www.venec.com
Эмуна
Выбор наместницы
LXXX
Квейгу казалось, что за последние недели он прирос к седлу. Короткие остановки ничего не меняли — даже во сне он чувствовал запах лошадиного пота. А теперь пришлось скакать так быстро, как только позволяла размокшая дорога. Грязь летела из-под копыт, липким слоем оседала на волосах и одежде, грязной жижей стекала на губы, залепляла глаза. Он все время щурился, пытаясь высмотреть на дороге всадников — мужчина на лошади, и мальчик на маленькой местной лошадке. Они не могли отъехать слишком далеко — Квейг отстал от них всего на один день, а с маленьким ребенком волей неволей будешь продвигаться вперед медленно. И свернуть с дороги некуда — в Солеру ехать нет смысла, порт уже закрыт на зиму. Но он скакал вперед с самого утра, выехал на рассвете, а до сих пор не нагнал Леара и его сопровождающего. Они словно в воздухе растворились. Короткий осенний день перешел в длинный осенний вечер, нужно было остановиться на ночлег, заодно и расспросить, не проезжал ли здесь маленький герцог. Беда в том, что Квейг плохо знал здешние места — он охотился тут с Иннуоном, но это было восемь лет назад… Герцог свернул с дороги в лес, смутно припоминая, что где-то здесь был лесной хутор. Или не здесь… тогда придется возвращаться назад. Но конь, верхним чутьем, вроде бы выбрался на узкую тропинку, незаметную под слоем перегнившей листвы, покрытой липкой грязью. Хлипкий домик прятался за деревьями, вплотную вокруг стен — высокий забор, нет места даже для огорода, не иначе как хозяева живут охотой. В отличие от других провинций, лорды Аэллин никогда не запрещали подданным охотиться в своих лесах. Взамен охотники честно платили установленную десятину и не трогали молодняк. Квейг тут был согласен с Иннуоном — считал, что лес ничем не отличается от моря, а никому в голову не приходило запрещать рыбакам ловить рыбу, так почему охотники не могут охотиться?
Он спешился возле калитки, громко крикнул:
— Эй, хозяин!
Хозяин не торопился. Сначала медленно скрипнула дверь, на пороге показался
здоровенный мужик, ему пришлось наклониться, чтобы пройти в проем. Выйдя на
крыльцо, он выпрямился, поднял повыше фонарь, прищурился, разглядывая путника.
По одежде было сразу и не сказать, кто таков — обычный дорожный костюм, но конь,
даже покрытый грязью как второй шкурой, говорил сам за себя — такого красавца
мог себе позволить только очень богатый человек, но богатый не обязательно
значит знатный, и хозяин, после длительного раздумья, отразившегося на его лице,
остановился на неопределенном обращении:
— Проходите уж, ваша милость, раз постучались. Там сарайчик слева — лошадь
оставьте. А то у нас волки.
Толкнув дверь в сарай, Квейг понял, что гонка завершилась. Прямо у входа стояла маленькая лошадка, покрытая серебристо-голубой попоной, рядом с ней — вороной жеребец. Иннуон писал другу, что закупил партию таких в Вонварде, в быстроте они уступали кавднийцам, зато лучше выдерживали холод и не требовали таких хлопот. Иннуону пришлось раскошелиться, но теперь его дружинники внушительно смотрелись на красавцах-жеребцах, а воин на косматой кобылке вызывал только смех. Иннуон не терпел, когда над ним смеются, не мог допустить и чтобы смеялись над его людьми. Квейг потрепал по шее лошадку и предусмотрительно привязал своего коня подальше от мохнатой дамы. Хорошо бы почистить уставшего жеребца, но не сейчас, пусть грязь подсохнет, утром вычистит, перед отъездом. Сейчас Квейг больше всего хотел рухнуть хотя бы и на охапку сена, и как следует выспаться, но вместо этого ему предстоял долгий разговор с охранником, потому что путешествие Леара в Сурем заканчивалось на этом хуторе. Дальше мальчик поедет с Квейгом, хотя герцог еще и не решил, куда.
В печи полыхал огонь — хозяин не пожалел дров, в
первый миг даже перехватывало дыхание от жаркого воздуха, пахнущего сухими
травами. Квейг вошел в единственную в домике комнату и огляделся по сторонам.
Похоже, он ошибся — хозяин хутора был травником, а не охотником — повсюду на
стенах висели сухие пучки разных трав. За широким необструганным столом сидел,
облокотившись, охранник, погрузившийся в полудрему над дымящейся кружкой.
Мальчик спал на широком топчане, укрытый плащом, только черноволосая макушка
видна. Герцог прошел к столу, сел напротив охранника, хозяин поставил перед ним
глиняную кружку с горячим травяным отваром и отошел в дальнюю половину комнаты,
где стоял еще один топчан. Дальнейшую заботу о незваных гостях он предоставил им
самим, Квейга это вполне устраивало. Он отхлебнул из своей кружки, пока что «не
замечая», как дремлющий охранник разглядывает его из-под опущенных ресниц.
Герцог сделал еще глоток, встряхнулся, понимая, что еще чуть-чуть — и уснет
прямо здесь, за столом и негромко, чтобы не разбудить мальчика, обратился к
охраннику:
— Ты Дойл Парти, не так ли?
