Библиотека портала "Венец"

www.venec.com 

Эмуна

Выбор наместницы

XXV

Последние несколько недель Ванр Пасуаш чувствовал себя самым удачливым и талантливым человеком в мире. О такой карьере он даже и не мечтал, когда с одной сменой белья и пустыми карманами приехал в столицу. И, хотя его нынешняя должность, в отличие от должности младшего секретаря, не была занесена в канцелярские ведомости, он знал, что не променяет ее и на место в Высоком Совете. Впрочем, рано или поздно это место ему и так достанется, нужно только подождать, а ждать Ванр умел. Пока же молодой человек неторопливо закреплял достигнутый успех. Он понимал, что должен по-прежнему оставаться для Энриссы незаменимым во всех отношениях. Уже потерявшая девство наместница вполне может заметить, что в мире есть и другие мужчины, а вот второго такого секретаря она не найдет нигде. Посему Ванр всеми возможными способами доказывал свою незаменимость, при этом соблюдая вынужденную осторожность — он хотел сохранить и голову, и другие части тела в целости и сохранности. Закон, строго карающий любого, покусившегося на честь наместницы, не признавал исключений и Ванр опасался, что ему, быть может, придется дорого заплатить за стремительную карьеру. Единственное, что его несколько утешало — закон так же строго карал и согрешившую наместницу, так что Энрисса стремилась сохранить тайну ничуть не меньше своего любовника. Они встречались редко и с величайшими предосторожностями, а на людях даже самый внимательный наблюдатель не заметил бы в отношениях наместницы и ее секретаря ничего необычного — Энрисса с детства умела владеть собой, а Ванр быстро научился, пройдя суровую школу на службе. Молодой человек сладко сощурился — порой он жалел, что вынужден сдерживать свои порывы: наместница оказалась великолепной любовницей, полной скрытого огня, и при этом нежной и ласковой. Энрисса внутренним чутьем сумела понять и провести четкую границу между делом и постелью: в минуты любви она превращалась в другую женщину, а вернувшись к бумагам и государственным проблемам — затягивала себя в броню холодной надменности, которую Ванр еще не так давно принимал за ее подлинную сущность. Ванр отодвинул от себя стопку бумаг, поднялся, потянулся, разминая затекшую спину — многочасовое сидение за столом все чаще давало о себе знать, прошелся по кабинету — да, у скромного младшего секретаря Пасуаша теперь был собственный кабинет, такой, что и министры позавидуют. Он посмотрел на клепсидру — пора идти переодеваться к вечерней аудиенции. Наместница приказала ему быть у нее сегодня в восемь и без бумаг. В своих покоях он открыл дверь гардеробной и начал задумчиво перебирать костюмы. В последнее время он несколько прибавил в весе — сказывался сидячий образ жизни. О, ничего существенного, но появилась некоторая солидность в облике, но от любимых светлых тонов пришлось отказаться. Впрочем, теперь он мог себе позволить заменить половину гардероба и даже не заметить траты. Он выбрал коричневый костюм, скромно украшенный золотой нитью, с удовольствием сменил рубашку — третий раз за день, провел щеткой по волосам, поправив чуть растрепавшуюся прическу, и подошел к зеркалу. Собственное отражение не вызвало у него никаких нареканий: приятный молодой человек с аккуратной бородкой, одетый по последней моде. Ну что ж, не стоит заставлять даму ждать, тем более что сегодня наместница явно вызывает его не для доклада.

Энрисса назначила весьма необычное место встречи — небольшая комната в библиотечной башне, на самом верхнем ярусе, так высоко, что Ванр успел запыхаться, поднимаясь по крутой лестнице. Обставлена комната была как жилая, но, судя по слою пыли, ею давно не пользовались. Наместница сидела в кресле, протянув ладони к камину, Ванр подошел, почтительно поклонился и только после этого прижал ее руку к губам. Энрисса качнула головой:
— Присаживайтесь, господин Пасуаш.

Ванр тяжело вздохнул в глубине души и сразу же отпустил ладонь наместницы, моментально превратившись в почтительного секретаря, готового выслушать и исполнить любую волю своей повелительницы (желательно прямо на этом ковре перед камином).
Наместница подождала, пока он займет место в кресле напротив, и продолжила:
— Я расскажу вам увлекательнейшую историю.

Увы, Ванр вовсе не счел эту историю столь увлекательной, когда узнал, что поисками пропавшей Аред знает сколько лет назад книги предстоит заниматься именно ему. А больше всего молодому чиновнику не нравилось, что Энрисса все еще не доверяет ему в полной мере. Тон рассказа не оставлял сомнений — наместница не поверила в страшную сказку о предстоящем конце света, но все равно хочет любой ценой найти эту книгу. При этом она предоставила своему секретарю самостоятельно догадываться, зачем. Ванр не стал спрашивать — все равно ему скажут только то, что сочтут нужным. Он привычно проглотил раздражение:
— Сколько у меня времени на поиски?
— Не больше пяти лет.
И снова Ванр молча принял сказанное к сведенью. Почему именно такой срок — он тоже должен догадаться сам.
— Понадобятся большие деньги.
— Получите из моих личных средств, сколько потребуется. Ваша задача — просто найти книгу, что с ней делать дальше, я решу сама.
— Хранитель окажет необходимую помощь? — Вопрос не был лишен смысла — Старый Дью терпеть не мог делиться с посторонними своими секретами, даже ученика до сих пор не взял.
— Разумеется, все, что вы спросите. Только не полагайтесь слишком сильно на проторенные дороги. Хранитель искал эту книгу уже больше ста лет, и до сих пор не продвинулся в поисках. Попробуйте найти свой путь.
— Я сделаю все возможное. Но если книги больше не существует?
— Значит, вы предоставите мне убедительные доказательства этого.
Ванр снова вздохнул, на этот раз уже вслух:
— Похоже, придется начать с архивов, — и медленно встал с кресла.
— Да, придется, — с улыбкой ответила наместница, — но не стоит так торопиться, ночью архивы все равно закрыты.

