www.venec.com

Екатерина Аннинская

ВЕНЕЦ ФЕАНОРА

Первый роман цикла "После Пламени"

Между Светом и Тьмой

1

- Властелин, этот... твой пленник - он кто?

Мелькор приподнял брови:

- Нолдо.

- Нолдо? - недоверчиво переспросил я. - Но он едва не лишил меня облика перед воротами Ангбанда. И Глора тоже. Никогда не думал, что Воплощенный способен причинить такую боль.

Властелин помрачнел.

- Мне не следовало позволять вам выходить против него, Дарглуин. Это было... - он запнулся на мгновение и отрывисто закончил, - ошибкой.

- Кто-то должен был выйти.

- Кто должен был, тот и вышел, - резко ответил Мелькор. - Балроги.

- Да, Властелин, - я склонил голову.

Раньше он не был таким раздражительным. До войны. До плена. До этих злосчастных ран, нанесенных Сильмариллами. Раньше с ним можно было спорить. Теперь мы предпочитали не рисковать. Кроме Саурона, разве что.

- Феанор не сам это сделал, Дарглуин, - снова заговорил Властелин.

Мягко и чуть устало. Примирительно.

Я удивленно посмотрел на него

- Не сам? Но кто же тогда?

- Он использовал силу, которую я ему дал когда-то. Пламя.

- У тебя есть Пламя? - потрясенно переспросил я. - Но во время войны... Властелин, почему же мы проиграли?!

- У меня не было Пламени, Дарглуин, - терпеливо объяснил Вала. - И сейчас нет. Вряд ли кто-то из Поющих способен им овладеть отсюда.

- Не понимаю. Как ты мог дать то, чего у тебя нет?

- Я направил Феанора. Показал ему путь. Поддержал. И он с моей помощью сделал то, что никому другому не удавалось. Он добыл Пламя, Дарглуин!

Глаза Мелькора блестели. С такой же гордостью он рассказывал нам, как уничтожил Древа. Едва сам не сгинул, но уничтожил.

- Он добыл его для тебя, да? - восхитился я. - Ты не мог сам дотянуться до Пламени и использовал Воплощенного. Красивое решение, Властелин! Едва ли Владыки Запада ожидали такого.

Восставший с сомнением посмотрел на меня.

- Не совсем так, Дарглуин. Впрочем... неважно. Как бы то ни было, этот Воплощенный мне нужен. И он не пленник.

О чем-то Мелькор, похоже, умалчивал, но спрашивать в таких случаях бесполезно. Только ждать, пока сам захочет сказать. Или узнать у других - если повезет.

- Он будет жить в Ангбанде, - Вала испытующе посмотрел на меня.

- Да, Властелин.

Что ж, теперь все становилось понятным и правильным. Феанор был вроде зверя, обученного приносить добычу. Но у всякого зверя в стае есть место. И этому нолдо пришла пора узнать свое.

2

Я должен привыкнуть к Ангбанду. Должен прижиться здесь. Иного выхода нет. Я не могу подвести Мелькора. Да и вернуться к сыновьям не могу. Они сочтут меня мороком. Наваждением Врага. Или преда...

Нет! Не стану думать об этом. Мой дом теперь - Ангбанд. Ладно, пусть не мой дом, не могу я считать домом это место. Дом друга. Ближайшего друга. Да нет, единственного!

Друга, который дважды спасал мне жизнь - больше, чем жизнь. Он помог мне сохранить себя, из самого Мандоса сумел вырвать. Остановил войну. Пощадил моего бывшего сы... впрочем, это неважно. Он освободил меня от Клятвы. Сильмариллы отдал. Даже меч вернул. И это после того, как я поклялся уничтожить его!

Чем отплатить за такую преданность, за такое немыслимое доверие? Что я могу для него сделать? Что я готов сделать?

Готов - многое. Жизнью бы рискнул точно, без колебаний. Да только нужно ему не это. Он хочет, чтобы я стал здесь своим. Чтобы снова занялся творчеством. Чтобы принял Ангбанд. Чтобы Ангбанд принял меня.

Это трудно. На смертельную опасность я пошел бы легче. И охотнее. Но ведь и Мелькор сделал ради меня невозможное. Почти невозможное.

Едва ли я смогу полюбить Ангбанд, друг мой, как бы я ни старался. Неприятное это место. Чужое. Странное. Но привыкнуть к нему я постараюсь - ради тебя. Хотя бы на время.

3

- Пофехтуем, мастер?

Знакомый голос, тихий и равнодушный.

Феанор остановился. Медленно обернулся. Встретил взгляд зеленовато-карих глаз. Немигающий, как у змеи. Взгляд, от которого по спине пополз неприятный холодок.

Майа был не один. Позади него стояли еще четверо. Коренастый мужчина с растрепанными голубовато-серыми волосами. Из-под приподнятой верхней губы у него выглядывали клыки, словно у волка. Поджарый блондин в лазурной тунике. Русоволосая девушка с коротким мечом на поясе. И огромный, со взрослую пантеру, дымчатый кот. Не зверь, разумеется, тоже майа, судя по взгляду и манере держаться.

Феанор надменно поднял подбородок и неспешно обвел всю компанию оценивающим взглядом. С удовольствием отметил гнев, блеснувший в глазах коренастого, и раздраженно дернувшийся кошачий хвост.

- Здесь? - мастер демонстративно осмотрелся.

Зал был просторный, и светильники на стенах горели ярко. Неплохое место для поединка. Интересно, ждали они, пока Феанор здесь окажется, или нарочно подправили рисунок коридоров? Пламенный уже успел заметить, что Ангбанд меняется, подстраиваясь под желания своих хозяев.

- Здесь, - бесстрастно подтвердил майа со змеиными глазами.

Феанор молча вынул из ножен меч и вскинул в салюте.

4

Фехтовал он неплохо - для Воплощенного. Да нет, просто неплохо, надо отдать ему должное. И честно на этот раз: не пытался использовать Пламя, мечом обходился.

Я ожидал, что Глор справится прежде, чем успел бы закончиться песок в малых часах. Но Феанор держался. И даже не уступил до сих пор ни шагу.

Ральтагис присвистнула. Я взглянул на нее.

- Хорош, а?

- Дело не в этом, - она сдвинула брови. - Ты ничего не замечаешь, Дарглуин?

- Ну... - я пожал плечами. - Воплощенный предпочитает обороняться, что неудивительно.

- Да нет же! Тебе ничего не кажется знакомым в его манере?

- Да не фехтовальщик я! Чего ты от меня хочешь?

- Ты не фехтовальщик, но наши-то тренировки не раз видел.

- Хм-м... Ну, вот этот прием помню. "Водяной змей", так, что ли?

- "Морской змей", - не без досады поправила меня Ральтагис. - Ты неисправим!

- Не моя мелодия, - огрызнулся я. - От тебя же не требуют, чтобы ты абрикосы выращивала в Теплой долине. Или волков на охоту водила.

- А при чем тут абрикосы? - обиженно встопорщил усы Тевильдо. - Ты-то сам и травинку спеть не способен!

- Да не в абрикосах дело, Кот, - примирительно сказал я. - Это я так, к слову.

- Уймитесь оба! - перебила меня Ральтагис. - Вы посмотрите, как он фехтует! Внимательно посмотрите. Ничего не напоминает?

- Властелина напоминает, - сообразил Алаг. - Его приемы. Да?

- Да, - подтвердила Ральтагис. - И его ошибки.

- Ошибки?

- "Кошачий коготь" у него изогнут чуть больше, чем следует. И еще..., - она внезапно запнулась. - В общем, этот нолдо учился у Мелькора и, надо признать, прилежно учился.

- Тогда Глору придется туго! - легкомысленно засмеялся Алаг. - Он выигрывал у Властелина не больше двух боев из дюжины.

- А ты и вовсе ни одного, - не удержался я от насмешки.

- Кто бы говорил! - он вздернул подбородок. - Ты хоть меч-то в руках держал когда-нибудь?

- Мне клыков хватает, - я демонстративно оскалился.

- Замолчите! - снова оборвала нас Ральтагис. - Это всего лишь Воплощенный, у кого бы он ни учился.

- Однако Глор до сих пор не закончил. Ты, разумеется, быстрее справилась бы.

Она только бровью повела. Ну, еще бы! Клинком Ральтагис владела мастерски. Мелькора в свое время побеждала в семи боях из дюжины, Саурона - в пяти. А остальные ей вообще были не соперники.

Я снова посмотрел на фехтующих. Глору, видимо, стало надоедать развлечение, и он двинулся в решительную атаку. Нолдо отбил ее без особого труда, как мне показалось. И перешел в наступление сам. Что там произошло, я так и не понял. Видел только, как Глор вскинул меч, принимая на него удар - а в следующее мгновение обломок его клинка звонко ударился о каменный пол. Феанор приставил острие к груди своего противника. Глор медленно, словно сам не веря в происходящее, опустил руку с обрубком меча.

- Прекратить!

Мы вздрогнули от этого гневного окрика. Тевильдо сконфуженно прижал уши.

Властелин. Ох, как невовремя!

5

- Что это значит? - резко спросил я у поединщиков.

- Тренировка, Властелин, - спокойно объяснила Ральтагис. - Обычная тренировка.

Изо всей компании только она не выглядела испуганной. И еще - Феанор. Хотя он казался немного смущенным - насколько это вообще было для него возможно.

- Разве я задал вопрос тебе? - холодно осведомился я.

- Нет, Властелин, - она была все так же невозмутима.

Я снова повернулся к фехтовальщикам:

- Глор?

- Это была тренировка.

Майа неловко сжимал обрубок меча в руке, словно не мог решить, что с ним делать.

- Почему здесь? Почему не в зале для тренировок?

Молчание.