— Я, ваше сиятельство.
Квейг нахмурился — в такой грязи его бы родная мать узнала с трудом, а этого
человека он видел первый раз в жизни.
— Я вас при дворе видел, ваше сиятельство, когда в гвардии служил, — не
дожидаясь вопроса пояснил Дойл.
Квейг нахмурился еще сильнее: что этот парень
делал при дворе? Уроженцы Суэрсена редко покидали родные места, предпочитая
служить своему герцогу. А уж поступить в гвардию наместницы — о таком Квейг и
вовсе не слышал. А ведь парень — племянник капитана стражи, дядя ему полностью
доверяет, потому и согласился отправить маленького герцога под его охраной.
Что-то здесь не складывалось…
— И давно ты здесь?
— Да около года.
— И что ж так?
Дойл собрался было в очередной раз изложить уже выученную наизусть историю: ушел
из родного дома счастье искать, служил в гвардии, но суэрсенцу там выше простого
стражника не подняться, а потом граф Тейвор военачальником стал, превратил
гвардейцев в клоунов площадных, вот тогда Дойл и вернулся домой, к дяде под
крыло. Тот поругал, да простил — все ж таки родная кровь. Но под внимательным
взглядом герцога Квэ-Эро Дойл задумался — а стоит ли? Собственно говоря, в этих
раздумьях он пребывал всю дорогу. Вот привезет он мальчика в Сурем, сдаст
наместнице — а дальше что? Не зря ведь господин Пасуаш именно Дойла выбрал в
сопровождающие, опасного свидетеля из замка убрать решил. Кому бедный Дойл Парти
будет нужен в столице, теперь, когда герцог Суэрсен мертв? Он ведь единственный
знает, что на самом деле приказала наместница. Нет, не единственный. Еще есть
убийца. Тот, кто исполнил приказ. Ему не доверяли с самого начала, использовали
втемную, а теперь… Теперь его просто убьют. Это если он отвезет мальчика в
столицу. А если не отвезет? У герцога Квэ-Эро могут быть другие планы, не
драться же с ним! И, самое главное, эта мысль не оставляла Дойла все последние
дни — что будет с мальчиком в столице? Ведь он последний в роду, последний
герцог Аэллин. Одно дело согласиться убить взрослого человека, даже не убить,
казнить по приказу наместницы, ведь герцог Иннуон был на грани бунта, а совсем
другое — отвезти на смерть пятилетнего ребенка, которого присягал защищать,
предкам которого столетия служили твои предки, задолго до того, как империя
пришла на эти земли. Квейг терпеливо ждал ответа — спешить было некуда, ночь
длинная. Охранник неуверенно посмотрел на герцога:
— Это все трудно очень рассказать, ваше сиятельство. Я, по большому счету,
ничего не сделал плохого, а буду виноват во всем.
Квейг понял невысказанный намек:
— Я не наказываю людей за то, в чем они не виноваты.
— Обещайте мне защиту, ваше сиятельство.
— После того, как я услышу всю историю, а не перед тем, как.
Дойл вздохнул — придется довериться репутации герцога Квэ-Эро, говорят, он мягок
для владетельного лорда, пожалуй, даже слишком мягок. Дойл ведь никого не убил,
хоть и собирался. И приказ есть приказ, все жители империи прежде всего вассалы
наместницы, а уж потом — своих лордов. И все же чувство вины грызло душу Дойла,
он хотел рассказать хоть кому-нибудь всю правду, рассказать, и услышать в ответ,
что ни в чем не виноват. Если бы не спешка — он оправился бы в храм, облегчил
душу перед жрецом Келиана, ведь грех предательства еще страшнее греха
смертоубийства, все знают, что предателю не изведать спокойного посмертия. Но
вместо жреца перед ним сидел герцог Квэ-Эро, вовсе не обязанный выслушивать
чужие покаяния. Дойл глубоко вдохнул и начал свой рассказ с самого начала, как
его вызвал к себе в кабинет секретарь наместницы.
По мере продолжения рассказа Квейг мрачнел все
сильнее и сильнее. Слова Ивенны оборачивались горькой правдой. Он сцепил под
столом пальцы в замок, до боли в суставах, борясь с желанием приказать Дойлу
замолчать, замолчать немедленно, он не хотел этого слышать, не хотел знать. Он
как наяву видел перед собой лицо Энриссы, легкую усмешку на ее губах, выбившийся
из пряди золотой волос на белоснежном лбу, слышал ее смех, чувствовал прохладу
ее ладони на своем плече во время танца. Она не могла поступить так, не могла…
но охранник, опустив голову, торопливо выплевывал слова, сглатывая окончания.
Ему было страшно и стыдно… Квейгу же казалось, что воздух в одночасье перестал
подходить для дыхания. Наконец, эта пытка закончилась, Дойл замолчал и теперь
настороженно всматривался в лицо Квейга, ожидая его решения. Герцог собрался с
мыслями, сейчас нет времени на сожаления:
— Все понятно, Дойл. Я уже сказал, что не наказываю за то, в чем человек не
виноват. Со своей совестью будешь разбираться сам, а преступления ты не
совершил. Не успел, — безжалостно добавил Квейг.
— Вы дадите мне защиту?