XXVI

Ланлосс Айрэ, еще недавно военачальник империи, а ныне — граф Инхор, с недоумением, медленно переходящим в раздражение, разглядывал свой новый дом. Это же надо было умудриться найти в горной местности единственную равнину, чтобы построить на ней графский замок! Если на первый взгляд казалось, что это сооружение можно взять штурмом за день, то более пристальный осмотр подтвердил самые печальные опасения генерала — каменное недоразумение, по иронии судьбы именуемое замком, вообще не надо было штурмовать — само скоро развалится. Командир гвардии, прошедший с Ланлоссом всю войну, разделял его точку зрения: восстанавливать тут нечего, нужно строить новый замок и в другом месте, где-нибудь в горах. Пока что пришлось раскинуть лагерь на равнине. Утешало Ланлосса только одно — супруга наотрез отказалась жить с ним в походном шатре и потребовала привести для нее в порядок покои предыдущей графини. Порядок получился весьма условный: выгнали крыс и смели паутину, но Резиалия была готова терпеть протекающую крышу и заплесневевшую мебельную обивку ради осознания, что живет в настоящем графском замке, причем не бедной родственницей, а полноправной хозяйкой. В тот вечер, когда графиня поселилась в наспех прибранных покоях, случился первый скандал между супругами. Как оказалось, Ланлосс слишком рано обрадовался похвальной молчаливости своей невесты — переход в статус законной жены магическим образом развязал ей язык, она умудрялась говорить даже во сне. В тот день, наконец, увидев за ужином супруга, она обрушила на голову вымотавшегося после похода в горы Ланлосса свои грандиозные планы по перестройке замка: он должен был срочно вызвать мастеров из Сурема, заказать новую мебель и несколько карет, перекрыть крышу, нанять добрую сотню слуг и так далее, и тому подобное. Вклинившись в небольшую паузу, Ланлосс вежливо, но непреклонно сообщил жене, что все это она сможет сделать в новом замке в горах, но далеко не сразу, а в течение десяти лет, если все пойдет благополучно. Казна графства сейчас пуста, налоги не собраны и нет никакой надежды собрать их в этом сезоне, а посему, единственные доступные средства — это ее приданое; за эти деньги возведут крепость в горах и заплатят жалованье солдатам. Как и предсказывала наместница, за генералом Айрэ согласились последовать в Инхор немногие, но даже этим немногим все равно нужно было платить. К сожалению, оказалось, что когда речь заходит о ее желаниях, Резиалия не желает прислушиваться к доводам рассудка. Она никак не могла понять, зачем ее сумасшедшему супругу понадобилась в мирное время крепость в горах, когда есть удобный дом на равнине, который просто нужно перестроить, почему выплатить вовремя деньги солдатам важнее, чем вести образ жизни, достойный их титула, и почему, в конце концов, муж уделяет так мало внимания и ей самой, и ее нуждам. Ланлосс мужественно выслушивал упреки и требования, понимая, что впервые в жизни теряет терпение. Право же, много лет командовать армией и ставить на место заносчивых графских сынков было намного легче, чем выдержать всего один разговор с супругой. Ужин давно остыл, чувство голода поспешно сбежало, не вынеся звуковой атаки, а Ланлосс по-прежнему невозмутимо вежливо возражал жене, умудрившись даже не повысить голос. Он надеялся, что рано или поздно эта неугомонная женщина выдохнется, и он сможет уйти спать, раз уж не удалось поесть. Сегодня Резиалия не вызывала в нем ни малейшего стремления исполнять супружеский долг. Впрочем, нельзя сказать, что он сгорал от желания и в другие дни. Порой Ланлосс подумывал, что стоит поговорить с лекарем и приходить к жене только в самые благоприятные для зачатия дни, но каждый раз отгонял эти мысли как недостойные. Ведь бедная девушка не виновата ни в том, что не нравится мужу, ни в том, что боги не наградили ее особым умом, а родители не сумели воспитать должным образом, и уж конечно она не виновата, что наместница выбрала в жены Ланлоссу Айрэ именно Резиалию Сорель. Графиня, похоже, была намерена продолжать выражать супругу недовольство всю ночь, но в планы Ланлосса входило поспать хоть несколько часов, поэтому он прекратил спор не самым вежливым, но единственно действенным способом:
— Сударыня, решение уже принято и вам придется с этим смириться. Я сделаю все возможное, чтобы как можно скорее исполнить ваши желания, но вам придется подождать, — после чего быстро вышел из комнаты, не дожидаясь, пока Резиалия начнет все заново. Если бы он знал, каким кошмаром окажется супружеская жизнь — умер бы холостяком, и Аред с ним, продолжением рода, вон, у младшего брата детей больше, чем монет в кошельке.