- Глор, Дарглуин, Ральтагис, за мной, - велел я, без труда определив зачинщиков свары.

И скорее почувствовал, чем услышал облегченный вздох Тевильдо.

- Феанор, я зайду к тебе позже.

Нолдо хмуро кивнул.

Для разговора я выбрал Малый Гранитный зал. Уселся в одно из кресел, кивком указал майар на соседние.

- Покажи свой меч, Глор.

Он молча протянул мне то, что осталось от клинка. Место излома было оплавлено.

- Кто его делал?

- Нэртаг.

- Выковал?

- Нет, спел.

Спел... Не игрушка, значит, не тренировочный клинок. Меч, предназначенный для сражений с Поющими. Созданный бывшим майа Ауле, причем одним из лучших. В искусстве работы с металлом Нэртаг не уступал Саурону.

- Зачем ты вызвал Феанора на бой, Глор? - спросил я с досадой. - Тебе мало той, первой встречи?

- Хотел посмотреть, на что он способен, - майа уже пришел в себя и теперь смотрел дерзко, явно не считая себя виноватым. - Вообще-то я оказал ему честь, Властелин.

- Властелин, ты оставил этого нолдо в Ангбанде, - вмешалась Ральтагис. - И не в качестве пленника. Но ни в орочьи казармы, ни к ремесленникам ты его не отправил тоже. Кем он будет здесь? Что за место ты назначил ему?

Я с трудом удержался, чтобы не приказать ей замолчать. И не объяснить им всем раз и навсегда, что не их дело задавать мне вопросы или обсуждать мои решения. Удержался. И ответил мягко, насколько смог:

- Он мой друг, Ральтагис.

- Воплощенный?!

- Он больше, чем Воплощенный.

- Больше? Он твое творение, да, Властелин? Ты изменил его. Однако сделать его Поющим не смог даже ты.

- Он не Поющий. И не Воплощенный. Он иной. Единственный в мире.

- Интересный опыт, - согласилась Ральтагис. - Он стал бы украшением... лаборатории.

- Он стал тем, кем я хотел его видеть, - отрезал я.

- Ты решил вывести еще одну новую расу? - заинтересовался Глор.

- Нет! Во всяком случае, я не ставлю такой цели. Он мой друг, понимаешь ты или нет?! Он величайший мастер. Он владеет силой Пламени.

Майар молчали. Ждали продолжения.

- Ладно, Поющие. Он - мое творение. Любимое. Одно из лучших. Теперь я объясняю доступно?

- Да, Властелин, - улыбнулась Ральтагис. - И ты можешь быть спокоен. Мы не повредим твоему творению.

6

- Для чего я дал тебе меч?

Восставший закрыл за собой дверь, хлопнув ею громче, чем это было необходимо.

Феанор угрюмо нагнул голову. Если он и чувствовал себя неловко, это прошло, едва он услышал раздраженный вопрос Мелькора.

- Этот меч я сделал себе сам, - огрызнулся мастер, глядя исподлобья. - Ты лишь вернул то, что принадлежало мне.

- Без меня ты не выковал бы даже сносного кинжала! У вас в Амане ни малейшего представления не было о боевом оружии.

- Без тебя нам не понадобилось бы оружие. Да и вам тут в Ангбанде нечем похвастаться, как я погляжу. Клинок у твоего майа был никудышный.

- Я видел этот клинок после вашего боя, - сверкнул глазами Восставший. - Он был оплавлен! Ты опять использовал Пламя? Использовал против моих соратников?!

- Я бился честно! - возмутился Феанор. - Спроси лучше этого, со змеиными глазами, что он сотворил со своим мечом!

Мелькор несколько раз прошелся по комнате, отшвырнув ногой с дороги кресло. Постепенно замедлил шаги. Остановился у окна, задумчиво посмотрел на Пламенного.

- Я бился честно, - уже тише повторил нолдо. - Я вообще не стал бы сражаться, если бы они не заступили мне дорогу. Почему они ищут ссоры, Мелькор?

- Они не искали ссоры, - примирительно сказал Вала. - Хотели посмотреть, как ты умеешь фехтовать.

- Ну, и как? - ехидно осведомился Феанор. - Им понравилось?

- Ты произвел на них впечатление, - усмехнулся Восставший. - Больше они тебя не побеспокоят. Но я прошу и тебя впредь воздерживаться от подобных опытов.

- Я не стану бросать вызов первым, - нолдо вздернул подбородок. - Но если кто-нибудь вздумает...

- Тебя не побеспокоят, - с нажимом сказал Вала. - Об этом я позаботился.

7

- Ну, как? - осторожно поинтересовался Тевильдо. - Очень он разозлился?

Глупый вопрос! Если бы наш Вала разгневался по-настоящему, спрашивать было бы уже некого. Во всяком случае, вслух. Впрочем, надо отдать должное Мелькору: я ни разу не видел, чтобы он всерьез сердился на кого-то из нас. Хотя, конечно, иметь с ним дело если он даже слегка не в духе, удовольствие более чем сомнительное. И уж во всяком случае не в моем вкусе.

- Разозлился? - Ральтагис небрежно повела плечом. - С чего бы, собственно? Мы просто поговорили.

- Меч он забрал, - пожаловался Глор. - Мол, опыт получился интересный, а мне Нэртаг пусть новый сделает.

- Он и сделает, - заверил я его. - Лучше прежнего. Что Властелин-то сказал?

- Попросил не трогать больше этого нолдо, - осклабился Дарглуин. - Хотя мы и так не причинили бы ему вреда. Мы же так только, поиграть хотели.

- Глядя на тебя, этого не скажешь, - насмешливо заметил я. - Клыки-то спрячь.

- Чем это тебе мои клыки помешали, Талло? - он по-волчьи наморщил нос.

- Ничем. По мне, так они тебе даже идут. Только вот нолдо Властелина может тебя неправильно понять. Мы-то тебя не первую тысячу лет знаем, а он - меньше тысячи страж.

Дарглуин немного подумал и убрал клыки.

- Ну, и зачем Властелину этот нолдо понадобился?

- Эксперимент, - ответила Ральтагис. - Ну, и инструмент заодно. Живой носитель Пламени, единственный в мире. Из этой затеи действительно может выйти польза. Хотя и возни с этим созданием хватает.

- Мелькор задумал использовать его против Амана? - уточнил я.

- Думаю, да, - согласилась Ральтагис. - Хотя он так толком ничего и не объяснил. Сказал, что это его творение, особенно ценное, да и все.

- Может, он и сам еще не знает, что делать со своим нолдо? - предположил я. - А может, хочет сюрприз нам устроить, с него станется.

- Или то, что сделает наш Вала, будет сюрпризом для него самого, - усмехнулась Ральтагис. - Это с него станется тоже.

- Кстати, Талло, а как твои-то дела? - спросил Глор. - С Маэдросом что-нибудь получилось?

- В таких вопросах спешка только во вред, - назидательно ответил я. - Нам важен результат, а не скорость его достижения. Я работаю с Маэдросом.

8

Пахнет дымом. Вулкан пробуждается.

Нет... горят корабли.

Багровые отблески на облаках... вправду? Кажется?

Наши паруса были такими же. Белыми в красных пятнах. Потом - в бурых. Ветер тогда подул не сразу, словно брезговал касаться забрызганных кровью полотнищ. Только волны раскачивали корабли, гнали их все дальше от берега. И тела на пристани издали казались просто яркими пятнами. Словно тэлери приготовили праздничные дары, чтобы везти на Эрессеа, и сложили в ожидании погрузки. Это было даже красиво. Если смотреть, не думая, на что смотришь. Вообще ни о чем не думая.

Страшно вспоминать. А ведь тебе там жить, Фингон. Каким оно было, ваше возвращение? Порой я думаю, что нам здесь все-таки легче. Нам - не жить на земле, где мы сделались изгоями, едва ли не врагами. Нам - не смотреть в глаза тем, кого мы убили, когда погибшие выйдут из Мандоса.

Хотя нет, Фингон. Наша судьба не лучше. Мы явились...

... захватчиками во владения Мелькора...

... в край, где за каждой скалой, в каждом овраге таится неведомая опасность...

... чтобы продолжить кровопролитие, начатое в Альквалондэ...

... чтобы биться с Врагом...

... чтобы убивать хозяев этих земель и отбирать то, что принадлежит им...

... чтобы отомстить за короля...

... погибшего по собственной глупости...

... и за отца, сломленного Морготом...

... осознавшего ошибки и стремящегося спасти нолдор...

... чтобы вернуть Сильмариллы...

... которые тебе предлагали, Маэдрос, отчего же ты не взял то, ради чего пролил столько крови?

"Тебе?" "Ты?"

- Кто здесь?

Я не узнал собственного голоса: он был глухим и хриплым, словно я разучился говорить за все эти... Дни? Годы?

Никого - ни на земле, ни в небе.

Выходит, я говорил сам с собой.

9

Мелькор понимал, насколько трудно Феанору привыкнуть к Ангбанду. И дело было не только в Музыке: тому, кто стал другом Восставшему, вряд ли сильно резала слух его Тема. Разлука с близкими? Но мастер и в Амане редко стремился к их обществу, предпочитая работу. Одиночество? Властелин Ангбанда не мог проводить много времени с Феанором, а майар больше не стремились присмотреться к нолдо, скорее избегали его. Впрочем, едва ли это мешало мастеру радоваться жизни. А вот вынужденное бездействие - да. И проблему следовало решить.

Коридоры крепости раз за разом норовили привести Пламенного то в кузницу, то в ювелирную мастерскую, то к спуску в шахты. Да и сам Мелькор частенько, словно бы невзначай, упоминал в разговорах металлы и камни. И старательно сдерживался, чтобы ничем не выдать горечи и тревоги: сможет ли сам когда-нибудь взять инструменты в руки, заживут ли ожоги? Феанор, если и чувствовал настроение друга, ничем этого не показывал, за что Восставший был ему благодарен.