— Нет. Ты уже присягнул своему лорду. Ему и служи.
— Но ведь это же ребенок! Ему самому защита нужна!
— Верно. Вот и защищай его, пока он мал. А потом уже он будет защищать тебя. Так
всегда было между лордом и его вассалами.
— А наместница?
— Наместница не станет разыскивать тебя по всей империи. А в Суреме ни тебе, ни
ему делать нечего.
— Но мы не можем вернуться, там господин Пасуаш.
— И там вас будут искать в первую очередь, — Квейг вздохнул — он понимал, что в
Квэ-Эро мальчика станут искать во вторую.
Кроме того, он не хотел тратить время на
возвращение. Нужно сразу ехать в столицу и там, на месте, любой ценой заполучить
право опеки. После того, что он узнал, Квейг уже не мог позволить, чтобы Леар
хоть день провел в Суреме. Этот день может стать для мальчика последним. Айн —
еще дальше, чем Квэ-Эро, и зная старого графа, Квейг сомневался, что тот
согласится позаботиться о внуке против воли наместницы. Других влиятельных
родственников у Леара нет. Квейг быстро перебрал в уме своих замужних сестер —
но нет, это тоже не выход. Он не хотел втягивать их в неприятности, да и потом —
замужняя женщина принадлежит мужу, а не брату. Против воли своих мужей они пойти
не смогут, даже если пожелают помочь Квейгу. Оставалось только одно…
— Мы едем в Инхор, Дойл. Надеюсь, перевалы еще открыты.
Охранник улыбнулся во всю ширь — он не воевал под началом генерала Айрэ, но
знал, что в империи нет человека честнее. Там маленький герцог точно будет в
безопасности, ну и его единственный охранник — заодно.
— Как скажете, ваше сиятельство. Еще можно проехать, контрабандисты даже в
разгар зимы ходят, надо только тропинки знать. А я знаю, я тут вырос.
Квейг кивнул, встал из-за стола, кинул плащ в угол — топчанов больше не было,
ну, да и Аред с ними… он слишком устал. А в ушах по-прежнему звенел ее смех, и
даже во сне он видел все то же усмехающееся лицо.
LXXXI
Дорога оказалась трудной. Если летом Квейг перебрался бы в Инхор за несколько дней, то поздней осенью, капризно переходящей в зиму, да еще и с маленьким ребенком на это ушла неделя. Лошадку пришлось оставить на хуторе, и Леар с первого же дня пути невзлюбил свалившегося на голову родственника. Рядом с охранником он чувствовал себя взрослым, настоящим герцогом, пусть и пятилетним, впервые в жизни вырвавшимся из-под женской опеки. Пускай эта независимость была лишь видимостью — мальчик пока еще не мог заглянуть поверх почтительного уважения охранника и понять, что по сути дела он беззащитный пленник. Теперь же он снова стал маленьким Леаром, за которого все решают другие, у него даже лошадь отобрали, мужчины по очереди брали его к себе на седло, мохнатая лошадка по шею бы провалилась в снег на горном перевале. А еще он злился, что не попадет в Сурем, не увидит дворцовую башню, этот толстяк из столицы рассказывал, что там книг больше, чем чисел, поэтому даже Хранитель не может точно сказать, сколько томов находится в библиотеке. Сам Леар умел считать до тысячи, и с трудом представлял, что этого огромного числа может не хватить, чтобы сосчитать что угодно. Но вместо столицы они тащились по горам, мерзли, мокли под снегом и, что самое обидное — никто не обращал на мальчика внимания. Его кормили, на коротких привалах отпаивали горячим питьем, заботливо кутали в плащ, но ни Дойлу, ни герцогу Квэ-Эро не пришло в голову объяснить Леару, что происходит. Дойл с радостью переложил ответственность на лорда, а Квейг слишком глубоко погрузился в мрачные раздумья, чтобы разговаривать сейчас с племянником. Да и как объяснишь пятилетнему ребенку, что его брата и родителей убили, а теперь собираются убить его самого? Со своими сыновьями Квейгу никогда не приходилось говорить о таких делах, он просто не знал, с чего начать, да и нужно ли мальчику знать всю правду? Да и в чем она, эта правда? Энрисса действительно собиралась убрать Иннуона, как ни больно в это поверить… но ведь нет никаких доказательств, что она это сделала. Неудавшийся исполнитель ее королевской воли едет на лошади впереди Квейга, расчищает дорогу, и никого он не убивал. Но кому еще могло понадобиться зарезать герцога Суэрсен в его собственной постели? У Инноуна и настоящих врагов-то не было, так, недоброжелатели. Слишком уж замкнуто он жил, вернувшись с войны, а своенравие еще не повод для убийства. И родичам от его смерти никакой выгоды. Наследник — все равно Леар. Или кто-то рассчитывал получить опеку? Но зачем? Иннуон и так не обижал многочисленную родню, не столько из родственных чувств, сколько исполняя долг лорда по отношению к вассалам.