Ланлосс дал наместнице слово и намеревался его сдержать, но, чем больше сведений приносили разведчики, тем яснее генерал понимал, что ох как не скоро он сможет доложить о своих успехах. Как он и предполагал, крестьяне только выращивали травку, ну, приторговывали по мелочи, проходя горными тропами в соседнее графство. В Суэрсен, лежавший на севере, они соваться не рисковали, зная крутой нрав тамошних герцогов. Основной урожай они отдавали своим лордам, когда-то получившим поместья от графа Инхор, а дворяне перепродавали дурман дальше: по всей империи и морским путем в Кавдн и Ландию. Никаких налогов в графскую казну они уже давно не вносили, да и с чего платить? Неурожай у крестьян, ничего не выросло, и так год за годом, граф еще и помощь особо бедствующим вассалам выплачивал. Казначей сбежал за несколько дней до приезда нового графа, прихватив с собой и жалкий остаток денег и все бумаги, и теперь Ланлоссу ничего не оставалось, кроме как заново переписать владения всех дворян в Инхоре и установить новый налог. Выяснить, кто сколько задолжал казне, было невозможно, предположить, что должны все, и заставить заплатить — очень соблазнительно, но граф трезво оценивал свои силы. Пока что он может только вежливо просить, но уж никак не приказывать. Обвалы в горах самое обычное дело, попробуй потом докажи, что неопытный в здешних местах хромой генерал не сам в пропасть навернулся, да и не будет никто доказывать. Посему Ланлосс со всей возможной вежливостью принимал приезжающих приносить присягу дворян, внимательно выслушивал все жалобы и обещал войти в положение. Даже постройке нового замка он сумел придать невинный характер — дешевле получится, чем старый ремонтировать, а что место такое неприступное выбрали — так то графиня закапризничала, вид ей там очень понравился. Строительство вели как можно быстрее, к осени Ланлосс уже хотел иметь в распоряжении надежное укрепление, способную выдержать осаду. Пока же Ланлосс ждал ответов на свои письма. Наместница ничем не могла ему помочь — Инхор и так сожрал достаточно денег из казны, да и потом, она для того и отправила сюда Ланлосса, чтобы он решил для нее проблему, а не наоборот. Тем временем разведчики генерала Айрэ составили подробные карты местности, нанеся на них даже тропинки контрабандистов, обзавелись своими людьми в деревнях, разведали, где находятся склады и как охраняют караваны. Получить эти сведенья не составило особого труда — местные землевладельцы настолько обнаглели от полной безнаказанности, что даже не пытались скрывать размах своей деятельности. Наместница — далеко, боги — еще дальше, а графы давно уже махнули рукой на предприимчивых подданных, довольствуясь скромной платой за закрытые глаза, а уж при последнем графе и вовсе наступила полная вольница — ему даже деньги были не нужны, лишь бы травка не переводилась. Новый граф, несмотря на всю осторожность, все равно вызывал настороженность у местной знати — похоже, он не нуждался в деньгах, строительство шло полным ходом, крестьянам, подвозившим в замок продукты, платили так щедро, что вскоре у разваливающихся ворот начала собираться очередь. Ланлосс Айрэ не понимал намеков, возвращал дорогие подарки, но при этом не пытался менять установленные порядки. Репутация нового графа Инхор не оставляла никаких сомнений: нынешнее спокойствие — затишье перед бурей, и привыкшие к вольготному житью дворяне собирались выстоять эту бурю, но не знали, куда непредсказуемый генерал нанесет первый удар.

Ланлосс же с удовлетворением выслушивал от разведчиков, что землевладельцы выставили круглосуточную охрану на полях, запасаются водой на случай поджогов, уменьшили подушную подать, взимаемую с крестьян чуть ли не вдвое. Вся эта суета соответствовала его планам — пусть стараются, тратят деньги и силы. Уверенность — половина победы, сомнение — путь к поражению. Стояла середина лета, когда гонец привез ответ на первое письмо Ланлосса. Он пробежал глазами по листу и улыбнулся — теперь можно было начинать: Иннуон согласился одолжить своему бывшему командиру необходимую сумму, представитель Ланлосса уже должен был получить в Суреме векселя. Еще через три дня пришел ответ и на второе письмо, его принесла странная синяя птица — даже на Островах Ланлосс не видел ничего похожего. Орден Алеон согласился на неслыханное нарушение собственного устава, правда, на это ушла половина одолженных денег. Проклятые ведьмы, не стесняясь, заламывали цену, когда знали, что у клиента нет другого выхода. Теперь осталось дождаться ответов от соседей, согласны ли они продать графу Инхор зерно. Но в этом Ланлосс не сомневался. Погода стояла замечательная, в меру тепло, достаточно дождей, урожай обещал быть лучшим за последние десять лет, как в его скудном графстве, так и у более благополучных соседей. Еще через неделю он получил ожидаемое согласие, подписал торговый договор и заранее внес оговоренную сумму, чтобы когда придет время сбора урожая, предприимчивым продавцам не пришло в голову повысить цену. Единственное, что все еще смущало Ланлосса — малочисленность его отрядов, но к осени и это обещало измениться. Бывшие солдаты со всей империи, вкусив мирной жизни и не получив ожидаемого удовольствия, возвращались к своему старому командиру. К тому времени, как нужно будет действовать, у него наберется достаточно людей.

XXVII

Белая ведьма пожала плечами и протянула Ланлоссу письмо магистра Иланы:
— Это ничего не меняет, господин граф. Я не стану делать то, что вы просите.
— Но ваш магистр приказывает вам!
— И что? Если мой магистр прикажет мне принести в жертву Ареду десять грудных младенцев, я тоже должна буду слепо подчиниться?
— По уставу вашего ордена — наверняка должны!
— Вот согласно уставу моего ордена я и отвечу за свои действия.
— Но вы не можете отказаться, ведь все пойдет насмарку!
— Вы не согласовывали со мной свои планы, поэтому теперь не удивляйтесь, что я с вами не согласна.