Усилия Мелькора в конце концов возымели действие: нолдо начал-таки приживаться в новом доме. Обустроил себе покои и мастерскую в северной башне, облюбовал одну из кузниц, несколько раз спускался в рудники - и вышел оттуда не с пустыми руками, уж об этом Властелин Ангбанда позаботился.

И однажды, поднявшись в башню к Пламенному, Вала обнаружил, что дверь заперта. Ему хватило бы одного прикосновения, чтобы резные створки распахнулись: не от друга мастер закрылся, это явственно слышалось в мелодии. Но входить Мелькор не стал. Улыбнулся и направился к лестнице.

Цель была достигнута: Феанор работал.

10

Никого ни на земле, ни в небе.

Иногда мне кажется, что и меня самого нет, осталось только гаснущее эхо сознания.

В пустоте
Тесно.
Не сетуй.
Стань - песнью.
Стань - пеплом.
Стань - пылью.
Сгорело -
Остынет.

Вязкие серые тучи липнут к скалам, медленно подползают к моим ногам. Когда-нибудь они поднимутся выше, и я задохнусь. Или растворюсь в них.

...А может, уже растворился.

Плети свои
Сети.
Лови свои
Тени.
Зови - не ответят.
Проси - не изменят.

Медленно качается склон вулкана, и кажется, что Тангородрим вот-вот рухнет вместе со мной. От ветра качается - нет, от смеха, и я невольно смеюсь вместе с ним, сам не зная, над чем. Беззвучно смеюсь: слишком страшно слышать собственный голос. Я отвык от него.

Сойти
По ступеням,
Собрать
По крупицам -
Сквозь стужу,
Сквозь темень
Забытые лица

...Дождь стекает по щекам. Холодные капли. Горькие.

Если я чувствую вкус дождя, может быть, я еще жив?

11

Я высыпал на стол гранаты, найденные в одной из пещер на северо-востоке, и залюбовался. Удивительно насыщенный цвет, в Амане не добыть таких камней. Там все оттенки мягче, словно разбавлены или дымкой подернуты. Во владениях Мелькора гранаты яркие, словно брызги свежей крови, топазы - медово-желтые, хризолиты напоминают сочную нежно-зеленую листву Лаурелина, пронизанную золотым светом... чего, к счастью, не замечает Восставший, иначе наверняка изменил бы их цвет. А может, и оставил бы все, как есть. Еще вопрос, что было создано раньше: Железные горы или Древа. Да и нет больше Древ, а горы - вот они, целы, даже Войну Стихий пережили.

Разумеется, пережили: Мелькор же рассчитывал на войну, ждал войны. И все-таки проиграл ее. Или - не проиграл? Вряд ли он смог бы нанести более сильный удар по Аману, сложись обстоятельства иначе. Впрочем, ответного шага он все еще опасается, так что война с Валар не закончена.

Зато закончена война с нолдор, и за это я благодарен Восставшему, пожалуй, не меньше, чем за собственное спасение. Хотя предпочел бы, чтобы Вала достиг цели иным способом.

Маэдрос... Сначала я не хотел даже вспоминать о нем. Словно и не было у меня такого сына. Был - безымянный пленник Мелькора, живой щит между нолдор и Ангбандом.

Потом... Шли годы. Здесь, в Ангбанде, где не видно звезд, время считают по стражам, отмечая каждую смену ударом гонга. Полдюжины страж - сутки. Тридцать дюжин суток - год. К этому мне было особенно трудно привыкнуть. Свет Древ или звезды - не столь уж важно: главное, ты чувствуешь дыхание мира, живешь в согласии с ним. А железное сердце Ангбанда бьется в ритме, заданном песком, пересыпающимся из одной чаши в другую. В ритме, заданном Властелином. Или Наместником, восстановившим крепость. Смена чаш - смена стражи. Удар сердца - удар гонга. Я с трудом приучил себя не вздрагивать внутренне от этих тяжелых ударов.

Шли годы, и мой гнев на Маэдроса остывал. Соображал ли мальчишка, что говорил тогда? Растерянный, потрясенный, обозленный захватом в плен. Быть может, он все это время жалел о словах, сказанных в момент отчаяния, как пожалели мы с Мелькором о решениях, принятых в ярости. И пытался дозваться меня - тщетно, потому что я не хотел отвечать, не хотел слышать его, думать о нем.

Может быть, зря?

Проверить это следовало немедленно - раз уж я усомнился. Проверить - и, возможно, изменить судьбу пленника. Судьбу... сына?

12

"Маэдрос".

"Отец?!" - пленник вздрогнул, едва не сорвавшись с карниза. И прижался спиной к скале.

Феанор молчал. Словно ждал чего-то. Маэдрос медленно перевел дыхание, пытаясь унять бешено заколотившееся сердце.

"Отец, ты где? Ты - свободен?!"

Надежда. Безумная, бессмысленная надежда, что король нолдор избавился от наваждения Моргота и вновь стал собой.

"Свободен, конечно", - Феанор явно был удивлен вопросом. И слегка раздосадован. - "И ты можешь стать свободным".

"Я?!" - Маэдрос зажмурился так, что цветные пятна поплыли перед глазами.

"Мелькор освободит тебя в любой момент. Достаточно моего слова".

Пленник закусил губу. Во рту стало солоно.

"Маэдрос?"

Нолдо судорожно сжал кулаки. Точнее, один кулак: прикованная рука давно перестала слушаться, он даже не чувствовал ее.

"Маэдрос, отвечай!" - уже не предложение - приказ.

Пленник не отозвался. Разговор потерял для него всякий смысл. С тем же успехом можно было беседовать со скалами Тангородрима. Или с тучами. Или с чахлой сосенкой на одном из уступов справа внизу.

"Сын, дай клятву не воевать с Ангбандом - и ты свободен!"

"Я уже дал клятву. Как и ты, если еще помнишь".

Феанор, против ожидания, не рассердился на дерзость.

"Мелькор освободил нас от Клятвы. Сильмариллы у меня".

"Это ничего не меняет".

"Маэдрос?!"

"Дело не в мести, отец. И не в Камнях. Дело в нолдор. Я не отдам их Врагу".

"Я король нолдор, и я приказываю тебе..."

"Слуга Моргота не может быть королем нолдор".

"Да как ты смеешь..."

"Но Враг напрасно радуется победе. Ты предал нас. Придет время - ты предашь и его".

13

Больно. Он сам не понимает, что говорит, он ослеплен жаждой мести и страхом перед Мелькором - вернее, перед тем Врагом, которого сам придумал себе. Он ничего не знает, хотя думает, что знает больше других. Он тысячу раз неправ, и все-таки он сумел сделать мне больно!

А я ведь не предавал нолдор. Я сыном пожертвовал ради них! Его свободой заплатил за их жизни. Но и Маэдроса я не предавал тоже: он сам сделал выбор. И только что повторил его, хотя я дал ему шанс все исправить.

Сколько же ошибок совершается из-за подозрения в предательстве! Сначала мы с Мелькором, теперь Маэдрос. Только мы сумели прозреть, протянули друг другу руки, сделали шаг навстречу. И увидели: не было никакого предательства. Только нелепое стечение обстоятельств, превратно понятые слова.

Мы - сумели. Маэдрос оказался неспособен на это. Он скорее умрет. Нет, хуже: он готов быть игрушкой в руках судьбы! В руках Мелькора. Безвольным орудием. Только бы не принять на себя ответственность за происходящее, только бы не признать ошибки.

Несчастный глупец! Осколок породы, отлетевший из-под резца. Ему нет места в узоре. Нет места в жизни.

И почему я все еще жалею о нем?

14

- Маэдро-ос...

Я знаю, что он услышит мой тихий голос. В резких порывах ветра, в шорохе сухих травинок на выступах скал, в постукивании дождевых капель по камням.

Услышит - и поймет, что его ожидает. Или не поймет. Так, пожалуй, даже интереснее.

Воздух поет в ушах, когти сжимаются в сладком предвкушении, я уже почти ощущаю вкус крови забывшегося Воплощенного. Самый соблазнительный, самый желанный сейчас для меня вкус.

- Тебе очень скучно здесь одному, верно, Ма-аэдрос?

Разумеется, я не убью пленника. И даже не покалечу. Я буду его навещать. То чаще, то реже. Я заставлю его со страхом ждать каждой встречи, ждать мига, когда он почувствует мои зубы на шее. И спешить не буду ни в коем случае. Нолдо будет видеть мое приближение, видеть, как я сужаю круги, играя в воздухе. Он будет вжиматься в скалу, зная, что это все равно не поможет, что встреча со мной неотвратима. А потом я устроюсь прямо над его головой и медленно проведу кончиком языка по его коже, чувствуя, как панически бьется под ней жилка. Он, конечно, попытается сопротивляться: они все так делают. Но в его положении не очень-то подергаешься. И в конце концов он поймет это, перестанет биться и замрет, обессиленный и покорный. Я заставлю его подождать еще несколько томительно-сладких мгновений - и наконец укушу.

- Развлечемся, Маэдрос-с? Ты много интересного говорил о Мелькоре. Теперь тебе предстоит узнать еще больше интересного - о самом себе.

Я добралась до Тангородрима и описала круг - так, чтобы пленник смог хорошенько меня разглядеть.

Он смотрел. Внимательно следил за моим приближением. Не отводил глаз, не жался к камням - только зашарил свободной рукой по склону, словно ища что-то. Камень, что ли? Я насмешливо засвистела. Зря стараешься, мальчик, оружия ты тут не найдешь, Саурон позаботился и об этом. А жаль: я люблю, когда вы трепыхаетесь. У строптивых квенди плоть горячее, кровь слаще. Никогда не убиваю их сразу.