***
Граф Инхор не жалел средств на пограничную службу
— Дойл был уверен, что про перевал, которым они прошли в графство, знают только
контрабандисты, и то, не все, а несколько семей, объединенных в клан. Его
прабабка была родом из предприимчивого семейства и передала тайну любимому
правнуку. Однако как только узенькая тропинка расширилась настолько, что два
лошади смогли стать на ней в ряд, их тут же остановил отряд пограничной стражи:
десять человек, конные, среди них — несколько лучников. Десятник с недоумением
уставился на странных путников — он первый раз видел, чтобы контрабандой
перевозили детей.
— Кгм, вы что, господа хорошие, думаете, что у нас этого добра своего
недостаточно? Так в деревнях в каждом доме по семь штук за одну ложку хватаются.
Квейг устало улыбнулся и откинул на спину капюшон плаща — он узнал десятника:
— Нет, Тарри, этого мальчика я не продаю. Но если захочешь — то у меня дома есть
еще парочка и порой от них слишком много шума.
— Капитан! — Довольный рев десятника перепугал бы всех птиц в округе, если бы те
давно уже не улетели на юг.
Тарри прекрасно помнил, как юный Квейг принял
командование своим первым отрядом, как ворчали ветераны, оттрубившие на этой
войне уже добрый десяток лет и все без толку — мальчишку командовать поставили,
вон, краснеет, будто девица от громкого слова, ну, этот нам наприказывает,
лорденыш! Солдаты пробовали нового командира на зуб, каждое его слово
встречалось взрывами хохота, о легко краснеющем красавчике-южанине ходили весьма
грязные слухи. После первого боя все изменилось. Оказалось, что скромник умеет
ругаться не хуже боцмана, способен перекричать шум сражения, и, самое главное,
не потерял ни одного солдата там, где другие положили добрую четверть своих
отрядов. Война есть война, в других боях были и потери, и ошибки, но над
южанином уже никто не смеялся, и когда Квейг стал капитаном — его люди с
радостью обмыли алую перевязь своего командира. Военные воспоминания заставили
Тарри расплыться в довольной улыбке — право же, не будь Квэ-Эро столь похоже на
треклятые острова, за время войны успевшие прорасти бравому вояке сквозь печенку
до самых пяток, он бы нанялся к Квейгу в дворцовую стражу, раз уж у этих морских
лордов все не как у людей — дружины нет. Вместо этого прибился к генералу Айрэ,
лучше, чем на пятом десятке нового хозяина искать. Квейг за эти года трижды
приезжал в Инхор, но последние несколько лет ограничивался письмами, и писал он,
ясен пень, генералу, а не десятнику. Тарри знал, что Квейг женился на леди
Ивенне, что у них двое детей, но этот вроде бы великоват для трехлетнего, да и с
чего бы Квейгу зимой через перевал с маленьким ребенком из теплого Квэ-Эро
тащиться? Почтение к бывшему командиру боролось в душе десятника с любопытством,
и любопытство одержало решительную победу:
— А вы надолго к нам?
— Нет, ненадолго. Мне нужно обсудить кое-что с генералом.
Любопытство Тарри получило некоторую пищу для
размышлений — ох и важное это «кое-что», если нужно самолично приезжать, да еще
в такую пору года, и без свиты, всего с одним воином, ээ… так ведь даже и
воин-то не его, Тарри так обрадовался неожиданной встрече, что только сейчас
разглядел заляпанную грязью голубую ленту на перевязи второго всадника. Не
иначе, как в Суэрсене спутника прихватил… может и мальчик оттуда же? Но Квейг
прервал его размышления:
— Тарри, если твои люди подвинутся — мы поедем дальше.
— Я вам сопровождение дам, мало ли что, вдруг заблудитесь.
Квейг усмехнулся, понимая, почему десятник хочет вернуться в крепость вместе с
гостем: пока он из патруля вернется — все слухи уже обрасти мхом успеют, а так
он на свеженькое прибежит, сразу все узнает. Ну и пускай, солдатам Квейг доверял
больше, чем иным военачальникам. А слухи… рано или поздно наместница все равно
узнает, что Леар в Инхоре. Квейг надеялся не столько на тайну, сколько на
честность генерала Айрэ. Ланлосс ни за что не позволит, чтобы ребенку, за
которого он в ответе, причинили вред.
— Да, Тарри, пожалуй. Если снегопад усилится — можем и заблудиться.