Ланлосс тяжело вздохнул — тщательно продуманный дорогостоящий план рушился из-за одной упрямой девчонки! И где у нее только силы берутся для такого упорства?! Худая, ветер дунет — пополам переломает, невзрачная какая-то, бесцветная, ни бровей, ни ресниц. Волосы, из вежливости называемые русыми, а на самом деле — мышиного цвета, даже глаза — и те настолько светлые, что кажутся прозрачными. А вот гляди ж, сказала «нет» и никак ты ее с места не сдвинешь. Но у Ланлосса не было выхода — за такие деньги орден пришлет другую ведьму, но пока она доберется сюда — урожай уже успеют убрать, высушить и даже продать. Он продолжил уговоры, на этот раз уже не размахивая приказом магистра, а пытаясь объяснить смысл своего кощунственного заказа:
— Послушайте, я не знаю, как вас зовут…
— Эрна, — белые ведьмы, вступив в орден, принимали новые имена и отказывались от фамилий. Каждое имя проверяли по спискам, чтобы избежать повторений.
— …Послушайте, Эрна, я понимаю, насколько необычна моя просьба, но это действительно необходимо. Иначе погибнут десятки, а то и сотни людей. У меня нет другого способа навести порядок в графстве не прибегая к силе! Я не хочу убивать крестьян!
— И поэтому вы решили уморить их голодом!
— Да нет же, я ведь все вам уже объяснял! Я закупил зерно и буду раздавать его крестьянам!
— И их хозяева отнимут у них ваше зерно, точно так же, как отнимают этот проклятый дурман, и будут перепродавать втридорога!
— Этого я не допущу.
— О, разумеется, вы хотите, чтобы обезумевшие от голода люди прибежали к вам за защитой, выбирая между голодной смертью и смертью от руки своих хозяев за предательство!
— Я хочу, чтобы в моем графстве выращивали пшеницу и рожь, а не дурман! Я хочу, чтобы перестали умирать дети! — Ланлосс даже не заметил, что впервые назвал Инхор «своим графством».
— Вы выбрали неправильный способ добиться желаемого.
— Это я слушал тринадцать лет подряд, пока мне не позволили поступать так, как я считаю нужным, и я выиграл эту войну. Справлюсь и здесь!
— Вот и справляйтесь, но без моей помощи. Вы хоть представляете, о чем просите? Отнять у земли животворную силу, погубить уже пробудившиеся к жизни растения! Только солдату могла придти в голову такая мысль. Вы что, настолько привыкли убивать?

Ланлосс покачал головой — твердая позиция девушки невольно вызвала в нем уважение. Как разительно отличалась эта спокойная уверенность в собственной правоте от скандалов, ежедневно устраиваемых его законной половиной. Он уже понял, что не сможет заставить хрупкую девушку исполнить приказ, но не оставлял надежды, что сможет переубедить ее:
— Я не хочу убивать. Хороший командир тем и отличается от плохого, что всегда старается беречь жизни своих людей. Я понимаю, вы не доверяете мне, но постарайтесь понять — наши желания совпадают. Мы хотим избавиться от дурмана, и так, чтобы при этом пострадало как можно меньше людей.
— Да, это так.
— Вы здесь уже сколько лет?
— Шесть.
— И за это время вы ничего не смогли изменить, не так ли? — Девушка пожала плечами: мол, что ж тут сделаешь. — Более того, я проверил документы — еще двадцать лет назад в Инхоре было восемь белых ведьм, теперь осталась только одна. Ваш орден меньше всего думает о страданиях живущих здесь людей. Крестьянам нечем платить за услуги белой ведьмы, а дворяне при необходимости могут выписать целительницу из Сурема.

Эрна молча слушала генерала: он не сказал ничего нового, но безжалостно показал корыстолюбие ордена, выбив из рук девушки самое действенное оружие — она больше не могла ссылаться на моральные запреты и служение Эарниру. Иначе получилось бы очень странно: весь орден, с магистром во главе, интересуют исключительно деньги, а она одна такая благочестивая осталась, ничем не запятнавшая синих одежд. Ланлосс продолжал:
— Я не обещаю, что это будет легко, не обещаю, что не будет жертв, но я, по крайней мере, хочу хоть что-то сделать! Вы же, со своим страхом запачкаться, лишаете меня единственного шанса на успех! Но я все равно не остановлюсь!

Он не стал продолжать, предоставив ведьме самой догадаться, чем закончится его борьба с местными порядками без ее помощи — сначала реки крови с обеих сторон, потом на удивление своевременный несчастный случай, и наместнице придется искать нового графа, который, уже, конечно, не станет рисковать своей драгоценной шкуркой, и все останется как есть. Девушка прожила в Инхоре достаточно долго, чтобы без дальнейших подсказок представить себе весь ход событий:
— А вы действительно ни перед чем не остановитесь, генерал Айрэ, — задумчиво ответила она, — вы так уверены, что я растрогаюсь и не отправлю вас на верную погибель?
Ланлосс покраснел, кажется, первый раз за последние двадцать, а то и более, лет:
— Я надеюсь, что вы прислушаетесь к голосу разума. Помогите мне — и я помогу вам. Инхор ведь не платит налоги не только в имперскую казну, но и в казну ордена. Вы задолжали за пять лет и в любой день вас могут отозвать отсюда в более благодатное место, не так ли?