Ни разу до сих пор не пробовала, каковы на вкус нолдор: Властелин запретил. Да и на синдар теперь не очень-то поохотишься: наш Вала не одобряет такие забавы. А я не хочу его огорчать.

Но на этого пленника Властелин сердится. Этот пленник расстроил его нолдо, да так, что тот почти перестал работать. И если я теперь поиграю с Маэдросом, Мелькору наверняка будет приятно. Даже если он отчитает меня за самоуправство.

- Ты мне нравишься, М-маэдрос. Мы часто теперь будем вместе. Ты рад?

Замер. Понял, что защититься ему нечем. Но какой взгля-ад! Ты надеешься произвести на меня впечатление, мальчик? Хочешь сделать вид, что совсем-совсем не боишься? Только я-то чувствую аромат страха: вы, Воплощенные, особенно вкусно пахнете, когда напуганы. Я слышу ужас и отвращение в твоей мелодии. И ненависть тоже. Неплохая приправа к лакомству.

Ну, вот и уступ над головой пленника. Я свешиваюсь вниз. Язык касается теплой шеи нолдо, щекочет ее...

Надо же! Он попытался схватить меня, этот забавный мальчик! И от резкого движения едва не слетел со своего карниза. Маэдрос, я же Поющая, я все равно окажусь быстрее, как бы ты ни старался!

Ну-ка, еще разок...

"Тарис, не смей!"

"Не мешай, Талло!"

"Этот квендо принадлежит Властелину".

"Он оскорбил Властелина".

"Ты опять за свое? Как может Воплощенный оскорбить Поющего?"

"Маэдрос заслужил урок!"

"Чего же ты ждала столько времени? Он уже и сам, должно быть, свои слова забыл".

"Я ему напомню. И заставлю кровью заплатить за каждое! А ждала я из-за тебя. Какой смысл кусать Воплощенного, который себя не осознает?"

"Таринвитис, прекрати! Я вожусь с этим пленником больше дюжины лет. Если тебе требуется игрушка, поймай кого-нибудь из синдар".

"Мне не нужна игрушка. Мне нужен этот нолдо с непомерно длинным языком".

"Его язык Властелина не волнует. А вот его рассудок - да. Маэдрос на грани безумия. Я с трудом удерживаю его. Если ты окончательно сломаешь его мелодию, объясняться с Мелькором придется тебе".

"Он так хрупок, этот Воплощенный?"

"Наоборот, слишком крепок. Но у каждого свой предел, и сейчас Маэдрос опасно близок к нему. Хочешь его подтолкнуть?"

"Хочу, но не стану. Ради Мелькора".

По-моему, Талло облегченно вздохнул.

- Мы еще встретимся, Ма-аэдрос, - ласково пропела я, на прощание задев кончиком крыла щеку пленника.

Ничего. Рано или поздно он перестанет быть нужен Мелькору. Но останется нужен мне.

15

Ральтагис встретила Феанора в коридоре северного крыла. Встретила позже, чем ей хотелось, но все же несколько раньше, чем можно было рассчитывать: в последнее время нолдо Властелина сделался вял и мрачен и почти перестал спускаться из выделенной ему башни.

Пламенный шел медленно и явно был погружен в не самые веселые мысли. А ведь красив, с удовольствием отметила про себя Ральтагис. Высокий, статный, черноволосый, с пронзительно-синими глазами. Квенди, конечно, все недурны собой, но Властелин выбрал для опытов действительно одного из лучших. Внешне, по крайней мере.

- Покажи мне что-нибудь из твоих творений, мастер, - мягко попросила Ральтагис.

Именно попросила, хотя никогда не говорила так с Воплощенными. Да и с Поющими не часто.

- Моих творений?

Феанор удивленно посмотрел на майэ, словно только что заметил ее.

- Мелькор много рассказывал о твоем мастерстве. Говорил, что тебе не было равных среди квенди Амана.

Низкий голос Ральтагис казался сейчас бархатным. Важны были не слова - интонация. Мелодия, обволакивающая, словно ароматное масло, дразнящая воображение, неодолимо манящая. Важен был взгляд сиреневых глаз, ставших необычно темными. Бездонными, словно пропасти на юго-западе Железных гор, словно подземные озера восточного предела. Забудь себя, забудь обо всем - прыгни в звенящую глубину. Не думай ни о чем, не сомневайся - прыгни.

- Квенди Амана? - нолдо надменно приподнял брови.

- Здешние Воплощенные куда менее искусны, - Ральтагис пожала круглым плечом, расстегнутый ворот рубахи приоткрылся, обнажая мягко выступающий край ключицы.

Платье она не стала надевать даже ради нынешней забавы: очень уж несозвучно оно было ее мелодии. Да и какое платье подчеркнет ее красоту лучше обтягивающей туники лилового шелка?

Феанор оторвал наконец взгляд от лица майэ, перевел ниже. Теперь он рассматривал Ральтагис. Дерзко. Бесцеремонно. Восхитительно!

- ...И не только в работе с металлом и камнем, - промурлыкала женщина.

Опыт намечался интересный, очень и очень.

- Этот пояс плохо подходит к твоей тунике, - внезапно заявил Феанор, снова посмотрев в глаза майэ. - Слишком тяжел. И узор крупноват.

Вроде бы хотел добавить что-то еще, но внезапно замер, неподвижно глядя прямо перед собой и улыбаясь чему-то. А потом быстро зашагал прочь, как будто забыв о собеседнице.

16

- Все-таки Властелин повредил что-то в его мелодии, - обронила Ральтагис, неодобрительно глядя на чашу с яблочным вином.

- Ты сначала попробуй, а потом говори! - обиделась я. - И при чем тут Властелин? Он вообще не прикасался к нему.

- А Пламя кто ему дал? Владыки Запада?

- Какое Пламя? - ошарашенно переспросила я.

- То, которое изменило его природу. Дэрт, ты что, ничего об этом не слышала?

- Ральтагис, я сама делала это вино. Собственными руками! Ну... и пела немного. Его, конечно, можно согреть, но, по-моему, это лишнее. Так вкуснее - ты попробуй и убедись.

- Да я не о вине! - досадливо отмахнулась она.

- А о чем? - опешила я.

- О Феаноре.

- Об этом нолдо? Он что, опять что-то сломал?

- Может, и сломал, с него станется, - она фыркнула. - Но я об этом пока не слышала. Тут другое, Дэрт...

- И зачем он тебе понадобился? - покачала я головой, когда Ральтагис закончила рассказ. - Никакой Воплощенный не сравнится с Поющими. Особенно с нашими Поющими!

- Ты не понимаешь, - вздохнула она. - Феанор ведь уже не квендо, он нечто новое. Творение Властелина.

- И что, наш Вала научил его обращаться с женщинами? - заинтересовалась я.

- К сожалению, нет, - Ральтагис усмехнулась. - Этому Пламенный явно учился сам. В отличие от фехтования.

- И был не слишком прилежен? - ехидно заметила я. - Но я так и не поняла, чем он тебя-то привлек.

- Какими могут быть дети у такого отца?

- Известно, какими. Один вон висит на Тангородриме, можешь посмотреть, если тебе интересно.

- Мелькор дал Феанору Пламя уже после рождения сыновей, - объяснила Ральтагис. - Для изучения нужен новый ребенок. И лучше всего - наполовину майа.

- Вряд ли что-то получится, - я накрутила на палец кончик косы. - Пламенный все-таки квендо. В Амане у него осталась жена, и вряд ли он изменит своему выбору. А ее в Ангбанд не доставить никак.

17

Ты очень заботлив, Мелькор. Порой даже слишком.

Ну зачем ты подослал ко мне майэ? Да, с Нерданэлью меня давно ничего не связывает, и ты знаешь об этом. А если бы и связывало, вряд ли я когда-либо еще увижу ее. Не могу сказать, что огорчен разлукой: мне более, чем хватает Маэдроса. Упрямство матери он унаследовал в полной мере.

Конечно, ты хочешь, чтобы Ангбанд стал для меня домом. И делаешь все возможное ради этого. Твоя майэ с серебристо-русыми волосами действительно хороша. И она старалась, Мелькор. Очень старалась понравиться мне.

Не хочу, чтобы ты счел меня неблагодарным, друг. Я сделаю для этой женщины новый пояс. Легкий, ажурный. Серебряное кружево с лиловыми искрами аметистов. Сделаю - и отдам тебе для нее. Ты поймешь, я знаю.

Я никогда не повторю поступок своего отца, Мелькор. Я не обреку сыновей на то, что заставили пережить меня. У меня не может быть и не будет второй семьи.

* * *

- Феанор, что дурного тебе сделала Индис?

- Ничего.

Я рассматриваю мозаику на полу, старательно прослеживая взглядом каждую линию узора, каждую прожилку в камне.

- Она заботится о тебе.

- Да, отец.

- Она любит тебя, как сына.

Я резко вскидываю голову:

- Она мне не мать!

- Мириэль не вернется, Феанор.

Голос отца кажется мне безжизненным. Словно Финвэ произносит правильные, заученные слова, но сам не верит в них.

- Ты не хочешь, чтобы мама вернулась?

Я сам не знаю, вопрос это или утверждение. Скорее, второе.

Отец отводит взгляд.

- Этого не хочет она.

- Из-за меня, да? - не выдерживаю я. - Если бы меня не было, Мириэль бы осталась с тобой?

- Ты не должен говорить так, сын! Она любит тебя. Так любит, что отдала тебе все свои силы.

- Я не просил об этом! Мне не нужны ее силы! Мне нужна мама!

