаясь по изломанным склонам и узким тропкам, как по ровной земле. Несколько минут - и он скрылся в хаосе скал, трещин, подъемов и склонов.  

Значит, вот так.  Пренебрег ее покорностью. Побрезговал.  
Взгляд Гутхкуллы прожигал спину орка, пока тот не скрылся из виду.
- До скорой встречи, - тихо прорычала она. - До скорой.
Сноровисто и привычно орчиха ощупала больные места - не сломано ли чего, не отбито? Нет, вроде все цело.  И онемевшими пальцами уже можно пошевелить. Хорошо.
Ловко орудуя здоровой рукой, она подобрала свои пожитки и зашагала туда, где высилась черная громада Твердыни.
Гутхкулла действительно прихрамывала; ей оставалось только радоваться тому, что скрываться больше не нужно. Пройдя около половины пути она остановилась и обратила лицо - страшную маску из полос глины и подсыхающей крови - к далекой дымке приютившего ее когда-то леса.
Дорога назад - смерть.
Орчиха резко отвернулась и заковыляла дальше.

* * *

Твердыня предстала перед ней гигантской махиной, закрывшей полнеба. Задолго до того, как она приблизилась к стенам Твердыни, орка повстречалась со следами присутствия других орков. К Твердыне вело нечто вроде плоского прямого каменистого речного дна, вдоль которого множество орков этой громадной стаи занимались своими делами. Почти все они были в кожаных куртка и с оружием, но оружие никто не доставал... На орку никто даже не взглянул, и чем-то страшным веяло от этого безразличия: идет дикая орка, с луком, ножом, в крови и грязи, и пусть идет, значит, так надо.  А если не надо, моргнут - и не будет орки. Когда до Твердыни осталось полпути, к ней подошли трое орков, в отличии от остальных, не просто с длинными ножами, но в сверкающей одежде из металла, со щитами, копьями и множеством оружия на себе, и поинтересовались, кто такая. Выслушав ответ, отвели ее к длинному строению (все еще далеко от гигантской твердыни), возле которого было множество орков. Внутри ее подвели к совершенно громадной, даже больше того орка, которого она встретила в горах, орке в полностью черном доспехе из кожи и металла, и с сильными шрамами на левой стороне лица. Глаз с той стороны вытек, но второй горел злобным огнем. Выслушав стражника, орка скомандовала:

- Так, ты, новая: выйди наружу. Там колода с водой. Отчисти морду, лапы, и оружие. Потом вернешься сюда.

- Акх, -  дикая слегка склонила голову.

Долго искать колоду не пришлось: вот она, стоит у самой стены. Гутхкулла первым делом смыла грязь со своего нехитрого оружия, полюбовалась острыми наконечниками стрел - хорошо  сделала.  Потом соскребала с морды присохшую глину, медленно и неохотно: она привыкла носить эти отметины.  Спохватилась она, когда поняла - орчиха в черном будет недовольна ее нерасторопностью. Пробурчав соленое степное ругательство, Гутхкулла наспех вымыла руки и быстро захромала назад.  

Орка действительно оказалась недовольна.

- Что возишься, как мясо в загоне? Жирок наращиваешь?

Орка внимательно осмотрела нож и стрелы, поинтересовалась - сама делала? Принюхалась к следам яда на наконечниках, насмешливо фыркнула, осведомилась: сама делала? Потом осмотрела лапы, когти, оттянула губу, проверила зубы - в процессе продемонстрировала свои громадные клыки, как бы предлагая попробовать дернуться. Наконец, удовлетворенно кивнула.

- Значит так. Я - Курадха, командир новых. Это длинное здание напротив - барак для тех, у кого своей стаи нет. Подойдешь к главному барака, он выделит тебе место для сна. Оружие тебе выдадут. Эта одежда и оружие у тебя - мусор, можешь оставить себе, носить во время работы запрещено. Тебе выдадут одежду для работы. Когда работаешь - быть всегда в ней.

- Теперь правила. Орки в черном - орка постучала себя по груди - гвардия Твердыни. Их приказы исполнять беспрекословно в любой момент. Те, что в коричневом и с полным оружием - воины, несущие стражу. Приказывают - исполнять. Напасть на стража - будешь жестоко наказана, убьешь стража при исполнении - смерть. В коричневом с одним или двумя оружиями - воины на отдыхе, убираться с дороги, уступать проход, если ты не исполняешь приказ. Они не могут тебе приказывать, если ты работаешь, и если они в свою очередь не исполняют приказа.  Те, кто в сером - работники,  мешать им запрещено, если не исполняешь приказ. Если ты - или кто-либо еще, исполняете приказ, сообщаешь об этом. Скажем, "приказ Курадхи, освободить дорогу." В общем, разберешься. У командиров на груди бляшки с резами, у кого больше резов, тот главнее.