Эрна молча кивнула, она со дня на день ожидала, что ее переведут в другую провинцию. С одной стороны девушка хотела вырваться отсюда, но если она уедет, местные крестьяне останутся без всякой помощи. Храм Эарнира в Инхоре был один на все графство, в единственном маленьком городе, прилепившемся на склоне гор, и храмовые целители весьма неохотно соглашались ехать в горы. Вот и получалось, что белой ведьме приходилось работать за них — лечить всех, кто обращался за помощью, хотя обычно орден Алеон не занимался целительством, за исключением лечения бесплодия. Она же и давала имена крестьянским детям, которых родители не могли отвезти в город, чтобы сделать это как полагается — в храме, благословляла браки и освящала поля. К ней приходили люди со всей округи, зная, что у них не заберут последние жалкие гроши за помощь. Если девушка уедет сейчас — орден никого не пришлет на замену, и крестьяне даже не смогут дать имена своим детям, как в древние темные имена, когда люди еще не поклонялись Семерым. Нет, Эрна должна остаться здесь, в Инхоре, где она действительно помогает нуждающимся. В любом другом месте белая ведьма, подобно своим сестрам, будет за огромные деньги возвращать мужскую силу жирным купцам и избавлять загулявших дам из высшего общества от нежелательных последствий полученного удовольствия. Противно.

Ланлосс, тем временем продолжал:
— У вас будет достаточно денег, чтобы уплатить налог и, при этом не брать ни гроша за свою помощь. Если вы боитесь, что начнется голод — я могу поручить вам раздачу зерна, а если все будет хорошо — я попрошу орден прислать еще несколько сестер в Инхор.
— Интересно, если я помолчу еще несколько минут, вы пообещаете возвести храм Эарнира в каждой деревне?
— В каждой — нет, но алтарь в каждой третьей — в следующем сезоне. — Ланлосс уже понял, что снова победил.
— Хорошо, я сделаю то, что вы просите, но, если вы обманете меня — ни одна женщина в мире не сможет родить вам наследника!
— Я еще не настолько сошел с ума, чтобы обманывать белую ведьму. А еще меньше я хочу обманывать вас.
Теперь, когда Ланлосс добился желаемого, он мог не скрывать свою симпатию к собеседнице:
— А знаете, Эрна, я все время пытался понять, кого же вы мне напоминаете, но только сейчас догадался. Вы очень похожи на наместницу Энриссу, хотя на первый взгляд оно и незаметно.

И впрямь, невзрачная девушка чем-то неуловимым походила на блистательную наместницу — то ли поворотом головы, то ли привычкой пристально смотреть в глаза во время разговора, то ли неожиданно прорезающейся едкой ироничностью. Удивительно, как много общего оказалось между первой красавицей империи и серой мышкой из ордена Алеон, даже обет целомудрия. Белые ведьмы, так же, как и наместница, блюли девство. Эарнир не требовал от них верности, но потерявшая невинность девушка неизбежно теряла магическую силу, ослабляя тем самым орден. Посему нарушивших обет строго наказывали. Никто за пределами ордена не знал, как именно, но слухи ходили самые устрашающие. Правда, согрешившую ведьму почти всегда можно было выкупить за соответствующую плату, возмещающую ордену все потери, но плата была настолько высока, что даже графы и герцоги предпочитали удовольствия подешевле. И хотя закон не карал мужчину, с чьей помощью белая ведьма переставала быть таковой, найти желающих на этот запретный плод было ничуть не легче, чем на девство наместницы, охраняемое со всей возможной строгостью.
— А вы наблюдательны, мало кто замечает. Мы с ней троюродные сестры.

XXVIII

Такой беды в Инхоре не помнили даже старожилы — пол лета стояла прекрасная погода, а потом полил дождь. Да не просто покапало, а зарядило всерьез, без перерывов, днем и ночью с неба лила вода. Размыло немногочисленные дороги, а по тропинкам и вовсе стало невозможно пробраться, перевалы в горах завалило снегом, горные реки вышли из берегов и сметающими все на пути потоками ринулись вниз. Урожай сгнил на корню, дождь не знал снисхождения и не признавал разницы между злаками и травой, корнеплодами и дурманом, погибло все. После трех недель нескончаемых дождей погода, казалось, сжалилась над людьми, выглянуло солнце, но уже на следующий день началась страшная жара, засуха за считанные дни высосала всю влагу, насквозь пропитавшую землю и тогда стало понятно, что если небеса не сжалятся, погибнут даже те крохи, что уцелели под дождем.

Ланлосс не терял времени даром, к концу дождей крепость была готова, он перевез туда ругающую его почем свет стоит жену и разместил солдат в наскоро сооруженной казарме. Как только дороги чуть подсохли, под надежной охраной начали прибывать подводы с зерном от соседей, теперь, небось, кусающих себя за локти, что продешевили. Поставки удалось сохранить в тайне, для всех подводы везли дерево для графской мебели, мрамор для графских купален, бочки для графского вина и прочие необходимые в хозяйстве вещи. Все это время отставной генерал исправно навещал белую ведьму, он даже предложил ей перебраться в новую крепость, на всякий случай, но Эрна отказалась. Девушка выглядела еще хуже, чем в начале их знакомства, она похудела и утратила последние краски, оживлявшие блеклое лицо — заказ графа нелегко давался белой ведьме. Чтобы устроить такое бедствие с погодой во всем графстве, нужно было объединить усилия трех, а то и четырех ведьм, Эрне же пришлось справляться самой. Вдобавок к этому, она по прежнему терзалась сомнениями, глядя на страдающую от колдовства землю, а ведь самое страшное еще не началось — голод ожидал впереди. Ланлосс чувствовал себя виноватым перед своей недобровольной сообщницей и старался, как мог, загладить вину. Он приезжал почти каждый день, рассказывал — сначала, как продвигается строительство, потом — как подвозят зерно, как со всей империи собираются в его отряды люди. Генерал и сам не заметил, как эти визиты стали важной частью его жизни, когда из-за дел случалось пропустить день — он дольше обычного не мог заснуть, ощущал смутное беспокойство. Приходить к Эрне, рассказывать ей, что произошло за день, смотреть, как она внимательно слушает, положив подбородок на сложенные руки, пить горячий травяной настой с медом, а иногда и просто молчать, подкладывая ветки в дымящий очаг — без этого он уже не представлял свою жизнь. Белая ведьма ничем не показывала, что ждет его, не давала советов и почти не задавала вопросов, она вообще мало говорила, но каждый раз генерала встречала открытая дверь, а в котелке на огне кипела вода.