Отец молчит. А что тут скажешь? Мириэль не думала о моих желаниях, она выбрала за меня. И отец - выбрал.

- Будь добрее с Индис, Феанор. Хотя бы ради меня.

Ради него? После того, что он сделал?!

- Я почтителен с ней, отец, - сдержанно говорю я.

- Этого мало.

- Сделать больше я не могу.

* * *

Избавиться от Индис было не в моей власти. Она так и не покинула наш дом - ушел я, едва достигнув совершеннолетия. Зато теперь я избавился от ее потомков. Раз и навсегда. Ни один из них не ступит на землю Эндорэ!

18

На льду не оставалось следов. Даже там, где он был припорошен снегом. Лунки, прорубленные для ловли рыбы, затягивались, стоило отойти на несколько шагов. Словно ледяная пустыня была живой и старалась избавиться от всякой памяти о чужаках. Сохранялись только могилы, сложенные из ледяных обломков. И их становилось все больше.

Еды хватало: рыба послушно приплывала на зов Детей Песни, и припасы, взятые с собой из Амана, пока не иссякли. С питьем было хуже. Морская вода для этого не годилась. Нолдор откалывали куски льда и лизали их, утоляя жажду.

Здесь нельзя было спать: приходилось беречь тепло. Из тех, кто, не выдержав, поддавался сну, лед высасывал жизнь. Малыши спали на руках у родителей. Детей постарше почти не осталось: рано или поздно они укладывались на лед и больше не поднимались.

Взрослые эльдар могли обходиться без сна дольше, иногда задремывая на ходу или уходя в мир видений. Главное было - не прекращать двигаться. Двигаться, пусть даже по кругу, из которого невозможно вырваться. А кругами они ходили уже давно. Не помогало ни чувство направления, никогда до сих пор не подводившее эльдар, ни разведчики, высылаемые вперед, ни звезды, изредка появлявшиеся в разрывах туч.

Чувства лгали. Можно было довериться им или действовать наперекор - результат оставался тем же. Звезды показывались слишком редко и ненадолго, чтобы помочь путникам: мелькнут, подразнят несбыточной надеждой и снова спрячутся. Разведчики возвращались измученные и разводили руками: в каком направлении ни иди - все то же. Никаких следов - ни зарубок, ни лунок. Только вросшие в лед могилы тех, для кого дорога уже закончилась.

19

Я с тобой, отец. Да и другие - они верят в тебя. Верят, что мы дойдем. Что лед когда-нибудь кончится. Тучи ли разойдутся, чтобы звезды смогли подсказать нам путь, или мы сами придумаем что-нибудь.

Я сначала думал: если лед не сохраняет никаких следов, можно оставлять что-то на нем. Хоть украшение, хоть застежку плаща: кое-что мы все-таки взяли с собой на память о прежней жизни. Впрочем, какой смысл? Мы и так оставляем - тела умерших. И снова возвращаемся к ним.

Моргот ли не желает подпускать нас к своим владениям, другие ли Валар задумали погубить, в конечном итоге невелика разница. Да и зачем им останавливать нас, пропустив сперва корабли? Разве что - потому что нас больше, чем тех, уплывших. Пока еще больше.

Если, конечно, Валар пропустили их. Если корабли сгорели уже после того, как нолдор сошли на берег. Если Феанор со спутниками не в Мандосе. Феанор - и Маэдрос.

Маэдрос... Я не знаю ничего о твоей судьбе, но не хочу думать, что ты умер. Потому что - какой смысл тогда в этом походе? Я ведь шел на помощь к тебе, друг.

Нет, смысл, конечно, есть. Мы с отцом приведем нолдор в Эндорэ. Вопреки воле Моргота или Валар, вопреки предательству Феанора, вопреки холоду и отчаянию, вопреки беспощадной воле этих ледяных пустошей.

У нашего народа будет дом. Будут земли. И жизнь - будет. Новая. Вольная. Настоящая.

Надо только дойти. Всего-навсего. Мы сумеем, отец. Мы сумеем, Маэдрос.

Мы должны.

20

- Мама?

- Идем, Коркион.

- Мама, вставай!

- Она спит, Коркион. Не тревожь ее, она слишком устала.

- Но я тоже хочу спать! Почему тогда мне нельзя?

Я смотрю на маму: она улыбается, и крошечные снежинки поблескивают на ее волосах, выбившихся из-под капюшона, на опущенных темных ресницах, на щеках. Я перевожу взгляд на лед: он гладкий и ровный, на нем так удобно лежать. Сейчас я тоже...

- Коркион, нет!

Отец хватает меня за шиворот, рывком поднимает. Я растерянно смотрю на него, на глаза наворачиваются слезы. Он никогда не обходился со мной так.

- Идем, сынок.

Голос у него хриплый. И взгляд непривычный. Пустой. Пугающий.

- Надо идти. Если мы отстанем от других, то уже не догоним их.

- Что с того? - я снова усаживаюсь на лед и улыбаюсь, сам не зная чему. Как мама. - Что с того, отец? Они снова вернутся к нам. А мы пока отдохнем.

Идущие между тем останавливаются, и несколько мужчин направляются к нам. Медленно, чуть пошатываясь. А потом начинают рубить лед. Отец, поколебавшись, присоединяется к ним. Только иногда на маму оглядывается, словно ждет чего-то. Может быть - что она проснется?

Я не мешаю старшим. И помочь не пытаюсь: нет сил на это. Только на то, чтобы переставлять ноги, когда скажут идти. Только на то, чтобы не позволять векам сомнуться.

Я смотрю на маму. Я еще не раз увижу ее, когда мы будем проходить мимо. Нет, не ее саму, конечно. Только ледяной дом. Блестящий, словно необработанные алмазы в мастерской у отца. Много-много алмазов...

- Не спи, Коркион!

Я с усилием протираю глаза и делаю первый шаг. Прочь от мамы. Обратно к ней. По новому кругу.

21

- Передашь ей это, Мелькор?

Феанор протянул Восставшему изящный металлический пояс.

- Кому? - удивился Вала.

- Майэ с серебристыми волосами.

- Ральтагис? Ты сделал для нее подарок? - Восставший явно обрадовался. - Но почему ты не хочешь отдать его сам?

- Лучше, если это сделаешь ты.

Пламенный явно не хотел лишнего обсуждения, и Мелькор не стал настаивать.

- Я передам.

- Кстати, я недавно закончил еще одну работу. Идем, покажу.

У балкона, на который вела дверь из спальни, было теперь новое ограждение: сплетение сосновых ветвей, отлитое из металла. Каждая иголочка, каждая чешуйка маленьких круглых шишек казались живыми.

Мелькор только кивнул одобрительно и на мгновение прикрыл глаза: мол, лучше не сделаешь. Двум мастерам редко требовались слова, чтобы оценить творения друг друга.

- Чего больше в окончании работы - радости, что замысел воплощен, или огорчения, что все позади? - Вала провел кончиками пальцев по блестящим хвоинкам.

- Трудно сказать, - Феанор отбросил с лица волосы, которые немедленно растрепал ветер.

Ни венца, ни даже обруча Пламенный в Ангбанде не носил. Только ремешок вокруг головы повязывал во время работы.

- Есть у меня одна задумка, - медленно проговорил Мелькор.

- Для меня? - Феанор, стоявший облокотясь на ажурную решетку, немедленно выпрямился.

Взгляд его стал внимательным. Острым.

- Для нас обоих, - мечтательно улыбнулся Вала. - Достойное нас творение. Творение, которое перевернет весь мир.

Нолдо быстро посмотрел вверх. Аманская привычка: сначала проверить, нет ли поблизости птиц, соглядатаев Манвэ. Потом - говорить. И лучше не вслух - мысленно.

Мелькор повторил движение друга мгновенно, прежде, чем успел осознать это, но над головой было только затянутое тучами северное небо. Вала удивленно моргнул, перевел взгляд на Феанора - и от души расхохотался. Пламенный засмеялся тоже, правда, не столь весело.

- Это касается тех, кто скоро придет в Арду, - снова заговорил Восставший. - Людей. Я хочу дать им свободу, друг мой. Подлинную свободу.

- У них ее нет?

- Сейчас ее нет ни у кого в Арде. Нам всем приходится выбирать. Одну из двух Тем. Или Тьму, или Свет. Третьего не дано, Феанор.

- А я?

- Ты же в Ангбанде. Ты создал Сильмариллы и хранишь их, но ты в Ангбанде. И даже если бы ты ушел отсюда, едва ли ты захочешь вернуться в Аман.

- Допустим, - Пламенный сдвинул брови. - А что же люди?

- Младшие Дети по природе своей не принадлежат ни Тьме, ни Свету. Но пока мир расколот надвое, пока существует необходимость выбора, в Арде не прекратятся войны.

- Так ты хочешь - соединить?! - изумился Феанор. - Два противоположных начала? Свою Тьму и Свет, который всегда был враждебен тебе?

- Да, - Вала улыбнулся. - Тогда люди смогут прокладывать себе путь сами, не придерживаясь торных дорог. А Эндорэ будет ограждено от Валар: у этих земель будет свой Свет.

Мелькор нарочно не сказал "моих земель".

- Сильмариллы, - договорил за него Феанор. - Вот зачем они были нужны тебе!

- Да. Но я не властен над их Музыкой, - лицо Восставшего напряглось при воспоминании о неудачной попытке подчинить Камни. - Ты - единственный, кто может соединить две Темы.

22

Я говорил правду, само собой. Но не всю. Феанор услышал ровно столько, сколько он способен был воспринять сейчас. Ни на слово больше.

Люди получат свободу выбора. Полную. Но любой из бесчисленных путей будет приводить их ко мне. То, что не получилось с Перворожденными, выйдет с Младшими. Я сам обучу и воспитаю атани, помогу им обрести силу. Под моей рукой они станут великим народом, оставив квенди далеко позади. А те, кто выберут Свет, получат его из моих рук. Даже сами не зная этого.