Дойл хотел было возмущенно возразить, что не заблудится в этих горах даже если ему глаза завяжут, но смешинки в синих глазах Квейга остановили его. Он поудобнее устроил усталого Леара в седле. Мальчик так вымотался за дорогу, что сейчас спал на ходу, и даже разговор с пограничниками не вырвал его из дремы. Ничего, крепость генерал построил прямо здесь, в горах, недалеко от границы, к вечеру они уже будут в замке, если только в самом деле под снегопад не попадут. Он с интересом посматривал по сторонам — давно здесь не был, последний раз — перед тем, как уехал в столицу, на свадьбе троюродной сестры. Эх, у нее, наверное, уже самой дочери на выданье подрастают. Надо будет наведаться в гости, чем судьба не шутит — в их семье было принято жениться между родичами, чтобы семейные тайны на сторону не уплывали. В Суэрсен он теперь еще нескоро возвратится, так может, осесть в Инхоре. При новом графе тут совсем другие порядки, говорят. На травке уже не заработаешь, зато порядок навели, у детей животы с голоду не пухнут, а он и без дурмана не пропадет — солдаты всегда нужны. Он глянул на герцога Квэ-Эро — Квейг ехал впереди, рядом с Тарри, они весело переговаривались, вспоминая былые деньки. Надо будет в храм сходить, пожертвовать Семерым, все ж таки судьба к нему милостива оказалась. Если не герцог — приехал бы Дойл в Сурем, как баран на бойню, да еще и мальчишку с собой привез. Вечность бы в посмертии от крови отмывался. А так — и доброе дело сделал, и свою шкуру сберег. И все же, хотел бы он знать, что герцог теперь будет делать… Неужели поедет в столицу, после всего, что Дойл ему рассказал?! Герцога убрать, конечно, не то, что безродного стражника, но наместница шутить не любит. На месте Квейга Дойл бы держался от Сурема как можно дальше, и Аред с ней, с наместницей, ни убитого герцога, ни леди Соэнну уже не воскресить, зачем до правды доискиваться? А что Квейг именно за правдой в столицу поедет — Дойл не сомневался. Успел за неделю пути приглядеться к молодому герцогу. И, хоть не его это было дело, а все-таки решил, что поговорит с герцогом до отъезда, может, получится его уговорить не искать себе беды на шею. Пусть вернется в свое Квэ-Эро, там море теплое, девки ласковые, живи и радуйся.
LXXXII
Крепость графа Инхор впечатляла массивностью стен, продуманным расположением бойниц, узкими извилистыми коридорами, в которых так трудно нападать и так удобно обороняться, но не могла похвастаться изысканностью отделки. Никаких гобеленов, полированных мраморных плит и расписанных фресками потолков, дом зажиточного крестьянина и то выглядел бы богаче. Но эта строгая военная простота нравилась Квейгу больше, чем помпезная каменная серость Сурема. Большинство дворянских замков изначально были именно такими крепостями, роскошная отделка появилась намного позже, в мирные времена. Ланлосс встретил Квейга на площадке перед своим кабинетом, он уже знал, что герцог Квэ-Эро перешел через перевал со стороны Суэрсена с ребенком и одним охранником, и догадывался, в чем причина столь неожиданного визита, но, несмотря на печальные обстоятельства, был рад видеть Квейга. Из всех высокородных наследников, попавших под его начало по указу Энриссы, молодой лорд Квэ-Эро более прочих пришелся ему по душе. Ланлосс ничуть не шутил, когда говорил, что Квейг стал бы генералом, не будь он рожден герцогом. Семнадцатилетний мальчик без всякого военного опыта оказался одним из самых толковых командиров, каких генерал Айрэ встречал за годы службы. Неопытность только пошла ему на пользу — не нужно было переучиваться, а командовать людьми старше себя он уже умел, отплавав два года капитаном на одном из кораблей своего отца. Война быстро расставила всех по местам. Среди лордов были и горячие головы, рвавшиеся проучить островитян, и заносчивые снобы, вроде герцога Суэрсен, и опытные военные, с детства отражавшие вылазки варваров на свои земли, и откровенные бездари, за три года не сумевшие выучить, где у меча гарда. Квейг же не отличался ничем особенным — красивый юноша, с первых дней боготворивший своего генерала, при этом его восторженное уважение всегда оставалось в неназойливых рамках. Но скоро Ланлосс заметил, что ему нравится учить этого парня, а не просто отдавать ему приказы. Квейг не разделял свойственного молодости восхищения войной, но при этом оказался способен разделить любовь генерала Айрэ к военному искусству, понять абстрактную красоту стратегии, часами просиживать над картой, переставляя фигурки в стратегической игре, вместо того, чтобы отправиться в трактир.
После войны, когда, казалось бы, все вернулось на
свои места — лорды — в замки, генерал Айрэ — в почетную отставку, Квейг первым
принял возвышение бывшего военачальника, пожелал ему удачи, без всяких оговорок
признав новоиспеченного графа Инхор равным себе по происхождению. Остальные,
даже служившие под его началом, вежливо воротили нос. Они были готовы
подчиняться генералу, но не желали видеть возвышение простолюдина. Ланлосс
чувствовал это пренебрежение даже на расстоянии, не покидая своей провинции, и,
хотя давно уже привык к снисходительному отношению высокородных лордов,
искренняя привязанность герцога Квэ-Эро на общем фоне приятно согревала душу.
Вот и сейчас, увидев Ланлосса, Квейг широко улыбнулся, на секунду согнав с лица
угрюмую озабоченность. Ланлосс молча открыл перед ним дверь в кабинет, пропустил
вперед, плотно затворил дверь, подальше от любопытных ушей. Он не боялся
шпионов, но не хотел, чтобы слухи разбежались по замку слишком быстро. Кивнул
Квейгу на кресло:
— Садись. Рад тебя видеть, несмотря ни на что.
Квейг вздохнул, распознав в словах Ланлосса невысказанный упрек — он уже который
год собирался выбраться в Инхор, да все не получалось. А как случилась беда —
сразу нашел время.
— Я знаю, мой генерал.
Ланлосс кивнул, принимая молчаливое извинение, и не стал тратить время на
хождение вокруг и около, понимая, что времени у Квейга скорее всего нет:
— Мальчик — Леар Аэллин?
— Да, наместница приказала отправить его в столицу.