Возвращаясь домой Ланлосс с возрастающей горечью смотрел на свою жену. Теперь, когда их новый дом достроили, он уже не мог под благовидным предлогом жить в шатре и был вынужден поселиться с супругой под одной крышей, к счастью, в разных комнатах. Резиалия была недовольна всем: и этим каменным сараем, в котором приходилось жить вместо удобного замка, и старухой-горничной, и отсутствием светской жизни — никаких балов и приемов, где она могла бы блеснуть столичными нарядами и личным знакомством с наместницей, а более всего — мужем, до сих пор не зачавшем ей ребенка. Нельзя сказать, что Ланлосс не старался, он исправно исполнял супружеский долг, пересиливая нежелание, просто прошло еще слишком мало времени, но ждать Резиалия не умела и не хотела. Графиня понимала, что только ребенок навсегда обезопасит ее от возможного развода. Она постоянно жаловалась не только мужу, но и всем, кто попадался под руку, немногочисленная прислуга уже шарахалась от хозяйки, а среди солдат пополз слушок о мужской несостоятельности их любимого генерала. Впрочем, ему молчаливо сочувствовали — с такой женой и белый огонь не поможет, послушаешь, как ругается — и… кгм, руки опускаются, а как разойдется — так и вовсе за грань мира убежать захочется. Грань мира оставалась для Ланлосса недосягаемой мечтой, и он старался проводить с супругой как можно меньше времени, каждый раз находя неотложные дела. Вот и сегодня он оставил на столе недоеденный ужин, неожиданно вспомнив, что не успел поговорить с капитаном разведчиков. Разговор, против ожидания, получился весьма коротким, капитан только что вернулся из двухдневного рейда и валился с ног от усталости. Ланлосс успел выяснить, что горные тропинки как раз подсохли, и со дня на день нужно ждать каравана с остатками прошлогоднего товара, и отпустил разведчика спать, толку от того все равно было мало, а на карту можно будет посмотреть завтра с утра, все равно за ночь ничего не изменится. Наступило любимое время суток Ланлосса — долгий летний вечер, когда солнце уже спряталось за горизонтом, но еще светло, и только тонкий серпик луны просвечивается в сером небе. Генерал спокойно переносил жару, но, как и любой нормальный человек, радовался вечерней прохладе, вдыхая остывший воздух. Возвращаться домой и снова видеть Резиалию не хотелось до ужаса, бродить по лагерю без дела — тоже, и Ланлосс решил прогуляться, а заодно и навестить Эрну. Он уже был у нее сегодня, но ведьма поздно ложилась спать, можно было подъехать, рассказать ей о результатах разведки, посоветоваться, сколько еще дней нужно поддерживать засуху. Рыжий конь генерала успел выучить дорогу к небольшому домику белой ведьмы, лежащему на отшибе горной деревушки, и Ланлосс отпустил поводья. Он почти задремал в седле, когда умное животное остановилось перед дверью хижины — перед сорванной с петель дверью, лежащей на земле. В доме никого не было.

XXIX

Расспросы не помогли — крестьяне клялись всеми богами, что ничего не видели и не слышали, Ланлосс не верил, но не пытать же своих собственных подданных, и без того запуганных хозяевами! Искать Эрну нужно было по-другому, и он делал все возможное, каждый день с ужасом ожидая, что засуха прекратится. Пока солнце выжигало землю, он мог быть уверен, что белая ведьма жива и исполняет уговор. Жара спала на десятый день после исчезновения Эрны, и генерал Айрэ потерял всякую надежду, но продолжал поиски. Нужно было найти виновного и раз и навсегда показать, кто хозяин в Инхоре, но на самом деле Ланлосс хотел отомстить. Его разведчики прочесывали горы в поисках пещер или уединенных хижин, под видом наемников проникали в дворянские усадьбы, по большей части напоминавшие настоящие крепости, слушали пьяные разговоры в деревенских тавернах. И все без толку, белая ведьма пропала бесследно.