Свет и Тьма объединятся в одной земле. Под одной властью. Моей.

Быть может, я еще вернусь в Аман. Только теперь - не пленником. Даже не Властелином, желающим заключить мир с равными себе. Я приду как завоеватель. Победитель. Хозяин мира. Если пожелаю того.

Впрочем, Валар сейчас подобны старым инструментам, пылящимся в углу мастерской. Они от начала страшились Тьмы, теперь я лишил их Света, а единственное существо в Арде, владеющее силой Пламени, у меня. И со мной.

В моих руках скоро окажется все: и материя мира, и души Детей. Валар - прошлое Арды. Я - Властелин настоящего и будущего. Они больше не соперники мне. А мстить проигравшим неинтересно.

Настоящий мой соперник не здесь. Тот, кто говорил когда-то, что любой мой замысел, каждое деяние послужат лишь его славе. Что скажет он, когда те, кому он сам вверил будущее Арды, запоют во время Второго Хора мою Музыку?

Это будет красивая победа, не так ли, Единый?

23

Соединить Тьму и Свет. Дать свободу не только людям - всем живущим в мире. И самому обрести свободу. Никогда больше не разрываться, пытаясь выбрать между другом и сыновьями, между прежними привязанностями и новыми. И навсегда забыть об угрозе войны.

Забыть?! Не обольщайся, Феанор. Нолдор воюют с Мелькором не потому, что им не нравится его Тема. Они мстят за Финвэ. И за тебя.

Но быть может, когда расколотый мир станет целым, ярость моих подданных остынет? От них ведь не требуется заключать союз с Ангбандом - только не нападать. И не провоцировать нападение.

И может быть, Маэдрос, почувствовав, как меняется Арда, сам изменится? Перестанет искать угрозу там, где ее нет? Поверит мне, поверит Мелькору. Я, конечно, не прощу ему тех слов, но заплатил он за них достаточно. Если он откажется от войны - пусть уходит.

Вернусь ли я тогда к нолдор? Не знаю. Вряд ли. Среди них нет мастеров, равных мне. Нет и тех, на кого мне было бы не жаль тратить время, с кем хотелось бы говорить. Тот, с кем хочется, единственный, здесь. Способный не просто понять меня - творить вместе. Умеющий задавать вопросы, на которые интересно найти ответ, ставящий задачи, решить которые - честь даже для лучшего из мастеров.

Соединить Тьму и Свет! Кто еще в Арде додумался бы до этого? Кто сумел бы совершить такое - кроме нас?

24

- Как мы сделаем это? - нетерпеливо спросил мастер, возвращаясь вслед за Мелькором в комнату и закрывая дверь. - Свет заключен в Сильмариллах. А Тьма?

- Я могу воплотить свою Тему в металле, - ответил Вала.

И замолчал, предоставляя Пламенному продолжить мысль самому. Многие их совместные замыслы рождались так. Мелькор и Феанор перебрасывали друг другу сырую еще идею, словно в снежки играли. И так до тех пор, пока она не обретала четкость.

- Металл, - Пламенный побарабанил пальцами по столу. - Оправа для Сильмариллов. Кольца?

- Нет. Камни должны оставаться вместе.

- Тогда - венец?

Восставший кивнул.

- Теперь я понимаю, почему ты до сих пор не носил убора, - понимающе усмехнулся мастер.

- Я и не собираюсь, - покачал головой Мелькор. - Мне не нужны внешние знаки отличия, я не Воплощенный. Зато я носитель одного из начал. Если Венцом воспользуюсь я, это нарушит равновесие, к которому мы стремимся. Так что надеть наше творение придется тебе.

- Мне?! - ошеломленно переспросил нолдо. - Венец, воплощающий власть над Эндорэ? Я знал, что ты мне доверяешь, и всегда ценил это, но чтобы настолько!

Вала расхохотался:

- Моя власть над Эндорэ воплощена в самом Эндорэ, Феанор. Оно - мой Венец! И уж этот Венец никому, кроме меня, не придется впору. Никто просто не способен им завладеть.

Мелькор торжествующе посмотрел на друга - мастер, заслуженно гордящийся удачным творением.

- Никто, - повторил он. - Ни Дети, ни Поющие, ни ты, ни даже Единый. Здесь на всем отпечаток моей личности и моей Темы.

Вала заложил руки за спину и прошелся по комнате из конца в конец.

- Тот Венец, что мы сделаем, будет лишь инструментом. Удобным. Дающим огромные возможности тому, кто умеет им управлять. Венец не властителя - мастера.

- Мне не нужна власть, - пожал плечами Феанор. - Мне нужна возможность применить свое искусство, дать жизнь замыслам. И этот Венец... Знаешь, возможно, он станет чем-то большим, чем Сильмариллы.

- Этому творению нет и не будет равных в Арде, - торжественно заверил его Мелькор.

- Тогда за работу, - просто сказал мастер.

25

Мелькор споет металл. Я сделаю из этого металла Венец.

Каким он будет? Я пока не вижу его. Ни формы, ни линий узора - ничего. Это случается иногда: замысел рождается уже в ходе работы, ты двигаешься наощупь, вслушиваясь в материал, сливаясь с ним, становясь им. И не знаешь, чем закончится этот путь, что выйдет из твоих рук. Так бывает - но очень редко. Так рождались лучшие мои творения. Так были созданы Сильмариллы.

* * *

Можно вырастить рукотворный аметист или рубин - и он будет крупнее и ярче, чем те, что удается найти. Можно дать жизнь изумруду. Или алмазу. За десятилетия опытов мы научились творить любые камни. И схожие с уже существовавшими в Арде, и совсем новые.

Каждый мастер стремился превзойти остальных и ревниво оберегал секреты. Значение имело все: состав и температура раствора, порядок добавления компонентов, длительность и скорость роста кристаллов. Чуть ошибешься - и получится камень тусклым или непрочным. С вкраплениями или не того оттенка. И все - можно выкидывать.

Дети в Тирионе играли такими выброшенными поделками. Кое-что мы отдавали тэлери - выкладывать мозаикой улицы. Мореходам и это годилось: они никогда не разбирались в камнях.

У меня неудач не случалось. Ни разу. Ко мне просились в ученики - я отказывал. Хотя скрывать было нечего: я не придерживался схем и не запоминал их. Работал каждый раз, словно впервые. Слушал еще не родившееся творение - и помогал ему прийти в мир.

Камень сам подсказывал мне, что и как делать. И я никогда не повторялся: выращенные мной кристаллы были живыми, и не удалось бы найти двух одинаковых, как невозможно отыскать двух полностью схожих эльдар. Даже если они близнецы.

Можно вырастить топаз или сапфир. А можно - создать совсем новый камень. Необыкновенный. Невиданный.

А если не просто камень? Если что-то большее? Например, кристалл, который не только преломляет свет, но и хранит его в себе? Рукотворную звезду! Если я могу делать камни не хуже Ауле, почему не сумею создать подобие творений Варды?

Именно подобие я и создал тогда. Выращенные мною кристаллы сияли ослепительным голубоватым светом, но лишь в лучах звезд. Они были ответом на мелодии Варды, их продолжением - и не более. Словно отражение в воде... а если не только свет отразить - все мелодии? Все происходящее в мире?

Так появились палантиры. Кристаллы, заглянув в которые, можно было видеть дальше орлов Манвэ. И, держа камень в руках, говорить с тем, кто смотрит в такой же. Им даже Пелоры не были преградой, моим палантирам. Они оставались зрячими и в глубоких пещерах, и под водой. Но и они были - только отражением.

Создать камень, который сам нес бы свет, творил его. Камень, подобный Лаурэлину. Или Тэльпериону.

Я подолгу сидел под Древами. Смотрел на них. Вслушивался в шорох их листьев. Ловил в ладони капли сияющей росы. Сначала один. Потом с Мелькором. Я не говорил ему о своем замысле: боялся, что задуманное мной невозможно. Боялся неудачи - впервые в жизни.

- Как они это делают?

- Что?

- Творят свет?

Мелькор покосился на Древа. Он никогда не смотрел на них прямо - только искоса или сильно прищурившись. И старался как можно скорее отвести взгляд.

- Они не творят его, Феанор. Собирают. Это древний свет, оставшийся от разбитых Светильников. Он рассеян в мире и почти не виден. Древа притягивают его - из потоков воздуха, из воды. Отовсюду.

Собирают и отдают... Вот решение! Мои камни будут подобны Древам. Подобны - но независимы от них!

Обычно для выращивания кристалла требуется немало времени. Порою проходят десятки дней. Сильмариллы я создал за один.

Немного светящейся росы, загодя собранной на Эзеллохаре. Сила Пламени, заставляющая ее затвердеть.

Три Камня. Каждый из них нес свет обоих Древ, но лишь в первом росы Лаурэлина и Тэльпериона было поровну. Второй Сильмарилл пожелал быть серебристым. Третий выбрал золотой цвет.

26

Я прекратил тренировку и замер, вслушиваясь. Этот голос - в нем звучала сейчас почти прежняя мощь, и всё же я чувствовал: Мелькор поет на пределе своих возможностей. Я стиснул зубы, представив, чего ему это стоит.

Почему он поет один? Почему не позвал никого из нас?

Я стоял в нерешительности, опустив меч. Я боялся за Мелькора: он никогда не умел рассчитывать силы, он не берег себя, и в этом была его главная слабость. Но - помешать творению?.. А это была именно Песнь творения. Что, если она излечит Властелина? Что, если он нашел способ?!

Безумная надежда боролась во мне со страхом, и я медлил. До тех пор, пока Песнь не умолкла. Не оборвалась, как это бывало в последнее время. Завершилась. Впервые с возвращения Мелькора. Вала справился!