- Заходить в чужие бараки нельзя, если не исполняешь приказ по крайней мере гвардейца. Драться в бараках запрещено. Драться во время работы запрещено. Еда - в жральнике, утром и вечером. Каждому своя порция, брать чужое запрещено, драться в жральнике запрещено строжайше. Убивать мясо в загонах запрещено, воровать мясо запрещено. В твой барак могут заходить гвардейцы и воины на страже. Захочешь спариться с кем-нибудь не из своего барака - ищи место на стороне.

- У тебя умелые руки, работа на стрелах неплоха - можешь обратиться к мастеровым, им всегда нужны новые руки. Умеешь смешивать яды - лазарет. Там тоже могут взять. Если сумеешь выдержать - могут взять в воины. Мастеровые, лазарет, воины - возле Твердыни. Можешь отправиться туда, когда разберешься с бараком. Если никакой работы по себе не найдешь - завтра утром тебе выделит ее старший барака. Если не справишься - отправим носить жрачку волколакам. Если не справишься даже с этим - ну, снова к волколакам, но на этот раз понесут уже тебя.

Курадха распахнула дверь в соседнюю комнату - там лежало самое разнообразное оружие. Луков, впрочем, не было.

- Выбери оружие, один нож и одно большое. Оружие принадлежит Твердыне, потеряешь - сломаешь - будешь наказана. Украсть оружие - украсть у Твердыни, наказание смерть. Когда определишь, где и как будешь работать, придешь сюда, получишь одежду. Вопросы?  

- Я все поняла, Курадха, - быстро ответила степнячка. Конечно, многие слова звучали странно и непонятно, но Гутхкулле не терпелось подержать в руках оружие чужаков.
Она выбирала долго и со знанием дела, снова рискуя рассердить старшую. Дивилась прочности и легкости серой меди, проверяла, удобно ли ложится в ладонь рукоять.  Наконец, Гутхкулла отобрала себе два ножа: один маленький, похожий на тот, что у нее был, а второй - длинный, с хищно искривленным лезвием.  Свой, бронзовый, орчиха выкидывать не стала: пригодится.
В таком виде она и отправилась на поиски старшего по бараку - хромая, едва прикрытая грязными шкурами, зато с новым оружием. И почти довольная переменой в жизни. Почти.
Дальше все было просто. Правда, Гутхкулле пришлось задуматься о том, какую работу выбрать.  К воинам? Не сейчас.  Рука еще сильно болит.  Яды? Да, яды... Это хорошо.
Как сказала черная орчиха - рразарет?
Надо искать.  

Гутхкулле пришлось подождать старшего по бараку. Он пришёл, взглянул на орку, стоящую у стены:
- Новая? Иди за мной.
И, стоя на пороге отгороженной в бараке каморки:
- Как звать?
Выслушал её, протопал в низкую дверь в глубине своей комнаты, и оттуда бросил к её ногам скатанную подстилку и серую рабочую форму. Указал в дальний край барака, где на полу было свободное место:
- Спать будешь там. Место содержи в чистоте, - оценивающе посмотрел на дикую, - когда снаги разводят грязь, их приходится долго вымачивать, а то волки есть побрезгуют. Чужую постель и одежду брать нельзя. Драться в бараке нельзя. В жральнике тоже. Меня зовут Гыдхак. Разарет?
Орк произнёс по слогам:
-Ла-за-рет. Дом, где лечат. Пройдёшь вдоль барака, и дальше по дороге в сторону Твердыни. Там найдёшь. Если тебя возьмут - дадут знак. Покажешь его мне. Если не возьмут - завтра после утренней жратвы дам тебе работу. В жральник приходи вовремя. Опоздаешь - кормить не будут. Сигнал к кормёжке для нашего барака - два удара гонга. Ещё вопросы?  

- Все поняла, - уже привычно ответила дикая.
Орка утащила подстилку в свой угол и там же сменила шкуры на серую форму.  Ей пришлось изрядно повозиться с застежками, прежде чем она наловчилась  с ними управляться. А когда одежда все-таки нацепилась...
Грр.
Давит. Жмет. Чешется. Неудобно.
Припомнив еще парочку крепких ругательств, Гутхкулла подобрала грязные вещи, чтобы выкинуть их по дороге, и отправилась искать ра...лазарет.  