Остальные события, тем временем, развивались по плану: Ланлосс перехватил два больших каравана с «товаром» и несколько меньших партий и, без долгих разбирательств, развесил всех контрабандистов вдоль единственного в Инхоре имперского тракта, запретив родственникам хоронить тела, а жрецам Келиана — провожать покойников. Разумеется, он не ждал, что этого окажется достаточно, и местное население сразу испугавшись, вернется к трудам праведным, но, как Ланлосс и рассчитывал, оставшиеся контрабандисты взвинтили цены за доставку до заоблачных высот, никому не хотелось за гроши рисковать не только жизнью, но и посмертием. Торговцам дурманом пришлось серьезно призадуматься, стоит ли отправлять и без того скудные остатки запасов сейчас, заплатив вдесятеро, или лучше подождать, пока все успокоится. Тем временем агенты Ланлосса в Суреме отслеживали, кто из ростовщиков одалживает деньги дворянам из Инхора и под какое обеспечение. Доклады ложились на стол наместницы, и Ланлосс надеялся, что Энрисса разберется, что делать с этими сведеньями. Сам же генерал по мере сил перекрыл дороги и выслал лучников отстреливать почтовых голубей — он заблаговременно отрезал связь с остальным миром, не сомневаясь, что его действия вызовут поток жалоб, и наместница не сможет оставить их без внимания. А так, пока все вскроется — уже будет поздно что-либо предпринимать. Ланлосс понимал, что вешать нужно не наемников, а хозяев, а это уже чревато — не так-то просто в Великой и Священной империи Анра казнить дворянина без суда, графским произволом, даже если и есть за что. А проводить суд по всем правилам — так попробуй докажи, что именно этот лорденыш продает дурман подводами. То, что это всем известно — для судьи не аргумент, а вот звонкие монеты, которых подсудимый не пожалеет ради собственной бесценной шкуры — вполне. Поэтому правосудие в Инхоре в ближайшие полгода обещало быть строгим, неподкупным и очень быстрым. Ланлосс несколько переоценил свои возможности, и жалобы в том или ином виде доходили до наместницы, но Энрисса с любопытством наблюдала за ситуацией в Инхоре и не вмешивалась. Она не ожидала, что Ланлосс действительно наведет в графстве порядок, но раз уж он так рьяно взялся за дело — наместница подождет и посмотрит, чем все закончится. А жалобы всегда потом можно будет использовать, если граф Инхор вдруг начнет проявлять непокорность. Энрисса не сомневалась, что к концу года в красивой сафьяновой папке накопится столько бумаг, что Ланлосса Айрэ можно будет при желании четвертовать.

А голод уже подступил вплотную и оскалил зубы, глядя в измученные лица людей. Запасы как раз вышли, на новый урожай можно было не рассчитывать, а страх пока что не позволял подзаработать обычным способом — контрабандой. В самом графстве без денег ничего не купишь, а к соседям, чтобы обменять траву на хлеб, не пробраться. Границы закрыты, даже на горных тропинках, испокон века известных только местным жителям, маячили теперь фигуры солдат в форменных плащах графских цветов: черных с золотом. Эти два цвета буквально заполонили Инхор, никто и не думал, что у нового графа столько людей — пришел-то он с одним небольшим отрядом. Ланлосс терпеливо выжидал, продолжая поиски. В победе он не сомневался, но не испытывал от этого радости. В народе нарастало недовольство, стали приходить первые сообщения о разгромах дворянских усадьб — оголодавшие крестьяне искали зерно, дворяне начали отправлять свои семьи за пределы Инхора. Ланлосс не препятствовал отъезду женщин и детей, но главам семейств настойчиво предписывалось оставаться в поместьях. Граф, отбросив всякую осторожность, прямо заявил, что если его вассалы не в состоянии поддерживать порядок в своих владениях, он найдет более достойных на их место. Вассалы бросились подавлять крестьянские волнения силой и, на первых порах добились некоторых успехов, но ожидавший этого Ланлосс, выбрал несколько подходящих жертв среди дворян среднего достатка и лишил их земельных наделов под предлогом крестьянских жалоб на жестокое обращение. Жестокость была налицо, пепелища на месте деревень еще не успели остыть, а болтающиеся в петлях висельники отбивали всякую охоту оспаривать решение графа. Землевладельцы оказались между двух огней: с одной стороны, озверевшие от голода крестьяне, и законное требование графа навести порядок, с другой стороны — наказание за любое применение силы. К тому же Ланлосс оказался весьма осторожен, и подстроить ему несчастный случай никак не удавалось, а вызывать графа на дуэль было чревато крупными неприятностями — несмотря на хромоту за генералом Айрэ шла слава первого меча империи. Вот и пришлось идти к графу на поклон, признаваясь в своем бессилии. Ланлосс собрал со знати долговые обязательства и только тогда организовал раздачу зерна крестьянам, строго следя, чтобы ни одно зернышко не ушло на сторону. Он обещал Эрне, что невиновные не пострадают. Генерал все еще продолжал поиски, но уже из чистого упорства, не надеясь найти даже тело. Сердцем он отказывался принять печальную правду, но умом понимал — маленькая ведьма давно мертва. Каждый день он перебирал имена дворян, пытаясь определить похитителя, но с равным успехом это мог сделать любой из них, озабоченный судьбой урожая. Только от полного отчаянья можно было решиться украсть белую ведьму, вызвав тем самым гнев ордена Алеон. Нигде, кроме Инхора, подобное кощунство не сошло бы безумцу с рук, но Инхор в ордене давно уже списали со счетов, поэтому Ланлосс и не обращался к магистру Илане за помощью, понимая, что та предпочтет оставить безнаказанной гибель одной из сестер, но не позволит, чтобы их договор получил широкую огласку.