И тогда я пошел... нет, почти побежал. К нему.

Ангбанд не пытался остановить меня. Наоборот, привел самой короткой дорогой. Значит, Властелин не был против.

Я распахнул дверь, сделал несколько шагов и остановился.

Мелькор сидел на стуле, сгорбившись и бессильно уронив на колени руки. Веки его были опущены, прядь волос прилипла ко лбу. Впрочем, мое присутствие Вала почуял сразу. Рывком выпрямился, куснув губу. И снова замер, глядя на меня мутными от боли глазами и тяжело дыша.

Снова не получилось? Или - все-таки?...

Я не задавал вопросов. Стоял и ждал, пока он заговорит сам.

Взгляд Мелькора постепенно прояснился, дыхание стало ровнее. Бескровные губы растянулись в торжествующей улыбке.

Вала показал глазами на стол. Там лежал слиток. Незнакомый мне металл - черный, начисто лишенный блеска, он, казалось, впитывал свет.

- Гвэтворн, - сказал Мелькор.

Я невольно поморщился и сам себе удивился. С тех пор, как пробудились Дети, мы часто говорили на их языке. Даже между собой. Так хотел Властелин. Я давно привык к этому. Но сейчас эльфийское имя металла почему-то царапнуло слух. Странно.

Я осторожно взял слиток. Он оказался гораздо тяжелее, чем можно было предположить с виду, и горячий на ощупь. А еще от него исходило ощущение такой мощи, что я ужаснулся, осознав, сколько сил Вала вложил в эту Музыку. Гораздо больше, чем было когда-либо у меня - а ведь это только одна мелодия!

- Для Сильмариллов? - спросил я, уже почти зная ответ.

Мелькор кивнул.

Я невольно перевел взгляд на его руки. Он заметил это и невесело усмехнулся:

- Не я.

Я облегченно вздохнул. Но если не Властелин, то...

- Так вот зачем тебе Феанор!

Восставший не ответил. Некоторое время размышлял о чем-то, полузакрыв глаза. Потом снова взглянул на меня.

- Саурон, ближайшие несколько дней тебе придется справляться одному. Я... должен отдохнуть.

- Ты мог бы и не говорить об этом.

Он снова кивнул, выжидающе глядя на меня. Давал понять, что хочет остаться один.

- Я помогу тебе дойти до покоев? - спросил я, поколебавшись.

Я сильно сомневался, что Мелькор сумеет хотя бы встать без посторонней помощи.

- Не нужно, я сам. - Он снова улыбнулся, почти весело. - Да не тревожься, тебе не придется подбирать меня где-нибудь в коридоре. Ступай, Саурон. И, кстати, успокой остальных. Не хотелось бы, чтобы сюда сбежалось пол-Ангбанда узнать о моем самочувствии.

27

Феанор осторожно коснулся слитка, принесенного Мелькором. И едва не отдернул руку: внешне гладкая поверхность металла на ощупь казалась усеянной крошечными раскаленными иглами. Пламенный подождал, вслушиваясь. Нет, гвэтворн не был враждебен. И не отталкивал мастера. Скорее проверял. Так норовистый конь испытывает наездника: стоит ли повиноваться тому.

Феанор положил на слиток ладонь. Мягко, но вместе с тем властно. "Шипов" больше не ощущалось. Металл не то, чтобы подчинился, но успокоился - до поры.

- Надо же! - усмехнулся Пламенный. - Сколько уже мы вместе, а я никогда еще не работал с воплощением твоей Темы.

Восставший помрачнел, но ничего не ответил. Едва ли квендо способен понять, что значит для Поющего невозможность воплотить свою Музыку. Сначала годы вынужденного молчания в Амане, выдержать которые было бы невозможно, если бы не надежда вернуть свободу - надежда, за которую Мелькор упорно цеплялся. И если бы не дружба с Феанором. А потом... Вырваться на волю ценой потери способности творить - какая чудовищная насмешка!

Восставший не впал в отчаяние лишь благодаря извечному своему упрямству и неумению сдаваться. Подчинить судьбу! Добиться желаемого наперекор всему - хоть силой, хоть хитростью. Мелькор снова и снова пробовал петь, превозмогая боль. Существующая материя подчинялась ему почти с прежней легкостью, но все попытки создать что-то новое заканчивались неудачей. Несмотря на запредельное напряжение воли и сил. Но Восставший не отступался.

Гвэтворн был первой его завершенной мелодией после боя с Унголиантой. Маленький слиток металла, вобравший в себя мощь, которой с запасом хватило бы для создания материка. Но чего это стоило! Закончив, Мелькор почти дюжину суток провел в полузабытьи от боли и усталости. Да и сейчас еще не вполне оправился. И всё-таки это была победа.

Феанор почувствовал настроение друга и посерьезнел. Больше не говорил ничего - полностью сосредоточился на работе.

28

Я взял гвэтворн в руки и порадовался, что догадался оставить Сильмариллы в другой комнате. Этот металл и мои Камни были не просто чужды друг другу - враждебны. Я понятия не имел, как стану соединять их. Знал только одно: когда время придет, я это почувствую. Нащупаю путь, который приведет к цели. Даже если он единственный. Даже если его почти невозможно найти. Даже если это будет стоить мне жизни: не слишком высокая цена за возможность подняться на высоту, недостижимую не то, что для мастеров нолдор - для самих Валар!

Металл почувствовал мою решимость - и отозвался низким гулом. Его голос был почти недоступен слуху, он звучал в моем сердце.

"Я ждал тебя, мастер", - сказал мне гвэтворн.

Я положил его в горн и принялся раздувать огонь.

"Я - сила, - басовито гудел металл, и в груди начинало сладко ныть от его мелодии. - Я сокрушу любые преграды и не согнусь ни перед какими трудностями. Я - стойкость и мужество. Я - стремление к цели. Я - безудержный натиск. Я - упорство".

"Я сокрушу любые преграды", - соглашался я, раскачивая мехи.

Металла было немного, на сплошной венец не хватило бы. Значит, ажурный. Главное - чтобы он кольцом охватывал всю голову.

"Я - гордость, - пел гвэтворн. - Мне нет равных, и я наслаждаюсь этим".

"Мне нет равных", - подтвердил я, невольно улыбнувшись.

Слушать металл, отвечать ему, помогать ему стать тем, чем он хочет, это было привычно. Я всегда работал так. Но сейчас мне казалось, что я говорю сам с собой. Или смотрюсь в зеркало.

"Я - независимость, - говорил гвэтворн, наливаясь багровым, - Меня невозможно принудить или сломать. Я сам выбираю путь, и нет границ для меня".

"Я сам выбираю путь", - отозвался я, выбирая молот.

"Я - движение и поиск. Я изменчив и непредсказуем. Я никогда не останавливаюсь на достигнутом".

"Я никогда не останавливаюсь", - согласился я, выхватывая слиток из горна и бросая на наковальню.

"Я - одиночество. Я - хитрость и недоверчивость. Я - осторожность. Нет опоры, кроме как на себя. Нет иной меры, кроме себя самого".

"Нет иной меры", - я поднял молот.

"Я - власть, - пел гвэтворн. - Весь мир принадлежит мне. Я меняю его, как считаю нужным. Я творю его, я даю ему жизнь. Я - любовь к миру".

- Я даю ему жизнь, - прошептал я.

И опустил молот. По мастерской прокатился звон.

29

Звон. Долгий, глубокий. Звон молота о металл...

Как же я соскучился по работе! Не по Творению даже, а по вот такой работе - руками. Чтобы - как Воплощенные. Вдыхать горячий воздух, пропитанный запахом металла и угля. Видеть, как летят из-под молота багрово-рыжие брызги окалины. Чувствовать, как через правую руку - от плеча к пальцам - течет сила. И молот становится продолжением руки. Каждый удар безошибочно точен. Каждый удар - ласка и утверждение власти. Каждый удар - воплощение Музыки.

Металл поет - молот отвечает ему.

Когда-то нам с Феанором не раз доводилось работать в четыре руки. Это было легко: мы всегда хорошо понимали друг друга. А уж в кузнице и вовсе действовали, как одно существо. Впрочем, не только в кузнице. Когда нам случалось фехтовать, выходило то же самое. Никто не мог застать противника врасплох.

Я не сводил глаз с мастера, предугадывая каждое движение, и мускулы невольно напрягались в такт взмахам молота. Я сейчас не думал о том, удастся ли мне самому когда-нибудь снова взять инструменты в руки. Я не вспоминал даже о цели работы.

Я просто слушал. С жадностью - словно умирающий от жажды, добравшийся до воды.

Слушал песню металла.

30

Узор рождался легко, и гвэтворн слушался мастера так, как ни один металл прежде.

Феанор работал без отдыха, не следя за временем, лишь изредка прерываясь, чтобы торопливо глотнуть воды из кувшина. Остановиться казалось немыслимым, невозможным. Потому что это значило - оборвать рождающуюся мелодию, убить ее.

Феанор работал - быстро, уверенно, и ничто в мире не имело для него значения сейчас. Только металл, меняющий форму под рукой мастера. Только сплетение линий узора.

Мелькор неотлучно был рядом. Молча наблюдал за Пламенным, иногда делясь с ним силой. Едва ли нолдо выдержал бы запредельную для Воплощенного нагрузку без помощи Валы.

- Готово, - выдохнул наконец Феанор.

Венец лежал на столе. В него еще не были вставлены Сильмариллы, это лишь предстояло сделать.

Строгий рисунок - ничего лишнего. Стремительность и четкость линий. И лишь приглядевшись, можно заметить тонкий орнамент, покрывающий темную поверхность металла.