Орк в сером, который тащил вдвоём с другим тяжёлую корзину с углем и остановился отдохнуть, махнул лапой в сторону длинного каменного дома:
- Туда иди.

Деревянная дверь лазарета распахнулась, и оттуда выскочил крепыш в замызганной рабочей форме и грязном фартуке. Вслед ему вылетела бадейка, видимо, вышвырнутая пинком. Покатилась, из неё выплеснулись какие-то помои. Дверь захлопнулась. Орк на мгновение присел, но скорости не сбавил, пока не нырнул за угол, ухватившись за стену. Немного прополз на четвереньках и сел на корточки. Осмотрелся. Увидел хромающую Гутхкуллу и заорал прямо в низкое оконце, оказавшееся у него над головой:

- Эй, Дыг, тут больной идёт. Нет, вроде больная.

Ещё один орк неторопливо вышел наружу. Морда у него была такая, будто её большим молотом расплющили. На такой же замызганной, как у первого, рабочей куртке виднелась бляшка с поперечной чертой.
- Где больная? Ты? Подойди.  

Гутхкулла подозрительно покосилась на кривомордого, но подошла ближе.
- Не больная, - проворчала она. - Пришла помогать. Работать. Знаю, как делать яды.  

Лекарь довольно бесцеремонно взял её за локоть, приподнял раненую руку. Отпустил. Ощупал ключицу. Хмыкнул.
- Хорошо. Вы двое, убрать это (указал на бадейку и разлитые помои). Потом пойдёте за крысами. Пырей, за то, что крысу сожрал - приманку сам ищи. Но чтоб к вечеру десяток крыс был. И тогда (взгляд куда-то мимо Гутхкуллы, но палец указывает на неё) ты расскажешь, что про яды знаешь.

Дыг ушёл обратно. Пырей выбрался из-за угла, подобрал посудину.
- Принеси песка, вон, из кучи, лужу засыпь, - и тоже исчез за дверью.  

Гутхкулла посмотрела на лужу помоев, потом на кучу.... Песок в ладонях, что ли, таскать? Нет уж.
Она потынялась по лазарету, отыскала дежурку и выпросила там деревянную лохань - почти чистую, разве что малость заляпанную кровью.  Работа заспорилась. Присыпав лужу в три ходки, орчиха уволокла посудину обратно. Готово.
- Пыррей? - окликнула она помощника лекаря.  - Я - Гутхкулла. Где крысы?  

Снага вытащил из-под стола в дежурке две корзины. Они были сплетены необычно - очень плотно, и полностью закрыты, только сверху дырка размером с кулак. И медная крышка с защёлкой.
- Держи. Крысы внизу. Пойдём.
По большой дороге Пырей и Гутхкулла спустились к жральне. По пути  снага объяснял:
- Крысы нужны Дыгу живые и целые. Их внизу много. Выходят и жрут всё подряд, даже отраву. Что не погрызут, то изгадят. Можно и себе наловить. Будет и мясо, и забава. Они долго не дохнут, даже на жаровне. Живучие.
Орк в коричневой форме, с щитом и топором, заступил им путь:
- Эй, снаги! Куда?
Пырей показал стражу медную бляшку с тремя грубо пробитыми отверстиями:
- Приказ лекаря, идём крыс ловить.
- Пр-роходи.
Они  обогнули большой дом и попали на кухонный двор. Здесь множество орков драили большие котлы, тащили и свежевали свиные туши, разрубали их на громадных колодах. Помощник лекаря ловко пробирался среди этого хаоса, изредка здороваясь с кем-то или ругаясь. Гутхкуллу толкали - один орк с мясницким тесаком в лапе едва не вышиб у неё корзину, да ещё прикрикнул: "Куда прёшь!"  

Очень скоро Гутхкулла устала огрызаться и принялась молча прокладывать себе путь в толпе, не обращая внимания на толчки и ругань.
- На что ловим? - пробурчала она. - Возьмем у мясников кишки? Эй! Помедленнее. Нога болит.  

- Угу, на потроха ловим.
Пырей чуть замедлил шаг. Скоро он остановился возле большущего орка, который раскладывал свиные кости на разные кучи. Тот прервал своё занятие:
- Принёс?
Снага, откинув крышку, достал из своей корзины что-то небольшое. Орк понюхал этот предмет (полностью скрывшийся у него в горсти) расплылся в щербатой улыбке, спрятал вещичку за пазуху и хлопнул Пырея по плечу.
- Молоток! Вниз пойдёшь?
- Ну.
- Смотри, чтоб крысы тя не загрызли, ха-ха-ха.
- Потрохов дай.
- Айда. Эгей, снаги, забирай эти рёбра в оружейню!