День, когда к Ланлоссу вернулась надежда, с утра ничем не отличался от всех предыдущих дней. Генерал мужественно выдержал завтрак в обществе супруги и ушел на ежедневное утреннее совещание с командирами отрядов. Дела шли неплохо: до нового урожая можно было не беспокоиться о контрабанде, раздача зерна проходила без волнений, запасов хватало, чтобы перезимовать. Ланлосс уже выслушал всех командиров и наметил план действий на ближайшие несколько дней, когда капитан разведчиков доложил, что с генералом хочет поговорить один из его людей. Здоровенный рыжий парень с торжествующей ухмылкой выложил на стол перед генералом деревянный кругляш, украшенный резьбой, на кожаном шнуре, чтобы носить на шее. Ланлосс повертел деревяшку в руках — грубая работа, вон, даже кора осталась, резьба кривая, да и дерево самое обычное, уж никак не алмазная ель или чешуйчатый дуб:
— И что это такое?
— Это, — ухмылка разведчика стала еще шире, — это, ваше сиятельство, амулет такой, особый, я за него двадцать монет отвалил.
Ланлосс все еще не понимал, о чем идет речь:
— И?
— А то, что амулет этот от магии белых ведьм защищает! Только в обычное время красная цена ему — две, ну три монеты. Кто ж в здравом уме от белых ведьм защиту искать будет? А тут целых двадцать монет запросил старый хрыч! Я ведь как подумал — не девицу на выданье украли, а магичку. Боязно должно быть, а вдруг рассердится? Потом ведь ни к одной девке близко не подойдешь, а то и вовсе все хозяйство отсохнет, говорят, они и такое могут. Ну, я и решил местных колдунов потрясти, вдруг кому такие амулеты в последнее время заказывали. Но ведь не придешь же просто так, не спросишь: а не делал ли ты, дед, такие вот амулетики, а если делал — то кому?

Ланлосс сообразил, к чему клонит парень. Колдуны и колдуньи обычно не обладали магическими способностями, колдуны так уж точно. Среди женщин иногда попадались обладающие природным даром, но не прошедшие обучения в ордене — белые ведьмы искали девочек с магическими способностями по всей стране и забирали на воспитание, но даже они не могли проверить каждого ребенка в каждой деревне. Занимались доморощенные волшебники целительством, чаще всего и в самом деле хорошо разбираясь в травах, мастерили амулеты для доверчивых простаков, на тех же простаков наводили или снимали порчу, в зависимости от заказа. Власти смотрели на все это сквозь пальцы, пока старушки-знахарки не начинали продавать яды или губить девок неумелым вытравлением плода. В Инхоре, где не хватало жрецов и была всего одна белая ведьма, колдунам вышло полное раздолье. Лекарство у них, правда, было одно — желтая травка во всевозможных видах, но другие целители крестьянам все равно оказывались не по карману.

— Ну, я по кабакам послушал, пяток колдунов набралось, к каждому пришел, амулет сделать попросил, четверо по две монеты запросили, как и полагается, а пятый, зараза такая, сразу двадцать заломил, ну, я и давай возмущаться, что за цены такие непомерные! А он мне и разъяснил, что дружинники лорда ихнего к нему за этими амулетами повадились, а работы там много, трудной, да и дерево нужное у него закончилось, пришлось покупать, мол, даже за двадцать монет себе в убыток делает, одно дерево дороже стоит, а ведь еще резьбой покрывать, да зачаровывать. Ну, я его послушал-послушал, отдал двадцать монет, живоглоту, а амулета нужно было еще день подождать, пошел в таверну — а там служивая братия гуляет, и у каждого на шее такой амулет болтается, не соврал старик. Про дерево-то, конечно, набрехал, ему красная цена пять грошей и то на ярмарке, а про заказы правду сказал. А на утро я амулет забрал и сразу назад, доложиться.
— Чья деревня?
— Лорда Артона.
— Понятно. Я твой должник, Иржи, — всех своих людей Ланлосс знал по именам, вне зависимости от того, как долго они ему служили, — получи у казначея сто монет.
— Да я только двадцать потратил!
— А остальное — награда за сообразительность.
— Спасибо, ваша светлость, только я не за деньги, честно.
— Знаю, иди, давай, мне подумать надо.

Рыжего сразу и след простыл, Ланлосс присел на край стола, задумчиво вертя в руках амулет. Никаким лордом Артон Кайрэн, ближайший родич предыдущего графа, не был. Лордами именовали только графских и герцогских сыновей, уже их дети теряли право на титул и довольствовались общим для всех дворян обращением «господин». Но, учитывая, что Артон владел доброй половиной плодородной земли в графстве, до сих пор не нашлось желающих указать ему на это вопиющее нарушение геральдических правил. Как раз Артона Ланлосс и подозревал с самого начала — самозваному лорду было что терять, а наглости хватило бы и на десятерых, но без твердой уверенности генерал не мог ворошить осиное гнездо раньше времени. Теперь он знал, кто похитил Эрну. Но была ли она до сих пор жива? Этого Ланлосс не мог знать, хотя и появилась некоторая надежда. Для защиты от покойницы амулеты ни к чему. Генерал вызывал к себе капитана разведчиков, приказал выяснить, в какой из своих пяти усадьб на данный момент находится Артон, уточнить, сколько людей охраняют его сиятельную особу, освободить от патрулирования достаточно солдат. Планы штурма у Ланлосса были готовы заранее, генерал не любил неожиданностей в бою, если, конечно, не подготавливал их заранее. В победе Ланлосс не сомневался — Артон никогда не сражался на поле боя и был твердо уверен, что число всегда пересиливает умение. А после победы… о, теперь у Ланлосса было достаточно оснований, чтобы казнить обнаглевшего дворянина даже с соблюдением всех правил, законы империи защищали неприкосновенность белых ведьм наравне с жрецами Семерых (маги Дейкар в подобной защите не нуждались, сумасшедших самоубийц и так не находилось). А если добавить к этому смехотворное обвинение в присвоении титула, то доказывать, что не-лорд Артон уже много лет держит в руках основную торговлю дурманом, не понадобится: и без того вполне достаточно преступлений, чтобы укоротить его на голову.

Далее

 

Обсудить на форуме

Опубликовано с согласия автора.

Дата публикации: 17 августа 2007 года

(с) Вера Школьникова, 2006-2007