Феанор принес Сильмариллы и молча принялся вставлять их в гнезда. О том, что последует дальше, он старался не думать.

31

Я вышел из мастерской, и впервые в жизни свет Тэльпериона показался мне тусклым. Камни в моем венце не просто сияли ярче: они вбирали свет Древ и возвращали его в мир - усиленным.

Я шел по Тириону, нарочито не замечая взглядов, провожавших меня: восхищенных и завистливых, изумленных и неприязненных. Мне и прежде не было равных среди моего народа. Теперь же я в творении стал подобен самим Валар.

В Валимар я явился пешком, и чем ближе к нему я был, тем сильнее светились Сильмариллы.

Я вошел в Круг Судеб, держась чуть небрежно - замечательный контраст с торжественностью Валар, сидящих на тронах. Всех пятнадцати. Мелькор был сейчас неотличим от своих собратьев - такой же величественно-застывший. Выражение лица благостно-равнодушное, руки спокойно лежат на подлокотниках, и никаких чувств во взгляде.

Я немного наклонил голову, приветствуя Владык Амана. Теперь я чувствовал себя если и не равным им, но уж во всяком случае не ниже. Просто иной природы.

- Воистину, эти Камни - самое искусное из творений эльдар, - провозгласил Манвэ. - Никто в Арде еще не создавал такого.

- И не создаст, - тихо добавил Намо. - В этих Камнях судьба мира.

- Позволь мне рассмотреть их поближе, мастер, - раздался глубокий, певучий голос Варды.

Я почувствовал, как напрягся Мелькор. Хотя он был достаточно осторожен, чтобы не выдать себя ни взглядом, ни движением.

Я медленно приблизился к хрустальному трону Королевы Арды и протянул ей венец. На мгновение мне стало не по себе: вдруг не вернет. Хотя не было никаких оснований для таких опасений.

- Да будет благословенно твое творение, Феанор, - в руках Владычицы Звезд Сильмариллы вспыхнули так ослепительно, что я зажмурился, и на глаза навернулись слезы. - Отныне коснуться его сможет лишь тот, чьи руки не запятнаны, а в помыслах нет зла.

Я стиснул зубы. Мне показалось: она сделала что-то с Камнями. Большее, чем сказала вслух.

32

Варда успела первой! Я опоздал. Что же, радуйтесь, Владыки Запада! Празднуйте победу. Она иллюзорна - к счастью, вы не понимаете этого. А когда осознаете, будет поздно. Я все равно добьюсь своего.

А ведь я не хотел сражаться с вами... Я вас любил. Когда-то давно, еще до Великого Хора. Но больше, чем вас, больше, чем Единого, больше, чем себя самого, я любил Музыку. Свою Тему.

И когда мы явились в только что сотворенный мир, первым шел я. Я чувствовал, знал: именно меня ждала Арда. Творца. Хозяина. Властелина.

Мастера.

Это было счастливое время. Мир был полностью открыт передо мной, податливый, словно раскаленный металл, покорный моей воле и мыслям, благодарно принимающий любую заботу. И я был щедр к нему, я отдавал ему всего себя, без остатка. Я не умел иначе.

Она была ненасытна, моя Арда, но я был тогда полон сил и тратил их с радостью, безоглядно. И я полюбил мир, в котором воплотилась моя Музыка, привязался к нему всем своим существом.

Сначала мне никто не мешал, и я совершенно забыл о вас. Но потом вы опомнились и вздумали спорить. Я сказал: я хозяин здесь. Этот мир мой, вы можете помогать мне в трудах, но лишь я решаю, какой будет Арда. Я давно уже взял ее под свою руку, и она признала меня. Но Манвэ оспорил мои права, и вы поддержали его. Его - не меня!

Я должен был защитить свою Тему и мир, в котором она жила. Как Творец и Хозяин. Как старший из Валар.

Я вовсе не хотел биться с вами!

Пришлось.

33

Работа близилась к завершению. Осталось надеть Венец - и объединить две Темы. Сплавить их вместе - в Пламени.

Феанор медлил. Слить две силы, соединить противоположности - возможно ли? Когда-то это не удалось даже Единому.

- Кроме тебя, некому, - тихо сказал Мелькор. - Я сделал бы это сам, если бы мог.

- Я не боюсь, - пожал плечами нолдо.

Оба понимали: Феанор мог сгореть заживо, завершая работу. И даже Вала не спас бы его: Восставший был властен лишь над частью той силы, которую предстояло освободить мастеру.

- Я все равно не уйду в Мандос, - Пламенный пристально смотрел на Венец, который держал в руках. - Куда угодно - но не туда. А боль... это ведь будет не очень долго? Если не удержу?

- Не знаю, - просто ответил Мелькор. - Если ты не удержишь, попробую удержать я. Насколько смогу.

- Судьба мира, - Феанор усмехнулся побелевшими губами. - В этих Камнях, в этом Венце. И наша.

Восставший молча кивнул.

- Я закончу работу, - твердо сказал мастер. - Она стоит такого риска.

- Да, - согласился Вала. - Я поступил бы так же.

Улыбнулся невесело:

- Собственно, безо всяких "бы". Я ведь тоже всегда выбирал - петь. И шел до конца во всем.

- Простимся, - нолдо оторвал взгляд от Венца и посмотрел на друга. - На всякий случай.

Восставший подошел и крепко обнял мастера. Потом отступил на пару шагов. Во взгляде его теперь была лишь сосредоточенность.

Феанор глубоко вздохнул и надел Венец.

34

Тяжесть обрушилась на меня разом. Непомерная, невыносимая. Я чувствовал, что вот-вот упаду. Но падать было нельзя. Почему - я не помнил.

Тьма и Свет. Две равных силы. Две мелодии, враждебных друг другу. И я между ними. Как между молотом и наковальней. Как между жерновов. Как между скалами и прибоем.

Казалось, мои кости дробятся под этим натиском, и плоть превращается в окровавленные лохмотья. Казалось - и все же я еще был. И я держался.

Не просто мастер - тот, кто создал Сильмариллы. Тот, кто обработал гвэтворн. Тот, кто однажды уже укротил обе Силы и придал им форму. Сейчас они узнавали меня - и это смягчало их напор. Так играющий пес прихватывает зубами хозяйскую руку, но никогда не укусит ее всерьез.

Я держался. Я был живой границей между Светом и Тьмой. Горном, в котором они сплавлялись. Я был - воплощенным Пламенем.

Две Темы. Движение - и постоянство. Независимость - и единство. Стойкость - и гибкость. Любовь к миру - и... любовь! Одна - страстная, неистовая, ревнивая. Другая - нежная, заботливая, оберегающая. Такие разные... и все же имеющие один источник. Как ни ограни алмаз, он все равно остается алмазом. И металл сохраняет свою природу, какую бы форму ему ни придали.

Любовь к Арде была единственной мелодией, что равно звучала и в Теме Мелькора, и в Музыке Валар. Той, что могла бы их объединить!

Я держался, но теперь это было уже легче. Две силы сплетались вокруг меня, сливались в Венце, и Пламя делало их союз неразрывным. Пламя, которое направлял я.

Не будет отныне в мире ни Тьмы без Света, ни Света без Тьмы. Никому не удастся подняться, не заплатив за это утратами, но не будет и падения без надежды. Победа в любой момент сможет обернуться поражением, горе - неожиданной радостью, незыблемость устоев - внезапными переменами. Не будет уверенности: вот добро, а вот зло - но лишь вечный поиск, когда нет готовых ответов ни на один вопрос, и каждый сам делает выбор. Свободный выбор.

Я сделал это!

35

Я был готов. Готов вмешаться в любой момент, если мастер не справится. Остановить силу, которая вырвется тогда на свободу. Как угодно - остановить!

Феанор держался.

Я знал, что должен буду сделать в случае его неудачи. Правда, понятия не имел, чем это закончится для меня. Ясно было только, что схватка с Унголиантой и попытка подчинить Камни покажутся мне тогда забавой.

Конечно, я был сейчас в Ангбанде, в сердце своих владений. И всё же этого могло оказаться мало. Именно поэтому, прежде чем мы занялись Венцом, я под разными предлогами отослал прочь из Цитадели всех майар. Валараукар в полном составе отправились плавить вечные льды на северо-западе. Я велел Готмогу сделать это место непроходимым. Не расплавить лед до конца, а поставить дыбом, превратить в лабиринт. Совершенно бессмысленное занятие, зато я точно знал, что балроги не вернутся раньше срока. Если, конечно, им будет куда возвращаться.

Феанор держался.

Я видел, как вздуваются вены на его висках, как стекают по лицу крупные капли пота, как вздрагивают от непомерной тяжести плечи. Глаза мастера были закрыты.

Две силы сплетались в противоборстве, рождая новую гармонию. Две Темы, заключавшие в себе жизнь Арды. И мир менялся - я чувствовал это. Мир становился - единым. Впервые с тех пор, как Диссонанс разделил меня и моих собратьев.

Сила накатывала волнами, и в том же ритме вспыхивали Сильмариллы в Венце, и в такт новой Музыке всё яростнее пульсировала в моих руках боль. Я стиснул зубы, заставляя себя забыть об ожогах. Отрешиться от всех ощущений.

Нет ничего, кроме того, что я должен сделать. Ничего, кроме Песни, которую мне предстоит подчинить. Последней Песни.

Я был готов к этому. Но мастер держался.

...В какой момент я понял, что всё позади? Что схватка завершена, и две прежде враждебные друг другу мелодии слились в одну. Что Ангбанд не превратился в груду развалин, а мой друг стоит передо мной невредимый. Что я сам уцелел.

Буйство Пламени стихло. Венец был готов. Я не ошибся в расчетах. Мы победили.

Мы с Феанором посмотрели друг на друга и безудержно расхохотались.