- Гутхула, дай корзину! - Пырей отщёлкнул крышку и достал оттуда небольшой кожаный мешок.
- Чё-т у тебя мешок всё больше и больше, - заметил щербатый мясник. - А девка откуда? Тож из ваших?
- Новая.
- Угу. Слышь, новая, вот из этого корыта потроха можно брать.
Пырей устроился на бревне возле корыта и начал отрезать куски, складывая их в мешок. Ножом он орудовал ловко. И, не скрываясь, приглядывался к орке.
- Гутхула, а чё ты Дыгу не сказала, что нога болит? Работать охота?  

Гутхкулла фыркнула.
- Ходить могу, вот и ладно. Небось, не отвалится. Кто с каждой болячкой носится, слабак. А слабаки долго не живут.
Орчиха старалась не отставать и, хотя бронзовый нож был туповат и резал плохо, работала споро. Один кусок показался ей особенно аппетитным, и Гутхкулла, воровато оглянувшись по сторонам, сунула его себе в пасть.
- Сытно живете, - пробормотала она, проглотив утянутое и облизнувшись.  - А ты чего пялишься? Морду разбитую не видал или, никак, приглянулась? Так не глаза пучить надо, а место показывать. Ловушки вот только поставим.  

Пырей облизнул окровавленные пальцы.
- Место? Место, это да... Ладно, хватит потрохов. Айда вниз.

Тот же щербатый мясник проводил их к невысокой двери, там, где каменная стена переходила в скалу. За дверью уходила вниз узкая лестница. Неровно вытесанные ступеньки вывели орков в большую пещеру - с лестницы было не видать дальней стены. Вдоль спуска горели факелы, доносился плеск воды. Снизу затопали, и раздался вопль:
- Посторонись!
Пырей оттащил Гутхкуллу в сторону. Орк, одетый в одну набедренную повязку непонятного цвета, пронёсся вверх по лестнице. Там хлопнула дверь. Внизу скрипело и лязгало.
- Там, ниже, колесо. А нам не туда. Тут есть лаз, невысоко, - снага положил куда-то наверх свой мешок, ухватился, упёрся ногой в камень, подтянулся. - Давай корзину, потом лапу. А там ползи за мной и корзину впереди себя толкай.

Попискивание крыс слышалось и здесь.  

Орчиха отдала корзину и хотела было карабкаться сама, но передумала: чужой лапой попользоваться не зазорно. Будет еще время показать, что она - сильная, не чета прочим степнячкам, в папаню пошла... Однако ж за протянутую лапу орчиха схватилась крепко, сдавила, сжала - знай наших.
- И как вы тут не застреваете? - лаз показался ей подозрительно узким.
Поползла, упираясь в камень локтями. Корзина мешалась, лезла в морду, и Гутхкулла со злости боднула ее лохматой башкой. Ага! Оно куда лучше, если голову наклонить.  

- Да где тут застревать? - удивился Пырей. - Где застрять можно, туда пока не полезем - куда тебе с больной лапой. А ты в лесу, что ль, выросла? Осторожно, тут на брюхе надо проползти. Потом будет посвободнее.  

- Неа, - отозвалась орчиха. - В степях. Правда, и в лесу пожить довелось. Сытнее там, хоть и опаснее. Ну... для нас сытнее. Небось, любой из ваших бы там месяца не протянул -  окочурился б с голодухи.  

- Из ваших - это из каких? - Пырей даже остановился. - Лазаретских? Ты ещё дня в лазарете не пробыла, не знаешь ничё. А я в лесу-то бывал. Думаешь, травы да корешки сами оттудова приходят? Не окочурился, вишь. Если в твоей старой стае брюхо к спине прирастало, значит, вожак был плохой. Перебили вас? Или ты сбежала?  

- Ты ползи, ползи, - проворчала орка. - Нечего тут. А в лес пробежаться любой снага сможет. Другое дело там год-другой ошиваться.  Как я посмотрю, все вы, твердынские, разожрались на дармовых харчах. Гладкие, сытые...  Давно беды не нюхали, а?
Чуть помолчав, она добавила:
- Из стаи - ушла. Не поладила с остальными.  