— А твоя опека?
— Она не знала про завещание.
— Там что-нибудь нашли?
— Ничего, никаких следов.
— И тебя это не удивляет. — Ланлосс не спрашивал, он знал достаточно, чтобы
оценить ситуацию.
— У наместницы был человек в замке, с приказом убить герцога, как только она
посчитает нужным. Но он никого не убивал.
— Это он сам тебе сказал? — Несмотря на мягкость, Квейг редко ошибался в людях.
— Я ему верю.
— Но какой был смысл подсылать еще одного?
— Не знаю, я всю неделю об этом думаю и до сих пор не понимаю.
Ланлосс внимательно смотрел на своего собеседника
— до генерала, хоть и с опозданием, но дошли придворные слухи о безумной
влюбленности герцога Квэ-Эро в наместницу. Тогда он только пожал плечами — мало
ли в кого влюбляешься в двадцать лет, и всего через год Квейг благополучно, хотя
и не без некоторых странностей, женился, обзавелся наследниками. Но сейчас, видя
на лице молодого герцога безнадежную усталость, он начинал понимать, что та
влюбленность выходила за рамки обычной юношеской романтики.
— Никаких доказательств нет.
— Как нет и доказательств обратного. Но кому еще это могло быть нужно?! — Квейг
с надеждой взглянул на Ланлосса — вдруг генерал, подобно бродячему фокуснику
достанет, как кролика из шляпы, имя неведомого убийцы.
Но Ланлосс ничем не мог помочь — других подозреваемых и впрямь не было:
— И все равно я не вижу причины. Не могли же его убить из-за книги!
— Могли. За эту книгу многих могут убить.
Ланлосс неопределенно хмыкнул — он не верил, что загадочная книга вообще
существует. Просто удобная причина для ссоры:
— И что там за трактат такой грозный?
— Немного истории из времен основания империи. В частности, что светлейший
король Элиан звался Элаан и был простым смертным, коему благоволили боги. Их
благоволения хватило, чтобы основать империю, но вскоре после этого король умер,
был благополучно похоронен, и его жена села на трон, так как он не оставил
наследников. Указано даже где его могила, в Луэроне, камень в пойме реки. Туда
до сих пор приходят клятвы приносить. Говорят, такой обет нельзя нарушить.
Ланлосс запустил руку в деревянную чашу с песком,
которым обычно посыпал письма, чтобы чернила быстрее сохли, набрал полную
горсть, высыпал обратно, снова зачерпнул:
— Экое любопытное сочинение. Но явно недостаточно, чтобы перевернуть основы
мироустройства. Нужны еще заинтересованные во власти книголюбы.
— Иннуону не нужна была власть.
— Наместница об этом знала?
Квейг опустил голову.
— И что, если так?
— Отдать ей книгу? — Предположил Ланлосс.
— Я сам так думал, пока не узнал про Иннуона. Мне не нужна ни власть, ни книга…
но моя жена — Аэллин.
— И что? Времена кровной мести вроде бы прошли.
— Она боится, что возвращать книгу уже поздно. — Сказать следующую фразу было
нелегко, — что наместница будет устранять свидетелей. И мы — следующие.
— Женщины постоянно чего-нибудь боятся. Ваш род всегда хранил верность…
— В отличие от герцогов Суэрсен. Я не могу отдать мальчика в столицу. Он Аэллин.
— А если это воля наместницы?
— То я пойду против ее воли.
— Это мятеж, Квейг. — Роковое слово, наконец, прозвучало. — Тебя никто не
поддержит.
— Многие недовольны военной реформой.
— Это еще не повод рисковать всем.
— Я не хочу этого. Не хочу.
— Тогда и не начинай.
— Зачем ей нужен мальчик? Он ведь точно не читал книгу.
— Это меня как раз не удивляет. Вырастет при дворе — будет лоялен.
— Вырастет? — С горькой иронией переспросил Квейг.
Ланлосс и сам несколько сомневался, что все закончится так благополучно. С
другой стороны, убрать мальчика можно было и в замке, зачем его для этого везти
в столицу?
— Что ты собираешься делать?
— Я еду в Сурем. Потребую предоставить мне опеку, согласно завещанию.
— Закон на твоей стороне. Но закона может оказаться недостаточно.
— Если наместница действительно хочет мира в стране — она отдаст мне мальчика.
— Будешь угрожать? — Ланлосс приподнял бровь.
— Да нет же! Она должна понять!
— Она должна заботиться об империи. Это ее первая и главная обязанность. И
справляется она с этим неплохо, трудно отрицать.
— Ради империи можно убивать детей?
— Восемь лет назад ради империи ты убивал.
— Но не детей же!
— Откуда ты знаешь, сколько детей умерли, к примеру, от голода, когда их отцы не
вернулись домой? Ах да, эти дети не были твоими племянниками. Ты готов залить
кровью полстраны только потому, что твоя жена напугана?
— Иннуон мертв.
— Вот именно. Уже мертв. Тебе нельзя сейчас ехать в Сурем.