- Твердынские? Ха, а ты какая? - голос его изменился, словно снага повторял по заученному, - Твердыня даёт орку всё, что нужно орку. Орк служит Твердыне, Твердыня защищает орка.
И, уползая вперёд, он добавил нормальным голосом:
- Год в лесу ошиваться - чё я там забыл? Погодь, приманку в нору положу.
Орк повозился в темноте - доставал потроха из мешка. К запаху мяса примешивался едва заметный травяной. Потом Пырей пополз дальше.  

Гутхкулла принюхалась: вроде бы знакомые травки.
- Долго еще ползти? - ворчливо спросила она. -  Не люблю, когда развернуться негде.  

Ход вывел их в большую пещеру. Здесь можно было встать во весь рост. Тянуло лёгким сквозняком.
Пырей достал из мешка горсть потрохов.
- Крысы здесь. Слышишь? Жрать хотят. Хавку чуют. Нас боятся.

Писк и шуршание слышались отовсюду.
- Там дальше колодец, туда не суйся. Сиди тихо. На вот, силки разбирай, - снага сунул Гутхкулле связку ремешков и палочек. Сам не спеша пошёл по пещере, оставляя там и тут небольшие кусочки мяса. Снова лёгкий травяной запах... Пырей вернулся с пустыми лапами. Сел на камень.
- Ш-ш-ш. Смотри. Щас уснут.
Крыса осторожно высунулась из трещины. Другая перебежала по полу. Ещё одна спрыгнула откуда-то сверху. Крыс становилось всё больше. Зверьки текли на запах еды. Кажется, брось камень не глядя - обязательно хоть одну зашибёшь.
Две крысы метнулись к ближайшей приманке. От куска мигом ничего не осталось. У одной крысы почти сразу же разъехались лапы, вторая успела сделать несколько шагов и завалилась на бок.

Гутхкулла тихо цокнула языком. Вот оно, сонное зелье, что ей никак не давалось! Теперь-то она вызнает, как такое делать, какие травы смешивать. И много чего другого вызнает...
Орчиха ловко разобрала силки, разложила их на полу.
- Собирать уже крысей, что ли? - прошептала она.  

- Собирай. Только не жри. В корзины, смотри, поровну раскладывай.
Снага подобрал ловушки, повесил себе на шею мешок с приманкой и исчез в узкой трещине, уходившей под потолок - только пятки мелькнули. Потом ссыпался откуда-то сверху, с другой стороны:
- Ну чё, Гутхула? Место нравится? Вон, на плоском камешке.  

- Я что, дура - потравленных жрать? - Гутхкулла похватала спящих крыс и разложила по корзинам. Надо сказать, ей очень хотелось запустить клыки в мяконькие тушки. Но сдержалась, отставила корзины подальше.
Когда ее спросили про место, подошла к камню, присела на пробу.
- Не ахти какое. Только мне после леса все едино - что каменюка, что шкуры.
Орчиха уже для себя порешила, что этого замучивать не будет. Спросят ведь, куда подельник пропал.  

Пырей понял это как приглашение и повалил её на камень, пока не передумала.
Орчихи, спариваясь, порой жестоко кусались. Пару раз его чуть не придушили - та здоровенная девка из пехотной сотни и та помощница мастерового, у которой при маленьком росте и страшно кривых ногах кулаки были тяжеленные, а пальцы словно железные. Поэтому Пырей сразу присмотрел рядом булыжник по руке - чтобы двинуть по башке, если Гутхкулла вдруг заартачится. Но это на самый крайний случай. А то за неё вломят, а потом её же работу делать заставят, если ненароком прибьёшь или покалечишь.  

Гутхкулла, однако же, увечить Пырея не пробовала. Да что там, не царапалась даже -  видать,  и впрямь изголодалась в этом своем лесу. Только недовольно взрыкнула, когда застежки отказались поддаваться, а так вела себя смирно, будто степная снага-заморыш, что и пискнуть боится под здоровенным орком. До странного покладисто и смирно.  

Это Пырею понравилось. И по голове бить не пришлось. Гутхкулла была крепкая орка, почти как воины, хоть и тощая. С такими никогда не знаешь, то ли поскорее управиться, чтобы вовремя сбежать, то ли подольше повозиться - а то недовольна останется, так поколотит. С этой, раз не дёргается, можно было не спешить.
- Может, ещё разок? - прорычал он, не слишком торопясь слезать на холодный камень пещеры.

- Только один? - блеснула глазами орчиха.
Пырей ей тоже понравился. Лапы не выкручивал, в шею не вгрызался, когтями не драл. Гутхкулла была довольна и даже решила, что орк заслужил особенное. Особенному она научилась не по своей воле - тогда, в степи.  Ни одна свободная орчиха не стала бы так делать. А зря. Ничего  плохого в особенном не было, даже наоборот. Не так приятно, конечно, как замучивание, но чего нельзя, того нельзя.
Вывернувшись из-под Пырея, Гутхкулла прижала его к камню и буркнула:
- Твой черед валяться на жестком. Да не дергайся, ясно? Не съем.

Пырей, который совсем не ожидал нападения, всё-таки рванулся. Клыки Гутхкуллы мелькнули возле самого уха. Орк понял, что пришла его смерть - загрызёт и сожрёт. Он ужом дёрнулся вниз, вдруг она промахнётся, а там где-то его булыжник был. Но Гутхкулла держала крепко, навалилась всей тяжестью и не давала ни освободить лапы, ни укусить. А перегрызать глотку не торопилась. И не душила. Снага понял, что всё ещё жив.
- Дура, тут орки орков не жрут, тебя и так накормят, - прохрипел Пырей, ёрзая и уже догадываясь, что его собираются вовсе не съесть.  

- Сам дурень, -  Гутхкулла подняла морду.  - Тебе что сказано? Не дергайся. Клыков не боись, не задену.
Она крепко держала лапы Пырея, и только уверившись, что орку уже не до боязни, отпустила его. А бояться было чего - вдруг стукнет в башку блажь, укусит?  

Хоть новая забава была и приятна, Пырей всё же чувствовал себя как крыса на холодной сковородке. Пока не поджаривают. Даже крошек насыпали. Но лучше бы удрать.
Телу было хорошо, это да. Но не настолько хорошо, чтобы совсем перестать чуять опасность. Или чтобы наплевать на эту опасность. Сильный может себе позволить быть храбрым. Снага, если хочет жить, должен быть осторожным.

Настолько доверять другому орку, пусть даже и самке, можно только если этот другой совсем забит и запуган. И даже тогда тот может огрызнуться, если почует, что может застать врасплох.
Пырей не думал, что новая боится его. Значит, ей нравится, что он сейчас в её власти. А мало ли что ей дальше в башку взбредёт!

Поэтому он даже обрадовался, когда по всему подземелью прокатился басовитый металлический удар.

- Гонг! Пора ловушки проверять, чтоб крысы не удавились.  

Орчиха молча поднялась и глянула на Пырея сверху вниз, склонив голову на бок и насмешливо щуря длинные рысьи глаза. Игра становилась совсем интересной. Надо отучить орка бояться ее. Как там говорят про глупых детенышей, что тычутся слепыми мордами в мамкино пузо? До-верчивые. До-верчивых орков не бывает. Но Гутхкулла хитрая. Гутхкулла придумает.

* * *
Крысы из ловушек были хуже, чем те, что нажрались сонного зелья. Две перегрызли путы и удрали, одна всё-таки удушилась, остальные почти все были с переломанными лапами. Да и попалось их немного. Половина ловушек осталась пустая, хотя приманка в них была съедена вся подчистую.
Пырей прикинул, сколько вышло добычи, и решил, что Дыгу хватит, да ещё им поесть останется. Он ловко свернул ещё одной покалеченной крысе голову и протянул тушку Гутхкулле:
- Будешь?  

Гутхкулла кивнула, уже впившись зубами в крысиное брюшко. С тушкой было покончено за считанные секунды.
- Какие они у вас толстые да гладкие! - орчиха рыгнула и облизала губы. - Вот бы еще парочку...
С сожалением глядя на аппетитную добычу, она принялась оправлять на себе одежду. Вытерла испачканные ладони о бедра, пригладила растрепавшиеся лохмы.
- Ну чего, потопали к знахарю, как его там?

- К Дыгу. Айда.

* * *
Лекарь взвесил обе корзины, потом запустил руку в одну из них. Ловко достал крысу, притворив крышку, чтоб не выбрались другие. Зверёк пробовал вывернуться, но корявые пальцы Дыга держали крепко.
- Пойдёт. В клетки их! Потом горшки драить будешь. А ты, новая, тоже айда за мной, - лекарь потянул изувеченными ноздрями воздух, скривился ещё больше. Развернулся и пошёл, держа крысу, к дальней двери, откуда тянуло дымом и запахами снадобий - прогорклого жира, сухой травы, хвои. Пырей шустро  потопал следом.
В знахарской каморке снага поставил корзины рядышком на пол, уселся и начал переселять добычу в большие медные клетки, стоявшие вдоль стены. Дыг мимоходом сунул ему и свою крысу. Ткнул пальцем в Гутхкуллу:
- Ты! Без приказа сюда не входить! Лапами без приказа ничего не хватать! Сожрёшь что из зелий - будем на тебе новые составы проверять. Ясно?  