Единственный законный способ не отдать герцогу
Квэ-Эро опеку над племянником — доказать, что он недостоин быть опекуном. И пока
Квейг на таком взводе — сделать это будет проще простого, палец покажи —
сорвется, как стрела с натянутой тетивы. Того гляди, еще и собственных сыновей
потеряет. Генерал Айрэ не хотел сейчас думать, виновна ли наместница в смерти
герцога Суэрсен. Даже если и так — любому полководцу порой приходится жертвовать
своими людьми. О случившемся надо как можно скорее забыть, книгу — сжечь. Вот
уже шесть сотен лет империя не знает междоусобиц, какой смысл пытаться захватить
власть силой, если всегда есть шанс, что твоя дочь или сестра станет следующей
правительницей? Порой наместниц убивали, но никому в голову не приходило
изменить саму суть мироустройства — на трон садится девушка из знатной семьи,
избранная Высоким Советом. Властолюбцы разыгрывали карты в свой черед, понимая,
что только один из них сможет стать королем, а наместницы могут меняться хоть
каждый месяц. Не стоит ломать то, что без сбоев работает столько лет. Генерал
Айрэ знал, что лучше пятно на совести, чем руки в крови. Но понимает ли это
Квейг?
— Зачем тянуть время? Все равно ведь придется. Наместница уже знает про
завещание.
Ланлосс смотрел на упрямо сжатые губы своего
собеседника. Двадцать восемь лет, а как был мальчишкой, так и остался. Глядит,
насупившись: как это мол, взрослые не разрешают стрелять из рогатки по воронам.
Не понимает, что ворона, свое гнездо охраняя, может и глаз выклевать. И
объяснять бесполезно — все равно помчится в столицу, и не в племяннике тут дело.
Хочет в глаза ей посмотреть, все еще не верит. А когда убедится, что был прав…
генерал на секунду прикрыл глаза… не простит. Пускай хоть пожары кровью по всей
стране заливать будет — не простит. Если бы он мог ответить иначе…
— На меня не рассчитывай, Квейг. — Держится молодцом, на лице ничего не
дрогнуло, только в глазах огонек потух, только что были синие — а теперь —
чернее ночного неба, даже отблеск свечи не может высветить синеву. — Мальчика я
оставлю, пока все не разрешится. Здесь его искать не будут. А если и будут — не
найдут. Но не более того. Хочешь уничтожить все, за что сражался — без меня.
Мешать тоже не стану. Не такой ты страшный враг, чтобы без меня не управились.
Квейг молчал — он надеялся, что генерал если не
поможет, то хотя бы поймет, даст совет. И что же? Тот же самый совет, что он всю
дорогу читал в глазах Дойла — убирайся домой и ни во что не вмешивайся. Но Дойл
простой дружинник, к тому же дважды забывший, кому присягал. Ланлосса Айрэ Квейг
всегда считал человеком чести. Но граф Инхор оказался прежде всего разумным
человеком. Более того, он как всегда был прав, герцог и сам знал, к чему
приведет сопротивление. Но не мог поступить иначе. А Ланлосс — может. Может
остаться в стороне, и Квейг понимал, что нужно быть благодарным и за это, но
детская, глупая обида щипала уголки глаз. Он взял себя в руки — главное, что
мальчик теперь в безопасности. А что генерал обещал не вмешиваться — тем лучше.
Квейг понимал — дойдет до военных действий — Ланлосс его в порошок сотрет и по
ветру развеет. А против Тейвора у Квейга есть неплохой шанс. Против Тейвора и у
курицы-несушки неплохой шанс будет. Герцог даже сумел улыбнуться в ответ:
— Благодарю, мой генерал. Это больше, чем я мог ожидать. С вашего позволения я
передохну у вас несколько дней.
— Разумеется. Все в твоем распоряжении.
Ланлосс кликнул слугу, чтобы тот проводил герцога Квэ-Эро в комнату для гостей, а сам остался в кабинете, выстучал на столешнице боевой марш, поморщившись — боги лишили генерала Айрэ музыкального слуха, возместив потерю командным голосом. Потом плеснул в кубок вина, с запозданием вспомнив, что даже не предложил Квейгу выпить, а тот с дороги. Проклятье — ведь пропадет, ни за что пропадет! Ланлосс с досадой отодвинул кубок. Мальчик ждал помощи, а получил нагоняй. И даже не поморщился, мол, спасибо и за это. Неужели ничего нельзя сделать, загасить безумие в зародыше, пока уголья только тлеют? Или Ланлосс упустил время, и вместо золы уже стеной встало пламя? Нужно поехать в столицу вместе с Квейгом. Если рядом будет кто-то, способный вовремя заткнуть молодому герцогу рот, возможно, получится уладить дело миром. В конце концов, даже после восьми лет затворничества в Инхоре должно слово генерала Айрэ хоть что-то стоить!
***
Утром, спустившись к завтраку, Ланлосс, между прочим, словно и не было вчерашнего разговора, сообщил Квейгу, что решил съездить в Сурем, развеяться, и не сумел сдержать улыбку, увидев, как просветлело в ответ лицо герцога Квэ-Эро.