- Яснее некуда, - проворчала орчиха. И вдруг взвилась:
- Умный, да? А другие - слепые кутята, жизнью не биты, хреном не тыканы? Какой же полудурок станет зелья жрать? Даже последний снага побережется! А я, чай, не снага... Приставили яды готовить, а не полы мести. Ясно?  

Пырей за спиной у Дыга скорчил отчаянную рожу и замотал головой.

Кривомордый лекарь рассмеялся. Замахал лапой вверх-вниз, мол, бывает же такое. Потом сказал:
- Пшла вон. За свиньями ходить. Через пять дней придёшь. Если жива будешь. Погоди, стой.
Ткнул пальцем в бляшку с чертой у себя на куртке.
- Это что?  

На Гутхкуллиной морде оскал быстренько сменился угрюмым и препаскудным выражением: пасть кривится, а глазки вроде и потухли, но коптят.
- Это, батя, значит, что ты здеся самый умный, сильный и красивый.  

Дыг фыркнул. Назвать его красивым мог разве что слепой. И объяснил он всё так же, не слишком злобно:
- Дура. Слушай, а то помрёшь быстро. Бляшка с одним резом. Значит, я командир. Скажу по делу - слушаешься. Порядок говорю - соблюдаешь. Хорошо работаешь - сама такую получаешь. Потом. Сейчас не слушаешься - в лазарете не работаешь, за свиньями ходишь. Пять дней. Топай. Или охрану кликнуть, чтоб по чавкам надавали и бежалось быстрее?  

Гутхкулла потрясла лохматой башкой и состроила жалобную, виноватую рожу.
- Да ты чего, хозяин? Я орчиха смирная. А что бузила, это потому что в лесу одичамши. Больше не буду. Надо к свиньям - пойду к свиньям. Но ежели при себе оставишь, не пожалеешь. Расторопнее и покладистей орчихи в моей стае не было, клык даю. А видному вожаку вроде тебя услужить одна радость. Вона какая отметина на морде сурьезная! Мне нравится. Где получил-то?
Орчиха сморгнула и уставилась на Дыга так, как самка-недоросль смотрит на бывалого, могучего воина - с подобострастным восхищением.  

- Нравится? - лекарь оскалился. - Здесь и получил. Топай. Как вызовут с утра работать в лазарет - придёшь.


* * *
Отловив первого попавшегося под руку снагу, болдог отправил его в лазарет, за лекарями. Те не заставили себя долго ждать.

- Значит так, грифы. Что вы придумали зеленуху, после которой раны не гниют - это хорошо. На месяц на двойной паек.
Теперь: сделайте такое, чтобы держалось на клинках и действовало быстро. Лучше, конечно, чтоб раненый таким сразу подыхал... но это уж как получится. Снаги в нестроевщине, зверье в лесу, сколько надо наловят. Вопросы есть?

Башаг поскрёб затылок:
- Этта, надо бы ещё за кореньями в лес, снаг так две малых стаи. И штоб мастеровые не жмотили зелья. И зверьё - эт, конечно, да. Только не против зверья же делаем. Скоко варить по крепкости, опять же, на зверье не этта...

Хулгыр нахмурился.
- Снаг хватает. А с мастеровыми - сам мурлом не щелкай, не для себя зелья, для дела. По крепости - оно ясно, что не на зверье. Сам понимаешь. Так что пробуй на медведях, волках либо лосях. В общем, на сильных зверях. На кабанах матерых можешь попробовать, только учти, что кабаны после этого в котел пойдут. Ну да не мне тебя учить. И учти, передохнут, этих кабанов сожрав, снаги - на тебе пробовать прикажу. Все. Ежели вопросов нет - валите.


* * *
Гутхкуллу поставили перегонять мясо из загона в загон. Когда свиньи съедали всю траву на участке, утаптывали и перекапывали землю, их переправляли на новое место. В старом загоне поправляли ограду и обрушенные острыми копытами поилки, убирали навоз. Там быстро вырастала новая трава, и туда приходило новое стадо. Время от времени орки разбрасывали подкормку - и надо было бросать грибы, жёлуди и куски соли так, чтобы мясо, пусть и едящее траву, но снабжённое клыками и тяжеленное, не проломило на радостях забор и не стоптало "кормильца".

На шестое утро старший барака, назначая орков на работу,  выкрикнул: "Гутхкулла - в лазарет".

У стены лазарета были сложены кожаные мешки. От них пахло травой и ягодами. Два работяги сидели на земле и что-то толкли в железных ступах, изредка зачерпывая горстью из раскрытого мешка, стоящего возле них.

Гутхкулла потопталась возле снаг, понюхала воздух, заглянула в мешки и шустрой крысой шмыгнула внутрь - искать Дыга.
- Ну, хозяин, получай обратно работницу. Чего помочь надо?
За эти дни орчиха приспособилась загодя давить звериное бешенство, что мутной струей шибало в башку, и с ее морды ни на минуту не сползало выражение покорности и довольства. Мол, прикажете - сделаем и еще рады будем.  

- Говорила, яды умеешь делать? Пойдём. Покажешь, чего умеешь.

Впустив Гутхкуллу в каморку и притворив дверь, Дыг спросил:
- Порядок помнишь?  

Орчиха кивнула.
- Помню, как не помнить? Все помню.
Пошуровав глазами по знахарской клети, Гутхкулла осведомилась:
- Прям сейчас и показать? Это запросто. Чего надо сготовить? Могу такой яд, что оленя свалит, могу слабый - мышов травить.

- Так-таки и запросто? Ну, давай, на оленя сготовь. Ступки вон, на полке стоят, плошки здеся. Травы по стенам висят. И говори, что делаешь и зачем, как выбираешь, чего сколько кладёшь.

Дыг внимательно следил за Гутхкуллой. И приглядывался к её ухваткам, и заодно приглядывал, чтобы не стащила чего.  

Гутхкулла обнюхала все связки трав. Засохшие или желтые листья - пропускала. Один корешок попробовала на зуб - и смачно сплюнула на пол: то самое.
- Ентот корешок, - она отломила кусок с полкогтя и сунула его в ступку, - мять буду. А те когтепырки потом.
Орчиха сорвала несколько длинных листьев посвежей  и кинула рядом.  

Дыг хмыкнул, вприщур глядя на новую: продолжай, мол.  

Орчиха растолкла корешок пестом в вязкую серо-желтую однородную массу, несколько раз поплевав в нее, чтоб не пересохла. вывалила в плошку, тут же цапнула вторую ступку - для листьев:
- Хозяин, ежели стрелы мазать - так вперед тем, - она дернула подбородком на готовое, - а как высохнут, так ентим. Поверх. От ентого яду олень и царапнутый сдохнет. По следам его вынюхать - и жрать можно, брюхо не скрутит.  

Дыг взял плошку, понюхал, покивал:
- От яду не скрутит. С голодухи скрутит, пока тот олень подохнет. На двуногих отраву могешь сготовить? Чтоб быстро валила?  

Гутхкулла стрельнула взглядом по стенам с развешенными пучками трав:
- Штоб сразу - корешка одного тута нет. В лесу растет, где топко, где грязь гнилая. Штоб стрелы мазать. Или штоб нажрамшись сдохли? - орчиха дернула губами в усмешке, клыки сверкнули - и быстро скрылись.  

- Оба сготовишь. Топай за корешками своими. Стражам у ворот знак покажешь.
Покопался где-то под фартуком, вытащил железный кругляш с дыркой, через которую был пропущен кожаный ремешок. Сунул Гутхкулле.
Собрался еще что-то добавить, но дверь распахнулась и показалась голова незнакомого орка.
- Дыг, там ранетых притащили. С костеломки. Одному лапы перешибло, другой с пробитой башкой. Ррругаются!
Орк подавил смешок.
Лекарь кивнул. Уже на пороге повернулся к новой, сумрачно бросил:
- В лес ступай.
Дождался, пока Гутхкулла из каморки вышла, дверь затворил, да крепкую палку в створы задвинул - чтоб не открылась, значит.  

Обнюхав и попробовав на зуб кругляш с кривыми царапинами, Гутхкулла прицепила его к вороту шнурком, засунула за пазуху - руки в лесу всегда должны быть свободны, - и выкатилась за дверь. Забежав в барак, орчиха прихватила оружие и, почти уже не прихрамывая, направилась к воротам, ускоряя шаг при виде начальства и замедляя - когда никого, кроме снаг, поблизости не было.
- Вот, Дыг в лес за корешками погнал, знак дал, - она ткнула метку кривому стражнику, ковырявшему в зубах у ворот.  

Тот оглядел знак, кивнул:
- Топай.