LXXXIII
Чем ближе к столице, тем сильнее в душе личного секретаря наместницы Ванра Пасуаша боролись друг с другом противоречивые устремления. Одна часть его души стремилась вернуться в столицу, к привычному комфорту и благополучию, родной суете дворцовой канцелярии, роскошным балам и уважительным, а то и завистливым взглядам придворных. Другая же часть души, та самая, что позволила Ванру подняться столь высоко, отвечавшая за принятие осознанных решений, просчет каждого шага, составление планов, словом то, что высокомудрые ученые называют логикой, настойчиво подсказывала, что от столицы, а особенно от наместницы сейчас лучше держаться подальше. Ванр достаточно хорошо знал Энриссу: если она чего-нибудь захочет — добьется любой ценой. И сильнее всего раздражало, что его заранее включили в список допустимых потерь. Только женщина может быть настолько себялюбивой и настолько неблагоразумной одновременно! Но деваться ему было некуда, и в самом мрачном состоянии духа Ванр проехал в арку городских ворот, сморщив нос от городской вони. Неудивительно — он столько лет прожил во дворце. Тринадцать лет назад, когда целеустремленный юноша приехал из провинции в столицу делать карьеру, он не обращал внимания на городские ароматы. Город представлялся ему чем-то вроде высокой лестницы, которую нужно было преодолеть, ступенька за ступенькой, и стоя в самом низу, он был благодарен судьбе за шанс начать восхождение. Год за годом, медленно, но неотвратимо, он пробирался наверх. И если еще несколько месяцев назад Ванр терзался, что не может подняться еще выше, теперь он с трудом сдерживал страх оказаться в самом низу, за пределами вожделенных ступенек, и даже смерти он, казалось, страшился меньше, чем падения.
***
В кабинете наместницы царила вечная золотая
осень. Листопад на янтарных панелях светился матовым теплом даже в хмурое
промозглое утро, и только шелест дождевых капель за окном напоминал, что
сентябрь давно отшуршал свое по садовым аллеям. Энрисса уже знала о завещании, и
Ванр с удивлением заметил на ее лице признаки тщательно сдерживаемого
раздражения. Почту она получила почти месяц назад, за это время наместница
должна была успокоиться и продумать ответные меры. Но Энрисса окинула своего
секретаря взглядом, далеким от умиротворенности:
— Итак, господин Пасуаш, я жду объяснений.
— Я не понимаю, ваше величество. Все, что мне известно, я изложил в последнем
письме.
— В том числе и то, что вы отправили маленького герцога в столицу с надежным
сопровождением, не так ли?
— Как вы и приказали, — Ванр ждал иного приема после долгой разлуки.
— А вы уверены, что отправили его именно в Сурем? — Вкрадчиво поинтересовалась
наместница.
— Ваше величество, я отправил его в Сурем с нашим человеком, специально, чтобы
избежать возможных недоразумений.
— Тогда какого Ареда он оказался в Инхоре?
— В Инхоре? — Непонимающе переспросил Ванр.
— В графстве Инхор, господин Пасуаш. Вместе с вашим надежным человеком. Который
сбежал с мальчиком под надежную руку генерала Айрэ.
— Но генерал Айрэ не имеет ничего общего со всей этой историей, — запротестовал
Ванр, но в этот миг его догнала холодная волна понимания, — это невозможно! Он
все равно не получит опеку! Да и зачем ему?
— «Зачем» — мы скоро узнаем. Граф Инхор выехал в столицу. Вместе с герцогом
Квэ-Эро. Как вы могли позволить герцогу так быстро уехать из замка?
— Он настоял.
— Настоял, — язвительно передразнила наместница, — вы представляли Корону в
герцогстве Суэрсен. Вы и только вы имели там право на чем-либо настаивать!
Ванр опустил голову, признавая вину. Он так торопился отделаться от незваного
южанина, что не подумал о последствиях. Ванру в голову не пришло, что даже
переночевав в замке, Квейг успеет догнать племянника. Ванр никогда не
путешествовал с маленькими детьми и просчитался.
— Ваше величество, граф Инхор, скорее всего, оставил мальчика по просьбе герцога
Квэ-Эро. Не думаю, что он как-то замешан в этом деле. У него нет мотива, да и
потом — он ведь человек чести. — К последнему аргументу Ванр прибег с некоторой
неловкостью — слово «честь» редко звучало в политике.
— Это единственное, на что мы можем рассчитывать, Ванр, — негромко ответила
наместница, в один миг превратившись из грозной правительницы в усталую женщину.
Словно фитилек в лампаде задули.
Ванр и сам понимал — если генерал Айрэ решит поддержать Квейга — они и без
всякой книги обойдутся, наместница не удержится на троне. Знать не пошла бы за
выскочкой-простолюдином, но потянется под знамена герцога Квэ-Эро, а простой
народ, обычно стоящий в стороне, пока лорды выясняют отношения, откликнется на
первый же зов непобедимого военачальника. И уже будет не важно, что никаких
причин для восстания нет — толпа не рассуждает. И что тогда делать? Положиться
на петушиную гвардию Тейвора? Вот и получается, что сам по себе герцог Квэ-Эро
досадная помеха, а в паре с генералом Айрэ — смертельная угроза. Энрисса
закуталась в шелковую накидку таким зябким жестом, будто прохладный шелк мог
согреть. Ванр привлек ее к себе, разговор о делах на сегодня закончился.
Опубликовано с согласия автора.
Дата публикации: 17 августа 2007 года
(с) Вера Школьникова, 2006-2007